За корнем жизни

 

 Ещё в начале 20 века В.К.Арсеньев с тревогой говорил о женьшене: «… Этот драгоценный дар Земли вымирает, и мы должны уберечь его от участи динозавров, морской коровы и гигантского эпиорниса, которые навсегда исчезли с мира нашей планеты».
  Многими именами наградили это редкое растение люди: «Дар богов», «Дух земли», «Корень жизни», «Сто сил»…  Ещё один перевод с китайского слова женьшень (жень – человек, шень – корень).  В медицине стран Восточной Азии женьшень известен на протяжении 4-5 тысячелетий, ценится на вес золота.   
  В Китае и Корее народная медицина считает женьшень «высшей сущностью», символом справедливости и добра, залогом счастливой жизни. На востоке до сих пор верят, что поиски и выкапывание найденного корня жизни обязаны сопровождаться определённым ритуалом. Так, например, корневщики должны отправляться в тайгу без всякого оружия. Только мирный человек с добрыми намерениями  может искать волшебный корень, в противном случае искатель подвергает себя серьёзным испытаниям и рискует вовсе не вернуться…  Сложены, передаются из поколения в поколения и другие легенды и предания о женьшене. Полностью верить им или усомниться в хоть какой-то правдоподобности - это право каждого…   

               
   За корнем жизни

  Я вовсе не вынашивал многолетних планов, не грезил и не мечтал, во что-либо не стало отправиться на поиски женьшеня. И всё-таки путешествие в Приморский край, на короткий промежуток времени связало меня с этим удивительным представителем дальневосточной флоры. История моего поиска женьшеня, наверное, началась с момента встречи со старым другом. Хотя, если вспомнить те невероятные ситуации, с которыми пришлось столкнуться во время сборов в дорогу и в течение самого путешествия, тот мистический и сказочный ореол, каким в рассказах и легендах окружено это редкое растение, теперь,  не могу утверждать, что доподлинно знаю её начало…
 
  Эту запись ещё и сегодня можно найти на сайте литературного - художественного альманаха «Охотничьи просторы». Наконец-то мы тебя нашли… – писали мои бывшие однокурсники по Приморскому сельхозинституту супруги Елена и Володя Дьяченко. В период обучения в институте и сразу после его окончания я не раз бывал у Володи дома, приезжал он и ко мне в Николаевск, мы выбирались в таёжные путешествия, отправлялись на рыбалку.  Но потом наши дороги жизни не пересекались, и  с момента последней встречи с товарищем прошло, ни много, ни мало – двадцать два года.
  Вероятно, и читателю не раз приходилось встречаться с ситуациями, когда прежде симпатизирующие друг другу люди или даже друзья детства постепенно расходятся во взглядах, в отношении к жизни. Тебе вроде и самому кажется, что не меняешься (тут автор в первую очередь критикует, конечно, самого себя), и даже порой такой замечательный и «пушистый», но со стороны виднее…  Как там у нас… найдём ли точки соприкосновения… – задавался я вопросами перед возможной встречей с бывшим однокурсником.
  Благодаря  сотрудникам сайта, которые оказали содействие  в обмене электронных адресов, нам удалось связаться.
  Голос Володи почти не изменился. Но по телефону много не поговоришь, да и понять друг друга сложнее, чем при разговоре «вживую». Вспоминая «былые годы», сошлись на мысли, что неплохо было бы, встретиться,  совместно порыбачить или просто побродить по тайге.
  – Как, хватит здоровья? Полазать по сопкам. Они у нас крутые. Приезжай! – подначивал товарищ.
  – Наши амурские хребты не уступают приморским в крутости! Сам приезжай – проверишь! –  хорохорился и я, рассчитывая заманить в гости старого друга.
  – К вам сложнее добираться. Так что милости просим к нам. Тайга, рыбалка, чего пожелаешь, – продолжал рисовать радужные перспективы приморского путешествия Володя.
  – Может в конце лета. Со временем сейчас напряг, – неопределённо пообещал я.
  – В самый раз. На корнёвку отправимся, за женьшенем, – неожиданно предложил товарищ. 
  – За женьшенем? Ты знаешь, где он растёт? – удивлённо переспросил я, до этого ни разу не встречавшийся в природе с этим редким растением.
  – А вот приедешь – сам увидишь. Женьшень всем помогает, силушки прибавляет, и жизнь продляет, – настойчиво звал в гости Володя.
  «Женьшень – это серьёзный аргумент, чтобы организовать нашу встречу в Приморье», – посчитал я и в конце августа, когда уже точно вырисовывалась перспектива свободных дней, позвонил товарищу:
  – Могу нагрянуть в начале сентября? Можешь организовать поход за женьшенем? Как у тебя со временем?
