ФИЛОСОФ ИЗ КОЧЕРЫЖКИНО
…Среди лесов, лугов и полей, вдали от шумных автотрасс и железных дорог затерялось небольшое село Кочерыжкино. Бог весть в какие лохматые времена основал его пасечник Кузьма Кочерыжка, отсюда и пошло название. Живописно раскиданы добротные бревенчатые избы, между ними порою большие пустыри; слава Богу, земли хватает всем, чего тесниться, опять-таки и против пожаров это хорошо, близко стоящие строения - дорожка огню. Ежели при такой тесноте полыхнёт один дом - вся улица выгорит.
В центре села уже кирпичные дома - школа, магазины, почта, а чуть дальше, у самого пруда-котельная. Трубу котельной видно за несколько километров, ещё когда едешь на автобусе, она возвышается над лесом. Здесь, среди закопчённых стен, у раскалённой топки - владения Ивана Даниловича. Мужик интересный, очень даже неглупый, но и со странностями. Впрочем, а кто без них? Зарплата в котельной, конечно, небольшая, но сменить работу он отказывается. Скажем, на лесопилке, в столярном цехе или строительной бригаде можно неплохо зарабатывать, но у Ивана Даниловича свой резон: - Не люблю работать в коллективе. Здесь я сам себе голова, никто мне не указ, а деньги… Ну что же, пока хватает. Да ведь всех денег не заработаешь. Зато в тишине здесь сижу и в спокойствии, и думать можно. А думать-оно, конечно, первое дело, особенно если есть чем думать. А у меня есть! – Иван Данилович тронет свою голову с копной непослушных волос цвета спелой пшеницы...
В деревне народ простой, и у многих клички, к этому относятся вполне спокойно. Нередко человек получает кличку ещё в школе, и живёт с ней всю жизнь. Скажем, Федька Гончаров как-то в пятом классе подстригся налысо среди учебного года, и получил кликуху «Лысый». Потом, уже взрослого парня с густой копной волос, его по-прежнему называли Лысым; довольно странно видеть такого лохматого Лысого… Да, деревенские клички даются крепко - на всю жизнь.
У Ивана Даниловича тоже кличка ещё со школы, правда, ничуть не обидная – Философ. Он не всё принимал на веру, нередко спорил с учителями, а его сочинения потом читали в учительской, удивляясь его рассуждениям. Прочили ему большое будущее - высшее образование и учёные звания, да только не стал он никуда поступать, на кого оставишь немощную старушку-мать. А вскоре, после армии, и женился, и сынишка Стёпка появился, ну где уж тут учиться?
Впрочем, его это ничуть не огорчало, он любил цитировать Карла Маркса: - «Самое высшее образование - это самообразование!»
Однажды зимой, когда на улице бушевал страшный буран, который, бывает, взрослого мужика с ног валит, а деревенские избы заметает за одну ночь до самых крыш – в этот вечер Иван вдруг заметил какой-то новый, тонкий, жалобный звук. Сначала подумал- может, буран так воет?
Прислушался опять: - Э-э, нет, это за дверью. Открыл - и к его ногам подкатился маленький взъерошенный комочек. Щенок размером с котёнка, лапки тоненькие, как карандаш, шерстка коротенькая, тёмная на спинке, а брюшко белое.
– Ты чей, парень? Как здесь оказался? В такой буран гулять пошёл?
Пёсик, тихонько повизгивая, уткнулся Ивану в валенок и жалобно смотрел своими чёрными глазёнками.
– Чёрт знает что, и как это понимать, что прикажешь делать с тобой?
Иван достал пластмассовую коробку из-под печенья, промыл её и налил молока. Пёсик жадно стал лакать.
– Да ты, братец, не только замёрз, а ещё и кушать хочешь? Погоди, у меня ещё котлета есть, для дорогого гостя не жалко.
С котлетой он справился за минуту, а потом улёгся у миски и зажмурился. Иван взял его на руки, осмотрел: дворняга, мальчик, крупным он не станет – уж больно тоненькие лапки. Это верная примета: у крупных собак щенки имеют толстые, неуклюжие лапы. Значит, этот будет мелким пёсиком.
- Да-а, ещё проблема… Впрочем, поспрашиваю мужиков, может, найдётся его хозяин. А пока пусть в котельной поживёт, он не помешает.
