Размеренно-важным шагом, торжественно выступал по деревенской улице Павел Васильевич Хромов, ведя под руку свою новоявленную супругу Прасковью Устиновну Хромову, бывшую Миронову.
Прасковья всё норовила освободить свою руку из-под кренделька Хромова, на что он всё сильнее и сильнее прижимал её к своему телу.
- Ты бы не суетилась, Полюшка, а шла спокойно. Привыкай к тому, что ты теперь мужнина жена, - наставлял он свою строптивую жёнушку, бережно поглаживая в кармане нового, по такому случаю, пиджака свидетельство о регистрации брака.
Прасковье казалось, что посмотреть на них высыпала чуть ли не вся деревня. А ведь договаривались, что распишутся втихомолку! Больше всего боялась Устиновна огласки, потому как стыдилась.
- Поди, дружок твой неугомонный по всей деревне растрепал, - недовольно выговаривала она Хромову, обливаясь потом под недавно купленным платьем из чистой шерсти кремового цвета. – Нашёл, кому хвастать!
- Не хвастал, а счастьем своим поделился. Разные это вещи, Полюшка!
Июньское солнце палило, как в Петров день. Хромов взмок, но пиджака не снимал.
- Вона, лёгок на помине! – завидев спешащего к ним навстречу Егорыча, проговорила Прасковья и встала как вкопанная: в руке у деда болтался чуть ли не выдранный с корнями куст ярко-бордовых пионов.
- Примите проздравления! С законным браком вас, Пал Василич и Прасковья Устиновна! – проговорил дед, важно протянув Прасковье охапку цветов.
- Вот ведь ирод! Осрамил! – чуть не плача, простонала Устиновна.
- Принимай, Устиновна! Нечего от людей таиться, нонче праздник у вас! Совет вам да любовь, так сказать!
Ох, с каким бы удовольствием отходила она сейчас этим пушистым веником по бессовестной его морде! Но пришлось принять. Дальше – ещё чище! У дома их ожидала с караваем в руках Татьянка Морозова, из-за спины которой поблёскивали чёрные Зойкины глазёнки.
- Поздравляем! – хором прокричали Люська, Татьяна и Пётр Морозовы.
- Мир да любовь вашему дому! – с доброй улыбкой произнесла Татьянка, протягивая им каравай.
Хромов оторвал кусок хлеба, смачно посыпал его солью и начал жевать. Прасковье ничего не оставалось, как последовать его примеру.
- Чтобы жизнь была сладкой, а все невзгоды обходили вашу семью стороной, - не успели Василич с Устиновной расправиться с хлебом, как выступил вперёд Пётр, подавая наполненные мёдом кружки.
Удружили соседи, нечего сказать! И Людмила туда же! Заливаясь румянцем, боясь встретиться с матерью взглядом, а потому смотря на одного Хромова, наскоро и смущённо поздравила и пригласила всех в избу, где уже был накрыт стол.
-Батюшки! – всплеснула руками Устиновна. – Когда только и успели?!
- Татьяна с Людмилой расстарались! Спасибо вам, девчата! – шутливо поклонился в пояс Хромов, искоса поглядывая на жену. Не завелась бы с полуоборота, а то будет им праздник.
- Дак и мы с Петром в стороне не стояли, - здесь же вставил своё слово Егорыч. – Воды одной принёс сколько! Руки вона как выкручивает, - протянул он вперёд свои худые трясущиеся руки.
- Стакан-то мимо рта не пронесёшь, - не выдержав, всё же съязвила Прасковья.
- Господи помилуй! Скажешь тоже, Устиновна! Это ж первейшее лекарство на Руси, как же мимо рта то!
Что натянутая струна, сидела Прасковья за столом, вздрагивая от каждого слова, с нетерпением ожидая, когда же всё закончится. Забежал на часок директор совхоза, поздравил, вручил подарок. Как всегда, один, без жены. Не сошлась ни с кем в деревне Маргарита Кирилловна, вот уж, почитай, десять лет живут они здесь, а она всё людей сторонится. Недаром говорится, что чужая душа потёмки. Добромыслова жалко, мужик он хороший: грамотный, работу свою знает, землю любит, народ уважает. А вот с женой не повезло, считают деревенские бабы. Было у них что с Людмилой-то или не было, им одним знать, но Зойка уж больно лицом с ним схожа.
- Ох, и горька водочка… - заикнулся было уже подвыпивший Егорыч, но Хромов одарил его таким взглядом из-под кустистых бровей, что дед второпях маханул стопку разом, не дожидаясь других.
Устиновна всё поняла и успокоилась. Потеплело на сердце. Вот он каков - Павлуша! Думала ли она когда, что так жизнь её повернётся? Нет, не думала и не мечтала. Жалко, что нет с ней рядом её дорогой Аннушки…
- Мама, можно я за Ольгой Анатольевной сбегаю? Пусть и она порадуется твоему счастью, - насмелившись, спросила Люська у матери.
Уловив запах водки, Прасковья тревожно посмотрела на дочь. Нет, не пьяная, разве что пригубила. Ей достаточно было одного взгляда, чтобы распознать, хватило горького опыта. В последнее время Людмила всё чаще и чаще пропадает у зоотехника, дома только и разговоров, что об Ольге Анатольевне. Устиновне нравилась эта женщина, дружба дочери с ней радовала.
- А чего раньше-то не позвала? Беги, ужо обидится!
Согласно закивал головой Хромов.
- И я-то, старый дурак, совсем запамятовал! Душевный она человек, наша Ольга Анатольевна.
- Егорыча своего не забыл, а про хорошего человека не вспомнил! – проворчала больше по своей привычке Устиновна.
- Сейчас «горько» кричать будет, коли не утихнешь, - склонившись к уху, как можно серьёзнее проговорил Павел Васильевич.
Продолжение: http://www.proza.ru/2019/01/26/1213