  – Приезжай, встретим по высшему разряду и за женьшенем сходим, – великодушно разрешил Владимир.
Согласовав точную дату приезда, я уточнил точное место нашей встречи. 
  – Бери билет до Лесозаводска. Я тебя на вокзале встречу, – предоставил более точный ориентир товарищ.
 Я заранее взял билет на речной теплоход, собираясь в Хабаровске пересесть на поезд. Однако через два дня, после последнего нашего разговора,  раздался звонок и приятель обескуражил меня вопросами:
  – Ты едешь?.. Когда?.. А раньше не можешь?.. 
  «Мы же договорились», – думаю про себя, а сам вслух, чтобы товарищ наверняка не забыл, повторно проговариваю последовательность своего движения, дату приезда в Приморье, и, на всякий случай, уточняю: – А куда ехать?
  – Жду тебя в Сибирцево! – меняет координаты встречи Володя.
«Ну, мало ли чего, человек запамятовал, может, изменились обстоятельства. Жизнь полна сюрпризами. Не выяснять же сейчас, что да как!» – нахожу я оправдания  внесённым Володей «коррективам» и соглашаюсь на перенос встречи в Сибирцево. 
 Однако на следующий день опять раздался звонок и состоялся, на мой взгляд, почти тот же самый разговор с Володей, хотя похоже на взгляд товарища всё было ему в «диковинку».
  – Ты едешь? – интересовался Володя, – Когда?
  Я в какой раз старательно пересказал наш «уже согласованный  план»  и повторил конечный вопрос:  «Куда ехать, Володя?» И не зря, так как получил новые «широту и долготу» дислокации товарища – город Спасск.

  А между тем, согласно купленных билетов, «Метеор» благополучно доставил меня по Амуру до Хабаровска, а всё оставалась неясность и неопределённость пункта конечного назначения. Уже перед самой покупкой билета в железнодорожных кассах, я последний раз узнал до какой станции брать билет. И получил адрес уже упоминаемое ранее конечного пункта маршрута –  Сибирцево.
  Пензенский поезд, спешивший во Владивосток, лишь на две минуты по расписанию, остановился рано утром на железнодорожном вокзале станции Сибирцево. На перроне никого из встречающих не было. Телефон Володи молчал. Я, уже ругая себя «за авантюризм»,  принялся изучать расписания поездов, размышляя кого из «близких» знакомых обременить внезапным вторжением, когда меня окликнул высокий сухопарый с пунцовым слегка одутловатым лицом незнакомец в потёртой камуфляжке и обутый, несмотря на тёплое сухое утро в короткие резиновые сапоги. Я машинально попытался найти в незнакомце, откуда-то знающем  моё имя, черты Володи, но неразвитое воображение не позволило сделать этого, тогда как бы однокурснику уже в зрелые годы предстояло изрядно прибавить в росте.
  - Я, Саня Дронов. Володя будет позднее, - как бы поняв причины моей задумчивости, подойдя поближе, не выказывая особой радости и дохнув на меня тем самым запахом, который обычно бывает после тяжёлой борьбы с известным  представителем «паразитирующих пресмыкающихся – зелёным змием», представился он. 
  Я последовал за проводником, который, не растрачивая понапрасну энергии на слова, каким-то интуитивным чутьём угадав меня, сейчас был обременен великими «философскими» мыслями.  В своей квартире, стремясь найти этим мыслям материальное подтверждение, прямо с порога перешагнув через «утрамбованные» под завязку рюкзаки, примостившиеся у двери, Санёк проследовал на кухню, его глаза на время засветились пламенем надежды. Но заглянув в холодильник, под стол, и, не обнаружив там «кода земли» Дронов вновь погрузился в медитативное состояние… Я же стал наблюдать за другими жильцами квартиры: свободно перемещавшимся по квартире, но летавшим как-то боком, то ли из-за болезни, то ли из-за ранения крикливым пёстрым щеглом; имеющим свой домик – клетушку суетливым бесхвостым полосатым бурундуком, то и дело хитро зыркающим на меня чёрными пуговками глаз; и хозяина круглого вместительного террариума, впавшим в «клубочно-дремотное» состояние – амурским полозом. 
  Володя появился часа через два, с поклажей - парой болотных сапог. 
