Жизнь нельзя переписать набело

   Штурман, Герой Советского Союза, Ростислав Сергеевич Демидов, чьё фото вы видите в начале рассказа, по выпуску из Военно-Морской академии города Ленинграда в 1982 г. сказал нам: "Мужики, вы идёте опять на флота. Многие из вас станут большими командирами. От вас будут зависеть судьбы людей. Так когда будете выдвигать своих подчинённых на выше стоящую должность, смотрите сначала - он хороший человек или плохой? Из хорошего человека, при наличии у него способностей, вы всегда настоящего нормального командира воспитаете. А если будете смотреть только на его деловые качества, но внутри он гавно, взлетит по вашей протекции на должность, локти будете себе кусать, но вы его сразу оттуда не снимите. А он столько человеческих судеб может сломать, пока у власти. Вас же совесть потом заест. Так поднимем тост "За хороших людей !!!" - этими словами он закончил своё напутствие.
   
     "Здравствуйте, Василий! Сегодня перечитал вашу книгу "Река с простым названием жизнь". Не могу не написать отзыв. Книга по-настоящему тронула. Тронула своей искренностью. Она как исповедь, абсолютна правдива. Сомнений нет - всё без вранья и попытки скруглить острые углы. Это подкупает с первых строк вашей прозы.

    Книжка безусловно оставила глубокий след в моей памяти. Вы романтик. Ни возраст, ни болезни не уничтожат  это Ваше состояние. Кроме красивого художественного обрамления ваших историй в книге много информации полезной лётчикам и тем, кто дружит с экстримом. Я для себя тоже сделал некоторые выводы. Вы удивительный и простой человек, прошедший через много испытаний, настоящий офицер.
   
     Вы, сидящий в инвалидной коляске не создаёте впечатления больного. Ваши глаза и ваш ум делают вас в моих глазах истинно здоровым человеком. Вы живёте эту жизнь незряшно. Она наполнена глубоким смыслом. Не понаслышке зная, что такое риск и борьба за жизнь, восхищён вашим умением  "ложить на лопатки панику". Сам считал и считаю, что чувство страха - это нормальное чувство для нормального человека. Я глубоко убежден, что правильно оценивать опасность помогает именно это чувство. Но надо уметь не доводить это чувство до паники и хладнокровно  делать свое дело по спасению ситуации. Этим качеством вы обладаете несомненно, и потому вы настоящий летчик и человек, которого я лично уважаю. Жду новых ваших книг. С уважением, А.Лынник

     Я уже писал, что с тех пор, как стали издаваться мои книги, круг общения мой увеличился в несколько раз. Меня и раньше  периодически случались встречи с чрезвычайно интересными людьми, с некоторыми из них это переросло в дружбу, то сейчас частота таких встреч возросла на порядок, и отзыв, размещённый выше, лишь служит тому подтверждением. Так получилось, что в течение этой недели меня вынесло на общение сразу с двумя чрезвычайно интересными людьми. Причём, у них настолько не простые и совершенно разные, в чём-то даже диаметрально противоположные судьбы, что захотелось написать об обоих, потому что их объединяет одна общая черта – любовь к Небу.

    Первый – это Герой России, Заслуженный лётчик-испытатель РФ, Александр Гарнаев, а второй – не  состоявшийся лётчик Виктор Прудников, которого курсантом отчислили из Оренбургского ВВАУЛ им. И.С.Полбина за то, что не согласился быть «стукачём» в КГБ на своих же товарищей. Чтобы вы представили, насколько это непростой и больной вопрос, когда при вербовке спекулируют на твоих лучших чувствах: патриотизме, любви к Родине, верности воинскому долгу, что не каждый может сделать поступок, который совершил Виктор Трубников. Не раскрывая фамилий, могу привести такой факт – на нашем курсе был курсант, который все 3,5 года (мы ускоренный выпуск) писал на нас докладные записки:  кто, что сказал, кто с кем пил, кто ходил в самоволки и т.д. И подписывал их псевдонимом «Ефрейтор». Лишь спустя 40 лет после выпуска эта информация проникла случайно в нашу среду. И хотя этого человека уже несколько лет нет в живых, в наших воспоминаниях о нём, авторитету ему этот факт, сами понимаете, не прибавил.

