Забытый гений душевной песни – Алексей Фатьянов
Иногда диву даёшься: до чего же своевольна эта самая «госпожа Удача»! Особенно та, которая сопровождает по жизни людей творческих.
Вот взять хотя бы поэтов-песенников. Одних она обласкает-облобызает, всякими званиями обвешает, специальными творческими телеэфирами поощрит (типа «Достояние республики»), а других забудет напрочь, как будто их никогда никто не знал.
…Человек, о котором я хочу рассказать – Алексей Иванович Фатьянов – жил одновременно как будто в двух параллельных мирах. В одном мире он был ещё при жизни обласкан всенародной искренней любовью. Песни, написанные на его слова, сразу становились (нет, не хитами, а гораздо оглушительнее даже самых раскрученных) народными и, естественно, застольными. Они ежедневно звучали из репродукторов. Под патефонные пластинки с заезженными насквозь этими песенными записями пели и танцевали россияне в военные и послевоенные годы. А в другом – официально-творческом – он был никем… если проще сказать – не академическим поэтом, а «поэтом-песенником», что в профессиональной литературной среде имеет своеобразно-негативный смысл.
Хотя, справедливости ради, о творчестве Алексея Фатьянова некоторые его современники-поэты вспоминают с теплотой и искренним сочувствием. «Стихи, которые он отдавал композитору, были уже почти песней, музыка уже жила и звучала в них где-то внутри самой поэтической строки, - написал о нём Михаил Матусовский, - его образно-напевные тексты сами подсказывали композиторам оптимальные мелодии, оставалось лишь запечатлеть их на нотном листе. Природную одаренность дополняла постоянная работа над словом, при внешней непритязательности текстов Фатьянова они – плод большого мастерства, поисков в области ритма с всевозможными затактами, паузами, неожиданными сдвигами и перенесениями ударений в области строения песенной строфы, запева и припева, новых свежих и оригинальных рифм». А Лев Ошанин сказал о нём так: «Ему не везло – при жизни у него вышла только маленькая книжечка стихов во Владимирском издательстве. Его часто кусали в газетах и журналах... Но ему чертовски везло, он родился в рубашке,– он был одним из любимейших поэтов народа, поэтов, чьи песни пелись буквально на всех углах».
1. Голубоглазый и рослый молодец
Алексею Фатьянову в 2019 году исполнилось бы ровно сто лет. Он родился 5 марта 1919 года в посёлке Малое Петрино (пригороде Вязников Владимирской области).
Малое Петрино
Стою, как мальчишка, под тополями.
Вишни осыпались, отцвели.
Багряное солнце вдали, за полями,
Коснулось родимой моей земли.
Вечер. Свежо. А в садах, не смолкая,
Соревнуются соловьи.
Важных грачей пролетевшая стая
Мирно уселась в гнёзда свои.
Молчат петухи. Не мычат коровы.
Мамаши ведут по домам ребят.
Только где-то у дома Штарёвых
Галки поссорились и галдят.
Ночь наступила, луна покатилась
По косогорам в луга, в поля.
А в доме напротив над книгой склонилась
Русая девушка — песня моя.
Ах, до чего она стала красивой —
Ни в сказке сказать, ни пером описать.
Танечка! Таня! Татьяна Васильевна!
Я и не знаю, как вас назвать.
Вы выходите утром из дома,
В руках — тетради и чертежи.
И, словно как в детстве, знакомо-знакомо
Над вашим домом летают стрижи.
У вас государственный нынче экзамен,
Светится гордость в глазах озорных.
А я восхищёнными вижу глазами
Русую девушку песен моих.
Не был я в жизни ни скрытным, ни ветреным,
Песни я пел, ничего не тая.
Милое, милое Малое Петрино!
Детство моё! Юность моя!
Стою, как мальчишка, под тополями.
Вишни осыпались, отцвели.
