Свет золотыми пучками проникал сквозь закопченное окно с обуглившейся рамой и запутывался в душистых связках трав, развешанных на потолочных балках вперемежку с гирляндами грибных шляпок, нанизанных на разноцветные нитки. Илье показалось, что он очнулся в логове ведьмы. Еще не до конца осознав что с ним произошло, он завороженно следил, как легкая пыльца от соцветий и грибные споры вальсируют в лучах солнца, будто в свете божественного прожектора. Знакомый голос тихонько бубнил совсем рядом, монотонно и просительно на отдаленно знакомом языке, так что сразу было непонятно кто это говорит и о чем просит:
– На твое бо ходатайство уповающе, твоим предстательством хвалимся, твое заступление на помощь призываем, и ко пресвятому образу твоему припадающе, помощи просим: избави нас, угодниче Христов, от зол находящих на нас, да ради святых твоих молитв не обымет нас напасть и не погрязнем в пучине греховней и в тине страстей наших…
Что-то мокрое лежало на голове, холодные капли воды медленно стекали по лицу на шею и дальше за шиворот. Илья поднял руку, пощупать лоб и застонал от тупой боли ближе к виску, наткнувшись на огромную шишку. Между лопатками тоже сильно саднило.
– Ах-ах! Очнулся, касатик! Слава тебе, Господи! – баба Маша тут же подскочила к нему и засуетилась, промокая его лоб полотенцем. – Лежи, лежи, милок. Я скорую то уже вызвала. К врачу тебе надо показаться. Как бы перелома не случилось…
Но Илье было абсолютно все равно сейчас что с ним. Горькое разочарование нахлынуло на него, когда стало понятно, что больше никогда и ни за что он не вернется в лесничество и ни под каким видом не будет снова там работать. Гори оно все огнем! Пусть пропадут пропадом местные малолетние матерщинницы, виртуозное мастерство по укладыванию мусора в пирамидальные конструкции и зэки со своими елочками! Сейчас ему было так страшно больно, как будто его сердце вынули из груди. Но это была боль не от побоев, а от сознания собственной беспомощности перед лицом такой бычьей силы и беспричинной агрессии. Да, на митинге он сумел сбить с ног целого полицейского, но там он был не один, и чувство локтя придавало смелости. Вообще же, воспитанный матерью он не был приучен отстаивать свою правоту кулаками, ни в какие спортивные секции не ходил и в армии тоже не служил по причине сильной близорукости. Теперь в подобной ситуации он оказался абсолютно потерян, не зная даже как реагировать.
Столько лет учебы оказались напрасны, а все его мечтания о спокойной жизни на лоне природы в единый миг разлетелось вдребезги от одного только соприкосновения с действительностью! И что же теперь делать? Побитым и униженным возвращаться к матери, просить прощенья и идти работать под ее командование? От одной только мысли об этом у Ильи на глаза навернулись слезы и побежали ручьями по щекам.
– Что ты, что ты, милок! – перепугалась баба Маша. – Потерпи чуток!
– Не могу! – всхлипнул Илья и дал волю своим чувствам, разрыдавшись в голос как когда-то давно в детстве, когда его незаслуженно наказывали и лишали того, что ему в тот момент хотелось больше всего на свете.
– Ах, ты Господи! – всплеснула руками баба Маша и метнулась в свой погреб.
Через пару минут на поверхность вынырнула большая запыленная зеленая бутылка в защитной оплетке, в которой вполне мог обитать какой-нибудь джин, будь они в сказке. Следом вынырнула и хозяйка. Захлопнув за собой крышку люка, она шустро подхватила свой сосуд. Зажав его под мышкой, с трудом вытащила внушительную пробку из горлышка и нацедила щедрую порцию красно-коричневого как чай настоя в эмалированную кружку.
– На-ка, касатик, выпей. Выпей, не бойся!
Не успел Илья толком сообразить что такое происходит, как она приподняла его голову и влила в него свое лекарство. Горький настой обжег рот, парень судорожно глотнул и закашлялся. Бабка дала ему немного придти в себя после первой порции, торопливо поглаживая его по голове заскорузлой ладошкой и приговаривая:
– Вот и молодец! Вот и умница! Слушай бабушку, и все как рукой снимет.
Понемногу она влила в него всю кружку, глоток за глотком. Слезы высохли сами собой, больше потому, что Илья теперь был озабочен тем, как бы отдышаться и избавиться от нестерпимой горечи во рту. Однако, целительница была отлично осведомлена обо всех особенностях своих настоев. Наскоро сполоснув чашку, она раздавила в ней несколько ягод клубники, бросила ложку сахара, развела все водой и подала своему пациенту. Илья осушил ее за пару глотков и немедленно почувствовал себя лучше, с трудом переводя дух после успокоительной процедуры.