 Почему лично меня так привлекли эти два человека: Гарнаев и Трубников? Я вчера за один день прочёл Дневники Алесандра Юрьевича, в которых он пишет о своей такой непростой профессии лётчика-испытателя, а также он рассказывает о своём отце – «Заслуженном лётчике-испытателе СССР» Юрии Александровиче Гарнаеве, погибшем в 1967 году на вертолёте МИ-6 при тушении пожара лесов во Франции. Точнее, он не рассказывает о нём, а приводит, как пример, главы из его дневниковых записей, которые  друзья потом превратили в книгу «Проверено на себе». И вот сплав лётного и жизненного опыта отца и сына делает эту книгу, на мой взгляд, уникальной. Я приведу лишь три отрывка этой книги, чтобы вы составили о ней представление, и вам захотелось её прочитать. Итак, АЛЕКСАНДР ГАРНАЕВ:
   
   «Уже позднее, перечитывая книгу Сент-Экзюпери "Земля Людей", совершенно неожиданно я наткнулся на слова, написанные в 1933 году и потрясающе точно отразившие те мои чувства в 1990-м":
   
   "...никто никогда не заменит погибшего. Ведь старых друзей не создашь себе сразу. Что может быть дороже сокровищницы стольких воспоминаний, стольких трудных часов, пережитых вместе, стольких размолвок и примирений, душевных порывов! Таких друзей не заведёшь снова. Ведь, сажая дуб, бесполезно мечтать, что вскоре укроешься под его тенью.
 
     Так идёт жизнь. В течение многих лет мы насаждаем деревья, обогащаемся, но приходят годы, когда время разрушает нашу работу и корчует лес. Один за другим оазисы дружбы лишают нас своей тени. И к нашему трауру отныне примешивается грустное сознание, что мы стареем".
   ... Словно и по сей день Хенк живёт во мне. Или, быть может, частица меня умерла вместе с ним!

    А.Ю.Гарнаев «Аэроузел-2»   ПРЕОДОЛЕНИЕ   ЧАСТЬ ВТОРАЯ

                ХЕНК
 
  "13 декабря при выполнении испытательного полёта потерпел катастрофу вертолёт МИ-26. Погибли 5 членов экипажа - командир лётчик-испытатель 1-го класса полковник А.Разбегаев, второй лётчик, лётчик-испытатель 2-го класса майор Н.Чуркин, штурман, заслуженный штурман-испытатель СССР полковник Л.Данилов, бортовой техник капитан С.Охотников, бортовой механик прапорщик А.Метельский. Военный совет и политическое управление Военно-Воздушных Сил выражают глубокое соболезнование родным и близким погибших, до конца выполнивших свой воинский долг. Светлая память о верных сынах Отчизны навсегда сохранится в наших сердцах..."
                "Красная Звезда", 15.12.1989
 
   Вот таким путём я пришёл к пониманию, что тривиальное понятие "Родина" начисто перестало быть для меня абстрактно измышлённым, а стало конкретным, постоянно осязаемым чувством.

   Я увидел множество неоспоримых доказательств постулата о том, что наиболее плодотворно в любой области человек может раскрыть свои способности, только живя на исторической земле своих предков, где всё - от витающей мудрости духа предшествующих поколений, до специфических микроэлементов, содержащихся в воде, почве и всей окружающей природе - вливает в тебя жизненные силы, увеличивает твой духовный потенциал!...
   
(С той лишь оговоркой, что такое твоё существование кто-то искусственно не сделает почему-либо невыносимым...)
                август - ноябрь 1991 г.



          ЧАСТЬ ВТОРАЯ    ПОТРЯСЕНИЕ
 
     С калейдоскопической быстротой в наше динамичное время проходят и меняют друг друга люди, освоенные типы самолётов, виды местности, над которой мы пролетаем.
 
    Хронический цейтнот!
   И вдруг время, словно начав растягиваться, как резина, меняет свой ход, и смотреть на, казалось бы, все те же привычные вещи начинаешь совсем иначе - не изнутри событий, а как бы со стороны - "латерально". И уже сам перестаёшь узнавать себя в происходящих ситуациях...
 
   Четверг, 22 февраля 1990 года. Не по-февральски тёплый - как, впрочем, и вся нынешняя зима - день.
 