  После крепкого рукопожатия и коротких расспросов «что, да как?» я постепенно убеждаюсь: мой старый знакомый за прошедшие годы внешне и по характеру почти не изменился: подтянутый, спортивный, сменивший кучу работ от лесничего и инженера рыбозавода  до предпринимателя и проводника поезда дальнего следования, имеющий несколько жилищ в различных районах края, но так и не прикипевший прочно ни к одному из них,  лёгкий на подъём, бурлящий энергией  и переполненный разными грандиозными замыслами. Упаковав резиновые бродни в рюкзак, поглядывая в сторону сохраняющего глубокомысленное молчание Дронова, бывший сокурсник рассказал:
  - Долго ехал, мы замучились тебя ждать!  Да вот Санёк тут ещё… Ну, ничего, ничего - тайга лечит! Он там отойдёт. Зато знаешь, как любителям (на этих словах Володя прищёлкнул пальцем по подбородку) в тайге везёт!  Ведёт их рука божья. Мы раньше с Саней столько походили…
Наконец Володя объясняет, что у них всё готово в дорогу: «…всё на мази, сейчас, последний аккорд – прощание с родными Дронова, могут быть проблемы - Саня под всемерной опёкой жены…»
  - Всё! Всё, Наташа! Надо мужика вытягивать! Прямо за уши!  - обращается мой однокурсник к супруге Дронова, заглянувшей в обеденное время в квартиру.
  - Володя, ты его уже три дня вытягиваешь, так он получается, сам тебя  перетянул, как бы опять чего-нибудь не вышло… - засомневалась хозяйка квартиры, стоит ли доверять нам свою драгоценную половину.       
  - Всё будет нормально! Это мы друга ждали. Готовились. Пока-пока-пока… - избегая выслушивать «поучительные проповеди», Володя, виновато поглядывал на хозяйку и с надеждой на меня, ища  веского слова поддержки, в то же время незаметно подёргивал Дронова за рукав к парадной двери, что бы тот не рассусоливал и не тянул волынку, поторопился в дорогу. Саня что-то мямлил невразумительное…  Из чувства солидарности с товарищами я чего-то сказанул, скорее какую-то несуразицу. Наконец, супруга Александра Дронова проявив великодушие,  «махнула на нас рукой», на прощание, мимоходом взглянув на раскричавшегося щегла (наверное, предчувствующего долгое расставание с хозяином и выражающего свою душевную боль), попросила:
  - Саша, пожалуйста, не приноси больше никого из леса.
  От Сибирцево нашу тургруппу подбирает рейсовый автобус, идущий из Владивостока,  примерно через полчаса пути мои сотоварищи просят водителя сделать внеочередную остановку. Мы  выходим и, впрягшись в пузатые рюкзаки, топаем по уходящей от центральной трассы заброшенной лесовозной дороге, а ещё примерно через час сворачиваем  по редколесью на восток к предгорьям Сихотэ-Алиня. Когда-то в этом районе заготавливали древесину и о былом величии леса сейчас напоминают ещё не отгнившие громадные в диаметре пни, черными головешками выглядывающие из травы слева и справа от тропы. Почему-то, может испуганные безжалостной рубкой своих великих предков,  большинство встречающихся молодых деревьев не прямоствольны, покорёженные молодые дубки и берёзы чередуются по склонам сопок с окривевшими клёнами и липами...
 В одном из распадков решено было остановиться на первую ночёвку. За ещё один дневной переход, со слов компаньонов,  мы должны добраться к местам, где они не раз находили женьшень. Всей группой дружно занимаемся подготовкой бивака. Когда, уже всё готово, для разведения костра, мы с Володей обращаем внимание, что куда-то пропал и сейчас не попадает в поле зрения Санёк.
  - Кажись, ушёл за очередной партией дров и не вернулся, - замечает Володя.
 Мы дружно позвали Дронова. Наш товарищ отозвался, где-то совсем недалёко.  Безрезультативно подождав ещё немного возвращения Александра, решили его отыскать.
  - Неужели нашёл! Везёт Сане, что я тебе говорил, – издали завидев Дронова, копошившегося под ясенем, сделал первоначальный вывод Володя.
  Если бы не габариты Александра, то он вполне сошёл был за ребёнка,  только что увлечёно возившегося в песочнице, весь извазюкавшийся и перепачкавшийся в «строительном материале», но довольный и счастливый от удачно построенного «воздушно-песочного замка», а ещё больше от своих философских затей, он сейчас, дожидаясь когда мы окончательно приблизимся, облокотившись спиной к стволу дерева, счастливо созерцал мир.   