– Вот и хорошо... Вот и славно... – приговаривала бабка. – Ты Егорку то не бойся. У него что на уме, то и на языке. Это он после контузии такой ненормальный стал. Я ему мозги то вправлю, он тебя пальцем больше тронуть не посмеет.
– Мне наплевать! – скрипнул зубами Илья и отвернулся. – Я здесь больше ни дня не останусь, и в лесничество это чертово никогда не вернусь!
– Нуу, милок! Разве ж это можно после одной то затрещины, все бросать и сбегать? Где ж такое видано?
– А где силы взять? Что я ему такого сделал вообще, что он как бешеный кидается? Разве я в его бедах виноват?! Меня в универе в рукопашную ходить не учили! Я не могу так жить!
– Ах-ах, – покачала головой бабка. – Парень ты уж больно хороший, спокойный да добрый… Таким как ты оплеухи то всегда и достаются. Это ж известное дело, злость завсегда сподручней срывать на тех, кто отпора дать не может. Такая уж у нас жизнь, ничего не поделаешь. А от всех не убежишь... Нужно учиться отвечать, так я тебе скажу! Ты вон парень молодой, да сильный, тебе ли у меня, гриба старого, про силу спрашивать?! Откуда она берется? Да пес ее знает! Мне то вот осталось разве что, Николу Угодника о чуде просить…
Пригорюнившись она кивнула на угол с образами, перед которыми горела маленькая начищенная до блеска лампадка. Илья бросил туда взгляд, и ему показалось, что седовласый старец повернул к нему свой строгий лик и заглянул своими темными проницательными глазами прямо в душу. В груди медленно разлилось приятное тепло и успокоение. Голова стала легкой, боль прошла, и вдруг захотелось остаться в этом полуразвалившемся доме на некоторое время и посмотреть, как получится это самое бабкино чудо. В конце концов, домой всегда успеется вернуться, чтобы всю оставшуюся жизнь слушать материнские попреки. Уж, этот то случай она ему очень долго вспоминать будет при каждом удобном и неудобном случае.
Тут приехала скорая и молодого человека забрали в больницу, где он провел весь следующий день на обследовании. К счастью, ничего страшного с ним не случилось. Молоток, ударивший между лопаток, сместил один из позвонков, но его быстро вправили обратно, и Илью выписали на все четыре стороны. Идти ему было, впрочем, абсолютно некуда. В сторожку даже за своими вещами возвращаться не имелось ни малейшего желания. От районного центра, где он оказался, до Потеряевки было около 7 километров, денек выдался погожий, и он пошел пешком, надеясь по дороге придумать какой-нибудь план дальнейших действий.
Однако, утренняя прохлада быстро закончилась, а полуденное солнце жарило во всю. На пыльной дороге пот с парня лил ручьями, в голове все плавилось от зноя, и мысли были только о прохладной воде в душе или в речке. Тут на обочине дороги у леса он заметил старую бабкину Ниву, и решил подождать хозяйку, растянувшись в тенечке под кустом бузины. Убаюканный стрекотанием кузнечиков, он понемногу начал клевать носом, когда сквозь приятную дремоту стал пробиваться довольно агрессивный рык мотора приближающегося автомобиля.
Илья только начал подумывать, что хорошо было бы вылезти из кустов и проголосовать в надежде на попутку. Он даже приподнял голову, чтобы посмотреть далеко ли машина. Большой черный джип несся по сельским ухабам как по скоростному автобану, но на повороте водитель вдруг не справился с управлением, машину занесло, крутануло на 180 градусов, так что она едва не угодила в кювет. Мотор взревел, когда молоденькая блондинка на водительском месте снова надавила на газ, не вынимая из уха свой мобильник. Но вырулить нормально одной рукой у нее не получилось, она ударила кенгурятником бабкину Ниву, разбив ей задний фонарь. Подбитая машина с тихим шорохом наполовину сползла в кювет. Однако, подобная неприятность ничуть не опечалила девушку, даже наоборот, она весело рассмеялась в свой телефон и умчалась прочь в клубах пыли.
Илья не поверил своим глазам, и даже ущипнул себя за руку, пытаясь понять не приснилось ли ему все это. Он даже представить себе не мог, что можно так непорядочно поступить и очень жалел, что не разглядел номер машины нарушительницы.
Пока он осматривал место происшествия и соображал, как можно вытащить машину обратно на дорогу, в отдалении между деревьев показалась белая панама. Примечательный головной убор мелькал словно маячок и сигнализировал о скором появлении своей обладательницы задолго до того, как можно было разглядеть под ним ее саму.
Баба Маша долго охала, ахала и чертыхалась весьма изобретательно, потрясая сухонькими кулачками вслед злодейского джипа. Но когда страсти немного улеглись, вдвоем они все-таки ухитрились вернуть машину обратно на дорогу и без приключений добрались до ее дома.