Багряное солнце вдали, за полями,
Вновь коснулось моей земли
...Его отец Иван Николаевич был богатым человеком – владел большим магазином «Торговый дом Фатьянова», в котором продавали обувь, пиво и другие товары и продукты. Во дворе магазина располагалась небольшая мастерская, где валяли обувь. В этом же доме находился синематограф. Жили Фатьяновы в самом большом доме в городе, на центральной площади. Но смена политических устоев добралась-таки и до их глубинки. В конце 20-х годов раскулаченная семья Фатьяновых перебралась в Москву, где в снятой ими комнатушке они проживали вчетвером: Алексей, его родители и старшая сестра.
…Он с раннего детства был одарённым ребенком: увлекался чтением, играл на баяне и пианино. И не удивительно, что после школы Алексей подался в артисты – поступил в ГИТИС (Государственный институт театрального искусства).
В 1940 Фатьянов в ансамбле красноармейской песни и пляски Орловского военного округа уже ведёт концертные программы и читает стихи собственного сочинения.
Великая Отечественная война застала ансамбль в авиационном гарнизоне в Брянской области. За 25 дней войны ансамбль дал 54 концерта. Фатьянов пишет сатирические частушки, сценки, песни, неистощимы его вдохновение и работоспособность. На передовых позициях Брянского фронта хорошо встречают поэму Фатьянова «Скрипка бойца» и его песню «Сходит с линкора моряк».
В начале 1942 года в судьбе молодого поэта происходит знаменательное событие: он знакомится с известным советским композитором В.Соловьевым-Седым, который так описал эту встречу в своих воспоминаниях: «Ко мне подошел солдат в кирзовых сапогах – красивый, рослый молодец, голубоглазый, с румянцем во всю щеку, назвался Алексеем Фатьяновым, поэтом, прочел, встряхивая золотистой копной волос, свою песню «Гармоника». Песня мне понравилась лиризмом, напевностью, юмором. Еще больше мне понравился автор. Чувствовалась в нем богатырская сила...».
Командование военного округа поручило Фатьянову и В.Соловьеву-Седому написать песню для воинов-уральцев. «Южно-Уральская» сразу стала любимой песней, и сводный полк, отправлявшийся на фронт, прошел с ней по городу Чкалову под духовой оркестр.
Содружество Фатьянова и Соловьева-Седого уже в 1942 дало 2 песни – «На солнечной поляночке» и «Соловьи». Музыка к песне «Соловьи» была написана в один присест. Через несколько дней Всесоюзное радио уже передавало эту песню. Маршал Г.К.Жуков назвал «Соловьев» среди трех лучших песен Великой Отечественной войны. После «Соловьев» последовали песни «Ничего не говорила» (1943), «Давно мы дома не были...», «Где ж ты, мой сад?» (1944).
На солнечной поляночке,
Дугою выгнув бровь,
Парнишка на тальяночке
Играет про любовь.
Про то, как ночи жаркие
С подружкой проводил,
Какие полушалки ей
Красивые дарил.
Играй, играй, рассказывай,
Тальяночка, сама
О том, как черноглазая
Свела с ума.
Когда на битву грозную
Парнишка уходил,
Он ночью темной, звездною
Ей сердце предложил.
В ответ дивчина гордая
Шутила, видно, с ним:
— Когда вернёшься с орденом,
Тогда поговорим.
Боец средь дыма-пороха
С тальяночкой дружил,
И в лютой битве с ворогом
Медаль он заслужил.
Пришло письмо летучее
В заснеженную даль,
Что ждёт… Что в крайнем случае
Согласна на медаль.
Играй, играй, рассказывай,
Тальяночка, сама
О том, как черноглазая
Свела с ума.
...О песне «Соловьи» сохранилось воспоминание автора музыки В. Соловьева-Седова:
«...Это было в начале марта 1945 года, всего за два месяца до Дня Победы. В 10-ю гвардейскую армию тогда приехала бригада артистов Рижской филармонии... Под зрительный зал оборудовали большую госпитальную палатку. Перед эстрадой в несколько рядов положили длинные бревна, которые заменили кресла... Надо ли говорить о том, что в госпитальной палатке некуда было упасть не только яблоку, но даже маковому зернышку. На тесноту, однако, никто не жаловался. Еще бы – концерт! Довольны были даже те, кто не сумел проникнуть а «зрительный зал». Брезентовые стены палатки свободно пропускали слова и музыку, и они были слышны далеко за ее пределами...
