Через месяц-другой после демобилизации (страх как не люблю слово "дембиль"!) получаю повестку из райвоенкомата. Ничего доброго от этого заведения не ожидая, беру с собой поллитровку сорокаградусной (в начале шестидесятых по недосмотру торговых шарлатанов до нашей глубинки бодяжная водка ещё не дошла). И уже на первой минуте беседы с начальником отдела капитаном Шаяхметовым понимаю, что бутылочка оказалась как нельзя кстати: капитан сообщил о приказе министра обороны СССР маршала Малиновского - мне присвоено офицерское звание младшего лейтенанта. Это - от сержанта срочной службы какой скачок вверх по ненужной мне армейской иерархии!
С той поры капитан повадился вызывать меня повестками, помня о моём (дурацком) правиле являться в райвоенкомат с бутылочкой. Время на повестках всегда означало конец рабочего дня - во-первых, канун календарного праздника - во-вторых. Эти "хитрости" окупились, когда Шаяхметов шантажировал меня отправкой в танковое училище на переподготовку, а у меня на носу была защита диплома в заочном университете. Выпив, Миша пообещал заменить меня другим офицером запаса. Хотя, по военно-учётной специальности я уже числился в резерве другой специализации. Ну, да ладно! Идём к цели этих заметок.
Самый памятный вызов состоялся 31 декабря года 70-го или чуть позднее. Офицеров запаса капитан Миша вызвал человек 20, рассадил нас в автобус ПАЗик и повёз на стрельбище, довольно далеко от Караганды. В пути следования и по прибытии на стрельбище меня "приголубил" некий остряк из сотоварищей запасного офицерства. Зубоскалил он по теме злободневной проблемы "подготовки боевых кадров для армии Израиля". Автобус угрюмо дремал, Миша балагура не осаживал, я молча сносил нападки незнакомца, заступника оборонных интересов Родины.
Итак, 31 декабря, заснеженный полигон, в морозной дымке фанерная мишень условного врага в окопе и по 20 патронов на брата в магазине "Калашникова". По алфавиту мой доброжелатель шёл в очереди на отстрел упражнения намного раньше меня. И после нулевого результата его попыток убить "врага в окопе", накал нападок усилился - Вот, мол, наши морозы не способствуют упрочению обороноспособности, тогда как "израильская теплынь способствует ихнему благополучию", естественно, и моими предательскими стараниями в том числе.
Помня навыки армейской натаски, я "поливал" мишень короткими очередями и несколькими пулями уверенно издырявил фанерный силуэт врага. Гневу патриота совсем не было удержу, но общество молчало, капитан Миша держал нейтралитет (может, берёг контакт с балагуром по части бутылочек для следующих повесток из военкомата и свиданий с глазу на глаз. Не один же я был по этой части сообразительным), стоически молчал и я.
Когда наш ПАЗик зарулил в город, я предложил в честь наступающего нового года скинуться для лёгкого фуршета на скорую руку, все оживились. В шапку по кругу посыпались трояки-пятёрки, а мой сосед, он же заступник интересов Отечества, свой взнос опустил последним, так как моим коварным расчётом он замыкал круг единомышленников маленького банкета.
Все мужики следили за движением шапки и остановили взгляды на замыкающем круг патриоте. У всех на виду я перехватил денежку из руки соседа с вопросом - чей трояк? Тот громко ответил - "мой!". И тогда я выпалил: "а почему прёт нафталином?", усиливая эффект якобы пролежавшей в глухом схороне трёшки минимальностью взноса моего доброхота.
Секунду общество молча осмысливало ситуацию, а после слов Миши "Валера, ну наконец-то ты его отбрил!", все грохнули хохотом, а несчастный патриот попросился на выход с трояком в кармане куртки, куда я успел у всех на виду сунуть "трояк из нафталина". Гнусная ситуация разряжалась постепенно. Во-первых, зануда порядком всем надоел своими плоскими остротами, во-вторых, он оконфузился промахом в стрельбе, немало сыграла в мою пользу идея слегка обмыть год уходящий, и, наконец, трояк под нафталином добил заскорузлость положения и общую неловкость в сообществе незнакомых мужиков. Неловкость от того, что не все, возможно, были заражены соображениями антисемитской нетерпимости, но кто же отважится высказаться по склизкой теме в компании незнакомых людей! После того эпизода я долго звал своего начальника по имени - Миша. И даже сыграл по прошествии лет роль в повышении Миши по должности, в результате чего наше приятельство инициативой выдвиженца в комиссары военкомата соседнего городка к счастью прекратилось навсегда.
… Я не выбирал в приятели людей по национальному признаку, но помню почти всех гонителей моего еврейства за почти восемь десятилетий жизни. Помню без злобы, но с долей жалости к их убожеству...