«Неужто ночь прошла?
Попробуй тут заснуть!
Как первый снег, бела
Нагая эта грудь.
Обманщица нежна.
Я думал, что она
Полночная луна».
ГЕНРИХ ФОН МОРУНГЕН
1
… А ныне Козьма Индикоплейст из славного города Александрии утверждает, что Земля наша имеет прямоугольную форму скинии — шатра пророка Моисея, мир его праху. Длина сего прямоугольника в два раза больше его ширины. Прямоугольник суши весьма велик и сверху прикрыт небесной твердью, по краям же омывается великим океаном, имеющим четыре моря-залива, которые называются Римское, Красное, Персидское и Каспийское. Посредине земли лежит город Иерусалим. Океан отделяет обитаемую сушу от восточной земли, там находится рай, и откуда берут начало великие реки: Нил, Ганг, Тигр и Евфрат.
За рекою Гангом, подле земель Гога и Магога есть страна, где расположена великая гора, вокруг которой вращаются небесные сферы. Летом, когда солнце стоит высоко, оно недолго скрывается за вершиной, и поэтому летние ночи короткие по сравнению с зимой, когда оно уходит за подножье горы, что согласуется с наблюдениями и не может быть опровергнуто.
Страна у Ганга называется Индией. Она весьма богата и обильна. Живёт в ней гигантская птица Рух и хищные тигры, и львы, и гигантские змеи толщиною с самого толстого монаха, а длинною так велики, что могут разом проглотить пять взрослых мужчин. Водятся там невиданные, толстоногие, гигантские ростом лошади, на которых ездят местные короли. У тех лошадей хвост не сзади, а спереди, прямо на их носу меж двух длинных зубов, подобных мечам. А наши лошади в следствии климата там редки, потому особенно ценятся.
Гора же, вокруг которой вращаются небесные сферы так тяжела, что ни один другой камень, кроме крепчайшего адаманта, не в силах выдержать её тяжести. Очень ценится тот несокрушимый и прозрачный, как слеза, камень во всех королевствах. Даёт драгоценный адамант невиданную власть и силу своему владельцу, такую, что буде вступить в схватку два войска, победу одержит тот полководец или король, который владеет большим куском.
А добывают вышеназванную драгоценность в горах алмазного камня, по достоверным и проверенным рассказам путешественников, таким способом: прямо у подножия той тяжёлой горы есть великая пропасть по прозванию Бездна, на дне которой бог поместил камни адаманты. Ни один человек не в силах спуститься в сей провал. Но купцы, которые ими торгуют, применяют хитрость чтоб добраться до него: они берут овцу, режут ее и обдирают, и рубят на куски ее мясо, и бросают его в бездну, - и мясо падает туда еще влажное, и прилипают к нему эти камни. И купцы оставляют мясо до полудня, и спускаются к нему птицы - орлы и ястреба и хватают его в когти, и поднимаются из провала; и тогда приходят к ним купцы и кричат на них, и птицы улетают от мяса, а купцы приходят и отдирают от мяса камни, прилипшие к нему, - они оставляют мясо птицам и зверям, а камни уносят в свою страну. И никто не может ухитриться подойти к алмазным горам иначе, как такой хитростью… Режет сей несокрушимый камень адамант всё на свете: и полосатые агаты, и двуцветные ониксы, голубые сапфиры, красные рубины, кровавую яшму, синий, как небо, афганский лазурит, закалённую сталь.
Самый прочный, твёрдый и чистый камень на земле — камень адамант. Нет ничего на свете прочнее и чище, чтобы с ним сравнилось, кроме верной, мужской дружбы, и кто владеет тем сокровищем дружбы, тот богаче владельца самого крупного алмаза…
Ранней весной 886 года по берегу судоходного Тибра, высокого и мутного от дождей, прошедших в далёких Апеннинах, по плодородной и обильной равнине Маремма в сопровождении многих спутников ехали двое всадников. Путь их лежал к Вечному городу, где остановился двор императора Запада Карла III по прозванию Толстый. Были те всадники молоды, хороши собой и воспитаны. Одного звали Мазетто да Фаэнца, а другого Ланци да Вирчелли. Кони их отличались статью, а сбруя мастерством выделки и богатством. Обоих рыцарей сопровождали многочисленные хорошо вооружённые оруженосцы и слуги.
Оба юноши были из богатых и благородных романских семей, оба стяжали немалую славу. Когда мавры из богатого купеческого каравана, на который внезапно напал отряд Ланци и Мазетто, подло убили всех их спутников, рыцари встали спиной друг к другу и принялись так успешно истреблять язычников, что те сказали: «Увы нам, сегодня не наш день. Пророк Мухаммад, да будет ему вечная слава, прогневался на нас. Видно нам малыми силами не одолеть сих славных рыцарей. Уйдём же прочь и вернёмся с подкреплением».
Пока проклятые магометане, почему-то не пожелавшие принять смерть от мечей доблестных христиан, собирали отряд таких же нечестивых язычников как они сами, достойные рыцари отступили, и пользуясь замешательством купцов, прихватили часть имущества караванщиков, состоящее из вьюка прекрасных, самоцветных камней из далёких земель. И тем славным подвигом навсегда покрыли себя славой.
С того времени между отважными рыцарями завязалась такая дружба, что они, как это принято у солдат, побратались друг с другом на жизнь и на смерть, ибо исключительно сильно полюбили друг друга. Они поклялись на частичке истинного и животворящего креста, на котором был распят господь наш Иисус Христос, что всё их оружие и иное имущество отныне будет общим для обоих побратимов, и каждому из них казалось, что отныне и до скончания дней, душа его друга соединена с его душой нерушимым союзом.
В доказательство своего братства они заказали себе перстни, в которые оправили два самых крупных и дорогих камня адаманта из добычи, и стали их всюду носить в знак верности, никогда не снимая. В счастливом состоянии истинной мужской дружбы они прожили много лет, приумножая свою воинскую славу, общественное положение и богатство. Случалось им иметь любовниц. Когда одному наскучивала очередная женщина, он охотно сводил её со своим побратимом. Так было до сего дня, и казалось, так будет вечно.
Кони шли ходко. Друзья торопились. Назавтра славным герцогом Миланским синьором Малатеста в честь императора Запада и Востока Карла III были назначены ярмарка, военные маневры и турнир. Лучшие войны со всей италийской земли устремились к Вечному городу, чтобы стяжать славы.
Обильно снабжённые доблестью, доспехами и конями отправились туда и побратимы. День клонился к вечеру, когда блестящая кавалькада прибыла к цели путешествия. По обеим сторонам дороги появились белые мраморные надгробия. Пристанища для мёртвых сменились садами и виллами. Наконец пред очами всадников в дымке синей дали явился сам Вечный город, обширно лежащий на семи холмах.
После ночи в таверне «Луна и петух» Ланци и Мазетто приняли участие в маневрах, устроенных на марсовых полях, причём доблестный Ланци принуждён был играть роль предводителя лёгкой конницы, снаряжённой и обряженной в сарацинские одежды, а Мазетто командовать отрядом христианских рыцарей.
Скоро христианам удалось быстрым маневром разбить сарацинов. Предводители двух войск вступили в схватку у трибуны, где находился сам император, придворные дамы и важные сановники. Карлу III сие представление очень понравилось. Потом все всадники сели на коней и мулов. Блестящая процессия проехала по улицам города.
Многочисленные, вечно голодные попрошайки и нищие, а так же иные простые люди и горожане могли радоваться, видя такое количество хорошо одетых, сытых и довольных жизнью господ.
Процессия представляла из себя красочное зрелище. Впереди ехали королевские рыцари в прекрасных одеждах и при оружии. На белых, как снег, мулах ехало духовенство. Целый розарий прекрасных лицом и станом девиц следовал за императорской каретой. Музыканты с барабанами, тамбуринами, литаврами и трубами услаждали слух публики.
Турнир был устроен на арене Агриппы, весьма богато украшенной трибунами, дорогими пологами, яркими гербами и флагами. Чтобы не разжигать соперничества между жителями огромной страны, Карл запретил участвовать в схватке рыцарям из Восточной и Западной части империи, но и рыцарей из Италийской земли явилось немало.
Множество раз съезжались воины. Много шишек набили друг другу. Много копий преломили. Зрители на трибунах сорвали голос. Начав состязание со многими другими рыцарями, два побратима повели себя столь мужественно и умело, что все остальные воины скоро выбыли из строя, одни побеждённые, другие — усталые от боя, так что в конце концов на арене остались только этих двое. Не желая сражаться друг с другом, они прекратили бой к явному разочарованию императора и зрителей. Каждый из них уступал честь выйти победителем в турнире другому; но так как выяснилось, что Мазетто сломал копий чуть больше побратима, ему был вручён почётный приз к великой гордости обоих приятелей. Герцог Миланский был доволен зрелищем и пригласил на пиршество в свой загородный дворец весь императорский двор и победителей турнира.
Столы накрыты меж цветущих апельсиновых деревьев в большом атриуме дворца. Журчат фонтаны. На столах, застеленных скатертями из белёного полотна, стоят лучшие дары из разных частей обширной империи франков: сочащееся прозрачным жиром копчёное мясо вепрей и оленей из северных дубрав, похожие на змей маринованные миноги, добытые отважными рыбаками в холодных водах янтарного моря, тушёное мясо домашних коз, молодых телят и свиней, выросших на землях Италии, нежное мясо фазанов, цесарок, голубей и важных павлинов с Римских птичников; все фрукты юга свежие и засахаренные в меду, возбуждающие аппетит, обеспечивающие хорошее пищеварение и цвет лица; огромные блюда полные улиток и устриц, дарующих мужскую силу; красные и белые вина из лучших виноградников Кипра, Сицилии и Греции.
Из таинственной глубины сада доносятся звуки музыки. Император с лучшими людьми королевства сидит во главе стола. Средь них хозяин празднества - славный герцог Миланский синьор Малатеста, доблестный Генрих — победитель норманнов и Роберт Сильный — истребитель мавров, и Соломон Бретонский - муж крепкий телом и умом. Многие прекрасные дамы и девицы из знатных семей сидели средь мужчин, как прекрасные цветы среди крепких камней.
Неразлучных друзей и побратимов поместили на почётное место вблизи Карла III. Прекрасное общество сверкало дорогой одеждой, мехами и украшениями, но даже среди лучших драгоценностей лучших людей, перстни друзей выделялись особым благородным видом истинной красоты и ценности.
Гости вначале чувствовали себя несколько стеснённо, но скоро приветливый вид императора и его сановников, непринуждённая атмосфера за столом, изрядное количество выпитого вина и съеденных закусок развязали языки и сделали мужчин весёлыми и остроумными, а дам прекрасными. Оркестр стал играть громче, но никто его не слышал, пока не настало время для танцев. Нетерпеливая молодёжь скорее выскользнула из-за столов, чтобы среди сложных и простых па потрогать, подержать друг друга за разные части тела, обменяться взглядами, ласковыми словечками и если повезёт ещё кое-чем. Ланци и Мазетто - известные щёголи, красавцы и великолепные танцоры, потому пользовались особым успехом у женщин. Для франкских дам они были иностранцы, что как известно, придаёт любовной интрижке особую остроту и прелесть в глазах прекрасного пола.
Веселье растянулось далеко за полночь, несмотря на недовольство нескольких особо суровых духовных пастырей. Вихрь весёлого танца увлёк побратимов, закружил, завертел, разъединил. Иногда в шумной толпе молодёжи они встречались глазами, обменивались приветными жестами и улыбками, но скоро так увлеклись, что потеряли друг друга надолго.
Мазетто увидел белокурую, скромную и милую девушку совершенно случайно и влюбился в неё с первого взгляда. Девушка одиноко стояла у фонтана и смотрела, как живые, прозрачные струи весёлым потоком устремляются ввысь, прихотливо ломаются, под действием собственной тяжести падают в верхнюю чашу из благородного порфира, переполнив её, с весёлым журчанием, напоминающим щебет птиц, стекают в нижнюю, большую размером, а оттуда в следующую, образовав пирамиду из сверкающих, подвижных ступеней. Девица была одета в простую тунику белого шёлка, лёгким облачком севшим на тоненькую, стройную фигурку.
Ему удалось два раза потанцевать со стеснительной незнакомкой, млея от близости послушного тела, отзывчивого на каждое его движение, вида прекрасных золотых волос и чудесной кожи. Красавица легко двигалась, потупив взор, чуть улыбалась самыми уголками розовых, по-детски пухлых и невинных губ.
В неверном свете масляных ламп и луны он всё никак не мог рассмотреть её лица. Мазетто совсем потерял голову и был готов отдать полмира, чтобы только заглянуть в её глаза, но красавица всё время ускользала. Наконец, когда закончился второй их танец, девица всего на миг осмелилась взглянуть на него. Нашего бедного рыцаря словно палицей по голове хватили. Было её лицо прекрасным, чистым и невинным, подобным лицу небесного ангела, с глазами редкого, зелёного, как трава, или драгоценный камень смарагд цвета. Свет луны отразился в манящей глубине, как в бездонном море, и Мазетто почувствовал, что готов жизнь отдать, чтобы навсегда пропасть в их чарующей бездне.
Незнакомка поблагодарила за танец и уже собиралась уйти. Сердце юноши сжалось. «Прекрасная дама, ты навсегда похитила моё сердце. Как я буду жить без него? Скажи хотя бы как тебя зовут? Где я смогу тебя ещё раз увидеть?»- только и успел вымолвить Мазетто. «Имя моё тебе ничего не скажет, а увидеть меня сможешь, если моя матушка позволит», - нежно улыбнулась красавица и убежала, легконогая и быстрая, как горная козочка. Мазетто бросился следом, но девушка, словно фея цветов, растворилась средь деревьев.
Светит огромная средиземноморская луна. Юноша бежит по длинным аллеям, чёрные тени от белых и розовых, словно светящихся во тьме, цветущих деревьев, бросаются под ноги. Одуряющий запах мокрой земли и южной ночи дурманит голову. Сердце замирает в сладком и тревожном предвкушении. Мазетто в смятении, с таящей надеждой в душе подбегает ко всем женщинам в белом, заглядывает в лица. Дамы притворно пугаются. Разглядев прекрасного молодого мужчину, призывно смеются, запрокидывая голову, блестя во тьме белыми зубами. Их лица кажутся вульгарными, крашенными масками. Мазетто отстраняется и бежит дальше. В душе отчаяние. Губы молятся непорочной деве Марии, заступнице нашей перед суровым Роком.
Сжалилась Пречистая Дева. Глухой угол сада. В свет луны апельсиновое деревце. Под деревом тонкая, женская фигурка - белая, лёгкая и стройная, как апельсиновое дерево в цвету. Девушка стоит на одной ноге, беспомощно держится за чёрный ствол голой рукой. В паре шагов на жёлтом песке дорожки белеет лёгкий башмачок. Красавица боится запачкать тончайший шёлковый чулок и пытается дотянуться до потери прелестной ножкой.
Она. Прекрасная и таинственная незнакомка. Юноша остановился, пытаясь умерить дыхание и шум крови в висках. Поднимает драгоценную потерю, подносит к губам, подходит к девушке, падает на колени и смиренно просит разрешения надеть башмачок на маленькую, стройную ножку…
Умница Ланци, несмотря на молодые годы, весёлым танцам часто предпочитал учёные беседы и страстные дискуссии, из коих любил выходить победителем. Немало лет прекрасный юноша провёл в библиотеках — этих истинных храмах науки. Вот и сейчас он улизнул от танцующих и с наслаждением предался учёной беседе с весьма почтенными и истово верующими, но совершенно невежественными франкскими епископами, до сих пор полагающими, что земля имеет плоскую форму и плавает в мировом океане, прикрытая сверху одиночным куполом небесной тверди с солнцем, луной и звёздами на нём.
Ланци попытался рассказать невеждам об истинном устройстве мира, изложенным великим Птолемеем в Альмагесте — величайшем научном труде, взгляды которого разделяют почти все учёные римские богословы. Но невежи только скептически и недоверчиво улыбались, словно разговаривали с умалишённым, когда он им поведал, что земля есть шар, окружённый семью небесными сферами.
Девушка подошла, робко уселась на краешек скамейки из белого каррарского мрамора и почти слилась с ним белой одеждой и светлыми как туман волосами. Увлечённый спором Ланци не обратил внимания на нового слушателя, но когда девушка, принеся тысячу извинений, робким, нежным голосом спросила какое небесное тело больше Солнце или Луна, он, наконец, заметил её прекрасное лицо, одухотворённое живым и любознательным умом.
Юноша с жаром стал отвечать на её вопросы. Франкские епископы удалились, недовольно ворча. Ланци даже не заметил их ухода.
Такого тонкого, сведущего собеседника, как эта девушка, наш герой ещё не встречал. Она сидела на низкой скамье, сложив перед грудью нежные руки, и снизу вверх с восхищением глядела на мужчину. Неподдельный интерес и живой ум светился в прекрасных, блестящих в лунном свете, больших глазах цвета зелёной, морской волны.
Ланци витийствовал, рассуждал о Боге, вечной жизни, устройстве Земли и Вселенной. Ни разу в жизни он не был так умён и искромётен. Ни разу его слова не встречали такого быстрого и точного отклика, такой живой и непосредственной реакции.
Девушка предложила ему присесть рядом. Юноша сел. Он говорил, говорил, придвигался ближе в порыве страстного объяснения учения пифагорейцев, утверждавших, что мир есть число, взял тонкие нежные пальчики девушки в свои руки. Нечаянно заглянул в бездонные глаза. В них вмиг увидел все тайны вселенной, все числа и соотношения. Голос его дрогнул, прервался. Ланци почувствовал, что тонет в зелёном море глаз, а потом незаметно губы юноши и прекрасной девушки встретились и слились в долгом поцелуе…
Когда Мазетто встал на колени перед таинственной незнакомкой и взял в руки тонкую стройную лодыжку, сердце его билось так, что казалось, этот звон должны слышать все люди на земле. Он посмотрел снизу вверх в огромные зелёные глаза, затенённые длинными, пушистыми ресницами, призывно зовущими, словно зелень райского сада. Юноша не спешил надевать башмачок. Горячие ладони двинулись вверх по скользкому шёлку чулка.
Девушка замерла робкой птичкой, внезапно застигнутой умелым ловцом. Глаза её расширились, грудь вздымалась. Обоим показалось, что это прекрасное мгновение длится вечно. Она остановила его дерзкие руки, только когда они добрались до круглого колена. «Прекрасный рыцарь,- сказала незнакомка,- я тебе доверилась и теперь вся в твоей власти. Пожалей же меня!» Голос её дрогнул.
Трепетное, острое чувство, чистое, как чувство к матери нашего Бога — непорочной деве Марии, какое Мазетто в жизни ни к одной земной женщине не испытывал, вошло в его сердце. Юноша осыпал страстными поцелуями узкую ступню, со слезами на глазах поклялся в вечной любви, обещал кинуть к ногам незнакомки все сокровища земные, пусть только она откроет ему своё имя и даст надежду на новую встречу.
«Зовут меня Кэйт из Венгерской земли. Судьба поступила со мною жестоко - я дочь несчастного короля, погибшего от рук язычников-турок,- сказала дама печально,- только милость Бога и покровительство императора хранят меня от бед и горестей, которые подстерегают на каждом шагу одинокую женщину».
«Я буду твоим рыцарем, я буду хранить тебе верность, докуда ты мне это позволишь, или пока смерь не разлучит нас,- сказал пылкий юноша,- прими мою клятву и дай же мне какой-нибудь дар от себя в знак того, что ты согласна».
«Я принимаю твою клятву. Я видела, как ты доблестно и умело сражался, мой верный рыцарь! Что дать мне тебе взамен, прекрасный юноша?-вымолвила девушка.- Вот разве...» Она наклонилась, тонкие пальцы подобрали подол белой туники и потянули его наверх.
Мазетто замер как заворожённый. Из-под края платья показалась узкая лодыжка, стройная, облитая скользким, тонким шёлком чулка икра, нежное, детское, круглое колено, розовая подвязка над ним, таинственная манящая тень выше.
Девушка сняла полоску ткани, навсегда сохранившую её тепло и запах, и протянула юноше. Мазетто принял подвязку со слезами на глазах и бережно спрятал её, как величайшее сокровище, на своей груди у сердца. «Но и ты мне дай что-нибудь в знак своей любви и верности, прекрасный юноша»,- попросила принцесса нежным голосом. Тогда сорвал Мазетто с пальца свой алмазный перстень, самое дорогое из того, что на тот миг у него с собой было, и подарил девушке.
Побратимы встретились в таверне, когда ночь кончилась. Восток окрасился нежно-розовым. Это пламенея от стыда ланитами, замаранная греховной страстью, богиня утренней зари Эос торопливо бежит на небо, проведя ночь любви со смертным юношей. Стыдится богиня порочной тяги к смертным, но не в силах ей противиться, потому небо по утрам часто окрашено светом её щёк, а простыни невинных юношей бывают мокры.
Не сомкнули глаз этой ночью друзья-побратимы. Очень много надо им поведать друг другу, многим поделиться и похвастаться. Мазетто как более живой и импульсивный начал первым: «Брат мой, я влюбился. Она чудесна! Если бы ты её увидел! Нет её прекрасней на свете! А как скромна, как прекрасно танцует! Я места себе не нахожу. Всякий миг хочу её видеть!»
Ланци всегда более рассудочный и скрытный, немного помолчав и подумав, ответил ему с не менее страстным вздохом: «Могущественна красота дочерей праматери нашей Евы, но когда она соединяется в одной женщине с умом и образованностью, нет ни одного человека, который мог бы ей противиться. Увы мне. Я такую женщину встретил, и теперь нет мне покоя!»
Тогда Мазетто улыбнулся тепло другу и сказал: «Брат мой, я тому не удивлён, что мы влюбились в один вечер, потому что Богу было угодно создать нас схожими душевной организацией и высокими устремлениями! Но твоя девушка воистину будет первой красавицей империи, если своею красотою превзойдёт мою! Послушай, брат Ланцио, что сегодня со мною произошло».
И юноша, волнуясь и смущаясь, поведал названному брату до мельчайшей подробности события волшебной ночи, а напоследок вынул чудесную розовую подвязку с ноги возлюбленной и показал её другу.
Беспечно улыбающийся до того момента Ланци нахмурился. «Где твой перстень, брат?»- спросил он дрогнувшим от напряжения голосом. «Я подарил его в знак верности своей возлюбленной,- беззаботно ответил Мазетто,- ведь ты же и без перстня не сомневаешься в моей дружбе, брат!» «А как зовут твою возлюбленную?»- продолжал хмуриться Ланци. «Венгерская принцесса Кэйт!»- ответил весёлый побратим. «Мою тоже зовут Кэйт, знатная девица из Венгрии!»- сказал тусклым голосом Ланци. Розовую подвязку, которую ему подарила на прощание умница Кэйт, взамен на алмазный перстень с его руки он показывать побратиму не стал.
Вскружить головы двум итальянским простофилям и выманить у них драгоценные перстни оказалось несложной задачей. Обе роли дались Катерине легко. Жаль только прелестные, розовые подвязки и замаранный чулок, но Бланка сказала, что сможет купить ей сотню новых. Госпожа просит называть её просто Бланка, и говорит, что теперь они просто подруги, но глаз с Кэйт не спускает.
Девушке было чуточку жаль влюблённых юношей и приятно с ними целоваться, но госпожа Бланка сказала, что это дичь не её масштаба. Отныне ей предстоит как Диане-охотнице охотиться только в королевских и императорских парках. Интересно, что она имела в виду?
Ланци почувствовал боль в своём уязвлённом сердце и сказал побратиму чуть не плача:
- Брат мой, та девушка - несчастная дочь венгерского короля, про которую ты мне рассказывал, и девушка, в которую без памяти влюбился я, одна и та же девушка! Если ты дорожишь нашей дружбой, умоляю тебя, откажись от неё, потому что ты в ней разглядел только прекрасную внешность, но не разглядел главного — её прекрасной души и ума! Красавиц ты встретишь много на улицах Рима, но умная женщина — это как редкий алмаз среди булыжников! При слове алмаз оба юноши вздрогнули, и тень тревожной мысли пробежала по их лицам, но запальчивый и импульсивный Мазетто тут же возразил другу и не дал мысли проникнуть в сознание:
- Я не могу даже представить себе, брат, что ты при наличии взаимной и долгой дружбы между нами мог сделать такое предложение, унижающее меня. Как я могу предать возвышенную клятву верности, которую дал несчастной принцессе, и взамен получил драгоценный залог. Я уверен, что она полюбила меня, увидев как я достойно сражаюсь, и только я смогу стать ей верным защитником.
Мазетто вновь достал драгоценную подвязку и с благоговением приложился к ней губами, как к святыне. Ланци вновь смолчал о такой же подвязке, хранящейся у него на груди.
- Если ты уверен, что получил её любовь за умение скакать на коне и махать мечом, я могу тебе показать ещё одного человека, который тебе в этом не уступает, а может даже превосходит, но этот человек кроме здоровых мышц наделён ещё кое чем, что просвещённого человека отличает от грязной обезьяны, которых водят по базарам жонглёры. Не сомневайся, что будучи менее уставшим чем ты, я бы одержал победу, если бы турнир продолжили далее. Это было ясно всякому, в том числе и твоей даме.
Разгорячённый этим замечанием Мазетто ответил:
- Утверждая, что я получил приз лишь благодаря твоему великодушию, ты говоришь неправду. Сравнивая меня с похотливой обезьяной, ты мне нанёс смертельное оскорбление! Благодари бога, что ты не выступил против меня, ибо я легко присоединил тебя к огромной толпе побеждённых!
Тогда Ланци, весь дрожа от ярости, воскликнул:
- Словесный спор я читаю уделом трусов, и так как я обдумал то, что собираюсь сделать, то последний раз предлагаю тебе, брат мой: ты должен отказаться от любви к девушке, либо от нашей дружбы; если ты всё же предпочтёшь её любить, то мы с мечами в руках померимся силами и покажем друг другу, кто из нас сильнее и более достоин любви прекрасной девы! Я не называл тебя обезьяной, но если ты сам нашёл меж вас сходство, то так тому и быть.
Мазетто сказал:
- Я не ожидал от тебя другого ответа. Своими словами и оскорблениями ты не оставил мне выбора. Больше ты мне не брат! Будь готов сразиться со мною.
Через несколько часов весь Рим гудел от скандальной новости. Названные братья вызвали друг друга на пеший бой без кольчужной защиты. Поединок был назначен на следующее утро за городской стеной на круглой площадке для ристалищ в присутствии многочисленных свидетелей, знатных рыцарей и дам. И хоть многие вельможи, знатные рыцари и простые воины пытались примирить бывших побратимов, и даже дама, по вине которой состоится поединок, прислала обоим юношам покаянные письма с клятвой верности, смиренной любви и заверениями, что если по её вине погибнет хоть один из них, она навсегда удалится в монастырь и похоронит там своё тело, ставшее причиной раздора.
Но между бывшими друзьями уже вспыхнула такая неприязнь, такая ревность, что они не готовы были уступать. Все мелкие обиды, что они прощали друг другу все годы их дружбы, вдруг сделались выпуклыми, все денежные уступки и подарки неравноценными, причём каждый считал, что отдал много больше, чем получил. Отныне более ненавистного человека на земле, чем вчерашний побратим не существовало, и даже если бы Кэйт - знатная девица из Венгрии по божьему велению раздвоилась, чтобы соединиться с обоими юношами, это их вражду не остановило.
2
Странно, но в молодости люди не верят в собственную смерть. Ланци и Мазетто не собирались умирать. Несмотря на горячность, оба были готовы искать примирения, пусть только первый шаг навстречу сделает другой.
Солнце уже высушило росу на сочной весенней траве вокруг утоптанной, как крестьянский ток, глиняной площадке, огороженной столбами с толстыми витыми шнурами между ними, когда на неё ступили соперники, каждый в сопровождении нескольких особо уважаемых воинов. Эта арена используется для воинских игр и упражнений, потому там нет богатых украшений, только трибуна из грубых досок и простой полотняный навес от солнца. Чернь на поединок не допустили. Чтобы не запятнать своё имя, на дуэль, противную христианской морали, не явились важные сановники и попы, только близкие друзья, соратники и несколько дам. Среди них та, чьё тело должно стать наградой победителю, но у неё не удосужились об этом спросить.
Герцог Малатеста, чтобы избегнуть скандала, много сделал для примирения Ланци и Мазетто, но успеха не достиг, хоть в частных разговорах каждый из побратимов поклялся синьору, что смерти своему противнику не желает, и это будет просто спортивное состязание до победы. Многочисленные доброхоты передали слова поединщикам, потому те вышли на бой с лёгким сердцем.
