Мы проживаем свою жизнь нанизывая ее на ось времени как шашлык на шампур. Детство, отрочество, юность... Но, мне кажется, что сравнивать жизнь с едой как-то не тонко. Так получится, что в конце жизни я пойму, что первые куски протухли!
Ну, а как тогда делить? Детский сад, школа институт, работа? Очень крупно и очень как у всех. Ведь мы не верим, что мы банальности, что каждый из нас похож на другого, мы не верим классику и поэтому изо всех сил стараемся быть счастливыми по-разному. Тем более в наше-то время талантливых и неповторимых Interneto Sapiens, или учитывая самый популярный запрос сети - Interneto Erectus.
Я, как и все, "уникален". Моя жизнь делится кошками и котами. Так вышло, как говорится, само собой. Ну что же, приступим, что ли?
Муха
Мое детство - большой двух этажный деревянный дом (вообще я понимаю, что читать про мою жизнь никому не интересно, раньше этим интересовалась мама, а сейчас жена, и то только в контрольных целях, и тут главное не сболтнуть), и все таки мое детство, это деревянный дом на восемь квартир, по воскресеньям тут светит яркое солнце в большую квадратную комнату, утром из телевизора поют Антонов и Пугачева, сменяя друг друга в Утренней почте, а по вечерам Pink Floyd и Deep purple, намотанные на отцовские бабины. Русских исполнителей я знаю, у них понятные, человеческие имена, а все остальное для меня называется итальянцы, даже не знаю почему именно так, но они мне нравятся, и слушать "итальянцев" весело. По вечерам к отцу приходят друзья. Волосатый художник Саша, он всегда утверждает, что он мой крестный. В то время мы оба не понимаем, что это такое, я в силу возраста, он в силу атеистической генеральной линии партии. Достаточно сказать, что я на тот момент еще не крещён. Кроме него ходят еще какие-то люди, все волосатые и все любят слушать итальянцев и пить водку на кухне. В то время курят, наверное, все взрослые мужики, происходит это так: вот они сидели на кухне, а вот они все собрались в маленькой квадратной прихожей, где все одевают обувь, а потом идут толпой по старому деревянному, пахнущему сыростью коридору, на улицу, там под окном нашего первого этажа громка смеются и возвращаются, такой же шумной толпой. Иногда кто-то из них замечает меня, но, почему-то не остается играть, а как и все уходит курить, или возвращается на кухню. Все они очень веселые, только вот мама почему-то не очень радуется приходу гостей, но, когда они появляются, наверное, забывает, что выговаривала отцу и смеется вместе с отцом и над шутками пришедших. Это всегда продолжается до ночи, в эти дни я могу играть допоздна. Лучше всего, когда гости приходят с детьми, при гостях разрешено делать то, что запрещено в другие дни, например, сидеть на шкафу или под столом из стульев, покрывал и полотенец строить дом. А самым уютным было затащить в это логово настольную лампу и просто там сидеть, рассказывая всякие истории.
Конечно врали почем свет, например, одна девочка, а я плохо помню имена детей из того времени, так вот, одна девочка рассказывала, что у нее дома не одна елка на новый год, а целый лес, ей так "специально папа сделал", и вот там, в самой чаще, она построила себе шалаш и никто не видит, что она там делает, и есть у нее там маленький шкафчик, в котором она хранит специальные таблетки, одни в форме кошечек-девочек, а другие - котиков-мальчиков. Если такую таблетку дать кошке, то у нее будут котята. Схема простоя, дашь пять таблеток, будет пять котят, дашь шесть - шесть. Я тогда ничего не знал о женском коварстве и верил ей на слово. И как мне хотелось попасть в этот непроходимый сказочный лес из елок, стеклянных игрушек и мишуры. И очень хотелось таких таблеток, потому что у меня был кот, звали его Муха.
А что, Муха. На самом деле ничего странного, родители, как и все взрослые не могли придумать ничего путного и решили, что имя должно начинаться на М, как бы повторяя написанную на кошачьем лбу литеру из бровей, остальные буквы доверили мне, не знаю как, но я решил, что это всенепременно Муха, да и ничего, что он мальчик, пусть тогда будет Мухомор! Поэтому родители с радостью согласились на просто Муху.
Муха был серый и большой, он ходил гулять на улицу через форточку, меня он не очень любил, наверно потому, что мне очень хотелось дать ему этих таблеток, чтобы у него были котята, сейчас-то я понимаю, что котята у него были и без таблеток, а вот эти самые таблетки оказались одним из самых первых моих разочарований. Так случилось, что я попал домой к этой девочке, в углу одиноко стояла облезлая абсолютно голая елка с редкими ветками, и я отчетливо помню стеклянную фиолетовую сосульку, как символ первого разочарования. Я понял, что таблеток тоже не будет, как говориться: "Расходимся, нас ...".
