Жил-был человек у самой железной дороги. И не было там никакого вокзала, даже самого маленького незаметного полустанка не было. А были только шпалы и рельсы, которые текли, блестя металлом из одной неизвестной дали в другую неизвестную даль. Иногда мимо человека проезжали поезда. Они пугали его оглушительными гудками. Они слепили его электрическими огнями. Они будили его грохотом колес по стыкам рельс. Они сердили его. Человек каждый раз поневоле выходил из своего дома, чтобы проводить взглядом проносящееся мимо железное чудовище.
Он поднимал с насыпи мелкие серые камни щебенки и бросал их по проходящим поездам, но ужасно обижался, когда из-под колес ему в лицо летела точно такая же щебенка.
Дни бежали за днями, и тянули за собой нити месяцев и катили за собой мотки лет. Ничего не менялось. Дорога была одноколейной, и поезда по ней могли следовать только в одну сторону. Днем и ночью, утром и вечером они мчались, как и в золотые времена его юности, по известному только им расписанию, из одной неизвестной дали в иную неизвестную даль, а он оставался на обочине возле маленького дома и маленького леса, состоящего из двух елок, трех берез и одной медоносной липы.
Часто сидел он на склоне насыпи, глядел на убегающие рельсы, и пытался представить себе, что же есть там, в далекой дали, куда денно и нощно уносятся грохочущие железные колымаги.
И вот однажды он решил пойти туда своими ногами и своими глазами увидеть эти манящие и пугающие дали. Человек сложил в рюкзак пачку сухарей, банку консервов и фляжку водки – бутылка могла бы разбиться. Он захватил карманный фонарь, чтобы даже беспросветная темнота не могла бы остановить его в пути. На голову он надел панаму, чтобы избежать лишней головной боли. А ноги обул в кирзовые солдатские сапоги, потому что был уверен, что не бывает на свете обуви крепче и надежнее. Чуть смутившись, он сунул в рюкзак еще и рулон туалетной бумаги. Теперь он был готов.
Отойдя совсем немного, человек оглянулся, посмотрел на свой дом и маленький лес, и ему стало грустно. Поэтому он решил больше не оглядываться. И быстро двинулся вперед по шпалам. Туда, куда уходили поезда. Почему именно туда? Наверное, потому, что другие направления были ему неизвестны.
Человек шагал вперед по каменным шпалам, и чтобы было веселее, хотел спеть какую-нибудь песню. Но вдруг оказалось, что он успел позабыть все песни, которые когда-либо учил. В голове вертелась только какая-то ерунда вроде «Жил-был у бабушки серенький козлик». Но не станет же взрослый и считающий себя разумным человек, исполнять подобный репертуар! Да и не была эта песенка достаточно веселой.
Тогда он попытался считать шпалы, но всякие ненужные мысли набегали, тесня одна другую, как тучки в ветреный день, и мешали считать. Поэтому человек то и дело сбивался со счету. К тому же он слишком отчетливо сознавал, насколько бессмысленны подобные расчеты.
Когда солнце вдруг покатилось к закату, человек остановился. Он почувствовал, что его ноги болят от непривычной ходьбы в сапогах. Он был голоден, хотя незаметно для себя успел уничтожить весь запас сухарей из рюкзака. Голова начала болеть, несмотря на панаму. И в тайне от самого себя он уже подумывал, а не повернуть ли ему обратно. Но очень не хотелось казаться смешным в собственных глазах.
Солнце спряталось за холмами, когда человек все-таки оглянулся, чтобы посмотреть, далеко ли он успел уйти. И в сумерках ему показалось, что на горизонте все еще белеет его маленький дом, окруженный каким-то зеленым облачком – так, наверное, выглядел издалека его маленький лес.
Вдруг сзади послышался знакомый до оскомины грохот приближающегося поезда.
- Отойди от греха подальше и уступи дорогу прогрессу, - тихо посоветовал человеку его здравый смысл.