Дуэль по взаимному согласию было решено провести без защитного вооружения, только меч и баклер - маленький щит из металла, который держат в руке как кастет. Трубы возвестили начало поединка, и всем присутствующим было приказано стоять смирно под страхом сурового наказания.
Служанка подняла Катерину до света, помогла умыться и расчесать волосы. Пришлось надеть простое платье из сурового полотна без украшений. Белая туника из драгоценного шёлка, которая так ей идёт, по приказу госпожи, сегодня осталась висеть на плечиках.
На завтрак были фрукты и козий сыр. Девушка почти привыкла к новой еде, хоть иногда нестерпимо хотелось каши с салом или жареные потрошки с луком и чесноком по-деревенски, как делает матушка. За завтраком Катерина во весь рот зевала. Вчера допоздна пришлось писать письма для несчастных, влюблённых болванов, пожелавших за неё биться. «Они меня об этом спросили?» - притворно фыркала девушка, однако сознание того, что ради неё готовы убить друг друга вчерашние друзья льстило. Письма диктовала Бланка, там было что-то про христианскую любовь и монастырь. Честно сказать, Катерине это было не интересно. Ни в какой монастырь уходить она не собиралась. Уж лучше замуж за любого их этих молодчиков.
Молиться пошли в базилику Святого Петра, где вечно толкается уйма народу, хоть рядом с домом есть церковь Великомученицы Катерины её небесной покровительницы.
«Сделай печальное лицо, дура! - сказала Бланка, - чего улыбаешься?» Вначале Катерина не поняла, зачем нужен скорбный вид, но когда увидела как жадно разглядывают её важные дамы, как мужчины за спиной по-бабски шушукаются и показывают на неё пальцами, она почувствовала себя польщённой и с удовольствием стала разыгрывать роль убитой горем скромницы.
После службы обе женщины сели в повозку и отправились к месту поединка в сопровождении шевалье де Вала - молчаливого мужчины с иссиня-чёрной бородой и мёртвыми глазами. Катерина его сразу невзлюбила и боялась даже на миг остаться с ним наедине. Ей казалось, что из чёрных глаз провожатого несёт могилой. Она сторонилась его инстинктивно, как живые сторонятся мёртвых, или домашние собаки боятся волка.
Пока ехали к арене, старуха, то есть Бланка, как бы между делом, но тем тоном, который Катерина уже хорошо изучила и который один выдавал особую важность произносимых слов, сказала, что скоро ко двору прибудет замечательная дама - графиня Элинор с детьми, что сия добродетельная и хорошо воспитанная дама - лучший образец для подражания, и что Катерине было бы очень хорошо с нею подружиться, чтобы набраться ума и хороших манер.
Весь остальной путь Бланка молчала, только прижимала свою ногу к ноге Катерины и хватала её рукой за что попало, но то ли бывает при ухабах на наших-то дорогах!
Когда юноши, одетые в светлые, просторные рубашки, не стесняющие движений, и широкие, короткие штаны ниже колен, вышли на арену, зрители разразились приветными криками и аплодисментами, так чудно хороши были оба, но выбранные маршалы и герольды мигом восстановили порядок.
Чтобы лучше чувствовать землю и по старой традиции оба дуэлянта были босиком. Обычно серьёзный Ланци сегодня улыбался, и эта улыбка так шла к его умному лицу с прямым носом, твёрдо очерченным ртом и волевым подбородком. Юноша осенил себя крестным знамением, поклонился почтенной публике и прекрасным дамам и занял своё место с восточной стороны площадки. Там Ланци сделался серьёзным, стал разминаться, поводил плечами, переминался с ноги на ногу, делал внезапные, быстрые выпады лёгким мечом, более широким у крестообразной гарды, чем у острия.
Стремительный, лёгкий и подвижный, как ртуть, Мазетто, стараясь не смотреть на соперника, обежал арену по кругу, раскланиваясь со знакомыми дамами и рыцарями, посылая воздушные поцелуи и даря улыбки. Ненадолго остановился возле венгерской принцессы, достал из-за пазухи красный цветок, бросил его в руки девушки, изящно поклонился и занял своё место со стороны запада.
«Позёр и скоморох,- с неприязнью подумал Ланци о прежнем побратиме, - посмотрим, будешь ли ты кривляться с оружием в руках. Я всегда был сильнее в учебных боях!»
На центр вышел герольд с длинным жезлом в руках, скорее дубиной чем символом, и дал начало поединку. Юноши шагнули навстречу друг другу, выставив вперёд сверкающие полированной сталью острые клинки и кулачные маленькие щиты, закружились на пружинисто согнутых в коленях ногах в смертельном и прекрасном танце. Быстрый Мазетто первым разорвал дистанцию и скользнул в опасный, невидимый круг, где безраздельно царит смертельная сталь.
Катерина ни разу в жизни не видела как убивают людей. Это зрелище не испугало, а неожиданно сильно взволновало её. Она вдруг вспомнила родную деревню и круглую площадку, на которой деревенские мужики стравливали петухов, и как её привлекал вид птичьей крови.
Юноши со звоном соединили клинки, закружили, заскользили, стараясь вывести оружие в положение удобное для начала своей атаки и сорвать атаку соперника. Девушка шумно выдохнула и вцепилась ногтями в некрашеное дерево трибуны.
От незнакомого, томительного чувства сердце громко стучит в груди. Мир сделался будто ярче. На лбу и очаровательном носике выступила испарина. Телу под просторным плащом, полностью скрывающим её от нескромных взглядов, стало жарко. Всеобщее внимание и вид двух прекрасных мужчин с голыми шеями и грудью, готовых растерзать друг друга, подобно хищным зверям в борьбе за самку, возбудили её.
Такого с девушкой ещё ни разу не происходило. Ниже живота сделалось томно. Соски на грудях затвердели, поднялись так, что ясно проступили под тканью туники. Струйка горячего пота потекла по спине и потерялась в глубокой ямке между ягодиц, но Катерина стала мокрой не от этого.
Сверкающие клинки обнялись словно два страстных любовника, то один сверху, то другой, запели смертельную песнь. Рядом с острым мечом круглый кулачный щит, каждый миг готовый отразить клинок противника или нанести ошеломляющий удар в лицо.
Мазетто первым разорвал объятия смертельной стали и попытался нанести быстрый укол концом клинка. Ланци легко принял меч побратима на кулачный щит и ударил сам. Мазетто подставил баклер. Мускулистые тела мужчин напряглись. Никто не хотел уступать.
Катерина почувствовала, как от страха госпожа Бланка взволнованно задышала и вцепилась ей в колено. Мужчины продолжали кружить, соединившись оружием — щит против меча, опасные, как два скорпиона, сцепившиеся клешнями и незаметно для противника готовящие удар смертоносным жалом.
Не видимая для соседей из-за широкой накидки, надетой поверх туники, рука Бланки полезла вверх по ноге девушки и бесстыдно задрала подол. Катерина ощутила голой кожей прохладное движение воздуха, которое ещё больше её возбудило. Девушка подалась вперёд, раздвинув колени, вбирая всем естеством сцену смертельной схватки, вся напряглась. Глаза блестят. Шея и кожа скул покрылись румянцем, словно богиня зари сама плеснула его в лицо. Тонко вырезанные ноздри трепещут от дыхания, прекрасный рот полуоткрылся, обнажив ровный ряд белых, хищных зубов.
Ланци, более высокий и сильный, шагнул вперёд, вытолкнул клинок и баклер побратима вверх, неожиданно отпрянул назад, и прикрывшись щитом, на обратном шаге нанёс быстрый рубящий удар сверху вниз. Острие клинка прошло вдоль тела Мазетто, рассекло рубаху, белую кожу под ней и вонзилось в бедро, оставив глубокую, длинную рану. Из разреза хлынула кровь. Трибуны охнули. Герольд поднял жезл…
Раскрытая ладонь Бланки вобрала в себя возбуждённое, горячее и влажное от желания лоно Кэйт. Венгерская принцесса громко задышала, сдвинула плотно ноги, зажала руку подруги ляжками и быстро заелозила, хватая воздух открытым ртом.
Герольд со своей дубиной не успел прекратить бой. Получив болезненную, но не смертельную рану, Мазетто не остановился, а подавшись всем телом вперёд, изо всей силы ударил противника кулачным щитом в лицо.
После своей атаки Ланци, не успев поднять меч, пятился, уклоняясь от оружия Мазетто, потому не сумел отразить стремительный натиск. Стальная полукруглая чашка баклера с ужасным чмокающим звуком ударила в чистое, красивое правильной красотой лицо побратима, разбила губы и сломала прямой, римский нос, превратив его в кровавое месиво. От сильного толчка в голову Ланци потерял равновесие и упал на спину. Мазетто, не удержавшись на ногах, рухнул на него сверху.
- Сдавайся, и я тебя пощажу, - прохрипел Мазетто в окровавленное лицо друга, приставляя острый клинок к его животу.
- Дурак ты, Мазетто,- сказал насмешливо побратим разбитыми губами,- по правилам победил я. Сознайся, я мог тебя убить, но не стал делать этого. Слазь с меня!
- Но я тебя могу не пощадить! Сдавайся.
- Слазь, дурак. Хватит ломать комедию. Ты думаешь венгерская принцесса тебе одному дарила подвязку? Она просто шлюха. У меня такая же подвязка. Не веришь? Давай посмотрим у меня за пазухой! Думаю, такие подвязки можно обнаружить ещё у многих!
- Ты врёшь! Возьми свои слова обратно, или я тебя убью!
- Дурак, взгляни правде в глаза, проверь мой карман!
«Нет, нет это не так. Ланци завидует его счастью, потому говорит неправду, чтобы только растоптать мою любовь и унизить её», - подумал Мазетто. Он поднял глаза на трибуну и увидел прямо против себя прекрасное, озарённое возвышенной любовью лицо венгерской принцессы, которая с выражением сострадания и боли смотрела на него. Этой женщине, несчастной сироте, изведавшей несмотря на юный возраст столько бед, он поклялся всем лучшим, что может быть на этом и том свете, служить до гроба и получил уверения в ответной любви. Он не мог ей изменить.
«Нет, она святая, святая!» - бьётся в голове мысль. Юноша чувствует, как горячая кровь вытекает из его распоротой ноги, уносит силы, а ненавистный соперник скалится разбитым лицом:
- Я победил, а она шлюха, шлюха!
- Врёшь, - в ярости закричал Мазетто, поднялся над распростёртым соперником, схватил меч двумя руками как пику, воткнул его другу в живот, и чувствуя как под руками рвутся кишки, провернул в ране.
- Ты меня убил, - с изумлением сказал Ланци, пытаясь пальцами удержать клинок. Кровь хлынула горлом. Тело выгнулось. Босые пятки заскребли по скользкой от крови земле. Жизнь медленно уходила из тела. Он умирал.
Воткнув клинок, среди сотни других лиц Мазетто вновь нашёл глазами лицо женщины ради которой убил друга. Сияющие, зелёные глаза с расширенными зрачками, смотрели прямо в его глаза. Полуоткрытый, чувственный рот, высокие скулы, покрытые пятнами румянца, звали к себе. Было лицо венгерской принцессы прекрасным, одновременно отталкивающим и жадным, как маска похоти, будто смотрит девушка не на страшную сцену убийства, а занимается любовью с Мазетто. Острая сталь в руках его - фаллос в её теле, тело друга - её вагина.
Повинуясь зовущему взгляду, юноша выдернул клинок из живота Ланци и принялся неистово колоть им безжизненное тело побратима, глядя прямо в жадные, зелёные глаза, пока герольд не столкнул его с трупа…
После схватки обессилившего и едва живого победителя доставили в гостиницу, где он накануне остановился, и поставили возле неё караул из городских стражников. Лекарь перевязал рану Мазетто, дал успокаивающее питьё и прописал покой, потому утром хозяина долго никто не смел беспокоить. Однако позже, слуги, встревоженные его отсутствием, вошли в спальню и нашли его мёртвым.
Ночью Мазетто бросился грудью на меч, которым убил побратима и умер в страшных мучениях. Странно, что этого никто не слышал. В руке юноша держал две одинаковых подвязки из нежного, розового шёлка.
Бланка проснулась ночью от переполняющего её чувства счастья и неясной тревоги. Хоть, кажется, беспокоиться не о чем. Император следует её советам. Многочисленные придворные и сановники, уловив чей ветер дует в уши повелителя, спешат выразить почтение и признательность, но обострённым инстинктом выживания, не раз спасавшим её от беды, женщина почувствовала опасность.
В открытое окно светит беспокойная круглая луна, и пахнет садом. Некоторое время женщина лежит неподвижно, прислушиваясь к своим мыслям. Нет, не привычная игра в политику встревожила её. Тревога вызвана другой причиной. Эта причина - испытываемое ею счастье.
Внезапно Бланка осознала, что вновь влюбилась. Любовь бог послал в мир для наказания людей, возомнивших себя над судьбой. Бланка никогда не забывает благодарить пресвятую деву Марию за то, что уже много лет избавлена от её могучей власти. И вот это кончилось.
Вместе с тем женщина испугалась, что призрак настоящей любви вдруг рассеется, и она вновь останется одна в холодном, бесцветном мире, безразличная и ничего не чувствующая, как ожившая утопленница. Бланка тихонько вздохнула и повернулась на бок. Здесь рядом её новая любовь тихо спит под лёгким покрывалом из золотистого шёлка, своим цветом, нежданно напомнившим прежние годы и другого человека.
Бланка зябко повела плечами и постаралась изгнать из головы досадное воспоминание. Что толку тревожить ушедшие тени прошлого, когда рядом прекрасное настоящее? В ночной тиши спит любимый человек. Лёгкое дыхание чуть шевелит голую грудь. Чистое, безмятежное во сне лицо, как у небесного ангела. Голубая жилка едва заметно бьётся под тонкой кожей белой шеи.
Бланка почувствовала, как волна нежности охватила всё её истомившееся без любви тело. Стараясь не потревожить драгоценный сон любимого человека, женщина легонько поцеловала свежий, молодой рот… Широко распахнулись огромные зелёные глаза. Катерина улыбнулась и потянулась к Бланке, радостно и с готовностью откликнувшись на нежный поцелуй.
3
Добрая сестра Марта старается давать Мариз работу полегче, однако девушка так устаёт, что мысли о любви, вине своей и чужой почти перестали её преследовать. Измученная страданиями душа, словно оделась в броню. Даже смерть, которую каждый день приходится видеть в Божьем доме, перестала пугать.
Мариз привычным жестом закрывала глаза умершим и звала монахов, которые с такими же привычными к смерти как у неё лицами, брали труп, грузили на повозку и увозили для погребения. Она научилась не привязываться к страдающим; просто старалась добросовестно делать своё дело: мыла, кормила, стирала, выносила горшки, произносила вытверженные слова из священного писания.
Часто приходил добрый епископ Гозлен и по-долгу беседовал с ней. Сёстры были довольны новой послушницей. Так ей казалось, пока случайно не услышала, как её обсуждают две пожилые монашки. Сёстры сетовали, что красивой новенькой всегда достаётся чистая работа и лучшая еда; сам епископ беседует с ней — простой послушницей, а их не удостоит даже взглядом. Девушка прорыдала весь вечер. Семью и любимого у неё забрала война, и здесь в Божьем доме она никогда не станет своею.
Старый епископ слёг в апреле. Когда сестра Марта предложила Мариз за ним ухаживать, девушка с лёгким сердцем согласилась лишь бы что-то изменить в своей жизни.
Епископ Парижский Гозлен аббат монастырей Гланфёй, Жюмьеж, Сент-Аман верный слуга нашей церкви, яростный борец с язычниками лежал на твёрдом ложе, годным скорее для воспитания духа, чем отдохновения и неги. Служба в храме прошла без него. Впервые епископ не смог встать. Некогда послушное тело взбунтовалось и отказалось повиноваться. Слёзы досады и обиды выступили на глазах старого человека. Смерти епископ не боялся. Вся его многотрудная жизнь, каждый поступок, долгие годы ученичества, служба церкви и государству, непримиримая и жестокая борьба с язычниками посвящена Господу Богу нашему. Верит суровый старец в посмертное воздаяние. Верит, что Господь простит ему прегрешения вольные и невольные за истовую веру и многотрудную службу во имя святой церкви, но уж очень не вовремя призывает его Господь к себе.
Это чувство досады напомнило ему детство, когда строгий отец загонял разыгравшихся братьев домой. Маленький Гозлен любил дом, но часто плакал и капризничал, потому что всегда хотел довести игру до конца. Он с детства не терпел незавершённых дел в отличие от брата Гозфрида, который легко ввязывался в новые начинания, но часто их бросал, едва столкнувшись с первыми трудностями. Смеет надеяться Парижский епископ, что в глазах Бога непримиримая борьба с язычниками перевесит в конечном итоге прежние прегрешения — чрезмерную гордыню, обидчивость и властолюбие, вылившиеся в бунт против королевской власти. Но, может быть, он Гозлен невольно служил замыслу Господа Бога и только был простым орудием в деле воспитания императора?
В дверь тихонько поскреблись, немного подождали из деликатности или робости, и в проёме возникла знакомая, грушевидная от малоподвижной жизни и долгого сидения за документами фигура брата Аскриха. Монах неслышно подошёл к ложу утиной, переваливающейся походкой и припал к руке епископа: «Благослови, отче». «Ну и задницу отъел святой отец», - добродушно подумал Гозлен, с трудом наложил крестное знамение на верного ученика и посмотрел вопрошающе:
- С чем явился?
- Тут для Вас несколько донесений, и там… - сказал монах и замолчал, нерешительно переминаясь.
- Не тяни! Чего мямлишь,- подбодрил его Гозлен.
-Там братия во главе с аббатом Жозе пришла для проведения таинства соборования.
- Не слишком ли торопится братия? Я ещё жив. Давай бумаги. Смерть может немного подождать, дела нет, - нахмурился епископ. «По разуму ли толстый аббат из Дени метит на Парижскую кафедру?»- с неприязнью подумал Гозлен.
- Читай, — приказал епископ.
Брат Аскрих зашелестел бумагами. Гозлен старался вникнуть в суть документа, но частью сознания не переставал думать, кто вместо него сможет возглавить сопротивление язычникам, если Богу будет угодно прибрать его в царствие небесное.
По всем раскладам выходило, что граф Балдуин, больше некому. Новости из Италии вселяли надежду. Его Императорское Величество разослал повеление всем магнатам, вельможам и рыцарям империи собираться в Кьерси, чтобы выработать единый план борьбы с нечестивыми язычниками с севера. Но зная, как медленно мелется мука на жерновах земных канцелярий, реальных дел следовало ожидать не скорее осени. До того времени рассчитывать следует только на свои силы, кои следует беречь и укреплять. Любое правительство охотней всего помогает сильным и успешным.
Сведения из Бургундии были тревожными. Сторонники, отложенного от власти самопровозглашённого королька Бозона, продолжили борьбу и смуту против законного императора за свои особые, мифические свободы и вольности, якобы присущие магнатам Прованса и Бургундии от рождения и старинному праву. Глупцы не понимают, что только Париж и императорская армия стоят на пути алчных норманнов.
- Передай полученные сведения графу Балдуину! - сказал епископ своему секретарю. - Если со мной.., - старик смешался, - если я не смогу работать, служи Его Светлости как мне. Без тебя ему придётся трудно! Да и с тобой..,- старик махнул слабой рукой,- зови братию.
Прячась за спины друг друга, в келью ввалились семь монахов под предводительством толстого аббата Жозе с евангелием, елеем, вином и серебряной чашей в руках, стараясь изо всех сил ступать торжественно и важно.
Мариз неслышно вошла в келью епископа и присела у изголовья. После церемонии елеепомазания Его Преосвященство забылся сном. Девушка слишком много видела умирающих в Божьем Доме, чтобы не понять, что старец уходит. Жалость к умирающему и обида на Бога острой сталью резанула по сердцу. «Всемогущий Творец, почему ты забираешь всех, кто мне дорог? - с отчаянием подумала девушка. - Разве мало тебе милого батюшки, бедняги Жобера? Теперь ты решил забрать моего духовного отца. Забери лучше меня! Ты опрокинул мою чашу счастия, а чашу беды я испила сполна». Наполненная полумраком из-за занавешенных окон келья со спящим старцем становится зыбкой, расплывается. Беззвучные слёзы ручьём текут из прекрасных глаз.
- Не плачь, прекрасное дитя. Бог милостив. Нам неведомы его планы,- слышит Мариз тихий голос, в котором нет ни капли страха, только вера и надежда. Ласковые глаза смотрят прямо в душу несчастной девушки с изболевшегося лица с впалыми висками и старческими большими ушами. От слов участия Мариз начинает самозабвенно рыдать. Вздрагивают худенькие плечи. Старец гладит руку девушки большой, слабой рукой.
- Если старик уйдёт, тебе придётся командовать всем этим гадюшником. Ты готов?- вопрошает аббат.
- Кто у нас спрашивает готов или нет? - с трудом подбирая нужные слова, отвечает граф. - Всякому приходит свой час испытаний, как наступает время бросать зерно в землю и жать созревший колос, появиться на свет божий или уйти в мир иной.
- Да ты у нас философ! - смеётся Эбль. - Я рад твоему настрою. Уныние - смертный грех. Пойдём к моей сестрёнке - выпьем, хоть великий пост не миновал, воюющим и путешествующим дозволяется послабление.
Друзья направляются к знакомому дому с маленьким садиком.
На душе графа муторно. Мысли о жене всё чаще тревожат ум. Ревность словно беспокойная крыса завелась в сердце. На людях она прячется, но стоит наступить тишине, крыса вылазит из норки и начинает скоблить по-живому.
«Если Элинор с детьми осталась дома, не поехала ко двору, мы проживём вместе долгую и счастливую жизнь, - загадывает Балдуин, - клянусь, я найду в себе силы расстаться с Алейной!» Про прекрасную Мариз и чувство к ней бедняга старается не думать.
Епископ Парижский Гозлен умер после продолжительной и тяжёлой болезни 16 апреля 886 года, не дожив до шестидесяти шести лет один месяц и три дня. Язычники радостными голосами стали кричать об этом через высокие стены защитникам города, когда официальные власти о скорбном событии ещё молчали. Похоронили старца на острове Сите при многочисленном скоплении народа и глубокой скорби всех парижан.
Величайший защитник королевства Его Светлость граф Парижский Балдуин с унылым видом сидит в канцелярии покойного епископа и безуспешно борется с сонной одурью, которую наводят на его бедную голову многочисленные бумаги, кои зачитывает неумолимый отец Аскрих. Каждая бумага архиважная и наиважнейшая, как настаивает учёный монах, и потому требует особого внимания Его Светлости.
Жирная весенняя муха надоедливо гудит на мутном стекле большого окна в частом переплёте рамы. Скучный и серый, как пыль, голос монаха смешивается с гудением беспокойной и упрямой твари и от этого кажется ещё противней.
- Слушай меня, монах. Вижу, ты в курсе всех этих дел. Их слишком много, чтобы я в них вник зараз. Давай как гуманные люди будем этому псу хвост резать постепенно. Кусочек сегодня, два завтра. Условимся считать, что я тебе доверяю. Но упаси тебя Бог обмануть. Муки, кои принял Святой Себастьян, для тебя покажутся невинной шалостью!
Брат Аскрих в ужасе осенил себя крестным знамением, услышав греховные слова нового повелителя.
- Не трусь, монах, - сказал граф, - веди дела со всем тщанием, как прежде. Я в тебя верю. А меня ждут обязанности военной службы. И Его Светлость постыдно ретировался с поля бумажной битвы.
Ревность как горящий, крошечный уголёк легко тухнет, если на него наступить пока он мал. Но если подлое чувство раздуют подозрения, людские пересуды или долгое расставание — берегись! Подобно лесному пожару, ревность выжжет твоё сердце, оставив на месте благоуханной зелени безжизненные, дымящие головни.
Балдуин старательно раздувал безжалостное пламя в своей груди. Собственная измена только усилила подозрения и вселила сомнения в способность людей противостоять соблазнам, превратив его теперешнее существование в непрерывный кошмар, с которым он не мог справиться.
Все невидимые, каждодневные, тусклые дела хозяйственного устройства, коими раньше заведовал покойный епископ, обрушились на графа, сколько он не пытался перевесить их на брата Аскриха и городской совет. Приходилось вникать в каждую мелочь. Скоро граф почувствовал, что его седалище чаще болит от заседаний, чем от конского седла. Дела и многочисленные заботы управления городом походили на страшную мифическую гидру из греческих мифов. Стоило снести одну голову, на её месте тут же вырастали новые.
Его Светлость впал в уныние, и ни пьянки с весёлым аббатом, ни нарочитая страстность любовницы не могли вывести графа из тяжёлой депрессии. На стены враги больше не лезли. С приходом тепла норманны во всю развлекались охотой на оленей и христиан в окрестностях Парижа, окончательно запустевших от года непрерывных грабежей. По Сене шныряли суда и перехватывали любые лодки или купеческие барки, пытающиеся доставить товары парижанам. Запасы продовольствия оскудели. Призрак близкого голода вновь встал перед горожанами.
Тёплый майский вечер накануне дня Святого Германа. Зала в доме Алейны. В открытое окно проникает лунный свет и запах первой зелени. Тёплое пламя масляных ламп чуть колышется движением воздуха. В комнате шестеро. Юный Эльфус старательно и с великим почтением учит Алейну игре на лютне. Прекрасная ученица увлечена уроком. Чёрные глаза сияют, на высоких скулах проступил лёгкий румянец. Молодая женщина просит учителя держаться проще, но мастер продолжает оставаться почтительным и робким, опасаясь лишний раз глянуть на прекрасную ученицу, а если их руки в процессе обучения соприкасаются, мило краснеет.
Леа и Фифи играют в кости на желания. Граф и аббат сидят за столом с кружками вина и тихо разговаривают, сдвинув головы, так что их почти не слышно.
- Что ты собираешься делать? - спрашивает Эбль Балдуина.
- Наши магнаты забились по замкам, как барсуки по норам. Им достаёт сил оборонять свои лены от шаек мародёров, но если падёт Париж, участь их будет печальна. Попытаюсь донести до их заплывших жиром мозгов, что снабдить нас припасами и пополнением в их интересах, - говорит граф излишне эмоционально и громко для секретного разговора. Аббат глазами показывает — тише, брат.
- Как собираешься выбраться наружу?
- Выйду с небольшим отрядом. Кони на свежей траве набрали силу. Норманнам нас не догнать, - беспечно машет рукой Балдуин.
- Если только опять в засаду не попадёшь. Сохраняй свои планы в тайне! - говорит Эбль хмурясь.
- Сохранил! - отвечает граф. - У меня всё готово - отправляюсь этой ночью. Ты останешься за старшего и возглавишь оборону!
Аббат делает удивлённые глаза.
- Алейне говорил?
- Нет ещё. Может сам завтра ей сообщишь о моём отъезде?
- Нет уж уволь! Сам отдувайся. Будь спокоен, сестра врагам тебя не выдаст. Она точно не норманнский шпион, - смеётся аббат. Большая голова с толстым носом в обрамлении косматых чёрных волос делается похожа на голову весёлого льва, если только бывают на свете весёлые львы.
Два часа до рассвета. Граф торопливо одевается. Алейна помогает натянуть поверх стёганой куртки тяжёлую кольчугу. Щедро умасленный металл оставляет на нежной коже грудей след в виде смазанных от движения колец. Балдуин смеётся и вытирает их горячей и твёрдой рукой.
- Такого красивого пажа и оруженосца у меня ещё не было.
- Я прекрасно справилась со всеми твоими завязками и застёжками, не то что ты с моими, - поддразнивает его женщина, - скоро вернёшься?
- Не знаю. Как соберу подкрепления. Ведь война идёт, - пожимает плечами мужчина. «Собираешься семью посетить?» - хочет спросить женщина, но не спрашивает. Вместо этого произносит деланно безразличным тоном:
- Мальчика у меня оставишь?
- Пусть остаётся. Не обижай его. Ему тут будет безопасней, и мне за тебя спокойней. Граф надевает поверх кольчуги тёмную накидку и торопливо целует женщину в солёные от любви губы.
4
Конный отряд Балдуина незамеченным ушёл на левый берег Сены и скрылся в полях и перелесках, загустевших зеленью свежей листвы. Несколько раз встречали шайки норманнов, но всякий раз удавалось уходить, не вступая в бой. Ночевали в рощах или оврагах, выставив караулы. На четвёртый день сожжённые деревни и заброшенные поля сменились посевами. Стали попадать крестьяне, пасущие скот, занятые уходом за землёй-кормилицей. Издалека заметив всадников, они всегда поспешно убегали. Балдуин не смел винить крестьян в излишней осторожности или трусости. Наконец на землях графа де Алома Чёрный отряд встретил первых франкских рыцарей. Конный разъезд заметил их издали. Балдуин видел как один из дозорных погнал своего коня в сторону замка Ле-Люд, лежащего в полу дне пути.