Несмотря на то, что эта девочка первая пошатнула мою веру в честность женского слова, Я даже не помню, как ее звали, вот не помню и все, зато я помню до мельчайших подробностей красно-синюю шапку с бунбоном на макушке (именно бунбоном, а не каким-то там бумбоном и не дай Бог пампоном). Ее мне надевали по выходным и я, несмотря на свой малый возраст, шел гулять на улицу. Раньше мы гуляли на улице как кошки, сами по себе, без родителей и детских площадок. И вот, что интересно, с Мухой мы на улице не пересекались. Никогда.
Игрушки с собой тоже не особенно давали, мало ли, потеряешь. Значит представьте, в красно-синей шапке и свистящей болониевой куртке я выходил во двор и меня ждал мир полный приключений и опавших осенних листьев. Почему-то детство для меня - это солнечная осень. Мое детство шуршит рыжими листьями в палисаднике деревянного одноподъездного дома.
Еще у меня был велосипед, он назывался "дутик". Больше всего мне нравилось не ездить на нем, а, перевернув его вверх колесами, крутить педали и смотреть как с большой скоростью вращаются толстые розовые скаты.
И вот однажды пока я стоял и наворачивал педали, ко мне подошли "батерские" и попросили покататься, я чувствовал, что в этом есть подвох, но все же дал прокатиться, ... до соседнего двора.
Чтобы прояснить ситуацию объясню: батерские - это интернатовские, жители Батера. А Батер не в честь Улан-Батора, а просто упрощенное по-житейски сокращенное инкубатор. Я тогда не знал ничего о социальном неравенстве, о том, какие там у них судьбы, хорошо ли плохо их кормят, из каких они семей попали туда, вообще об этом не думал. Но они были страшные для моего пятилетнего сознания. Батер был страшнее немцев, потому что немцы были фильмах, а батерские в соседнем дворе, куда и уехал мой велосипед, и уехал навсегда. Я не помню, ругали меня или нет, помню только, что мне стало так обидно, помню как я побежал за ним вслед, но добежав до разрешенной границы понял, что там за ней огромный мир и в нем тысячи ходов... а велосипеда больше нет. Тогда я впервые почувствовал эту горечь обиды, первое чувство несправедливости и возможной чужой безнаказанности.
Кстати, разрешенная граница, это та невидимая линия, которую обозначила мама и за нее выходить нельзя. Например, нельзя ходить в соседний двор, нельзя ходить на речку и не важно почему, нельзя и все! Но, с каждым годом эта линия расширялась на такие огромные расстояния, что даже захватывало дух.
В один из таких моментов оказалось, что можно ловить гольянов "на банку", для этого нужна только стеклянная банка, капроновая крышка с дыркой, шнурок и хлеб, кстати хлеб - необязательно. Вообще, в нашей реке когда-то давно водилась семга, но в моем детстве улов крупнее гольяна вряд ли можно было себе представить. От реки пахло канализацией и на дне валялись колеса, старые качели и много-много чего еще. Речка казалась интересной. Не реке можно было провести весь день. Это при том, что я не купался в ней никогда, потому что в детстве на реку я ходил осенью и в резиновых сапогах. Кстати, вот спросите любого пацана моего детства, какая обувь самая крутая. Однозначно резиновые сапоги. Резиновые сапоги настолько круты, что в них хотелось ходить везде, гулять, в гости, в детсад. Резиновые сапоги блестели черными или синими боками на солнце, как у комиссара. Мы мерились у кого сапоги выше и знаете зачем? В высоких резиновых сапогах можно было дальше всех зайти в лужу и стоять практически в ее центре, чувствуя как вода сдавливает их, а ты все равно остаешься сухим. Ну, практически всегда сухим.
Я вот подумал, а для чего мы тогда лезли в лужи? Может быть это какая-то тяга к приключениям, или вот для чего человек лезет в гору? Это они рассказывают, что они туда идут, чтобы разобраться в себе. А на самом деле, это они понтуются. Вот, мол, посмотрите, что я могу. Самая большая гора у моих ног. И жены плачут где-то внизу, у подножия, "милый мой, вернись живым..." А в детстве, ты же не можешь покорить вершину. Зато есть лужа. И ты стоишь в самой ее середине, как победитель, и ноги твои при этом сухие, практически всегда сухие. Потому что иногда случались казусы.
