рисунок автора
роман
Глава 1. Сон в отеле
Он стоял на 26 этаже небоскрёба, возле окна, в своём номере отеля. За окном плотной пеленой шёл дождь. Всего в десятке метров напротив находилась зеркальная стена ещё одной высотки. И если бы ни дождь, смотреть было бы вообще не на что, - зеркальная стена напротив занимала весь обзор. Не было видно ни улицы внизу, ни неба вверху, ни соседних зданий. Только пелена дождя в этих направлениях сгущалась и становилась непроницаемой, словно туман. И такая картина вполне его устраивала. Он не хотел видеть ни неба, ни города с высоты птичьего полёта, ни улицы. Дождь же успокаивал. Как будто забивал ватой глаза, уши, рот, голову. Дождь шёл с самого утра и заканчиваться не собирался.
В номере было сумрачно, яркий свет исходил только от прямоугольника включенного телевизора. Он завалился на кровать, пощёлкал каналы и нашёл новости Национального космического агентства. Кроме них он в последнее время практически ничего больше не смотрел. Правда вот вчера вечером он посмотрел документальный фильм про жизнь людей на свалке в одной из всё ещё развивающихся стран. Там показывали огромные горы мусора с ползающими по ним бульдозерами и тучами ворон. В мусоре копошились люди, у некоторых из них к запястью были привязаны магниты. Показывали построенные из мусора жилища этих людей, еду, добытую тут же, на свалке. Люди пили водку, закусывали и рассказывали корреспонденту, как им тут не так уж и плохо живётся.
Он даже не знал, зачем посмотрел этот фильм. Он уже давно не нуждался в зрительных образах, подкрепляющие его мысли о том, что жизнь – довольно скверная штука: настолько твёрдо эти мысли укоренились в его голове. Может быть, он посмотрел тот фильм из-за навалившейся на него усталости. Он как раз только вчера, после длительного перелёта, заселился в отель, и чувствовал себя разбитым. После фильма он ещё принял горячую ванну, которая окончательно его разморила. Засыпая, он слышал, как в коридоре возмущалась какая-то женщина по поводу отсутствия в номере одноразового пакетика с шампунем. Он ещё подумал, что, возможно, эта женщина и права, но тон её был просто невыносим. И на какой-то миг ему вдруг сделалось по-детски хорошо от того, что та злая женщина - там, где-то в глубине освещённого электрическим светом гостиничного коридора, а он здесь - за одной из многочисленных дверей, в тёмном номере, укрытый с головой одеялом, что он так хорошо спрятался, и та злая женщина его не найдёт.
Он хорошо запомнил сон, который ему приснился этой ночью. Ему приснилось, что он умер, и что будто бы после своей смерти попал в рай. События сна начали развиваться во дворе роскошного белого особняка, стоящего в тропическом лесу, на склоне горы, откуда открывался вид на лазурное море.
Он ощущал себя в своём теле, но только это было молодое, здоровое тело с прекрасной кожей. Он с удовольствием провёл рукой по густой шевелюре волос на голове, расправил сильные плечи. Однако смущало то, что он был совершенно голый. Впрочем, во дворе особняка, где журчал небольшой фонтан, ходили такие же голые мужчины и женщины, как и он. Были здесь ещё и какие-то ангелоподобные существа в полупрозрачных накидках. Как раз одно из них вскоре к нему подошло. Ему объяснили, что он находится в раю, в резиденции Бога, и что Бог его ожидает. Он последовал за ангелом в дом. Внутри здания было прохладно. В коридорах и на лестницах, по которым они шли, лежали ковры, по углам стен стояли большие амфоры, расписанные незатейливым узором, а ручки многочисленных дверей были позолочены. Он шёл и всё никак не мог определить пол своего провожатого. Наконец ангел остановился, открыл перед ним очередную дверь, и он вошёл в светлую и просторную комнату.
Бог был таким, каким он привык видеть его на многочисленных картинках ещё при земной жизни – то есть седовласым, но ещё крепким стариком с ясными глазами. Одет он был, как и ангелы, в полупрозрачную накидку. Между тем, Бог произнёс приветственные слова и сразу же перешёл к делу. Да, он прекрасно знает, что перед ним стоит неверующий человек. Однако ему также известно, что за всю жизнь он ни разу не согрешил. Поэтому было решено оставить его в раю. В заключение своей речи Бог выразил надежду, что ему здесь понравится. На этом аудиенция закончилась. Тот же ангел вывел его из дома, за ворота особняка, показал на уходящую вниз лесную дорогу и пожелал на прощание всего хорошего.
Дорога скоро привела его на пляж, который весь был усыпан голыми телами молодых мужчин и женщин. Бегали здесь и дети, иногда показывалась фигура ангела в накидке. Кто-то купался в море, кто-то загорал, некоторые ели фрукты и запивали их виноградным вином, а многие мужчины и женщины занимались тем, что спаривались, прямо у всех на глазах.
Он успел уже окунуться в море, полежать, погреться на горячем песке и даже съесть спелый гранат, а солнце всё не сдвигалось со своего места в зените голубого небосклона. Наверное, в раю царил вечный полдень. Так оно и было. Пляж прямой лентой уходил в обе стороны вплоть до самого горизонта. Море всё время оставалось спокойным, лишь иногда налетал лёгкий ветерок и поднимал небольшие волны. И поначалу всё это ему очень понравилось. Он предался всевозможным удовольствиям, какими был обделён на земле. Более того, он даже как будто поверил в Бога, белый особняк которого виднелся на склоне горы. Однако со временем такая жизнь стала ему приедаться, и всё больше смущал тот факт, что он был совершенно голым.
Наконец, пресытившись процессом получения удовольствий, он решил исследовать рай. Сначала он двинулся вдоль пляжа, задумав пройти как можно дальше и посмотреть, что там будет. Но и здесь его ждало разочарование. Похоже, пляж, заполненный голыми телами людей, тянулся бесконечно. Только в местах, где в море впадали небольшие речки, было относительно безлюдно. Здесь он отдыхал, оставаясь наедине с собой. В ветвях деревьев перепархивали какие-то райские птички, к реке на водопой из леса выходили животные. Причём, мирные антилопы утоляли жажду рядом с грозными львами, и никто никого не боялся, никто никого не трогал. По-видимому, и в природе здесь царила полная идиллия. Отдохнув, он поднимался и шёл дальше, но пляж всё также прямой лентой уходил вдаль до самого горизонта. Это ему надоело, и он вернулся к белому особняку на склоне горы.
Теперь он решил выбраться из рая, направившись в противоположную сторону от моря – в лес и горы. Он уже понял, что бояться ему здесь нечего и заботиться не о чем. Поэтому он взял в руки только палку и отправился в путь.
Недалеко от пляжа лес также был заполнен голыми людьми, которые жили в шалашах парами, по-видимому, наслаждались семейным счастьем. Эти шалаши он старался обходить стороной, боясь застать их обитателей за любовными утехами, отчего ему всегда делалось неудобно. Однако, чем дальше он забирался в лес и горы, тем людей становилось всё меньше. Часто теперь в шалашах они жили по одному. Это были, очевидно, любители уединённого покоя. В такие шалаши он заходил, знакомился с их хозяевами, но дальше этого разговор, не шёл. Его интересовала, прежде всего, земная жизнь этих людей, а те, напротив, не хотели о ней даже вспоминать, и всё твердили о том, как хорошо в раю, хвалили Бога и умилённо при этом вздыхали. Тогда он быстренько выбирался из шалаша и шёл дальше. Скоро люди совсем перестали встречаться ему на пути, зато всё чаще попадались животные. Они не пугались его, подпускали к себе и позволяли даже гладить себя по шерсти. А однажды он увидел тигра, щиплющего травку, и это его рассмешило. Так как здесь его уже никто не мог видеть, он сделал себе из листьев пальмы нечто вроде юбки, и сразу почувствовал себя более уверенно. Питался он плодами многочисленных деревьев и кустарников. Здесь было всё, кроме одного – он нигде в лесу не нашёл ни единого яблока. Наконец, он забрался в такие дебри, что дальше прохода уже не было. И ему снова пришлось вернуться на побережье.
Итак, оставалась одна возможность вырваться из этого опостылевшего ему рая – пуститься в море. Он ушёл к месту впадения ближайшей речки, где ему бы никто не смог помешать осуществить свой план, соорудил из лёгких бамбуковых брёвен плот, оснастил его мачтой и парусом всё из тех же пальмовых листьев и спустил своё судно на воду. Теперь он всё-таки сделал на дорогу небольшой запас фруктов и пресной воды, которую налил в какие-то черепки. «Хоть и рай тут, – думал он, – однако, бережёного и Бог бережёт».
Плот плавно покачивался на волнах. Райский берег с белой полосой пляжа и зелёной шапкой покрытых лесом гор всё дальше уходил к горизонту. В открытом море волнение было больше. Плот то медленно взбирался на водяную гору, то быстро ухал с неё вниз. От такого полёта захватывало дух и щемило внизу живота. «Яйцещемящее море», – вспомнил он слова Быка Маллигана из «Улисса». Между тем земля скрылась из виду, и со всех сторон теперь его окружали толщи воды. Он почувствовал свободу, и стал даже думать, что сумел перехитрить самого Бога и выбраться из рая.
Прошло неизвестно сколько времени, когда прямо по курсу показалась новая земля. «Уж не ад ли?» – весело подумал он. Нет, это был не ад. Подплыв ближе, он увидел небольшой остров, центральную часть которого покрывал лес, а побережье – пляж. Весь пляж был усыпан голыми человеческими телами. Значит и здесь продолжался рай. Он даже не стал причаливать к острову, отвернул от него и поплыл дальше. Теперь острова виднелись тут и там. Похоже, он попал в самый настоящий райский архипелаг. Лишь очень нескоро острова начали редеть, людей на них становилось всё меньше, стали попадаться и робинзоны, одиноко живущие на острове. Наконец, пошли совсем пустые острова, и на одном из них он остановился.