  - Вот дела-то! Кукша или кедровка занесла семечко ореха, спрятала про запас, да забыла. А кедрушка возьми и прорасти.  Но в корнях ясеня он не поднимется – зачахнет. Сейчас пересадим и будет полный ажур. Тайге без кедра нельзя. Кедр - всему голова, - объяснил нам Дронов причину своей пропажи из лагеря, показав только что выкопанный из земли саженец кедра, всего лишь с несколькими пучками длинных иголок.  Слегка разочарованный, было поверивший в быструю женьшеневую удачу, Володя принялся помогать Александру. Вместе они разрезали ножом дёрн и взрыхлили землю,  готовя новый участок под пересадку хрупкого побега хвойного дерева… 
  Возле костра мы с Володей ударились в воспоминания молодости, а Санёк нашёл себе новое занятие - опекал подобранного где-то  подраненного зяблика. Дронов, делал птице «примочки» и «припарки» из известных только ему трав, силком кормил хлебными крошками, а когда, тщательно осматривая оперение, подносил зяблика к самым глазам, со стороны представлялось, что-то нашептывает ему…
  - Ты уж пойми, не может он нормально переносить всё происходящее в Сибирцево. Развал и разруху многих предприятий. Бывает и «наступает на пробку», срывается… А в лесу оживает, столько домой раненых зверюшек перетаскал… Всех выхаживает, потом отпускает, -  рассказывает мне про жителя Сибирцево Володя.
  К полудню второго дня нашего путешествия тайга начала принимать девственный вид, всё больше встречалось рослых, деревьев и кустарников.  Удивительное место, единственное такое на земле, где картины северной и южной тайги чередуются и переплетаются между собой, даря взгляду путника необыкновенное разнообразие. Рядом с пушистой елью можно здесь встретить монгольский дуб, с плотной листвой, а кудряшки белоствольных берёз дополняют в лесном ансамбле ажурные кроны маньчжурского ореха с гроздями плодов в прочной зелёной скорлупе.   
Прошёл бы не заметил, так нет же засвистит-задразнится широко распространенный по Дальнему Востоку полосатый бурундук и неподвижно замрёт, прилипнув телом к редкому завёрнутому в пробковую кору стволу амурского бархата, «а ну-ка разгляди меня?» «Впадёшь в детство» - поиграешь в прятки с бурундуком, а после жуткого рёва другого полосатого обитателя тайги –  амурского тигра в стихшей округе услышишь, как отчётливо бьётся твоё сердце. И ещё не уняв «дрожи в теле», уже с обострённым восприятием  можешь приметить притаившегося в кроне холодолюбивой пихты скромно оперённого рябчика, а через несколько шагов невольно вздрогнуть, подняв «расфуфыренного» фазана из зарослей типичных представителей «тёплых широт» элеутерококка и аралии. Соревнуясь в своём «разбеге к небу» лианы винограда и лимонника обвивают морозоустойчивые лиственницы и широкие колоны чезоний. Ещё недавно на твоей тропе оставила след не боявшаяся глубоких снегов «широколапая» разбойница - росомаха, а вскоре пересекаются ваши пути-дорожки с южным представителем куньих - харзой.
  Душевно богаты и люди, с детства связанные с лесом, вбирающие в себя щедрость, красоту и мудрость Приморской тайги…   Саша мне всё больше напоминает доброго великана, который в силу разных причин не мог расправить плечи и реализовать среди людей заложенных в нём   возможностей, а в лесу видит свою нужность… Заметил, что и Володя «не чужой» в тайге, всё делает умело, старается «зазря» не обидеть никого из жителей леса: не стал разводить костёр недалеко от муравейника, предпочёл собирать валежник подальше, но не  порушил высохшую лесину, обнаружив в ней дупло с гнездом… И хоть подтрунивает порой над Дроновым, но относится к нему с большим уважением…
  Вскоре впереди показалась лесная речка. Места возле водоёма топкие и мы решили остановиться на небольшой возвышенности. Сбросив намозолившую спину поглажу и, оставив Санька на разведение костра, надеясь отужинать ушицей отправились на речку с удочками. Рыбалка увлекательное дело, особенно когда клюёт и парой забросов дело не закончилось…
  Возвращались мы с десятком хариусов, когда услышали приглушённые рокотом реки крики, раздавшиеся с бивака.
Обеспокоенные, поспешили к таёжному лагерю.  Заметив нас, Дронов кричит что-то, показывая на ближайшее дерево.  Только теперь, к своему удивлению, обнаруживаем на нём медведя - белогрудку.   Косолапый завидев подошедшую к двуногому подмогу, сначала, карабкается на метр-другой ещё выше от земли, потом передумав прятаться в кроне ильма, юзом, так что трещат и слетают вниз обрывки коры, сползает с дерева и стремительно убегает.
 Ещё окончательно не успокоившись и отпустив вдогонку  ретировавшемуся в таёжные дебри медведю в принципе миролюбивые упрёки типа: «У-у-у, зверюга!», Санёк рассказал о происшествии: «Я уже смастерил костерок, заготовил сушняка, разложил еду, думал вы вот-вот подойдёте.  И тут потянула меня какая-то сила, если хотите голос: «Проверь, где-то здесь женьшень». И я решил сделать небольшой «крючок» вокруг бивака.  Но корня не обнаружил, а в лагере, нос к носу столкнулся с медведем, и сгоряча сиганул от него в сторону».