Это называлось "набрать". Ну вот представьте, что ты зачерпнул воды и то тепло, которое было еще секунду назад мгновенно улетучивалось и пацаны уважительно спрашивали: "Что, набрал?" И всем было понятно, что произошло. В то время частенько можно было встретить пацана стоящего на одной ноге на краю лужи и выливающего воду из сапога. Надеть мокрые сапоги было целое дело, если в сухой сапог нога заныривала сама собой, то сырые носки с мокрыми сапогами вступали в непримиримую борьбу и изо всех сил упираясь нога внутрь не лезла. И что вы думаете, человек набравший в сапоги шел домой? Нет, для симметрии можно было набрать во второй и все, гуляем дальше.
Да, кстати еще немного о речке..., речка у нас называлась Чибью, хотя на самом деле ее так в моем детстве никто не называл, обычно говорили Чибьюшка. А впадала она в реку Ухта, про которую говорили Ухтушка. Я вот никогда не слышал, чтобы там говорили ОбЮшка или там Москвушка. Не говорят так, а вот у нас говорят, что Чибьюшка впадает в Ухтушку. Взрослый такой мужик может с похмелья выйти на улицу, и так подумать куда пойти на Ухтушку или во Взрослый парк.
Вот ещё, “Взрослый парк”, я такого тоже нигде не слышал. Наверно где-то есть еще Взрослый парк, но в большинстве городов Детский парк есть, а Взрослого нет, ну нет такого устойчивого топонима. Так вот, там во Взрослом парке были аттракционы, ну, например, колесо обозрения, или Сюрприз. Кто не знает, сюрприз - такая хреновина, которая крутиться с большой скоростью и там за счет центробежной силы всех прижимает спиной к стенке, и ты вот там крутишься и боишься. Мне смотреть даже было страшно на этот сюрприз. И мы вот дети рассказывали истории как кого-то там вырвало или были даже случаи, когда кто-то вылетел. И мне всегда было интересно вот он, когда вылетел, он куда полетел, сразу вниз или он вот подлетел высоко и потом на землю упал. Мне казалось, что если бы я вылетел, то лучше вверх, а то, что вниз, сразу на большой скорости шмяк и всё, а тут хоть еще немного поживешь.
А вообще из аттракционов мне больше всего нравились машинки. Электрические машинки с резиновыми бортами. Они почему-то очень редко работали, а потом и вообще перестали включать, потом они так и сгнили. Мда. Но, вот больше взрослого парка мне нравился Детский парк. Приключения начинались еще до входа в него. Перед входом в него был фонтан, он, конечно, и сейчас есть, но почему-то такого трепета во мне уже не вызывает. А вот тогда, каменные рыбы по краям были первым, что начинало будоражить, сейчас говорят, что в предвкушение счастья начинают вырабатываться эндорфины, из меня они били фонтаном, а из рыб били струи воды, и мы зажимали их пальцем. В очередь стояли как на аттракцион. Вот я сейчас смотрю дети сразу лезут в фонтан купаться или еще чего похлеще. в наше время всё было не так. У нас все было строго, максимум зажимать пальцем дырку в рыбе. И вот, значит, ты настоялся у фонтана, рассмотрел тюленей, поддерживающих центральную чашу и можно было заходить внутрь.
В самом начале стояла башня, на которую надо было залазить. Она высотой была с деревья, и однажды я залез туда, а там был еще какой-то парень. Он был постарше. И вот он начал раскачивать ее, эту башню. А мне так стало страшно, я вцепился в неё я слышал, как снизу мама ругается на этого пацана и понимал, что если башня упадет, то ее крики не помогут. Мне кажется, так приходит понимание жизни. Ведь сначала родители - центр твоей жизни. Это константа. Они безупречны и прекрасны, а потом ты понимаешь, что есть некоторые отклонения от непогрешимости. Понимаешь, что они не все могут. А когда ты это осознаешь, ты взрослеешь. По чуть-чуть. Понемножку. Ведь мы же не взрослеем в восемнадцать или, там, двадцать. Вот ты вечером лег спать еще ребенок, а утром пожалуйста, встал и взрослый человек. Иди покупай папиросы и вино. Нет, все не так. Мы взрослеем понемногу. И мне кажется, что первый шаг во взрослую жизнь - осознание того, что есть непоправимые вещи, так было, когда уехал мой велосипед, так случилось и на той башне. Там я, наверное, осознал, что кроме вещей есть еще что-то более ценное. Что-то неосязаемое, но я тогда еще этого не понял, но вцепившись побелевшими пальцами холодную металлическую ограду ощутил. Спинным мозгом ощутил.
И я спустился оттуда немного взрослее. Но совершенно не переживая по этому поводу побежал дальше.