Иван приспособил ему ящик, положил мягких тряпок, уложил гостя на эту постель и накрыл своей старой рубахой. Пёсик сразу уснул - видать, тяжёлый день у него был сегодня.
Назавтра Иван спрашивал у многих мужиков, но никто не знал, чей это щенок, откуда взялся.
Ну что же, пусть живёт в котельной; если найдётся хозяин - отдам, а не найдётся - мой будет.
- Как же мне назвать тебя, парень? А знаешь, если уж так получилось, что ты в буран пришёл, ну так и будешь ты Бураном.
В углу кочегарки, закрытое от посторонних глаз большим листом ржавой жести, понемногу стало накапливаться нечто необычное. Странная куча непонятных железяк, кусков пластмассы, баночек и проводов. Иван часами колдовал над этим хламом, но от посторонних глаз прикрывал это куском брезента. Вот и в этот раз, едва услышав покашливание за дверью, он быстро накрыл железяки и встал.
- Господину Философу наш привет! – перед ним стоял, покачиваясь, старинный его приятель Васька Грачёв по кличке «Сказуемый». (Необычную свою кличку он получил ещё во втором классе: учительница задумала разыграть сценку, и двух мальчишек назвала Подлежащим и Сказуемым. Первый вскоре уехал с родителями в другое село, а второй остался, да так и закрепилось за ним это прозвище.)
- Да ты, милок, уже с утра поддал? - сразу заметил Иван.
- А чё же, грешен. Дак я и тебя угощу, калиновка - от всех болезней средство. Я те так скажу: от одного её названия все микробы и вирусы дохнут!
- Ну и от чего же ты лечишься?
- А ещё не лечусь, а так, для профилактики. Давай стаканы!
Сказуемый разлил из плоской бутылки янтарную жидкость.
- Это очищенная самогонка, на ягодах калины настоенная и с мёдом. По вкусу как дорогой коньяк, а уж до чего поле-езная, великая вещь, я те доложу!
Сказуемый часто заходит к своему приятелю в кочегарку. Уютно посидеть, выпить и поболтать на всякие умные темы. Нередко его заносит в такие серьёзные вопросы, что даже Иван удивляется.
- Вот ты скажи мне, Данилыч, коммунизм-то будет ли когда-нибудь, или это так - одни мечтания?
- Ну как тебе сказать, смотря что понимать под этим? Сам-то ты как себе его представляешь, коммунизм этот?
Сказуемый зажмурился: -Я думаю, шибко хорошо будет, всего будет в достатке, и потому вся жизнь совсем другая будет, не как сейчас. Вот как у меня сейчас: сегодня нечего выпить, и завтра нечего, а потом зарплату получил - ну тут уж я отведу душу, так нахрюкаюсь – до поросячьего визга.
Да ты меня знаешь, Данилыч, чего там… А вот как при коммунизме: приду я с работы, а у меня дома такой культурненький бар на кухне, дверку открыл - там тебе и водка, и коньяк, и виски, и вино какое хошь, и пиво всех сортов… И у меня уже нет того азарта, чтобы нахрюкаться, я хочу – выпью, а не хочу - не выпью. Только, я думаю, нескоро такая жизнь настанет, не доживём мы, наверное.
Иван засмеялся: -Ой не верится мне, что ты, посмотрев на эти бутылки, не захочешь выпить. А то я тебя не знаю!..
Сказуемый вздохнул: - Уж и помечтать нельзя. А может, правда не захочу?
- Иван Данилович, можно к тебе? -за дверью раздался знакомый женский голос. Сказуемый мгновенно убрал со стола недопитую калиновку. На пороге появилась Татьяна Сергеевна - директор школы. Она подошла, оглядела стол с двумя стоящими стаканами (а чайника-то рядом нет!), под столом приметила бутылку… Мужики притихли: что-то будет?
- Иван Данилович, заморозить нас решил? В школе холод собачий, дети жалуются, а вы тут расслабляетесь?!
- Да не, причём здесь мы, это, знаете, не от меня зависит, это сейчас уголь какой-то плохой, мало в нём жару. Кидаю его в топку постоянно, а толку нет. Плохой уголь, что и говорить…
- Данилыч, не надо мне сказки рассказывать, я вот твоей Валентине пожалуюсь, уж она-то тебе мозги вправит, будь уверен!