   Лицо неба часто меняет своё выражение: с утра - низкая облачность с кратковременными, но плотными снежными зарядами... Ближе к обеду облачность явно приподнимается, её то совсем разрывает, то опять натягивает - "слоёный пирог". Когда нет осадков видимость изумительная. Мне же нужна погода с высоким нижним краем облаков, чтобы отработать на МиГ-29 вновь составленный комплекс демонстрационного пилотажа над аэродромом, или, как мы говорим, "над точкой". В зону, за облака, на это дело я налетался уже достаточно.
 
    После обеда на пилотажной "боевой" (то есть одноместной) машине слетал Марат Алыков - "покрутился" в зоне, затем над точкой выполнил отдельные элементы пилотажа. Нижний край облачности стал достаточно высоким, после Марата на этой же машине готовлюсь лететь я. С той разницей, что мне не нужно в зону - пилотаж будет со взлёта в точном, по секундам, соответствии с уже просчитанным новым комплексом. Обо всём этом по телефону договариваюсь с диспетчерами, для страховки ещё раз сам перезваниваю руководителю полётов:
 
 - Будет полёт аналогичный Алыкову, но всё - над точкой, в зону не пойду.
   Запускаю двигатели, выполняю тест-контроль систем, выруливаю...
   Перед тем, как занимать для взлёта полосу, уточнил по радио у заходящих на посадку ТУ-95 и ИЛ-76 нижний край. Ответ:
   - Высокий, рваный, где-то 1300.
   
Неплохо!
 
 По кругам ходит, "гладя глиссаду" - отрабатывая заходы по маякам инструментальной посадочной системы, АН-26 Лётно-исследовательского института. Опять-таки заранее договариваюсь, чтобы не мешал:
   - Будь добр, отойди к третьему минут на десять, не больше.
   - Саша, для тебя - всегда пожалуйста! - кто-то из ЛИИвских ребят с АН-двадцать шестого узнал меня по голосу.
   Занимаю полосу, над головой огромный разрыв в облаках - совсем хорошо.
 
   Двигателям - полный форсаж, включаю секундомер, отпускаю тормоза. Через семь секунд отрыв, и сразу же - ввод в петлю. Протягиваю немного на восходящей вертикали - нужно будет "приподнять" высоты вывода в нижних точках (всё-таки в первый раз тренирую над точкой целиком новый комплекс), а заодно ещё раз уточняю высоту "низа" облачности. В самой верхней точке петли 1300 метров - это даже с избытком! Чуть зацепил низ основного слоя облаков, но подо мной где-то в районе тысячи метров ещё балла четыре рвани.
 
 Нормально, учтём. Кручу дальше вниз. Двадцать пять секунд от начала разбега - поворот на нисходящей ветви петли, энергичный ввод в колокол. В кабине смешались рёв грохочущих за турбинами форсажей и срывающихся со всей несущей поверхности самолёта мощных вихрей.

   Подходит заданный угол набора, выключаю форсажи, убираю обороты. Контрастная пауза - все звуки стихли. Но это - обманчивая тишина, приближается более рискованная стадия. Фиксирую созданный угол и весь концентрируюсь на главном в данный момент: строго держать заданный угол тангажа, уменьшишь - самолёт "зависнет" и может свалиться, "передерёшь" - можешь свалиться на спину и оказаться в перевёрнутом штопоре. Крен и скольжение - строго по нолям! Иначе есть шанс непредсказуемо сорваться вбок. На столь малой высоте вывод из любой подобной ситуации весьма проблематичен.

   Скорость падает... Всё, ноль. Высота в верхней точке - тысяча метров с копейками. Машина начинает ровно скользить на хвост. Отлично, ручку полностью на себя!
 
  Пятьдесят пять секунд - прямо "выпадаю" из колокола. Всё путём - по плану. Сжимаю форсажные гашетки и двигаю рычаги управления обоих двигателей опять до упора вперёд - полный форсаж!
 
  Доворачиваю в створ "дисплей лайн" - условной оси пилотажа, за которую сейчас мы принимаем параллельную полосе рулёжку, и готовлюсь выполнять наш новый элемент - "вертикаль со спины" с последующими двумя с половиной витками "срывных бочек" - вращения на больших углах атаки.
 
