Был такой очень неплохой эстрадный певец Энрико Масиас. Вроде из Алжира. Вроде еврей. Но пел, естественно, на французском языке. Хорошо пел месье и подыгрывал себе на гитаре. Мы, зеленые юнцы семидесятых, ужасно любили его песенки, в основном, за то, что под эту музыку не надо было выкидывать физкультурные фортели, крутиться и дергаться. Стой себе спокойно, обнимая свою партнершу, чуть мерно, под такт музыки покачиваясь, поглаживая и прижимая к себе пассию, шепча на ушко разную ерунду. В основном мы слушали две-три песенки, записанные на виниловые, гибкие пластинки. Конечно, качество пластинок было изначально аховое, да еще они были донельзя заиграны, но, благодаря тому, что аранжировка у певца была не такой шумной, как у нынешних крутых певунов, слова песни четко выделялись, среди шумов и тресков. Вот, как у Высоцкого. Поет человек и ты четко слушаешь слова песни. И была у меня в то время знакомая девушка Люська, которая жила в соседнем подъезде, но училась не в нашей школе, где иностранным был английский, а в спецшколе с углубленным изучением французского. Так вот, девушка эта взяла за привычку томным шепотом переводить мне песенки с француского на русский, похваляясь знаниями иностранного (да еще французского) языка плюс намекая на свои чувства, а в особо интересных пассажах тихонько сжимала мне руку, поощряя на будущие доблести. В какой-то момент, на летних каникулах мы собирались компанией практически каждый вечер и каждый вечер Люська шептала мне на ухо перевод незамысловатой песенки.
Я покинул свою страну
Я покинул свой дом
Моя жизнь, моя грустная жизнь
Плачу я без причины
Я оставил свое солнце
Я покинул свое синее море
Но воспоминания просыпаются
Сразу после моего прощания
Эти слова я уже знал наизусть, знал, в каком именно месте песенки Люська сожмет мою руку и сильнее ко мне прижмется и КАК прижмется. Но если что-то приятно, то это совсем даже не приедается, наоборот, а потому я слушал ее шепот и наслаждался близостью ее податливого, пухленького тела. Однако, дальше - больше. Люся принялась приобщать меня к любимому языку, то есть, после перевода тут же следовал разбор предложения. Например.
- Мезон - это дом. Же - это я.
-Ты - это же, - дурачился я..
- Нет, милый, - терпеливо гнула Люська, - Же - это местоимение "я". А местоимение "мой" - это "ма". И знаешь, почему "ма"? Потому что слово "мезон" - женского рода. А если оно было бы мужского рода, то следовало бы говорить "мон". Вот почему он поет "Мон пэйи" - "моя страна". Видишь, как интересно. По-русски, слово "страна" женского рода, а на французском - мужского. "Киттэ" -означарт "покидать", значит "Же киттэ мон пэйи" означает "Я покидаю мою страну".
- А с чего это он ее покидает?
- Не знаю.
- Дурак он, вот кто. Взять и просто так покинуть Францию.
- Да он же не из Франции. Он из Алжира.
- О, ну тогда понятно. Алжир - он же в Африке.
- Вот видишь, значит, он совсем даже не дурак, ежели переезжает из Алжира во Францию. Нес па?
- Эту фразу я уже знал, а потому со спокойной совестью ответил.
- Уи, ма шери. Се бьен.
Потом Люся стала учить меня склонениям и наклонениям.
- Смотри. Же киттэ ма мэзон. Я покидаю свой дом. Ту киттэ тон мэзон. Ты покидаешь твой дом. Усек?
Конечно, мы везде искали развлечений, а потому бойко развивали благодатную тему.
- Я покидаю школу.
- Ты покидаешь свою учительницу.
- Я покидаю мою птицу. Я покидаю мою крысу.
А вот этого не надо было говорить, особенно поглаживая при этом ее по головке. Люся приняла реплику на свой счет и здорово обиделась.
- Если б ты жил во Франции, то дворянином определенно бы не был.
