Нина проснулась. Протерла глаза.
Белый свет врывается в комнату через белые занавески. Белая спальня, белые стены, белый небоскреб за окном.
Небоскреб параллелен белым шторам, белая подушка перпендикулярна небоскребу.
Только розовые щеки Нины выбиваются из общей стерильности.
«Хорошо, хоть ноги мои параллельны друг другу…», — Нина закрыла голову одеялом. Судя по шуму воды, Никита в душе, можно поваляться еще минут пять.
Никита снова разбудил. Идеальный парень принес идеальный завтрак — чего еще от него ожидать?
На подносе ручки кружки и кофейника повернуты в одну сторону – все как надо.
У Никиты на голове волосок к волоску – как будто уложены парикмахером, на животе ровные кубики – как будто изваяны скульптором.
«В этом доме одна я – ни к селу, ни к городу», — подумала Нина, попивая кофе. Пока Никита отвернулся к шкафу, она наслюнявила пальцы и попыталась распутать и пригладить свои кудри. Крошки от круассана собрала с одеяла пальцем и затолкала в рот.
;;;
Никита ушел в институт к первой паре. Вышел заранее, вовремя успеет. У Никиты всегда все вовремя: учеба, работа, спорт, сон. Человек-планер.
«Эх, вот бы мне хоть немного так научиться…», — мечтала она.
Нина же соскакивает с кровати в последнюю минуту. У нее валятся из рук чашки и блюдца, колготки рвутся в неподходящий момент, кофе проливается на курсовую работу, теряется кошелек.
Она бы с легкостью переносила свои мелкие неприятности, если бы рядом был не настолько идеальный Никита.
Он никогда ее не упрекает, но весь его наглаженный вид как бы говорит: «Ну, как же ты так смогла оторвать рукав и перевернуть на кровать эту яичницу?».
«Да-да», — поддакивает твердо стоящий вокруг его шеи воротничок.
«Тяжело, когда твой парень так безупречен», — вздыхает Нина.
;;;
Нина повесила на плечо огромную сумку с мольбертом и нарисованными работами. Вбежала в вагон метро, на ходу жуя сделанный впопыхах бутерброд. Украдкой разглядывала пассажиров, представляя, какой жизнью живет каждый из них. Вот эта румяная тетка наверняка повар в ресторане, наверное, она любит, когда заказывают жареную картошечку, и не любит, когда заказывают смузи из сельдерея. А вот эта женщина в норковой шубе совершенно точно провела ночь не дома, а теперь делает умное лицо, чтобы мы не догадались. Этот мужчина со спортивной сумкой вполне себе конюх и везет сено и морковь для своих лошадей. А вон тот дед явно пожил себе на радость…
Вагон качнулся, остановился, прервал поток фантазий. Мысли встрепенулись и со всего метро собрались обратно в голову.
«Никита опять бы сказал, что я дурочка», — Нина подхватила мольберт и побежала в институт.
;;;
В институте она чувствовала себя в своей тарелке – такие же девчонки с торчащими в разные стороны кудрями и патлатые парни были измазаны красками, как и Нина, и это так же нисколько их не заботило.
На крыльце она встретила Юлечку и Петю, втроем побежали в аудиторию, чтобы не остаться за закрытой дверью.
На уроке перед ними выложили фрукты и дали задание нарисовать натюрморт.
Петя, похоже, с утра не успел ничего сжевать, теперь с вожделением разглядывал яблоки, которые служили моделями.
— Точно с таким же интересом он глазел бы и на обнаженную натуру, — прошептала со смехом Юлечка, сидящая рядом.
— Настоящий гений должен быть голодным, — ответила Нина.
В перерыв удалось пообедать, Петя наелся словно на неделю вперед. На лекции все трое, как водится, клевали носом.
Наконец, учебный день закончился, троица отправилась смотреть на уличных музыкантов – знакомые ребята из театрального ВУЗа потешали публику на бульваре (а попутно пытались чувствовать себя настоящими актерами перед зрителями).