 Неожиданно по радио - голос РП:
   - Ну хватит здесь крутиться, отходите в зону.
   ... Но как же так? Всё же ведь было оговорено заранее - целиком комплекс пилотажа над полосой!
 
  Бесстрастно тикают секундочки, любая заминка - и ожидавшиеся от полёта результаты будут сведены к нулю... Энергично доворачиваюсь по оси пилотажа над ближним обрезом полосы. Может это недоразумение?
 
 Пробую договориться, "вытянуть" полёт:
   - Пятьсот седьмой, работаю здесь - по плану! Продолжаю работать, не мешайте!
   Как гласит русская пословица: "Глаза боятся, а руки делают". Несколько секунд разговора - секунд строго считанных - а я уже в исходной точке для вертикали со спины. Отвлечения - в сторону!
 
 Перевернулся. Ввод - запредельная отрицательная перегрузка, разрешённая нам, лётчикам-испытателям фирмы, только на этой машине и только в таких полётах. Небо - снизу, Земля - сверху, уплывает за голову. Привязные ремни с силой врезаются в плечи...
   А тут ещё РП отвлекает - чёрт бы его подрал, хоть это и мой друг Юра, вместе с которым мы бегали на ПДС прыгать с парашютом. Ведь договаривались же обо всём перед полётом!
 
 Горизонт уплыл из поля зрения назад, скорость упала, ручка управления - на упоре "от себя". Через тринадцать секунд от ввода в фигуру переворачивающийся силуэтик самолёта на командно-пилотажном приборе указывает на то, что ось моего истребителя направлена практически вертикально вверх.
   А теперь ручку - на себя. Правому двигателю - форсаж. Быстрее начинать бочки, разнотяг двигателей поможет вращению!
 
  Раскрутил пол-оборота, увеличиваю углы атаки. Всего должно быть два с половиной витка (хотя, в принципе, по результатам нашего вчерашнего контрольного полёта с шеф-пилотом на спарке, он сделал вывод, что при таком разнотяге - левый двигатель на малом газе, правый на полном форсаже - темп вращения позволит в тысячу метров высоты "вписать" ещё на один виток больше). Вращение идёт очень неравномерное, но разнотяг помогает "подкручивать".
 
 Всё, скрутил... Два витка или полтора? Обсчитался что ли?...
   Похоже на то - и высоты ещё много, 800 метров... Быстрее докрутить ещё один виток! Начал... Но - стоп!
   Это же лишний! Прекратить вращение!
   Высота ещё 500 метров, да "зарыться" я успел здорово - нос самолёта направлен практически отвесно вниз. Навстречу несётся, с ужасающей быстротой увеличиваясь в размерах, перекрывая собой всё остекление фонаря, заснеженный кусок поля с проглядывающими на белом фоне пучочками мёрзлой травы.
   Вывод, немедленно!
 
 Угол атаки на выводе - предельный, но движения рулями - ювелирнейшие. Не доберёшь ручку - не доберёшь угол атаки, вывод будет более растянут. Возьмёшь чуть больше - сработает толкатель системы ограничения угла атаки. И в том, и в другом случае на выводе будет потеряно несколько лишних, таких драгоценных сейчас, метров высоты.
   Смотрю бесстрастно на этот невероятно большой - во весь фонарь - несущийся навстречу и, кажется, так неохотно проворачивающий под меня свою плоскость, кусок заснеженного поля. И, как робот, выполняю точные движения рулями.
 
  Вывожу. Вроде "вписываюсь". Но, ах ты ... побери, ну надо же! На мысленном продолжении моей траектории - как раз вышка командно-диспетчерского пункта РП!
   В наушниках на весьма "повышенных тонах" раздаётся голос лётчика-испытателя ЛИИ Бориса Ивановича Юмашева с только что севшего, заруливающего ИЛ-76:
   - Э, э, пилотажник, выводи! Э, э...
   Даю вперёд левую ногу, крен - влево. Набегающая заснеженная мёрзлая травка уже так близко! Вроде бы как ближе, чем даже бетон полосы на посадке, за борт кабины аж противно выглядывать. Вжав голову в плечи, теряю остатки высоты и...
 