С графом де Аломом владельцем замка Ле-Люд, племянником прославленного Роберта-Колчаносца, Балдуин поладил легко. Могущественный вельможа пообещал дать подкрепления, оружие и провиант и даже лично сопроводить отважного графа обратно к стенам многострадального Парижа, но для сбора людей и материальных ценностей просил дать ему неделю, которую граф Парижский со своими людьми может провести в замке вельможи или где ему будет угодно. Балдуин выразил признательность великодушному графу, но сказал, что его отряд уже почти год не был в родных краях и собирается воспользоваться предоставленным им временем для посещения милой родины.
Хорошо пускаться в дальний путь, оставив заботы прежней жизни за плечами. Но у тебя уже нет иллюзий - от себя не убежишь. Твои беды, слабости и пороки - это ты сам. Весь груз ответственности за нелюбимый, опостылевший город, решения, из-за которых погибли люди, твои жадность и трусость, тяжесть измены и новой любви пудовыми веригами повисли на шее.
Теперь ты узнал себя, и ты себе не понравился. Но что же делать. Всеблагой Бог дозволил существовать в его прекрасном мире мерзким крысам и мокрицам, паукам и уродливым морским гадам. Живут они, и ты будешь, потому что самоубийство - великий грех и трусость перед лицом Творца.
Граф торопится. В нетерпении гонит коня. Благородное животное спешит, роняет пену с мягких губ. Копыта лошадей пожирают расстояние. Вот знакомые места: деревни, леса, поля и пашни, виноградники и люди на них — его прежний дом, ставший ему за прошедший год маленьким. За каждого из этих крестьян, скрюченных каждодневным трудом, их женщин, рано состарившихся от родов и забот, за их мирную жизнь, сытый скот, он отдал своё семейное счастье и покой…
Вдали показались башни родного замка. Сердце тоскливо защемило, замерло в дурном предчувствии — она уехала. Почуяв близкое стойло, усталые лошади бодрее застучали сбитыми копытами.
Десяток измученных солдат настороженно глядят вокруг. Тускло блестит оружие. Плащи и накидки выцвели от солнца и дождей. Свежий ветер треплет пробитое знамя. Знаменосец впереди. Всё, что осталось от Чёрного отряда, возвращается домой.
Простая, глупая надежда до последнего мига жила в душе графа. Упал подъёмный мост. Стучат копыта по дубовым доскам. Элинор всегда встречала у ворот.
Пусто. Пусто и холодно на душе. Пусто в мире… И постоянным рефреном в измученном мозгу: «Сам виноват, сам виноват, сам виноват. Хорошо уже не будет. Счастье кончилось. Дурак, зачем загадал на судьбу?»
Госпожа де Вилье легко примирилась с изменой мужа. Фифи не осуждала беднягу. У неё было два любовника. Это сделало её жизнь прекрасной. Из злюки, Фифи превратилась в весёлую хохотушку
. Произошедшую с молодой женщиной перемену заметили даже слуги, что послужило поводом для пересудов и смешков за спиной беззаботной хозяйки.
Однажды вечером госпожа де Вилье пригласила служанку Эльзу в свои покои, ласково поговорила с молодой матерью о ребёнке, расспросила о судьбе его отца, ушедшего в солдаты, подарила отрез на платье, велела быть доброй с господином и ни в чём ему не отказывать.
Успокоив совесть таким образом, маленькая госпожа предалась любовным утехам со всей страстью и энтузиазмом, однако постаралась принять все меры, чтобы сохранить любовников втайне и избежать тягости нежелательного материнства.
Труднее всего было встречаться с юным поэтом, но скоро и это решилось самым простым образом. Под предлогом развлечения скучающего мужа, заботливая жена устроила музыкальный вечер. Жером не возражал.
Выступление Эльфуса пользовалось успехом. Госпожа де Вилье набралась терпения и не заговаривала о новых музыкальных представлениях. Муж сам попросил, чтобы юный поэт чаще посещал их дом. Так всё устроилось к общему удовольствию.
Солнце любви снова взошло на жизненном небосклоне несчастной Фифи, согрев исстрадавшееся без ласки тело, но счастье не может быть долгим. Грозные тучи, грозящие бурными потоками горьких слёз, замаячили на горизонте. Причиной близящегося ненастья была её лучшая подруга красавица-баронесса Эриланг, сестра её любовника жизнерадостного аббата Эбля, высокородная дама Алейна.
Всё началось, когда граф Балдуин уехал со своими солдатами за подмогой из города, оставив милого Эльфуса охранять и развлекать свою любовницу.
Мужчины идиоты — это женщинам известно, но граф парижский всех превзошёл в глупости. Госпоже де Вилье не было бы до этого дела, если бы дорогая подруженька, оставшись в одиночестве, не положила глаз на её любовника. Фифи вначале не придала большого значения такому повороту событий, но когда юный поэт отказался посетить её дом один раз, сославшись на занятость и усталость, потом ещё раз, даже не затруднившись придумать благовидный повод для отказа, хохотушка Фифи вновь превратилась в злюку.
В маленькую женщину словно бес вселился. Фифи напропалую принялась флиртовать с весёлым аббатом на глазах бедолаги Эльфуса, пытаясь вызвать его ревность. Острая на язык госпожа де Вилье пользовалась любым поводом, чтобы позлить Алейну. Прикрывшись заботой о здоровье старшей подруги, спросить притворно-заботливым голоском: «Как спала, милостивая госпожа? Не съела ли чего лишнего или несвежего, потому что цвет лица у тебя ужасный и выглядишь ты, подруженька, как говорят в народе «краше в гроб кладут». Или спросит у Алейны при Эльфусе небрежно: «Сколько тебе лет было, дорогая подруга, когда родился наш славный паж? Четырнадцать? Ты могла бы быть его матерью!»
Но все её старания пропали втуне. Юный поэт и красавица баронесса не обращали на неё никакого внимания, казалось, влюблённые видели и слышали только друг друга. В сердце маленькой женщины, испытавшей крах своей недолгой любви, поселилась чёрная подлюга ревность.
«Эби, а матушка бы мне пяточку отрезала?»- младшая сестрёнка зовёт его Эби, с тех давних лет, когда была крохой и не могла выговорить твёрдо Эбль. С загорелого, смуглого личика на юношу смотрят любопытные, живые и блестящие, огромные глаза. «Какую пятку, что ты выдумываешь, фантазёрка?»- Эбль пытается сбежать в прерванный сон.
В ту далёкую зиму юноше удалось вернуться в отцовский замок под опеку милой матушки и любимой сестрички, пока его лорд граф Роберт вместе с батюшкой графом Мэнским выступили в поход на стороне законных владык Карломана II и Людовика Младшего против самозваного короля Бозона Вьеннского, неправедное восстание которого поддержала часть магнатов Прованса и Бургундии.
- Глупый какой, чтобы я стала королевой,- девочка смешно хмурит чёрные бровки,- вчера сам рассказывал про сводную сестру Золушки, которой её матушка отрезала пятку, чтобы надеть башмачок. Смотри мне тоже Золушкина туфля не налезет.
Алейна высвобождает босую ногу из-под одеяла и трясёт ею в воздухе. Длинная сорочка из простого полотна съезжает до самого бедра, обнажив круглое детское колено и длинную гладкую ляжку с нежной смуглой кожей. Сестрёнка забавно шевелит в воздухе розовыми пальчиками.
-Сама ты глупая, королев выбирают не по туфелькам, - стараясь выглядеть взросло и солидно, говорит старший брат.
- А за что? Нет не говори! Я знаю, я знаю. Чтоб они родили наследника. Я уже видела как кошки рожают котят, как собаки рожают собачат. Видела, как рожала наша служанка Мари младенчика, её потом отправили в деревню, потому что мама сказала, что она грешница и у её ребёнка нет отца. Как рожают королевы не видела. Наверное короли рождаются такими хорошенькими. Ведь они помазанники Божьи.
- Короли такие же люди, как все,- сказал брат,- и даже пердят как простые конюхи или солдаты. Своими ушами слышал, как это делал король Карломан.
- Врёшь! Побожись.
- Нельзя божиться по пустякам.
- Значит врёшь.
- Истинный крест, не вру!
Поражённая открытием, что короли как простые люди портят воздух, Алейна прячет озябшую ногу под одеяло, прижав холодные пальчики к горячей ступне брата, и некоторое время лежит спокойно, пытаясь осознать сей факт.
Зимнее утро тянется долго. Матушка отправилась к утренне, оставив детей одних. Воспользовавшись отсутствием взрослых, Алейна забралась в постель к старшему брату поболтать, как часто делала прежде. Долго лежать спокойно деятельная младшая сестрёнка не может. Она сгибает ноги в коленях и начинает пыхтеть и тужиться, так что нежное, смуглое личико скоро краснеет.
- Что ты делаешь, глупая?- спрашивает удивлённо Эбль.
- Рожаю. Посмотри там младенчик не появился?
- Ты ещё слишком маленькая!
- Ага маленькая! У меня там уже волосики появились и кровь из меня текла. Я думала - умираю, но матушка сказала, что так теперь будет каждый месяц, и это значит — я стала женщиной!
Сбитый с толку, полученными от младшей сестрёнки сведениями об странном устройстве женского организма, старший брат надолго замолкает. Ему опытные товарищи по новой службе в первую же ночь в казарме поведали, как мужчины делают женщинам детей, но про кровь он слышит впервые и думает, как хорошо что он не женщина.
- А можно я посмотрю, какой он у тебя стал? - просит девочка. - Раньше он такой был миленький! Ну давай, я же уже видела...
- Confiteor unum baptisma in remissionem peccatorum. Et expecto resurrectionem mortuorum, et vitam venturi saeculi.
Amen. Исповедую единое крещение в отпущение грехов. Ожидаю воскресения мёртвых и жизни будущего века. Аминь, - проблеял тонким голоском, какой часто бывает у тучных людей аббат Жозе последние слова из Символа Веры.
Эбль вздрогнул и поспешно сказал вместе со всеми: «Amen». Мысли грешного аббата были далеко от божьего храма. От долгого стояния в душном помещении хотелось скорее выйти на воздух, но жизнь и люди смирили его гордыню, научили терпеть, лгать и притворяться. Не он придумал эти правила, но он научился играть по ним. Аббат слишком хороший ученик церкви, чтобы верить во всё, что говорится с кафедры для невежественных, как испорченные дети прихожан, слишком хорошо узнал жизнь, чтобы не принять мудрую позицию церкви, пытающейся оградить людей от присущей им греховной природы.
Незрелому сознанию нужен таинственный, непостижимый, могущественный и грозный надсмотрщик, кто за нами ежесекундно наблюдает, влазит во все наши мысли и желания, жестоко карает за проступки или дарует блаженство за благие деяния. Лучше всего этого надсмотрщика поместить прямо в голову каждого человека.
Грешный аббат с деланным воодушевлением подхватил слова общей молитвы. Сильный и красивый голос Эбля влился в стройное звучание церковного хора. Торжественная латынь его всегда воодушевляла и умиляла до слёз. Волнение, которое вызвали детские воспоминания, ушло вместе со словами молитвы. Привычные слова и действия не мешали думать о себе и сестрёнке и их странных отношениях.
В то утро между ними произошло нечто, что их связало крепче кровных уз. Этот узел попытался разрубить покойный батюшка, однажды заставший своих детей за греховным занятием, которого они должны были стыдиться и скрывать, хоть то, что они испытывают друг к другу и Богу называется одним словом — любовь.
Скорый на расправу, граф побил Эбля и заставил детей поклясться, что больше такого не повторится. Они дали клятву отцу спасением души и жизнью матушки и до сих пор ей верны, хоть и отец, и матушка давно умерли.
Однако, суровый батюшка клятвой не успокоился и отправил сына-выродка на обучение в монастырь, а дочь поспешно выдал за своего вассала и приятеля барона Эриланг. Ревнивый барон после первой брачной ночи, узнавший об изъяне молодой жены, сильно запил и истязал несчастную до самой своей смерти. Алейна всё терпела, не смея пожаловаться ни брату, ни отцу, так как считала эти побои справедливой расплатой за мгновенья сладкого греха, потому что Господь Бог создал женщину для продолжения рода, а не для радости, как говорит наша святая католическая церковь.
- Ite, missa est. Идите с миром,- наконец, провозгласил истомившейся пастве потный от духоты и духовного рвения аббат Жозе.
- Deo gratias. Благодарение Богу! - откликнулся, радуясь вместе со всеми, что долгая служба закончилась, и можно заняться насущными делами, аббат Эбль.
От воспоминаний о грешной и наивной юности аббат пришёл в возбуждение и почувствовал, что срочно должен уединится со своими самыми верными прихожанками Фифи и Леа, славные мордашки которых разглядел в толпе. Не Эбль придумал правила жизни, но он хорошо научился по ним играть и даже иногда выигрывать короткие мгновения счастья.
Тяжёлая повозка, запряжённая шестёркой крепких лошадок, в сопровождении десятка вооружённых до зубов всадников тащится по древней римской дороге в направлении к вечному городу. Графиня Элинор с детьми - двумя прелестными девочками и мальчиком, в сопровождении многочисленных слуг, следует ко двору могущественного императора запада Карла III.
Дни в дороге тянутся длинные, томительные и однообразные, заполненные стуком колёс, ощущением медленного, тягучего движения, безостановочно меняющихся пейзажей за окном. Путешествие чуть скрашивали бесконечные сказки о королях и королевах, добрых и злых волшебниках, лесных феях и эльфах, что некогда слышала Элинор от матушки и теперь рассказывает своим детям, да длительные остановки в замках родичей и вассалов, где можно отдохнуть, пополнить припасы, обменяться новостями.
Постепенно живописные виды прекрасных полей, виноградников и новых замков сменились горными кручами и теснинами, пугающими путешественников своим диким видом и злобным нравом местных жителей, их разбойничьими привычками и обычаями. Путешествовать в тех местах люди предпочитали объединившись в большой караван. К отряду графини Элинор с удовольствием прибивались купцы и паломники, едущие в Рим или могущественный Византий, в Александрию или святой Иерусалим.
В путь графиня отправилась с тяжёлым сердцем. Смущало письмо полученное от мужа. Что значит: «Поступай по своему усмотрению...? Разве не глава семьи должен принять на себя ответственность за такой важный шаг?»
Молодая мать долго колебалась. Сама бы она предпочла остаться дома, но надо было думать о благе семьи. Элинор собиралась припасть к ногам Карла III, который, как она почувствовала безошибочным женским чутьём, к её чарам остался неравнодушен, умолить Его Величество скорее выступить на защиту Парижа, чтобы, наконец, закончилась эта проклятая война, и её граф, её повелитель и любовь вернулся домой; мечтала о прекрасном будущем для своих детей, которое их ждёт благодаря новым связям при императорским дворе. Думала она и о многом другом, что ни одна женщина никогда вслух не выскажет, но о чём ни может не думать и не мечтать.
5
Больнее всего и горше разочаровываться в человеке в которого веришь как в себя. Брат со своими девками бесцеремонно вломился в её дом, нисколько не считаясь с планами хозяйки.
Весёлая компания быстро напилась. Эбль вёл себя как настоящий мужлан - отпускал сальные шутки, много и громко хохотал, никого не стесняясь, хватал своих подружек за разные места. Леа и Фифи отвечали ему с такой же развязностью, лезли целоваться, бесстыдно крутили задницами и выставляли напоказ свои прелести. Особенно старалась маленькая Фифи. Бедный Эльфус, вынужденный присутствовать при сём непристойном сборище, только мучительно краснел, не смея поднять глаз на эти непотребства.
Алейне стало стыдно перед чистым юношей за непутёвого брата. Неожиданно для себя она вспылила и выгнала из своих покоев Эбля вместе с его потаскушками. Брат не стал спорить. Удивлённо глянув на Алейну, Эбль забрал своё вино, девок и хохоча удалился на свою половину.
Ставший невольным свидетелем скандала Эльфус застыл на своём месте в углу залы, где обычно утраивался со своею арфой и тихонько наигрывал, подбирая мотивы к новым стихам. Неизвестно, чего больше испугался невинный юноша — пьяного разгула аббата или скандала, который затеяла хозяйка. Он не знал что делать и остался сидеть безмолвным изваянием, потупив выразительные и живые, чёрные глаза, вцепившись в корпус потрёпанной жизнью арфы, как утопающий цепляется за оставшуюся на плаву мачту разбитого корабля.
Алейна попыталась успокоить беднягу. Попросила спеть. Юноша честно пытался, но руки от волнения плохо слушались. Несколько раз Эльфус сбивался с текста и мелодии, что обычно с ним никогда не случалось.
Алейна видела - юный поэт не в себе, и решила его отпустить. Да и час был уже поздний. На прощанье женщина ободряюще улыбнулась растерянному юноше, нежно пожала его руку и потом долго ощущала на коже прикосновение сильных и нежных пальцев музыканта.
Эльфус отправился в каморку в конце коридора, которую раньше занимала служанка Алейны. У девчонки оказался слишком длинный язык. Пришлось болтунью выдать замуж в дальнюю деревню. С тех пор каморка пустовала. Комнатка небольшая, но там есть всё что нужно для жизни, и нет любопытных соседей.
Алейна любила порядок с детства. Девочка строила замки для своих принцев. Принцессой в играх была сама. Брат замки разрушал. Мальчишки всегда ломают. Здесь, в её доме она этого не позволит.
Пьяный шум на половине брата постепенно стих. У баронессы разболелась голова. Она ни могла не думать, чем занят сейчас брат со своими сластолюбивыми подружками. Уже почти месяц молодой женщине приходится обходиться без мужской ласки. Молитвы помогают плохо. Рукоделие, которое в прежние годы всегда занимало, опостылело.
В поисках покоя Алейна решила выйти в садик. На улице тихо. Город спит. Лето вступило в права, наполнив воздух благоуханьем. Уже отцвели нежно-синие барвинки и пурпурные звёздочки Христовой розы. Раскрылись глазки фиалок. Ущербная луна висит, зацепившись за острый шпиль церкви, рассыпав серебряный свет на стены и крыши домов из распоротого бока. По улице, громко топая и переругиваясь, прошёл отряд городской стражи, невидимый за стеной из белого известняка, исчерченной тёмными плетями хмеля. Снова всё стихло.
«Что со мной происходит? Почему я вспылила и прогнала брата? Он сегодня не сделал ничего такого, чего не делал прежде. Неужели одиночество, разлука с графом и ревность к его жене так подействовала на меня?» - пытается разобраться молодая женщина в своих чувствах. «Нет. О графе я вспомнила только сейчас. Он хороший мужчина, но дело не в нём»,- думает красавица.
Алейне становится стыдно за скандал, жалко до слёз милого брата, подружек, но более всего себя. «Чем я заглажу свою вину, какие слова найду для примирения?- думает молодая женщина.- Что слова? Слова мимолётны, как след птицы в небе, растают без следа! Брат всегда любил фиалки, наберу ему букет!»
Алейна склоняется над клумбой. В свете луны бархатистые лепестки цветов кажутся лёгкими крыльями ночных бабочек. Влажные стебли ласкают кожу рук, оставляя на ней лёгкий цветочный запах.
С реки подул ветер. Алейна невольно поёжилась от ночной прохлады и поспешила вернуться под кров спящего в тишине тёмного дома.
Стараясь ступать неслышно, молодая женщина идёт по знакомому коридору, поднимается по крутой лестнице в малую залу. В доме тихо. Смятение в душе и сумятица из непонятных до конца для себя самой чувств и мыслей, чуть отступив, не исчезли. Нестерпимо захотелось вернуться к прежней простоте — она и брат вместе против всего большого и враждебного мира. Чтобы это вернулось, нужно только делать всегда то, что хочет старший брат.
Алейна закрывает глаза и мысленным взором пытается увидеть милого Эби не такого, как сейчас, а того романтичного мальчика, которого полюбила много лет назад изо всех сил своей детской души, но в глазах возникает лицо юного графского пажа. Алейна прогоняет беспокойное видение, бережно сжимая в руках маленький букетик, идёт на мужскую половину, чтобы тайком положить скромный дар на подушку любимого брата. В детстве она часто по утрам находила у изголовья фиалки. Эбль уверял, что цветы принесли ночью лесные феи, потому что сестрёнка самая милая девочка на свете. Она ему верила.
Дверь в комнату брата открыта. Удушливо пахнет потом и кислым, винным перегаром. На грязном полу одежда, перевёрнутый стул. В окно светит луна. В кровати трое — мужчина и две женщины. Алейна тихонько подходит к спящим и пристально рассматривает их, словно видит впервые.
Эбль спит на спине, жадно раскинув руки, будто желает обнять всех потаскушек земли; на одной руке белокурая голова неженки и трусихи Леа, на другой чёрными змеями локоны злюки Фифи. Толстое лицо брата с широкими ноздрями, смотрящими вперёд, как у дикого зверя, чёрными космами сальных волос, мощной грудью и плечами, покрытыми жёсткой щетиной, кажется чужим.
Свой букет Алейна не оставила. Нежные фиалки были так неуместны рядом с объедками и лужами вина на грязном столе. Она больше не будет поступать по воле брата. Теперь в её жизни будет так, как решит она сама.
Из епископского дворца Мариз пришлось вернуться в Божий Дом. Изменения в жизни, которые принесла смерть её покровителя епископа Гозлена, девушка сразу ощутила на себе. Многие монахини, которые раньше всячески высказывали свою дружбу и благоволение, теперь проявляли открытое пренебрежение. Девушка всё терпела, но по ночам часто плакала и молилась Богу. Надоеда Эльфус куда-то исчез. Сейчас бы она была рада услышать его беззаботную болтовню и порадоваться, что хоть у него в жизни начинает складываться всё хорошо. Исчез и тот большой и добрый, молчаливый мужчина, всегда смотрящий на неё печальными, влюблёнными глазами. В городе говорили, что он отправился к императору за подмогой.
Несчастная уже не искала любовь, искала хотя бы простого человеческого участия.
Она ещё больше похудела и ослабла. Иногда просыпалась ночью от приступов мучительного кашля и жара во всём теле. Вставать утром на молитву становилось всё труднее…
Почему так томно на душе, может быть, во всём виноват лунный свет или греховные мысли о прекрасном и чистом юноше, появившимся в её жизни?
Тишина спящего дома наполнена таинственными звуками и шорохами. Алейна с букетом в руках стоит у двери своей комнаты. Цветы согрелись теплом её руки, пахнут сильно и волнующе. «Что с ними делать, выбросить? Чем провинились перед нею несчастные фиалки,- думает молодая женщина,- тем что люди меняются? Тем что брат больше не похож на нежного, романтичного мальчика?»
Несколько длинных мгновений женщина стоит неподвижно, охваченная сомнениями. Внезапно озорная улыбка трогает губы красавицы. Неслышная и лёгкая, словно тень, женщина крадётся к чуланчику поэта…
В крошечной комнатушке бывшей служанки светло. Здесь почти ничего не переменилось — те же стол, табурет на трёх ножках, низкое ложе с твёрдым матрацем. Через открытое окно в комнатку узким потоком льётся жёлтый, лунный свет, выхватывая из тьмы глиняную чернильницу, перо с нервно изгрызенным концом, листы бумаги, лежащие на столе аккуратной стопкой, милосердно оставляя лицо спящего юноши в густой тени. Комната такая тесная, что не сходя с места, можно легко дотянуться до низкого ложа, двери и окна.
Замирая от сладкого страха, молодая женщина ищет куда положить подарок. Взгляд невольно падает на стол и чуть смятый лист бумаги, лежащий отдельно от своих собратьев. Поверхность листа вся покрыта неровными строчками со множеством исправлений. Не в силах противиться любопытству, Алейна подносит к глазам исписанный лист, и обратив его к свету луны, пытается разобрать неровные каракули. Сердце громко стучит.
«Чёрные очи, темнее и опасней ночи», - начертано на мятом листе острой скорописью и перечёркнуто. «Чёрные очи, я увидел вас в свой недобрый час!» Жирно зачёркнуто. Нарисован щит. На щите два сердечка, пронзённые одной стрелой, женские головки и фигурки, цветочные гирлянды, что-то неразборчиво написано, перечёркнуто, жирная клякса, похожая на облако. Ниже облака написано твёрдым почерком: «Ах, эти чёрные глаза меня погубят!» и ещё множество раз в красивой рамочке из роз, полевых цветков, стрел и сердечек старательно выписано её имя: «Алейна. Алейна. Алейна. Любимая Алейна».
Чувство к прекрасному юноше, в котором не смела себе признаться, ликующим, неудержимым потоком хлынуло в душу молодой женщины.
До слёз растроганная нежданным открытием Алейна целует мятый листок и прячет его на груди как самый драгоценный дар.
«Как утром изумится влюблённый поэт, обнаружив вместо нарисованных цветов живые»,- думает женщина и счастливо улыбается. Бесшумная и лёгкая, словно ночная грёза, делает шаг к двери, на миг оборачивается, чтобы хоть взглядом проститься со спящим поэтом.
Шествуя по звёздному пути, луна встала против дома и с любопытством заглянула в окно, чтобы рассмотреть, что делает молодая хозяйка в комнате оруженосца. Потревоженный нервным светом ночного светила Эльфус пошевелился. Одеяло упало. Время словно остановилось. Молодая женщина ощутила стеснение в груди и слабость в ногах. Перед ней в потоке золотого лунного света лежал прекрасный, обнажённый юноша…
Граф Балдуин словно потерянная душа, заблудившаяся между миром прошлого и настоящего, бродил по родовому замку и не находил покоя и отдохновения. Всё здесь напоминает о жизни, которой больше нет. Нет, внешне ничего не изменилось. Все службы замка работают безупречно — сменяются караулы, в кухнях пекут хлебы и стряпают обеды, оружейники чинят доспехи, шорники ладят хомуты и сбруи. Люди и скот работают и плодятся согласно божьему замыслу. Но всё это в глазах графа лишилось смысла, потому что Элинор с детьми уехала.
Обида на жену и жгучая ревность, не дающая спать и мыслить, теперь горький удел Балдуина и пища горестных размышлений. Слишком хорошо помнил граф, каким взором глядел могущественный император на его жену, и был готов разбить о стену свою дурную голову, что подсказала ему послать уклончивый ответ на письмо Элинор.
Сборы затянулись. Балдуин мотался между замками магнатов и вельмож, взывая к доводам разума, увещевая и льстя, запугивая карами земными и небесными, подкупая щедрыми посулами и скромными наличными. Нескоро результаты его кипучей деятельности стали приносить плоды. Прошло немало времени, когда к замку Ле-Люд редким ручейком потянулись юные безземельные рыцари, стремящиеся послужить отчизне под знамёнами прославленного графа парижского, чтобы стяжать воинскую славу и немного заработать денег, а лучше земли, и опытные вояки, желающие продать свой меч подороже. Обозы с припасами заполнили дороги.
Балдуин сбился с ног. Весь этот разношёрстый сброд надо было обучить, посадить на лошадей, снабдить оружием и довести до злосчастного Парижа, позаботиться чтобы по дороге люди не разбежались, не свалились в кровавом поносе, чтобы раньше времени не передохли лошади, мулы и ослы из обоза.
На исходе июня граф парижский был готов выступить к городу, который так и не смог полюбить, но куда теперь стремился всем сердцем из опустевшего дома.
Аббат Эбль пустил обильную, пенную струю и громко испортил воздух. Голова с похмелья болела, но мысли уже начали свой утомительный бег. Бесшабашная пьяная одурь за ночь повыветрилась, и до аббата, наконец, дошло, почему любимая сестрёнка вчера вспылила, затеяла скандал, кто тому причина и какими неприятностями лично ему это грозит.
Всё дело в смазливом мальчишке-оруженосце, которого недотёпа Балдуин оставил охранять Алейну. Дурень не понял, что поручать юноше сторожить молодую женщину всё равно что огню доверить сено или нежный салатный лист положить вблизи голодной козы в глупой надежде, что она его не тронет.
За окном стоит темень. Солнце не успело выкарабкаться на небо из клейкого ночного тумана, укрывшего реку. Аббат спешил вернуться в свой монастырь до света. После смерти дядюшки вся «кроткая» братия во Христе только и ждёт повода, чтобы вцепиться в глотку отступника.
Пока идёт война, никто не рискнёт претендовать на его аббатство, но все усердно копают глубокую яму, чтобы попытаться его туда столкнуть, только минует опасность для их никчёмных жизней.
Ещё одно неприятное чувство беспокоило Эбля. Чувство, в котором он себе не готов был признаться, но которое ясно ощутил, как чувствует человек приближающийся недуг — ревность к смазливому мальчишке. Прежних любовников и покровителей младшей сестрёнке аббат всегда подбирал сам, исходя из своих интересов. Ни один из них не претендовал на его место в сердце любимой Алейны. На этот раз всё случилось не по его воле. Сестра выбрала сама по произволу своего сердца. От любовной горячки жди неприятностей. Это аббат хорошо знал по собственному опыту.