– А сейчас, товарищи, артистка нашей филармонии,– конферансье назвал фамилию певицы,– исполнит песню композитора Соловьева-Седого на слова Фатьянова «Соловьи, соловьи...». Зал приветствовал артистку вежливыми аплодисментами. Аккомпаниатор дал вступление, и артистка запела. Первые же слова песни оглушили слушателей:
Пришла и к нам на фронт весна,
Солдатам стало не до сна...
Это было настолько реально, что даже не верилось, что песня написана вчера или позавчера, а не сейчас, сию минуту, вот здесь, в этой санитарной палатке. А певица продолжала:
Не потому, что пушки бьют,
А потому, что вновь поют,
Забыв, что здесь идут бои,
Поют шальные соловьи.
Всякая бывает тишина. Но та, что воцарилась в госпитальной палатке и за ней, была необычной, необыкновенной какой-то: я бы сказал, неестественной. Все, будто завороженные, впились горящими глазами в певицу и ждали, ждали новых слов и новой мелодии...
Соловьи, соловьи, не тревожьте солдат,
Пусть солдаты немного поспят.
Нет! За всю войну не приходилось слышать такой песни. А их, песен, было много, разных и хороших, хватавших за душу и разрывающих на части сердце, поднимавших в атаку, развеселых в часы короткого отдыха. А в этой было все, будто она аккумулировала все чувства воедино.
И когда песня окончилась, никто не шелохнулся. Молчал зал, мол¬чала певица, плетьми повисли руки аккомпаниатора. И за палаткой стояла тишина. Я повернул голову и был ошеломлен еще больше. В окне палатки я увидел лицо молоденького солдата. По нему струились слезы, прокладывая тонкие белые бороздки на его закопченных порохом щеках».
Соловьи
Соловьи, соловьи, не тревожьте солдат,
Пусть солдаты немного поспят,
Немного пусть поспят.
Пришла и к нам на фронт весна,
Солдатам стало не до сна –
Не потому, что пушки бьют,
А потому, что вновь поют,
Забыв, что здесь идут бои,
Поют шальные соловьи.
Соловьи, соловьи, не тревожьте солдат,
Пусть солдаты немного поспят,
Немного поспят.
Но что война для соловья!
У соловья ведь жизнь своя.
Не спит солдат, припомнив дом
И сад зеленый над прудом,
Где соловьи всю ночь поют,
А в доме том солдата ждут.
Соловьи, соловьи, не тревожьте солдат,
Пусть солдаты немного поспят,
Немного пусть поспят.
А завтра снова будет бой,–
Уж так назначено судьбой,
Чтоб нам уйти, не долюбив,
От наших жен, от наших нив;
Но с каждым шагом в том бою
Нам ближе дом в родном краю.
Соловьи, соловьи, не тревожьте солдат,
Пусть солдаты немного поспят,
Немного пусть поспят.
2. Поэт кабацкой меланхолии?
Удивительно, но событие, которое описывает в своих воспоминаниях маститый советский композитор, происходило практически в то время, когда автор слов «Соловьев» отбывал наказание в одном из так называемых «штрафных» подразделений. Как это случилось – никто до сих пор так и не смог объяснить. По ходившим в те времена слухам, якобы, Фатьянов, будучи навеселе, оскорбил офицера (скорее всего, по делу), за что и получил, как говорится, «на всю катушку». (Есть, правда, и другое, спорное, на мой взгляд, объяснение: мол, спровадил в «штрафбат» Фатьянова сам руководитель армейского ансамбля – генерал Александров. За якобы романтическую связь поэта с генеральской женой). Но если это и было так, то где же были все те, кто восторгался поэтическим даром Фатьянова? Почему его никто не защитил, если учесть, что боец был не солдатом действующей армии, а артистом фронтового ансамбля? Почему с него сняли обвинение только после серьёзного ранения и награждения медалью, то есть, как будто бы это был рядовой боец, а не автор популярных и любимых на фронте песен?
