Музыка, которую я слушала при написании этого рассказа:
Ludovico Einaudi - "Primavera", "Experience"
- Мама, что такое хронический аднексит? - Сонин вопрос заставляет меня оторваться от книги, которую я читаю и внимательно посмотреть на дочь.
- Это воспаление придатков. Почему ты меня об этом спрашиваешь?
- Интересно. А у тебя оно было?
- Да, - коротко отвечаю я, - было, но давно.
- Это больно? Мам?
Вдох-выдох...
Воспоминания уносят меня на двадцать лет назад. К той мне, которая была почти ровесницей моей старшей дочери Лизы. Я родила ее в двадцать один год. А до этого? Помню, как меня уговаривала мой участковый гинеколог, когда я пришла к ней на прием. О результатах анализов мы с ней обе уже знали. Тест с двумя полосками лежал у меня дома.
- Надумала рожать?
- Да, вот, думаю еще.
- Ребенка не хочешь?
- Хочу.
- А чего раздумываешь тогда? Ребенок - это всегда счастье!
- Но я одна. У ребенка не будет отца. Тяжело. Справлюсь ли? Смогу?
- Сможешь. Справишься. Запомни, когда Бог дает ребенка, Он дает и на ребенка. Да, и про аднексит свой хронический забудешь, как родишь. Все пройдет. Я тебе обещаю. Сколько лет ты у меня уже с ним на учете стоишь-лечишься?
- Много лет. Ваша правда.
- Не надоело еще от боли по стенам ползать?
- Надоело.
- Вот, и подумай хорошенько. Одним выстрелом двух зайцев убьешь... Будь умницей.
Вдох-выдох...
У моего гинеколога Анны Сергеевны всегда было хорошее чувство юмора. Выстрел - это не прерванная беременность и роды. А зайцы: будущий, еще не родившейся ребенок и надоевший до чертиков аднексит (воспаление придатков). Что тут думать? Я буду своему ребенку, когда он или она родиться, матерью и отцом.
Вдох-выдох...
- А нечего было с голой жопой бегать! - бабушкины суровые, но правдивые слова приводили в чувство лучше ядреного нашатыря. - Все вам - дурам молодым неймется! Бегаете в мороз, в тонких колготках и юбочках коротких, по самое не балуйся. Вот, и не жалуйся теперь! Раньше надо было думать и в рейтузах теплых ходить.
- Бабушка, да, я и не жалуюсь.
Вздох-выдох...
А на что, собственно было жаловаться? На свою глупость? В молодости редко прислушиваешься к советам старших. Считаешь, что сама все знаешь и со всем разберешься. В молодости еще не понимаешь, что значит слово "здоровье". Но... Молодость должна делать ошибки. Бить шишки. Забывать. И смеясь продолжать их делать. Мудрость - качество не врожденное. Оно приходит с годами. И чем больше шишек в молодости, тем мудрее к зрелости. Важнее, как относиться к глупостям молодости. Уметь делать выводы. Учиться. Сцепив зубы, бороться.
"Голая жопа" аукается потом много лет длительным лечением, многочисленными уколами, физиотерапией, больницами и ползанием по стенам от боли. Стоит только мне хоть немного замерзнуть или даже промочить ноги.
- Любишь кататься, люби и саночки возить! - с чувством говорит мне процедурная медсестра в районной женской консультации и от "всей души" засаживает шприц в мою ягодицу. В ту, которая меньше исколота. Я так попросила. Дома рисую йодную сеточку. На моей попе можно играть в крестики-нолики. А чуть позже учусь делать самой себе внутримышечные уколы. У меня рука легче.
Вдох-выдох...