В надежде, что дело между Алейной и Эльфусом далеко не зашло, многоумный аббат решил предостеречь пылкую сестричку от необдуманных поступков. Терять дружбу и покровительство могущественного графа Парижского в его планы не входило. Да и мальцу не поздоровится, прознай грозный граф, кто его счастливый соперник.
Эбль выбрался из своей спальни в тёмный коридор. Половицы жалобно пискнули под тяжёлыми шагами. Аббат немного помялся перед дверью сестры, сам себя подбодрил словами: «Какого чёрта». И решительно перешагнул через порог, более не церемонясь.
Кровать сестры пуста. Он опоздал. Его птичка захотела порезвиться и выпорхнула из гнёздышка. Аббат грязно выругался и выскочил из комнаты. Скрежеща зубами от злости, Эбль врывается в чулан графского оруженосца и застаёт его спокойно спящим в объятиях младшей сестрёнки.
От шума, произведённого аббатом, Алейна проснулась, но не испугалась, а радостно и доверчиво улыбнулась любимому брату. Мальчишка даже не пошевелился, так сестрёнка укатала беднягу. Гнев Эбля, словно корабль на скалы, налетел на спокойный взгляд сестры и жалкими обломками пошёл ко дну, оставив в душе пустоту.
Алейна с кротким и умоляющим видом приложила пальчик к губам и одними глазами попросила Эбля выйти. Как он должен был поступить? Устроить скандал, избить сестру, убить наглеца? Сделанного не воротишь. Алейна всегда из старшего брата верёвки вила. Повинуясь взгляду, аббат шагнул к порогу.
Последний раз Эбль плакал в далёком детстве скорее от унижения, чем от боли, когда его побил батюшка, застав в постели с сестрой, но и тогда ему не было так больно, как сейчас. Чувство невосполнимой утраты, словно Алейна своими руками отсекла невидимую пуповину, которая крепко их связывала до сего дня, оставив в его боку незаживающую, кровоточащую дыру, поразило Эбля. Пить он начал ещё в доме сестры.
Появляться в церкви грешному аббату не достало ни сил, ни желания. Душа устала лицемерить. Эбль поднял своих оруженосцев и отправился защищать город. Ему хотелось кого-нибудь убить. На стене он мог быть сам собой.
По дороге на войну аббат со свитой не пропустили ни одной таверны или даже самого плохонького кабака. Но вино не приносило отважному герою обычного облегчения. С каждой выпитой кружкой он ещё больше мрачнел и когда добрался до башни на правом берегу, сей доблестный муж и защитник христианства был вполне готов выпускать кишки, резать глотки и разбивать головы ненавистным врагам. Но первым, кого бы Эбль с удовольствием прирезал, был чернявый мальчишка-поэт.
Лучшего способа для избавления от душевных страданий чем хорошая драка не существует, но для драки нужна противоположная сторона. Что делать, если враги на тебя внимания не обращают? Придётся пригласить их явиться к тебе или дойти до них своими ножками.
Пешком ходить тучный аббат не любил. Поэтому, рискуя свернуть шею, Эбль забрался на каменный зубец приворотной башни и стал кричать в сторону норманнских укреплений оскорбления на всех языках, которые знал. К радости скучающих караульных, репертуар аббата оказался весьма богат и разнообразен.
За хлипкой стеной норманнских щитов и палисадов в этот ранний час было безлюдно. Только из караулки - простого навеса из досок с крышей и длинной стеной с бойницами, обращенными к башне, шёл синий дым. Норманны готовили завтрак. На шум, устроенный аббатом, вылез часовой с заспанной рожей и ложкой в руке вместо оружия. Некоторое время дан флегматично рассматривал кривлянья аббата на стене, потом лениво развернулся к башне спиной, не выпуская из рук ложку, снял штаны и показал защитникам города белую задницу и ляжки покрытые рыжим волосом. Так же лениво норманн надел штаны и полез под свой навес.
В произошедшем аббата больше всего оскорбило то, с каким пренебрежением грязный северянин-язычник отнёсся к нему высокородному дворянину и воину, сыну прославленного графа Мэнского. Для дана выкрикивающий оскорбления франк на стене был словно пустое место. Все остроумные и унизительные сравнения на разных языках от прославленного аббата удостоились только хлопка по заднице. Последней соломинкой, сломившей спину терпения Эбля, стали смешки в его сторону от своих караульных.
Такого унижения снести воинственный аббат не смог.
- Открывай! - заорал Эбль на часового у ворот.
- Что? - не понял этот идиот.
- Открывай, а то зарублю! - страшно вытаращил глаза франкский вождь на солдатика и подкрепил слова крепкой зуботычиной, - ты знаешь кто я?
К сожалению, все слишком хорошо знают буйный характер аббата Эбля. Спорить с ним бесполезно и небезопасно, особенно если он находится в изрядном подпитии.
Начальник караула кивнул своим воинам, те живёхонько подняли решётку и открыли тяжёлые створки ворот. Эбль выдернул из рук одного из караульных дротик с острым наконечником из доброй франкской стали, и пошатываясь, направился в сторону вражеских укреплений. У начальника стражи неприятно заныло под ложечкой. Если перепившийся монах погибнет или попадётся в лапы норманнам, его, простого начальника караула, ждут большие неприятности. Граф Балдуин вернётся, своими благородными ручками не погнушается снять кожу со спины всех виноватых, допустивших сие непотребство. С него самого первого. Граф лучший приятель ненормального аббата, а по слухам, ходящим в городе, не просто приятель, но и… Впрочем, это не наше дело. Поэтому начальник выбрал из свиты аббата воинов способных ещё держаться на ногах, и добавив к ним десяток из своего отряда, спешно направился следом за безумным монахом.
Эбль отшвырнул с дороги рогатки из кольев, которыми норманны отгородились от франкской конницы, подбежал к палисаду из плетёных щитов и стал ломать его. Из под навеса навстречу бешеному аббату выскочили двое норманнов с топорами и в кольчугах, но без шлемов. Одному Эбль всадил дротик прямо в широко разинутый, кричащий рот, другому разрубил голову. Дан, который так презрительно показывал франкам свои ягодицы, постыдно бежал, даже не пытаясь оказать сопротивление. Аббат бросил ему вслед свой страшный, окровавленный дротик, но не попал.
Под навесом горел костёр, и вкусно пахло. Из закопчённого котла торчала баранья нога. Эбль немного постоял в тени навеса, соображая что ещё предпринять, чтобы досадить ненавистным врагам.
Земля под ногами раскачивалась словно болотная топь. Рукой, закованной в латную рукавицу, рыцарь выхватил мясо, пинком ноги перевернул вражью похлёбку и раскидал костёр, так что головни попали на подстилку из сена, на котором спали караульные. Занялось нестрашное, рыжее от тени навеса пламя. Огонь пустил синие струйки дыма и перебрался на стены.
Со стороны норманнского лагеря раздались крики, шум, звон оружия. К горящей караулке бросились все норманны, оказавшиеся поблизости. Аббат не смог отказать себе в удовольствии показать им свою задницу, правда не снимая штанов. Слава Богу, мы цивилизованные люди, а не грязные дикари. С окровавленным мечом в одной руке и бараньей ногой в другой предводитель франков вернулся в город.
Так прославленный аббат совершил ещё один подвиг и захватил у дикарей почётный трофей. Правда, прикрывая его отход, был тяжело ранен норманнской стрелой в шею молоденький солдатик. Раненый скончался в мучениях, но кого это будет интересовать, если на его глазах творится история просвещённой Европы.
6
Раннее утро. Тихо спит любимый мальчик. Во сне хмурится чему-то приснившемуся. «Чудесный мой, я, наконец, тебя нашла, - думает влюблённая женщина,- пусть исчезнет остальной мир, мне нет до него дела. Но пусть этот нежный мальчик побудет со мною. Боже мой, услышь меня, я так мало у тебя прошу!»
Робкий свет утра кошкой проскользнул в окно и улёгся на старый стол, светлыми пятнами отразился на голых стенах. Этот убогий чуланчик со спящим в её руках нежным юношей сейчас самое прекрасное место на свете.
Женщина улыбнулась своим воспоминаниям. Она вернулась к постели Эльфуса и поцеловала его в губы. Дальнейшее свершилось само собой.
Эльфус был тороплив и страстен. Сильное и опытное тело женщины за ним не поспевало, но юноша был готов заниматься любовью снова и снова, возбуждался, стоило только его тронуть. Ласки его были искренни и свежи, дыхание пахло молодостью.
Ночь кончилась слишком быстро. Она осталась у него. Брата и подруг Алейна не стеснялась. Женщине хотелось делиться любовью. Они все были достойны счастья — и милый Эбль, которому его сан запрещал телесную любовь, и крошка Фифи с мужем-калекой на руках, и одинокая Леа. О Балдуине не думала. У графа есть жена. Придёт время, и он вернётся в семью. Так всем будет лучше.
Любовники не выходили из дома несколько дней. Алейна выбиралась на кухню, наполняла полную корзинку еды и как кроткая жрица прислуживала своему божеству, стараясь предугадать любое желание. Желание у него было одно, и женщина не могла в нём отказать.
От любовных подвигов вокруг глаз юноши легли синие тени. Эльфус таял подобно воску, сгорал от любви, как свеча. Алейна пыталась сберечь силы хрупкого мальчика, но не могла противиться умоляющему взгляду, как у бездомного щенка.
Женщина укрыла поэта от злого и враждебного мира в своём доме и была этим счастлива, хоть знала, что всё скоро кончится. Жизнь всему положила предел - красоте, здоровью, молодости, счастью. К чему скорбеть бедами завтрашнего дня? Любовь и молодость подобно цветку долго не живут. Хрупкая красота скоро увянет, оставив терпкие плоды воспоминаний, но пока ты молод - насладись их цветением. Время скорби придёт, не стоит его торопить.
Для пожилых людей время летит быстро и с каждым прожитым днём всё быстрее. Твоя жизнь, как повозка с горы, несётся, набирает скорость, теряя седоков, подпрыгивает на жизненных колдобинах и ухабах. Где-то там впереди пропасть, и сколько кому отмерено, то одному Богу известно, поэтому пока жив - приходится спешить. Хорошо что для сна старому человеку требуется меньше времени.
Ранее утро. Париж. В библиотеке королевского дворца Сент-Шапель сидит сгорбленный старец с лицом в шрамах от огненных ожогов и без устали строчит текст. Перо, как шустрый паучок, бегает по бумаге, выматывая из себя бесконечную нить повествования о злоключениях, постигших империю франков.
«Видя подавленность народа, которого смерть епископа Гозлена лишила надежды на помощь, славный граф Парижский решил лично отправиться к магнатам королевства, к сеньорам окрестностей, чтобы молить их о помощи солдатами, оружием и припасами, а также просить передать императору, что Париж падет, если ему не помогут. С этим намерением граф тайно покинул Сите во второй половине мая. В его отсутствие верховное командование в Париже принял Эбль, отважный аббат, и под его руководством оборона отнюдь не утратила активности: каждый день приносил новую уловку и новую стычку. Эбль следил за снабжением, как защищая франкские стада, которые паслись на правом берегу, и которые норманны пытались расхищать, переправляясь через Сену, так и нападая по ночам на стада противника и убивая их сторожей, что случилось несколько раз. Смелыми защитниками города проявили себя также благородный граф Ренье по прозвищу Длинношеий и неистовый граф Эно. Однажды триста норманнов подплыли на лодках к подножию стен Сите и атаковали их с песчаного берега, но были отброшены».
Старик прикрыл глаза, пытаясь вспомнить события того славного для нашего оружия дня. На городской стене в день приступа летописец был рядом с прославленным аббатом и подвиги его видел собственными глазами, потому, всё что записано им на сей раз в свою книгу - чистая правда.
За три дня до штурма к норманнам пришли новые корабли. В городе ждали приступ, но не думали, что он случится так скоро. Норманны с лестницами и метательными орудиями высадились с кораблей прямо на низкий, песчаный берег. Против ворот враги в несколько рядов поставили рогатки из острых кольев, за рогатками - отряд лучников. Норманнские военачальники учли печальный опыт прошлого приступа и обезопасили себя от вылазки нашей конницы, но с лестниц взять город им по-прежнему не удалось. Парижане под руководством своих графов и цеховых старшин оборонялись стойко. Много язычников погибло от стрел и камней наших воинов. Крики раненых и умирающих до сих пор стоят в ушах Мудреца.
«Столько норманнов погибли в набегах, но север, как вечно беременная утроба, рождает без устали новых захватчиков. Откуда там столько людей? Империя франков напрягает последние силы, обезлюдели плодородные земли, некому ходить за плугом, а с севера каждым летом приходят всё новые корабли полные жадных до чужого добра и земли захватчиков. Впору поверить невероятным россказням про сказочный остров Скандию, где летом никогда не заходит солнце, а студёной зимой стоит вечная ночь, на чёрном небе пляшут разноцветные огни, похожие на сказочные знамёна, а скудная земля рождает одни камни и вся покрыта снегом и льдом. Рассказывают, что во льды того острова, по воле Бога, вморожены тысячи беспощадных воинов, и когда летнее солнце растапливает зимний снег, оттаивают сии воины и устремляются терзать христианский мир за его гордыню и другие грехи».
Старик некоторое время сидит неподвижно, представляя эту величественную и жуткую картину. «Ерунда всё это, - вмешивается скептический, трезвый ум учёного, - недостоверные и ненаучные бредни. Наверное на севере жрать нечего. От хорошей жизни из дома не побежишь. Но откуда-то люди там берутся?»
Старик крепко задумывается: «Либо в викинги идёт сброд со всех земель подлунного мира, либо норманнов не так много как нам кажется! Возможны и другие гипотезы. Для однозначного ответа мало данных. Надо бы не торопиться вешать пленных, а хорошо перед тем расспросить. Лучше на дыбе. Многое бы прояснилось».
Проблема перенаселённости севера Мудрецом в тот день так и не была решена, несмотря на изрядное количество выпитого.
Говорит молодой ворон старому: «Люди с чёрных кораблей ушли прочь от стен каменного города. Здесь не пахнет больше сладкой мертвечиной. Желудок мой пуст. Я совсем отощал, крылья мои ослабли от голода, острый клюв мой давно не клевал человечьей плоти. Полетели, дядюшка, вслед за кораблями. Там, где они пройдут, будет много еды!»
Отвечает старый ворон молодому: «Еды не бывает много. Никто не ждёт нас в новых землях. Там свои охотники до мертвечины найдутся. Наберись терпения, сын мой. Придут другие корабли. Запылают пожары. Вновь люди примутся убивать друг друга. Так всегда было и всегда будет. Такова их природа. Покроются поля холодным телами. Всем еды хватит. Не придётся нам больше рвать мышцы с иссохших трупов и склёвывать остатки гнилого мяса с белых костей. Набьём желудки лакомыми кусками - сочными человеческими глазами, сладкой печёнкой, мягкими потрохами. Станут вновь крылья твои сильными! Много птенцов появится в наших гнёздах, и всем достанется вдоволь пищи!»
Замолчал старый, мудрый ворон, вытянул шею, вгляделся вдаль. «Что ты там видишь, дядюшка?» - спросил бородатого патриарха тощий юнец. «Вижу людей и коней на дороге, вижу суету и панику в лагере людей живущих на кораблях, слышу как горожане бегут на свои стены. Радуйся, сын мой! Кончилось скудное время!»
- Эй, Ульф, долго будем сторожить пустую дорогу, пока другие трахают франкских красоток и набивают карманы серебром. Мне кажется, я превратился в замшелый камень от долгого лежания в кустах, а кишки мои слиплись и высохли без пива и вина! - сказал человек с Готланда предводителю своего отряда. - Разве за тем мы пришли в эти земли? Сидеть голодным в кустах без добычи я бы и ближе к своей бабе мог! За тем ручьём мы с Одноглазым видели нетронутый хутор. Неплохо бы туда наведаться. Сидим здесь уже третий день и только и добычи, что старик с тощей коровой.
Ульф сердито дёрнул щекой. Прав рыжий Уд - обидно быть без добычи, но их десяток ярл Холдор отправил не хутора грабить, а сторожить дорогу, за нарушение приказа грозился шкуру спустить. Ульф и Уд выросли в одной деревне, слыли лучшими следопытами и охотниками в своей местности. Уд часто сбивал своего рассудительного товарища с пути истинного, и Ульф на своей шкуре не раз имел «счастье» самолично убедиться к чему приводят авантюры друга детства.
-Заткнись, Уд! Ярл Холдор тебе язык вырвет за такие речи. Корова была нам кстати. Или тебе франкская говядина не по вкусу? Ну прости нас убогих, жирной свинины для твоей милости не добыли! - сказал с раздражением и издёвкой в голосе, ёрничая и кривляясь, назначенный старшим дозора Ульф. Гнилые разговоры, подрывающие дисциплину, лучше было сразу пресечь в зародыше. - Свою долю добычи мы получим из общего котла по справедливости и воинскому закону!
-Ага, держи карман шире! Где ты видал справедливость? Много ты получил с прошлого набега? Кто впустую клювом не щёлкал - озолотились, а мы за службу получили по мешку солёной трески и медный котёл, один на двоих. Тебе, правда, за доблесть ярл Холдор подарил новый шлем, а мне ничего, хоть дрался я не хуже! - в голосе друга детства слышалась неподдельная обида.
-Нашёл что вспомнить. Мы же добыли тебе шлем, чего ты разнылся?
- Да при чём здесь шлем, командир! Рыжий дело говорит, - вмешался одноглазый Снорре - их третий земляк, - на хуторе точно есть чем поживится. Бабу я там видел такую пышную, гладкую да белую, что тесто. У такой сдобной хозяюшки, наверное, и дочки хорошенькие есть.
Под сердцем разумного Ульфа захолонуло. В паху сладко заныло. Баб он любил больше денег. Они быстро смотаются туда-сюда. Никто и не узнает.
- А, чёрт с вами! - сказал командир, после некоторого колебания. - Уговорили. Пойдём развлечёмся. Только недолго. Но чур, на бабу я первый!
- Конечно, начальник, нешто мы не понимаем субординации, - загудели довольные подчинённые. Небольшой отряд скоро снялся с дозора и отправился в хутор за речку.
Франки подошли к своему городу быстрым маршем, вырезая по дороге все мелкие шайки норманнов, мародёрствующие в окрестностях, чтобы обеспечить скрытность передвижения. Им это вполне удалось. Последний переход был проделан ночью. Светила полная луна, дорогу было видно как днём, и грех было этим не воспользоваться. Не успело солнце подняться из-за горизонта, чтобы полюбоваться на сверкающие доспехи воинов, как граф Парижский оказался на высотах Холма Мучеников. Остров на Сене, окружённый со всех сторон каменной стеной с высокими башнями, лежал перед ним как на ладони. Их заметили. На стены высыпали парижане.
Норманны в спешке переправлялись через Сену. Не дожидаясь пока корабли подойдут к правому берегу, с высоких бортов спрыгивали викинги, подымались по пологому, заросшему травой склону к дороге и строились перед приворотной башней, окружённой остатками укреплений. Палисад и рогатки, которые неделю назад разрушили франки, норманны восстановить не успели или поленились, уповая на свою многочисленность.
Заноза с товарищами ел бобы со свининой, когда в лагере поднялась суета. Кабан был старый, жир вонял. Чтобы перебить мерзкий вкус, бобы усиленно запивали кислым вином из большого глиняного кувшина.
Рассмус с трудом добился правды от мальчишки, приплывшем на лодке с правого берега. Малый был из воинов дружины ярла Холдора, прибывших под Париж недавно, и не уставших ещё грабить развалины. «На холме появилось много конных франков», - сказал торопливый сопляк и попытался сбежать. Заноза схватил невежу за шкирку. Нехорошо обрывать разговор со старшими, если тебя не отпустили:
- Куда спешишь?
-Пусти. С меня вождь шкуру снимет, если опоздаю! - шипит малый.
-Куда опоздаешь? - задаёт Рассмус законный вопрос.
-Меня отправили за верёвками пленных вязать! - отвечает молокосос. Рассмусовы ребята чуть со смеху штаны не обмочили.
-Ну беги, беги. Не забудь своему пустоголовому вождю запасные мозги взять! Видели мы уже тут одного такого смелого. Верёвки им понадобились. Франки на конях - это не беззубые монахи, которых вы привыкли резать. Кретины, побеспокойтесь лучше за свои жизни.
-Хватит ржать! - скомандовал Рассмус, - живо собирайтесь, грузите в корабль рогатки и колья. Берите больше стрел и дротиков, вооружайтесь копьями. Предстоит биться с конницей! Приказ выполнили быстро, но франки напали быстрее.
С высокого холма Балдуину хорошо виден весь правый берег с чёрными развалинами домов, запустевшими полями, старым лагерем норманнов, сторожевая кряжистая башня, ворота, мост, каменные стены на острове, крыши домов и соборов, серебристая лента реки с норманнскими кораблями и лодками. Сверху корабли казались хищными плавучими жуками с ножками-вёслами. «Поздно спохватились, - с удовлетворением заметил Его Светлость, - ночной марш себя оправдал!» «По коням!» - скомандовал граф и взгромоздился на высокую спину Ворона.
Франки для атаки норманнского заслона построились плотной колонной во всю ширину дороги. Впереди отряд Балдуина. Рыцари графа де Алома в арьергарде. Им ещё пробиваться назад. Между двумя отрядами обоз. «Вперёд! - Балдуин махнул рукой в латной перчатке. - Держать строй!» Кони пошли с холма шагом. Графу приходится сдерживать своего азартного жеребца. Остро пахнет людским и конским потом. Стихли разговоры, только слышно дыхание людей и лошадей, глухой стук копыт по плохо мощённой дороге, звяканье оружия. Люди Балдуина вытягивают шеи, пытаясь рассмотреть из-под шлемов, что их ожидает впереди. Напряжение в колоне с каждым шагом коня, каждым вздохом нарастает, делается плотнее, словно от человеческого страха и возбуждения сгустился сам воздух.
Впереди показались норманнские палисады, сожжённый навес, несколько десятков данов за круглыми щитами. Белые от страха и ярости глаза под стальными шлемами. «По их лживой вере павшие в бою попадут в языческий рай. Ну что же, сделаем всё, чтобы эти вояки сегодня в свой рай или в нашу преисподнюю без промедления отправились!» - осклабился Балдуин. Ни ям, ни рогаток на пути своей конницы граф не заметил.
Балдуин окинул взглядом поле предстоящего боя. С башни при воротах восторженно кричат, машут оружием горожане. На миг графу даже показалось, что он видит могучую фигуру Эбля и своего оруженосца рядом с ним. По краю сознания скользнули воспоминания о роскошном теле сестры аббата, но Балдуин постарался их скорее отогнать.
Прилетели первые стрелы. «Пора», - решает Балдуин, даёт знак сигнальщику. Звонко поёт рог. Кони переходят на рысь. Даны успели выстрелить ещё один раз и были втоптаны в дорожную пыль. Ворота открылись. Обоз пошёл в город. Воины Балдуина и графа де Алома развернули коней, ударили навстречу бегущим от кораблей норманнам и опрокинули их. Ликованию горожан не было предела.
Драккар Рассмуса подошёл к берегу в первой группе кораблей. Заноза видел, что им не успеть усилить заслон перед воротами, но всё же изо всех сил подгонял товарищей. Все вожди, с которыми он начинал осаду Парижа, ушли за добычей вглубь страны. Вокруг новички ярла Холдора и разный сброд, прибившийся к дружинам, чтобы грабить.
Нетерпеливый ярл уже предпринимал одну попытку взять стены и потерпел поражение. Сейчас пытается реабилитироваться. Его воины выскакивают из кораблей, и сбиваясь в толпу, начинают подыматься по пологому склону к мостовой башне, где уже идёт схватка. Сам ярл Холдор в ярко-синем плаще и блестящем шлеме возглавил атаку.
«Сейчас франки ударят навстречу. Новичкам против конницы не устоять, - с отчаянием думает Рассмус, - надо скорее огородить место высадки рогатками, приготовить пращи, дротики, стрелы и ждать в гости франков.
Ярл Холдор со своею дружиной спешил к месту схватки. Появление большого отряда конных франков для него оказалось неприятной неожиданностью. Он самолично отправил лучших людей сторожить дорогу. Между его охотниками даже лисица не проскочит незамеченной, не то что конница с большим обозом. Не иначе франкам помогла нечистая сила или предательство.
Заслон не выдержал натиска рыцарей и побежал. Люди на конях настигали бегущих, рубили мечами. «Стена щитов! - закричал ярл, - Стройся. Копья вперёд!» Северяне стали вокруг своего вождя. Двое франкских воинов, бросившие своих коней на стену щитов, были разорваны остриями копий и изрублены топорами. Ярл уже думал, что они устоят, но отряд франков, одетых в тёмные доспехи, обошёл фалангу с тыла.
Рассмусу показалась знакомой фигура высокого франка в грязно-чёрных доспехах и странным шлемом на голове. При свете дня рыцарь оказался не таким большим и ужасным, как той памятной ночью, когда вместо парижского епископа Заноза умыкнул простого попа, но оказался ещё более опасным. Казалось, франк всё видит через узкую дырочку своего шлема.
Чёрный рыцарь ударил с тыла. Результат для наших оказался плачевным. Фаланга рассыпалась, и началось избиение. Держался только ярл Холдор со своими телохранителями. Заноза был готов возблагодарить Одина, что для вождя всё закончилось благополучно, как всё тот же франк предательски со спины бросил копьё в ярла. Стальной наконечник пробил доспех и убил храброго Холдара. Фигура в синем плаще словно сломалась пополам и упала лицом вниз на чужую землю. Закричали телохранители и закрыли щитами тело павшего вождя.
Франки не полезли на рогатки. Рыцарь в чёрных доспехах подал сигнал, и конники отступили.
Граф Балдуин осмотрел лезвие и вложил меч в ножны. Рука не привыкла к его тяжести. Прежний был легче и короче. Горожане вручили подарок графу в благодарность за военные подвиги и в честь его дня рождения. Чтобы не портить дорогую вещь против закованных в железо норманнов, Балдуин бы предпочёл действовать палицей, но пришлось учитывать «значение исторического момента», как бы выразился Мудрец с обгоревшим лицом. «Пусть горожане видят, как их граф разит врагов подарочным мечом, и гордятся, - подумал Балдуин. - Что есть меч? Просто ещё одна железка ценою в стадо коров. Главное - люди и их вера в вождя. Тем более, что лезвие оказалось достаточно стойким и зазубрилось самую малость».
Норманны беспокоили отряд графа де Алома, пока терпению славного рыцаря не пришёл конец. Он не мог больше допустить потери лошадей, которых даны убивали дротиками и стрелами, сами оставаясь в безопасности. Граф развернул отряд и на протяжении двух лье с мечом в руке преследовал норманнов, пока не загнал их на корабли. Так доблестный граф де Алома избавился от преследования и добыл славу храброго воина.
7
Красавица Элинор жена одного из самых могущественных и влиятельных сановников империи, прибывшая ко двору по настоятельному приглашению Карла III, имела все основания полагать, что будет принята незамедлительно. Но время шло, а встреча всё откладывалась под надуманными и унизительными для гордой графини предлогами. Проделав путь в половину Европы, женщина не могла повернуть назад, не оскорбив императора, что могло в дальнейшем плохо сказаться на положении её семьи и карьере мужа. Поразмыслив, наша красавица решила набраться терпения, сдержать гордыню и вручить свою судьбу в руки всемогущего и милосердного господа бога нашего.
Разместилось семейство в одной из загородных усадеб, которые измельчавшие потомки гордых римлян, называют villa. Большая часть строений были заброшены, но сохранившиеся поражали своим великолепием и роскошью отделки. Детям очень понравилось на новом месте, и молодая мать была этим обстоятельством очень довольна.
К тому же у неё появилась новая подруга. Это была прелестная юная девушка весёлая и простая. Из невнятных слухов, сопровождавших это чистое создание, Элинор стало известно, что девушка недавно пережила страшную трагедию в личной жизни — потерю двух влюблённых в неё юношей, а так же, что она дочь несчастного венгерского короля. Элинор ласковым обращением и заботой старалась облегчить участь юной красавицы, которая тоже потянулась к ней всей душой и бывала у старшей подруги теперь почти каждый день. Графиню тронуло, как эта иностранка трогательно переживала за несчастных парижан и часто заводила разговоры про нерешительность императора и предназначение великих женщин, способных вдохновлять мужчин на подвиги и великие свершения, часто, даже принося в жертву на алтарь отечества своё личное счастье.