После окончания войны Фатьянов еще целый год продолжал служить в армии. Однако времени на стихи теперь стало намного больше, и он вновь вернулся к активному творчеству. Писал в основном для своего главного автора Соловьева-Седого, с которым они в 45-м году явили на свет еще два несомненных шлягера, которые запела вся страна: «Потому, что мы пилоты» для фильма «Небесный тихоход» и «Где же вы, друзья-однополчане?»
Но его начинают привлекать в соавторы и другие известные композиторы, с которыми он создает такие замечательные песни, как «В городском саду», «Золотые огоньки», «По мосткам тесовым...», «Поет гармонь за Вологдой», «Мы люди большого полета», «Путевая-дорожная». К спектаклю «Свадьба с приданым» написал песни «Хвастать, милая, не стану», «На крылечке твоем», «Зацветает степь лесами». Особенно популярной стала песня «Когда весна придет» из фильма «Весна на Заречной улице». Для фильма «Дом, в котором я живу» написал песню «За Рогожской заставой». Для кинофильма «Иван Бровкин» были написаны песни «Ромашка моя», «Сердце друга», «Шла с ученья третья рота», для кинофильма «Бровкин на целине» – песня «Степи оренбургские»
В городском саду играет
Духовой оркестр.
На скамейке, где сидишь ты,
Нет свободных мест.
Оттого, что пахнут липы
И река блестит,
Мне от глаз твоих красивых
Взор не отвести.
Прошёл чуть не полмира я —
С такой, как ты, не встретился
И думать не додумался,
Что встречу я тебя.
Знай, такой другой на свете
Нет наверняка,
Чтоб навеки покорила
Сердце моряка.
По морям и океанам
Мне легко пройти,
Но к такой, как ты, желанной,
Видно, нет пути.
Вот рассвет весенний гасит
Звёздочки в пруду.
Но ничто не изменилось
В городском саду.
На скамейке, где сидишь ты,
Нет свободных мест…
В городском саду играет
Духовой оркестр.
Прошёл чуть не полмира я —
С такой, как ты, не встретился
И думать не додумался,
Что встречу я тебя.
* * *
На крылечке твоем
Каждый вечер вдвоем
Мы подолгу стоим
И расстаться не можем на миг.
«До свиданья», - скажу,
Возвращусь и хожу,
До рассвета хожу
Мимо милых окошек твоих.
И сады, и поля,
И цветы, и земля,
И глаза голубые,
Такие родные, твои,-
Не от солнечных дней,
Не от теплых лучей -
Расцветают от нашей горячей
И светлой любви.
Если надо пройти
Все дороги-пути,
Те, что к счастью ведут, -
Я пройду, мне их век не забыть.
Я люблю тебя так,
Что не сможешь никак
Ты меня никогда, никогда,
Никогда разлюбить!
1946 год стал для 27-летнего Алексея Фатьянова годом переломным, годом событий, круто изменивших его судьбу.
Именно с этого года у него начались неприятности, в отношениях с товарищами по творческому цеху. Вначале на Оргбюро ЦК ВКП (б) И. Сталин вдруг резко раскритиковал фильм «Большая жизнь», обозвав при этом музыку к фильму (её написал Никита Богословский) «кабацкой». А затем уже и в критических статьях по поводу этого фильма под разнос попал и автор слов песни, имевшей несчастье там прозвучать. Подумать только! Поэтом «кабацкой меланхолии» Алексея Фатьянова публично назвали за песню, ставшую впоследствии (в исполнении Марка Бернеса) настоящим шлягером – «Три года ты мне снилась».