Вообще в детском парке для меня существовала определенная схема посещения. Сначала, эта башня, потом трос. Трос - это реально натянутый трос на высоте сантиметров 20 от земли. По нему надо было ходить как эквилибрист, расставив руки, но это е получалось, поэтому оттуда я быстро уходил. Дальше шли разные крутилки, ну, это такие качели, которые крутятся вокруг своей оси. Потом, просто качели, какие-то горки и в конце аллеи был самолет. На него стояла очередь. Самолет это такая качель в форме самолета. Там значит два сиденья одно впереди, другое сзади, и вот взрослые раскачивали ее и если смотреть только перед собой, то можно было представить, что ты на самом деле взлетаешь. Было какое-то ощущение полета. На обычных качелях тоже здорово, но тут что-то другое.
А рядом стаяла такая штука, я даже не знаю, как ее назвать, качель - не качель, короче, ты вставляешь ноги в ремни и руки поднимаешь наверх и нужно держаться крепко. И вот значит человек там стоит как звезда и его начинают крутить. Так готовят космонавтов. Когда я был маленький я не мог дотянуться до верхней перекладины, поэтому мне там крутиться было не вариант. Когда я стал старше мне уже мешала мелочь в карманах. Вот вроде бы на банальном примере можно объяснить почему мы чего-то в жизни не делаем. С начала мы физически этого не можем, а уже потом нам есть что потерять, иногда это мелочь, а иногда и что-то другое. Хотя на самом деле, чаще всего это что-то другое... Ведь правда, не мелочь же мешает, ну, достань из кармана и крутись себе, нет, мешает боязнь потерять лицо например, не только это, но вот всё же, вдруг не получится? Что тогда? Я тогда этого не понимал и попросил отца, он же мой герой тогда был. Говорю давай, ты тоже крутанись, а сам думаю: “Ну, покажи этим пацанам, что мы тоже огого”. А он не стал, сказал, что мелочь из карманов вывалится.
А еще в парке была избушка на курьих ножках, там если забраться по ступенькам и заглянуть в маленькое окошко можно было увидеть чучело Бабы-Яги. Аттракцион был одноразовый и не страшный, но туда тоже стояла очередь. Не знаю, кто-то тут из современных сказал, что в очередь стоит только быдло, что это ужасный пережиток "совка", не знаю, мне кажется, что очередь - это порядок, ну как без очереди? Это инструмент самоорганизации общества. За айфонами вон тоже стоят. И быдлом себя не ощущают. Быдло-то, наверное, полезет напролом. А тут люди культурные, уважающие право пришедшего перед тобой получить что-то раньше. Но я отвлекся. Ведь очередей в парке на самом деле было не много, по крайней мере это не главное, что я вспоминал выходя оттуда. Уже наигравшись, я шел между сосен, а парк был сосновый, и у меня создавалось ощущение, что я вижу кадры из фильма про Красную шапочку, где она бежит по лесу и поет, если долго-долго-долго.... Как-то не жалко было уходить. Я всегда знал, что еще туда вернусь, в следующее воскресенье или через.
Кстати, в детстве по воскресеньям я просыпался мгновенно, потому что воскресенье - это уже праздник, тебе не надо в сад или еще куда-то, этот день полностью твой. У родителей отношение к этому дню было другое. Они спали по утрам. А я потихоньку пробирался на кухню, там пил воду и так же тихонечко, на цыпочках, шел обратно в комнату.
Я был предоставлен себе, я из игрушек создавал мир, солдатики, их было не много, они были такие плоские, они охраняли штаб, машинки какие-то нападали на него, это был героический эпос, незавершенная война, переносимая из одного дня в другой. Недостающих солдат заменяли шахматы, пушку можно было сделать из кубиков и карандашей. В ход шло все. И вот эти игрушки были главным богатством. Была такая сабля из алюминия, ее главное было не гнуть, потому что погнешь и все она назад ровной не становится, но она мне нравилась, хотя и была гнутая. Она у всех она была гнутая. Еще были деревянные кубики, разной формы, очень ярких цветов, синие зеленые, красные, красные были крыши, то есть, красные были треугольниками, но я их считал крышами. Были темно синие прямоугольники, какие-то арочки. Из них можно было построить какой-то домик или замок. И вот после того как ты его построил его обязательно надо было разрушить. Интересно, а вот в этих игрушечных городах гибли вымышленные люди? Я вот не помню, может быть потому, что в детстве нет смерти? Она как-то далека от тебя, когда ты маленький.
Ты ее заменяешь чем-то другим. Так и Муха, однажды он ушел и не вернулся. И для меня он до сих пор не умер, он гуляет где-то там в палисаднике старого деревянного дома, бегает по крышам старых покосившихся сараев и старается не попадаться на глаза мальчишке, который мечтает дать ему таблеток, что бы у него были котята. И там всегда осень, она шуршит под его большими серыми лапами.