Тут уж я не стерпел, поскольку она со своим бесконечным французским языком мне несколько приелась и мы расстались, разочарованные в друг дружке. Но знания, полученные от общения с ней, остались где-то на задворках памяти, а все французское с тех пор ассоциировалось у меня с покинутой подругой.
Отец Люси был офицером, а потому вскоре они уехали куда-то на Восток и я ее окончательно забыл, обратив взор на Анну из нашего класса, восхитительное, нежное создание с огромными, черными глазами. А потом были Света, Таня, Лена... В общем, прошла целая эпоха и волею судеб я покинул страну (Же китэ мон пэйи) и очутился в самой богатой стране мира, представлять которую не нужно. Знание языка и нужная квалификация помогли мне должным образом обустроиться и без каких либо проблем найти свое место. Свой дом, хорошая работа, семья, здоровье - вот оно, счастье. А если учесть, что недалеко от дома (всего двадцать минут по скоростному шоссе) открыли русский магазинчик, то и с родной едой проблем не стало. Да, магазинчик был русский и назывался "Аленушка", но владел им еврей по имени Соломон, толстенький подвижный человечек с пытливыми глазками, а потому в лавке этой была не только традиционная русская еда, но и все ингредиенты кавказской кухни, в том числе разные лепешки, специи и полуфабрикаты. Посещал я этот магазин раз в неделю, по субботам. И старался подъехать ровно в девять, дабы не толкаться в очереди. Так было и в тот день. Ровно в девять я припарковался на стоянке и с огорчением прочел объявление, что, дескать, часы работы магазина поменялись и теперь магазин открывается не в девять, а в половине десятого.
- Ну, что ж, надо быть философом. Полчаса погуляем, поразмыслим о высоком, ха-ха-ха - по субботам у меня игривое настроение.
Периметр двора составлял двести двадцать шагов. Я успел обойти дворик раз пять, когда подметил смуглого, худого человека с несчастным лицом, явно не американца.
- Вряд ли русский, да и на славянина не похож. Скорее кавказец, скорее, армянин. И такой несчастный! Странно, армяне - народ ушлый.
В очередной раз, проходя мимо него, я не выдержал.
- Вы из России?
- Но, но мистер. Я из Алжира. Алжир, Алжир.
В головушке моей что-то щелкнуло и образ Люси всплыл перед глазами.
- О, мон шер, Ву китэ вотр пэйи
Человечек вздрогнул, выкатил блестящие черные бусинки-глаза и со страхом посмотрел на меня.
- Ву киттэ вотр мэзон. Ву киттэ вотр ами. Ву киттэ вотр пэйи.
Челюсть у бедняги задрожала, алжирец икнул, заплакал и разразился длинной тирадой на французском языке. Я молчал, а человек захлебываясь говорил и говорил, не переставая. Естественно, я ничего не понимал и голову сверлила мысль, что, мол, будь здесь Люська, та небось бы все поняла. а потом бы мне перевела. Но тут двери магазина открылись. Я дружески похлопал его по плечу
- Адье, месье.
И, выслушав очередную тираду, прошел в магазин. Уже на выходе, у кассы мы вновь оказались рядом. Взглянув на количество продуктов в его тележке, я немедленно вспомнил поговорку, которую Люська всякий раз за столом повторяла.
- Иль фо манже пур вивра э не па вивра пур манже.
То есть, незабвенному Гарпагону вдалбливали, что "надо есть, чтобы жить а не жить, чтобы есть".
Сначала алжирец не понял шутку, а затем, сравнив гору продуктов на своей тележке с моими, заразительно рассмеялся и, смешивая французский с английским, довел до моего сведения, что у него шесть детей и отсутствием аппетита никто из них не страдает. Впрочем, человечек тут же вновь погрустнел.
- Уи, месье, же китэ мон ами, же китэ мон пейи, же китэ ма солей.
Он грациозно поклонился мне.
- Гран мерси, месье. О ревуар.
По дороге я вспоминал Люську.
- Интересно, а где же она сейчас? Счастлива ли? Пригодился ли ей французский?
- Жэ киттэ ма Люси.... Же киттэ мон пэйи...Се ля ви...