Не знаю, кому принадлежит высказывание, что люди делятся на тех, кто любит Толстого, и тех, кто любит Достоевского. На тех, кто любит собак и тех, кто любит кошек. Действительно ли это так, тоже не знаю. Однако, в моем случае – все так и есть. Мои предпочтения – Толстой и собаки. «Войну и мир» за свою жизнь прочитал раз шесть или семь с большим удовольствием. И никогда не мог заставить себя прочитать до конца хоть одно произведение Федора Михайловича. И сейчас у нас с женой пятая собака. И не было ни одного кота.
Через три месяца после моего возвращения из длительной командировки мы приобрели очаровательного двухмесячного щенка миттельшнауцера. Мода и спрос на эту породу тогда были достаточно большими. Позвонив по нескольким объявлениям, мы сумели приобрести лишь самого последнего в помете.
По принятой у заводчиков собак традиции, всех щенков одного помета называют на одну и ту же букву. Это для родословных, селекционной работы, выставок. А в кругу семьи, - называйте как хотите. Наш помет назвали на букву «С». И поскольку щенок был последним, то имя Сэм, как нам хотелось назвать нашего, было уже использовано. Для родословной тогда формально выбрали имя Сэмми - Валюд. Валюд – начальные буквы имен заводчиков, Валерий и Людмила. Но дома как уж только его не называли. В зависимости от нашего настроения и его поведения. И Сэм, и Семен, Семен Семеныч, Сэмушка, но чаще всего, - Самуил.
Порода шнауцеров была выведена в Германии в девятнадцатом веке. И само слово «шнауцер» звучит очень по-немецки. Однако, Самуил Валюд, - это имя вызывало некоторое сомнение по поводу его арийского происхождения.
Щенок был очаровательным и очень долго - шкодливым. Несколько раз перегрызал телевизионную антенну. Сгрыз жене итальянские сапоги, которые в то время надо было еще суметь достать. А уж книг сколько «перечитал», - читатель. При этом всегда, когда что-либо натворил, всем своим видом показывал, что осознает свою вину и понимает меру ответственности. Получив по заднице свернутой газеткой, и понимая, что наказание уже случилось, он радостный лез обниматься и целоваться.
В процессе взросления он все меньше огорчал нас своими выходками и все больше радовал своей сообразительностью. И еще хитростью, но хитростью больше умилял и смешил. С раннего возраста все домочадцы стали баловать его сушками, к которым он достаточно быстро пристрастился. Меня это очень раздражало. Я поначалу с ним серьезно занимался для участия в выставках и не хотел, чтобы наш пес был толстым. Проживавшая с нами старенькая бабушка Ася, прабабушка наших детей, с честными глазами говорила мне, что и не думает подкармливать его. И тут же у меня за спиной совала Самуилу сушку. Если я неожиданно возвращался в комнату, где это произошло, тот практически переставал жевать и старался быстрее убраться с моих глаз куда-нибудь под стол. Когда же мы поняли, что нам на выставках особо ничего не светит, я махнул рукой на эту слабость домочадцев и собаки.
Нашего красавчика на выставке подвел окрас. Даже не окрас, он у него был правильный – «перец с солью». Подвел черный «ремешок» вдоль хребта. Перед следующей выставкой я хотел было исправить ситуацию с помощью краски для волос. Сам я волос, естественно, не красил и не разбирался в названиях красок, тонов, полутонов. Выбрал по наитию и промахнулся с выбором цвета. Облил собаку теплой водичкой и намазал краской, оставил сохнуть. Когда я вошел через какое-то время, - пес безропотно стоял в ванной, но грустный. Окрас был коричнево-палевый. Получилось красиво, но, совсем не по породе. Понятно, что на эту выставку, да, и на все остальные мы уже не ходили.
