Через неделю состоялся суд. Зал был полон. Люди стояли даже в проходах. Суд вынес решение: «За нападение на офицера Красной Армии и нанесение особо тяжкого ножевого ранения, угрожавшего жизни, вменить наказание в виде 25 лет лишения свободы с отбыванием в колонии строгого режима».
В первых числах апреля Петр и Мария попрощавшись с родными и хозяйкой дома Дарьей Михайловной, сели в поезд и покинули Тихвин.
Началась новая жизнь в городе Луге, в доме-бараке для семей служащих, со всеми житейскими плюсами и минусами радостями и печалями, Такова жизнь, и от нее не денешься, как от судьбы, которая следует по пятам и преподносит разные, иной раз не совсем приятные сюрпризы.
Через полтора года у Петра с Марией родилась вторая дочка Наташа, Наточка, так любовно называли ее Петр и Мария.
Нелегко было, Марии справляться с хозяйством, на руках у нее было двое маленьких детей, младшей было всего два месяца. Но Мария не унывала.
Ей нравилась их с Петром небольшая комната в шестнадцать квадратных метров, с общей кухней, где она, как и другие молодые женщины, ее соседки, готовили на керосинках и весело общались между собой, делясь услышанными городскими новостями, рассказывая о своих снах и о прочитанных книгах.
Марию огорчало только то, что она редко виделась с мужем. Петр был по решению командования направлен в Ленинградское высшее политическое училище имени Ф. Энгельса.
Встречался с семьей Петр только в выходные дни, когда, приезжал в увольнение. Марии этих выходных было недостаточно, она скучала, особенно, когда он задерживался или не приезжал вовсе. «Служба есть служба», — утешала она себя.
А соседки подтрунивали: — «Что? Опять не приехал Петр. Похоже загулял. Там в Ленинграде-то не такие крали! Тебе куда до них! Посмотри на себя в зеркало, на кого ты похожа».
Мария и правда выглядела не очень: она похудела, щеки впали, глаза, от постоянных недосыпаний, красные (Наточка плохо спала ночами и Марии, чтобы не разбудить соседей, приходилось выходить с ней на улицу и укачивать на руках) не добавляли к ее внешности былой привлекательности.
Зарплаты, которую Петр получал, теперь как курсант училища, не хватало на семью. Мария старалась экономить буквально на всем, и больше всего на себе.
Она уже давно не покупала для себя ничего из одежды и ходила в старой юбке, видавшей виды, и спортивной футболке, а на ногах были парусиновые тапочки. Она не обращала никакого внимания на свой внешний вид. Все внимание ее было сосредоточено на детях. Наточка росла ослабленным ребенком, часто болела, Марию очень тревожило ее здоровье.
Петр задерживался в училище по службе: бывало, что его дежурство по училищу выпадало на выходные, были и другие непредвиденные случае, например, неожиданные, не требующие отлагательства служебные поручения, тогда он задерживался с приездом, а Мария, не дождавшись мужа, не находила себе места.
— Смотри, Марийка, как бы твой Петр не завел какую кралю. Там, в Ленинграде ушлые девки, глазами-то так и стреляют за военными.
Мария старалась не обращать внимания на замечания подруг, но где-то в самой глубине души засело противное чувство ревности, которое с каждым днем росло и не давало покоя.
В такие минуты она, не дождавшись в положенный час приезда Петра, срывалась с места, садилась на электричку и ехала в Ленинград. На проходной дежурный по училищу ей сообщал, что курсант Жгун отбыл в отпуск на два дня к семье в город Лугу. Возвратившись назад, Мария находила Петра уже дома играющим с детьми.
Оказывается, он опоздал на электричку, и ему пришлось дожидаться следующей. Вот и получилось: он в Лугу, а Мария в это время, в Ленинград.
Но щемящее чувство ревности не проходило в груди. Оно терзало и от него было не спрятаться и никуда не деться.
Как-то Тая соседка, с которой Мария сдружилась, достала из пачки папиросу, прикурила от своей и подала Марии со словами:
— На-ка курни, полегчает!
Мария затянулась, и тут же задохнулась, закашляла, из глаз потекли слезы.
— Ничего, ничего, это с первого раза так у многих бывает, — подавая стакан воды Марии, — успокаивала Тая, — потом пройдет — все как надо. Зато обретешь спокойствие такое, что все будет до лампочки.
И Мария стала потихоньку курить от Петра. Папиросы Беломорканал лежали в тумбочке. Петр покупал всегда целый блок и, когда приезжал, брал из него с собой одну пачку. Этой пачки ему хватало на неделю до следующего приезда домой.
Со временем он стал замечать, что в каждой пачке, не хватает одной папиросы, но пачка не распечатана, целая.
— Смотри, Мария, что делают на фабрике?! В каждую пачку не докладывают по одной штуке.
Мария молчала и краснела, но признаться Петру, боялась. Курить же не перестала.
Но к пачкам Петра больше не прикасалась, покупала папиросы в ларьке и выкуривала по несколько штук сразу. Так ей легче было заглушить заползшее в душу подозрение, что муж ей изменяет.
Накурившись этого зелья, опьяневшая и одурманенная им, она валилась на кровать и сразу проваливалась в сон. Она спала так крепко — видно сказывались недосыпания по ночам, что не слышала, как плачут дети и как громко стучат в дверь соседи, стараясь ее разбудить.
Но когда вдруг Наточка умерла от менингита, Мария закурила при Петре и выкурив одну папиросу, попросила у него вторую.
С этого дня она уже не скрывала, что курит давно и призналась, что это она вытаскивала папиросы из каждой его пачки.