– Спасибо тебе, Илюша, что выручил, – бабулька поклонилась молодому человеку, отчего тот почувствовал себя немножко неловко.
– Да, ну, что вы, не стоит благодарности, – замялся он и покраснел.
– Стоит, стоит, – улыбнулась в ответ та. – Идем-ка, я тебя чаем угощу. Ты же, поди, и не ел еще сегодня ничего?
– Да, нет, я завтракал в больнице…
– Знаю я эти завтраки, – буркнула баба Маша, подпихивая молодого человека к своей калитке. – Пошли, пошли.
Илья послушно вошел за ней следом, надеясь поговорить с ней обо всем по душам.
– Ты ж, поди, и не знаешь, какой день то сегодня? – ворковала между тем бабка.
– Почему же не знаю, знаю – 6 июля.
– Вот именно, 6 июля! – она многозначительно подняла палец вверх. – Канун Ивана Купалы! Сегодня ночью в лесу папоротник зацветает, нечистая сила гуляет, и огонь волшебную силу обретает, на нем гадать самое время.
– Марья Егоровна, вы же агроном, Тимирязевскую академию заканчивали, вам ли не знать, что папоротник не цветет? – рассмеялся Илья, но под острым взглядом бабки осекся и, подумав о своем, вдруг спросил. – А гадания сбываются?
– Конечно! Самое время сегодня как стемнеет костры палить, да ворожбой заниматься! – с жаром заверила та, хлопоча на кухне.
Она поставила на огонь чайник и котелок с душистым грибным супом и принялась дергать травы из своих пучков и складывать их в глиняный сосуд с длинным носиком, потом толочь что-то в каменной ступке. А Илье в этот момент виделось, как она летает ночью на метле, с гиканьем размахивая своей панамкой, над лощинами, поросшими папоротником, где козлоногие рогачи скачут через костры, взметая длинными хвостами яркие как звезды искры к самому небу.
– Погадайте мне, пожалуйста, – попросил он с улыбкой.
– Тебе на судьбу, али на суженную? – деловито спросила бабка.
– На судьбу.
– Тогда вот, значит, как поешь, да отдохнешь, сходи в церкву на вечернюю службу. Возьмешь там свечек и обратно ворочайся. Тогда уж, как раз смеркаться будет, я все к ворожбе приготовлю, да и начнем, помоляся...
– Да, Марья Егоровна, я все спросить у вас хотел… Можно мне у вас здесь угол снять и пожить немного? Я вам заплачу…
– Ох, милай! – несказанно обрадовалась бабка, всплеснув руками, – Да, живи сколько хочешь! И денег никаких не надо, особливо, если по хозяйству подсобишь маленько.
– Конечно! О чем разговор, чем смогу, помогу.
На том они и порешили. Илье давно хотелось дойти до той церкви, да все как-то было недосуг, поэтому он обрадовался такой возможности. Он не был ни верующим ни даже крещеным и в церквях был редким гостем. Ходил в основном просто, чтобы посмотреть, как в музей или с бабушкой за компанию. Такую популярность религии в современном обществе он для себя объяснял тем, что народ привык отдавать дань традициям.
– А вы, Мария Егоровна, не хотите тоже в церковь сходить? – спросил он уже с порога, надеясь на компанию.
Один в таких местах он чувствовал себя несколько неловко, не зная правил, как и и что там собственно надо делать.
– Я бы и рада сходить, да грехи не пускают, – хихикнула та, деловито гремя посудой на кухне. – Ступай, ступай, касатик. Свечку там за меня поставь Николе Угоднику.
Церковь была хоть и маленькой, но очень аккуратной и ухоженной. Видно было, что батюшка старается содержать приход в порядке. И стены недавно побелены, и купола позолочены, и даже дорожки везде отсыпаны мелким гранитный гравием, а в клумбах цветут сортовые розы, какие Илья только в розариях ботанического сада видывал. Вот только одно обстоятельство смутило его: у ограды стоял тот самый черный джип.
Неуверенно помявшись у входа, Илья вошел в храм и сразу же будто окунулся в другой мир. Народу на службе было не особенно много и в основном женщины, среди которых, на удивление, большей частью были молодые девушки. Все как одна в нарядных светлых платочках торжественно и нараспев читали молитву вслед за батюшкой и кланялись. Бархатистый, приятный, хорошо поставленный голос священника выделялся в общем хоре, как партия солиста в театральной опере. Слова и знакомые и незнакомые одновременно невольно завораживали, так что хотелось смотреть на этот хорошо отрепетированный священный ритуал, не отрываясь.