Однажды с новой подругой явилась её старшая наперсница. Было в этой женщине что-то лживое и неприятное, что сразу отвратило графиню Элинор от общения с ней. Элинор честно пыталась бороться со своими предубеждениями относительно сей дамы, но безуспешно. Наконец, красавица Элинор сдалась и решилась довериться своему чутью. Графиня попросила, чтобы венгерская принцесса больше никогда сию даму с собой не приводила. Кейт выполнила её пожелание.
Император Карл III измучился. Только еда служила утешением от многих бед и душевных переживаний. Бланка ему сказала: «Как можно дольше не принимай графиню Элинор. Покажи ей, что не очень и дорожишь её милостями. Пусть в ожидании вашей встречи истерзает силы своей души. Пусть истомится неизвестностью, пусть сама добивается встречи с тобой, а потом твёрдо поставь перед выбором — или она хранит свою добродетель, и Париж остаётся без помощи, или она уступает, и имперские армии идут против норманнов! Ты должен ей внушить, что жертвуя своей добродетелью, она спасает своего мужа и империю! Это самый верный способ покорить такую даму».
«Но мы уже приняли решение идти на выручку Парижа! Я не могу её этим шантажировать. Печень моя почернела от желчи, я спать не могу. Я её желаю видеть немедленно», - сказал император тоном капризного ребёнка.
«Графине о Вашем решении выступить на борьбу с северной заразой ничего не известно. Она должна верить, что уступив Вам, спасает своего мужа. Конечно, Ваше Величество в праве поступать по своей воле, но если у Вас вновь ничего не выйдет, и графиня откажется с вами возлечь, прошу больше моего совета не спрашивать! - твёрдо сказала мудрая советница. - Я сама женщина и лучше Вашего Величества знаю женскую природу».
У императора всех франков достало воли терпеть ровно девять с половиной дней. Поздним вечером 23 числа месяца июня 886 года от рождества Христова в канун светлого праздника рождества святого Иоанна Крестителя Карл III скрытно принял графиню Элинор Вифлисбургскую в своих покоях
Через два дня многочисленная императорская армия, обрастая по дороге отрядами вассалов и союзников, двинулась на север. Среди огромного обоза, состоящего из маркитантов, торговцев, придворных, авантюристов и проходимцев всех рангов и мастей, ехала дорожная повозка графини Элинор с девочками. Юный наследник прославленного графа Парижского самим императором был определён в пажи к достойнейшему военачальнику восточному франку славному Генриху сыну графа Поппона. Лучшего места для взросления дворянина и представить себе нельзя.
Возможно, от разлуки с единственным сыном красавица графиня часто плакала и молилась. Армия, как саранча, сжирая по пути своего следования запасы продовольствия, прошла через Бургундию, где встретила прохладный и даже враждебный приём от населения и местных господ. К середине лета войска вступили на земли Восточной Франкии и остановились в Засбахе на правом берегу Рейна, чтобы отдохнуть и пополнить запасы продовольствия и коней.
Бедняжка Мариз ещё больше ослабла. Некогда округлые и румяные щёчки ввалились, делая большие и блестящие глаза девушки ещё больше и выразительней. На высоких скулах вспыхнул лихорадочный румянец, словно расцвели розы. Красота девушки приобрела возвышенный, неземной характер, так что многие больные, увидев её в Божьем Доме, принимали за небесного ангела, сошедшего на землю, чтобы забрать их в рай.
Единственным утешением сироты были воспоминания о молчаливом, сильном мужчине, который её поднял на руки в день страшной гибели Жобера, неожиданное ощущение безопасности и близости, настигшие их в тот миг, словно маленькую девочку взял на руки любящий отец. До несчастной дошли слухи, что её герой вернулся в Париж, совершив много подвигов. Ей даже удалось однажды увидеть прославленного воина издали. Граф Парижский выглядел усталым и озабоченным. Мариз захотелось, чтобы он вновь улыбался, смотрел на неё восторженным и тёплым взглядом, но она не решилась подойти к занятому важными государственными делами человеку.
Вернувшись в город, в первую же ночь граф Парижский крепко выпил и заявился в дом любовницы. После месяца разлуки, ласки Алейны показались неловкими и скованными, будто женщина его не хотела, однако, когда мужчина проявил настойчивость, тело любовницы ожило.
Алейна первая достигла пика наслаждения. Балдуин ощущал как трепещет и сотрясается под ним опытное и умелое тело женщины, как она страстно выгибается дугой, опадает и вновь выгибается, как цепляется за его спину и бёдра, как громко стонет и мотает головой, пока сильными толчками догонял её.
От наступившей разрядки напряженная, стальная пружина внутри мужчины, мучащая его последнее время, отпустила. В благодарность Балдуин коснулся поцелуем щеки любовницы и кожей губ почувствовал, что её лицо мокро от слёз.
- Что с тобой? Ты плачешь? Я причинил тебе боль? - спросил он участливо.
- Нет, что ты. Не обращай внимания. Я плачу просто так.., - женщина замолчала, оставив мужчину в недоумении.
Алейна была потрясена ответом своего тела на ласки графа. Чувственное наслаждение было таким острым, что женщина расплакалась. Её душа тянулась к возвышенной любви восторженного поэта, но телу было лучше с опытным мужем, чем с торопливым юношей. Сколько не строй домик из иллюзий в своей голове, суровая действительность опрокинет эфемерные стены и обнажит неприглядную правду — ты распутная женщина, тебе нравятся оба любовника, как до того нравились ласки брата, а потом Филиппа, убитого твоим теперешним мужчиной. Что тебе дороже в отношениях - человек или сами любовные отношения? Алейна не захотела отвечать на этот вопрос.
Зачем жизнь постоянно ставит перед выбором - пойти направо или налево, надеть красное или зелёное? Пойдёшь налево - никогда не узнаешь, что тебя ожидало на другой дороге! Алейна поняла, что не хочет выбирать между своими мужчинами. Они были ей одинаково дороги, и она захотела сохранить их любовь и привязанность. Жаль нельзя представить их жизнь втроём. Алейна даже улыбнулась своим смелым фантазиям.
Постепенно разрозненные мысли и желания стали превращаться в некий план действий. Если бы удалось сохранить отношения с юным оруженосцем в тайне от графа, а Эльфуса убедить, что она любит его одного, но вынужденна покориться воле могущественного синьора, с которым связалась от одиночества и безысходности до того как узнала своего единственного любимого человека. Сказать молодому любовнику: «Порвать с властным и самолюбивым графом значит подвергнуть тебя и себя страшной опасности, дорогой!» И прошептать, нежно целуя в ушко: «Ты же не хочешь, любимый, чтобы я погибла?»
Она была уверенна в своих чарах и изворотливости. Пришедший на ум план не казался невыполнимым, и Алейна немедленно приступила к его исполнению.
«Дорогой, - проворковала женщина, целуя мужчину в плечо возле шеи, - спасибо за мальчика. Он нас мило развлекал в твоё отсутствие! Знаю, твой паж тебе нужен. Можешь забрать его себе, но поклянись, что иногда будешь позволять юноше навещать твою верную слугу, когда тебя будут отрывать от общения со мной государственные дела».
Женщина знала, что мужчины плохо соображают, когда их целуют, и принялась страстно ласкать любовника. Добившись от него что-то вроде «Угу», приняла этот возглас за согласие, скоро успокоилась и уснула.
Вместо освобождения Балдуин вновь вляпался в липкую паутину отношений, связывающих его с деятельным пьяницей аббатом, его сестрой и её домом, городским советом, упрямым Мудрецом, который не желает дать ему в руки оружие, способное разом решить все проблемы войны, с гнетущими мыслями о жене и детях, заботами о продовольствии для горожан и солдатов, фураже для лошадей и мулов, затянувшимися ожиданиями императорских армий.
Из донесений лазутчиков графу стало известно, что большая часть Великой армии норманнов под руководством самых деятельных и могущественных ярлов и конунгов в поисках лёгкой добычи рассеялась по империи. Для сильных отрядов франков путь в Париж был открыт, в этом граф сам убедился, однако вся ремесленная и коммерческая деятельность города парализована. Норманны поступали с городом, как удав с добычей. Змея держит жертву в холодных объятиях, не даёт ей вздохнуть, спокойно дожидаясь, когда та погибнет от удушья, и можно будет без хлопот её сожрать целиком.
Несчастного графа преследовали мысли о прекрасной Мариз, но он откладывал встречу с девушкой, боясь всё испортить, боясь себя, не зная что делать с новым, сильным и властным чувством. Ещё ему мешало ощущение собственной греховности и грязи, измазавших его в отношениях с Алейной.
С госпожой Фифи де Вилье случилась незадача. Впрочем, чему удивляться, такая незадача должна непременно приключиться с любой здоровой молодой женщиной, живущей половой жизнью. Да и незадача ли это? Короче, уже к середине июля госпожа была абсолютно уверенна в наступившей беременности. Труднее было определиться с отцом ребёнка. Что можно было твёрдо утверждать: законный муж шевалье Жером де Вилье здесь ни при чём.
Фифи со своими проблемами явилась к аббату Эблю как к мужчине умному и могущественному. Толстый аббат вытаращил на грешницу свои бесстыжие глаза и громко расхохотался: «Милочка, только не уверяй, что я тому причиной! Если бы не проклятая война и осада, я бы без сомнения помог вам, отправив на богомолье в дальний монастырь, во имя излечения вашего мужа, где бы вы втайне могли разрешиться от бремени и даже принял участие в устройстве судьбы вашего младенца. В нынешних же обстоятельствах руки мои связаны. Так что выпутывайтесь из своего положения сами, или пусть вам поможет настоящий отец вашего ребёнка».
Получив решительный отказ, Фифи немного поплакала, а потом справедливо рассудила, что слезами горю не поможешь, и села думать. В сложившейся ситуации у неё было два выхода — либо вытравить плод запретной любви, либо срочно найти нового мужа.
Замужеству препятствовал бедняга Жером, не желающий умирать. Надо отдать дань уважения терпению и кротости несчастной женщины. Только теперь её душа возопила к Богу: «Всемогущий, зачем ты был так жесток, что сохранил жизнь несчастному калеке? За какие грехи ты ставишь меня перед выбором - убить невинного младенца или своего мужа?» Госпожа де Вилье простерлась ниц перед святыми иконами и разрыдалась.
Через час Фифи быстрым шагом вышла из своей комнаты. Глаза женщины были сухи, губы сжаты, упрямый подбородок решительно торчал вперёд. Она приняла решение. Неизвестно кто вложил его в ум страдалицы - Бог или дьявол.
Пока дорогая подруга заигрывала с Эльфусом, как сытая кошка с мышонком, и изображала возвышенную, платоническую любовь, Фифи пользовалась его телом. Но лишившись на время хозяина, кошка не смогла удержаться и сожрала глупого мышонка, оставив госпожу де Вилье без молодого любовника. Это было обидно.
Бедняжка Фифи рассчитывала, что с появлением графа Балдуина в Париже, всё вернётся на круги своя, но кошка оказалась жадной и захотела одновременно владеть и хозяином, и мышонком. Фифи бы в других обстоятельствах отступилась, но не теперь.
Госпожа де Вилье настигла неверного любовника в покоях его господина, когда граф Балдуин был с визитом у Алейны. Молодой любовник маялся от приступов ревности, представляя чем, как считал молодой дурачок, помимо её воли, заставляет заниматься его божество противный старик.
- Ты всё ещё веришь в её любовь? - прошипела Фифи в лицо несчастному оруженосцу.
- Она любит только меня! Она мне сама сказала. Со стариком из страха и жалости к нему, - молодой идиот выглядел измученным.
- Глупец, графиня стара и бесплодна! Ты никогда не станешь её мужем. Граф Балдуин тебе не позволит. Твой удел - до конца жизни подъедать чужие объедки.
- Нет, ты врёшь! Мы уедем с ней далеко, убежим туда, где нас никто не знает. Она обещала! - голос молодого поэта неожиданно сорвался на высокие ноты. Было видно, что несчастный сам не верит своим словам.
- Она ведьма! Выпьет твою кровь, косточки выплюнет. Думаешь ты первый у неё? Посмотри на меня! Разве я хуже. Я люблю тебя! У нас с тобой скоро будет ребёнок! Я выйду за тебя. Ты станешь богатым! Соглашайся, милый Эльфус, - в голосе женщины зазвучали слёзы. - Ты не должен оставлять меня. Без тебя я погибну! - маленькая госпожа де Вилье добавила в голос трагизма. Эту роль она не должна испортить.
- Я люблю Алейну и жить без неё не могу! - прокричал юноша рыдающим голосом, закатывая большие, выразительные глаза.
- Ты меня не слышишь! У нас будет ребёнок!
- Ребёнок? Откуда ребёнок? - едва выдавил из себя несчастный паж, раздавленный этим известием.
- Ты не знаешь откуда берутся дети? Забыл чем мы с тобой занимались, как клялся в вечной любви и верности, говорил, что жизнь готов отдать? - госпожа де Вилье умом понимала, что давить на испуганного мальчишку не следует, но удержаться не смогла. Эльфус в замешательстве молчал. Конечно, он был благодарен маленькой женщине, приобщившей его к таинствам любви, но искренне полагал, что слова и клятвы часть игры, к которым никто серьёзно не относится.
- Как я смогу жениться на вас? - наконец нашёлся оруженосец, - У вас уже есть муж!
- Мой муж? Полутруп, который один помеха нашему счастью! - с горечью в голосе сказала маленькая женщина. - Калека всё равно скоро умрёт.
Фифи надвинулась на мальца, жарко выдыхая слова: «Жером мне давно противен. Я одного тебя люблю. Ты должен мне помочь. Если правда о нашем прелюбодеянии откроется, нам обоим несдобровать!»
Женщина охватила шею пажа маленькими, сильными руками и стала страстно целовать в губы. От поцелуев голова несчастного мальца закружилась, как от бутылки крепчайшей квинтэссенции, что готовит обгорелый мудрец, тело безвольно расслабилось.
«Ты должен избавить калеку от мучений. Мы сможем соединиться. Я богата! Мы будем богаты!»- шептала женщина, блестя глазами словно в горячечном бреду, чувствуя, как стало откликаться на ласки тело юного любовника. Фифи уже торжествовала вечную победу женского естества над мужской волей и продолжила развивать успех: «Он не будет мучиться. Следов не останется. Мы… ты задушишь его подушкой».
Госпожа де Вилье почувствовала, как при этих словах напряглось тело юноши, и увидела ужас в его глазах. Маленькая женщина поняла, что совершила непоправимую ошибку. Так торопиться не надо было.
8
Несмотря на опасность, грозящую его империи, требующую быстрых и решительных действий, и понукания мудрой советницы, император не изменял своей преступной медлительности. Из Засбаха двор перебрался в Мец, где Карл провёл, наконец, совет со своими рыцарями, маркизами, графами, баронами, князьями церкви и высшими сановниками. Было принято окончательное решение идти войной на норманнов, однако 30 июля император был ещё в Меце; 16 и 17 августа двор находился в Аттиньи. Тут императора настигли тревожные новости о волнениях в мятежной Бургундии и надолго парализовали его волю. Но маховик войны уже был запущен. Отряды со всех концов империи спешили в Кьерси - место сбора, предписанное указами.
Затем двор надолго застрял в Севре под Ланом. Здесь любвеобильный император пытался уломать графиню Вифлисбургскую продолжать сопровождать его. Но строптивая графиня слезами и скандалами вымолила у повелителя, чтобы он освободил от томивших её обязанностей придворной дамы и отпустил в родной замок.
22 августа Карл III сдался мольбам несчастной, которая к тому времени, признаться сказать, ему несколько надоела своим вечно скорбным, печальным видом и холодностью. Расставшись с неблагодарной фавориткой и благородно наделив её подарками, среди которых был перстень с алмазом необыкновенной величины, император отправился в Кьерси, где уже собралась армия, составленная из контингентов обеих частей империи - Восточного и Западного королевств.
Заноза свирепо сплюнул чёрную от липкой пыли слюну и отбросил лопату. О боги, эти идиоты, которых он спас от верной смерти под копытами франкской конницы, обвинили его в смерти ярла Холдора и отправили на постыдные земляные работы вместе с мелким преступниками и другими провинившимися.
Проклятая жара спекла землю в твёрдый камень, рассыпающийся при ударах в мелкую пыль. Рассмус вылез из ямы, которую их заставили копать вокруг старого лагеря и с решительным видом полез в тень. Белобрысый здоровяк Вигге неодобрительно посмотрел на товарища по несчастью, хотел что-то сказать, но удержался и продолжил крушить ломом твёрдую землю. Рассмус приложился к кожаной фляге с дрянным вином и сделал несколько добрых глотков.
- Ты бы так работал как пьёшь, - не удержался от замечания Вигге.
- Ты что-то имеешь против? - ощерился драчливый маленький воин.
- Нет, что ты, пей! - смешался здоровяк, наслышанный о недоброй славе напарника.
- И ты выпей! Ступай сюда, сколько можно землю ковырять! - Рассмус не был злым, он только болезненно относился к попыткам покуситься на его честь и достоинство, как он их понимал.
- Копать всё равно придётся, - проворчал белобрысый Вигге, но работу оставил.
-Дурак ты, Вигге. Не торопись делать сам, всё что тебе прикажут, - сказал Рассмус добродушно.
- Чего это я дурак? - обиделся здоровяк. - Чего ты обзываешься!
-А с того, что вырос ты таким большим, а не знаешь, что лучше всего живут те, кто сам никогда не работает, а может заставить за себя корячиться других! - рассмеялся Заноза. - Смотри, наши крестьяне с Готланда выкопали уже свою яму. Чего им сидеть, пусть копают нашу!
Заноза направился в сторону двух почерневших от работы на земле бывших фермеров, подавшихся в викинги и за какую-то провинность загремевших на земляные работы, что-то им негромко сказал, недвусмысленно кивая то на Вигге, то на свой огромный нож-сакс в побитых деревянных ножнах. Чёрные мужики не посмели спорить с маленьким датчанином и молча полезли копать его яму.
- Вот так власть устроена,- рассмеялся Рассмус, заползая в тень к белобрысому Вигге,- человека можно купить, можно убедить, что так угодно Богам, а проще всего заставить работать под страхом смерти! Белобрысый здоровяк с уважением глянул на маленького датчанина. «А этот Заноза не так прост, - подумал он, - с ним стоит иметь дело!»
В дно заградительных канав норманны вкопали крепкие ясеневые и рябиновые колья. Сверху рвы замаскировали ветками и травой. Рассмус осмотрел результаты труда своей землекопной команды и остался доволен. За неделю работы он вновь стал командиром, приказам которого подчиняются окружающие, а белобрысый здоровяк Вигге его ближайшим другом и помощником, готовым разбить любому голову, кто усомниться в праве маленького датчанина распоряжаться. Несколько бывших фермеров с Готланда, вожака которых недавно повесили за ненадлежащее исполнение караульной службы, попытались было противиться, но Вигге так наподдал строптивцам, что те навсегда оставили мысли о неповиновении.
Настроение графа Генриха, прозванного соотечественниками Великим, лучшего военачальника франкской империи было великолепным. Никогда под его началом не собиралось столько воинов. Под знамёна императора явились все франки Восточного и Западного королевств, сильные телом саксы, стойкие фризы. Не было только воинов из мятежной Бургундии и Прованса, но храброго военачальника это нисколько не волновало. Он бил датчан и меньшими силами. Когда у тебя в руках такая мощь, какие могут быть сомнения в скорой и лёгкой победе?
Норманны, как испуганные крысы, затаились в укреплённом лагере. Его удачливый соперник «величайший защитник королевства» граф Парижский год сидит в осаде на своём грязном острове. Конечно, граф Генрих гордился успехами нашего оружия, но изрядная толика зависти к победам соперника портила это удовольствие. Не может быть в империи двух Великих. Великий в ней только один — граф Генрих сын Поппона, триарх саксов, фризов и восточных франков, опора королевства, непобедимый воин, безжалостный истребитель врагов империи.
28 августа Генрих Великий с небольшим эскортом приблизился к позициям норманнов, чтобы провести рекогносцировку, изучить положение врага, укрепления его лагеря, выбрать лучшее место для атаки, понять где расположить свои войска. День был жаркий. Августовское солнце изрядно палило. Прославленный воин изнемогал от удушающего зноя под толстым кольчужным доспехом, покрывающим тело с ног до головы, и потому часто прикладывался к фляге с превосходным кипрским вином.
Жрать всё равно нечего. Вместо обеда Заноза завалился спать. Голодный сон потревожил дозорный. Арвиду палицей выбили зубы, потому старый вояка говорит странно, будто язык во рту не помещается. По встревоженному тону Рассмус понял, что снаружи происходит нечто важное, и мигом выкатился из убежища.
Неподалёку, сразу за замаскированным ветками и зелёной травой рвом, маленький датчанин разглядел группу важных франков на хороших конях, коей командовал рослый воин на белоснежном жеребце, выделяющийся на фоне своих спутников роскошью отделки оружия и одежды, как петух в ярких перьях среди серых кур. Продав один золочёный шлем важного франка, честному воину можно было два года безбедно жить! Было грешно не воспользоваться случаем и не попытаться пощипать перышки щёголю.
- Снорре, Уд, Леннарт, берите луки, ступайте за мной, поохотимся на этих зверьков! Вигге, останешься с Вернером и Руном в засаде. Сидите тихо, как мыши. Попробуем заманить дичь в наши ловчие ямы.
Рассмус схватил лук и во главе своей маленькой команды, перебрался по скрытому проходу на ту сторону рва. Норманны разом пустили стрелы. Рассмус видел, что его стрела прошла мимо, зато три другие нашли цель — одна воткнулась в щит важного предводителя, две другие отлетели от его сияющих доспехов.
Увидев четверых сумасшедших датчан осмелившихся напасть на их отряд, франкские рыцари выхватили мечи и направили коней на наглецов. «Врассыпную!» - крикнул Рассмус товарищам, пустил с колена ещё одну стрелу в предводителя и попал ему в грудь.
Сияющий воин словно не заметил удара, поднялся на стременах и направил своего здоровенного конягу прямо на маленького датчанина, грозно размахивая мечом.
«Это не простой вояка, - думал Рассмус, уворачиваясь от кованых копыт коня, - за него, поди, хороший выкуп можно взять!» Заноза бросался под брюхо жеребца, следя каждый раз, чтобы это происходило ближе ко рву. Трава на ветках, маскирующих канаву, успела пожухнуть и ясно выделялась на фоне зелёного луга. Занозе оставалось уповать на покровительство хитроумного Локи и азарт франка.
Быстроногому Леннарту удалось отвлечь на себя силы свиты, и блестящий предводитель остался один на один с Рассмусом. Краем глаза Заноза видел, как его ребята убили коней под всадниками и от греха подальше убрались за ров.
Граф Генрих вспомнил молодые годы, и руки его налились силой. Коротышка медленно бежал к кустам, часто оглядываясь на настигавшего его всадника. Жить ему оставалось два скока коня. Генрих ясно увидел под шлемом датчанина широко открытый рот, судорожно хватающий воздух, белые от ужаса глаза и занёс меч.
Занозе приходилось постараться, чтобы рыцарь глядел на него, а не на поле с траншеей. Трудно изображать раненую куропатку, когда тебя настигает убийца с острой сталью в руке. Заноза ещё замедлил бег, подпустив франка вплотную, хоть сердце было готово выпрыгнуть из груди и мчаться от ужаса впереди своего хозяина.
Франк занёс меч над головой. «Пора!»- решил датчанин и бросился ничком на край ямы. На спину полетела земля, белый конь перелетел через беглеца и свалился в канаву.
Заноза поднял голову. На острых кольях в собственных кишках и крови бился белый жеребец. Франк уцелел. Рыцарь орал от ярости, безуспешно пытаясь высвободить ноги из стремян. Смертоносный меч валялся рядом.
Рассмус не медлил ни мгновенья, прыгнул сверху, сбил франка на четвереньки, схватил сзади за шею под нижнею челюсть и стал душить. Шея в кольчужном капюшоне была толстой и твёрдой, как дубовый чурбак.
Франк не сдавался, вцепился ручищами в руки датчанина и попытался их оторвать от своего горла. Некоторое время противники молча боролись, потом рыцарь отпустил датчанина. Рассмус возликовал посчитав, что силы противника кончились. Но франк не думал сдаваться, ухватил датчанина за плечи, наклонился, наподдал задом, как норовистый жеребец крупом, и перебросил через себя.
Заноза перелетел через голову франкского рыцаря и ударился спиной так, что на мгновенье вышибло дух. Франк навалился сверху, прижал Занозу к земле, вцепился в горло пальцами словно сделанными из стали, стал душить.
В яму спрыгнули Вигге с Руном и принялись рубить франка. Маленький датчанин слышал как скрежещет железо топоров о кольчугу, как сотрясается тело франка, но стальные пальцы по-прежнему сжимали его глотку. Заноза понял, что дело плохо, он сейчас умрёт. Удары по броне не причиняли ущерба рыцарю. Теряя сознание, маленький датчанин исхитрился достать из сапога ножной меч и воткнуть в глаз рыцаря. Узкий клинок проник в мозг через глазницу, и Генрих Великий умер.
Рассмус валялся без сознания, пока его боевые товарищи грабили тело франка. С ещё горячего трупа сорвали дорогой плащ, перевязь, украшенную золотыми крестами и рыбами, золочёный шлем, великолепную, длинную двойную кольчугу. Драгоценные перстни срубили вместе с пальцами.
Норманны увлеклись грабежом, потому не заметили опасности. С подкреплением налетела свита рыцаря, заколола верного Вигге и отбила останки своего вождя. Храбрый Уд с Готланда влепил стрелу в лицо ещё одному рыцарю. Франки отступили, потеряв трёх коней и двух рыцарей.
Худые вести бегут быстро. Не успел, раненый в стычке, граф Ренье привести бездыханное тело Генриха в Суассон, где находились основные силы франков, весть о гибели прославленного вождя разлетелась по империи, повергая всех в уныние. Несчастный король Карл III выразил глубокую скорбь и повелел похоронить лучшего своего военачальника в базилике Сен-Медар, что и было исполнено. На могильной плите прославленного вождя благодарные соотечественники поместили надпись: «Здесь покоится тело Генриха Великого, выдающегося отпрыска франков, повелевавшего как триарх франками, саксами и фризами, выдающегося государственного деятеля, который советами и, может быть, ещё в большей мере оружием способствовал процветанию государства, когда оно колебалось враждебными силами, каковой как вождь сократил число врагов, истребляя их».
Лазутчики принесли тревожные вести о многочисленных силах франков, идущих на выручку Парижу. Приближение императорской армии лишало надежды продолжить осаду, но сведения о гибели Генриха - самого деятельного военного вождя франков воодушевили норманнов. Воспользовавшись тем, что вода в Сене стояла особенно низко, они однажды в полдень пошли на приступ города во всех местах одновременно.
Бой начался по всей длине стен. Колокола церквей били в набат, пугая ворон. Чтобы покрыть весь город божественной благодатью, раку Святой Женевьевы перенесли на восточную оконечность острова. Отважная братия во главе с аббатом Жозе вынесла мощи Святого Германа на стены и отправилась вдоль них крестным ходом, вселяя мужество и самоотверженность в защитников города. Горожане, проникшись верой в силу и надёжность небесного покровительства, преисполнились отвагой и давали мужественный отпор нечестивым язычникам. С высоты городских стен отцы семейств поражали противников острой сталью, забрасывали камнями. Почтенные матроны и молодые девушки варили в котлах жуткую смесь из жира, гороха и масла, коей щедро угощали людей с севера. Даже ветхие старухи опорожняли на врагов содержимое ночных горшков и язвили противников бранью и неприличными жестами.
Встретив мужественное сопротивление, мало-помалу норманны покинули стены и мост и сосредоточили все усилия на многострадальной башне правого берега.
Граф привёл своих кавалеристов на мост через Сену и приказал спешиться. Рыцари сошли с коней. Балдуин порадовался хорошей выучке своих людей, их бравому виду и поднялся в башню. Здесь его встретили длинношеий граф Ренье, неистовый граф Эно и аббат Эбль. Дворяне были возбуждёны, веселы и слегка пьяны. Стены башни содрогались от ударов метательных снарядов, но на них уже никто внимания не обращал — привыкли.
Из бойниц забрала без лишней суеты, деловито, как кухарка стряпает обед или галантерейщик отмеряет ткань, стреляли арбалетчики. Тяжёлые арбалетные болты с упругим шелестом уходили с лож из твёрдого дерева, басовито хлопали тугие тетивы.
От полчищ норманнов всё поле перед башней было словно живое, его неровная поверхность шевелилась, как выгребная яма, усеянная мушиными опарышами. Врагов было слишком много. Все они не могли сражаться одновременно. Большая их часть торчала праздными зеваками.