Когда-то в детстве он зачитывался «Робинзоном Крузо», сам мечтал попасть на необитаемый остров и пожить там, как его любимый герой. И вот такая возможность представилась. Однако райские острова совсем не походили на острова Дефо или Стивенсона. Это были, как и тот, первый попавшийся ему здесь остров, небольшие островки с прекрасным пляжем и заросшей лесом центральной частью. На таком острове обязательно протекал ручеёк с пресной водой, а в лесу было полно всяких плодов. Здесь не было хищных зверей, пиратов, туземцев-каннибалов, так что ни о каких приключениях, борьбе за жизнь на этих островах не могло даже идти речи. Поэтому он не долго пробыл на своём острове, ему здесь быстро надоело, и он вернулся на большую землю.
После возвращения с острова он совсем перестал находить себе места. Выхода из рая не было. Оставалась последняя надежда – белый особняк на склоне горы. Может быть, там его ждёт избавление. Если нет, то тогда конец.
Он поднимался по лесной дороге вверх. Небо закрывали высокие тёмные кроны деревьев, под ногами шуршала отжившая листва. По пути никто не встретился. Его раздражение всё больше нарастало. Вот и ворота. Он не удержался и сильно толкнул их ногой. Во дворе не было ни души, только тихо и спокойно журчал фонтан. Он добрался до парадного крыльца дома, украшенного колоннами, и вступил внутрь здания. Его снова, как и в первый раз, окутала прохлада. Но она не охладила его пыл. Он распахнул первую попавшуюся ему дверь с позолоченной ручкой.
В светлой комнате, на тахте, в позе римского императора, лежал ангел и помахивал на себя лавровой веточкой. Ангел не удивился, не испугался, а только вопросительно посмотрел на вошедшего. Создавалось впечатление, что тот ожидал его прихода, и ожидал совершенно спокойно. Это его разозлило, однако, он не нашёл подходящих слов, вышел из комнаты и хлопнул дверью. Но почему-то громкого удара не получилось.
В следующей комнате, куда он заглянул, по-видимому, купальне, прямо в центре на белом кафельном полу стояла такая же белая ванна на витых позолоченных ножках, в которой, зарывшись в пену, лежал неизвестный бородатый мужчина, а четыре ангела губкой натирали ему грудь. «Наверное, какой-нибудь святой», – мелькнуло у него в голове. Нет, разговаривать с этими ему было не о чем. Ему нужно было к их боссу. И он кинулся искать кабинет Бога.
Нашёл он его не сразу. Ему пришлось изрядно побегать по длинным коридорам и многочисленным лестницам, пока он, наконец, не очутился перед нужной дверью. Не мешкая, он распахнул её. Бог сидел за белым офисным столом и смотрел на него. Он сразу понял, что тот всё знает о нём: о его попытках выбраться из рая, о его мыслях. Ему натерпелось спросить Бога, зачем тот сотворил этот бессмысленный мир, где всё живое обречено на страдания и смерть, зачем он и после смерти не даёт людям покоя? Но тут он вспомнил о тысячах голых тел на пляже, которым, судя по всему, нравилось их положение, и осёкся. Его взяло зло, и он бросился бежать прочь.
После свидания с Богом он совсем сник. Выхода не было. Рай на поверку оказался большим нудистским пляжем. Наконец, ему просто надоело смотреть на голые румяные задницы, и он ушёл подальше в лес, свил из тонких лиан верёвку и… проснулся.
Он помотал головой, как будто пытаясь стряхнуть воспоминания об этом сне. Сейчас было уже утро, он выспался, чувствовал себя неплохо и смотрел новости Национального космического агентства. Он уже давно приглядывался к программе по колонизации Марса и накануне принял окончательное решение. Больше ничего не оставалось. Да и хоть какое-то приключение напоследок. Он знал, что на Марсе будет хуже, чем на Земле. Ну и ладно. Эта программа, по которой набирали и отправляли на Марс переселенцев, шла уже лет пятнадцать. Желающих было немного, так что удалось основать только несколько малочисленных колоний. Чем занимались поселенцы на Марсе? В том-то и дело, что ничем особенным. Они там просто жили. Может какие-то научные исследования там и проводились, но это его не волновало. Он не был учёным, и не собирался на Марсе заниматься изучением каких-то бактерий и прочей ерундой. Таким образом, к переселенцам не предъявлялось каких-то жёстких требований, и это его более чем устраивало.
Однако на этот раз главной новостью выпуска был не Марс, а Каллисто — один из четырёх больших спутников Юпитера. Там находилась самая дальняя от Земли обитаемая космическая станция. И что-то на ней происходило неладное. Сначала со станции ушли и не вернулись два человека, потом одного человека нашли мёртвым на самой станции… Он лежал на кровати и думал, что неплохо было бы оказаться на месте того человека, найденного мёртвым в одном из отсеков станции на Каллисто. Ведь в смерти, на самом деле, нет ничего плохого. Смерть — это покой. Долгожданный отдых…
Неожиданно раздался стук, дверь распахнулась, и в номер вкатила робот-горничная. Он специально выбрал отель с роботизированным персоналом, чтобы поменьше общаться с людьми. С роботами было проще. Самое главное, с ними не нужно было изображать из себя счастливого человека. Люди только и делали, что представлялись занятыми, востребованными и счастливыми особами, имеющими какие-то важные цели в жизни, а женщины кроме того постоянно пытались омолодиться, чтобы как можно дольше оставаться сексуально привлекательными. От всего этого тошнило. По этой же причине он выбрал большой отель, с многочисленными холлами, лифтами и бесконечными полутёмными коридорами, покрытыми толстой ковровой дорожкой, которая скрадывала даже самые громкие шаги. В большом отеле на тебя никто не обратит внимания, в нём можно затеряться, забыться самому и немного отдохнуть, главным образом, от своих собственных мыслей. Но всё-таки было скучно, поэтому на вопрос горничной: где он будет завтракать – в номере или спуститься вниз, он ответил, что в баре.
Досмотрев новости, он вышел из номера, не выключив телевизора, и направился к лифтам. В небольшом холле перед лифтами стоял столик, два кожаных кресла, а в углу – кадка с каким-то большим растением, считай, что деревом, с тёмно-зелёными мясистыми блестящими листьями, как будто их кто-то специально натёр воском. В одном из кресел, свернувшись калачиком, дремал кот, неизвестно как попавший на 26 этаж небоскрёба. Скоро подошёл лифт, и он спустился вниз. В баре, как и во всём отеле, царил полумрак, подсвеченный красными плафонами на стенах и какими-то миниатюрными лампами с бумажными красными же абажурами на столиках. Негромко звучала спокойная электронная музыка. За стойкой робот-бармен с молниеносной скоростью перемешивал коктейль, очевидно, подражая своим живым коллегам. Он занял один из дальних столиков и сделал заказ. В баре было пусто, только возле стойки на высоком стуле сидел мужчина в форменной одежде, с надписью «Охрана» на спине. Когда принесли заказ, мужчина встал, взял со стойки уже начатую бутылку и направился к его столику.
Охранник отеля, у которого сегодня был выходной, и который не хотел пить в одиночестве, попросил разрешения сесть. Против таких встреч он не имел ничего против, такие встречи ни к чему не обязывали, и они разговорились. Точнее, говорил охранник, он же больше слушал, лишь изредка вставляя два-три слова для поддержания разговора. Охранник рассказал, как пару дней назад на 13 этаже нашли мёртвую женщину. Она лежала на полу своего номера в одном халате, вся в крови. Рядом на полу были разбросаны какие-то лекарства, а на кровати спал двадцатилетний детина в спортивном костюме. Как скоро выяснилось, это были сын с матерью. Сын страдал депрессией или что-то в этом роде, и мать привезла его в город на лекции какого-то заезжего гуру, обучающего людей счастливой жизни. Мать запрещала сыну пить таблетки, вышла ссора, и сын убил свою мать. Эта история не произвела на него большого впечатления, что не ускользнуло от внимания охранника, и тот немного приуныл. Чтобы взбодрить своего собеседника, он рассказал ему о своих планах по переселению на Марс. Охранник сразу же повеселел, и они расстались друзьями.
В баре он купил несколько газет и журналов, коробку апельсинового сока с мякотью, набрал в пакет бутербродов с ветчиной и отправился к себе в номер. Проходя из бара к лифтам через главный холл отеля, он видел, как за его стеклянными стенами в потоках дождя по улице плотным строем проезжали машины, ослепительно перемигиваясь своими стоп-сигналами. На противоположной стороне улицы уютно светились витрины магазинов, чего-то обещая, горели огни рекламы. По тротуарам, укрывшись под зонтами, спешили по своим делам пешеходы. Вся эта картина, преломлённая водянистой мутью, стекавшей со стёкол, была словно нарисована прихотливой кистью художника-импрессиониста. Однако подобная красота его уже давно не трогала. Успокаивал лишь дождь за стенами отеля, и полумрак внутри.
Когда он поднялся к себе на этаж, то увидел, что кот уже проснулся, сидел под столом и лапкой умывал свою мохнатую мордочку. Увидев человека, кот громко мявкнул, в три прыжка оказался у его ног и, распушив хвост трубой и утробно мурлыкая, стал тереться о брюки. Он порылся в пакете, вытащил из бутерброда большой кусок ветчины и бросил его коту. «Так вот, значит, как ты тут выживаешь,» - думал он, глядя как кот с жадностью набрасывается на еду.
Он зашёл к себе в номер. Здесь всё также было сумрачно, за окнами шёл дождь, работал телевизор, по которому как раз рекламировали программу по переселению на Марс. На экране неспешно сменяли друг друга виды Красной планеты, и он остановился перед телевизором, как был – с пакетом в руках. Картины часто повторялись одни и те же, наверное, с красивыми видами на Марсе было туго. Может быть, по этой же причине или просто по недосмотру режиссёра постоянно показывали ещё один коллаж из фотографий, который к Марсу вообще не имел никакого отношения. Этот коллаж он видел и раньше. На нём был изображён астронавт в скафандре, сидящий в кресле, на Луне, прямо среди кратеров, с бутылкой пива в руке и любующийся на закат Земли в чёрном небе. Слоган внизу гласил: «В этом году спокойно будет только на Луне!» Когда-то там тоже были обитаемые базы, но с началом колонизации Марса их законсервировали. Впрочем, ходили слухи, что на Луне до сих пор кто-то жил. От картины веяло умиротворением, каким-то даже космическим покоем. Но всё-таки что-то ему не нравилось. То, что в скафандре нельзя пить пиво, было понятно с самого начала. Беспокоило не это. А что тогда? И он понял – Земля! Ему было бы неприятно видеть Землю даже на таком расстоянии. «Нет, нужно бежать отсюда как можно дальше! К чёрту на кулички!! На Марс!!!»