Три года ты мне снилась
Мне тебя сравнить бы надо с песней соловьиною,
С майским утром, с тихим садом, с гибкою рябиною,
С вишнею, черёмухой,
Даль мою туманную —
Самую далёкую, самую желанную.
Как это всё случилось, в какие вечера?
Три года ты мне снилась, а встретилась вчера.
Не знаю больше сна я, мечту свою храню.
Тебя, моя родная, ни с кем я не сравню.
Мне тебя сравнить бы надо с первою красавицей,
Что своим весёлым взглядом к сердцу прикасается,
Что походкой лёгкою подошла нежданная —
Самая далёкая, самая желанная.
Как это все случилось, в какие вечера?
Три года ты мне снилась, а встретилась вчера.
Не знаю больше сна я, мечту свою храню.
Тебя, моя родная, ни с кем я не сравню.
Но и потом, когда одна за другой появлялись песни-шедевры, написанные на слова Фатьянова, друзья-коллеги не спешили с похвалой. Его обошли с наградами по поводу фронтовых концертных выступлений (Соловьёв-Седой, например за цикл песен на слова Фатьянова стал лауреатом Сталинской премии). О нём молчала литературная критика, его не печатали «толстые» журналы, его вообще нигде не печатали.
Фатьянов уже более десяти лет писал песни, но за это время в свет не вышло ни одной его книги. Для любого поэта подобное отношение было бы оскорбительным, а уж для Фатьянова, песни которого знала вся страна, это было оскорбительным вдвойне. Но поделать с этим было ничего нельзя: у тогдашнего руководства Союза писателей были железные доводы – аморален (о Фатьянове сложилось стойкое мнение, как о любителе горячительных напитков; но, можно было подумать, что Фадеев и иже с ним были трезвенниками); оно даже мысли не допускало, чтобы издать его произведения. Поэтому первая книга поэта, появившаяся в 1955 году, вышла не в Москве, а в родных краях поэта – во Владимире.
…А другим поворотным событием стала в 1946 году свадьба Алексея Ивановича. Девушку звали Галина. Где они познакомились и при каких обстоятельствах – про то поэт рассказывать не любил. Известно только, что молодые встречались три дня. Предложение о замужестве Галина приняла сразу, поскольку с первого взгляда влюбилась в Фатьянова. Еще известно, что у фронтовика и поэта, песни которого распевала страна, не было своего жилья, и молодым пришлось какое-то время скитаться по разным съемным квартирам. В тех неуютных условиях и родились у них двое детей: Алёна и Никита.
3. «Второй Есенин»
Квартиру Фатьяновы получили только в 1950 году, но скорее всего не стараниями поэта, а благодаря усилиям отчима его жены – генерала. И хотя жильё было без ванны и с дровяным отоплением (?!), но это была отдельная двухкомнатная квартира!
…Скандалы сопровождали Фатьянова на протяжении всей его недолгой жизни. Ну, никак не могли прикормленные властью литераторы признать в нём поэта. Их сводила с ума дикая зависть к человеку, которого в народе называли «вторым Есениным», и который, по их мнению, писал «неряшливо и нарочито примитивно». Но как ущипнуть творческого человека, если все его песни сразу же после первого исполнения уходят в народ? Вот и «высасывались из пальца» разные якобы объективные обоснования различных служебных санкций против него. Достаточно сказать, что его исключали из Союза писателей аж три раза!
Вот, например, Фатьянов в компании с одним писателем отправились с творческой поездкой в Севастополь. Съездили в одну войсковую часть, в другую, в третью. Наконец, в последний день их пребывания в городе устраивается прощальная встреча в Доме культуры. Фатьянов приехал туда немного навеселе, но был вполне адекватен. Во всяком случае, он легко справился с творческой частью, прочитав более двух десятков своих стихотворений. А в Москве из этого эпизода раздули такой скандал, что дело дошло до исключения из Союза писателей на три месяца.