Мне восемнадцать лет. Первые дни мая. Через несколько дней у меня день рождение. Четвертый курс. Я - студентка. Пасмурный, прохладный, совсем не майский день. Последними учебными часами поставили геодезию. Преподаватель сгоняет всю группу на пустырь, находящийся рядом с общежитием (были у нас и приезжие студентки), для того, чтобы показать на практике работу нивелира. У группы от скуки сводит скулы. Когда закончится это мучение? Начинается дождь, а зонтика у меня нет. Синоптики с утра наобещали сухой и ясный день. Я замерзла и мне хочется побыстрее смыться, не слушать эту нудню. Что я и делаю. Но еду не домой, а к бабушке, на Ржевку. Во-первых: давно у нее не была. Во-вторых: знаю, что мне подарят на день рождение деньги. Купи, мол, сама, что тебе нужно. А деньги - бедной студентке ой, как нужны! Бабушка рада моему приезду. Она дает мне сухую одежду, кормит обедом, передает подарочные деньги. Предлагает немного отдохнуть. Лечь поспать часок-другой.
Ложусь на собранный дедушкин диван, накрываюсь пледом. Тупая ноющая боль не дает мне заснуть. Подтягиваю ноги к груди и обнимаю колени руками. Поза эмбриона немного успокаивает меня и расслабляет. Погружаюсь в дрему. К боли я за последние годы привыкла. Бывала гораздо сильнее. А эта терпима. Рано бить тревогу. К тому времени, как я отправляюсь в обратный путь домой, боль замирает на одном уровне. Она не пропадает, но и не разрастается. Несколько проглоченных таблеток анальгина облегчения не приносят.
Еду домой от Пороховых на двух автобусах, с пересадкой на Пискаревке. Смотрю в окно, пытаясь абстрагироваться от боли. Рядом сидит парень и всю дорогу до самой Пискаревки не сводит с меня глаз. Пытается делать это незаметно, но отчаянно палится. Только мне сейчас не до знакомства. До дома бы доехать. Смотри, дорогой, смотри. За показ денег не берут. Только дырку во мне взглядом не просверли. На Пискаревке пересаживаюсь на другой автобус. Снова сажусь у окна, и снова рядом со мной оказывается этот парень. И это вряд ли простое совпадение. Да, сколько уже можно палиться? Ты симпатичный и тоже мне понравился. Я бы с тобой познакомилась. Но ситуация как-то не располагает. Я не готова тебе сказать, что меня крючит от боли. Все это я произношу про себя. Пытаюсь глубоко дышать. Вдох-выдох. Вдох-выдох. Это приносит некоторое облегчение.
Следующая остановка моя. Пора выходить. Поднимаюсь с сиденья, встаю. Следом за мной решительно встает мой попутчик. Видимо, все же решил со мной познакомиться. Флаг ему в руки! И вдруг... Кап-кап-кап... «Что бы это могло капать?» - проноситься в моей голове лихорадочная мысль, - «я ведь ничего такого не везу. Тогда что?» Опускаю глаза, смотрю на пол. Себе под ноги. Вижу капли крови. Не может быть! О, Боже! Капель на полу становится все больше. Народу в автобусе много и часть из них собирается выходить, вместе со мной и парнем. Вся красная, как рак, прикрываюсь сумкой и пакетом. Стыдобища! Хотя мне уже не до стыда. Мне страшно. У меня открылось кровотечение.
- Лови машину, - кричу я остолбеневшему от удивления – парню. – Не стой столбом! Мне срочно нужно в больницу!
Он внимательно смотрит на меня, потом переводит взгляд на лужу крови на асфальте и его глаза расширяются от ужаса.
- Отомри уже! – продолжаю кричать я, - действуй! Не видишь разве, что мне плохо? Помоги мне! Я не справлюсь сама!