Уселись на газон, подпевали и аплодировали. Петька с одинаковым энтузиазмом и хлопал в ладоши, и проваливался в сон. Юлечка и Нина тыкали его пальцами и упрекали в неуважении к театральным товарищам.
Начинающие актеры пели и показывали трагикомичные сценки. Прохожие останавливались, улыбались. Кто-то совал деньги, под которые не было шляпы. Актеры смущались деньгам. Они были рады вниманию зрителей.
Нина сидела на траве, глазела на небо и думала, какие же они счастливые. Такие молодые, полные сил и планов, полные добра и любознательности. Наверняка их ждет волшебная жизнь. Всех людей в мире ждет волшебная жизнь, как хотелось думать Нине. И еще у нее есть Никита, такой умный, добрый и любимый. Как хорошо, что они есть друг у друга. Ничего, кроме счастья, не может случиться.
;;;
Сегодня вечером предстояло испытание – ужин с мамой Никиты по случаю его дня рождения.
Увильнуть от этого мероприятия никак не получилось – Никита любил и Нину, и маму и желал их сегодня видеть вместе.
Нина вручила ему подарок – чайную пару с нанесенным рисунком картины Климта. Нина помнила, что когда-то картина его восхитила. Никита поцеловал ее, но пожал плечами и продолжил принимать поздравления по телефону.
«Блин, ему не понравилось…», — раздосадовалась она.
Накануне он повез Нину в магазин за платьем.
«Не понятно, чем ему не угодил зеленый комбинезон или вязаное пончо?» — скисла Нина.
В магазине, как обычно, было выбрано черное платье. На этот раз с тугим воротничком и пышными рукавами.
— Ну, это же не я… — пробурчала Нина в примерочной.
— Тебе трудно один раз надеть это платье? Оно тебе очень идет. И идеально сидит, — улыбнулся Никита.
— Да, — поддакнула продавщица, — оно придает вам лоску и респектабельности.
«А то ведь до этого и не пахло ни лоском, ни респектабельностью… спасибо тебе, барышня», — загрустила Нина.
Дома она надела наряд, туго собрала волосы. Никита неоднократно выразил свое восхищение и пытался пару раз пристать к ней, но Нина прошипела, что если этот футляр помнется, то гладить его еще раз она не намерена.
В ресторане все были очень учтивы друг с другом, хотя мама Никиты – Ольга Ивановна — терпеть не могла Нину, а Нина не отказывалась ответно ее недолюбливать.
Нина по большей части молчала и ела.
Ольга Ивановна методично работала маленькими челюстями, жуя брокколи, аккуратно орудовала приборами, не оставляла следов помады на бокале, в общем, оправдывала звание идеальной мамы идеального парня.
— Нина, у тебя красивое платье, — задрав подбородок, произнесла Ольга Ивановна.
— Спасибо… — Нина очень хотела расстегнуть ворот платья, ей казалось, что еда плохо проходит через туго застегнутое горло.
— Хотя не стоит так душиться, дорогая, можно прослыть вульгарной, — капуста, не останавливаясь, исчезала во рту Ольги Ивановны.
Нина закашлялась.
«Вульгарной, кроме тебя, меня никто не считает… Твой сын сам выразил желание жить вместе со мной», — поперхнувшись, подумала Нина, но вслух ничего не сказала.
Никита постучал ладонью ей по спине.
Ольга Ивановна вручила сыну рубашку, галстук и ручку в футляре с пожеланиями карьерного роста и успешной жизни. Про роль Нины в будущей успешной жизни сына она не сказала ничего.
— Ты собираешься в отпуск? – спросила Ольга Ивановна.
«Я как будто невидимка», — зыркнула на нее Нина, вспоминая, как они с Никитой обсуждали возможную поездку в августе.
— Да, мама, мы думаем на эту тему, пока не решили, — Никита вел беседу, стараясь не замечать молний вокруг него.
— Нина, что ты подарила имениннику?
Нина подумала, что врученные ею кружка и блюдце не способствуют карьерному росту Никиты, а фамилия Климта может ничего не сказать «свекрови».