- Татьяна Сергеевна, не надо её трогать, температуру у вас в школе повысим, я обещаю. Здесь ещё насос надо будет подключить второй, тогда теплее будет. А Вале Вы не говорите, не надо.
- Ну смотри, Данилыч, ты обещал. Ну так когда же теплее станет?
- Сегодня же найду Митьку-Лесостепь, он в этих насосах понимает, авось запустим, вот и теплее станет.
Она улыбнулась: - Слушай, я всё хотела спросить - откуда у него такое прозвище - «Лесостепь»?
- А это опять-таки со школы. У нас вожатый был Валерка, у него было такое ругательство - «Тундра!»; это если кто-то плохо соображает, чего-то не знает. Была какая-то викторина, другие более-менее отвечали, а двое - Митька и особенно Федька - совсем худо. Валерка их заклеймил: - «Тундра!». Митька обиделся: -Ну ладно, Федька пусть будет «Тундра», ну а я-то хоть что-то ответил, я уж не «Тундра»!
- Ну ладно, ты будешь «Лесостепь»!
И вот уж сколько лет прошло, у него уже дочка невеста, а всё его Лесостепью зовут.
Татьяна Сергеевна засмеялась, поболтали немного о погоде, и она ушла.
- А всё же, Данилыч, насчёт тепла надо что-то делать, иначе она Валентине пожалуется. Строгая у тебя жёнушка, как она тебя держит-то, а? – улыбнулся Сказуемый.
- Да ведь с нашим братом иначе и нельзя, сам знаешь. Вообще всякая нормальная семья на бабе держится, так что мне в жизни считай, крепко повезло. С армии пришёл, увидел её в клубе и ка-ак влюби-ился, ничего не мог с собой поделать, сразу её и окрутил, и в ЗАГС. И ни разу не пожалел об этом. Везёт мне, Васька! И вот уж 35 лет мне, а веришь - будто вчера мы поженились, всё не нарадуюсь на неё. Хотя и побаиваюсь, строга бывает.
Васька задумчиво глянул на него: - А вот скажи ты мне, Философ, как такое получается, что в газетах пишут: 40% браков распадаются в первые пять лет совместной жизни? Ведь они сами выбирали свою половинку, любовь была, никто силком не заставлял жениться, но в скором времени развод. Отчего так, ведь это массовое явление?
- Думаю, здесь вот что происходит: мы, люди – странные существа. Когда у нас самые бурные страсти кипят – в юности, когда ещё жизненного опыта нет нисколечко. Мы слушаем милые песенки про вечную любовь, смотрим красивые фильмы про любовь, читаем книжки про любовь, и начинаем верить, что есть она где-то: такая вся из себя самая-самая, необыкновенная, неземная. Осталось только её найти. И вдруг – Она! Да-да, точно она – какие глаза, какой носик, какая шейка! И мы немедленно переносим на неё все свои представления о той единственной, неповторимой, самой-самой… То есть, получается, мы любим не реального человека, а некий Образ, навеянный нам всеми этими красивыми сказочками. А уж этот выдуманный Образ мы приписываем первой попавшейся симпатичной мордашке; каково же будет огорчение, что она совершенно не соответствует этому Образу. И наступает разочарование. Впрочем, ты учти, Васька-она ведь на тех же красивых сказочках воспитана, и точно так же у ней розовые очки, и так же она приписала, допустим, тебе самые удивительные, самые невероятные качества: он и благородный, и мужественный, и романтичный, и умный, и умелый, и трудолюбивый (список сам можешь продолжать хоть до бесконечности), а на деле оказывается всё не так. Тогда и она разочарована, и тут скандалы, слёзы и развод.
- Не, погоди, Данилыч, она ведь этого парня, может, с детства знает, какие тут розовые очки? Она-то реально смотрит на него.