Он отмирает, кидается ловить машину. Останавливает роскошный мерседес, что-то сбивчиво объясняет водителю. И тот, о, чудо! соглашается нас подвезти. А, вернее, отвезти в больницу. Я залезаю на заднее, обтянутое белой кожей, сиденье машины. Откидываюсь на спинку и закрываю глаза. Мне хочется умереть. Не от стыда, а от переросшей из тупой в режущую - боли. Я дотерплю. Парень сидит рядом и молча, берет мою руку в свою. Через несколько минут мы подъезжаем к больнице. До приемного покоя пара сотен метров. Ближе не остановиться. Парень вылезает первым и подает мне руку, помогая выбраться из салона машины. Я вылезаю следом, оглядываюсь и вижу, что прежде белоснежное сиденье все в крови. Водитель не возмущается и даже не берет с нас денег.
- Береги ее! - говорит он парню. - Бог в помощь вам - ребята!
Вдох-выдох...
После оформления необходимых документов меня из приемного покоя отправляют на отделение гинекологии. Вот так подарок к моему девятнадцатилетию. Больничные стены. Капельницы. Антибиотики. Болезненные уколы по четыре в день. До попы не дотронуться. Вся в желваках от уколов. Едва могу сидеть. Достаю из прикроватной тумбочки пузырек йода и предлагаю соседкам по палате сыграть со мной в крестики-нолики. Они соглашаются. Врачи говорят, что открывшееся у меня кровотечение - это следствие обострения воспаления придатков. Такое бывает. Пролечат меня хорошенько, и буду, как новенькая. Палата шестиместная. Заполнена полностью. Молодые девчонки. Мои ровесницы. С тем же диагнозом, что и у меня, кроме одной - блондинки Светы. Ее положили сюда на сохранение. Три месяца беременности. Четвертый пошел.
Каждое утро меня и соседок по палате вызывают в смотровую, на гинекологическое кресло. Не успеваю я залезть на кресло и кое-как в нем устроиться, как в смотровую заходит несколько врачей. А вместе с ними группа негров в белых халатах. Человек пятнадцать-двадцать. Студенты-медики. Пришли по мою душу. Посмотреть, как я в кресле корячусь. Мало мне унижения! Ну, я вам сейчас покажу! Негры выстроились передо мной полукругом. Стоят и смотрят на меня. Медленно слезаю с кресла. Пол кафельный. Боюсь поскользнуться и упасть. Нагибаюсь и беру в руку тапок. За ним второй. Кидаю тапком в негра-очкарика.
- А, ну, убирайтесь отсюда! - Ору, что есть мочи. - Вышли все вон! Живо!
Второй тапок попадает в толстого негра-коротышку.
- Больная! - кричит мне врач, - Вы с ума сошли? Что Вы себе позволяете?
- А Вы что себе позволяете? Я - не учебное пособие! Вам ясно?
- Но им надо набираться опыта. Учиться. Вы это понимаете?
- Пускай набираются, но на других. Или мне завизжать?
- Больная, мы Вас выпишем за хулиганство! Будете знать!
- Да, выписывайте! Думаете, испугали? Уберите отсюда ваших африканских студентов! А потом делайте, что хотите!
- Вот, чокнутая! Истеричка! - злиться врач, - принцесса тут выискалась!
- Да, принцесса! Вышли вон!
Студентов из смотровой убирают. Меня оставляют на отделении. Но весь медперсонал смотрит на меня подозрительно, с некоторой опаской. Мол, чего от нее еще можно ожидать? Сегодня тапки, а что полетит завтра? А работницы столовой каждый раз вспоминая эту историю, от души хохочут и щедро подкармливают меня.
- Давай свою тарелку, зайка! На, держи! Я тебе три котлеты положила и пюре побольше. Прямо в негров тапками кидала! Не побоялась международного скандала! Ха-ха-ха! Умничка какая! Смелая!
Вдох-выдох...