Но человек заупрямился. Он не желал прислушиваться к голосу здравого смысла. Он сказал себе:
- Я должен совершить это. Только тогда я смогу уважать самого себя. Потому что не каждый на это способен. В этот раз я останусь стоять на рельсах, и заставлю-таки остановиться эту железную мерзость.
Полный решимости человек стоял на шпалах, подняв обе руки так, будто собирался взлететь.
Из темноты вынырнули три ослепительных глаза и сверкнули взглядом дракона. Они осветили в сознании человека, яркую картину того, что именно сейчас произойдет. «Да на кой он тебе сдался!!!» - отчаянно орал в мозгу последний писк здравого смысла.
И ровно за секунду перед тем, как чугунные колеса проскрежетали по тому месту, где он стоял, человек совершил гигантский, достойный пантеры или циркового акробата прыжок, и сам не понимая, как это ему удалось, оказался вместе со своим рюкзаком в полутора шагах от насыпи.
Переведя дух, и проводив глазами мерно постукивающего по шпалам железо-драконного убийцу, он сел на серую щебенку, достал фляжку, и залпом опустошил ее, закусил оставшимися в рюкзаке консервами, поморщился от неприятного послевкусия и пожалел, что не захватил с собою ни яблочка, ни даже малосольного огурца.
Чтобы продолжить путь, человек достал из кармана фонарь. И вдруг обнаружил, что на его правой ноге не хватает сапога. Только портянка. Он посветил вокруг себя – ничего, проверил на всякий случай в рюкзаке – ничего. И тогда он посветил на то место, где он стоял, пытаясь остановить поезд, и увидел нечто чернеющее там. Но кто бы осмелился назвать сапогом обезображенный хлам, валяющийся теперь на рельсах?!
И тогда человек заплакал. Пьяные слезы потоком лились из его темных глаз, и он утирал их туалетной бумагой, потому что платка на такой случай он не предусмотрел. Но кто станет обращать внимание на пьяные слезы? Да и некому было обращать на них внимание…
Наплакавшись вволю, человек сунул под голову опустевший рюкзак и уснул. Он спал так крепко, что даже грохотавшие мимо него поезда не могли разбудить его. А снилось ему, что он едет в вагоне, лежит на верхней полке, смотрит в окно и слушает музыку колес. Это совсем другая музыка, когда слушаешь ее не снаружи, а изнутри. Разные картины в оконной раме сменяли друг дружку: крутые горы и дремучие леса, разливы рек и многоэтажные города, поля, прогибающиеся под тяжестью созревших колосьев и оранжевые верблюды среди желтых песков – и все это было удивительно. Но удивительнее всего в этом сне было то, что стоило человеку в любую минуту поглядеть назад, против движения поезда, как он видел вдали зеленое облачко, напоминающее его дом и маленький лес. Это был замечательный сон.
Когда он проснулся, было уже утро. Солнце розовым светом озарило холмы, верхушки деревьев и даже серую щебенку железнодорожной насыпи. И, может быть, от этого мир показался человеку прекрасным. Он встал, потянулся и хотел было идти дальше, но вдруг вспомнил что и сухари, и консервы, и водка, и даже туалетная бумага – все закончилось. К тому же, далеко ли он сможет уйти в одном сапоге?
Поколебавшись еще одно мгновение, он скинул левый сапог, размотал портянки, и босиком ступая по шпалам, отправился обратно, к себе домой. Панаму он тоже снял и засунул ее в рюкзак, так как понял, что от головной боли она не помогает. Ветер трепал его короткие редеющие волосы, и перекликался с листвой, чей шелест аккомпанировал пению птиц. И вдруг человек запел. Это не была песня о сереньком козлике, и не была одна из тех песен, которые он заучивал когда-то в детстве или в юности. Песня эта была совсем новой, и она была удивительно созвучна музыке колес, услышанной им во сне, и щебету птиц, и перекличке ветра с листвой…
С этой песней человек шел к себе домой. И давайте будем надеяться, что он нашел на месте и свой дом и его маленький лес, что он легко открыл дверь своим ключом. И что потом он жил там долго и счастливо. А может быть, и не один…