Илья пристроился в сторонке, чтобы никому не мешать, и принялся наблюдать. Он сразу обратил внимание, что батюшка был чрезвычайно хорош собой: высок, строен, широк в плечах, с волевым красивым лицом и подстрижен по последней моде. Не удивительно, что вся слабая половина селения так прониклась религиозными чувствами. В каждом его взгляде, слове или движении чувствовалась та самая сила и уверенность, которых Илье не хватало всю его жизнь.
– Откуда это у людей берется? – про себя дивился молодой человек. – Можно ли этому научиться? Интересно было бы с этим батюшкой поговорить. Вот бы попасть к нему на исповедь.
Илье очень хотелось кому-нибудь выговориться, поделиться своими сомнениями и получить совет умудренного опытом человека. Как человеку далекому от религии ему было конечно неизвестно, что исповедь предназначается вовсе не для этого. Надо сказать, что его присутствие на службе не осталось не замеченным, священник обратил внимание на нового прихожанина и тоже заинтересованно поглядывал в его сторону.
Илья купил в церковной лавке свечек и, решив выполнить просьбу бабы Маши, принялся неспешно разглядывать иконы, стараясь отыскать среди них нужную. Возле стенда с образами он невольно обратил внимание на совсем молоденькую девушку, отрешенно возносящую молитву Богородице. Небрежно наброшенный на голову белый шарф и бесконечная печаль в глазах придавали ей какое-то невыразимое сходство с божественным ликом на иконе. Илья невольно застыл рядом с ней, делая вид, что тоже молится, но сам лишь искоса наблюдал за прекрасной прихожанкой, не в силах оторвать взгляд от нежного юного личика с печальными глазами настрадавшейся женщины. В руке она держала свечу, трогательно прижимая ее к груди. Закончив молитву, она поцеловала край иконы, зажгла свечу и поставила ее в подсвечник на специальном столике.
– Простите, девушка, – тихонько обратился к ней Илья. – Вы мне не подскажете, где здесь можно найти Николая Угодника? Я здесь в первый раз…
– Слева смотрите на той стене, – она кивнула головой в нужном направлении, робко взглянув на него.
– Спасибо. Помогите мне, пожалуйста, свечку поставить, – не отставал парень, стараясь задержать ее подольше возле себя.
Она только едва заметно кивнула и пошла вперед, он послушно последовал за ней. Дойдя до нужного места, она остановилась и снова бросила робкий взгляд на молодого человека.
– Здесь ставьте, – кивнула она на столик с подсвечниками.
Илья как зачарованный не мог оторвать глаз от ее удивительного лица, так что даже смысл произнесенных ею слов ускользал от его сознания. Он просто молча протянул ее свою свечу, чтобы еще раз увидеть, как трогательно она проделывает этот ритуал. Брови девушки удивленно поползли вверх, но все же она взяла свечку и так же по-детски прижала ее к груди, глядя на него с легким испугом. Молодой человек, затаив дыхание, неотрывно следил за всеми ее движениями, но после того как свеча была установлена на место, девушка поспешила спрятаться от него в толпе. Решив попробовать заговорить с ней после службы, Илья примостился поближе к выходу в ожидании окончания священнодействия, попутно разглядывая остальных прихожан. В толпе к своему неудовольствию он приметил Тоню, но только он собрался спрятаться за угол, как она повернула голову и кивнула ему, узнав.
Наконец, служба закончилась, но люди не торопились расходиться, выстраиваясь в очередь к закутку за занавеской, где только что скрылся священник. Очевидно, там тоже происходило какое-то особенное священное таинство. Среди ожидающих молодой человек разглядел знакомый белый покров, но тут к нему подошла его начальница.
– Здравствуй, Илья, – поприветствовала его Тоня тоном классной руководительницы, поймавшей прогульщика. – Вот, значит, где ты пропадаешь! Уже второй день тебя пытаюсь найти, ты почему телефон отключил? В чем дело?
Молодой человек тяжело вздохнул и опустил голову, чувствуя себя как провинившийся школьник.
– Вечер добрый, Тоня. Извини, что не успел предупредить тебя, но раз ты меня сама вот так нашла, то хочу сообщить, что я решил уволиться. В понедельник подам заявление.
Тоня от удивления даже открыла рот, но когда он повернулся, чтобы отойти в сторону, тут же схватила его за руку.
– Как то есть уволиться?
– Ну, как, как… как все люди… что тут такого? – пожал тот плечами. – Не я первый, не я последний.
– Но почему? Что случилось? – она внимательно вгляделась ему в лицо. – Батюшки святы! Откуда у тебя синяк такой? Ты что подрался с кем-то?
– Нет, я ни с кем не дрался, – горько усмехнулся Илья. – Вообще, оставь меня в покое, пожалуйста. Я уже все решил! В таких условиях я работать не буду.