«Когда уже эти дикари успокоятся и поймут, что мы для них слишком крупная добыча?»- сказал граф Эблю. «Похоже их смелость больше их ума,- рассмеялся тот в ответ,- раньше хоть тараны подводить пытались. Теперь просто кидаются камнями. Ну право слово - дети!» Аббат расхохотался. Балдуин с завистью посмотрел на приятеля. Сам он не умел так беззаботно и открыто веселиться. «Вон опять дрова тащат. Ну ничего нового придумать не способны,- махнул рукой воинственный аббат, твои люди готовы для вылазки? Граф Эно тебя поддержит!»
Его люди были готовы.
Мудрец со стен башни видел, как норманны развели огромный огонь перед воротами. К присутствию старика на стенах солдаты привыкли и перестали гнать, считая безобидным, городским сумасшедшим, который приносит удачу. Мудрец таким оборотом дел был скорее доволен, потому что безопасней прослыть дураком, чем колдуном.
Ему даже удалось поучаствовать в таскании воды из реки. Но скоро стало не до того. Острые стрелы ранили нескольких наших, и старику пришлось из водоноса переквалифицироваться во фронтового хирурга. Отныне он мог только догадываться что творится кругом. Раненые орали, а один, когда Мудрец вытаскивал ему стрелу из ноги, умудрился его больно лягнуть. Пришлось на помощь призвать двух дюжих монахов и работать втроём.
«На рогатки не лезть. Приказываю отбросить врага от ворот и возвращаться назад. Ваши жизни и кони мне важнее десятка зарубленных дикарей!»- граф Балдуин умеет подобрать нужные слова, за это его любят солдаты и готовы за ним следовать. «Открывай ворота!»- крикнул аббат. Решётка пошла вверх, распахнулись тяжёлые створки. «С нами Святой Дени!»- закричал граф, потрясая мечом. Голос сорвался в сип, но воинство подхватило: «А-а-а!» и бросилось в пламя.
Норманны, увидев франкских рыцарей, выскакивающих из огня, дрогнули. Его Светлость отстал. Выбежали горожане, принялись тушить огонь. В башне остался один священник, направлявший на пламя частицу дерева истинного креста, на котором был распят господь наш Иисус Христос.
Убоявшись креста, варвары обратились в бегство. Парижане, воодушевлённые победой, вернули мощи Святого Германа в церковь Сен-Жермен-ле-Вьё и исполненные радости и веры в заступничество своего первого епископа принесли многие пожертвования на его алтарь. Пришлось жертвовать и Балдуину.
После героического отпора, который дали врагам храбрые парижане, в городе ничего не изменилось. Сидение в осаде продолжилось. Служба шла по накатанной колее. Время утекало. Делать отцам-командирам особо было нечего, с повседневными делами справлялись без них. Граф мечтал, что однажды наберётся смелости и встретится с прекрасной Мариз де Карруж, но проводил ночи с сестрой аббата. Алейна стала вновь нежной и ласковой, Балдуина тревожил унылый и болезненный вид молодого оруженосца. Возможно, бедолага влюбился, но что поделаешь, его дело молодое. Всем предстоит получить прививку от любовной лихорадки. Граф вспомнил свою молодость и проникся к юноше сочувствием.
Ровное течение событий прервала смерть несчастного шевалье Жерома де Вилье. Ей никто не удивился. Да и то сказать, бедняга лежал парализованный столько лет, пока милосердный Бог не освободил его и его близких от тягости земного существования. Однако пересуды в свете вызвал тот факт, что молодая вдова не долго оставалась вдовой. Госпожа Фифи де Вилье скоропалительно вышла замуж за младшего брата шевалье Жерома — Жильбера. Молодец кроме красавицы жены унаследовал все титулы, земли и привилегии старшего брата. Церемонию венчания провёл сам прославленный аббат Эбль. Соединяя руки новобрачных, мужественный служитель церкви прослезился от полноты чувств и торжественности момента.
Заноза с сожалением оглянулся на обжитый лагерь. Выходит напрасно ковырял землю. Хрольф приказал всё бросить и перебраться на левый берег. Шёл сентябрь. Скоро исполнится год, как Рассмус торчит под Парижем, а всего и добычи, что золочёный крест, несколько франкских монет да перстень важного франка, которого он убил в яме.
Рассмус провалялся без сознания в крови и кишках околевшей лошади, пока его ребята грабили тело франка. Когда очухался, было поздно, свита знатного рыцаря вернулась и отбила тело. Из добычи подельники ему выделили только перстень и два пальца убитого. Со смертью верного Вигге, готландцы почувствовали силу и отыгрались на бывшем вожде. Хорошо не убили. Так что Заноза вновь один и сам за себя! С обидчиками он посчитался, особенно с рыжим Удом! Мерзавец будет долго помнить Занозу, харкая кровью из отбитых лёгких.
Оба пальца франка Рассмус выгодно продал жрецу Одина. Не велик доход, но на пару овечек на родине хватит. Заноза перебросил суму через плечо, взвалил на шею тюк с пожитками и отправился на корабль. Вечером он уже копал канавы вокруг большого лагеря на левом берегу Сены.
9
Во второй половине сентября, не встретив заметного сопротивления, император с армией подошёл к Парижу. Враги в страхе попрыгали на свои проклятые корабли, переправились на левый берег и укрылись в лагере, откуда их выковырять будет сложно. Карл III воодушевился лёгкой победой, велел разбить шатры напротив остатков Малого моста. Парижане, увидев военную силу своего императора, воспрянули духом. Мастера трудились день и ночь, и проход в город был восстановлен.
Карл III разрешил покинуть Париж всем воинам, просидевшим долго в осаде, пообещав щедро рассчитаться с ними за стойкость, когда дела в государстве поправятся, и казна вновь будет полна; он расположил свою армию на левом берегу напротив лагеря норманнов. Северные псы забились за свои рвы и канавы и не смели оттуда казать носа. По разблокированной дороге и реке в город пошли товары и продовольствие. В храмах благодарили господа за избавления от норманнов. Горожане ликовали. Казалось, трудные дни миновали, как страшный сон.
Люди императора заняли город. «Любезный сын мой, - сказал Карл Балдуину, - ты немало потрудился. Я тобою доволен. Тобою и твоею женой». При последних словах граф нахмурился. «Не хмурь брови, - продолжил император, - очень жаль, что по воле судьбы твой сын лишился такого наставника как Генрих. Мы скорбим по потере, но уже подобрали достойную замену. Это доблестный граф де Алом. Наслышан - вы хорошо знакомы!» «Благодарю, Ваше Величество! Лучшего наставника для сына не найти. К тому же земли графа находятся недалеко от замка Chateau de Mica. Мы сможем иногда видеться! Но давайте перейдём к делу. Мне кажется… » «Разве я спросил твоего мнения?- пришёл черёд хмуриться императору, -В надлежащий час вас, сын мой, известят о монаршей воле. А сейчас ступайте — отдохните. Снимите с шеи груз тревог. Я приму его на свои плечи».
Карл протянул унизанную дорогими перстнями руку графу, показывая что аудиенция окончена. Балдуин опустился на колено, принял расслабленную руку помазанника божьего и почтительно приложился губами к перстню из белого золота с огромным алмазом. Больше всего графу хотелось надавать оплеух по толстым щекам Его Величества.
Из Нижней Нейстрии по Сене под Париж с частью дружины вернулся великан Хрольф Пешеход и собрал тинг. Настроение вождей было подавленным. Положение создалось ужасающее — их силы разобщены, дружина Сигурда не вернулась из под Байё, франкский император со всей армией пришёл под Париж. От вражеских палаток всё видимое пространство перед городской стеной стало белым, словно стая чаек села на берег. Конные разъезды свирепыми псами рыщут вокруг, не давая шагу ступить за пределы рвов и изгородей. Осталась одна надежда на корабли.
Тинг состоялся утром. Народу — не протолкнуться. Маленького датчанина чуть не затоптали. Пришлось Рассмусу лезть на дерево, чтобы видеть и слышать. Говорит ярл Ганглен.
- Мы год не можем взять эти стены. Дождались, на выручку Парижа явился франкский конунг и обложил нас, как стая волков оленей, мы не можем рисковать. Наши силы раздроблены. Сигурд с дружиной под Байё. Предлагаю отступить на корабли, спуститься по Сене, собрать всю Великую армию и вновь прийти сюда!
- Дурак,- подумал Заноза, - зачем терять хорошую позицию? У него не сошли мозоли с ладоней от земляных работ. Франки пополнят запасы в городе и восстановят мосты и стены. Придётся всё начинать сначала.
-Это кто тут волки? Если ты ярл олень — так беги. Мы не олени. Мы - волки! Чего нам бояться?- вмешался свирепый ярл Хаббард, - король Карл труслив. Выйдем за палисады и ударим по его лагерю. Лучше погибнуть, чем прослыть трусами!
Собрание одобрительно загудело.
- Этот дурак не просто дурак, а дурак опасный,- решил маленький датчанин, - надо держаться от него подальше.
- Храбрые соотечественники,- начал вкрадчиво ярл Хакан,- мы конечно не олени, но лезть на франкские копья, как медведь на рожон, самим не следует! Лагерь наш весьма укреплён, корабли у берега. Уйти всегда успеем и без еды не останемся. Крепко ополчимся на врага. Пусть попробует сунуться, дадим отпор! А пока, сделаем вид, что очень испугались, согласны на их условия, начнём переговоры, поторгуемся, потянем время, сами пошлём весточку Сигурду, пусть поспешит. А там посмотрим кто будет победителем, кто проигравшей стороной!
- Разумно! Весьма разумно,- решил Заноза и одобрительно закричал в поддержку ярла Хакана, замахал руками так, что чуть с дерева не свалился.
У конунга Хрольфа хватило мудрости поддержать план хитроумного ярла.
Париж чествовал своего героя — графа Балдуина Парижского. Горожане говорили о его уме, смелости и щедрости. Если мать хотела похвалить ребёнка, или жена сделать приятное мужу, сравнивали любимых мужчин с графом Парижским. Магнаты империи и князья церкви в частных разговорах всё больше бранили Карла III за уходящее в бесплодных переговорах с дикарями время.
Император ждал подкреплений и пребывал в нерешительности. Правитель восточных марок незаконнорожденный сын покойного брата Карломана Арнульф Кантерийский прислал обнадёживающее письмо — идёт на помощь. Ближайшие вассалы императора Карла бургундцы тоже не безумцы, должны понимать, что под Парижем решается судьба их герцогства.
Но ослеплённые эгоизмом и жадностью поданные, как голодные псы, всегда готовы вырвать из хозяйской руки кусок пожирнее, стоит только проявить слабость. Всюду недовольство, бунт и крамола. Парижане носятся со своим графом, не знают какой ещё титул или звание дать. Славословят на всех углах. Второразрядный город на задворках его империи — вот что такое Париж. Императору франков приходится заботиться об интересах всех людей, населяющих земли от Атлантического океана до Средиземного моря, от Испании до дикой Моравии. Он как носитель сакральной королевской власти не может подвергнуть безрассудно свою жизнь и жизнь десятков тысяч людей опасности, бросив на норманнов все свои силы. Советники ему все уши об этом прожужжали. Его сила и власть - его армии. Не будет армий, не станет империи. Однако слава графа Парижского достигла такой степени, что стала представлять угрозу центральной власти. Пришло время предпринять шаги, чтобы не получить удар в спину от возгордившегося вояки.
Беременность госпожи Фифи де Вилье протекала трудно. Маленькую женщину раздуло, ходила переваливаясь всем телом, как утка. Фифи ужасно подурнела. Лицо оплыло жирной оладьей. Молодой муж, поначалу выказывающий необыкновенную пылкость, скоро остыл и стал избегать её общества. Деятельная непоседа Фифи изнывала от тошноты, скуки и обиды. Её триумф с женитьбой оказался западнёй. Наблюдать в себе рост новой жизни оказалось не так увлекательно, как она мечтала. Соблазнив деверя и привязав его к себе преступлением, крошка Фифи надеялась, что будет вертеть им как угодно, но не тут то было! Молодой муж оказался крепким орешком. Когда она попыталась устроить скандал, Жильбер избил её. Госпожа де Вилье попробовала наказать грубияна отлучением от семейного ложа, он взял её силой, несмотря на торчащее пузо.
Госпожа де Вилье попыталась уговорить Жильбера разрешить нанести визит их родственнице баронессе Эриланг, урождённой графин Мэнской. Муж, чувствуя некое подобие раскаяния за горячность, уступил мольбам. Фифи постаралась обставить свой визит как можно торжественней, чтобы продемонстрировать неженатым подругам триумф женского счастья. Пусть сдохнут от зависти!
Шёл пятый день недели, время их обычных сборищ в весёлом доме Алейны. Госпожа Фифи де Вилье облачилась в лучший наряд из шёлка и бархата, украсила шею золотыми подвесками, маленькие ушки оттянули массивные серьги с самоцветами, пышные волосы скрыл высокий чепец. Отныне всюду по приказу мужа беременную хозяйку сопровождали две солидные матроны. Всех молодых и смазливых служанок Фифи, памятуя печальный опыт с несчастным Жеромом, изгнала из дома.
Солнце показывало полдень. Честные христиане, помолившись, принимались за трапезу. Отряд под командованием мадам выступил по направлению к дому баронессы. Впереди шествовал мальчишка в почти новой одежде без единой прорехи в штанах со здоровенной палкой в руках, которой отгонял от шествия собак и попрошаек. За ним, как пузатые торговые корабли за юркой, боевой галерой, важно плыли дамы. Шествие замыкали двое вооружённых до зубов слуг. Таким отрядом можно штурмовать норманнские укрепления, а не идти с визитом к ближайшей подруге.
В доме Алейны госпожа встретила обычное общество — толстого аббата Эбля, графа Балдуина со своим смазливым оруженосцем. Из женщин были хозяйка баронесса Эриланг, томная Леа и новенькая - маленькая, смешливая блондинка, изо всех сил старающаяся сохранять серьёзность. Блондинку звали Клэр Буше. Вдовой она стала год назад.
Фифи неприятно поразило, как быстро ей нашли замену. Внешне подругу встретили очень хорошо, радовались её замужеству, желали лёгких родов и счастливого материнства. Госпожа де Вилье взахлёб рассказывала о радостях семейной жизни, закатывала выразительные чёрные глаза и говорила, что муж её так любит, так любит, что не даёт шагу ступить, сама с завистью поглядывала на стройный, как у девочки, стан баронессы и твёрдый овал её лица, ревниво наблюдала, как эта сучка ластится к лысому графу и похотливо поглядывает на красавчика-пажа.
Фифи едва удалось сдержать слёзы и вытерпеть до конца визита. Триумфа не случилось. С какого-то момента госпожа де Вилье ощутила себя ожившим трупом. О ней говорили только хорошее, старались не обидеть, но по рассеянным взглядам, пустым и дежурным словам Фифи де Вилье остро почувствовала, что перестала быть интересна этим людям. Они шагали дальше, оставив её на другом берегу. Более всего её обидело выражение брезгливой жалости, которое прочла в глазах юного любовника, некогда рыдавшего на её груди от восторга. «Они все ответят за моё унижение»,- с ненавистью думала маленькая злюка, размазывая по подурневшему лицу слёзы ярости. Дороже всех заплатит юный наглец, посмевший предать её любовь.
Письмо в комнате графа появилось невесть откуда. С этих пор граф ненавидит всё таинственное. Перед сном Балдуин с Эльфусом славно поработали на ристалище. Малец был быстр и ловок, но жидковат для настоящего боя. Письмо заметил остроглазый паж.
- Тут письмо, хозяин,- протянул удивлённо юноша, подымая с пола небольшой свиток.
- Для кого письмо, печать есть?- спросил повелитель. После хорошей работы у Балдуина было благодушное настроение. Эльфус заставил его изрядно вспотеть.
- Печати нет, но коль письмо лежит в ваших покоях, наверное, предназначено вам,- резонно предположил юноша.
- Ты так считаешь? Тогда читай!- приказал хозяин, снял перевязь, положил меч на стол и развалился на стуле.
Балдуин приветливо посмотрел на своего пажа. За последний месяц Эльфус стал выглядеть лучше. «Наверное, малец добился успеха на любовном фронте. Какая-нибудь молоденькая дурочка сохнет по моему красавчику»,- с удовольствием думал граф, глядя на обретшего в себе уверенность юношу. Такую смелость мужчине даёт только женская любовь. Паж развернул смятую, словно её долго носили за пазухой, писульку и начал бодрым голосом: «Милостивый государь, довожу до вашего сведения…» На этом месте Эльфус запнулся и замолчал, переменившись в лице. Балдуин удивлённо поднял бровь.
- Продолжай!
- Я не смею,- пролепетал юноша помертвевшими от страха губами.
- Чего ты не смеешь?- протянул удивлённо Балдуин, ещё не утративший благодушия, но становясь серьёзнее, - я приказываю — читай!
Графу показалось, что его паж хлопнется сейчас в обморок. Вместо человеческой речи из груди юноши выходили только невнятные, клокочущие звуки.
-Ну же,- подбодрил Балдуин оруженосца твёрдым голосом, как всадник успокаивает испугавшегося придорожного куста коня.
- Я не смею... Тут написана ложь,- предпринял робкую попытку продолжить брыкаться юный жеребчик.
- Позволь мне самому судить что есть правда, а что ложь, молодой человек,- вымолвил хозяин угрожающе, бросив многозначительный взгляд на стол, где лежал зловещий меч, которым граф уже убил одного оруженосца. Но всегда послушного оруженосца словно заклинило.
- Клянусь спасением своей души, ты прочтёшь, что там написано, маленький мерзавец!- потерял терпение повелитель и потянулся к столу.
Тогда, ещё больше побледнев, словно уже расставшись с жизнью, Эльфус выдавил из себя, то что он уже прочёл глазами, и что сейчас более всего мечтал, чтобы никогда не случилось в его жизни. «Милорд, некая известная вам особа, кою вы щедро поддерживаете деньгами и подарками, изменяет вам с вашим пажом, недостойным той милости, которую вы ему оказали»,- прочитал Эльфус. В комнате повисло зловещее молчание.
- Ты всё прочитал?- спросил граф тусклым, безжизненным голосом.
- Нет. Тут ещё подписано: «Доброжелатель»,- пролепетал юноша. И через паузу добавил: «Теперь всё».
Сказать, что могущественный граф был раздавлен этим известием, значит соврать. Балдуин умом всегда понимал, что красавица баронесса с ним встречается за деньги и покровительство. Не такой граф красавчик, чтобы женщины по нему сохли. Если бы хоть на миг задумался, сам мог легко обо всём догадаться.
Граф в сердцах ударил кулаком по столу. Гнев, как перед дракой, затуманил мозг. Эльфус от страха втянул голову в плечи. Словно дикий зверь в клетке, Балдуин заметался по комнате, схватил меч со стола и вытолкал оруженосца во внутренний двор. «Правильно, не заливать же кровью безродного мальчишки дорогую мебель! Сейчас махнёт своей смертоносной железякой, и всё кончится,- цепенея от ужаса, думал малец, шагая впереди безмолвного убийцы, - надеюсь больно не будет, я меч хорошо наточил!» Ещё Эльфус думал о героической смерти Жобера и завидовал погибшему другу. Собственная скорая смерть казалась нелепой и жалкой.
Бледная луна кривым ножом висит на пыльном от звёзд, чёрном плаще неба, укрывшем потемневшую от людского горя и злодейств землю. За стеной завыла собака, предвещая чью-то смерть. Эльфус вздрогнул: «Собак в городе всех съели за длинные месяцы осады, откуда взялась эта?» Жить ему оставалось недолго. Юноша удивился, на какие незначительные мысли тратит мозг последние мгновения жизни. Место возле ворот для собственной казни Эльфусу показалось подходящим, он остановился и закрыл глаза. «Чего встал? Шагай вперёд!»- грубо погнал пажа жестокий рыцарь. «Не здесь? Чего тянет?»- вихрем пронеслось в мозгу жертвы.
Паж на ватных от страха ногах вышел на улицу. Темнота, безмолвие. Город спит. «Куда он меня ведёт? Покончит со мною дальше от дворца, чтобы выдать за жертву ночных грабителей?- мысли скачут в голове испуганными зайцами. - Бежать! Зачем? Я заслужил смерть. Пусть он меня убьёт». Верный слуга сам приговорил себя к смерти за измену доброму хозяину, подобравшему его из уличной грязи.
Юноша и мужчина шли по безмолвным улицам, освещёнными только неверным светом луны, встречали редких прохожих. Юноша готовился принять смерть в каждом месте, казавшимся подходящим для злодейства. Но граф медлил, они шли и шли, смерть не наступала. Эльфус устал умирать. Мозг отказался дальше бояться и отключился. Оруженосец тупо шагал, повинуясь коротким приказам хозяина, пока не оказался на знакомой улице у заветной двери. Только здесь сердце юноши вздрогнуло, ожило, забило тревогу. Он был готов принять смерть и смирился со своей участью, но злодейский граф замыслил убить и её, ту которую он любит больше жизни.
В голову графа несколько раз приходила дикая мысль рубануть по вихрастому затылку пажа и покончить с этим раз и навсегда. Балдуин даже опускал руку на эфес меча, представляя кровавую картину. «Дурак, сам оставил пацана наедине с этой сучкой. Знал же кто она! Если он сейчас побежит, я его догонять не буду. Это был бы хороший выход для него и для меня,- думает Балдуин, - Чего медлит? Я бы непременно сбежал».
Граф решает походить по ночным улицам, чтобы дать время мальцу прийти в себя. «Он меня предал. Но разве я вправе осуждать пацана за то, перед чем сам не устоял?- думает умудрённый жизнью мужчина, - Ох, как хочется треснуть по затылку малолетнего идиота, чтобы навсегда выбить дурь влюбляться в зрелых хищниц, способных жизнь любого мужчины превратить в ад. Но как всё провернула! «Он вас заменит в ваше отсутствие, дорогой граф»,- передразнил любовницу Балдуин. Ведь не врала!
При мысли об Алейне граф почувствовал ещё большую злость и похотливое возбуждение. Кровь зашумела в ушах. Балдуин несколько раз сильно сжал и разжал пальцы, словно хищный зверь когти. Нестерпимо захотелось причинить женщине боль, которую сам ощутил. «За ложь она должна ответить!»- решает Балдуин. Мужчина забыл, как ложь Алейны ещё час назад делала его счастливым.
«Стучи!»- слышит Эльфус властный приказ. Юноша медлит. «Что делать? Броситься на хозяина? Я с ним не справлюсь. У меня даже кинжала нет, - мысли беспомощно мечутся в голове, - Закричать? Молить чтобы не открывала?»
Эльфус живо представил как кричит под дверью. В пылком воображении поэта будущая роль выглядит настолько жалкой и унизительной, что самая мучительная смерть в объятьях возлюбленной кажется возвышенной и прекрасной. «Пусть он убьёт нас вместе. Я не дрогну. Она сама говорила, что жить без меня не сможет»,- вспоминает глупый мальчишка слова женщины, решает принять смерть в объятьях любимой от меча злодейского графа и стучит.
Открывает растрёпанная, заспанная служанка со свечой в руках. За плечами такой же мутноглазый от сна слуга, вооруженный коротким копьём. Узнают ночных посетителей. Скрывая ухмылки, понятливо переглядываются. «Сопровождать не надо. Мы к вашей хозяйке,- коротко бросает граф, отстраняет со своего пути служанку, отбирает у неё свечу, передаёт Эльфусу, - Ступай вперёд». Юноша подымается по знакомой лестнице, мечтая, чтобы аббат оказался дома. Никого. Скрипят ступени под тяжёлыми шагами.
10
Злой ветер, сорвавшись с гор Мон-дю-Ша на побережье Буржа, гонит крутые волны на болотистый берег, поднимая со дна озера липкую муть, ломает высокие стебли камышей и осоки. Холодные, осенние туманы, похожие на грязную овечью шерсть, стоят над тёмными водами, сводят с ума честных христиан, ложатся сырыми животами на бездонные топи, где по преданию без следа сгинула девятая когорта прославленного седьмого легиона Гая Юлия Цезаря. Долго потом случайные путники, забредшие в эти гиблые места, находили красные солдатские сандалии и железные наконечники пилумов. Даже спустя сотню лет в бронзовом котле местной старухи можно было признать круглый римский шлем с колечком на макушке.
В наше просвещённое время в поисках покоя и уединения от мирской суеты и защиты от врага рода человеческого, населившего топи мерзостью, сумевшей погубить храбрых римских солдат, монахами-бенедиктинцами построен женский монастырь. Рядом сама собой возникла крошечная деревня.
Трудна жизнь на краю гнилых болот для бедных монашек, ещё труднее для монастырских крестьян. Плохо родит переувлажнённая земля. Сёстры едва концы с концами сводят, что уж тут говорить о деревенских. Каждая курица, каждый буассо зерна на счету, не говоря о скотине. Выручает только рыбалка в озере и глубоких протоках вокруг гиблой топи.
Но последнее время всё меньше смельчаков отваживаются выйти на опасный промысел, и не злой ветер тому причиной. Старики рассказывают, что всё началось десять лет назад. Потерялась коза, затем ещё одна, а потом случилось страшное - домой не вернулась девочка, собиравшая на болоте клюкву. Растерзанное тело бедняжки безутешные родители едва признали по нарядной ленточке в светлых волосах. От тела к топи шла кровавая полоса.
С тех пор много раз зеленели и жухли камыши, день становился длиннее и короче. В злосчастной деревне с пугающей регулярностью стали пропадать дети и девушки. Их останки иногда удавалось обнаружить по кровавым следам, и всегда рядом обнаруживали грязную полосу, ведущую в топь.
Неизвестность пугала, пока старая Гевелла, живущая на краю болота со своим ненормальным сыном, не предположила, что виной всему дракон, заведшийся в топи. Дракона никто не видел, но все были уверены в реальности его существования. Тёмные слухи поползли по деревне. С наступлением темноты никто не смел выходить из дома. Монашки служили молебны и взывали о помощи к мирским и церковным властям. Время шло, но долгожданного избавителя от мерзкого дракона власти, занятые своими делами, не присылали.
Баронесса Эриланг сидела у туалетного столика и рассматривала своё отражение в зеркале. Женщина никого не ждала. В жёлтом свете свечей, установленных по обе стороны столика, матовая кожа округлых плеч, высокой шеи отливала золотом. Чёрные глаза в тени длинных ресниц казались таинственными, бездонными омутами. Увиденным красавица осталась довольна и подарила себе ослепительную улыбку. Жизнь прекрасна! Алейна опустила сорочку ниже. Придирчиво осмотрела грудь, приподняла руками. «Так было бы лучше», - подумала баронесса, грустно вздохнула, вспомнила недавний визит дорогой подруги. Как все девочки радовались, услышав, что история Фифи завершилось свадьбой! Алейна немного завидовала её простому семейному счастью, скорому рождению ребёнка. Молодая мать сможет прижать к груди своё дитя, заботиться о нём и всегда быть рядом! Счастливица! Никто его не отберёт.
Алейна вспомнила своего осиротевшего мальчика и немного всплакнула. Баронесса часто думала о Луи, его теперешней жизни с мачехой, трагической гибели графа Филиппа. По Божеской или людской воле провидению было угодно разлучить мать с сыном, не ей слабой женщине с этим спорить, пусть так будет. Её мальчику будет лучше вырасти единственным наследником могущественных де Бульонов, но сердце матери не хотело забывать о своём ребёнке. Придёт время и у мальчика появится могущественная, тайная покровительница, которая сможет уберечь дитя от многих бед, поможет воплотить в жизнь его стремления и мечты. Для этого будущей покровительнице придётся потерпеть. У Алейны скоплена значительная сумма для любимого мальчика. Скоро станет ещё больше. Может когда-нибудь она и признается Луи, что его покровительница - его настоящая мать.
Всё было бы хорошо, если бы не любовь к молодому поэту, заставшая врасплох. Женщина вспоминает золотой свет луны, упавшее одеяло и восставшую плоть спящего юноши, похожую на голодного, длинношеего птенца, и сладко, как сытая кошка, потягивается… Могущественна сила любви. Никто не в силах ей противиться. Видно такова воля Господа!
На улице послышался шум. Глухо стукнула дверь. Сердце женщины болезненно сжалось в тревожном ожидании. Дурные вести. Других среди ночи не принесут. Лестница скрипит под тяжёлыми шагами. Он погиб… Кто? Эбль или Балдуин? Может мальчик? Нет, про оруженосца ей бы никто сообщать в столь поздний час не стал... Может Луи? Вскочила на ноги, накинула на плечи платок. На виске болезненно бьётся жилка.