- Не совсем так, Василий. Здесь ещё одна странная вещь есть. Какая-то удивительная вера в чудо: вижу, что парень выпить не дурак, и грубый, и неряха, и лодырь. Но ведь если он на мне женится, он же исправится, а как иначе? Стоит только в ЗАГСе расписаться, как человек разительно переменится! Знаешь, Васька, мне всегда смешно, когда такое слышу. Словно где-то на боку, под одеждой, у человека есть какой-то тумблер. И там, в ЗАГСе, ему этот тумблер переключат, и сразу он забудет все свои прежние грехи, и словно другим человеком стал… Милый, ну нет там такого переключателя, медицина пока его не нашла, и поэтому он после свадьбы будет таким же, как раньше, и она останется такой же, ну не бывает чудес! Вот отсюда и разочарование, а потом и разводы, всё просто… А когда женятся люди постарше, уже повидавшие жизнь, уже без розовых очков – тогда брак крепче. Они реально оценивают друг друга: у всякого есть недочёты, безгрешен один лишь Бог, поэтому принимай человека таким, каков он есть. Как ни крути, Жизнь-это лучший учитель, и жизненный опыт не заменишь ни умными книжками, ни кинофильмами и песнями. Вот так, Василий…
На следующий день Иван Данилович отыскал Лесостепь и привёл в котельную. Пока тот раскладывал свои инструменты, щенок обнюхал его, и что-то ему не понравилось - залился лаем.
– Буран, ты чего, дурачок? Не мешай человеку, тебя это не касается.
Пёсик умолк, словно устыдившись.
- Это он свою территорию уже охраняет, увидел нового человека - надо показать, что он здесь хозяин.
- Данилыч, а чего это ты здесь какую-то свалку устроил, да ещё и брезентом прикрыл? Выкинул бы этот хлам?
- Да и выкину, только потом, сначала всё просмотрю - вдруг чего ещё пригодится?
Митька Лесостепь хитро прищурился: - Врать ты горазд, Данилыч. Вижу я, что-то ты задумал, а не сознаёшься. А врать - нехорошо…
- Кто же тебе такое сказал, что врать нехорошо? Тот, кто это говорил, сам никогда не врал?
Я тебе так скажу: ложь - очень нужная вещь, но нужно уметь врать. Ложь часто бывает спасительной - удаётся избежать неприятностей, выкрутиться из сложного положения, а может случиться - и жизнь спасёт. Причём заметь: ложь - это не изобретение человека, она гораздо старше. В Природе ложь повсюду: животные маскируются, чтобы обмануть хищника, тогда есть шанс уцелеть. И хищник маскируется - это помогает обмануть жертву и поймать её. А видел ты, как соловей подлетает к своему гнезду в малиннике? Он никогда не полетит сразу в гнездо, кратчайшим путём; сначала в дальнем углу нырнёт в кусты, а потом уже, скрытый листвой, пробирается к гнезду. И улетает так же-дальним путём. Всё это для того, чтобы обмануть пернатых врагов, не показать им своё гнездо. А случалось тебе видеть, как глухарка уводит врага от своего гнезда? Она выводит птенцов на земле, а когда появляется враг - человек или животное - она притворяется раненой; с трудом перепархивая с места на место, уводит подальше от гнезда, а потом спокойно взлетает и возвращается к гнезду. Так что обман помогает выживать в этом опасном мире.
Митька засмеялся: - Ну и вёрткий же ты, Данилыч! Я тебя про железяки спросил, а ты уж до глухарей добрался!
Всё когда-нибудь кончается, вот наконец и зима закончилась. Иван Данилович сидит на лавочке, под стеной своей кочегарки. Какое удовольствие - первые тёплые денёчки, так славно погреться на солнцепёке. Его радость вполне разделяет и пёсик; словно чертёнок в него вселился, он бестолково носится по двору или вертится, пытаясь поймать свой хвост, и заливается звонким лаем. Мимо идут соседские мальчишки - Андрюшка, Серёга и Олег.
- Иван Данилыч, это откуда такой зверюга? Не загрызёт, людоед такой? Ты уж следи за ним, как бы какая-нибудь кошка не утащила!
Пацаны расхохотались - умеет же Андрюха подцепить, дай только повод.
- Ты уж завёл бы какую-нибудь серьёзную собаку, чтобы с неё толк был. Вон у дяди Миши лайка Тайга: она у него кормилица, он с ней на охоту ходит, и всегда с добычей. А твоя - мелочь беспородная, толку от неё нет никакого.
- Как это беспородная? Буран у меня особенной, очень редкой породы.
Андрюха засмеялся: - Имя ему не по размеру дано. Бураном нужно бы назвать крупного, мощного пса, а эту мелочь как-нибудь попроще. А какая же у него порода?
