После сдачи летней сессии по окончании 4-го курса медицинского института, студентов направили на так называемую «врачебную практику», во время которой впервые за время обучения в институте студенты идентифицируются как врачи. Громко сказано, но все же... Считалось, и вполне оправдано, что эту врачебную практику надо проходить вдалеке от научных кафедр и столичных клиник, на которых к операционному столу подходили в основном профессора и их отпрыски. Все остальные, в лучшем случае, десятыми ассистентами. Два друга, учившиеся в одной группе, Михаил и Игорь, были направлены в Центральную районную больницу (ЦРБ) города Кимовска Тульской области. Личные вещи уместились у каждого в маленькую дорожную сумку, не женщины ведь на курорт ехали. Михаил взял с собой еще и гитару, участницу всех их байдарочных походов с первого курса. Она как-то даже под воду с ними ушла на Урале, на реке Ирбит. Но, несмотря на это обстоятельство, она девушек очаровывала. Конечно, не сама по себе. Как говорится, учеба - учебой, работа - работой, а кимовских девчонок очаровывать тоже надо было.
Поехали на автобусе от автовокзала на Щёлковской. Смотреть в окно было особо не на что. Несколько в стороне от маршрута остались Ясная Поляна и Куликово поле, их они из автобуса не увидели. И вдруг, подъезжают к какому-то ручейку, через который перекинут мосток метров десять длиной, а перед мостом указатель - "р. Дон". Это были верховья Дона. Друзья тогда сильно удивились. Ведь они представляли Дон по шолоховским произведениям, - широким, мощным, полноводным. А тут маленький ручеёк.
Однако, приехали в Кимовск. Представились руководству больницы, разместились в общежитии. Практику надо было проходить поочередно в хирургическом и терапевтическом отделениях и в родильном доме. Везде по две недели. Поначалу их направили в роддом. Он стоял на территории ЦРБ, но особнячком. Заведующая и весь коллектив встретили московских студентов очень хорошо и отнеслись с пониманием. А тут ещё дочка заведующей, студентка Рязанского мединститута, на Мишку глаз положила. Красивый парень, на гитаре великолепно играет. И заведующая стала к нему относиться как к своему личному любимому ординатору. Всё объясняла, показывала и давала делать под своим контролем многие манипуляции.
Акушером-гинекологом там был молодой парень, не плохой в общем-то, но несколько манерный и женоподобный. Он же был единственным на тот момент анестезиологом в больнице. Через неделю нашего пребывания в роддоме приходит скорбное известие – в соседнем районе скончалась главный акушер-гинеколог. Кому ехать на похороны представителями от Кимовской ЦРБ вопроса не возникло. Конечно, это заведующая и гинеколог-анестезиолог. Организовали венок от больницы, конверт с пожертвованиями, - всё это принесли в ординаторскую роддома. Рядом с крыльцом стоит готовый к выезду автобус ПАЗ. Но, как всегда бывает в медицине, то есть в самый неподходящий момент, поступает больная с внематочной беременностью. Пациентка очень «тяжёлая», большая кровопотеря. Оперировать, конечно, надо более опытному врачу, а это заведующая. Которая не успела уехать. А наркоз будет проводить гинеколог, он же по совместительству анестезиолог. Отъезд откладывается, но не отменяется. Операционная была в хирургическом корпусе, куда оба друга до сего дня не заходили. В общем, операторы пошли в хирургический корпус, а они остались в роддоме. Минут через пятьдесят входит взмыленная заведующая с полулитровой банкой формалина, в которой находится удалённое плодное яйцо. Говорит: - «Основной этап операции я выполнила, там заканчивают без меня. А я сейчас в душ, переодеваюсь и едем». И показывает студентам, в основном, конечно, Михаилу, удалённый препарат. Потом говорит: - «Ладно, я в душ, а вы, кто-нибудь, отнесите это в операционную Алексею Викторовичу». Так звали гинеколога. Игорь демонстративно сделал вид, что у него куча писанины, да и не ему показывали, не ему и относить. Мишка пробурчал, что он там ни разу не был и может заблудиться, но пошёл. Вернулся он минут через двадцать пять - тридцать, хотя до хирургического корпуса было метров пятьдесят. И ещё более недовольный. «Загоняли, говорит, как кролика. Туда неси, сюда неси». Сел за свой стол и продолжает бурчать. Короче, крайне недоволен тем, как к нему отнеслись в хирургическом корпусе. Продолжая так бурчать, он, поведя носом, вдруг с раздражением спрашивает: «А чем это, кстати, тут воняет». Мол, пока я ходил, вы тут воздух чем-то испортили. Глянув по сторонам, Игорь увидел банку с формалином и удаленным плодным яйцом. «Вот, говорит, банка с формалином, она и воняет». Потом, слегка опешив, спрашивает: «Так, а чего ж ты не отнёс её в операционную?». Немая сцена.