— Я подарила чайную пару,- она глотнула вина.
— Стипендии теперь совсем небольшие? – вскинула бровь Ольга Ивановна.
— Это хороший фарфор, — сказала Нина, но удивилась, зачем оправдывается перед ней. – Кроме того, украшен рисунком известного художника, имя которого вам не знакомо.
Мать Никиты усмехнулась и заметила, что куда уж им до высоких материй, им бы справиться с повседневными заботами, чтобы содержать себя и будущих известных художников, малюющих натюрморты.
Нина ничего не ответила.
Официант принес ей блюдо.
— О, Нина, умеешь орудовать ножом для рыбы?
Нина вспыхнула и выпалила:
— Нам же преподают в ПТУ этикет, Ольга Ивановна. Когда держишь хот-дог в левой руке – оттопырь пальчик, а когда в правой – сними шапку …
— Нина… — удрученно вполголоса произнес Никита.
Ольга Ивановна еще выше подняла подбородок и прищурилась, глядя на своего сына: «а что я про нее говорила, сынок?…».
— Простите, — она поднялась, — я же забыла выключить утюг. Ольга Альбертов… Ольга Ивановна, благодарю за ужин и за советы, — она поклонилась. Взяла ключ от машины: — Никита, я тебя в машине подожду.
;;;
После ужина Никита был не в духе.
— Нина, ты могла бы быть сдержаннее, — процедил он сквозь зубы и открыл за ноутбук.
«Мои родители тебя хотя бы не оскорбляют», — пожала плечами Нина и уселась дорисовывать натюрморт.
Масляные краски смрадили на всю квартиру, но Никита терпел и молчал. Яблоки ей удались на этот раз. Вышли вполне себе объемными и аппетитными, Петька непременно бы облизнулся. Нина не думала о вечере, надела наушники, поймала вдохновение и вошла в состояние, когда чувствовала верную жирность каждого мазка, нужный оттенок каждого цвета, подмечала каждую тень и каждый изъян.
Ближе к ночи Никита оттаял, принес Нине примирительный бокал вина. Они смотрели кино, целовались и пили. Про его маму никто ничего не говорил, она там, они здесь. Никита говорил, что любит ее такую сумасшедшую, тискал и щекотал.
Ночью она вышла попить воды на кухне. В темноте не заметила бокал, стоящий на ковре, и пнула его ногой. Красное вино разлилось по ковру.
«Какой ужас», — подумала Нина, включив свет.
Бордовое пятно уродливо красовалось на ворсе.
Нина бросилась к шкафу и вернулась с пятновыводителем и тряпкой. Пятновыводитель всегда был ее спутником, ведь Нина девушка импульсивная и порывистая. Нина пыхтела, терла пятно тряпкой. Она снова налила себе вина в устойчивую кружку, попивала его, без устали натирая ковер.
«Лучшие друзья Ниночки – это пя-я-я-ятна…», — пела она про себя.
Когда пятно более-менее исчезло с ковра, часы показывали полчетвертого.
— Вот ведь! В институт вставать через четыре часа… — выругалась Нина.
;;;
— Ниночка, ты опоздаешь… — Никита щекотал ее.
Нина без сил, раскрыв рот, сопела на подушке.
— Это что, тебя так наша ночь любви доконала? – смеялся он ей в ухо.
— Ага…
«Да-да… ночь любви… ночь ковра и пятна…», — со стоном Нина перевернулась на другой бок.
— Сейчас я встану…
;;;
После института Нина не спешила домой – Никита уехал к своей маме. Он больше ее не просил его сопровождать, это нисколько не огорчало Нину.
С Юлечкой и Петькой после занятий купили по гамбургеру и уселись на ступеньки городской набережной. Туда-сюда гуляли семейные пары, выписывали пируэты велосипедисты, маленькие собачки гавкали на все подряд. Из фонтана долетали моросящие капли, холодили кожу.
На улице гамбургер казался еще вкуснее.
Юлька убежала по делам, Нина осталась с Петей.
Они облокотились на ступени, смотрели на реку, молчали, иногда обменивались шуткой или наблюдением за прохожими.