– Погоди, погоди… пойдем выйдем, и ты мне толком все расскажешь.
Она еще крепче стиснула его руку и потащила за собой к выходу, но тут Илья уперся как бычок и вырвался из ее захвата.
– Я ничего не хочу объяснять! – возмутился он. – Совершенно не обязан это делать!
– Я же все равно узнаю! Чай, в деревне живем!
– Вот и узнавай!
Тоня раскраснелась, не на шутку разозлившись, и уже было открыла рот, чтобы возмутиться, но тут мимо них изящно продефилировала эффектная блондинка в дорогом шелковом платье.
– Здрасссьте, Кристина Валерьевна, – елейно поприветствовала ее Тоня, тут же расплывшись в улыбке.
Та благожелательно кивнула ей в ответ, с достоинством королевы оглядываясь вокруг.
– Привет, Антонина. Я гляжу, родственник к тебе приехал? Симпатичный такой, – осведомилась блондинка, игриво посматривая на Илью.
Не смотря на то, что девушка была и молодая, и красивая, и ухоженная, и модно одетая, и явно не прочь пофлиртовать, где-то в глубине души у молодого человека возникло тошнотворное чувство, как будто развернув красивую обертку, внутри обнаружил дерьмо.
– Да, нет, что вы, Кристина Валерьевна, какие ж мы родственники, – между тем тараторила Тоня. – Это лесничий наш новый. Из Москвы к нам приехал работать. Университет с красным дипломом закончил, между прочим. Вот какие у нас теперь кадры!
В глазах блондинки вспыхнул живой интерес. Обворожительно улыбнувшись, она протянула Илье руку и представилась:
– Будем знакомы, молодой человек. Кристина Валерьевна. Для вас просто Кристина.
– Очень приятно, Илья, – неохотно отозвался тот, отвечая на рукопожатие.
– А что же, Илья, вас в университете обучали ландшафтному дизайну?
– Да, я ходил на факультативные занятия. Занятная вещь.
– О, какое счастье, что мы вот так здесь встретились! – обрадовалась девушка и, порывшись в сумочке, извлекла оттуда визитку. – Обязательно позвоните мне. Мы с мужем строим дом здесь и как раз подыскиваем человека, который понимал бы в этом деле. Кстати, дайте мне тоже свой телефон.
Илья послушно продиктовал свой номер.
– Кристина Валерьевна, конечно, мы вам с удовольствием поможем, – тут же засуетилась Тоня.
– Думаю, молодой человек тоже не пожалеет, – покровительственно улыбнулась блондинка. – Вижу, что ему в лесничестве не сладко приходится.
Она кивнула на темный фингал на его лбу, и парень тут же нервно постарался прикрыть его челкой.
– Ничего, ничего, – насмешливо утешила его Кристина. – Шрамы только украшают мужчину.
Краем глаза Илья все-таки продолжал посматривать на продвижение очереди. К его радости девушка в белом шарфе уже была близка к цели.
– Вы тоже хотите попасть к отцу Виктору на исповедь? – поинтересовалась Кристина, заметив его интерес.
Никогда раньше не наблюдавший весь этот процесс Илья несказанно удивился про себя и промычал в ответ что-то нечленораздельное. В его представлении таинство исповеди должно было происходить в более комфортных условиях. Как можно выплеснуть все, что у тебя на душе, в такой ограниченный период времени, когда за твоей спиной мнется еще целая вереница страждущих в ожидании своей очереди, ему было решительно не понятно, и идея поговорить со священником несколько утратила свою привлекательность.
Тем временем последний человек перед девушкой скрылся за занавеской, и даже издалека было заметно, как она начала волноваться. Однако, не один он наблюдал за ней. Его собеседница вдруг вежливо попрощалась и с достоинством прошествовала прямо к началу очереди, соблазнительно раскачивая стройными бедрами. То, что произошло дальше, заставило Илью снова усомниться не снится ли ему все это. Поравнявшись с девушкой, Кристина вдруг резко схватила ее за руку и вытолкала из очереди с шипением разъяренной кошки:
– Пошла вон отсюда, шлюшка!
Та молниеносной тенью бросилась к выходу, не проронив ни единого слова, ни даже слезинки. К удивлению молодого человека люди реагировали на такое вопиющие безобразие довольно спокойно. Кто-то сочувственно хмыкнул, глядя ей в след, кто-то осуждающе покачал головой, но никто не высказал ни слова возмущения таким откровенным хамством. Илья же почувствовал, как бешенство заклокотало у него в груди как вулкан, требующий немедленного извержения. Кем в этой жизни считает себя эта расфуфыренная сучка? По какому праву она безнаказанно творит все, что ей только в голову взбредет? Не пора ли ей немножко объяснить кто она такая? С такими мыслями Илья решительно рванулся к зарвавшейся нахалке, но Тоня как гиря повисла у него буквально на шее.