Когда нашему щенку было около семи месяцев, с нами произошел неприятный, но смешной инцидент. Это был ноябрь и уже лежал снежок. Мы с детьми, которым тогда было семь и пять лет, гуляли с Самуилом по Лианозовскому парку. Была середина дня и достаточно светло. Там встретили нашу соседку по дому, которая также гуляла со своими детьми и четырехмесячным щенком ризеншнауцера. Как это часто бывает среди владельцев собак, мы подружились, потом стали кумовьями и дружим до сих пор. В это время в парк вбежал огромный ротвейлер с волочащимся за ним поводком. За псом бежала пьяная хозяйка, в кубанке на голове, полушубке, красных спортивных штанах и сапогах. Она подзывала собаку к себе, но пес, подпуская женщину не очень близко, убегал. Моя будущая кума достаточно быстро оценила это дело и сказала, что надо сматываться. Так и поступила, а я продолжал гулять, наблюдая за развитием ситуации. Тут, видимо, женщине стало жарко и она стала на бегу раздеваться. Скинула кубанку, полушубок и потом сапоги. Осталась в белой футболке, красных штанах и босиком. А потом скинула и футболку, а под ней ничего. В смысле ничего совсем. Как говорят в армии – форма № 1 «с голым торсом», для выполнения зарядки личным составом в летнее время. И в этот момент огромный пес, видимо уже доведенный до крайности своей хозяйкой, бросился на моего щенка и стал попросту его рвать. На каких-то рефлексах, отбросив пакет с хлебом, я повалил собаку, благо, она была в ошейнике и на поводке, зафиксировал и прижал к земле. Наш щенок вырвался, его подхватили дети. Я им сказал идти домой, чтобы взбешенный пес не порвал еще и их. Подошедшему парню, видимо знакомому этой дамы, я передал поводок и пес на удивление смирно с ним пошел. Вот тут, как говорят, что-то пошло не так. Полуголая пьяная тетя налетела на меня, кричала, - не смей трогать мою собаку и тому подобное. Порвала мне спортивную шапочку, расцарапала шею. Я отмахнулся от нее, на ногах она стояла не очень уверенно, и пошел в сторону дома через двор школы, которая стояла на выходе из парка. Она догнала меня на школьном дворе, как была, - полуголая, а здесь народу было уже гораздо больше, чем в парке. Стала виснуть на руке и кричать, - я же говорила тебе, давай нормально отдохнем. Родители и бабушки разворачивали детей в сторону от этой ситуации. Мне, почему-то, было стыдно. Короче, я от нее отбился. Пришел домой, а дети к этому времени уже успели позвонить маме, то есть моей жене, которая была на суточном дежурстве в больнице и сообщили, что «папа в парке подрался с тетей с голой грудкой». Жена меня выслушала и, не удержалась, спросила, - а кто же все-таки победил. Смех смехом, но Самуил после этого стресса жутко вонял тухлой рыбой почти две недели, не помогали никакие шампуни и дезодоранты. А у меня глаз дергался какое-то время. Права была кума, надо было сматываться.
В годы своей молодости, выбегая на улицу, он оглядывался по сторонам в поисках девочек. И если кого-то замечал, то первым делом бежал к ней знакомиться. Но, знакомился достаточно деликатно. Причем, нравились ему девочки гораздо крупнее его самого. И, лишь не увидев объекта для знакомства, бежал к дереву.
Когда он был еще юным, мы иногда надевали ему строгий ошейник. И для дрессировки команде «Рядом», и в воспитательных целях. Как же он сопротивлялся надеванию этого ошейника. Как только «строгач» появлялся у кого-либо из нас в руках, Самуил начинал на него неистово лаять. А может быть, и не на него, может, это он нам что-то говорил. Потом необходимость в этом отпала, - Семен Семеныч стал законопослушным и просто послушным псом. Да, и ошейник куда-то затерялся.
Самуилу было года два, когда теща привезла нам подобранного на даче потерявшегося ризеншнауцера. У нее то дома было несколько котов и она боялась, что порода кошачьих не примет собаку в свою компанию. Так вот, ризеншнауцера этого завели к нам, когда Семен Семеныч был на прогулке. Новый пес как-то быстро освоился в доме, с удовольствием поел и, видимо, уже думал, что удачно попал он в эту квартиру. Вернувшийся с прогулки Самуил сразу по запаху понял ситуацию. Он был до глубины души возмущен, что привод этого кобеля с ним не согласовали. Рванув от входной двери на кухню, он с диким лаем загнал огромного пса в дырку за угловым диваном. Возмущен был так, что не дал себе помыть лапы после гуляния, чего не бывало ни до, ни после этого случая. То есть, сразу расставил все точки над «i» и показал, кто в доме хозяин. В дальнейшем все так и было, согласно первичной договоренности сторон.