Между тем, в холле кот заканчивал свой завтрак. Последние кусочки ветчины он доедал уже не спеша, прищурив от удовольствия глаза. Покончив с едой, кот стал тщательно облизывать свои усы, очевидно, вполне довольный своей жизнью на Земле.
Глава 2. Добро пожаловать на Марс!
На Марс пришлось лететь на корабле старого типа. В передней части такого корабля находилось кольцо, которое вращаясь, создавало внутри своих отсеков искусственную гравитацию. Жилые помещения корабля были отделаны белым пластиком и полированным алюминием. Каждый пассажир имел отдельную каюту, пусть и совсем маленькую. Зато любой мог свободно прогуливаться по бесконечному кольцу-коридору. Запрещалось только забираться в шахты «спиц» колеса, которые вели в центральную, служебную часть корабля. Все вместе пассажиры собирались в кают-компании на время завтраков, обедов и ужинов. И скоро он познакомился со всеми своими попутчиками.
Кроме него, а также двух членов экипажа, на Марс летели ещё семь человек, но только четверо из них оказались переселенцами, как и он: пара молодых людей – девушка с парнем, очень сильно друг на друга похожих, скорее всего, брат с сестрой, ещё одна девушка в очках и старик.
Брат с сестрой ему сразу не понравились. Оба они были смуглыми, черноволосыми, оба предпочитали носить майки без рукавов, оголявшие руки, плечи и грудь, которые все были разрисованы татуировками. Друг с другом они общались грубо, с другими пассажирами вели себя более сдержанно, но их взгляд всё равно оставался нахальным. Парочка везла с собой кота в клетке. Этот кот был очень сильно похож на кота из отеля: такой же рыжий, с рыжими глазами. Он даже подумал, не тот ли это самый кот? Может быть, брат с сестрой перед отлётом тоже жили в том отеле и выпускали кота погулять? Коту, по-видимому, его хозяева тоже не нравились. Он постоянно пытался вырваться из клетки и это ему удалось, в один из первых же дней полёта. Как-то за обедом парень открыл клетку, чтобы покормить кота, и тот прокусил ему палец, выбрался из клетки и скрылся где-то в глубине кольца-коридора.
Девушка в очках была некрасива. Она явно пыталась бодриться, но он сразу понял, что перед ним довольно несчастное существо. Он терпеть не мог несчастных людей, но эта девушка почему-то не вызывала у него отвращения. Может быть, потому, что она была ещё молода, или потому, что у неё хватило смелости для полёта на Марс – он не знал. Всякий раз, когда эта девушка украдкой бросала на него взгляд своих круглых без ресниц глаз, к тому же ещё увеличенных очками, он замечал, что этот взгляд был просящим и пугливым одновременно – и он отворачивался, чтобы не давать девушки никаких надежд.
А вот старик ему сразу понравился: среднего роста, худощавый, с изборождённым морщинами лицом и глубоко посаженными выцветшими глазами, которые постоянно слезились. Но взгляд старика был не рассеянный, внимательный. Жалости к себе старик не вызывал. Может быть, потому, что сам считал, что жалость – это не то чувство, которое нужно людям. Людям нужна любовь, уважение, но не жалость.
Ещё двое – мужчина и женщина – оказались космическими туристами, которые летели на Марс всего на несколько недель, и должны были вернуться на Землю с этим же кораблём. Держались они несколько особняком ото всей остальной компании. Мужчина, уже в годах, какой-то миллиардер, явно пытался ухаживать за своей спутницей – очень красивой дамой лет сорока, оперной певицей. Но было видно, что она относилась к своему ухажёру довольно прохладно и часто поглядывала по сторонам. И всякий раз, когда его взгляд на мгновение встречался со взглядом её красивых глаз, он чувствовал, как помимо его воли что-то теплело внизу живота от возникавшего желания. Ему уже давно приелась эта игра, которая постоянно шла между мужчинами и женщинами в обмен многозначительными взглядами, улыбками и словами. Но желание всё-таки возникало, и ему становилось досадно от этого.
Дольше всего он не мог понять, кем является седьмой пассажир. Это был мужчина средних лет с какими-то неопределёнными чертами лица и бегающими глазами. Даже здесь, на космическом корабле, мужчина предпочитал ходить в костюме с галстуком и шляпе. Больше всего он был похож на американского гангстера 30-х годов прошлого века. Но в конце концов ему всё-таки удалось войти в доверие к этому человеку, и тот рассказал, что является частным детективом, которого Национальное космическое агентство наняло для расследования загадочных смертей на станции Каллисто. На Марсе детектив должен был дождаться большого корабля, направлявшегося к Юпитеру.
Уже дней через пять полёта публика в кают-компании стала убывать: путешественники один за другим изъявляли желание быть погруженными в гиперсон – всё-таки до Марса предстояло лететь больше месяца. Первыми, как ни странно, кают-компанию покинули космические туристы – миллиардер с оперной дивой, потом перестали появляться брат с сестрой, затем исчезла девушка в очках, наконец, детектив, и они остались вдвоём со стариком, если не считать двух членов экипажа, которые почти не появлялись на глаза, и кота, по-прежнему прятавшегося где-то в бесконечном кольце-коридоре. В тот же день, когда кот сбежал от своих хозяев, он прихватил из кают-компании немного еды, и после отбоя, когда в коридоре погасло дневное освещение, положил еду возле дверей своей каюты. В первую ночь еда осталась нетронутой, но уже во вторую исчезла.
Большую часть пути к Марсу он провёл, лёжа на кровати у себя в каюте. Он лежал и целыми часами размышлял о том, как же так получилось, что вот сейчас он всё дальше и дальше улетает от Земли, улетает навсегда, убегает ото всего земного и, прежде всего, от людей.
В детстве он был самым обыкновенным ребёнком. Как и все, сначала пошёл в детский садик, потом в школу. В школе он учился хорошо, хотя и не был отличником. Часть летних каникул он проводил в городе, в дворовых играх со своими сверстниками. С тех пор картина жаркого полдня в летнем городе навсегда врезалась в его память. Было так жарко, что плавился асфальт. Солнце тысячами слепящих зайчиков отражалось в окнах многоэтажных домов. От этого зноя спастись можно было только где-нибудь в подвале, где в полутьме из труб гулко капала вода, или, в крайнем случае, в подъезде одного из домов, где нет-нет да и просквозит струя прохладного воздуха.
Другую часть летних каникул он проводил в деревне у бабушки. Здесь ему больше всего полюбились деревенские вечера. В эти часы он один пробирался в бабушкин заглохший сад со старой баней, и наблюдал закат. Тёплая земля дышала своими ароматами, заря заката тихо догорала, на тёмном небе зажигались первые звёзды, сова неслышно пролетала между яблонь сада, направляясь на свой ночной промысел, деревня затихала… Но нужно было возвращаться в город.
Он был увлекающимся ребёнком, и интересовало его многое. В разное время он посещал рисовальный, драматический, шахматный, радиотехнический кружки. Самостоятельно занимался физикой, биологией, историей, астрономией, философией. Но ближе к старшим классам, по мере того, как он всё больше узнавал, что есть этот мир и жизнь человека, всякий интерес в нём стал угасать, на его взгляд, выражение лица, движения тела легла печать грусти и лени, сквозь которые проглядывала уже скука.
Он не был одинок. У него были прекрасные отношения с родителями, имелись друзья. В старших классах школы его посетила первая настоящая любовь, которая, правда, оказалась безответной. Но и общение скоро перестало спасать его от надвигавшейся душевной пустоты и скуки. Окончательно они настигли его, когда он уже был студентом.
Он вспомнил, что именно в это время в средствах массовой информации стали появляться сообщения об астероиде. Поначалу им никто не придал значения, но он их заметил. И всякий раз, когда в программе вечерних новостей говорили о приближающемся к Земле астероиде, непонятная внутренняя радость наполняла его. Это была смутная надежда на всё разрешающий конец, который должен был уничтожить ту пустоту, в которой он оказался.
Постепенно вал сообщений об астероиде нарастал. Их пик пришёлся на тот период, когда он уже окончил университет и стал работать мелким чиновником в администрации одного из районов города. Дни тянулись особенно однообразно, и сообщения о надвигающейся катастрофе развлекали его. А комментаторы не скупились, рисовали картины конца света одну страшнее другой.
Первоначально все утверждали, что при столкновении с астероидом наша планета просто-напросто расколется на мелкие части. Однако вскоре кто-то лысый, с улыбкой превосходства на лице, напомнил, что Земля в своей основной массе представлена расплавленной магмой, и уж расколоться точно никак не сможет, разве что расплескаться.
Тогда все стали говорить о том, что астероид может сбить Землю со своей орбиты. При этом, если Земля получит ускорение, она удалится от Солнца и остынет; если же, напротив, затормозится, то приблизится к Солнцу, а то и, вообще, упадёт на него. Однако скоро какие-то молодые, но уже бородатые учёные одного из научно-исследовательских институтов провели расчёты и со спокойным, даже отрешённым видом, заявили, что ничего подобного случиться не может, так как масса Земли неизмеримо больше массы астероида.
После этого получила распространение третья версия катастрофы. Её сторонники доказывали, что в результате удара астероида о Землю в атмосферу поднимется много пыли, которая закроет небо и преградит путь солнечным лучам. Наступит зима, и всё живое на планете погибнет. Однако и тут нашлись оптимисты-очкарики, которые заявили, что некоторые неприхотливые виды растений и животных всё-таки выживут, и, в частности, на чём почему-то делался особый упор, жить останутся тараканы.
Выдвигались и другие версии катастрофы. Появились даже сообщения о том, что правительства некоторых стран предпринимают определённые меры и тому подобное. Однако никакой паники нигде не наблюдалось. Скоро об астероиде стали говорить всё меньше и меньше, хотя по расчётам астрономов до Земли ему оставалось лететь всего два года. Почему так случилось, объяснить трудно. Казалось, об астероиде совсем забыли, но только не он. Теперь он стал часто вставать по ночам и подолгу смотреть на звёздное небо, стараясь заметить там какое-нибудь движение. Но тщетно. Ночное небо оставалось недвижимым.