- Карликовый волкодав!
Приятели покатились со смеху: - Да ведь ему и волков тогда нужно искать карликовых, где же таких найдёшь?
- Ну вот я и говорю вам, что это очень редкая порода, а вы всё не понимаете!
Андрюха пустился в рассуждения: - Всё для чего-то нужно, во всяком деле должен быть толк. А от этого какой прок? Ни на охоту, ни дом сторожить…
Тут Серёга вмешался: - А может, его как ездовую собаку использовать?
Опять взрыв хохота.
Иван Данилович не остался в долгу: - Вот говоришь, во всяком деле должен быть толк. А какой толк в твоём велосипеде, скажи?
Андрюха удивился: - Скажешь тоже, Иван Данилыч, да у меня велик – таких ещё поискать, техника что надо! Вспомни, ты ведь сам на нём ездил, ну как?
- Да уж помню, век не забуду твой велосипед. То во время движения цепь на руль намотается, то вдруг чувствую: что-то тяжело стало ехать, оглянулся – чёрт возьми, заднее колесо на дороге лежит. А однажды ехал на нём и раму потерял, потом вместе с женой её весь вечер искали.
Вот так велосипед…
Пацаны заливаются от хохота, Андрюха признаёт своё поражение: - Ну и врать ты мастер, Иван Данилыч, уж тебя точно не переврёшь!...
Тракторист Михаил Каменский был в селе Кочерыжкино всегда на виду, весьма уважали его и на работе - трудяга каких поискать, и руки золотые, а ещё он был удачливый охотник.
Сидит на пеньке у себя во дворе, обтёсывая небольшим топориком брёвнышко - надо бы подправить крылечко. Рядом степенно, вальяжно разлеглась на солнышке его любимица – роскошная лайка Тайга. Местные охотники завидовали Михаилу: такая умница и кормилица, на всю округу знаменита. Её хозяин пустым с охоты никогда не приходил. А Тайга, видимо, понимая свои заслуги, держалась всегда с большим достоинством.
- Михайло, приве-ет! Как жисть, охотник? – у калитки, за забором, стоит, изрядно покачиваясь, Иван Данилович.
- Здорово, Иван. Заходи. Да ты, кажись, поддатый сегодня?
- Маленько есть. Я чего пришёл: привет тебе от Лиды Ветровой, школьной завхозихи. Ты ей доски обещал привезти для школьной спортплощадки, так она велела спросить-ты не забыл?
- Да я-то не забыл, только не во мне дело. На лесопилке их ещё не напилили, всё дело в них. Как будут готовы, мне привезти недолго.
Иван Данилович присел на брёвнышко перед Тайгой: - Какая краса-авица, какая у-умница, охотница! А глаза какие умные, ведь всё понимает…
Собака нехотя повернула к нему голову, как-то скучно посмотрела на него, потом, широко разинув пасть с великолепными белыми клыками, протяжно зевнула и, закрывая пасть, внятно сказала: - Хам!
Михаил расхохотался: - Во как она тебя! Слушай, а ведь она тебя не впервой так называет; помнишь, ты тогда возле магазина к ней пристал, она тебя так же осадила? Что интересно, только тебя так величает; видать, чем-то ты ей не нравишься?
Вот и заканчивается отопительный сезон, казалось бы – у Ивана Даниловича должно бы стать полегче с работой, но он, как ни странно, стал задерживаться в кочегарке допоздна. Приходил с работы трезвый, усталый и перемазанный ржавчиной и мазутом, долго отмывался. На вопросы жены и сынишки отвечал одно – начинается ремонт котлов, вот и подготавливаю их. Вроде вполне ясно объясняет. Но как-то днём Стёпка прибежал к нему, у них учительница заболела, и их отпустили пораньше. Иван Данилович не ожидал этого и оказался застигнутым врасплох, не успел закрыть брезентом свою тайну. Стёпка вырос как из-под земли за его спиной: - Папа, а что это такое?
Та самая груда металлического хлама за несколько зимних месяцев слилась в единое странное создание: это было некое транспортное средство на трёх колёсах, собранное из самых разных частей всевозможных механизмов. Тут можно было найти детали и от шагающего экскаватора, и от ручных часов. Больше всего деталей было от разных мотоциклов, но были отдельные узлы и от стиральной машины, и от пылесоса, и от кофемолки. В качестве бензобака была приспособлена кастрюля-скороварка.