- «А это ЕЁ надо было отнести?».
- «Да. А ты что отнёс?».
- «Венок».
Виновник срывается с банкой, минут через пять-шесть возвращается (дорогу то уже узнал) с венком и рассказывает, как было дело в его первый заход. «Иду в белом халате с венком в хирургический корпус. Видок тот ещё. Картина какая-то нелепая. На меня все удивленно обращают внимание. Лицо сделал скорбное, соответственно ситуации. Так еще приходится спрашивать, - «как пройти в операционную?» Это с венком-то. Мне только молча направление показывали. На втором этаже, наконец, нашёл операционную. Поставил венок в предоперационной, ленточки поправил. Операция уже заканчивалась. Подхожу к Алексею Викторовичу и тихо говорю ему на ухо, что Надежда Петровна сказала принести ему венок в операционную. Тот как зашипел, почти закричал, что это плохая примета. Велел отнести венок в приемную к главному врачу. Секретарша в приёмной сказала, что у неё здесь не похоронное бюро и отправила в гардероб. Повесил я этот венок на вешалку, и номерок даже взял»…
С Мишкой у дочки заведующей так ничего и не вышло. Зато повезло акушеркам. После родильного дома друзья попали в хирургическое отделение. Игорь уже определился, что хочет стать хирургом, и за эти две недели проявил большое усердие. В дальнейшем, кстати, так и оказалось. А Мишанька играл на гитаре, правда, что положено было, - делал. Он потом анестезиологом стал.
При них в отделении произошел довольно забавный случай. У одного из хирургов, который работал в этом отделении, образовалась паховая грыжа. И, вот, после осмотра коллег его «приговорили» к плановому оперативному лечению. Он попросил их особенно не распространяться по этому поводу. Продолжал работать и потихоньку собирал анализы и другие необходимые обследования для госпитализации. Сам себе выбрал оперирующего хирурга. Наконец, дата операции была назначена. Доктор сам себя вписал в план операций на день. Кто не знает, - план операций - это такой листок, который утверждается заместителем главного врача по хирургии и вывешивается в операционной. В нем определяется очередность выполнения операций и состав операционных бригад. Фамилий больных в этой больнице почему-то в план не вносили. Считалось, что для операционной сестры вполне достаточно названий операций, чтобы выкладывать тот или иной набор хирургических инструментов. Так вот, доктор вписал себя в план операций под названием «Грыжесечение справа». Когда уже подходила его очередь, он зашел в процедурный кабинет, получил в мягкое место укол с наркотическими обезболивающими (премедикация). После этого всех больных, как положено, укладывают на каталку и везут в операционную. Но, хирург воспользовался своим служебным положением и решил дойти до операционной самостоятельно. Мотивировал тем, что стыдно ему ехать по своему отделению на виду у своих пациентов на каталке. Пошел потихоньку, по пути зашел в ординаторскую, потом его остановил пациент с каким-то вопросом. Короче, он пришел в операционную, когда премедикация уже сильно ударила в голову. Операционная сестра посмотрела в план операций, увидела название операции - «Грыжесечение справа» и посчитала, что хирург Иванов пришел оперировать грыжу вместо заявленного в плане другого доктора. И тут началось. Пошатываясь как пьяный, доктор разделся догола, надел бахилы, шапочку и полез на операционный стол. Обалдевшие сотрудницы пытались сначала лаской, потом силой согнать его оттуда. Но, не получалось. Доктор ничего не говорил, только кротко и застенчиво улыбался и крепко держался за боковые направляющие стола. Испуганная санитарка побежала в ординаторскую и, ничего не объясняя, закричала, что доктор Иванов сошел с ума. И ведь поверили, рванули рысью в оперблок. Посмеялись, потом прооперировали, Игорь был ассистентом. Ну, а в послеоперационном периоде постарались с этим «больным» обходиться уже без наркотических анальгетиков.