На следующий день после моего дня рождения - 9 мая. Праздник великой Победы. Выходной день. На отделении из персонала остаются одни медсестры и дежурный врач. Но и их не найти, словно ветром сдуло. Пытаюсь отыскать хоть одну, чтобы мне сделали обезболивающий укол. Какое там! Краду на посту термометр, мерю температуру. Чувствую, что горю. Тридцать девять и две. Воспалительный процесс продолжается. Режущая боль. Соседки по палате сбежали вечера домой. Нет даже Светки, которая лежит на сохранении. За ней заехал на машине муж. От боли ползаю по стенам. Где эти чертовы медсестры? Хоть одна бы подошла! От злости плачу. Раздается стук в дверь. Приходит Олег. Тот самый парень, который подсел ко мне в автобусе. Он каждый день навещает меня. Приносит гостинцы. Сидит со мной подолгу. Фамилия у него простая и красивая - Владимиров.
- Знаешь, при таких обстоятельствах, как с тобой, я еще не с одной девушкой не знакомился! - Говорит он мне и улыбается, - такое не забывается...
- Да, это точно, - поддакиваю я, - захочешь - не забудешь. Владимир Град.
Он замирает, долго и пристально на меня смотрит, молчит, а потом разрывает паузу:
- Ты Ведьма? Вон, какие глазищи! Два омута. Как посмотришь - на самое дно утянешь. Не выплывешь... Или ты мысли читать умеешь?
- Ты какими-то загадками говоришь со мной, Олег. Что я такого особого сказала?
- А что ты сказала последнее?
- Я?
- Ты.
- Я сказала - Владимир Град. Ты же Владимиров. И что?
- Это мое прозвище. Так меня зовут только близкие друзья. Теперь и ты это знаешь.
Вдох-выдох...
Дни тянуться медленно и однообразно. Девочки остаются девочками и в больнице. Мы с соседками по палате придумываем себе все новые развлечения. Играем в крестики-нолики, подставляя друг дружке исколотые ягодицы. Красимся, словно собираемся идти на свидание. Делаем красивые прически. Пьем по пять раз на дню чай с всякими вкусностями, которые нам приносят наши родственники и друзья. Разгадываем кроссворды. Читаем книжки и журналы. Сплетничаем обо всем на свете. По очереди рассказываем разные страшилки. Делим на всю палату котлеты и запеканки, которыми меня продолжают щедро подкармливать в столовой.
Вечерами, незадолго до общего отбоя, бродим по больнице, а потом спускаемся на первый этаж. К лифтам. Ларьки и кафе уже закрыты. Поздно. Закрыта и больничная церковь, в которую можно попасть, спустившись по ступенькам вниз, в подвал. В один из майских вечеров я с девчонками долго прогуливаюсь по первому этажу. Нас трое. Я, Светка - та, которая лежит на сохранении. И шебудная язвительная Женька. Я предлагаю пойти на разведку, изучить неизвестную территорию. Мы попадаем в какие-то подземные катакомбы, долго плутаем по ним, пытаясь выбраться, находим закрытую дверь и радуемся, как дети. Сейчас мы наконец-то выберемся на свет божий. Женька решительно дергает за ручку двери, и мы попадаем в какое-то маленькое помещение. Вокруг гробы, а посреди помещения стоит стол. На нем лежит покойница – маленькая, усохшая, сморщенная, как кусок столетней кожи – старуха. Мы в ужасе переглядываемся. Светка взвизгивает.
- Девчонки! Заходите! – Слышим мы пьяные мужские голоса, а несколькими секундами позже видим две перекошенные мужские рожи. Работники морга. Хороши! Один из них уже идет к нам, протягивая руки и плотоядно ухмыляясь.
- Сваливаем отсюда! – кричит Женька. Мы разворачиваемся и одна за другой выскакиваем из комнатушки.
И бежим, прихватив под руки Светку, которая громко кричит, что родит сейчас по дороге. Что сил у нее больше нет! Что мы с Женькой – две извергини, которым захотелось поиздеваться над несчастной беременной. Сначала тащат ее непонятно куда, а потом устраивают ей вечерние гонки, на бегу теряя тапки.