Два года прошли. В этот душный июньский вечер он, как обычно, пришёл с работы, принял душ, съел приготовленный матерью ужин и устроился перед экраном телевизора посмотреть традиционные вечерние новости. Каково же было его удивление, когда диктор сообщил, что астероид благополучно пролетел мимо Земли примерно в 40 000 километрах от неё, и что теперь человечеству ничто не угрожает. Это было неприятное удивление. Последние огоньки, которые ещё светились у него в глазах, погасли.
Его карьера по службе продвигалась в гору, но своей семьи он решил не заводить, жил с родителями. Время шло, пока не наступил момент, когда его мать с отцом один за другим умерли, и он остался один в чужом для него мире…
Когда надоедало лежать в каюте, он выходил на прогулку по бесконечному кольцу-коридору. На стене, обращённой к задней части корабля, тянулась цепочка круглых иллюминаторов, в которые было видно, как на фоне чёрного неба медленно вращаются длинные сигарообразные топливные баки корабля, за которыми виднелись сопла маршевых двигателей. На противоположной стене такой же цепочкой тянулись двери кают со спящими пассажирами. В нескольких местах цепочка дверей прерывалась, открывая взору то тренажёрный зал, то кают-компанию, то смотровую площадку с большим куполом панорамного иллюминатора. Сейчас в него можно было наблюдать только тусклые звёзды, но при подлёте к Марсу картина должна была измениться.
Ещё в четырёх местах, на равном расстоянии друг от друга, на потолке бесконечного кольца-коридора находились шахты «спиц» колеса. И всякий раз, когда он проходил под шахтой, он задирал голову вверх, и даже пару раз видел, как там, в глубине, по центральному отсеку проплывал в невесомости кто-то из членов экипажа. А однажды его напугал кот, который растопырив во все стороны лапы и распушив хвост трубой с пронзительным мяуканьем вылетел из шахты, шлёпнулся об пол коридора, но тут же вскочил и кинулся бежать. Впрочем, кот скоро к нему привык, стал заходить в каюту, и он решил, что когда полёт подойдёт к концу, он купит этого кота у той парочки неприятных молодых людей.
Иногда, во время своих прогулок, он встречал старика, который тоже или гулял, или стоял возле одного из иллюминаторов, заложив руки за спину и о чём-то задумавшись. Он обменивался со стариком тёплым приветствием и шёл дальше. Говорить было не о чем, всё было уже переговорено. Он знал всю историю старика. Тот всю свою жизнь был профессиональным игроком в покер. Понятно, что никакой пенсии старик себе не заработал. Впереди его ждал только дом престарелых, но старик выбрал Марс, на котором планировал ещё поработать в теплицах. Такая вот невесёлая история.
В общем, уже на второй недели полёта ему стало скучно. Он с тоской думал, что также скучно будет и на Марсе. И вот, во время долгих лежаний на кровати в своей каюте и таких же долгих прогулок по бесконечному кольцу-коридору, у него в голове родился план: попросить детектива взять его с собой на Каллисто. Он почему-то был уверен, что детектив не сможет ему отказать, ведь эту просьбу он собирался подкрепить пухлой пачкой долларов.
Тем временем полёт к Марсу подошёл к концу. Пассажиры один за другим выходили из гиперсна, и вялые, помятые появлялись в кают-компании. Первые дни их нещадно рвало, и они ходили с бумажными пакетами, от которых по всему кораблю разносился кислый запах блевотины. Ему без труда удалось купить кота и договориться обо всём с детективом, который ощутив в своём кармане пачку долларов прямо-таки на глазах повеселел. В куполе панорамного иллюминатора появился и Марс. Он и вправду имел какой-то красновато-грязный цвет. Только на полюсах планеты белели полярные шапки снега. Вид Марса ему определённо не понравился.
Все четыре или пять марсианских колоний находились вблизи экватора, где температура иногда поднималась выше точки замерзания воды, в области Форсида. Здесь брали своё начало долины Маринера, представлявшие собой сеть гигантских каньонов, протянувшихся почти на 4 тыс. километров. Недалеко находилась и гора Олимп – высочайший пик Солнечной системы. Всё немногочисленное население каждой из колоний, человек 50-60, проживало в одном многоэтажном корпусе. Эти корпуса, построенные из серого шершавого бетона, имели толстые стены и маленькие, точно бойницы крепости, окна. На время пылевых бурь, которые на Марсе могли длиться помногу недель, окна-бойницы закрывались массивными железными ставнями. Когда ещё на Земле он рассматривал мутные фотографии корпусов марсианских колоний, то они показались ему похожими на зенитные башни Берлина 1945 года, построенные, кажется, по проекту самого Гитлера: Зообункер в Тиргартане, Гумбольдтхайн и Фридригсхайн. На крышах этих огромных железобетонных крепостей располагались зенитные батареи, а внутри, за четырёхметровыми стенами, способными выдержать прямое попадание любого боеприпаса, располагались обширные бомбоубежища. Освещённые синими лампами, они могли показаться настоящим адом. Потолки и стены бомбоубежищ на случай отключения электричества были покрыты специальной люминесцентной краской, и в темноте она поначалу светилась, а затем начинала тускло мерцать…
Космические путешественники прибыли на Марс как раз во время пылевой бури. Только дня через три буря начала затихать, и железные ставни на окнах-бойницах открылись. Сквозь красноватую муть он разглядел двор колонии, весь заваленный кучами строительного мусора, заставленный бульдозерами, экскаваторами и краном со сломанной стрелой. За недостроенным бетонным забором белели обширные теплицы колонии, за которыми уже ничего нельзя было разобрать. В теплицах он побывал несколько раз, когда ходил навещать старика. Кроме старика, он также постоянно видел девушку в очках, которая устроилась на работу в пищеблок. Каждый раз, когда они случайно встречались, девушка ему улыбалась, как старому знакомому, но улыбка выходила вымученной. А вот брата с сестрой и миллионера с оперной дивой он больше не видел. Наверное, они отправились в другие колонии.
За две недели пребывания на Марсе он близко сошёлся с детективом, который представил его администрации колонии как своего помощника. Большую часть времени они проводили в местном баре, потягивая пиво и смотря прикреплённый высоко на стене телевизор. Детектив часто рассказывал ему случаи из своей богатой практики. Например, он рассказал, как участвовал в облавах на Луне. Когда там закрывали базы, несколько переселенцев отказались возвращаться на Землю. Проблема заключалась в том, что это была не какая-то организованная группа людей, открыто заявивших свой протест. Просто перед эвакуацией один или два человека прятались где-нибудь в многочисленных отсеках базы. Поначалу в неразберихе их отсутствие даже и не замечали. Только спустя некоторое время дистанционно обнаруживался повышенный расход электроэнергии, воды и других ресурсов, который указывал на то, что на базе кто-то жил. На базу направляли группу космических рейнджеров, но эти облавы практически никакого результата не давали. Тогда стали действовать по-другому. После очередной облавы на базе оставляли человека, который должен был прикинуться лжепереселенцем, не пожелавшим возвращаться на Землю, постепенно войти в контакт с робинзоном, жившем на базе и арестовать его. Детектив рассказал о многих днях и ночах, проведённых в полном одиночестве на лунных базах, когда приходилось пугаться каждого шороха. И не зря. Один раз сошедший с ума робинзон напал на него с топориком для разделки мяса. В конце концов таким способом удалось выловить большинство лунных робинзонов, но всё же два или три самых осторожных человека, не пошедших на контакт, до сих пор потихоньку жили на Луне. В национальном космическом агентстве на них просто плюнули.
Проводя так многие часы за кружкой пива и слушая рассказы детектива, он внимательно наблюдал за колонистами – посетителями бара. Он всё хотел увидеть каких-нибудь молодых учёных с горящими глазами и живо обсуждающих свою работу на Марсе, но тщетно. Большинство посетителей бара были угрюмыми мужчинами и женщинами разных лет, одетыми в спецодежду. Больше всего ему понравились три благообразные старушки, неизвестно зачем попавшие на Марс. Они приходили в бар всегда в одно и то же время и заказывали себе чай с бисквитами. Не спеша и очень аккуратно выпив свой чай и скушав пирожные, они доставали карты и начинали долгую игру в дурака. «И для этого нужно было лететь на Марс,» - с недоумением размышлял он.
За всё время, что он прожил на Марсе, он так и ни разу не вышел наружу. Зато он целыми часами простаивал в своей комнате, глядя в окно с толстым стеклом на марсианский пейзаж и поглаживая своего кота. Пылевая буря совсем улеглась, и видимость была хорошая. Но марсианский день был ему явно не по душе. Самое главное – не хватало света. Нет, это были не сумерки. Он не умел словами определить своё ощущение. В общем, кто на Земле днём наблюдал частичное солнечное затмение, тот поймёт, в чём дело. Очень неприятное ощущение. Только закаты на Марсе чем-то напоминали земные: небо над горизонтом синело, и ощущение нехватки света пропадало.
За четыре дна до отлёта на Каллисто в колонии произошло ЧП – пропала десятилетняя девочка. Понятно, что ему с детективом волей-неволей пришлось принять в её поисках самое активное участие. Они несколько раз прочесали пятиэтажный корпус колонии и перерыли всю теплицу. Детектив просмотрел личные дела всех колонистов, был даже арестован электрик колонии, который, как выяснилось, на Земле задерживался за распространение детской порнографии, но никакого толку от него добиться не удалось. Девочку нашли только на третий день, на самом верхнем этаже корпуса, который стоял пустым ввиду малочисленности переселенцев. Здесь в коридоре была свалена поломанная мебель, отслужившие свой срок стиральные машины и прочий хлам. Девочку нашли в старом холодильнике, без признаков насильственной смерти. Судя по всему, играя, она сама забралась в холодильник, а изнутри дверь открыть не смогла и задохнулась там.