  «Медведь привлеченный, по-видимому, запахом съестного «по щучьему велению» расстеленной в его владениях «скатерти-самобранки» не преминул воспользоваться угощением, но задетый врасплох неожиданным появлением человека,   тоже испугался - «погорячился» и вместо того, чтобы дать драпака, вскарабкался на дерево», - такой вывод уже сделали мы с Володей, более трезво оценив ситуацию…
 Отведана уже затемно уха. Замолчали до рассвета птицы. Лишь в вечной бессоннице, то плакала, то смеялась, таёжная река. Засыпал с радужной мыслью: «Утром мы начнём поиски женьшеня, того самого настоящего и легендарного корня жизни…»

  С рассветом, несмотря на то, что начала портиться погода и видимость стирается моросящим туманом «строимся цепью». На расстоянии примерно 50 метров друг от друга продвигаемся вперёд, стараясь не терять  из поля видимости товарища и в то же время тщательно осматривать участок вокруг себя. Основной ориентир — красный шар созревших семян, по которым корень жизни выделяется среди других растений и может быть замечен издалека…
В течении нескольких часов мы прочёсываем южный склон сопки, но пока безуспешно. Товарищи объясняют - здесь всё благоприятствует произрастанию женьшеня: хороший подлесок, много затенённых мест, заросли папоротника, непосредственные спутники корня  жизни  -    крестовка и горный пион… Но самого корня жизни, увы, нам пока встретить не удаётся. Мои проводники внимательно осматривают местность…
  - Бывает неблагоприятный год и много корней засыпает. Сам женьшень при этом живой, но надземных побегов не даёт. - объясняет Саня и через некоторое время обнаруживает старые затёсы на дереве.  Мы останавливаемся, чтобы их лучше рассмотреть.
  - Метки старые, уже заплывшие смолой. Возможно, ещё остались от древних корневщиков, которые срезали кору для изготовления коробки и транспортировки корня, - объясняет Володя.
 - Раньше место, где найдены корни помечали, ставили специальные знаки, чтобы другие искатели женьшеня знали. Если хозяин, считал, что корень ещё должен подрасти, также особо помечал его, и другие таёжники не смели трогать женьшень.  Сейчас иные времена. Другие мораль и нравы... Если кто и знает схроны женьшеня, то обламывает в августе стрелки, чтобы по красным зонтикам созревших семян не давать дополнительных ориентиров, - рассказывает Александр.
  На коротком совете решаем перебраться в соседний распадок. Во всё более сложно проходимом лесу нам попадается зверовая тропинка, которая, в общем, совпадает с направлением нашего маршрута. Лесная дорожка, то ныряет под зависшую над землёй лесину, то делает петлю, выходя к скалистому обрыву. Но мы предпочитаем пока её придерживаться - от добра, добра не ищут…  Тропинка раздваивается, а слева от неё, словно в сказке выситься крупный валун, вместо письмен испещрённый мелкими трещинами. Слева, больше поперечные, а справа - продольные.  Мы выбираем правый отворот и через несколько шагов под кедром замечаем большой почти круглый след тигра, с хорошо видимыми отпечатками четырёх пальцев.
  - Амба гуляет здесь! Вот она тайга, безлюдная и где-то нетронутая, на первый взгляд. Но, есть у неё хозяин и вот его печать! - немного пафосно и торжественно произносит свои слова Володя
  Тут же встревает Санёк, рассказывая какое-то древнее придание:
  - Князь лесных зверей – тигр, повелитель водных обитателей – дракон, а царь лесных растений – женьшень. Днём и ночью тигр и дракон стерегут женьшень  и горе тому кто отважится без спроса прикоснуться к корню. Так записано в древней китайской книге, возраст которой несколько тысяч лет… 
  А вместе с тем, чем выше мы поднимаемся, тем более мрачная картина захватывает нас. И если  окружающие пейзажи имели какие-то оттенки восприятия у каждого, то общая картина  с очередным десятком шагов подъёма приобретает всё более гнетущий характер, подавляющий всякий весёлый нрав и оптимистический настрой. И чего мы сюда попёрлись, но какая-то непреодолимая сила продолжает вести нас вперёд.