Нина подумала, что Никита ни за что не усядется с ней рядом здесь на ступени, это не стерильно, не правильно и не красиво.
Чтобы поесть с Никитой, нужно купить платье, вырядиться, заказать столик в ресторане, держать нож в правой руке, не смеяться громко, не восторгаться «как вкусно!», держать спину прямо, а хлеб класть только в хлебную тарелку.
С Петькой можно сесть на ступени, по которым только что прошел табун, немытыми руками съесть гамбургер, завернутый в бумагу, вытереть руки даже об траву, можно хоть чавкать от счастья.
Она искоса посмотрела на Петьку. Год назад он признался ей в своей симпатии. На ее отказ не разозлился, остался хорошим другом.
«Я же люблю Никиту».
;;;
Утром подскочила на удивление рано. Включила чайник.
Никита одевался в гардеробе, болтал с кем-то по телефону.
Нина, собираясь, ходила туда-сюда, услышала обрывки фраз:
— Мама, я ее люблю… ну и что, что она тебе не нравится? Она добрая, умная, я же счастлив, что тебе еще надо?… почему ты думаешь, что лучше меня знаешь, в чем мое счастье? – Он засмеялся. – Она не любит меня только за деньги, с чего ты решила. Тебя послушать – так любая девушка меня любит только за деньги… Она учится, станет дизайнером, будет работать… Мама, она не странная и не дикошарая, у нее стиль такой, мне нравится… Чего ты к ней привязалась?… я не экстраординарный, я обычный парень. Никакой не принц. Она меня любит, не сомневайся… что бы тебе там ни казалось со стороны…
«Вот так дела…» — расстроилась Нина, ушла на кухню, тоскливо уставилась в окно.
;;;
В выходные Нина с Никитой собрались на озеро с друзьями. Вечером купили мясо, пытались его приготовить и надеялись, что завтра никто их не проклянет за такой способ маринования.
Утром Никита разбудил ее сообщением, что его матери стало плохо.
— Очень плохо? Так, может быть, вызвать скорую? – протерла глаза Нина.
— Нет-нет, головная боль, просит приехать… прости меня, мне нужно поехать к ней… брат уже там. Извини, что я порчу тебе весь день… — Никита чмокнул ее в лоб и испарился, прежде чем она спросонья что-то поняла.
«Ничего себе… Очень хочу, чтобы и у меня однажды был сын, который приедет по первому зову».
Нина позвонила друзьям, попросила забрать ее по дороге в кемпинг.
Мясо, кстати, получилось вкусным. Только есть не хотелось.
;;;
В отпуск съездить не удалось. Весь август у матери Никиты находились для него поручения — то разобрать гараж, то последить за ремонтной бригадой в ее квартире, то пойти на премьеру.
«Почему же на премьеру на меня не взять билет?» — ухмыльнулась Нина.
;;;
Однажды утром у Нины внезапно пожелтели глаза и кожа. Заметили ребята в институте, Никита тоже опешил. Нина немедленно отправилась в больницу – ее сразу госпитализировали.
Билирубин был превышен настолько, что врачи предположили гепатит В или С с желтухой.
«Откуда ж такая напасть?» — очень расстроилась Нина, но силы настолько ее покинули, что она едва выпила порцию таблеток, врученных медсестрой, и немедленно уснула в палате.
Никита звонил все время, но приходить ему запрещали. Родители тоже названивали, она отвечала, стараясь казаться бодрее.
Нина только неподвижно лежала под капельницами, вперившись в телевизор, пила таблетки и выходила в столовую съесть невкусный больничный суп. Никита передавал ей йогурты, которые ее радовали.
Так пролетели две недели. Близилась сессия, болеть было и неохота, и некогда.
;;;
Наконец, ей разрешили посещения.
Нина сидела с Никитой в больничном парке.
— У тебя кожа стала голубая, — улыбнулся он, держа ее за руку.
— М-да… голубая – это лучше, чем желтая, — усмехнулась она.