Глава 3. Зазубренные пики Каллисто
За Марсом и поясом астероидов царствуют внешние планеты Солнечной системы. Из них ближе всего к Солнцу расположен Юпитер – газовый гигант, состоящий из водорода и гелия, сжатых высоким давлением до жидкого состояния. Между атмосферой Юпитера, толщина которой достигает одной тысячи километров, и океаном нет чёткой границы. Просто с глубиной атмосфера постепенно становится плотнее и плавно переходит в жидкую фазу. Мы можем видеть лишь внешнюю часть атмосферы, которая состоит из трёх облачных слоёв: аммиачного льда, замороженного гидросульфида аммония и обычного ледяного льда. Быстрое вращение планеты (Юпитер совершает один оборот вокруг собственной оси всего за 10 часов) приводит к появлению ярко выраженных полос в атмосфере, протянувшихся на разных широтах параллельно экватору. Внутреннее тепло Юпитера (температура в его центре достигает 20 000 градусов) порождает конвекцию газов. Более тёплый газ поднимается в верхние слои атмосферы и образует светлые по сравнению с окружающим фоном полосы – области повышенного давления. Достигнув максимальной высоты и охладившись, газ растекается вдоль параллелей и затем погружается вниз, образуя тёмные полосы – области с более низким давлением. Из-за разности давлений между полосами возникают сильные ветры, которые иногда превращаются в гигантские ураганы. Большое красное пятно – самый известный ураган на Юпитере. В него легко могла бы поместиться вся Земля. Это область высокого давления, которая поднимается над окружающей атмосферой и вращается со скоростью один оборот за семь земных суток. Благодаря мощному гравитационному полю Юпитера в его сети попало множество астероидов и комет, которые стали спутниками планеты-гиганта. Размеры некоторых из них не превышают нескольких километров, причём многие даже не имеют названия. Из 63 известных спутников Юпитера только четыре имеют большие размеры, сравнимые с Луной. Это Ио, Европа, Ганимед и Каллисто. Из них дальше всех от Юпитера, на расстоянии 1 900 000 километров, вращается Каллисто, делая один оборот за 17 суток. Именно здесь, на Каллисто, и находилась станция, к которой сейчас направлялся звездолёт с погруженными в гиперсон детективом и его новоиспечённым помощником.
Эта станция представляла собой трёхэтажный сборный модуль с круглыми иллюминаторами, наверху которого находился купол небольшого телескопа. Снаружи вся станция была покрыта белой утеплительной пеной и походила на заваленный снежными сугробами дом, а её мачты и антенны, обмотанные серебристой тканью, напоминали сосульки. Зимний пейзаж создавал и белый ландшафт Каллисто – плоская, как стол, равнина, заканчивавшаяся на юге зазубренными пиками гор. И это не было обманчивое впечатление зимы. Даже днём температура на Каллисто не поднималась выше минус 80 градусов по Цельсию.
Примерно в трёх километрах к востоку от жилого модуля станции находилась такая же белая тарелка радара, устремлённая своим немым взглядом куда-то в бездну космоса. Даже на таком расстоянии тарелка казалась гигантской – настолько огромным был радар. От станции к радару вела узкая и на редкость прямая дорога, построенная из квадратных бетонных плит.
От радара дорога продолжала тянуться дальше на восток и ещё через пять километровприводила к полю солнечных батарей. Зеркала батарей были установлены длинными рядами и блестели на солнце. В течение всего дня они медленно меняли угол своего наклона, сопровождая звезду по небу. Лишь кое-где отдельные сегменты батарей были разбиты микрометеоритами, и в этих местах в общем зеркальном блеске зияли чёрные провалы. Тут же находился и трансформатор, который по кабелю питал все объекты станции.
Но и здесь бетонная дорога не заканчивалась, а всё также продолжала тянутся дальше на восток и через пару километров наконец приводила к причалу для космических кораблей, который представлял собой не слишком большую четырёхугольную площадку, выложенную всё из тех же бетонных плит. И вряд ли эту площадку можно было так просто заметить, если бы не стоявшая поблизости высокая мачта, на вершине которой постоянно мигал красный маячок, как ещё одна звёздочка в чёрном небе Каллисто.
Кроме всех этих объектов было ещё одно место, куда не вела бетонная дорога. Если идти на юг от станции, в сторону зазубренных пиков гор, то скоро можно было наткнуться на два титановых креста, казалось, просто так торчавших посреди белой ледяной равнины. Но эти кресты стояли здесь не просто так, а под ними были похоронены люди – два пилота одного транспортного корабля, который однажды потерпел на Каллисто крушение. Это был гигантский космический танкер. На подходе к Юпитеру он столкнулся с ледяной глыбой, и у него оторвало один из двигателей. Пилоты дотянули до Каллисто, но посадить корабль не получилось. Остов этого танкера до сих пор лежал ещё дальше к югу от станции, почти у самого подножия гор. Глубоко зарывшись в грунт, издали он напоминал корабль, севший на мель...
Наконец, полёт к Юпитеру подошёл к концу, и детектив со своим помощником в спускаемой кабине прибыли на Каллисто. На причале их встретил доктор, который после смерти начальника станции возглавил её работу. Доктор был в скафандре. За тонированным стеклом шлема не было видно его лица. Там, в непроницаемой черноте, выпукло отражался край белой равнины, над которой сиял Юпитер, да плыли рядом два-три его спутника. Поэтому создавалось впечатление, что скафандр был пустой. Приземистый колёсный транспортёр доставил их на станцию. Без скафандра доктор оказался высоким худощавым человеком лет сорока пяти, с лошадиным лицом и жиденькими светлыми волосиками на голове, точно приклеенными к жёлтому черепу. Рукопожатие доктора было вялым, и от него заметно пахло сладковатым потом. Не откладывая дела в долгий ящик, доктор провёл гостей в свой кабинет и в двух словах обрисовал сложившуюся ситуацию.
Эта ситуация выглядела следующим образом. Год назад,15 сентября, со станции ушли и не вернулись два человека. Это были муж с женой. После окончания работы, они любили прогуляться по ледяной равнине, полюбоваться Юпитером. Их нашли на следующий день, на юге, не далеко от титановых крестов. Судя по всему, они погибли от нехватки в скафандрах кислорода. Похоже, мужчина погиб первым, так как по следам и положению тел было видно, что женщина некоторое время пыталась тащить его в сторону станции, но вскоре задохнулась сома. Их скафандры были исследованы. Каких-то следов умышленных повреждений, которые могли привести к утечке кислорода, они не имели. Предположительно у скафандров были неисправны датчики, показывающие количество заправленного газа. Через месяц после этого случая в своей каюте, во сне, скончался начальник станции. Вскрытие показало, что у него по какой-то причине остановилось сердце. Вот такие дела.
После этого доктор познакомил своих гостей с ещё двумя сотрудниками станции: планетологом и мастером буровых установок.
Планетолог был маленьким толстеньким лысым человечком, который постоянно суетился и, казалось, перед всеми заискивал. В настоящее время он занимался тем, что в телескоп вёл наблюдение за извержением одного из вулканов на Ио. Планетолог мог часами рассказывать, захлёбываясь словами, о том, что вулканическая активность Ио не знает себе равных в Солнечной системе. О её многочисленный вулканах, извергающих ядовитую смесь двуокиси серы, которая тут же замерзает и выпадает на поверхность спутника в виде инея. И чем дольше говорил планетолог, тем недоумённее становились лица его слушателей, в голову которых невольно закрадывалась мысль: а какое собственно дело этому маленькому толстенькому человечку до вулканов на Ио?
В отличие от планетолога, мастер буровых установок был молчаливым человеком с каким-то серым лицом. Может быть, такой цвет лица у него был из-за того, что он постоянно курил, буквально, одну сигарету за другой. Так как из мастера слов было не вытянуть, то за него говорил доктор. Доктор рассказал, что они уже два раза пытались пробурить ледяную кору на Европе, чтобы добраться до скрытого под ней океана, но каждый раз бур ломался и его приходилось по долгу ремонтировать. И пока доктор всё это рассказывал, мастер успел уже закурить третью сигарету.
Кроме доктора, планетолога и мастера буровых установок на станции жил ещё один малый, с большой круглой, как мяч, головой, то ли больной синдромом Дауна, то ли просто слабоумный. Кто он был такой, как попал на станцию и с какой целью. гости за всё время пребывания на Каллисто так и не смогли узнать. Даун целыми днями без дела шлялся по станции и когда кого-нибудь встречал в коридоре, на лестнице или в одном из общих отсеков, то расплывался в улыбке, чего-то довольный мычал и пускал слюни.
Уже через пару дней он знал весь распорядок жизни на станции. День здесь начинался часов в девять утра, короткой планёркой у доктора, после которой каждый отправлялся к себе: планетолог – в обсерваторию, наблюдать в телескоп за Ио, мастер буровых установок – в ангар, ремонтировать бур, а доктор закрывался в кабинете. Общих завтраков, обедов и ужинов на станции заведено не было. Здесь имелась небольшая кухня-автомат, и каждый ел, когда хотел. Так что за целый день на станции можно было не встретить ни единой живой души. Стояла полная тишина: не было слышно ни человеческих голосов, ни шагов ног, ни шума работающего оборудования. Станция походила на какое-то сонное царство, и это ему понравилось. Впечатление мертвенности становилось ещё сильнее от того, что на станции в одном из неотапливаемых подвальных отсеков лежали три труппа: два мужских и один женский. Ещё в первый день своего пребывания на Каллисто он с детективом осмотрел тела погибших. Лица мужа и жены были искажены гримасой ужаса, а вот лицо начальника станции, напротив, было расслабленным, как будто он не умер, а спокойно спал. И эта разница в выражениях лиц погибших очень сильно бросалась в глаза. Осмотр трупов был единственным следственным действием, к которому детектив соизволил его привлечь, поэтому никаких дел у него больше не было, и целыми днями он был предоставлен сам себе.
Каждый день он надевал скафандр, выходил наружу и совершал длительные прогулки по на редкость прямой бетонной дороге. Всё также эта дорога сначала приводила к огромной тарелке радара, устремлённой своим немым взглядом куда-то в бездну космоса. От радара дорога продолжала тянуться дальше на восток, пересекала зеркальное поле солнечных батарей и, наконец, приводила к причалу для космических кораблей с высокой мачтой, на вершине которой мигал красный маячок. Только на этот раз прямоугольная бетонная площадка причала была не пустой, а на ней стояла на своих тонких четырёх ножках спускаемая кабина, издали похожая на какого-то злобного паука. Хотя отсюда, с Юпитера, солнечный диск едва различался невооружённым глазом, однако, здесь не возникало того неприятного ощущения нехватки света, какое было на Марсе. Наверное, потому, что день на Каллисто скорее был похож на очень ясную лунную ночь, и это ему тоже понравилось.