Другой случай произошел через несколько лет. Вместе с друзьями Фатьянов праздновал какое-то событие в гостинице. Шумная компания собралась в номере композитора Табачникова и вела себя соответственно: пела, смеялась, громко разговаривала. Дежурная по этажу отправилась их усмирять. А писатели в качестве парламентёра на разговор с ней почему-то делегировали именно Фатьянова. В результате на него было заведено очередное персональное дело. Его опять исключили из Союза писателей, аннулировали даже уже выписанную ему путевку в Крым, куда он собирался отправиться с женой и детьми. Сказали: «Фатьянов разлагает писателей». Да, именно так! Потому что все остальные члены весёлой писательской компании были людьми твёрдой и абсолютно кристально-трезвенной жизненной позиции.
В 1959-м году после очередного исключения из Союза писателей поэт скончался – ему было всего 40 лет.
Настоящее признание пришло к Алексею Фатьянову только после его смерти. Сначала, в 1962 году, в Москве издали сборник его стихов и песен.
А спустя одиннадцать лет, на его родине – в городе Вязники Владимирской области начал проводиться ежегодный Фатьяновский песенный праздник. Его постоянными участниками стали многие известные писатели и артисты. Среди них были: Николай Рыбников, Людмила Гурченко, Иосиф Кобзон, Михаил Ножкин, Леонид Серебренников, Валентина Толкунова, Сергей Захаров и многие другие.
В 1983 году свет увидела еще одна поэтическая книга Фатьянова – «Избранное», изданная в Москве.
4. Послесловие
Алексей Фатьянов за свою короткую творческую жизнь написал около 200 песен, большая часть из которых входит в золотой фонд российской песенной культуры.
Да, песни Фатьянова порой действительно были обескураживающе просты: «Я люблю тебя так, что не сможешь никак…», «…рано весёлые звёздочки вышли, чтоб на тебя посмотреть», «…первым делом, первым делом – самолёты, ну, а девушки? А девушки – потом», «с неба звёздочку достану и на память подарю…» и так далее.
Но ведь они и писались для народного исполнения. Озорного, шутливого, незатейливо-душевного, искреннего…
И они в совокупности с талантливыми мелодиями попадали именно в те чуткие души своих благодарных слушателей, какие по ним тосковали.
…Я вспоминаю, как будучи подростком, спросил своего ещё живого отца-фронтовика о его любимой песне. И был, не скрою, удивлён, услышав в ответ: «На солнечной поляночке». Потому что я в ту пору считал её какой-то несерьёзно-легкомысленной.
…Или вот ещё один запомнившийся эпизод из телеинтервью популярнейшего артиста Михаила Евдокимова, когда он на этот же вопрос просто взял гитару и запел: «Когда придёт весна – не знаю…».
Когда весна придёт, не знаю.
Придут дожди… Сойдут снега…
Но ты мне, улица родная,
И в непогоду дорога.
Мне всё здесь близко, всё знакомо.
Всё в биографии моей:
Дверь комсомольского райкома,
Семья испытанных друзей.
На этой улице подростком
Гонял по крышам голубей
И здесь, на этом перекрёстке,
С любовью встретился своей.
Теперь и сам не рад, что встретил,
Что вся душа полна тобой…
Зачем, зачем на белом свете
Есть безответная любовь?
Когда на улице Заречной
В домах погашены огни,
Горят мартеновские печи,
И день и ночь горят они.
Я не хочу судьбу иную,
Мне ни за что не променять
Ту заводскую проходную,
Что в люди вывела меня.
На свете много улиц славных,
Но не сменяю адрес я,
В моей судьбе ты стала главной,
Родная улица моя!
…Он никогда не выглядел подавленным и обиженным. Но однажды (я об этом вычитал в каком-то опубликованном воспоминании) Фатьянов шел по ночной Москве и в одном из домов услышал свою песню в исполнении хора нетрезвых голосов. Он пошел на звук, и к несказанному удивлению собравшихся людей представился: «Я – автор слов этой песни». Надо ли говорить, сколько восторгов было высказано ему в тот вечер. И, наверное, это простое и искреннее народное признание в любви и было ему наградой за его песенное творчество.