 ... Благополучно проношусь мимо КДП!
   Пошёл в набор высоты, зашёл на посадку, сел...
   А потом меня очень долго мучило огромное чувство досады за так глупо сложившиеся обстоятельства.
   ... И лишь много позже настигла мысль о том, до чего же жестка могла бы быть та припорошенная снежком мёрзлая травка!
                Февраль 1990


      ПРЕОДОЛЕНИЕ    ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ     БОЛЬШОЕ ТУРНЕ
                Александр ГАРНАЕВ:

    Наш путь в Штаты оказался необычайно трудным. Видно, сработала русская народная примета - "пути не будет" после того, как мы споткнулись и чуть-чуть не поразбивали себе носы на первом же этапе перегона, из дома в Новый Уренгой.
 
   Нужно сказать, что и на втором этапе, в Тикси нас ждал нижний край облачности меньше ста метров. Да и в последующих перегонах не раз доводилось удивлять людей посадками на различные, свои и зарубежные, аэродромы при очень плохой погоде, значительно хуже наших официальных метеоминимумов, порой в тумане или плотных осадках. Многотысячекилометровые участки нашего пути над родными просторами не переставали поражать безлюдностью: не только в Заполярье, но и вдоль европейских широт над сибирской тайгой, где были проложены наши резервные маршруты, можно лететь на реактивном истребителе часами, не видя под собой никаких признаков человеческой жизнедеятельности. Это понимание огромности и неосвоенности территории Отчизны обострённо ощущается в таких перелётах, к нему трудно привыкнуть.
   
     Главный же сюрприз ждал нас на Аляске. Вылетели по плану из Анадыря и приземлились на авиабазе ВВС США Элмендорф. Но вместо обычной в таких случаях торжественной встречи, сразу после посадки мы услышали из уст трёхзвёздного генерала МакИнерни вежливое сожаление, выраженное по поводу официального запрета Государственного Департамента Соединённых Штатов Америки на наши дальнейшие полёты над территорией США в связи с попыткой свержения власти Президента СССР так называемым "Государственным Комитетом по чрезвычайному положению" - ГКЧП... И теперь нам надлежит, заправившись, лететь назад.
 
    Нужно было видеть лица окружавших нас в тот момент американцев! Не понимая (как и мы) происходящего, они старались окружить нас максимумом внимания и участия, готовы были выполнить в эти несколько часов всё возможное, чтобы хоть в чём-то помочь, сделать хотя бы что-нибудь приятное. Когда нас провожали обратно, казалось: вот-вот на глаза многих из военнослужащих-женщин, коих там оказалось немало, навернутся слёзы.

   Затем была сумасшедшая гонка обратно в Москву, на пределе усталости. Скорее домой, своими глазами увидеть, понять - что же там творится? У меня с самого начала было ощущение, что всё происходящее - чушь. Я даже заключил пари со штурманом сопровождавшего нас ИЛ-76 Валерой Гречко, что этот самый ГКЧП продержится не больше десяти дней.

   Как всегда в подобного рода экстремальной ситуации, было крайне интересно наблюдать за окружающими людьми.
   Многие ребята из нашей делегации, уже после всех событий, делились впечатлениями о слышанных на Аляске от разных американцев пояснениях насчёт того, что отказаться от возвращения домой и получить статус политического беженца в такой момент - непререкаемое право любого человека. Но, к величайшему удивлению встречавших нас обратно анадырских пограничников, никто из нашей команды там не остался...

   На особый статус претендовал курировавший нашу делегацию представитель КГБ, которому мы дали конспиративную партийную кличку "Дедушка-У". По мере поступления новостей из Москвы, он всё больше расправлял грудь, всё чаще и настойчивее в его голосе слышались командные нотки, а в глазах сверкали задорные искорки.
   На нашем пути в Москву, останавливаясь ненадолго в оторванных от "большой" жизни северных гарнизонах, нередко приходилось слышать из уст офицеров, начисто потерявших за последнее время логику в понимании происходящего, слова одобрения, адресованные гекачепистам. Мол, теперь "армию хорошо кормить будут"! И при этом - абсолютно невежественное безразличие, каким же именно образом, за чей счёт это будет сделано.