Иногда во время своих прогулок по бетонной дороге он видел звездолёт, находившейся на очень низкой орбите вокруг спутника. Сначала в чёрном небе Каллисто он замечал некоторое движение. Как будто бы одна из звёзд еле уловимо перемещалась. Вскоре он находил взглядом эту звезду. С каждой минутой она становилась всё ярче. Вот она распадается на множество огней. Их становится всё больше. И вот на фоне сияющего Юпитера появляется чёрный силуэт гигантского космического крейсера. Вслед за тупым носом выплывает центральная часть корабля, с нагромождением многочисленных надстроек, целым лесом антенн, парусами солнечных батарей. Наконец, показывается длинная корма, и становится виден весь корабль. Он, словно новогодняя ёлка, весь унизан светящимися рядами иллюминаторов, красными, синими, зелёными и жёлтыми точками навигационных огней. И странно, что такой огромной махиной управляют всего три члена экипажа. Где-то том, в многочисленных переходах и отсеках корабля сейчас находился и его кот.
Так как всё время полёта к Юпитеру они с детективом проспали, он не успел толком изучить план звездолёта. Он только заметил, что гравитация на нём создавалась каким-то другим способом, не как на том корабле, который доставил их на Марс. Забавно было наблюдать за человеком, идущем по переходу звездолёта. Казалось, что его ноги притягиваются к решётчатому металлическому полу магнитом. При этом его туловище так сильно раскачивалось в стороны, что при нормальных условиях человек вряд ли смог бы удержать равновесие, не сделав шаг вправо или влево. Ещё из разговоров членов экипажа он знал, что через пару лет, после обкатки звездолёта на трассе Земля-Марс-Юпитер, корабль должен был отправится в долгий полёт к Проксима Кентавра – «красному карлику», ближайшей к Солнцу звезде, расстояние до которой равнялось 4,22 световым годам. Но пока что звездолёт находился на орбите Каллисто. Было принято решение, что сначала на станцию в спускаемой кабине высадятся они с детективом, проведут расследование, на которое отводилось две с половиной недели, а затем, в зависимости от полученных результатов, начнётся либо разгрузка корабля, либо станция будет эвакуирована.
Часто во время своих прогулок он сворачивал с на редкость прямой бетонной дороги и шёл на юг, к двум титановым крестам, которые, казалось просто так торчали посередине белой равнины Каллисто. Туда вела довольно утоптанная тропинка, начинавшаяся почти у самой станции. На этих крестах не было даже табличек с именами погибших астронавтов. Возле крестов тропинка не заканчивалась, а тянулась дальше на юг, в сторону таких же белых зазубренных пиков гор. Здесь тропинка была уже не такой утоптанной, видимо, ей пользовались не так часто. Может быть, она тянулась до самого подножия гор, где лежал остов разбившегося танкера, а может быть, и нет – он так и не узнал. Отправляясь на юг, он говорил себе, что на этот раз уж точно дойдёт до конца тропинки, но каждый раз, пройдя от крестов три-четыре километра, его решимость вдруг ослабевала, становилось как-то не интересно, куда ведёт эта тропинка, и он возвращался назад.
Наконец, прогулка завершалась. Вот и станция. Вся покрытая белой утеплительной пеной, она всё также походила на заваленный сугробами дом, а её мачты и антенны, обмотанные серебристой тканью, напоминали сосульки. Странно, но всякий раз, когда он возвращался после прогулки на станцию, у него возникало неприятное чувство, что за ним кто-то наблюдает. Пару раз ему даже показалось, что он разглядел в одном из иллюминаторов на третьем этаже чей-то бледный зрак. Он специально поднимался на третий этаж, чтобы посмотреть, какие отсеки выходят на южную сторону. Но оказалось, что там во всю длину стены проходит коридор. Таким образом, если за ним кто-то и наблюдал, то им мог оказаться любой из обитателей станции. И это открытие тоже было неприятным. Он даже несколько минут постоял возле одного из иллюминаторов в коридоре на третьем этаже, представляя себя в роли того загадочного наблюдателя, и его лицо само собой расплылось в злобной ухмылке. Да, что-то на станции было не чисто, он это чувствовал. А чувства его никогда не подводили.
Ещё тревожило то, что детектив с каждым днём всё больше и больше пил. Это его пристрастие к алкоголю он заметил ещё на Марсе, но здесь, на Каллисто, детектив потерял всякую меру. Целый день он потягивал один стакан за другим и к вечеру, обычно, бывал уже в стельку пьян. Иногда в голову ему приходила мысль, что, возможно, детектив не так прост, как кажется на первый взгляд, что, может быть, это у него такой хитрый метод расследования. В другой раз он думал, что детектив напивался потому, что не чувствовал никакой опасности. Может быть, никаких убийств и не было, а люди на станции погибли в результате несчастного случая и болезни, как говорил доктор. Но что-то ему подсказывало, что детектив оказался банальным алкоголиком. Он даже не знал, занимался ли тот расследованием или нет. Как-то он видел в каюте детектива на столе разбросанные папки с какими-то документами. Там ещё лежал раскрытый блокнот, в который он заглянул и прочитал запись о том, что в личном деле женщины отсутствуют несколько листов. В другой раз во время ужина в кухне-автомате уже сильно пьяный детектив спросил его: «Вы видели лицо погибшего начальника станции? Ну, и как Вам оно? Знаете у кого я видел такие лица? У людей, умерших от передозировки снотворного!»
Но как бы там ни было, занимался ли детектив расследованием или нет, он чувствовал, что больше не может рассчитывать на его помощь, если что. Вот это и тревожило. Поэтому он решил на всякий случай подстраховаться и сыграть в свою игру. Как-то после утренней планёрки (детектива на планёрки никогда не было, тот до обеда отсыпался) он задержался у доктора и рассказал ему всю свою историю: про переселение на Марс, про то, что он на самом деле никакой не помощник детектива. В конце он попросил доктора разрешения остаться на станции. Ему определённо не хотелось возвращаться на Марс. На Каллисто было лучше, даже не смотря на три труппа, которые лежали в одном из неотапливаемых подвальных отсеков, покрытые белыми простынями. Доктор его внимательно выслушал и обещал подумать. Вообще, после этого разговора он заметил, что отношение доктора к нему изменилось: его взгляд как будто потеплел, а рукопожатие стало не таким вялым. Исчезло и неприятное чувство, что за ним на станции кто-то наблюдает. Но самое главное, в итоге это спасло ему жизнь.
Две с половиной недели, отведённые для следствия, подошли к концу. Он уже пару дней не видел детектива, и это его беспокоило. В тот день, отправившись на прогулку, он сразу от станции направился на юг, к титановым крестам, как обычно, намереваясь в этот раз уж точно дойти до конца тропинки. Но опять, пройдя от крестов три-четыре километра дальше на юг, в сторону зазубренных белых пиков гор, его решимость вдруг ослабела, стало как-то не интересно, куда ведёт эта тропинка, и он остановился. Он уже стал поворачиваться, чтобы идти обратно на станции, как его взгляд заметил какой-то белый бугорок, которого раньше на том месте не было. Он ещё раз повернул голову. Теперь там что-то блеснуло на солнце, и в сердце закралось нехорошее предчувствие. Он решил сходить посмотреть, что там такое. Через сотню метров пути белый бугорок превратился в лежащего в скафандре человека, а пройдя ещё несколько десятков метров, он уже знал, что это был детектив. Скафандры звездолёта, в котором они с детективом прибыли на Каллисто, немного отличались от скафандров, которыми пользовались на станции, и ошибки быть не могло. Детектив лежал на груди, уткнувшись головой в лёд, согнутые в локтях руки откинуты в стороны. Он присел перед телом детектива и с некоторым усилием перевернул его на спину. За тонированным стеклом шлема не было видно лица детектива. Там, в непроницаемой черноте, выпукло отражался край белой равнины Каллисто, над которой сиял Юпитер, да плыли рядом два-три его спутника. Поэтому создавалось впечатление, что скафандр был пустым. Но ему и не нужно было видеть лицо детектива, чтобы понять, какое оно. Он хорошо запомнил ту гримасу ужаса, застывшую на лицах мужчины и женщины, чьи тела сейчас лежали на станции. Может быть, они и погибли где-то здесь, не далеко от этого места, где сейчас лежал детектив.
Выйдя из оцепенения, он обыскал скафандр погибшего, достал из кармана короткоствольный никелированный револьвер, с которым детектив никогда не расставался, сунул его себе и отправился в обратный путь. В шлемофонах громко раздавалось его тяжёлое дыхание, стекло шлема потело. Ему несколько раз пришлось сдерживать себя, чтобы не перейти на бег. Вот и станция. Как обычно, покрытая белой утеплительной пеной, она походила на заваленный сугробами дом, а её мачты и антенны, обмотанные серебристой тканью, напоминали сосульки. На это раз ему снова показалось, что он разглядел в одном из иллюминаторов на третьем этаже чей-то бледный зрак. Он вспомнил, как сам стоял там, и как злобная ухмылка тогда исказило его лицо. Наверное, сейчас также ухмыляется и убийца. Но он не собирался возвращаться на станцию. Выйдя на бетонную дорогу, он повернул на восток – туда, где мигал красный маячок на мачте причала, как ещё одна звёздочка в чёрном небе Каллисто. Вот и радар с гигантской белой тарелкой, устремлённой своим немым взглядом куда-то в бездну космоса. Чёрт, как медленно на этот раз тянется время. Он миновал зеркальное поле солнечных батарей. А вот и причал со стоящей на нём на своих тонких четырёх ножках спускаемой кабиной. Издали она всё также была похожа на кого-то злобного паука. Наконец, он забрался в кабину, связался с кораблём и его подняли наверх.