И в заключение, у них была двухнедельная практика в терапевтическом отделении. Игоря терапия особенно не интересовала, поэтому он, после необходимого присутствия на пятиминутке и обходе больных, отпрашивался в хирургию. А Михаилу понравилось, задерживался в отделении дольше положенного. А вечером парни уходили с молоденькими акушерками Наташей и Люсей на танцы в городской парк. Часто приходили уже под утро. Один раз они на танцах чуть не отгребли по сусалам. Ситуацию разрулила Наталья. Очень не вежливо она сказала главному из обступивших их парней, кто ее брат. А братец ее, как оказалось, в это время отбывал срок.
Как-то надо было перелить кровь одному из пациентов. Процедура достаточно серьезная, несмотря на простоту исполнения. И при совершенно очевидной пользе от неё, могут быть и очень серьезные осложнения, вплоть до летального исхода. Главное, - не перелить несовместимую кровь. А несовместимой могут оказаться кровь донора и пациента даже одной группы и резус-фактора. Михаил принес в палату к больному пакет с кровью. Готовится к процедуре. На титульном листе истории болезни написано красной шариковой ручкой «A(II) Rh+» с восклицательным знаком, что означает - вторая группа крови, резус положительная. На пакете с кровью то же самое. Но, все равно, перед вливанием проводится индивидуальная проба на совместимость. Как бы сам себе, он говорит пациенту утвердительным тоном: «у Вас ведь вторая группа?». И тут пациент… отрицательно мотает головой и односложно отвечает: «третья». А проба показывает полную совместимость крови донора и пациента. Мишаня понимает, что ситуация абсурдная. Ещё больше абсурда добавил пациент, неожиданно сказав, что раньше у него была вторая группа, а теперь – третья. Мишка объясняет пациенту, что такого не может быть, как говорят, - потому что не может быть никогда. Но, в голове у него уже слегка зашатались фундаментальные основы полученных ранее знаний. Процедура задерживается. И, уже собираясь позвать доктора, в сердцах спрашивает больного: «ну, как она могла у Вас измениться со второй на третью?». Следует неожиданный и очень простой ответ: «так мне два года назад лучше стало, вот мне и дали третью группу»… Миша собрал волю в кулак и вслух ничего не произнес, - но, почти полчаса было потеряно в «научном» споре про вторую группу крови и третью группу инвалидности.
Практика закончилась, они получили хорошие отзывы. Вернувшись в Москву, друзья почти сразу попали на день рождения своей знакомой из другого ВУЗа, в совершенно не медицинскую компанию. Обстановка располагала, все рассказывали анекдоты и забавные случаи из жизни. И Игорю захотелось рассказать о своём впечатлении от "р. Дон" по пути на практику. После трёх-четырёх рюмок коньяка он хотел выразиться по поводу глубины этой самой р. Дон особенно образно: "Воробью по …". Но компания ведь не медицинская, сочтут циником. Надо, подумал он, фразу как-то зашифровать, но, так, чтобы всем было понятно. "Воробью по кой-чего" - это же яснее ясного по кой-чего, хотя само слово «…» как бы и не произнесено. Но три выпитые рюмки уже сделали своё дело и он произнёс - "Кой-кому по …". Хорошо зашифровал, но, в обратную сторону. Однако, алкоголь упрощает восприятие любой информации. Как оказалось, - в той компании уже можно было говорить даже на латыни. Слово «…» было воспринято правильно, то есть не как продукт птицеводства. А вот «кой-кому» - это кому? - слегка озадачило присутствующих, на несколько мгновений. Возникла пауза, а потом - «так это воробью» и все захохотали, возможно, приняв этот каламбур за «домашнюю» заготовку Игоря.
Потом они разбежались. Миша со своим старшим братом Андреем, будущим профессором нейрохирургом, уехал в Карелию, в байдарочный поход. Игорь же впервые отказался от их предложения и улетел к родителям за границу. Пятый курс они начали в разных ВУЗах. Михаил продолжил учебу в Москве, а Игорь перевелся на Военно-медицинский факультет в Горький. Но, дружба их все-равно продолжилась, до самой Мишкиной смерти.