  Либо ветродув, либо невесть какой тайфун вывернул деревья, уложив их в кольца. В этом месте уже нет следов копытных, остерегающих сломать себе ноги. Наверное, попавший сюда путник ни мало не удивился, если бы из-за непричесанного гребня сопки вдруг вылетела баба-яга, или поднялся, за очередным выворотнем, гремя белесыми костями кощей…
   Мы забираемся почти на макушку хребта за границу слезящихся облаков и оказываемся, посреди бескрайнего белого колышущего океана, словно на острове,  плывущего по воле небес в какую-то неведомую и  диковинную страну. Вроде начался спуск, но, увы, вскоре разочарование - это лишь седловина двуглавого хребта. Мы продолжили движение, однако дымчатость разрядилась, и стали слегка просматриваться очертания ближайших сопок. Видно, расположенный поперёк господствующих ветров таёжный хребет был загоном для сбившихся в табун прежде вольнопасущихся белокрылых воздушных странников, а впереди нас ждало и вовсе синее небо.  Саня, идущий впереди, поднявшись на безлесный каменистый уступ вдруг закричал, оглядываясь и маша рукой, чтобы мы поторопились, другой рукой показывая куда-то вниз:
  - Дракон! Дракон!
  Подстёгиваемые любопытством: «Неужели, внизу под сопкой след тигра, а теперь и наяву дракон? Те самые звери, что по восточной легенде стерегут женьшень». Чтобы хоть краем глаза глянуть на ископаемое животное,  о котором никто не знает, а оно вон где - живёт себе спокойно в дебрях Сихотэ-Алиня,  вопреки почему-то заснувшему инстинкту самосохранения, мы пригибаясь, чтобы не быть прежде времени замеченными ископаемым хищником, в несколько секунд преодолели разделявшее нас с Дроновым расстояние. Мы смотрели в разные сторону, готовые вот-вот увидеть вылетающего из-за сопки и высматривающего добычу  археоптерикса, или на крайний случай уверено и тяжело, до содрогания земли, ступающего вперевалочку меж кедров и дубов бронтозавра. 
  - Где… где, дракон? - шёпотом и маскируясь за каменистыми россыпями, - спрашивает Дронова Володя.
  - Да вон же! Плывёт по реке, - отвечает вполголоса Саня.
  Я хорошо слышу их разговор, тщательно ощупываю глазами русло реки – там, в самом деле кто-то плывет.   Из воды торчит голова на длинной шее и спина животного…
  Володя ещё некоторое время созерцает чудом выжившего дракона, а затем, презрев близкую опасность, смело встаёт во весь рост:
  - Коряга! – посмеиваясь над нами, заявляет он.
Действительно, теперь замечаю и я: старое дерево, высунуло один причудливо изогнутый сук из воды и медленно сплавляется по реке. Вскоре течение выволокло поверженный ствол  на перекат и развернуло комлем назад. «Дракон» на время спрятал голову…
  - Да… натёрты мозоли… исхожены леса… - немногословно, делая значительные паузы между словами и несколько расстроено, подводит итог нашим блужданиям Володя,  заняв место на  размашистом кряже, приготовленном в пищу языкастому  вечернему костру.
  Ему поддакивает, впрочем, мало печалясь, Саня, успевая при этом проводить айболитовский осмотр птицы.
  Володя ещё продолжая ворчать, внезапно резко поднимается и направляется в сторону. Вороша палкой листву обходит ствол ближайшего дуба,  а затем, недоверчиво оглядываясь в сторону дерева, возвращается к костру.
  - Показалось, - объясняет он нам свой демарш.
  - А что? Что показалось? – несколько оживлённо спрашивает  его Дронов.
  - Да вроде лиса сидела, даже глаза сверкнули, - делится своими сомнениями Володя.
  - А вдруг это женьшень? Считается, что человек-корень способен превращаться в кого угодно! Может он совсем рядом и нас проверяет. Если увидел женьшень, кричи панцуй, иначе корень исчезнет, - информирует нас Саша.
  - Ага, Саня. Тебе бы сказочником работать, - ещё раз недоверчиво взглянув в сторону мерещившейся призрачной лисы, Володя миролюбиво добавил. -  Трави, трави, басни.
  -  Увидишь женьшень, на колени надо встать или кланяться, - не заметив иронии, продолжает рассуждать Дронов.
  Мы устраиваемся спать прямо у костра. Вот и истёк ещё один день наших безрезультативных поисков корня…
  - Пи-и-и-ть, пи-и-и-ть, - доносится из леса.
  - Слышишь, это панцуйка кричит, - обращаясь ко мне, говорит Володя.
  - А кто такая - эта панцуйка? – теперь интересуюсь я.
  - Птичка, небольшая такая, да я её и сам никак толком рассмотреть не могу, но опытные корневщики утверждают: живёт панцуйка  рядом с женьшенем, - объясняет Володя.
  - Это кричат заблудшие души, - вступая в разговор, неожиданно предлагает другую версию происхождения ночных криков Дронов.