Нина исхудала, щеки впали, отчего ее глаза стали казаться еще огромнее.
У него зазвонил телефон, он посмотрел на экран, потом на Нину, потом ответил трубке. Видимо, звонила его мать.
— Мне сейчас неудобно говорить, — нехотя пробормотал он. Голос громко его увещевал. – Да, я у Нины. И что? Нет, мама, она уже не заразная, нет, со мной ничего не случится.
«Господи, я ведь слышу, что они говорят… как так можно…», — Нина расстроилась, отвернулась от него, вытерла глаза рукавом.
— Знаешь что, Никита, — она встала, — ты уезжай. И правда, здесь небезопасно для здоровья, не курорт все-таки. Контингент тут так себе. Меня выпишут и я позвоню тебе.
Нина спрятала ладони в карманы халата и побежала к больничному корпусу, не оглядываясь.
;;;
Еще через несколько дней Нину выписали. Она не стала звонить Никите, приехала сразу домой. Никита был еще в институте.
Красивая безликая квартира всегда напоминала ей отель, здесь одинаково равнодушно рады и приезду, и отъезду любого гостя.
Тоненькая обессилевшая Нина теперь чувствовала себя еще менее уместной в этих интерьерах. Такие дома для красивых людей, пышущих здоровьем, обуянных весельем, озадаченных карьерным ростом.
А Нина со своими мольбертами, кляксами и вязаными свитерами здесь как случайный прохожий.
Нина залезла в душ.
Душ говорил: «Я лучший душ с самой современной лейкой, у меня сто режимов, вот тебе тропический ливень в глаз, но я тебя никогда не ошпарю, ведь я оборудован термостатом. Чем оборудована ты?». Плитка говорила: «Я горный испанский сланец, добыт из низкотемпературных материалов, редкого цвета и фракции, мои узоры уникальны. Что в тебе уникального?». Мыло говорило: «Я мыло, с натуральной формулой…». Нина не стала дожидаться вопросов от мыла, собрала мысли обратно в голову и упала спать.
«Наверное, я всего этого не достойна. Думаю, идеальная кровать уж как-нибудь соизволит выдержать меня…».
;;;
Нина проснулась, услышала хлопнувшую дверь. Она села на кровати, протерла глаза.
Вышла в коридор, но увидела не Никиту, а его мать. Та тоже опешила.
— Ольга Ивановна? Здравствуйте…
— Ниночка, похоже, ты, наконец, выздоровела? – она вскинула бровь.
— Да, спасибо, мне лучше… — Нина взяла пакет продуктов, принесенный Ольгой Ивановной, унесла на кухню. Налила им обеим чая.
Они уселись по разные стороны стола, пили чай, обхватив чашки ладонями, и исподтишка поглядывали друг на друга. Повисло неловкое молчание.
— Нина, я несколько дней решила пожить у Никиты.
— О… вот как…
— Сейчас у него сложный период, когда ему нужно определиться с будущим, — затараторила она, — грядет сессия, экзамены. Молодость дается человеку лишь раз, и по возможности нужно использовать все свои и чужие ресурсы для максимальной для себя выгоды. Никите нельзя даже подорвать здоровье, чтобы ничего не упустить. Сейчас нужно сосредоточиться, жить по идеальному плану. Нельзя даже пропускать спортзал и прием витаминов. Поэтому я как никогда нужна своему сыну и хочу поддержать его.
Тирада была закончена. Нина оторопела. Они обе помолчали.
— Да я знаю, что я вам не нравлюсь, — устало сказала Нина.
— Ниночка, у меня нет никаких претензий лично к тебе. Не скрою, как любая мать, я бы хотела видеть рядом с сыном идеальную, целеустремленную, волевую девушку.
«А не вот это мурло с мольбертом», — Нине стало еще грустнее.
Она улыбнулась и сказала:
— Но я вам ее нисколько не напоминаю.
— У нас с тобой просто нет контакта, — сказала Ольга Ивановна, разведя руками. – Это обычная история. Не принимай на личный счет.
«Личный счет… нет у меня никакого личного счета, есть только любовь к вашему сыну».
