(из области невероятного)
А голова - предмет тёмный, исследованию не подлежит.
(Эту гениальную фразу, принадлежащую перу Григория Горина, произносит Леонид Броневой в фильме «Формула любви» (1984)
Расскажу-ка я вам, ребяты, одну историю. Из собственной жизни, то есть из моей врачебной практики. Даже не историю, а клиническое наблюдение. Уверен - не поверите ни единому слову. Ну, это ваше дело. А я - был тому свидетелем, присутствовал при всём от начала и до конца, и к тому же ещё влачат жалкое пенсионное существование остатки тех, кто может всю эту небылицу подтвердить.
А случилось вот что - обычное дежурство в отделении реанимации. Знаете, что это такое? Нет? Так вы - счастливые люди! Это только на первый взгляд интересно утопленника или неудачно повесившегося с того света доставать. Или астматический статус полночи купировать. Или полную поперечную блокаду временным кардиостимулятором уговаривать. Или, того хуже, хрустеть чьими-то рёбрами во время непрямого массажа сердца... А когда это изо дня в день - честное слово, надоедает хуже горькой редьки!
Но в тот день ничего жуткого не случилось. Во всяком случае, до восемнадцати сорока семи... Лето, суббота, наверное, вся фатальность распределилась на дачах и в стационарах областных больниц. Так что с восьми тридцати и почти до семи вечера и в приёмном отделении - а оно располагалось неподалёку, и у нас стояла тишина как на кладбище...
Я решил выйти из наших реанимационных хором чтобы хоть немного размяться. В приёмном отделении стояла тишина - никого. Ни больных, ни толп испуганных родственников, ни персонала. Нет, персонал, конечно в наличии имелся, но все как-то разбрелись по кабинетам и тихонько кемарили. А что? Солдат спит - служба идёт...
У братьев-травматологов тоже царил покой - за столом сидел дежурный доктор, фамилию опустим, полный, грузный, а оттого флегматичный и сонный. Огромные очки с большим плюсом безуспешно пытались увеличить глаза своего владельца. Дорогущим, слегка затемнённым, «забугорным» линзам это не удавалось по причине закрытости последних - доктор без зазрения совести спал прямо на рабочем месте. И, надо сказать, правильно делал. Я-то бодрствовал только потому, что сразу после обеда уже часика полтора «задавил» в маленькой ординаторской...
Услышав мои шаги, травматолог не шевельнулся, однако же, явно проснулся и, даже не шевеля губами, тихо спросил:
- Вот какого тебе рожна?
- Спи-спи, свои, - прошептал я.
- Свои по спине ползают, - изрёк мой собеседник и наконец-то открыл глаза. - Чего тебя разжигает? Заняться нечем?
- Да скучно.
- Это потому, что молодой ещё. Через пару-тройку лет накушаешься вдоволь... - доктор поёжился и протяжно зевнул.
Этот вялый, ни к чему не обязывающий разговор продолжался бы наверное ещё долго, но вдруг без предварительного стука осторожно открылась дверь кабинета, ознаменовав это событие жутким скрипом, и в образовавшуюся щель просунулась довольно пожилая физиономия в светлой кепке.
- Можно?
- А чего ж нельзя! - ещё раз зевнул травматолог и поправил несколько съехавшую в сторону далеко не первой свежести шапочку.
- Вот, - вкрадчиво проговорил вошедший, протягивая маленький листочек почему-то мне, - направили к вам. Сказали «Срочно!»
Я передал направление хозяину кабинета. Тот, не отяготив себя прочтением, положил бумажку на стол перед собой.
Пару слов о вошедшем.
Пожилой человек, лет семидесяти, такой на вид приятный, добродушный дедушка невысокого - примерно метр шестьдесят - роста, с животиком умеренного размера. В светлых брюках, в такой же светлой навыпуск рубашке. На голове, то есть на огромной лысине, как я уже сказал, тоже светлая кепка. Единственное чёрное пятно - это новые сверкавшие, словно только что начищенные гуталином, сандалии. Носки, кстати, тоже светлые.