- Сынок, ты только маме пока не говори, раньше времени не надо. Да и вообще пока никому не говори, пусть это будет наша с тобой тайна, хорошо?
- Папа, а оно что, ездить будет?
- А куда же ему деваться, конечно будет.
Стёпка с сомнением осмотрел агрегат: где-то проволокой подвязано, где - шнурком от ботинка…
- Папа, а я думаю, тебе на него прав не дадут, уж больно чудной он какой-то.
- А зачем мне права, я в город не буду на нём ездить, а на рыбалку, за грибами – пожалуйста, кому там права показывать?
- А зачем ты его сделал, можно ведь готовый купить, как у других?
- Понимаешь, Стёпа, это творчество, техническое творчество, так, для души. Вот, например, наша мама вечерами вышивает цветы на ткани, видел? Ведь она могла бы купить в магазине готовую картинку и повесить на стену, но ей самой хочется создать что-то. Вот и я так же.
- Да, но за её вышивку нас гаишники штрафовать не станут…
Вдруг откуда ни возьмись в котельную нагрянула жена: - Иван, а это что такое? Ты на этой срамоте ездить думаешь? Людей-то не стыдишься?
- Успокойся, Валя. Это ведь ещё не окончательный вариант, только ходовая часть, после и внешний вид будет.
- И это у тебя называется ходовая часть?!
- Да чего ты понимаешь, это зверь-машина, с выхлопным карбюратором на карданном валу, ей, можно сказать, равных нет. Мне за неё, может, Нобелевскую премию положено дать, кто знает…
- Первый же гаишник и выпишет тебе эту Нобелевскую премию! Надо же такую жуть сделать!
А ты, Стёпка, не вздумай на этой страхолюдине кататься, пусть папка сам его испытывает, коли жить надоело!
Впрочем, на испытаниях Стёпка всё же прокатился, сидя за спиной отца на заднем сиденье.
С диким грохотом, скрипом и треском это устройство проехало до опушки леса, а дальше Стёпка предпочёл слезть, и возвращался домой уже пешком.
Деревенские мужики удивлялись: справиться с этой колымагой мог только её автор; здесь нужно знать множество особенностей – чего нажать, где потянуть, что повернуть и с какой силой.
У Ивана тоже не сразу получалось завести мотор, но он не отчаивался: - Всё ещё доработается, и будет надёжная техника!
У себя во дворе он со Стёпкой соорудил из всяких обрезков досок и жердей небольшой гараж, поставил в него своё детище, а вскоре откуда-то притащил большой рулон брезента. Совсем новёхонький, хороший брезент. Иван Данилович накрыл им свой гараж, а потом хотел покрыть его нитрокраской, чтобы воду совсем не пропускал. Но не успел…
Однажды утром вышел во двор и обомлел: с гаража кто-то ночью аккуратно снял брезент, и гараж опять выглядит как прежде - жалкой, корявой деревянной клеткой. А внутри, нетронутое, стоит любимое сокровище Ивана, его не взяли. Этого удара автор не вынес, и в это день он с приятелем, с Васькой Сказуемым, изрядно выпили. Сначала сидели на брёвнах возле дома, потом Сказуемого увела жена, а Иван всё сидел. Мимо проходил Лесостепь: - Чего закручинился, Иван Данилыч? Иван смахнул скупую мужскую слезу: - Ты чё думаешь, им брезент нужен был? Не-ет, это они решили мне в душу плюнуть, решили показать, что у меня техника – хлам ненужный. Сволочи, козлы тупые, ироды…
(Мужики потом удивлялись: если бы спёрли сам агрегат, он бы не так обиделся, а кражу брезента он принял просто как оскорбление!)
К вечеру Иван был совсем пьян, уже еле матерился и не стоял на ногах. Валентина с соседом Гришкой с трудом утащила его в дом, уложила на кровать. Назавтра она – мудрая женщина – не стала его пилить за эту пьянку, понимая его горе.
А Иван Данилович потом рассуждал со Сказуемым: - Что за жизнь? Такова судьба изобретателей у нас: человек работает, мыслит, создаёт что-то новое, душу вкладывает, а у него – бац! – и брезент спёрли. Что за народ…