– Стой! Не суйся, куда не просят! – яростно зашипела она ему в ухо.
– Вы что тут совсем обалдели что ли?! – гаркнул на нее Илья, пытаясь освободиться. – Пусти!
– Шшш... тише, тише, – зашикала на него Тоня и потащила к выходу. – А ну, пойдем я тебе скажу чего!
Люди вокруг с опаской косились на них. Некоторые вполголоса повторяли Тонин совет:
– Не лезь не в свое дело, парень.
– К чему на свою голову чужие шишки сыпать?
В конец оторопев, Илья все-таки позволил себя утащить из храма вон.
– Ну, и что все это значит? – воинственно осведомился он.
– Ох, грехи наши тяжкие, – вздохнула Тоня, отдуваясь. – Имей в виду, Кристина Валерьевна – жена очень уважаемого здесь человека, Геннадия Сергеевича Кубышкина. И наш лесхоз, и церковный приход, да и вообще, весь поселок очень многим ему обязаны. Он крупный бизнесмен и местный благотворитель.
– И что теперь эта тварь имеет право здесь всем по головам ходить?! – снова вспыхнул Илья.
– Дай договорить сперва! – оборвала его Тоня. – Олька – дура, сама виновата! Он ей так помог, когда мать у нее заболела. В больницу устроил, все счета за лечение оплатил. Ну, она в него после этого влюбилась как кошка и соблазнила мужика. Все бы ничего, но тут его жена их застукала. Понятно теперь?
– Все равно, это не дает ей право так при людно оскорблять человека!
– За свои поступки надо отвечать, – пожала плечами Тоня с тяжелым вздохом. – Хотя, положа руку на сердце, мне тоже девку жалко очень.
У Ильи больно защемило в груди, когда он вспомнил этот робкий страдальческий взгляд больших карих глаз на почти детском личике.
– Ладно... рад был повидаться. Давай, после договорим, мне бежать надо, – сразу заторопился Илья, чувствуя, что ему немедленно надо догнать эту девушку.
– Если за Олькой решил приударить, так она огородами домой побежала, – проницательно заметила Тоня ему вслед. – Ступай сейчас к излучине реки, аккурат на нее наткнешься.
Илья только нетерпеливо махнул ей рукой на прощание и прибавил шаг. Оказавшись вне зоны видимости, он со всех ног бросился в указанном направлении, но ни по дороге, ни на берегу реки так никого и не встретил. Солнце между тем медленно, но верно заваливалось в овраги, лаская напоследок своими лучами поросшие лесом бугры.
Уже в сумерках совершенно расстроенный и выдохшийся от бесплодных поисков парень вернулся в логово бабки Маши. Дверь в доме была открыта, но внутри на удивление было тихо и темно. Илья уже было собрался окликнуть хозяйку, но тут услышал знакомый девичий голосок, который с дрожью тихо приговаривал:
– Суженый-ряженый покажись…
С замиранием сердца Илья на цыпочках прокрался к комнате и, стараясь даже не дышать, приоткрыл дверь. Два зеркала стояли одно напротив другого и между ними ярко горели 2 свечи. Девушка сидела в пол-оборота, и все внимание ее было сосредоточено на огненном коридоре, отражающемся в одном из зеркал. Небольшой сквозняк из приоткрытой двери легонько поколебал пламя свечей, и тут она вздрогнула, тихо охнув. Очевидно, предательский зеркальный коридор раскрыл ей присутствие постороннего при ее гадании. Поняв, что дальше скрываться за дверью бессмысленно, Илья вошел в комнату и сел с ней рядом.
– Ну как, показался? – с улыбкой спросил он.
Она смотрела на него круглыми от изумления глазами как на призрака, внезапно сконденсировавшегося рядом с ней на лавке, и даже неуверенно протянула к нему руку, будто собираясь проверить насколько он реален. Илья бережно сжал ее маленькую дрожащую ладошку в своих руках и коснулся губами тонких пальчиков.
– Я никому не позволю тебя обижать, – тихо прошептал он. – Так хорошо, что ты к Марии Егоровне пришла. Она мне тоже погадать обещала.
– Тоже на суженую? – пролепетала девушка, все еще глядя на него широко распахнутыми глазами, будто не веря в реальность происходящего.
– Нет, на судьбу, – улыбнулся Илья.
Тут вдруг зажегся свет, дверь распахнулась настежь и в нее деловито ворвалась бабка Маша, распространяя вокруг себя крепкий запах керосина, будто и впрямь ступу заправляла перед полетом на Лысый бугор.