В левой руке пациент держал авоську, в которой в обнимку угрелись батон белого хлеба и бутылка кефира. Почему именно кефира? А она сверкала зелёненькой крышечкой.
В правой руке вошедший, очевидно всю дорогу по пути в больницу, держал направление. Сейчас он спрятал её в карман брюк. И стоял чуть-чуть наклонившись, как холоп перед барином, ожидая распоряжений.
Доктор скользнул по пациенту невнятным, туманным взглядом и, нехотя сбрасывая с себя остатки сна, тихо спросил:
- Ну? Что скажете?
- Доктор, когда я надеваю кепочку, у меня начитает кружиться голова...
- Так вы её не надевайте - и всего-то делов!
- А без неё у меня лысина мёрзнет.
- Да-а, пробле-ема-а...
Травматолог брезгливо чмокнул губами, взял со стола направление и принялся его читать. И я вдруг увидел, как его глаза медленно вылезают из орбит, рискуя составить с дорогущими, слегка затемнёнными, «забугорными», стёклами очков единое целое!
- И что в-вас бес-по-ко-ит? - хрипло, по слогам спросил, мгновенно полностью проснувшись, мой коллега.
- Ничего! - с готовностью ответил пациент.
- Этого не может быть! - восклицание прозвучало довольно громко.
- Я же говорю, доктор, когда надеваю кепочку, - пожилой человек старательно поправил козырёк, - у меня начинает кружиться голова. Вот-вот, и сейчас...
- Не надо! - громыхнул травматолог. - Стойте спокойно!
Дедушка тотчас выполнил команду - вытянулся в струну и замер как пришпиленный! Казалось, даже перестал дышать.
- А теперь медленно снимите кепочку и наклонитесь ко мне...
То, что мы оба увидели, могло бы вогнать в ступор кого угодно: в районе розовой, абсолютно лысой макушки прямо из головы торчала шляпка гвоздя! Примерно сантиметр! Кожа вокруг инородного этого инородного предмета подмокла и, похоже, немного нагноилась...
- Простите, - почему-то тоненьким голоском пропел травматолог, - а вы случайно не помните, кто вам в голову мог забить гвоздь?
На этот раз пришло время удивиться пациенту.
- Что вы такое говорите, доктор? Какой гвоздь? В какую голову?
Он быстро провёл ладонью по лысине, наткнулся пальцами на шляпку гвоздя и запричитал:
- Ой-ой-ёй-ёй! Опять закружилась...
Травматолог мгновенно вскочил, проявив при этом недюжинную прыть, по-моему перепрыгнул стол, спеленал пациента в своих мощных объятиях и посмотрел на меня. Я не берусь описывать сей взгляд!
Короче, через десять минут дедушка лежал на каталке, ожидая отправки в экстренную операционную, а мы с травматологом выпучив глаза молча разглядывали рентгеновский снимок черепа, на котором был ясно виден забитый в него гвоздь. Семь сантиметров длиной, три миллиметра в диаметре... По всему выходило, что голова - это действительно кость, а посему забить в неё можно всё что угодно. Кто наградил дедушку таким «подарком» и, главное, когда - так и осталось тайной за семью печатями.
Это уму непостижимо, как такое вызывало всего лишь лёгкое головокружение!
* * *
Что потом? Ну, как обычно: наркоз, операция - трепанация черепа, извлечение гвоздя, изрядно, кстати, заржавевшего, реанимация, травматологическое отделение. И никакой реабилитации - едва выйдя из наркоза, дед вдруг вспомнил, что пришло время на даче что-то срочно опрыскать...
Дедушку выписали. Со скандалом, под расписку! Здоровым! Без даже намёка на минимальную очаговую неврологическую симптоматику.
В забитый в его голову гвоздь он так и не поверил!
* * *
2019