На краю развороченной взрывом пулемётной позиции лежал откопанный труп заряжающего ДШК, наспех прикрытый плащ-палаткой. Ветер откинул край "прорезиненного савана" и шевелил соломенного цвета чуб давно не стриженной шевелюры. Глаза парня были полуприкрыты и у меня появилось жутковатое чувство, что убитый наблюдает за нами. А ещё была видна правая рука, в которой Антоха крепко сжимал мёртвыми пальцами кусок пулемётной ленты. Пальцы разжать так и не смогли...
- Судя по характеру раны, заряжающего ДШК снайпер снял. Входное под правым глазом,под срез каски выцеливал, - сказал Кот, прикидывая откуда мог стрелять вражий снайпер, - Дед, пока не стемнело, бери людей и проведи «зачистку» лесополосы. Дальше ста пятидесяти метров не углубляйтесь. Раненых и убитых сюда сносите. Там оставлять нельзя. Жарко, а ночью лисы набегут. Попортят. Доля покажет, как минное поле обойти.
Ополченец Доля, он же и «местный сапёр», сказал нам, чтобы шли «след в след». Проход был несложный, видно минировали дилетанты в этом деле. Нас пошло шесть человек, наша группа и двое «местных». Шли настороженно. Мёртвые, конечно, не стреляют, а вот раненые могут. Да и могли растяжки оставить при отходе. Первых нашли сразу. Двое бойцов лежали рядом. Вернее один лежал на другом, как бы прикрывая его своим телом. В руке белел и трепыхался на ветру размотанный рулончик бинта. Видно перевязать хотел товарища, а тут и его пуля достала. Судя по «развороченным» выходным отверстиям, их «отработал» ДШК. Метров через тридцать, почти на краю воронки от гаубичного снаряда, нашли фрагменты тела ещё одного. Дед присел на корточки и показал на две борозды на земле.
- Это от каблуков берцев. Наверняка раненого волокли. А может убитого. Выносили, кого смогли. Сколько ж их было?
Чуть в стороне нашли ещё одни следы волочения. Обратили внимание на часто попадающиеся упаковки от бинтов и пустые шприц-тюбики от обезболивающих средств. Значит, не бросают своих, если есть, кому вытащить. А то у нас тут «бешенные пропагандисты» в нелюдей «укропов» превращают. А, как насчёт: - «Русские своих не бросают»?
- Нос, Пуля, пройдите ещё метров сто, но не больше. И назад. Под ноги смотрите. Старший – Нос, - отдал команду Дед.
А тем временем ребята начали собирать брошенное оружие и сносить тела и останки погибших в одно место. Мне почему-то казалось странным, что после такой интенсивной стрельбы с обеих сторон, потери, в общем, не такие значительные. Стреляли суматошно и плохо? Или не старались стрелять хорошо?
Мы с Пулей медленно пошли вперёд, держа друг друга на прямой видимости. Ничего интересного, кроме уже виденного раньше, не попадалось. Срезанные осколками ветки молодых дубков и осинок хрустели под ногами, демаскируя нас. Я было, уже хотел свистнуть Пуле, что пора возвращаться назад, но неожиданно и ясно услышал, как лязгнул металлом передёрнутый затвор. Услышал звук и Пуля, мягко сняв с предохранителя свою СВД. Я махнул рукой, чтобы тот спрятался, а сам присел и, вглядываясь в густую зелёную поросль, крикнул:
- Видим тебя. Снайпер держит твою голову на мушке. Бросай автомат и выходи с поднятыми руками. Иначе будем стрелять на поражение.
- Дядьку, нэ стриляйтэ! Я нэ можу выйты, бо пораненый. Кулэмэт бросыв, - крикнул высокий, дребезжащий мальчишеский голос.
- Нос! Вижу его. Он у меня в прицеле! Могу стрелять! – радостным голосом крикнул Пуля.
- Я тебе стрельну! Я тебе сейчас по ушам… опусти ствол, - заорал я на этого засранца, - слышь, малой! Оружие в сторону, я иду к тебе. Всё нормально будет, не дёргайся.
Пока ещё не видя этого раненого хохла, я краем глаза заметил, что винтовку Пуля не опустил и всё так же смотрит куда-то вперёд через оптический прицел. А вот и он! На земле сидел, оперев спину на пенёк, большой, упитанный мальчишка лет семнадцати – восемнадцати. Круглая, стриженная под «ноль» белобрысая башка, бледные от ранения и страха полные щёки, еле заметный пушок под носом и полные слёз огромные голубые глаза. Он, не моргая, испуганно смотрел на меня, облизывая сухие губы. Разведчик, твою мать! Штанина на правой ноге парня была разрезана от паха до лодыжки и туго перевязана выше колена грязным бинтом, пропитанным кровью. Рядом лежал ручной пулемёт ПКМ, с отстёгнутым магазином. Я встал так, чтобы перекрыть своей спиной «линию огня» нашему неугомонному снайперу. Но через минуту уже услышал его недовольное сопение у себя за спиной.