Обе вздохнули.
— Нина, у меня к тебе одна небольшая просьба. Вы же с Никитой немного повздорили, и он не знает о твоем сегодняшнем приезде? Ты могла бы сделать вид – ненадолго, хотя бы на пару дней – что тебя еще не выписали. Он сейчас очень занят и в больницу к тебе не поедет. А потом я уеду, ты как раз окрепнешь, и вы с новыми силами продолжите жить вместе. Ты согласна? – Ольга Ивановна даже положила ладонь на руку Нины.
Нина вздрогнула от этого холодного прикосновения.
«Какие ледяные пальцы…».
Она подняла глаза на Ольгу Ивановну. Женщине показалось, что сейчас ее засосет в огромные Нинкины глазища, как в омут.
«Да что ж она так отощала, жалостливая какая…», — оторопела Ольга Ивановна.
Она быстро отвела взгляд и защебетала:
— Нина, это даже лучше. Вот сама рассуди – сейчас ты уставшая и не в лучшем виде… Ну, зачем тебе такой объявиться к Никите?
— А как же любовь, Ольга Ивановна?
— Ну… вот вы и проверите, любовь это или так… если что-то стОящее – так и не пройдет ваша любовь. И вообще, если б я в двадцать лет так цеплялась за свою любовь, вся моя жизнь бы пошла наперекосяк.
«Мне кажется, вся твоя жизнь и есть «перекосяк», — думала Нина, глядя на эту ледяную, холеную, амбициозную даму.
«Вобла!» — вздохнула Нина.
Она больше не могла слушать ее увещеваний, вобла то нависала над ней, то отбегала и всплескивала руками. То твердила о подвигах и целеустремленности, то о непонимании Ниной ее чуткого материнского порыва. Аргументы – порой противоречащие друг другу – вылетали из Ольги Ивановны пулеметной очередью.
Нина снова захотела спать, она подумала, что ей больше не выдержать этого напора. Никита до сих пор не вернулся. Лучше бы она ему позвонила утром.
Нина набрала телефон подруги Леры и спросила, может ли пожить у нее пару дней. Лера согласилась. Ольга Ивановна даже просветлела. Нина собрала свою не разобранную из больницы сумку, оделась и вышла из квартиры.
;;;
Нина крепла и восстанавливалась с каждым днем, даже посещала уроки.
Никита позвонил через неделю. Поговорили сухо. Нина не знала, сказать ли о ее приезде домой из больницы или сдержать слово, данное Ольге Ивановне. Но Никита был так безразличен, что что-то ему доказывать представлялось лишенным смысла.
Нина проплакала два дня. Брат Никиты привез ее вещи.
«Вот как легко все закончилось», — Нине стало еще грустнее.
Лера поддерживала как могла, протестовала ее переезду, но Нина сняла квартиру, поблагодарила подругу и поселилась одна. Было грустно. Нина старалась загрузиться делами.
Жизнь потекла своим чередом. Выпускные экзамены, новые события, новые люди.
Однажды в местном глянцевом журнале Нина увидела фотографию Никиты с девушкой в каком-то городском клубе. Девушка была высокая, красивая, с черным графичным каре.
«Такое каре очень подходит к Никитиной квартире и его маме. Наверное, она довольна», — вздохнула Нина и бросила увесистый журнал в ведро. Нужно быстрее дожарить курицу – сегодня придут Юлечка и Петька.
;;;
Прошло около трех лет.
Сегодня Нина пробродила полдня по торговому центру и устала – скоро роды, нужно много чего успеть купить. Ее первая дочь Маша уже подросла и вполне уверенно ходила, чему несказанно умилялся ее муж Петя и в связи с чем Нина и сама была вынуждена стать более подвижной.
Маша была усажена в детское кресло в кафе и рада своей бутылочке питания, значит, у Нины есть пять минут посидеть и отдышаться.
Нина заказала кофе:
«Сделаю хотя бы один глоточек».
Она откинула голову и увидела, что к ним за столик подсел какой-то парень.