Глава 4. К Проксима Кентавра
Он проснулся от того, что мелкой дрожью вибрировали переборки корабля. Явно ощущалось, что звездолёт набирает ускорение. И он сразу понял, что череда мрачных событий, начавшихся на станции, перекинулась и сюда. Его только пять дней назад подняли наверх. Вчера на Каллисто отправились два помощника командира корабля, чтобы арестовать всех сотрудников станции до выяснения обстоятельств гибели детектива, но почти сразу же связь с ними прервалась. И вот сейчас это. Его кот тоже проснулся и заметно нервничал: плотно сел у него в ногах на все четыре лапы, прижал уши к голове и дико озирался вокруг, не понимая, что происходит.
Он встал, оделся, сунул револьвер детектива в карман, вышел из каюты и направился на капитанский мостик. В переходах корабля было темно, только кое-где горели тусклые лампочки аварийного освещения – это означало, что по бортовому времени была ещё ночь, и свет не включали. Хотя все его чувства уже давно остыли, но то, что он увидел на мостике, заставило его на секунду ужаснуться. Там доктор, весь потный, с выпученными глазами, тащил за руки командир корабля. Горло у командира было перерезано, а за его телом по всему мостику тянулся кровавый след. Тут же, на решётчатом металлическом полу, валялся и окровавленный скальпель.
Увидев его, доктор на мгновение замер, а потом глухо проговорил: «Ну, что встали? Помогите». Он подошёл, взял командира за ноги, и они оттащили его тело в морозильную установку. Придя немного в себя, доктор пробубнил что-то насчёт того, что он не хотел убивать командира, но тот потянулся к кобуре, ну и… А потом доктор рассказал всё. Да, это он убил людей на станции, включая детектива. Убитая женщина была его бывшей женой, которая ушла от него и вышла замуж за другого человека. Но он продолжал её любить, и повсюду следовал за ней. Когда жена улетела на Каллисто, он тоже добился перевода на станцию. После того, как она в очередной раз грубо отвергла его домогательства, не оставив никакой надежды, он решил убить жену вместе с её новым мужем. Он подстроил всё так, чтобы убийство выглядело как несчастный случай, но начальник станции что-то пронюхал, поэтому пришлось убить и его. Он просто подсыпал ему в стакан с водой большую дозу снотворного. По этой же причине он убил и детектива. Тот как раз хотел осмотреть место, где погибли мужчина и женщина, и он испортил детективу скафандр…
Свой рассказ доктор начал как-то нерешительно, но вскоре успокоился, и дальше говорил уже без запинок. Ему даже показалось, что на лице доктора он заметил лёгкую улыбку. Весь потный, уставший, в заляпанном кровью белом халате, тот был похож на хирурга, который только что окончил многочасовую операцию и был доволен – то ли её результатами, то ли предстоящим отдыхом. В конце доктор рассказал, что потребовал от командира направить корабль в сторону от Земли, на которую, по понятным причинам, возвращаться не собирался, и командир запустил программу полёта к Проксима Кентавра. «Ну, что же, к Проксима Кентавра, так к Проксима Кентавра,» - думал он, слушая доктора. Не всё ли равно: Марс, Каллисто, или звездолёт, летящий прочь из Солнечной системы. Так даже лучше. Он чувствовал, что чем дальше удаляется от Земли, тем на его душе становиться спокойнее. И если бы ни доктор, то всё было бы просто замечательно. И его беспокоило не то, что доктор убил несколько человек, - про это он даже и не думал, как будто это было в порядке вещей. Просто доктор ему не нравился. Это унылое лошадиное лицо, сладковатый запах пота… А может, дело было и не в докторе, а в том, что ему не нравились люди вообще (сам себе он тоже не нравился), и ему хотелось остаться одному. Тем более, что доктор не был дураком и, скорее всего, чувствовал, что не нравиться своему невольному попутчику. Но делать было нечего.
И первое время они с доктором жили достаточно мирно. Доктор даже поселился в соседней с ним каюте. И вечером, лёжа в своей жёсткой постели, перед тем как заснуть, он слышал оттуда шорох, - это не спал доктор, пил свой любимый кофе, чашка за чашкой, чашка за чашкой. Зато утром в каюте доктора стояло гробовая тишина. Он вставал, готовил себе и своему коту на пищевом принтере нехитрый завтрак и выходил на прогулку по запутанному лабиринту переходов корабля. Его ноги точно магнитом притягивало к решётчатому металлическому полу, а тело при каждом шаге сильно раскачивалось в стороны. По стенам переходов густой сетью тянулись бесконечные трубопроводы и кабели, постоянно попадались щиты с каким-то оборудованием, на которых был нарисован череп и стояла подпись «Danger». На потолке с лёгким гудением горели люминесцентные лампы дневного освещения. Но их яркий свет не мог проникнуть повсюду, и по углам переходов стояли резкие чёрные тени. Иногда он видел, как в глубине перехода на своих тонких гусеницах проезжал небольшой робот, и когда его верхняя часть, похожая на голову человека, поворачивалась, то становились видны два его глаза, излучавшие красноватый свет. А если подойти ближе к роботу, то можно было бы расслышать тихое жужжание его электромоторов.
Во время своих ежедневных прогулок по переходам звездолёта он обязательно поднимался на капитанский мостик и подолгу сидел в кожаном кресле перед мигающими мониторами главного компьютера корабля. На самом большом, центральном экране в координатной сетке была изображена тройная звёздная система Альфа Кентавра: две расположенные близко друг к другу жёлтые звезды – компоненты А и В Альфа Кентавра, и обращающийся вокруг них на расстоянии 13 000 астрономических единиц «красный карлик» - Проксима Кентавра, к которой сейчас направлялся звездолёт. На экране были видны и соседние с Альфа Кентавра звёзды, среди которых выделялось жёлто-зелёное Солнце, погруженное в россыпь голубых точек – облако Оорта, состоящее из ледяных ядер комет.
На соседнем мониторе, поменьше, в правом нижнем углу экрана горел нарисованный Юпитер, а в левом верхнем – Сатурн. От Юпитера к Сатурну тянулась тонкая изогнутая линия, на которой светилась яркая белая точка, обозначавшая положение корабля. С каждым днём эта точка чуть заметно перемещалась по изогнутой линии, удаляясь от Юпитера и приближаясь к Сатурну. Возле Сатурна корабль должен был совершить гравитационный манёвр, набрать дополнительное ускорение и уйти из плоскости эклиптики. Из рассказа доктора он знал, что командир корабля, запуская программу по полёту к Проксима Кентавра, сказал, что топлива на борту недостаточно, корабль не сможет вернуться обратно на Землю и навсегда останется на орбите «красного карлика». Мало того, к Проксима Кентавра он долетит только лет через 80, когда они все уже будут мертвы. Бедный командир, он хотел напугать доктора смертью…
Справа находился выключенный монитор видеосвязи. Когда он его включал, то на нём появлялась миловидная, но немного глуповатая девушка в ярком малиновом костюме, и пыталась выйти на связь с кораблём, всем своим видом показывая огромную заинтересованность в этом деле. Однако через несколько месяцев на экране вместо девушки появился какой-то небритый тип в помятом костюме, с бегающими глазами, вечно почёсывающийся и вечно чего-то жующий. Тот тоже пытался выйти на связь с кораблём, но было видно, что ему на это дело наплевать. А ещё через некоторое время исчез и этот тип. Тогда он начинал переключать все каналы подряд. На экране то какие-то личности в галстуках вели разговор о геополитике, обильно сдабривая его сальными шуточками, то какие-то девушки в бикини разгуливали по одному из райских островов в Тихом океане, то рекламировали какие-то контрацептивы, и он выключал монитор.
Иногда, когда возникало желание, он надевал скафандр и выходил на открытую часть мостика. Там в чёрном космосе спокойно горели звёзды. Впереди был виден тупой нос корабля. Справа от мостика и за ним возвышалась центральная часть звездолёта с нагромождением многочисленных надстроек, целым лесом антенн, парусами солнечных батарей. А далеко позади виднелась корма. Весь корабль, точно новогодняя ёлка, был унизан светящимися иллюминаторами, красными, синими, зелёными и жёлтыми точками навигационных огней. И было странно, что такая огромная махина двигается совершенно бесшумно.
Через год, когда корабль в течение нескольких недель совершал гравитационный манёвр вокруг Сатурна, он бывал на открытом мостике каждый день и простаивал там подолгу, наблюдая за газовым гигантом и как бы навсегда прощаясь с Солнечной системой. В отличие от Юпитера, про Сатурн нельзя было сказать, что он сиял. С орбиты Сатурна солнечный диск невооружённым взглядом уже не различался, и света здесь явно не хватало. Так как облака на Сатурне глубже погружены в атмосферу, полос на его поверхности почти не было видно. И если бы не великолепная система колец, Сатурн представлял бы собой довольно скучное зрелище. Но кольца буквально преображали всю картину, и вид Сатурна завораживал даже больше, чем Юпитер. Было видно и несколько крупных спутников планеты-гиганта. Возможно, когда-нибудь на одном из них, например, на Реи, тоже люди построят станцию. Вся покрытая белой утеплительной пеной она, как и станция на Каллисто, будет похожа на заваленный сугробами дом, а её мачты и антенны, обмотанные серебристой тканью, будут походить на сосульки. И на этой станции обязательно найдётся чудак, который будет совершать долгие прогулки по на редкость прямой бетонной дороги, ведущей к причалу для космических кораблей, и любоваться кольцами Сатурна. Вот только зеркального поля солнечных батарей на этой станции, скорее всего, не будет из-за нехватки света, а будет какой-нибудь ядерный реактор, но это не важно…
Наконец, день завершался. Он возвращался к себе в каюту, раздевался и ложился спать. Было не удобно лежать на жёсткой постели. В голове пустота. Слышно, как на потолке в темноте медленно вращается вентилятор: туххх… туххх… туххх… туххх… И вдруг задребезжит на столике пустой стеклянный стакан и перестанет дребезжать. В соседней каюте шорох. Это не спит доктор, пьёт свой любимый кофе, чашка за чашкой, чашка за чашкой. Уже совсем забываясь сном, он расслышит за дверью тихое жужжание электромоторов. Это робот-дежурный совершает обход станции по её запутанному лабиринту коридоров. Жужжание электромоторов стихнет где-то в глубине жилого уровня, он заснёт на своей жёсткой постели, и только всё также на потолке в темноте будет медленно вращаться вентилятор: туххх… туххх… туххх… туххх…
Так прошли три года. С каждым месяцем доктор становился всё более раздражительным. Он перестал следить за собой. Ходил с трёхдневной щетиной, в заляпанном едой и кофе халате. Рукопожатие доктора снова сделалось вялым, а запах пота – приторным. Доктор почему-то терпеть не мог роботов и сумел каким-то образом вывести их всех из строя – всех, кроме одного. У этого единственного, оставшегося целым, робота, в отличие от других, имелась на плече небольшая лазерная пушка, что, возможно, и спасло его от посягательств доктора. Но конфликт у него с доктором случился не из-за роботов, а из-за кота. Кот почему-то тоже не нравился доктору, и тот его постоянно шпынял. Правда, кот тоже был хорош. За эти три года кот заметно постарел и стал гадить в самых неподходящих местах, в том числе перед дверью в каюту доктора. Однажды доктор всё-таки поймал кота и напихал его мордой в собственное же дерьмо. Причём, так сильно, что кот после этого несколько дней откашливался какой-то слизью, и у него что-то стало хрипеть в носу. Он этого так не оставил, у них с доктором вышел резкий разговор, после которого они решили поделить корабль. Доктор лично заварил газовой горелкой все двери, которые вели на его половину.