- Сынок, идти сможешь? Скоро будет темно и тебя уволокут злые бабайки, если не пойдёшь с нами! – попробовал пошутить я с раненым «бойцом добровольческого батальона», - Как зовут тебя, мальчик? –
Неожиданно лицо мальчишки сморщилось, и он тихонько заплакал, пуская из носа пузыри и причитая:
- Евгэном мэнэ звуть. Ой, дядьку, нэ чипайте мэнэ! Я бильшь нэ буду! Пораненый я, до дому поиду.
- Не трогайте его! – неожиданно возмутился Пуля, - а какого хрена сюда припёрся? А, Евген? Ты от куда вообще?
- Из Луцька я. С другом Тарасыком на вийну пишлы. Его вже вбылы… - опять заныл наш хохол.
- Заткнись, гад! – для порядка щёлкнул затвором Пуля, - вставай и пошли, тебе говорят. Или шлёпну прямо здесь!
Я вдруг начал понимать, что ребята передо мной – абсолютные ровесники. Только один, пухлый недоросль, «пийшов на вийну клятих кацапив та москалив вбывать» за компанию с уже убитым здесь другом – Тарасиком. А второй, недоученный ПТУшник, здесь мстит за невинно убитую родню и защищает свой дом от «скачущих фашистов - тарасиков».
- Нэ можу я идты, братыку. Артерию перебило на нози, еле кров зупынылы, - хлюпал носом Евген.
- Какой я тебе братик, сучья рожа? Вставай, давай! – прикрикнул Пуля, несильно пнув по здоровой ноге пленного Евгения.
Поняв, что с ровесником не договориться, Евген снова переключился на меня:
- Дядичку, мэнэ Игнат на соби тягнув. Алэ я дуже важкий для нёго. Вин казав шоб я тут чекав, а воны ночью за мной прыйдуть. Отпустыть мэнэ, будь ласка. Я никого нэ вбывав. У мэнэ маты… - разрыдался, недоговорив фразы, «грозный» разведчик Евген.
Для себя я давно уже решение принял. Забираем пулемёт и уходим. А Евгена? А раненого мальчишку Женьку оставляем здесь. Пусть этого стокилограммового украинского подсвинка такие же, как он и прут на себе. И дай ему Бог пережить этот стресс, вылечиться и стать настоящим мужчиной. И не дай ему Бог забыть всё это и вернуться!
Я поднял пулемёт, поставил на штатное место магазин с патронами и сказал, обращаясь к Пуле:
- С военной точки зрения пленный Евгений из славного города Луцка ценности не представляет. Посмотри на него. Он же всю тюремную кухню обожрёт, пока его обменяют. Украинский доброволец остаётся здесь ждать своих товарищей для эвакуации на лечение по месту постоянного жительства. Вопросы есть? Вопросов нет, а если всё-таки есть, обсудим по дороге. Вперёд, снайпер.
Пуля шёл впереди, недовольно футболя, попадающиеся на пути грибы поганки. Он был явно недоволен моим решением и обдумывал свои дальнейшие действия. Я тоже понимал, что скажи я Деду, Коту или Вире, что отпустил сдавшегося врага, могут возникнуть неоднозначные вопросы по поводу моей лояльности. Я догнал Пулю, остановил его и спросил:
- На вопрос ответь. Только честно, можешь даже подумать.
- Ну? Задавай, - шмыгнул носом Пуля.
- Кто кого первый обнаружил? Мы его или он нас?
- Ну, он, - честно ответил парень.
- А теперь смотри, - я отстегнул от пулемёта рожок с патронами и показал его Пуле. На месте были все 45 патронов, калибра 7,62 мм.
- И, что? – всё ещё не понимал меня мальчишка.
- А, как думаешь? Если он заметил нас первым, имея в руках пулемёт с полным магазином патронов, мог он нас обоих положить?
- Мог… - опустив голову, и поняв, к чему я клоню, ответил Пуля.
- А ведь не стал! А, Пуля? Мог, а не стал. Значит, не всё человеческое вытравили у этого пацанёнка. И мы с тобой это поняли и поверили ему, - поставил я точку в этом эпизоде военных действий.
- Ладно, Нос. Давай шагу прибавим. Петрович обещал ещё ухи наварить, а за нашими мужиками хрен успеешь, - повеселевшим голосом отозвался Пуля, перепрыгивая через небольшую воронку. Видно Юрка смог расставить у себя в голове всё по полочкам. Он всё понял. И я понял, что вопросительные знаки в его голове поменялись на знаки восклицательные.