Кто? Отворилась дверь. На пороге бледный, как мертвец, Эльфус с сальной свечой в худой руке. Чёрно-жёлтые тени одни живые на неподвижном, как восковая маска, лице. За ним тёмная фигура Балдуина бесстыдно блестит лысиной. Всплеснула руками: «Эбль! - пронзительный крик. Накидка полетела на пол - Что с ним?» «Успокойся! С аббатом всё в порядке», - голос графа кажется обескураженным. Женщина медленно опускается на стул, смотрит на мужчин, постепенно понимание причины, почему в столь поздний час явились эти двое, отражается на лице. Некрасивый румянец пятнами проступает на шее и скулах. Алейна шарит рукою по полу в поисках платка, не в силах отвести испуганного взора от мёртвых глаз Балдуина. В тусклых глазах графа застывшая угроза и смерть.
Изменщица сама всё поняла, лицо пошло пятнами, рука перестала искать платок. Зачем? Что ей скрывать? Эти двое её видели всю. Женщина выпрямилась, гордо вздёрнула подбородок, отвела плечи назад, так что тонкая ткань сорочки обтянула груди. Крылья тонко вырезанного носа трепещут, глаза блестят близкими слезами. Она не боится и готова отвечать! «Ну что же, ты сейчас ответишь», - думает злодейский граф и тянет тяжёлый меч из ножен…
Дары императора Элинор пожертвовала убогому монастырю на краю болот, куда завёл их бестолковый проводник подозрительного вида, которым снабдил графиню барон де Вала, новый любимчик императора.
Через неделю скитания по задворкам империи, вместо своего замка женщина с детьми оказалась вблизи пустынного побережья глубокого озера. Разыгралась непогода, дождь хлестал как из ведра, дорога превратилась в ручей. С остывающей воды ветер нёс серые волны тумана. Туман смешивался с дождём, оседал на метёлках тростника, чахлых ёлках, криво торчащих на ржавых, болотных кочках, перьях папоротника. Лошади не могли тянуть тяжёлую карету по липкой грязи.
От мерзкой сырости солдаты промокли, хлюпали носами и глухо матерились, обещая утопить провожатого в том болоте, куда он их завёл. Проводник клялся и божился, что выбрал этот путь, чтобы избежать встречи с кровожадными язычниками с севера, которые в тыщу раз опасней самого мерзкого болота. Пришлось покориться обстоятельствам и судьбе.
Путники прожили почти неделю у монашек, изрядно подъев их скудные припасы, прежде чем появилась возможность следовать далее. Элинор поразилась неведомому ранее чувству сродства своего настроения унылому и однообразному виду серой от дождей и низкого неба воды, пустынных болот, заросших тростниками и кустами вереска. Только пугали обрывки разговоров и жутких слухов про таинственную нечисть, заведшуюся на болоте и вселяющую ужас в обитателей монастыря.
Графиня своими ушами слышала стоны и вопли, которые издаёт тёмными ночами таинственная трясина. Девочки вздрагивали, прижимались к матери. Элинор улыбалась, скрывая тревогу, говорила, что это ветер воет в ёлках на болоте, что в стенах святого дома и под охраной своих храбрых защитников, доказавших свою верность, им ничего не угрожает.
Больше страшных болот до душевной дрожи и оцепенения прекрасная графиня боялась скорой встречи с мужем. При одной мысли, что надо будет жить далее, как будто ничего не случилось, каждый день смотреть в его глаза, женщине становилось дурно, хоть всё что она сделала, она сделала ради Балдуина, их семьи и Франции милой.
Невольная остановка в божьем доме на краю болот отодвигала ужас будущей встречи. От ощущения заброшенности и уединения крошечного монастыря, его простого, неторопливого быта, подчинённого строгому уставу, участия в ежедневных многочасовых службах и молитвах графине полегчало. Однажды она набралась смелости, исповедалась и получила прощение. Когда стало холоднее, небо очистилось, и появилась возможность продолжить путь, Элинор захотела отблагодарить сестёр за оказанное гостеприимство и пожертвовала монастырю все драгоценности, которыми наделил её император. Монахини были поражены щедростью богатой дамы, однако от дара не отказались и приняли его с благодарностью. Лишь не смогла красавица-графиня расстаться с перстнем из даров Карла, в простую оправу которого был вставлен грубый камень невиданной чистоты, прозрачный как её слёзы, что выплакала она долгими, одинокими ночами по своему милому мужу.
Алейна на него не взглянула. Эльфус рассчитывал, что его божество кинется ему на шею, и они красиво умрут в объятиях друг друга от беспощадного меча злодейского графа, как герои античной трагедии, и может когда-нибудь неведомый поэт сложит песнь про прекрасную любовь благородной дамы и простого оруженосца, навсегда обвенчанных холодной сталью. Эту песню будут передавать из уст в уста многие поколения менестрелей, и пока будет жить песня о прекрасной Алейне и смелом Эльфусе, их души, соединившись в небесном чертоге, будут жить в памяти людской.
У бедняги-поэта даже слёзы выступили на глазах от высокого чувства любви к даме и жалости к самому себе. Но беспощадный палач сунул свой меч в руки оруженосца и вытолкал его за порог, свирепо прошипев: «Стой на страже. Убей всякого, кто попытается сюда войти!» Дверь с грохотом захлопнулась перед носом юноши, погасив свечу. Оторопевший от такого поворота событий оруженосец оказался в полной темноте с хозяйским мечом в одной руке и свечным огарком в другой.
Некоторое время за дверью ничего не было слышно, потом там застонала женщина. «Он её душит!»- подумал Эльфус. Юноша хотел броситься внутрь, но стоны не походили на стоны умирающего человека. Таких стонов от любимой поэт ни разу не слыхал, он вообще не слышал, чтобы женщина так страстно стонала, но то что эти звуки издаёт его обожаемая госпожа, у юноши не было сомнений. Меч с грохотом полетел на пол. Несчастный зажал уши и по-детски отчаянно заплакал во весь голос.
Балдуин встал с распластанного тела женщины, завязал тесёмки штанов, подошёл к столу. Алейна осталась лежать неподвижно, не потрудившись оправить бесстыдно задранную на шею сорочку. Последний яростный натиск мужчины оставил её без сил.
Толстые восковые свечи едва светят. У неё всегда на столе стояло вино. Заглянул в кубок. Пусто. Балдуин про себя чертыхнулся и досадливо поморщился. Это сучка расцарапала ему спину. Его Светлость по-хозяйски, не спеша оделся. Женщина тихонько заплакала. Граф скривил губы. Сердце словно заледенело от пережитой боли. Балдуин постоял несколько длинных мгновений посредине комнаты, хмурясь смотрел на плачущую женщину, покачался с пятки на носок, лицо сделалось скучным и пустым, как у трупа, отвязал от пояса тяжёлый кошель, бросил на стол, буркнул: «Тебе это было от меня надо». И шагнул в темноту за дверь. Вернулся, взял свечу от зеркала и снова вышел.
За порогом мужчина увидел рыдающего мальчишку, свой меч валяющийся на полу, хмуро подумал: «И этот ревёт». Грубо сказал оруженосцу: «Сопли подбери! Дай сюда меч. Ещё раз бросишь оружие - руки оборву». Потом помолчав, добавил: «Пойдёшь эту суку .., - и он произнёс самое грязное слово, означающее плотские отношения между мужчиной и женщиной, - я ей достаточно заплатил, чтобы она и тебе давала». Юноша дёрнулся, словно от удара в лицо, в ужасе затряс головой, пятясь от графа, как от ожившего мертвеца. «Лучше бы он меня убил», - пронеслось в голове. Эльфус подумал, что сейчас умрёт от горя и позора, но не умер, а покорно, как побитая собака, потащился за хозяином.
Внизу хлопнула дверь. Балдуин ушёл из её дома и жизни, чтобы никогда назад не вернуться и увёл за собой её мальчика. Алейна залилась слезами, уткнулась лицом в подушку, зарыдала, красиво сотрясаясь круглыми плечами. «Зачем жить? Всё кончено!» - проносились скорбные мысли в голове.
«Вот бы умереть, но чтобы больно не было, - стала мечтать женщина, - Удавиться?» Алейна вспомнила синее лицо висельника, которого видела однажды, представила чёрно-багровую полосу на своей шее, выпученные глаза и чёрный язык, вывалившийся изо рта, брезгливо передёрнула плечами: «Не хочу. Что станет с Луи? Нет, нет, нет!»
Женщина плакала, самозабвенно упиваясь свалившимся на неё несчастьем. Горькие слёзы вымывали скорбь из души, уносили печаль. Пришло понимание, что всё могло кончиться много хуже. Рыдания постепенно стихали. Алейна успокоилась, промокнула платком покрасневшие глаза, подошла к столу, по пути привычно заглянув на своё отражение в зеркале.
Вид кошелька её приятно удивил. Не переставая хлюпать носом, вытряхнула деньги, пересчитала тяжёлые монеты и спрятала золото в заветный сундучок для Луи. У мальчика будет счастливое будущее, а эти двое ещё приползут к её ногам!
11
- Ты поговоришь с императором, чтобы меня утвердили на Парижскую кафедру? - Эбль внимательно взглянул на приятеля чёрными как у сестры глазами. Балдуин поморщился. Он не любил просить даже за себя, но поддержка аббата сейчас была необходима, как воздух.
В собственном городе графу Парижскому стало тесно. Все его распоряжения игнорировались имперской администрацией, приказы под различными благовидными предлогами не исполнялись или исполнялись так, что он их узнать не мог. Аббат Жозе, временно заменивший почившего в бозе епископа Гозлена, и барон де Вала вместо помощи вставляли палки в колёса.
- Тебе так нужна эта кафедра?- спросил граф товарища.
- Почему нет?- вопросом на вопрос ответил большой аббат. - Если император меня не назначит, все эти шавки от духовенства вцепятся мне в зад. Не думаю, что им хватит сил меня загрызть, но визгу будет много. Да и тебе от церковных лицемеров и фарисеев достанется, Ваша Светлость. Мы с тобой одно дело делаем — страну защищаем! Они только о своей шкуре пекутся. Нам надо держаться вместе! Друзья с приязнью посмотрели друг на друга, немного помолчали.
- Что-нибудь про Зигфрида слышно?- спросил Балдуин.
- Новостей нет. Это меня тревожит,- сказал Эбль, хмуря густые брови.
- Честно сказать, меня тоже,- произнёс граф, - по-моему, язычники нас водят за нос. Эбль невольно покосился на длинный графский нос.
- Мы с твоим доблестным дядюшкой епископом Гозленом понимали друг друга. Хотел бы в твоём лице обрести такого же мудрого союзника. Давай выпьем за твоё назначение. Клянусь, употреблю всё своё влияние при дворе, чтобы ты стал епископом!- сказал граф и разлил вино по кубкам.
Карл III задумчиво терзал толстую щеку, покрытую жёстким волосом седеющей бороды. Перед ним на столе лежали два диплома об утверждении на Парижской кафедре. Один - на имя аббата Жозе настоятеля базилики Сен-Мартен де Ша. Другой - племянника недавно умершего епископа этого города. Всё было за то, чтобы подписать второй документ. Аббат, как там бишь его? Ага Эбль. Аббат Эбль высказал себя при обороне города с лучшей стороны, пользуется любовью парижан. Правда, у него не высокая репутация среди сановников церкви. Но, возможно, это от зависти. За аббата Эбля настойчиво просил граф Парижский. За Эблем сила, за аббатом Жозе кто?
В кабинет, неслышно ступая, вошла Бланка де Мариконда с серебряным кубком на драгоценном подносе в скромном на вид платье, которое одно стоит как полный рыцарский доспех. Карл сердито поджал толстые губы. Вчера пришлось утвердить все назначения на должности, которые рекомендовала ему советница, избавив повелителя от мучительных раздумий. Канцлер Лютвард, принимая документы от императора, скорчил такую рожу, словно проглотил лимон.
Карл видит, как его окружение ревностно относится к этой святой женщине и незаменимой помощнице, готово вцепится в глотку по любому поводу её вмешательства в государственные дела. Чтобы не дразнить придворных гусей и всем доказать свою самостоятельность, Карл хотел решение о назначении Парижского епископа принять сам.
«Чего тут рассуждать и мучиться? - торопливо подумал император,- эти двое - граф Балдуин и аббат Эбль понимают друг друга, значит не станут тратить время на выяснение отношений и смогут лучше исполнять мою высочайшую волю!»
Он обмакнул перо в чернила, чтобы утвердить своё решение письменно, как услышал вкрадчивый голос: «Испей, повелитель! Это придаст тебе силы». Карл поднял глаза. Женщина стояла сбоку, протягивала питьё и из-за его плеча заглядывала в бумаги на столе.
К досаде обоих приятелей, на Парижскую кафедру император утвердил епископа Аскериха, знатного магната Западно-Франкского королевства брата могущественного графа Мо, одним из первых признавшего власть Карла III. В результате сего решения император укрепил свою власть в Париже, а знатная дама Бланка де Мариконда стала заметно богаче.
Канцлер Лютвард происходил из захудалого, но весьма многочисленного восточно-франкского рода. Будущий император и его канцлер росли вместе. С детства Лютвард привык быть тенью своего родовитого приятеля. В отличие от Карла, юноши дородного и представительного, будущий канцлер внешностью из толпы не выделялся, телосложение имел обыкновенное, говорил тихим голосом, но волю имел твёрдую, ум острый. Скоро набожный и ленивый Карл дня не мог прожить без совета друга и привык, что все решения за него принимает Лютвард. Во многом стараниями своего канцлера Карл шагнул к вершинам власти и стал императором всех франков.
За много лет Лютвард настолько уверовал в свою незаменимость что упустил момент, когда император стал тяготиться его опекой. Занятый делами империи, канцлер не обратил внимания на новую фаворитку. Рыжая старуха не показалась Лютварду опасной. Потом у императора были шашни с Элинор Вифлисбургской.
Это Лютварда вполне устраивало. Пока Карл занимается своими бабами, творит и замаливает грехи, канцлер управляет империей. Чувство от обладания властью много острее чем от связи с женщиной.
Неожиданное назначение на Парижскую кафедру недалёкого епископа Аскериха канцлера взбесило. Это всё интриги рыжей ведьмы! Столица западных франков не то место, где к власти можно ставить случайных людей. Настало время сурово поговорить с другом детства.
Канцлер застал Карла довольным и расслабленным. Непривычный румянец сиял на толстощёком, одутловатом лице повелителя. Наедине друзья детства привыкли общаться накоротко, не соблюдая этикета.
- Карл, отзови своё решение об утверждении епископа Аскериха на Париж. Это не тот человек, что мне там сейчас нужен!
- Тебе?- император нахмурил кустистые брови,- с каких пор ты решаешь кому какое место в моей империи занимать. Лицо приятеля побагровело от подступившего гнева.
- Но, Карл..,- перебил друга детства Лютвард.
- Молчи! Я не закончил,- неожиданно взъярился император,- только от тебя и слышу: «Карл, ты должен то, Карл, ты должен сё». Я никому ничего не должен. Господь Бог не для того мне вручил державу и скипетр, чтобы я как паяц, плясал под твою дудку.
Гнев и обида ударили в голову несчастного Лютварда и на краткий миг затуманили разум.
- Господь тебе вручил?- закричал канцлер,- пока ты трахал своих шлюх и затем отмаливал грехи, я вёл тебя к короне, я строил твою империю! Ты забыл на какие жертвы и унижения мне пришлось пойти, чтобы папа Иоанн выбрал тебя из всех претендентов? Ты не знаешь, как трудно было держать в узде самолюбивого Генриха. Ради твоих амбиций был разрушен и ограблен христианский Вьенн. Нет такого преступления которого ради тебя я бы не совершил! Я измучен и опустошён. Убивая твоих врагов, я взял на себя твои грехи. Нет моей душе спасения.
- Ну, что же,- неожиданно спокойным голосом сказал Карл своему прежнему другу,- если тебе в тягость обязанности канцлера, можешь покинуть двор. И ещё, впредь обращайся ко мне только «Сир» или «Ваше Величество».
Канцлер выскочил из королевских покоев в ярости кусая губы.
Для блага империи пришлось напустить на себя смиренный вид и униженно ползать на брюхе перед ничтожной куклой. Но дорого обойдётся другу детства его унижение.
- Не слишком ли я был к нему суров?- спросил Карл у появившейся рядом, как по волшебству, фаворитки, когда друг детства попросил прощения и удалился,- мне показалось, он был расстроен.
- Вы, сир, указали канцлеру его место. Вы помазанник божий. Мы все только слуги, лежащие в прахе у Ваших ног,- Бланка низко поклонилась императору. Карл вдруг заметил дряблую кожу вокруг губ фаворитки и седые корни волос. Вид старости был неприятен, но слова понравились.
- Ну, «лежащие в прахе» - это ты уже слишком,- смутился Карл, краснея от удовольствия.
Вновь осень пришла на земли Франции милой. Ветер с Атлантики обрывает жёлтые и красные листья с деревьев. Тысячи перелётных птиц потянулись к югу. Обширные болота в устье многоводной Луары наполнились несмолкаемым птичьим гомоном, трепетом лёгких крыл. Многочисленные птичьи стаи оживили на короткий миг безжизненные солончаковые болота, кочующие песчаные отмели и глубокие, синие протоки.
А на далёком озере Бурж пропал рыбак. Его лодку, словно перекушенную пополам огромными челюстями, выбросило на болотистый берег возле монастыря.
В конце октября до горожан стали доходить смутные слухи, что на земли Восточных марок напал князь Великой Моравии Святополк со своими язычниками. Обоз с подкреплениями, который Арнульф смог отправить императору, разграбили на неспокойной границе. По городу поползли слухи, что сделали это жадные бургундцы, не простившие императору сожжённого Вьенна.
26 октября прискакал измученный гонец от графа Алома с вестью, что нечестивец Зигфрид крайне спешно идёт из под Байё огромной силой одновременно по суше и воде, подвергая опустошению монастыри и селения по берегам Ора и Сены, едва оправляющиеся от прежнего набега. Если срочно ничего не предпринять Великая норманнская армия скоро соберётся под Парижем.
Карл III перепугался и хотел немедленно бежать. В городе возникла паника. Канцлеру Лютварду, князьям церкви и магнатам королевства едва удалось удержать повелителя от постыдного бегства и пресечь распространение ложных слухов, подвергнув публичной порке самых оголтелых паникёров.
Второго ноября барон де Вала в присутствии епископов парижского Аскриха, Неверского Гейлона, Жиронского Теотария и кроткого аббата Жозе от имени императора подписал постыдное соглашение с нечестивыми язычниками конунга Хрольфа с позиции побеждённого, по которому он император почти всего христианского мира Карл III пропускал норманнов в Бургундию, отдавая на разграбление с условием, что в марте язычники уйдут. Так же император обещал нечестивцам выплатить семьсот фунтов серебра как выкуп за Париж и плату за их окончательный уход.
Вскоре после 6 ноября Карл вместе с двором в крайней спешке направился в Суассон, оставив в Париже барона де Вала с сильным отрядом копейщиков, для обеспечения выполнения соглашения с язычниками.
Несмотря на присутствие императора, дисциплина в отступающем войске упала. Восточные и западные франки наперебой принялись обвинять друг друга в неудаче и грозить уходом. Почувствовав что власть ускользает из рук, вопреки советам фаворитки, император стал покупать верность подданных, раздавая им бенифиции и привилегии.
Граф собрал в таверне всех своих под видом дружеской попойки. Своих явилось немного — аббат Эбль, графы Эно и Ренье, влиятельный цеховой старшина Эбервульф.
-Вы слышали, что нам приказал сделать это высокородное ничтожество? - спросил Балдуин присутствующих, особо не стесняясь в выборе выражений. Хмель и злость туманили бесшабашную голову графа. Аббат Эбль неодобрительно посмотрел на друга. Их отношения всё больше разлаживались. Слишком часто приятель стал искать утешение на дне бутылки и много говорить лишнего на людях. Это может плохо кончиться и не только для него. Сестра ходит по дому вся зарёванная и не желает никого видеть. Ну подумаешь, девочка увлеклась. С кем не бывает. Не делать же из этого трагедии! Но решение Карла пустить язычников в Бургундию — низкое скотство, тут Балдуин прав!
- Слышали, Ваша Светлость, - ответил аббат, щедро подпуская в голос иронии, при произношении громкого титула друга, - но что мы можем сделать? Трепать по тавернам языком?
- Ударить по грязным язычникам! Пусть отведают нашей стали! - решительно заявил неистовый граф Эно, багровея толстым лицом от злости и выпитого вина, и стукнул по столу огромным кулаком, так что подпрыгнули глиняные плошки с закусками. Худощавый граф Ренье вытянул длинную шею и вопросительно посмотрел на Балдуина.
- Ударить конечно надо было, но император сбежал. Время упущено. Без его помощи нам норманнов не опрокинуть. Слишком хорошо укреплён их лагерь, - вынужден был признать Балдуин.
- Тогда чего мы собрались? Излить друг другу обиды? Напиться с горя? Я за то, чтоб напиться! Обиды я смываю кровью врага! - осклабился храбрый граф Эно.
Балдуин обвёл собравшихся задумчивым взором.
- Напиться успеем. Думаю, у нас не один повод к этому будет. Мне нужна ваша поддержка. Давайте обсудим...
Жиль де Вала мог быть собой доволен. За два года он - безродный наёмник, которого покойный граф Филипп де Бульон держал для тёмных дел, шагнул к вершинам власти и обрёл баронский титул. Жиль давно понял, что ни один правитель не может обойтись без цепного пса, всегда готового выполнить команду - «фас». Вначале он убивал по приказу Филиппа, теперь канцлера Лютварда — великого человека, который один способен разделить груз правления с Карлом и взять на себя часть обязанностей по управлению огромной империей франков.
Пусть хозяин не часто ласкает свирепого пса, зато хорошо кормит. Лютвард оставил де Вала в Париже, чтобы обеспечить проход кораблей конунга Ролло под мостами. Поручение не должно было вызвать трудностей. Местный граф артачится, играет в благородство, но Жиль расставил на ключевые должности в городе верных людей и завёл среди местных полезные знакомства.
Всё было готово. Никому не доверяя, Жиль убедился в этом сам. Беспокоиться не о чём. Барон заглянул в гости к одной из щедрых парижских дам, с которой познакомил его аббат Эбль, и предался заслуженному отдохновению. Кстати, этот аббат весёлый человек и достойный дворянин, обладающий политическим чутьём и многими талантами. Жиль считает, что аббат добьётся больших успехов при дворе.
Ночью барона с трудом нашёл встревоженный начальник стражи шевалье Жильбер де Вилье. Сей достойный молодой человек высказал изрядное рвение в делах службы и делал стремительную карьеру благодаря правильному пониманию долга, богатству и связям при дворе многочисленной родни его жены.
Трагическим шёпотом шевалье доложил, что в городе происходит нечто тревожное и непонятное. По приказу графа Парижского удвоены караулы, в конюшнях лошади стоят под сёдлами, солдаты ночуют в казармах в полной амуниции.
Возможно, если бы де Вала не хотел так сильно спать, он додумал, что так напугало шевалье Жильбера. Вместо этого барон отмахнулся от молодого паникёра. «Удвоить караулы и бдительность — весьма мудрое решение графа Балдуина. От норманнов накануне решающего дня можно чего угодно ждать»,- подумал де Вала, проваливаясь в сон.
Серым, ненастным утром Жиль де Вала в окружении большой группы телохранителей стоял на Большом мосту. Барон готовился дать команду поднять цепи и освободить фарватер. Множество народа явилось посмотреть на проход флота язычников под мостами. Барон чувствовал себя важной персоной и сочился спесью. В отдалении чёрным пугалом уныло торчал местный граф со своими немногочисленными приспешниками.
Длинные норманнские корабли неспешно отваливали от берега, строились в колонну и на вёслах шли против течения к мосту. Расписанные яркими красками и украшенные головами чудищ корабли на серой глади реки казались ожившими драконами.
Жиль невольно залюбовался выучкой язычников. Пришло время дать условную команду на подъём цепей. Барон хотел поднять руку, но его грубо схватили за запястье. Оборачивается. Балдуин скалит жёлтые зубы.
- Не торопись, любезный!
- По какому праву мешаешь исполнить высочайшую волю?- голос барона срывается в крик. Напряглись телохранители.
- По суверенному праву дарованному императором нашим Карлом III графу города Парижа. Только граф Парижский имеет право пускать через свои земли вооружённых людей. Тебе документ зачитать, неуч, или на слово поверишь?- издевательски усмехается Парижский граф.- Разуй глаза, посмотри вокруг,- продолжал издеваться Балдуин, - ничего не видишь?»
Де Вала поднимает голову. Везде рядом с его людьми стоят солдаты Парижского графа и дерзкие горожане. Из-за спины Балдуина свирепо скалится граф Эно, с угрожающим видом поигрывает фальшионом длинношеий граф Ренье, и только новый приятель барона толстый аббат Эбль делает вид, что он тут ни при чём. На башнях и стенах стоят городские лучники и арбалетчики со стрелами на тетивах. До барона де Вала, наконец, дошёл смысл ночной тревоги, устроенной бдительным Жильбером де Вилье.
12
Норманны протолкались под мостами до полудня, не дождались свободного прохода и вызвали франков на переговоры. Балдуин с высоты стены им объяснил, что в грамоте подписанной ими с императором нет пункта об обязательстве пропустить корабли под мостами. Там речь идёт о допуске их в Бургундию, он им в этом чинить препятствие не собирается. Император Карл III владеет по божественному праву теми землями и вправе распоряжаться ими по своему усмотрению. Граф Парижский владеет мостами и в праве распоряжаться ими. Норманны потребовали представителей франкского императора для дальнейших переговоров. Балдуин сказал, что он соглашения не подписывал. Пусть от имени императора говорят люди, имеющие соответствующие полномочия.
Из города вышли барон де Вала, благочестивый Аскерих епископ Парижский, Теотарий епископ Жеронский, епископ Неверский Гейлон и кроткий аббат Жозе. Балдуин с Эблем провожали их в воротах башни. От страха и волнения преподобному Жозе стало плохо. Заменить его вызвался аббат Эбль. Балдуин с удивлением глянул на приятеля. Упала решётка. Ворота за делегацией захлопнулись.
К вечеру к башне явились три парламентёра от норманнов и заявили, что знатные франки находятся у них в гостях и будут там находиться, пока корабли не пройдут выше города. Конунг Хрольф уважает священное право парижского ярла на его собственность, но император Карл дал ему на меч свою Бургундию. Если парижский ярл или кто другой станет противиться воли двух властителей, знатные франки, говорящие от имени своего конунга, будут казнены.
На следующий день парижане стали свидетелями невиданной суеты и движения на занятом врагами берегу. Толпы язычников занялись непонятным делом. Вначале норманны восстановили предмостное укрепление, огородили его рогатками и щитами в несколько рядов. Потом язычники выровняли полосу земли вокруг мостовой башни, словно собирались делать дорогу. Для этого им пришлось срыть холм, завалить землёй и ветками два оврага. Работа ни на миг не останавливалась.
Смысл происходящего парижанам открылся только к вечеру, когда язычники поволокли по своей дороге корабли, подкладывая под днища судов деревянные катки. Работали споро, словно проклятым северянам такая работа была хорошо знакома и привычна.
Балдуин стоял на стене и бесился от бессилия. Он бы смог одним ударом лишить норманнов большей части их флота. Смерть безродного барона де Вала ему бы простили, но не смерть трёх епископов. Оставалось только в ярости кусать губы. Тут ещё лучший друг не вовремя подсуетился и добровольно попал в заложники…
Перетащив корабли выше Сите, конунг Роллон сдержал слово и отпустил заложников. Де Вала в Париже не задержался, сборы были стремительными. До барона дошли достоверные сведения, что нечестивый Зигфрид со своими головорезами завтра может оказаться у Сите. Договорённости с одним конунгом не давали гарантии, что другие норманны будут их соблюдать.
Многочисленный и хорошо вооружённый отряд барона де Вала уходил в земли Восточной Франкии. Холодный, осенний дождь торопливо смывал следы его позора с грязной дороги, но не в силах был их смыть с уязвлённой души. Коварный парижский граф ещё ответит за унижение, пережитое заложниками в норманнском плену. Барон живо представил как его палица разбивает лысую голову графа, даже рука зачесалась. Однако, учитывая недобрую славу Балдуина, де Вала безопасней было вообразить смерть ослушника императорской воли от кинжала наёмного убийцы. Так или иначе, семейство Вала всегда платило по долгам. Ни один обидчик, осмелившийся бросить вызов, не зажился на земле долго.
Драккары конунга Хрольфа беспрепятственно поднялись по Сене до места впадения в неё многоводной от осенних дождей Йонны, вошли в неё и подступили к богатому городу Сане, по пути разграбив и разрушив монастырь Сен-Реми. 30 ноября 886 года от Святого Христова Рождества норманны осадили Сане. Натолкнувшись на ожесточённое сопротивление, язычники рассеялись по внутренним землям империи, которые до сего дня были недоступны их набегам. Гордая Бургундия погрузилась в траур.