- Девчонки! – несется нам вслед все тише и тише.
У лифтов первого этажа мы останавливаемся и долго стоим, пытаясь отдышаться, все потные и красные. А после начинаем хохотать в голос. Сначала мы с Женькой, а минутой позже и Светка. На троих у нас было всего четыре тапка. Еще два остались в катакомбах, ведущих в морг. За ними мы не возвращаемся. Охранник выгоняет нас из холла и велит подниматься к себе на отделение. Да, побыстрее!
- Ну, вы даете! – говорит мне Олег на следующий день, после того, как я пересказываю ему вечернее приключение, - кто был инициатором вашей прогулки? Можешь мне не отвечать. Ты?
Я опускаю глаза и молчу.
- Кто бы сомневался! – усмехается он, - не живется тебе спокойно, Маша. Не одно у тебя, так другое. То тапками в негров кидать, то убегать от пьяных санитаров из морга. А если бы у Светки и вправду выкидыш случился? Ей лежать надо в кровати и не дышать, а вы ей с Женькой веселые старты устроили. Что скажешь в свое оправдание?
- Что скажу? – я задумываюсь на минуту, а потом выпаливаю на одном дыхании, - зато со мной ты не соскучишься. Никогда не знаешь, что я еще выкинуть могу. Непредсказуемая я. А ты ведь терпеть не можешь скуку. Я это уже поняла. Иначе не ходил бы ко мне в больницу каждый день. Да, и машину бы ловить, тогда не стал. Развернулся бы и ушел. В лучшем случае довез бы меня до больницы, для очистки совести. Так? Или я не права, Владимир Град?
- Права. Насквозь меня видишь, Ведьма. Девочка моя.
Вдох-выдох...
В больнице я нахожусь почти три недели. Потом меня выписывают. С Олегом мы встречаемся полгода. Лихие девяностые. Кто их не помнит? Его все больше затягивает в криминал, а мне хочется спокойной жизни. Шальные деньги меня не манят. Все время ждать чего-то нехорошего, бояться? Пронесет – не пронесет? Ходить по лезвию бритвы? Я так не смогу. Говорю, что нам лучше расстаться. Или ему остаться со мной и завязать со своей криминальной жизнью. Но мы оба понимаем, что это невозможно. Не получится. Мы расстаемся, а еще через пару месяцев я узнаю через общих знакомых, что он погиб в бандитской разборке. Шальная пуля. Нелепая смерть. Жить бы тебе и жить. Долго и счастливо. У тебя был выбор, по обе чаши весов и ты его сделал. Пусть земля тебе будет пухом...
Вдох-выдох...
- Или я не права, Владимир Град?
- Насквозь меня видишь, Ведьма. Девочка моя.
Вдох-выдох...
- Мама, что такое хронический аднексит? - Сонин вопрос заставляет меня оторваться от книги, которую я задумчиво листаю, между тем думая о своем, и внимательно посмотреть на дочку.
- Это воспаление придатков. Почему ты меня об этом спрашиваешь?
- Интересно. А у тебя оно было?
- Да, - коротко отвечаю я, - было, но давно.
- Это больно? Мам?
- Больно, дочь. Но перетерпеть можно. Физическая боль никогда не сравниться с душевной, Соня. Кажется, что все забылось. Боль ушла. А на самом деле она лишь спряталась глубоко внутри. Похожая ситуация, фотография, случайная встреча могут всполыхнуть воспоминания.
- Как это понять?
- Понять, что у другого человека болит душа, может лишь тот, кому самому не сладко. Счастливый человек это не видит. Ему все кажутся счастливыми.
- И что делать, мама?
- Что делать? Не забывать дарить тепло тем, кто рядом с нами. Кто переживал за нас. И кому мы по-прежнему дороги.
Вдох-выдох...
- Или я не права, Владимир Град?
- Насквозь меня видишь, Ведьма. Девочка моя.
Вдох-выдох...