Кстати, этот ризеншнауцер, которого мы назвали Диком, однажды меня спас. Как минимум от мордобоя. На второй или третий день новогодних праздников я пошел гулять с собаками около двенадцати ночи. Сэм бегал в свободном полете, мы ему доверяли, а Дик гулял только на поводке. Проходя вдоль Лианозовского пруда, я заметил две фигуры на противоположном берегу, явно мужские. Нас тоже заметили. Но, скорее, не нас, а только меня. И бодро рванули по льду в мою сторону. Берега у пруда, кстати, достаточно крутые. И когда парни поднялись по нашему берегу, то вдруг заметили и стоявшего рядом со мной Дика. Он не рвался с поводка, а просто тихо угрожающе рычал. Мужики даже не попросили закурить, как это водится, только переглянулись, несколько замялись. Ведь надо было как-то объяснять интерес к моей персоне. Потом один спросил, не знаю ли я где тут в парке танцплощадка. Почти как в «Приключениях Шурика». Через полгода я стал потихоньку спускать Дика с поводка и вскоре он удрал от меня, как и от предыдущих хозяев.
Однажды Самуила напоили водкой, в медицинских целях. Появилась у него на боку какая-то проплешина, которая жутко чесалась, и бедный пес не мог достать до нее ни лапами, ни зубами. Ветеринар, помимо медикаментов, порекомендовал влить ему грамм двадцать водки, чтобы меньше чесалось. Так и сделали. Минут через пятнадцать Самуила, до этого момента абсолютного трезвенника, развезло. Шатаясь, он бродил по квартире, сшибая мебель и обивая углы. Когда его окликали, поворачивая голову, терял равновесие. А утром мы проснулись от дикого его лая и грохота металлической миски, из которой он пил воду. У бедолаги был жутчайший «сушняк», он с возмущением орал на пустую миску и гонял ее по кухне.
Очень любил дачу, где летом мы жили почти постоянно. На той же маленькой старенькой даче проживало и несколько семей наших родственников. Самуил знал и любил всю нашу родню. Причем всех знал по именам. Все его тоже любили и выражали свою любовь к нему сушками. Он эти сушки так полюбил, что при упоминании о них терял бдительность. Когда он что-нибудь вытворял нехорошее, то прятался под старым домиком на даче. И выманить его оттуда для «исполнения наказания» было невозможно, команда «Ко мне» вообще не действовала. Но, стоило шепотом произнести волшебное слово «сушка», как появлялась эта наглая серая морда.
Брат жены, большой любитель леса, никогда не пропускал ни один ягодный или грибной сезон. Как-то рано утром с корзиной в руке он шепотом, чтобы не разбудить остальных, позвал Самуила на улицу. Наивный пес подумал, что его ведут гулять и не представлял, что ему сегодня предстоит. Виктор взял его с собой в лес. Ходили по буеракам часов восемь и вернулись оба сумасшедше усталыми. Сэм только жадно попил воды, даже не притронувшись к миске с едой, и завалился спать. На следующее утро Виктор опять собрался в лес и решил позвать с собой Сэма. И далее с его слов, пес слегка приоткрыл глаз, повернулся на другой бок и закрыл еще для верности морду лапой.
Ужасно не любил, а может быть и боялся, купаться в водоемах. Когда он первый раз увидел бросившегося в пруд спаниеля, во всей его позе и на морде было написано неподдельное удивление. Конечно, мы брали его с собой на пруд или на карьер, когда шли всей семьей купаться. Если кто-то из наших заходил в воду, Самуил орал во весь голос и топал лапами, стоя прямо у кромки воды. Требовал немедленно вылезать. Жене вообще не давал плавать. Переступая через свой страх, бросался в воду и за руку тянул её к берегу.
Трудным и долгим как для нас, так и для нашего любимчика оказался его уход из жизни. За два года до смерти у него диагностировали рак. Операция прошла не совсем удачно. Он ослабел, с трудом ходил. За полгода до своего конца стал периодически подпускать мочу, а потом она и вовсе не держалась. Мы надели на него памперсы, сверху мужские трусы и зафиксировали все это подтяжками крест на крест. Забавно и одновременно больно было наблюдать эту картину. Потом вообще перестал ходить. Он прожил у нас более тринадцати лет.
Через год после его смерти, перекапывая участок, в дальнем его углу мы обнаружили закопанный, слегка поржавевший строгий ошейник Самуила. Хитрый барбос его не просто закопал, а отнес подальше с глаз долой. Ну, ничего не скажешь, - Самуил Валюд.
После смерти Сэма мы твердо решили никогда больше не заводить собак. В течение следующего года собак у нас не было.