  - Ну, давай, Саня, расскажи что-нибудь? – не желая дискутировать, поудобнее устраивается, поворачиваясь спиной к костру Володя.
  - Хотите, старую китайскую легенду про женьшень? –  неуверенно спрашивает Санёк.
  - Можно, - соглашается, начиная мирно посапывать почти на первых фразах товарища Володя. Так что я один до конца дослушал эту историю…
  - Жил на земле необычный человек-корень. Одни люди говорят, что он появился на том месте, где гроза попала в таёжный ключ, другие, что выжил от прежней цивилизации, ранее населяющей планету.  Мог он превращаться в растение, а мог в птицу или зверя,  или даже в простой камень. От одного прикосновения к нему старику возвращалась молодость, а больному  здоровье.  Только дотронуться до себя Женьшень позволял не каждому, а тем людям, которые  прожили  достойную жизнь, без убийств и мошенничества.  Прознал состарившийся китайский император о великих целительных силах Женьшеня и велел найти и привести его.  А человек-корень отказался исполнять волю императора и ушёл в Манчжурию.  Постепенно всё больше людей узнавали его свойства. И многие захотели отведать исцеляющей силы, не обладая нужными качествами. Спасаясь от беспокойства Женьшень бежал ещё дальше на север, но долго не смог оставаться незамеченным и здесь.  Тогда женьшень стал путать людей, алчущих, но недостойных воспользоваться его силой, и крики неприкаянных, отправившихся на поиски женьшеня, а теперь заблудившихся душ можно сейчас услышать в тайге…
Убаюкав себя рассказом, захрапел и Санёк.
  - Пи-и-ть, пи-и-ть, - раздалась с одной стороны мучившийся от жажды голос. Затем, похожий жалобный крик с просьбой скорее напоить его,  донёсся совсем из другого места. Перекликались, стонали  от жажды неизвестные и загадочные  обитатели тайги… Туман усугублял мрачное влияние ночи - не было видно ни одной звездочки, которые сейчас  светили за пределами этого мира…  может всё придумали, и он только в легендах, а в наше время и вовсе нельзя найти, этот корень жизни, нет к нему дороги, а только можно остаться здесь вечными неприкаянными скитальцами…
  Я проснулся посередине ночи и увидел необычную картину: на дереве сидит китаец, болтает ногами, одной рукой схватился за живот, а другой показывает на меня, и закатывается от смеха. Только смеется, как-то молча, неслышно. Мои собратья по путешествию спят. Я полез за очками в рюкзак. Пока достал из кармана баула оптику, пока вооружился линзами - глянул на дерево – пусто - обильно разросшийся лишайник, размотал свою бороду, развешав клочья на нескольких сучьях. Я не стал будить товарищей, приняв недавнее видение за обрывки сна…   
  После лёгкого завтрака мы отошли от своего бивака примерно на полкилометра, как Санёк неожиданно замер на месте, а потом  опустился на колени.
  - Панцуй! Панцуй! - заговаривая и боясь спугнуть близкую удачу, шептал он.
  Сквозь одежды очнувшихся от дрёмы многоруких кедров мягко стелился свет.  Почти касаясь безмерного с пуклями и завитушками нарядно расписанного осенью пёстрого ковра, рядом с хвойным многовековым великаном, каким-то непостижимым образом образовался прозрачный слегка колышущийся купол, похожий, на переполненную гигантскую небесную слезу, готовую вот-вот сорваться и оплодотворить землю. В самом центре слезы, сверкая жемчужинами росы на пятипалых листьях и  взметнув рубиновую шапку, княжил, владея таинствами  сил и чувств земли и неба,  дар богов - ЖЕНЬШЕНЬ.
  Вот откуда название человек-корень – листья женьшеня на длинных черешках с пятью отростками удивительно схожи с человеческими руками.  Похожа на человеческую фигурку и подземная часть растения. При близком знакомстве с растением, находишь ответы на ряд загадок, но вопросов появляется куда больше: почему люди так давно узнали о его необыкновенных лечебных силах? как удаётся ему вбирать их в себя? почему имеется схожесть с человеческим телом? насколько правдоподобны легенды о корне?… нераскрытый секрет пришедшей из других миров и эпох жизни,  ещё неосознанная, непонятая современному научному взгляду сущность. 
   Цель нашего путешествия достигнута – мы возвращаемся. По дороге  мои товарищи периодически останавливаются и рассаживают семена женьшеня, выбирая для этого подходящие места. Если не порубят местный лес, через годы  какому-то счастливцу, корень жизни поправит здоровье, продлит жизнь, а то и подарит возможность иначе взглянуть на окружающий мир.