– Ах, касатики мои! – обрадовалась она, завидев молодых людей вместе. – У бабушки уже все готово, вот только отвар чудесный процедить надобно.
– Что за отвар такой? – подозрительно поинтересовался Илья.
– Специальный настой, Илюшенька, для ночи на Ивана Купалу, – хихикнула старушка, сноровисто раскладывая марлю в дуршлаге. – Оригинальный рецепт на меду, как в старину делали.
Она стащила закутанный в ватник чугунок с печки, и к керосиновому запаху сразу примешался терпкий аромат лесных трав и меда.
– И откуда вы только, баб Маш, столько разных рецептов знаете, – удивилась Оленька, заворожено глядя как широкой струей льется душистый настой в ковшик, а из него переливается в большие эмалированные кружки.
– Вот уж, не думал, что в Тимирязевской академии ведовству обучают, – пошутил Илья.
– Ведовство в крови должно быть, касатик, – поучительно заметила бабка. – А ежели оно там есть, то рецепты сами собой приложатся. Так-то вот.
Она поставила на стол круглый жестяной поднос, где стояли кружки с ее ведьмовским настоем, блюдо с тонкими блинцами и плошка полная медом густым как смола и темным как шоколад.
– Давайте, касатики, покушайте, да и выходите в сад, я там вас ждать буду.
– Спасибо, баб Маш, – поблагодарила Оленька.
– Кушай на здоровьице, дочка, – бабка ласково провела сухонькой ладошкой по непокрытой голове девушки и вышла во двор.
Было видно, что девушка очень голодна, потому что ела быстро и с жадностью, деликатно макая сложенный вчетверо блинчик в мед. Илья только смотрел на нее не отрываясь и ему казалось, что он любил ее всю свою жизнь, даже не подозревая о ее существовании, и будет любить только ее всегда, не смотря ни на какие ее прегрешения.
– А вы что же не кушаете? – робко спросила она, протягивая ему блинчик.
– Да, конечно, – очнулся от своих мыслей Илья. – Слушай, только давай на ты, хорошо? Меня Илья зовут. Извини, забыл представиться.
– Оля, – тихо произнесла она свое имя, скромно потупив взгляд.
Сейчас невозможно было представить, чтобы она могла кого бы то ни было охмурить и в постель затащить. Но кто знает, ведь не зря говорят, что в тихих омутах черти водятся. Илья взял блинчик и тоже окунул его в мед. Неизвестно в каких местах собирали этот мед пчелы, только сладости в нем почти не чувствовалось, а даже наоборот он обладал явственной необычайно приятной горчинкой. Молодые люди сами не заметили как опустошили всю тарелку и плошку, а выпитый травяной настой зазвенел в душе странной вибрирующей нотой, вселяя ожидание чего-то светлого и сказочного, как в ночь перед Рождеством. Илья вдруг понял, что имеется в виду, когда говорят про порхающих в животе бабочек. Их крылышки затрепетали с удвоенной силой, когда Оля взглянула на него так, как, наверное, смотрела Золушка на своего прекрасного принца. Больше не было ни тени печали в этих глазах, только большая и светлая надежда.
– Идем? – Илья протянул ей руку, вставая. – Баба Маша заждалась уже, наверное.
Рука об руку они дошли до конца сада, где на берегу реки между стогами сена под ясной луной суетилась их хозяйка, раскладывая все, что было нужно для ее ворожбы. Она усадила молодых людей возле сложенных колодой поленьев на одеяло, расстеленное на траве, и запалила лучины. Пока разгорался огонь, она все ходила вокруг с приговорами, то кропя вокруг себя водой, то подбрасывая какие-то травы в костер. Она надела им на шеи ладанки с одолень-травой с приговором:
– Еду я во чистом поле, а во чистом поле растет одолень-трава. Одолень-трава! Не я тебя поливал, не я тебя породил: породила тебя Мать-Сыра Земля, поливали тебя девки простоволосые, бабы-самокрутки. Одолень-трава! Одолей ты злых людей: лихо бы о нас не думали, скверного не мыслили: отгони ты чародея ябедника. Одолень-трава! Одолей мне горы высокие, долы низкие, озера синие, берега крутые, леса темные, пеньки да колоды. Спрячу я тебя, одолень-трава, у ретивого сердца во всем пути и во всей дороженьке.
– Смотрите в огонь, ребятки, и запоминайте хорошенько все, что увидите, – наказала она. – Пламя это пророческое, все что будет расскажет, ничего не утаит.
Молодые люди и так как завороженные смотрели на алые огненные языки. Илье то казалось, что внутри колоды поленьев пляшут бесы в клубах копоти, стреляя в них снопами искр, то вдруг поднялся из огня воин в золотых доспехах и взмахнул мечом, разгоняя нечистую силу. Что виделось Оленьке не известно, только он почувствовал, как она вдруг задрожала как осиновый лист на ветру то ли от страха, то ли от холода. Он обнял ее за хрупкие плечики, и она доверчиво прижалась к нему.
