Медиумический рассказ из книги Сопредельное 2, Дети.
У Остина есть Сила, которую видимый мир понять не может.
Сны идут, наставляют:
«Слушай, мой мальчик, есть в селе один дом: тихий, неуютный – всё просто, а жить в нём не хочется. Люди идут, заглядывают в окна: горит свет, а выходить-не выходят.
- Старушка жила, померла небось, - судачили соседи, а войти не решались.
Сказал седой старик:
- Старосту спросим, как решит, так сделаем.
Уговорились. Староста сам пришёл. Старую женщину знал хорошо. Не спорил с ней никогда, рассердить боялся. Теперь не выходит, который уж день, надо идти. Зашли. Староста впереди, мужики сзади, а жёны их на крыльце остались. Видят, старуха спит будто; лежит, чуть дышит, но жива.
- Значит, зря мы пришли.
Уж разворачиваться к выходу стали, старуха как заорёт:
- Зачем пришли? Я не звала. Подите прочь!
- Не звала бы коль померла, а так уж извини, старая.
Старуха дверь за ними закрыла, хлопнув так, что потолок задрожал. Ушли, не разговаривали долго о ней. Пришёл один мужик, степенный такой, к своему двору. Видит, старуха стоит, зовёт, пальцем подзывает.
- Иди сюда, мил человек, поговорим.
- Что ж, - нехотя отзывается тот, - говори, слушаю.
- Не хоронили меня почто? Лежу уж сколько дней, а не идут меня хоронить.
- Схороним.
Не знал мужик о деле том, не был со всеми, вот и пообещал. Удивлён был, что сама пришла: мёртвые не ходят, да старая ведьмой слыла, могла и так показаться. Созвал мужик соседей, те и рассказали о старухе, мол, сама встала и выгнала всех вон, даже дверь затрещала от хлопка. Не поверил.
- Сам пойду. Кто со мной?
Ещё двое согласились: сами не видели, не боятся. Пошли. Входят – лежит старуха, спит, а глаза открыты, грудь ходуном – дышит.
- Чего стоите? Хоронить пришли?
Мужики опешили, не знают, что сделать: то ли бегом бежать, то ли к бабке с поклоном, к покойнице.
- Не бойтесь, хороните, - старуха терпеливо лежала, ждала.
- Как же тебя в землю класть, если дышишь ещё? Не можем хоронить живую.
- Я мёртвая, но дышу, ходить могу, а в землю – надо.
- Не можем, - опешили мужики, не было с ними такого. Может, старуха умом тронулась, а её в землю…
Ушли. Собрали сход, не могут решить, как с покойницей поступить.
- Лекаря надо, поможет чем, а нет, так и пусть лежит. Кто её живую в землю положит? Нет среди мужиков такого.
Лекарь приехал, быстро сообразил дело: бабка старая, может, показалось что, сон увидела? Пошёл смотреть, мужики в сторонке, входить боятся. Вошёл. Бабка моргает, значит жива.
- Ты, милок? Пособи, хоронить не хотят, уж лежу сколько.
Опешил лекарь, городской был, деревенских знахарок не видел, а тут такое; расскажешь – не поверят.
- Пойду я, - и попятился. Об дверь ударился и вывалился наружу. Мужики испугались ещё больше, расходиться по домам стали. Лекарь уехал, слова не проронил. Запах ещё не такой от тела, а гниение есть. Разлагается старуха – это понял лекарь сразу, но говорить не стал.
Думают мужики, старосту просят управляющему имением доложить. Тот не поверил: сам пришёл, пристава привёл, чтоб чин по чину всё было. Если мужики забавляются над ним – тут же и накажут шутников. Всё повторилось, как и с лекарем. Поняли – мертва, а разговор и движения кажутся. Порешили, хоронить не дадут, пока дышать не перестанет. А смрад от старухи страшный уже, щёки вваливаться стали – труп, одним словом. Поговорили ещё да уехали, барину докладывать будут. Старуха, между тем, не дождавшись похорон, по дворам стала ходить, детишек пугать. Подзовёт и скажет: «Милок, схорони меня». Ребёнок с плачем к родителям; те горюют, но сделать ничего не могут, не велено – дышит ещё.
По городу уже слухи ползут о старой ведьме, что в землю сама просится. Узнали об этом высокие начальства и барин приехал. Решили по-другому: хоронить не дадут, сжечь дом самим – пусть вместе с мёртвой старухой сгорит. Прознала мёртвая, выть начала, просила упокоить её «в землюшке». Вой стерпеть не могли: взяли головешку, да в дом кинули. Горит-полыхает дом, а старуха на крыльцо выходит; тут баба рожать начала от страху, рано ей ещё было, а тут посмотреть прибежала со всеми. Вышел быстро дитя, живой, старуха взглянула и сложилась, костьми легла. Огонь лизал мёртвые останки. Всё сгорело вместе с мёртвой старухой.
Деревня успокоилась не сразу – долго судачили; кто сам не видел – не верили, остальные божились, что «ей-ей» видели своими глазами.
Прошло время, годы минули быстро, в деревне стали замечать девочку; всё ищет что-то, пошепчет, глаза к небу закатит в дрёме какой, потом прыснет, посмеётся и опять тихая. Узнали люди – та девочка, что родилась и старуху «отпустила», сама на себя взяла колдовскую силу. Родители поохали, поохали и смирились.
Такой рассказ поведал Сон, ему ведом смысл.
Есть люди не этого мира, им тяжело с другими людьми: уходят подальше, живут одни. Многое говорят о них, часть которого – правда. Лютуют, если закон их нарушают, бьют скотину и человеку несдобровать, если не так покажется. Что от них? Зло? Есть зло, а помочь могут, людям помощь окажут; скажи только, зачем нужно, да цену дай хорошую за труд. А так: другие они – не мы.