 На выходе из тайги, Саня достал птицу, последний раз тщательно осмотрел её и озвучив медзаключение: «Вроде оправилась. Выживет»,- подкинул зяблика к небу. Птица вспорхнула и села на нижнюю ветку ближайшего дерева…

  - Замучили эти денежные отношения. Сейчас на всём делают бизнес. Друг другу на голову наступают. Мне эта круговерть ни к чему. Мы по-другому воспитаны. Но есть и у меня постоянно пополняющийся фонд – я там и владелец, и единственный вкладчик.  Приезжай на следующий год.  Свою плантацию покажу - сопочку в Хасанском районе. Ждут своего времени корешки.   Дочка сейчас в Хабаровске. Глядишь, скоро внук появится, придёт время - ему и передам наследство, а он пусть решает, что делать… - рассказывает на железнодорожном перроне Володя.
   - Секрет знаю один - омоложения на десять лет, с помощью женьшеня. Понадобится тебе или кому из родных, приезжай, - совершенно искренне, не таясь, говорил Дронов, уже успевший слегка принять на грудь.
  - Не знаю, что с Саньком делать. Опять клюкнул. А крайний кто?  Друг-товарищ. Наташа  ворчать будет, –  сокрушается напоследок Володя и с сожалением прощается.  – Ну, пока, пока… 

  И под мерный стук колёс, и под колыбель амурских волн, возвращаясь домой, сразу сложно переключится на реалии жизни. Снились картины тайги, говорящие на забытом языке реки, колоны держащих небосклон кедров, ненадолго появляющийся и вскоре исчезающий женьшень…

  А в обычной квартире многоэтажного дома так не хватает смолянистого таёжного  воздуха и вот распахнуто настежь  окно.
  Раскачивалась на небе, никак не выбрав себе подходящего пристанища ущербная луна.   Парусящие пилигримы - бабочки и мотыльки в преддверии близких холодов липли к обманчиво заменившим солнце, редким фонарям, а особенно доверчивые с обгорелыми крыльями падали тут же... 
   Ещё молодой парень, задержавшись в гостях, перебравший и теперь извазюкавшийся в придорожной канаве, брёл на полусогнутых. Две уже сбросившие первоцвет женщины, воспитанные броской рекламой и  блокбастерами, что за так, на яркие маски макияжа, обломится им «заморский» принц или на худой конец местного разлива «олигарх» после ресторанного кутежа возвращались домой, фальшиво ломая песню. Разоренная девальвацией и раздалбайством политиканов, но несломленная, престарелая пара старичков-пенсионеров катила на тележке древесные отходы от погорелого дома на хозяйственные нужды. Поползли с подвалов и теплотрасс бездомные: один бродяга прямо у контейнера кормил объедками такую же бесхозную, как и он,  собаку: другой радовался найденной к скорой зиме поношенной и потёртой шубе…
  Когда-то славные, а теперь разоренные заводы пугали огромными тенями от своих мрачных строений, покосившиеся бараки на окраинах города, изнашивающийся не восполняющийся жилой фонд… И только на общей порухе, толи выбравшись из близкого берёзового леска, толи неведомо откуда, высасывая последние соки из городка, гигантскими паразитирующими грибами - трутовиками выросли всевозможные  банки и дублирующие друг друга чиновничьи структуры…
  Заснул терпеливый и трудолюбивый люд, что теряя надежду, как утопающий схватился за соломинку, за сладкие речи трибунов, как для спасение в душе, как золушки и страдальцы, чающие чуда и манны небесной… что вот-вот, что наконец-то сбудется - случится, обещанное, долгожданное и в самом деле лучшее…  и перестал верить своим глазам, взирая на округу…
  Может лишь спокойно почивали глашатаи, кто давно самообманулся,  забыв уроки истории и уверовав, что намасленное место уготовано свыше, а нынче, в чиновничье - хапужном экстазе, не отводя затянутых мутной поволокой глаз в сторону, поднаторел ловкими языками: «всё стало лучше и стабильнее» заворачивать, в яркие обвёртки пустышки…   
  Скрипнула тормозами, сворачивая на безлюдный переулок машина. Задержавшийся самолёт загудел, выбирая место для посадки… и вроде затянулись редкие в ночи звуки… а пробудившийся явственно услышал бы как выстрадано и жалобно понеслось с далёких городских околотков и из самых центральных кварталов:
  - Пить… пить… пить…   
  …словно кто-то ищет давно, но никак не может найти всё ускользающего счастья – найти источник, а кто-то уже хотя бы для одного глотка, для жизни, для правды…  Но далеко спрятан и скрыт, почти исчез, нынче, от глаз людских корень жизни…  И поредели, замшели прежде великие полки стражников…