Никто из них не заметил, когда и куда исчезла бабка Маша, только теперь они были совсем одни этой теплой июльской ночью под светлой луной, безмолвно смотрящейся в гладь речной воды как в зеркало. Близость девушки, тепло и трепет ее тела невероятно возбуждали парня. Еще никогда в своей жизни Илья не желал ни одну женщину так сильно как сейчас. Сердце его стучало в бешеном ритме, и кровь шумела в висках. Он больше не мог терпеть эту пытку, крепче прижал ее к себе и поцеловал в шею с такой нежностью, на какую только был способен. Она тут же повернулась к нему, в ее глазах тоже горел огонь желания и дыхание было прерывистым от возбуждения. Их губы встретились в долгом, жарком поцелуе, а тела сплелись в одно целое.
– Люби меня, суженый мой, – горячо шептала Оленька, – и гори все огнем!
И они любили друг друга как сумасшедшие, будто это был последний раз в жизни. Только когда последние угольки костра совсем подернулись пеплом, а в небе понемногу стали гаснуть звезды, их любовный пыл слегка ослабел. Утомленные, но счастливые они лежали в объятиях друг друга не в силах оторваться.
– Люблю тебя, милая моя, – прошептал Илья ей на ушко, и она крепче прижалась к его груди.
– Спасибо тебе, – прошептала уже в полусне.
Он ласково погладил непослушный завиток волос на ее плече и вдруг спросил:
– Скажи, а что это за история с местным благотворителем была?
Глаза девушки мгновенно распахнулись, и Илья пожалел, что спросил, заметив в них то же страдание.
– Понимаешь, – тяжело вздохнула она, – у меня не было другого выхода. Брат уехал, я с мамой одна осталась. Она давно уже болела, а тут ей хуже стало. Она есть ничего не могла. Сначала подумали, что отравилась, но никакие лекарства не помогали. Тогда ее направили на обследование. Врачи сказали, что это желчнокаменная болезнь, и нужна операция. Денег у нас на это не было, и я попыталась обратиться в страховую компанию. Вот тогда и появился Геннадий Сергеевич со своим благотворительным фондом. Он пообещал собрать нужную сумму, сделал несколько фоток с мамой и через некоторое время действительно помог с оплатой. Вот только мама умерла на операционном столе из-за оторвавшегося тромба. Тогда он и с похоронами мне помог. Не знаю, как бы я одна справилась со всем. Но после сказал, что я должна вернуть ему долг, и деньги ему нужны сразу, ждать он не может. Конечно, я не смогла ему ничего отдать, и тогда он потребовал мою девственность. Сказал, что у него еще целок никогда не было, и он так давно об этом мечтает, что готов простить долг. Что мне было делать?
– Не знаю, – честно признался Илья, у которого все похолодело в душе от этой истории. – Но это же ясно, что он придумал этот долг только, чтобы заполучить тебя! А ты так легко сдалась!
Оля тут же вскочила на ноги, в ее глазах стояли слезы.
– И ты тоже осуждаешь меня? Тоже считаешь меня шлюхой?!
Она принялась лихорадочно натягивать на себя платье, Илья тоже вскочил и схватил ее в охапку.
– Нет, нет! Что ты! Ты самая лучшая девушка на свете! Я за тебя горло перегрызу кому хочешь, даже твоему этому Геннадию Сергеевичу!
Девушка горько расплакалась на его груди, но утешить он ее не успел. Дикий вопль ужаса донесся со стороны недостроенного дворца сластолюбивого благотворителя. Молодые люди обернулись, тут же забыв о своих проблемах. Трое дюжих мужиков, сломя голову, бежали к речке, а вслед за ними неслось огромного огненное колесо.
– Демоны! Демоны! – орали они как ненормальные. – Спасайся, кто может.
Один из них упал, подняться у него не получилось, он попытался бежать дальше на четвереньках, но быстро выдохся и уснул. Другому, видимо, почудилось, что он уже у воды, он бросился головой вперед в овсяные посевы и поплыл там кролем, отчаянно загребая стебли растений руками. Третьему повезло больше, он все-таки домчался до речки, бултыхнулся туда с разбега, подняв целый фонтан брызг, и тут же нырнул в глубину, спасаясь от нечистой силы.
Бесовское колесо тем временем прокатилось мимо, едва не подпалив стог сена и тоже с рассерженным шипением утонуло в реке. А со стройки доносились другие истеричные вопли:
– Пожар! Пожар!
Действительно, в светлеющее небо оттуда поднимался столб черного дыма. Бесовская ночь не прошла для благодетелей бесследно.