Месяца четыре всё было спокойно, а потом кот пропал. Тот и раньше куда-то исчезал на день, на два, но теперь кота не было уже целую неделю. Он нашёл своего пушистого друга только на восьмой день, нашёл так, как никогда бы не хотел найти. Он просто утром, отправляясь на свою обычную прогулку, открыл дверь своей каюты и сразу же увидел его. Кот был привязан проволокой за лапы к решётки вентиляционного короба, прямо напротив двери. По одеревеневшему телу и свалявшейся тусклой шерсти он понял, что кот был мёртв уже давно. Глаза у него были выколоты, а в приоткрытой пасти засохла какая-то кровавая блевотина.
Несомненно, это было дело рук доктора. В этот же день в одной из заваренных дверей он нашёл лаз, вырезанный газовой горелкой. На половине доктора было темно, не горели даже тусклые лампочки аварийного освещения. Все лампы в переходах были разбиты. Он сразу понял, что доктор окончательно свихнулся. Разбить такое количество лампочек мог только сумасшедший. Доктора нигде не было. Только на третий день поисков, в одном из отдалённых отсеков, он нашёл коморку, в которой, очевидно, всё это время жил доктор. Это была электрощитовая или что-то в этом роде. Всё её небольшое пространство освещалось настольной лампой, стоявшей на полу. Здесь же на полу лежал матрас с грязным постельным бельём. Кругом валялись пластиковые стаканчики из-под кофе. На половине доктора было полно комфортабельных кают, но он предпочёл жить в этой дыре. На полу он нашёл обрывки какой-то фотографии. Когда он сложил их, то узнал на снимке погибшую женщину со станции на Каллисто. Это была бывшая жена доктора. Значит она и мёртвая не давала ему покоя.
Самого доктора он обнаружил на следующий день на своей половине корабля. Утром он отправился на его поиски и под лестницей, ведущей на один из верхних уровней, увидел робота. Того самого, с лазерной пушкой на плече. Робот лежал под лестницей, на боку, а из его спины торчал лом. Из-под лома выбивался сноп серебристых искр. Вся его спина была обуглена, но остальные части блестели гладким и прочным металлом. Робот умирал. Умирал медленно, и вряд ли чувствовал боль или тоску. Ещё долго гас красноватый свет внутри его глаз, и робот видел, как подошедший к нему человек постоял немного, а затем стал подниматься вверх по лестнице.
Доктор сидел в конце перехода, на решётчатом металлическом полу, привалившись спиной к двери. Он был босой, его халат превратился в лохмотья, а в груди доктора зияла огромная дыра, края которой ещё дымились. Бедняга. Ему даже на какую-то секунду стало жаль доктора. Но так лучше. Ведь иначе убить доктора пришлось бы ему.
Он оттащил тело доктора в морозильную камеру и положил рядом с командиром корабля. А через несколько дней он обмотал их тела простынями, вытащил на открытый мостик и столкнул в космос. Столкнул, надо сказать, неудачно, и доктор с командиром три месяца летели рядом с кораблём. Было неприятно видеть эти две белые мумии за стеклом иллюминатора, словно рыбы-лоцманы, сопровождающие свою акулу-звездолёт. Но постепенно доктор с командиром всё-таки отстали от корабля и через полгода исчезли из виду.
Его распорядок жизни на корабле после всех этих событий не изменился. Он всё также вставал по утрам, готовил себе на пищевом принтере нехитрый завтрак и отправлялся на прогулку по запутанному лабиринту переходов корабля. Его ноги точно магнитом притягивало к решётчатому металлическому полу, а тело при каждом шаге сильно раскачивало в стороны. По стенам переходов густой сетью тянулись бесконечные трубопроводы и кабели, постоянно попадались щиты с каким-то оборудованием, на которых был нарисован череп и стояла подпись «Danger». На потолке с лёгким гудением горели люминесцентные лампы дневного освещения. Но их яркий свет не мог проникнуть повсюду, и по углам переходов стояли резкие чёрные тени. Всё было точно также, вот только он не встречал больше небольших роботов, передвигающихся на своих тонких гусеницах, а их верхняя часть, похожая на голову человека, не поворачивалась, и не было видно их глаз, излучающих из своей глубины красноватый свет.
Как и прежде, во время своих ежедневных прогулок по переходам звездолёта он обязательно поднимался на капитанский мостик и подолгу сидел в кожаном кресле перед мигающими мониторами главного компьютера корабля. Самый большой, центральный экране не изменился: там в координатной сетке всё также была изображена тройная звёздная система Альфа Кентавра: две расположенные близко друг к другу жёлтые звезды – компоненты А и В Альфа Кентавра, и обращающийся вокруг них на расстоянии 13 000 астрономических единиц «красный карлик» - Проксима Кентавра, к которой сейчас направлялся звездолёт. На экране были видны и соседние с Альфа Кентавра звёзды, среди которых выделялось жёлто-зелёное Солнце, погруженное в россыпь голубых точек – облако Оорта.
На другом мониторе, поменьше, на котором раньше горели нарисованные Юпитер с Сатурном, теперь в правом нижнем углу экрана находилось жёлтое Солнце, а в левом верхнем – красная Проксима Кентавра. От жёлтой звезды к красной тянулась тонкая линия, на которой светилась яркая белая точка, обозначавшая положение корабля. И если раньше перемещение точки было заметно каждый день, то теперь на это уходило несколько месяцев. По привычки он каждый раз включал и монитор видеосвязи, но телевизионный сигнал с Земли больше не доходил, и на экране высвечивалась бело-серая рябь.
Изредка, когда возникало желание, он надевал скафандр и выходил на открытую часть мостика посмотреть на звёзды. Ну, что… Вот он и остался один… Был далеко от Земли… Что он чувствовал?.. Он ничего не чувствовал. Ни радости, ни печали. Странно, но свою земную жизнь он вообще не вспоминал, даже что было в ней хорошего. Просто, как отрезало. Как будто и не было этой жизни совсем. Вспоминались только события, произошедшие уже после того, как он покинул Землю. Причём, всё больше какая-то ерунда. Например, он вспоминал свои прогулки по бесконечному кольцу-коридору во время полёта на Марс. Как всякий раз, проходя под шахтой «спицы» колеса, он задирал голову вверх и иногда видел, как там, в глубине, по центральному отсеку в невесомости проплывал кто-то из членов экипажа. Или ему вспоминались благообразные старушки в баре на Марсе. Как они приходили в бар всегда в одно и то же время. Как не спеша и очень аккуратно выпив свой чай и съев пирожные, они доставали карты и начинали долгую игру в дурака. И что дались ему эти старушки? Вспоминались ему и зазубренные пики Каллисто, два титановых креста, казалось просто так торчавших посередине ледяной равнины. Особенно часто он вспоминал, как нашёл недалеко от этих крестов детектива, лежащего в скафандре на груди и раскинувшего руки вперёд. Как перевернул его на спину, и как в чёрном стекле его шлема выпукло отразился край белой равнины, над которой сиял Юпитер, да плыли рядом два-три его спутника…
Наконец, день завершался, он возвращался к себе в каюту, раздевался и ложился спать. Было неудобно лежать на жёсткой постели. В голове всё та же пустота. Слышно, как на потолке в темноте медленно вращается вентилятор: туххх… туххх… туххх… туххх… И вдруг задребезжит на столике пустой стеклянный стакан и перестанет дребезжать. Вот только не слышно шороха в соседней каюте. Нет там больше доктора, и не пьёт он всю ночь на пролёт свой любимый кофе: чашка за чашкой, чашка за чашкой. Не слышно за дверью и тихого жужжания электромоторов робота-дежурного, совершающего ночной обход станции по её бесконечным переходам, подсвеченным тусклыми лампочками аварийного освещения. Он заснёт на своей жёсткой постели, и только всё также на потолке в темноте будет медленно вращаться вентилятор: туххх… туххх… туххх… туххх…
Что ждёт его в будущем? Это не трудно себе представить. В лучшем случае он проживёт ещё лет сорок. В один из дней, когда старость заберёт его последние силы, он также вернётся после прогулки к себе в каюту, разденется и погрузит себя в гиперсон, не выставив даты пробуждения, и умрёт без мучений, во сне. Ещё через сорок лет звездолёт, наконец, долетит до Проксима Кентавра. И вот на фоне «красного карлика» сначала появиться тупой нос корабля, затем его центральная часть с нагромождением надстроек, целым лесом антенн, парусами солнечных батарей, потом покажется длинная корма, и вы узнаете знакомый силуэт корабля. Точно новогодняя ёлка, он весь будет унизан гирляндами светящихся иллюминаторов, красными, синими, зелёными и жёлтыми точками навигационных огней. Однако на его мостике вы не найдёте человечка в скафандре, любующегося красной звездой. Корабль будет мёртв. Сопла его маршевых двигателей уже давно остынут, но солнечный ветер будет гнать корабль всё дальше и дальше. Всё также будут гореть, не мерцая, звёзды в чёрном и холодном космосе, и всё также ничто не сможет нарушить их покоя.
2019 г