Зигфрид явился к Парижу, когда корабли Хрольфа ушли на Йонну. Под Парижем норманнский конунг не остался, а творя по пути грабежи и насилия, бросился в погоню за франкским императором, не считая себя связанным с последним никакими обязательствами. Конунг провёл корабли по Сене и Уазе и прибыл в Суанссон, откуда Карл III накануне в страхе и панике бежал. Зигфрид не стал далее преследовать императора. Норманны остались в богатых землях на зиму, убивая и захватывая в плен местных жителей, грабя и сжигая монастыри и поместья. Запылала пожарами земля франков.
Бланка де Мариконда фаворитка и советница императора пребывала в бешенстве. По вине Парижского графа, чей меч много длиннее ума, ей приходиться, как безродной бродяжке, метаться по всей Франкии в поисках убежища. Упрямство этого кретина привело к тому, что договорённости с норманнами сорваны. Злодей Зигфрид идёт по пятам. Надеждам на спокойную жизнь при дворе не суждено сбыться. Она этого так не оставит, и месть её будет страшна… «Мальчик, подай бумагу», - приказала фаворитка.
Из-за предательства императора граф потерял интерес к жизни. Целыми днями сей доблестный муж валялся в постели и тупо глядел на стену. Ни приглашения на дружеские попойки от жизнелюбивого аббата, ни попытки Мудреца увлечь Балдуина разговорами о славных деяниях великих полководцев, ни даже тёмные намёки на таинственную силу, способную разрушать крепкий камень, не вернули утраченный интерес. Эльфус боялся потревожить покой хозяина и старался как можно реже попадаться на глаза.
Новое письмо появилось в графском кабинете так же таинственно, как и первое. Письмо обнаружил Эльфус. Балдуин в свой кабинет дорогу давно забыл. Первым желанием юноши было уничтожить подмётную грамоту, но сделать это паж не посмел и с видом побитой собаки, страшно боящейся хозяйской руки, но покорной её воле, понёс письмо Балдуину. На сей раз граф не стал заставлять его читать, а отпустил, слабо махнув рукой в сторону двери. Выходя из комнаты, паж заметил, что большой кувшин вина, который он недавно принёс хозяину, наполовину пуст.
Ничего хорошего от таинственного послания Балдуин не ждал. С раздражением заметил, что рука, держащая свиток, предательски дрожит. Граф выругался, торопливо сломал неразборчивую печать. Буквы плясали перед глазами.
«Милостивый государь, - прочёл граф, холодея от ощущения неотвратимости приближающейся катастрофы, - Ваша жена более недостойна Вашей любви. Будучи при дворе, сия дама вступила в преступную и незаконную связь с некой высокопоставленной особой. Доказательством свершившегося акта прелюбодеяния могут служить многие подарки и ценности, которые эта корыстная женщина получила в награду за своё грехопадение. При встрече, поинтересуйтесь, что за перстень ваша жена Элинор носит на руке. Доброжелатель».
Эбль случайно узнал от знакомой повитухи, что бедняжка Фифи умерла от послеродовой горячки. Ребёнок родился здоровый. Это большеголовый, чернявый, толстый и крикливый мальчик. Аббат постыдно напился. По прошествии пяти месяцев как они с Фифи расстались, понял, что любил эту маленькую стерву. Фифи была живая, не то что новая любовница. Быть может, женщина не врала - это его мальчишка родился…
Но не только это угнетало хитроумного аббата, не давало покоя и лишило сна. Он поставил не та ту лошадку. Но игра в жизнь не может считаться проигранной, пока живы игроки.
Аббат благодарил бога, что добровольно вызвался пойти в лагерь норманнов вместо трусливого аббата Жозе. Барон де Вала на многое открыл ему глаза — как действительно относится Карл к своему regni maximus defensor, за какие «заслуги» дружка Балдуина отправили защищать бывшую столицу на острове, к чему привело самоуправство графа, почему не утвердили Эбля на Парижскую кафедру, и какими неприятностями в дальнейшем дружба с Балдуином грозит жизнелюбивому аббату.
Барон предложил помощь аббату взамен некого поручения, обещал протекцию при дворе и содействие в получении епископского сана. Сказал: «Считай твой сан у тебя в кармане!»
Предложение выглядело выгодным, но при одной мысли о том, что ему предлагали сделать, Эблю становилось невыносимо тошно и хотелось напиться.
Балдуин проснулся от ощущения, что в его жизни случилось нечто ужасное. Пока память продиралась в сознание сквозь остатки тяжёлого сна, граф надеялся, что всё происходящее с ним дурной морок, пригрезившийся от жуткого похмелья.
Осознание беспощадной реальности пришло, как удар холодной сталью. Опустил руку и нашарил возле кровати кубок. Пусто. Выругался и изо всей силы запустил безвинную посудину в дверь. Драгоценный сосуд, жалобно звякнув, с грохотом покатился по каменным плитам пола.
В комнату вбежал испуганный паж. Лицо Эльфуса бледнее чем обычно. «Тут к вам… Эта, - сказал запинаясь юноша. Балдуин уставился на оруженосца мутными глазами: «Вина!» Голос сиплый, словно скрип ржавого железа. Паж метнулся за дверь, на его месте возникла рослая монахиня самого сурового и решительного вида. «Какого чёрта.., - начал граф, но монашку это не смутило. «Остановись, богохульник, - сказала строго женщина, - дьявол к тебе ближе чем ты думаешь! Возьми это!»
Монахиня протянула Балдуину маленький образок Девы Марии из плохого серебра. «Образок Мариз, - пронеслось в затуманенном пьянством мозгу Балдуина. «Что с ней?» - остатки хмеля разом вылетели из головы. «Послушница Мариз этой ночью скончалась. Перед смертью просила передать тебе, граф Парижский, этот образок». Божий свет пошёл в глазах красными и фиолетовыми пятнами, в ушах зазвенело. «Почему она? Христос, ты несправедлив и жесток...»
Бедняжка Мариз умерла. Всемогущий Бог сжалился над несчастной и забрал к себе. Пришли усталые и равнодушные от многих виденных смертей могильщики и положили ставшее от болезни невесомым тело на повозку к другим трупам.
Испуганный мальчишка-оруженосец настиг Эбля после утренней службы. Менее всего аббат хотел видеть этого смазливого проныру, но избежать досадной встречи не удалось.
-Чего тебе? - буркнул аббат, протягивая руку для поцелуя. Паж смешался, неловко ткнулся губами в перстни на толстых пальцах.
-Хозяин не в себе… Заперся в часовне. Грозится убить всякого, кто туда войдёт, - пробормотал Эльфус, не глядя в глаза святому отцу.
-Что, вот так ни с того ни с сего сошёл с ума? - равнодушие разом слетело с толстого лица аббата, - рассказывай подробно что стряслось, или я шкуру с тебя спущу!
С мечом в руке, оскальзываясь на мёрзлой земле и пугая прохожих, безумный граф бежал по городу. В некотором отдалении от повелителя, громко топали и потели под кольчугами воины из Чёрного отряда с тяжёлыми щитами за плечами. Верный Кастор приказал подчинённым заменить мечи на палки, чтобы в нечаянной стычке не убить хозяина.
Балдуин беспорядочно метался по городу, забегал в церкви и на кладбища словно разыскивал кого-то. Потом лицо сумасшедшего приняло осмысленное выражение. Он остановился, обвёл глазами стены домов, улицу полную людей, испуганные, возбуждённые лица своих солдат и случайных зевак, понял где находится и решительно двинулся в сторону кладбища Невинных.
Давно почтенный аббат так не бегал. Хорошо порывшись в памяти, можно смело утверждать - он никогда так не бегал. Аббаты величаво ступают, шествуют, а не бегают по городу сломя голову, подобрав края сутаны, словно испуганная баба юбку.
Наконец появились строения аббатства Сен-Жермен-л,Оксеруа, за ними разверстые ямы общих могил кладбища Невинных, четырёхугольная, массивная каменная часовня, торчащая посредине кладбища уродливым входом в преисподнюю. Вокруг толкались с десяток могильщиков, несколько любопытных монахов. У входа нерешительно переминались с ноги на ногу замёрзшие солдаты из Чёрного отряда под командованием Кастора. Увидев аббата, сержант Кастор просиял лицом.
- Где он? - задыхаясь выдавил из себя Эбль. Морозный воздух драл глотку. В боку кололо.
- Там, - сержант кивнул в сторону уродливого строения, - никого не подпускает. Сержанта трясло от холода и волнения.
- Будьте готовы! - сказал аббат солдатам и решительно потянул на себя тяжёлую дверь.
Полумрак. Изо рта идёт пар. Посредине тёмной часовни тело девушки под белым саваном. Над ним чёрной, нахохленной птицей граф Балдуин. Аббат подошёл ближе.
-А, это ты, - говорит Балдуин тоном обиженного ребёнка, - посмотри какая красивая. Они хотели её закопать. Смертоносный меч лежит рядом. Свет падает на прекрасное, белое лицо Мариз, драгоценными алмазами вспыхивает в крохотных кристалликах снега на ресницах и волосах мёртвой девушки.
- Мы не дадим её зарыть, - говорит Эбль, - мы укроем её надёжно. Ты сможешь сюда приходить когда захочешь. Аббат сел рядом с тоскующим другом и незаметно ногой отодвинул меч от его руки.
Тело прекрасной Мариз де Карруж друзья укрыли в каменном ящике в подвале часовни, предварительно вынув оттуда мощи какого-то бедняги. Балдуин стал тих и печален, послушно исполнял всё о чём говорил ему аббат, когда проводил обряд отпевания.
13
В тот страшный год разорения Франкии зима выдалась особенно лютой, словно норманнские корабли притащили морозы на своих грязных парусах из далёкой Скандии. В декабре земля накрылась белым саваном, который продержался очень долго. Под напором сурового северного ветра голые ветки деревьев царапали снеговые тучи в безуспешной попытке очистить низкое небо. Бледное, красное солнце ненадолго показывалось из-за горизонта, чтобы снова уйти туда, где тепло и нет войны. Промёрзшая земля звенела под копытами лошадей и не давала хоронить умерших. Вода в реках покрылась коркой из прозрачного льда.
Следом за холодом пришли голод и болезни. Добрая госпожа Элинор приказала открыть амбары и кормить нуждающихся. Тауберт старый сенешаль замка Chateau de Mica только сердито хмурился и озабоченно крутил седой головой, глядя как быстро исчезают запасы хлеба в амбарах. Много смелых мужчин ушло на войну. Волки осмелели и стали нападать на домашний скот, а третьего дня стало известно, что серые хищники сожрали старика и старуху Ватире вместе с их тощей коровой.
Семейство Ватире с незапамятных времён жило в крошечной хижине на краю леса, занимавшего дальние земли с севера от замка доброй графини. Сразу за этим известием средь арендаторов появились и стали распространяться слухи о том, что это преступление совершил сам безумный старик Ватире, превратившись в кровожадного волка.
Люди боялись выходить из дому. У многих кончились запасы хвороста, но лучше мёрзнуть у холодного очага, чем погибнуть страшной смертью в зубах волка-человека, или самому превратиться в оборотня от заразного укуса, чем навсегда погубить свою душу.
С целью прекращения слухов графиня Элинор в сопровождении сенешаля с солдатами осмотрела место преступления, где нашла дочиста обглоданные зверями человеческие и коровьи кости, но достоверно кому эти останки принадлежат, установить было невозможно. Кости закопали. Замковый священник достопочтенный отец Карер провёл очистительный обряд. Слухи не утихли, но смертей больше не было, хоть следы огромного волка в окрестностях замка продолжали появляться.
Мудрец посмотрел из глубины капюшона на тусклый от мороза солнечный диск и спрятал озябшие пальцы в рукава просторной шерстяной хламиды, формой похожей на большой мешок или ветхозаветное вретище. Пусть не очень нарядно, зато тепло и практично.
С графом Балдуином совсем беда. Его Сиятельство не ест, не пьёт, целыми днями и ночами сидит в квадратной часовне на кладбище Невинных у каменного саркофага с телом Мариз де Карруж и молчит. К нему приходит толстый аббат Эбль и ведёт долгие беседы о смерти, душе и воскресении из мёртвых, которое обещает Христианство своей верной пастве.
-Скажи, аббат, возможно воскрешение из мёртвых до дня Страшного Суда? - спросил у друга Балдуин.
Не понравился вопрос аббату.
-Мысли о вмешательстве в Божий промысел есть величайший грех, сын мой, - сказал Эбль хмурясь, - мы должны не ропща принять свершившееся и молить Бога о даровании вечного блаженства кроткой душе новопреставленной Мариз! Воскрешать мёртвых или совершать какие-либо действия, направленные к сему, даже задумываться над этим - значит служить дьяволу.
-Но как повествует святой Иоанн, Христос в милосердии своём воскресил Лазаря, который после первой смерти прожил ещё тридцать лет!
-В послании апостола Павла Римлянам сказано: «Пути господни неисповедимы». Не нам простым смертным судить поступки Христа! Лазаря четырёхдневного Иисус вывел из тления в смертных пеленах по великой любви к нему.
- Кто решает, чья любовь достойна воскрешения? Справедливо ли исторгнуть из могилы к жизни человека, вся заслуга которого быть родственником женщины, что помазала ноги Христа мирром и отёрла их своими волосами, и не воскресить ту, которая в служении в Божьем доме многим людям отдала свою жизнь?
Удивлённо посмотрел аббат на Балдуина. Не подозревал хитроумный Эбль своего друга в глубоком знании Святого Писания.
- Придёт последний день этого мира. Явится Христос на землю в славе своей. Мёртвые кости восстанут из земли, облекутся живою плотью, воскреснут телесно все некогда жившие на ней люди! Воскреснет тогда и девица Мариз, чтобы предстать вместе со всеми перед Божьим судом! - с пафосом в голосе произнёс аббат.
- Нам с тобой царствия небесного не видать, - приземлил воспарившего к небу аббата Балдуин.
- Милость Божия к раскаявшемуся грешнику безгранична. В евангелии от Матфея говорится, что сказал Христос апостолам и через них всей нашей святой церкви, имеющей от него право отпускать прегрешения: «Что вы свяжете на земле, то будет связано на небе; и что разрешите на земле, то будет разрешено на небе». Если получишь прощения от церкви, получишь прощение от бога, - в некотором смущении проговорил Эбль.
Пришёл черёд удивляться Его Светлости: «Неужели этот закоренелый грешник надеется обмануть господа? Но вдруг аббат прав и прощение возможно?» - засомневался Балдуин.
Скрипнула дверь. На пороге появилась квадратная фигура учёного мудреца. «Молись, сын мой», - пробормотал аббат и поспешно ретировался. Непонятный старец с обожжённым лицом, про которого в городе ходили разные слухи, Эблю не нравился.
Мудрец с задумчивым видом несколько раз обошёл каменный ящик саркофага, смущённо покашливая. Наконец, уселся на краешек скамьи, где уже сидел граф Парижский.
-Теперь ты мне скажи, учёный, известны твоей науке случаи воскресения человека из мёртвых? - спросил Балдуин почтенного старца в лоб. Удивился неожиданному вопросу старик. Задумался.
- Ни из одного трактата, а я их прочёл немало, такого факта мне не известно, - слегка запинаясь, вымолвил Мудрец, пристально вглядываясь в оживлённое лихорадочным блеском глаз похудевшее лицо графа. За скорбное время, прошедшее после смерти Мариз, старец первый раз видел, что нечто волнует безутешного графа. Некоторые мысли и соображения как Франкии вернуть её верного защитника и вождя шевельнулись в старой голове, обещая в дальнейшем превратиться в хитроумный план.
Занозой Рассмуса теперь осмеливаются называть только за глаза. В глаза же обращаются к маленькому датчанину почтительно «сын Бьёрна» или «командир». Заноза решил, что время взять удачу в руки. Начал с того, что раскроил череп в поединке дерзкому Уду и вновь стал командиром над готландцами. С ними он поделился простою мыслью, что проще не бегать за каждым кусочком серебра, а сразу забрать их у того, кто эту работу уже проделал.
Они несколько раз были близки к успеху, но в последний момент удача отворачивалась. Однако им удалось выследить команду небольшого корабля из Норвегии, возвращающуюся домой. Норвжцы перепились дармовым франкским вином и беспечно заснули на берегу. Чтобы не оставлять свидетелей, пришлось всех убить. Добыча оказалась не такой богатой как рассчитывал Заноза, но у них появился собственный корабль, и можно было мечтать о большем.
План мудреца был прост. Коли Его Светлость возвращает к жизни только мечты о воскрешении прекрасной Мариз, надо дать графу надежду и заставить действовать. Далее время и осознание тщетности усилий излечат несчастного и вернут Франкии её защитника и достойного государственного мужа. На удивление быстро и с видимым энтузиазмом прославленный аббат поддержал план Мудреца и предложил свою помощь.
Им удалось сочинить некий, якобы колдовской, документ о воскрешении из мёртвых чудодейственным составом, в который входит порошок из рога единорога, крови дракона и ещё многих таинственных ингредиентов, таких как корень мандрагоры, цветок папоротника и шерсть лягушки. Хорошенько поразмыслив, от шерсти лягушки и цветка папоротника коварные манипуляторы отказались, заменив их кровью чёрной курицы.
Документ написал сам Мудрец на подлинном куске древнего пергамента, искусно имитируя старинный слог, каким изъяснялись колдуны и алхимики во времена оные. Оба участника мистификации понимали, что сильно рискуют заработать обвинение в колдовстве и вызывании дьявола, но на какой риск не пойдёшь ради достойного человека?
К февралю в зиме случился перелом. Подул тёплый ветер с Атлантики. Снег набух талой водой, съёжился, забился в тёмные овраги. Сена стряхнула с себя ледяные оковы, побежала широко и вольно к морю. Небо очистилось, и радостно во всю мощь засияло солнце.
Робкую надежду вернул Балдуину чудесный старик, спасённый из огня. Учёный показал древний манускрипт с описанием способа воскрешения людей. Могущественна сила знания! Граф своими глазами видел, как Мудрец своими действиями в щепки разорвал норманнские корабли. Если старому дарована Богом иль дьяволом такая сила, возможно ему подвластна смерть. Чтобы отринуть сомнения, граф Парижский показал документ учёному аббату, своему единственному другу. Эбль изучил манускрипт и подтвердил его подлинность.
Бесплодное неверие постарался изгнать рыцарь из души. Судьба не оставила выбора. В борьбе со смертью он пойдёт до конца. Балдуин уведомил посланием императора Карла, что далее не может выполнять возложенные на него верховной властью обязанности защитника королевства и слагает их с себя на епископа Аскериха и аббата Эбля. До глубокой ночи писал письмо для жены, сломал много перьев. Перечитал написанное, порвал и бросил в камин.
14
Занозу нашёл старый знакомый - странный франкский священник отец Михаил. Даже в ветхом рубище, подпоясанном простой верёвкой, святой отец больше походил на крепкого воина, чем на кроткого инока. Рассмус поймал себя на том, что считает деньги которые можно выручить, продав на рынке такого сильного раба, и удивился почему никто этого до сих пор не сделал. «Ох, не прост сей батюшка! - подумал Заноза, - однако, зачем пожаловал?» Отец Михаил не стал ходить кружной дорогой, а сразу взял быка за рога.
- Заработать хочешь?
- Сколько? - Заноза попытался напустить на себя безразличный вид.
-Много. Очень много. Платят чистым золотом, - ответил таинственный монах.
- Что надо делать? - заинтересовался маленький датчанин, догадываясь, что речь пойдёт об убийстве.
- Убить человека, - подтвердил инок.
- Кого? - спросил Заноза, хоть ему было безразлично кого убивать, лишь бы хорошо платили.
- Тебе не всё равно? - удивился монах. - Рыцаря.
- Он будет один? Как я его узнаю?
- С ним будут другие люди — мальчишка, старик, может три-четыре бойца. Точно не знаю, - пожал крутыми плечами загадочный монах.
- Всех убить? - равнодушно поинтересовался Рассмус.
- Как хочешь. Можешь других не трогать или возьми в плен. Потом продашь. Убить надо того, с кем буду ехать рядом. Тебе доводилось с ним встречаться. Его ни с кем не перепутаешь, - улыбнулся отец Михаил, словно речь шла о пустяках.
- Уж не мой ли знакомец в чёрных доспехах кому дорогу перешёл? - спросил маленький датчанин. - Он хороший воин.
- Потому тебя нанимаю, - сказал монах. «Или надо, чтобы грязная работа была сделана чужими руками», - подумал Заноза.
Белые облака красиво плыли по синему небу. Шумел ручей, бился о борт норвежского корабля. «Моего корабля», - поправил себя маленький датчанин. У него появилась одна интересная мысль. Заноза про себя её отметил и решил вернуться к ней позднее, когда никто не будет мешать.
- Деньги как передашь? - спросил датчанин, стараясь потушить жадный блеск в глазах.
- Мешок будет со мной. Пусть все считают, что ты его похитил! - рассмеялся отец Михаил.
-Я не могу рисковать твоей жизнью, - сказал Балдуин Мудрецу, - ты останешься в городе.
-Но почему? - задохнулся возмущением Мудрец.
-Ты носитель важных знаний! Возможно, ты тот, кто прекратит все войны на земле, - граф с задумчивым видом потеребил свой длинный нос, - к тому же, если я погибну, её воскресишь ты. Я оставлю деньги для опытов и поручу тебя заботам аббата.
- Но дозвольте мне подготовить для вас хотя бы карту и роспись маршрута, - взмолился Мудрец.
- Дозволяю, - усмехнулся граф, - времени тебе до вечера.
-Нельзя пускаться в длительный поход не подготовившись! - запротестовал старик, - чтобы собрать Чёрный отряд понадобиться больший срок.
- Я еду по личному делу. Отряд останется в Париже. Не медли, старик! Постарайся к сумеркам успеть, — оборвал разговор Балдуин.
Место для засады, которое предложил брат Михаил, Рассмусу не понравилось. Оно слишком хорошо подходило для внезапного нападения — узкая в яминах дорога в густом лесу. Франки будут держаться настороже. О своих сомнениях Заноза монаху ничего не сказал. Не известно для кого франк расставляет ловушку - для франкского рыцаря или датчан.
Говорят, что дождь в дорогу к удаче. Исходя из этой приметы, на их долю должно было снизойти великое везение. Дождь шёл целый день, загнав любопытных парижан под крыши. Тучи круглобокими кобылами, напившимися воды из Атлантики, начинали долгий бег на восток, волоча по земле мокрые гривы дождя. К вечеру подул южный ветер и погнал небесный табун к землям загадочной Скандии. Небесное стадо поднялось выше, сбилось плотнее.
В проездной башне, ведущей на Малый мост, прощались люди.
-Береги себя! - сказал Эбль Балдуину. Обычно жизнерадостный аббат выглядел расстроенным и отводил глаза в сторону.
-Что со мной сделается, - граф постарался напустить на себя беспечный вид. Получилось неубедительно.
-Брат Михаил выведет безопасной дорогой, ему можно верить, - продолжил аббат, подавая Балдуину дорожную суму, - Вот возьми, это тебе..,- граф протянул руку,- …сестра в дорогу передала. Она очень сожалеет.
Балдуин словно ожёгся.
-Что там?
-Сказала, что продукты на первое время. И ещё одна вещица, которой ты дорожишь.
Граф уставился на посылку, как на ядовитую гадину. Не забирая сумы из рук аббата, открыл. В нос ударил сытный запах. Сверху знакомый платок. Взял в руки, развернул - монограмма из переплетённых букв «Э» и «Б» в сердце, пронзённой кривоватой стрелой. «Откуда у неё мой талисман? Должно быть я обронил, - пронеслось в мозгу, — с его утраты начались мои неприятности». Вид крошечного кусочка белой ткани напомнил о жене и болезненных воспоминаниях с ней неразрывно связанных, ударил по сердцу, словно вышитая стрела стала настоящей. Выбросить дар не посмел. Отогнав сомнения, спрятал платок на груди. Аббат отвёл глаза, спросил, кивнув на суму:
-С этим что делать?
-Отдай солдатам! Мужчины неловко замолчали.
- Ты кого-то ждёшь?- спросил аббат.
- Своего старика. Обещал успеть.
Из-за угла дома появилась высокая фигура в бесформенном, просторном одеянии и торопливо направилась к городским воротам.
- Вон как спешит, - с усмешкой в голосе сказал аббат, - чуть портки не теряет! Граф неодобрительно посмотрел на друга. Ему не нравилось предвзятое отношение Эбля к учёному мудрецу.
Рассмус с удовлетворением оглядел выбранный участок дороги обыкновенный и безопасный - поле, поросшее кустами бересклета, несколько старых сосен, придорожная канава со стоячей водой на дне. Дождь почти прекратился, но воздух весь ещё наполнен мельчайшими каплями небесной влаги.
Заноза погрозил кулаком товарищам, чтобы не высовывались и полез на своё дерево. Всё, что в человеческих силах, для успеха предприятия сделано, надо довериться богам и ждать развязки.
Подул ветер, шумно задышал в ухо. В кроне зашумело. Задвигались ветви, закачался ствол. С длинных, зелёных иголок на маленького датчанина обрушились потоки воды. Ветер сбил серую, сырую муть из неба и дождя в тучи, поднял их над землёй. Воздух очистился. За полем стал виден небольшой ручей, весь заросший голыми кустами молодых черёмух, чёрной ольхи и орешника, сгоревший хутор на том берегу. Тучи, как губки, вбирали в себя влагу, делались больше, лезли в небо. Ветер гнал их на север. Дождь скоро совсем прекратился.
Рассмус встряхнулся, как собака, плотнее укутался в плащ, стал напрягать и расслаблять мышцы, стараясь согреться. Скоро ему это удалось. Монах сказал, что франки выступят из города в сумерках, значит здесь будут затемно.
Заноза постарался устроиться поудобнее, достал чёрствую краюху хлеба, принялся неторопливо и вдумчиво жевать. О предстоящем деле не думал, мечтал о своём будущем доме, жене, хозяйстве, детях. Улыбался своим мыслям.
Ветер дул. Сосна раскачивалась. Густые, синие тени легли к подножию сосны, стали пухнуть, расти, сливаться. Земля внизу погрузилась в сумерки. Далеко на западе из-за горизонта на небо пробились острые лучи заходящего солнца. Небо вспыхнуло, засветилось нестерпимо ярко-красным и фиолетовым, стало прекрасным.
«Должно быть франки уже в пути», - подумал Заноза. Хлеб кончился. Сидеть было удобно. Неожиданное в засаде чувство покоя снизошло с неба на маленького датчанина. Он был почти уверен, что всё сегодня сложится как он задумал, и удача, наконец, улыбнётся ему. Рассмус глядел как тучи плывут на север, делаются плотнее, вытягиваются. Под шум ветра, качание ствола, безостановочное движение продолговатых туч Заноза стал задрёмывать.
Скоро в небе он уже видел не водяной пар, а лёгкие корабли под белыми и розовыми парусами, людей на них. Эти люди были счастливы в своей чистой, неземной вышине. Они улыбались светло и покойно, поглядывая сверху на маленького человека в кроне мокрого дерева. Странники не были одеты для войны, скорее для рыбалки. Рассмусу нестерпимо захотелось туда на небесный корабль, чтобы так же счастливо улыбаться и плыть в прекрасную даль. С последнего корабля прямо в глаза маленького датчанина посмотрел человек. Рассмус его узнал - это его отец Бьёрн. У отца было лицо франка, которого он убил во рву, потому что лицо отца он давно забыл, но сердце говорило — это отец. Сосна раскачивалась, как небесный корабль…
Крошечный отряд франков вышел из города, когда закатное солнце подожгло небо. Длинные, плотные тучи плыли навстречу, их круглые бока светились золотом. Тучи казались крылатыми драконами полными небесного огня. Драконы летели с юга, из края зловещих, ржавых болот и топей на север - в страну загадочных единорогов.
Кони шли неспешно. Брат Михаил вёл отряд тайной тропой. Балдуин отринул всё, чем жил прежде. Отныне он был простым рыцарем, пустившимся на поиски драконов. Неизбывная мечта человека победить саму смерть вела его.
Граф смотрел в небо. Лицо под капюшоном было мокро. Влага стекала по впалым щекам, терялась в щётке усов и бороды.
Далеко за лагерем норманнов отряд выбрался на знакомую дорогу. Кони пошли веселее. Подул ветер. Небесные драконы подобрали с земли серые крылья дождя, поднялись выше. Воздух очистился.
По самому краю неба вспыхнула радуга - первая радуга, увиденная Балдуином, в этом году. Бог с небесной высоты улыбнулся путникам. Граф улыбнулся в ответ и отер мокрое лицо ладонью. Конечно, это были всего лишь капли дождя. Он верил — всё будет хорошо!
14 февраля 2018 года. г. Слюдянка.