Она подумала, неужели его не остановили ни ребенок в кресле, ни ее торчащее пузо? Со вздохом подняла голову:
— Извините, — сказала она.
— Нина, это же я…
«Кто я?…», подумала она, вгляделась в лицо парня и обомлела – это же Никита.
— Никита? Вот это да… Привет… — она ровнее уселась на кресле.
Какой он стал худенький, щеки впали и глаза такие блестящие.
— Не поднимайся! – улыбнулся он, — сиди как удобно.
— Какими ты здесь судьбами? – спросила Нина первое, что пришло в голову. В голове было столько мыслей, что невозможно было вычленить хоть одну. Да и о чем вести с ним беседу? Все вопросы к нему давно испарились.
— Вижу, у тебя все хорошо, — мягко сказал он.
Машка с интересом уставилась на его, интенсивно посасывая бутылочку.
— Да, все нормально… Устаю только, — Нина не знала, как вести себя с этим персонажем из прошлого.
«Зачем он вообще ко мне подошел? Не мог пройти мимо? О чем он хочет поговорить?…» — она смотрела на него исподлобья.
— Я давно хотел с тобой поговорить…
«Да, тысячу дней назад было бы в самый раз. Прямо до моих страданий, до моих новых отношений, до моей свадьбы с Петей, до родов и до вот этого дня».
— Ну, так есть ли смысл сейчас говорить? – Нина глотнула кофе. Господи, она так ожидала, как кайфанет от этого глоточка, и никак не ожидала выпить его в такой компании. Момент был напрочь испорчен.
— Да я и так вижу, что я чертовски неуместен, — грустно сказал он.
Нина устало склонила голову, выражение ее лица означало: «Ну?».
— Не злись…
— Никита, уже давным-давно на тебя не злюсь. Не кори себя и ступай дальше с Богом. Вот вообще никаких к тебе претензий теперь уже нет. У меня нормально все, заботы, как видишь. Живу я с Петей, ты, может, его помнишь. Надеюсь, что и ты счастлив.
Нина достала шапку, натянула ее на голову Машки. Машка, скосив глаза, с любопытством продолжала на него глазеть.
— Маша, сейчас поедем, — приговаривала она, — дядя, видишь, в шапке, и тебе надо шапку надеть.
Внезапно Никита снял шапку – он оказался лысым.
— Ой, — удивилась Нина. Она никогда его таким не видела. И бровей у него почти нет, она не сразу это заметила.
— Я лечусь, Нина, облысел, но все более-менее в порядке.
Нина села обратно на кресло.
— Господи… — прошептала она.
— Да все хорошо, — ободряюще улыбнулся он. – Лечусь. Может, и совсем поправлюсь. Надеюсь на это.
— Конечно, поправишься… — она прикрыла глаза. – Я надеюсь, твои близкие, твоя мама и твоя девушка тебя поддерживают…
— Ну да.. хотя мама утратила ко мне теперь интерес. Сосредоточилась на моем брате, помогает ему в карьерном росте, — он грустно усмехнулся. — Я очень надеюсь, что он никогда не заболеет. А девушки у меня никакой теперь нет, испарилась после таких новостей.
Целый рой мыслей вился в ее голове.
— Я не знаю, что сказать… Мне очень жаль. Будь счастливым, выздоровей скорее. Ведь мы так молоды, еще жить да жить.
— Да… Надеюсь, еще много лет впереди. Но все, что я вспоминаю настоящего, — нашу с тобой студенческую жизнь, — он улыбнулся.
«Это так неожиданно и печально, что не верится, что это правда», — Нине захотелось скорее уехать, к Пете, в их милый большой дом, в их милый мир, пусть заваленный мольбертами и Климтом, заляпанный кляксами на ковре, с гамбургерами на ланч.
Она выдернула Машку из детского стула. Он взял Машу за руку, она ласково посмотрела на него своими огромными глазищами и протянула бутылочку.
Нина больше не могла на это смотреть.
Она пробормотала «до свидания», помахала ему рукой и развалистой походкой пошла прочь.