   Но вот вдруг во время нашего пути назад в информационных сообщениях радио и телевидения наступает странный провал, а на промежуточных аэродромах носятся самые противоречивые слухи о дальнейшем ходе политических событий. Все жаждут хоть сколь-нибудь достоверной информации, но никакие источники её не дают. В ожидании окончания очередной заправки на последующий этап перегона и "добра" на вылет, я хожу по лётному полю промежуточного аэродрома с маленьким плеером-приёмником в кармане и наушничками в ушах, пытаясь настроиться на какую-нибудь информационную радиопередачу. В широковещательном эфире - только длинные симфонии и безликие спектакли. Ребята по очереди подходят и интересуются: "Ну что там?" - а мне нечего ответить.

   Несколько раз, осторожно улучив моменты моего уединения, с беспокойными нотками в голосе с этим же вопросом ко мне обращается и Дедушка-У... И уже много позже, когда на подлёте к Москве с путчистами стало всё ясно, мне вдруг резанула по глазам его непривычно приветливая, улыбающаяся физиономия, с пионерским задором источавшая возгласы:
   - Вот всё и в порядке, так им и надо!...
   Прилетели в Москву в среду, 21 августа - последний день "власти" ГКЧП. Успел с женой побывать у Белого Дома на вновь наречённой площади Свободной России, своими глазами увидеть баррикады, потолкаться и послушать эмоциональные речи на митингах. А сразу после свержения путча немедленно пришло повторное приглашение из США. И опять - гонка, но уже в противоположном направлении.

   На сей раз встреча нас в Америке превзошла все ожидания. Если до того мы, неся на крыльях своих самолётов красные звёзды, демонстрировали достижения советской авиационной промышленности, то теперь ещё и олицетворяли (как тогда это представлялось) нарисованными на скорую руку на фюзеляжах трёхцветными флажками "первых посланцев победившей в России демократии".
   Мы пролетели через много городов и штатов по всей стране, пилотировали на самых разных, и по программе, и по своему характеру, авиационных шоу. Говоря без преувеличения, наши полёты всегда производили фурор. Везде, где бы мы ни выступали, наши показы объективно были вне конкуренции по своей сложности и технике исполнения.

   Что же меня больше всего удивило в Америке?
   Мне всегда казалось, что я неплохо осведомлён об этой стране, и то представление, почерпнутое, главным образом, из наших средств массовой информации, было примерно таким:
   - любимая еда американцев - гамбургеры, чизбургеры и тому подобная "фаст фуд", в духе модных в Москве "МакДональдс" и "Пицца-Хат";
   - наиболее популярная музыка - вроде, к примеру, Майкла Джексона и всяких там "реп-стилей";
   - типичная архитектура городов - ультрасовременная застройка с массой небоскрёбов, её самым ярким олицетворением является Нью-Йорк;
   - сами американцы - не обычные, в нашем понимании, люди, а по образу мышления и стилю поведения - ну просто вроде ходячих компьютеров...
 
  Там, в Штатах, все эти представления рассыпались в прах. Оказалось, что для всяких закусочных, вроде "МакДональдс" и им подобных, несмотря на неизменно высочайшие требования к качеству продуктов, в Америке бытует презрительное название "джанк фуд" - "еда из отбросов". Большинство американцев избегает регулярно употреблять такую пищу, и делает это только в тех случаях, когда нет другого выбора. Но дома готовят тоже мало, предпочитая, в основном, уютные, хотя и показавшиеся, по нашим меркам, дороговатыми, ресторанчики и кафе.
   Музыка популярна самая разная - от классики до рока, и моды сменяют друг друга молниеносно. Столь усиленно почему-то пропагандировавшиеся у нас в то время стили - вроде "реп", "альтернативной" и прочих - занимали в музыкальном мире сравнительно небольшое место. Майкла Джексона в тот период, почему-то ни разу не видел и не слышал, ни на рекламах, ни по телевизору.
 
  Подавляющее большинство американцев во всех штатах живёт в частных одно- или двухэтажных домиках. И вообще, любой крупный город сверху похож на огромной площади дачный посёлок с маленькой горсткой современных многоэтажных зданий в центре - это, в основном, крупные отели, банки и офисные здания. Нью-Йорк же, как оказалось, большинство американцев считают непохожим ни на что монстром, имеющим с Соединёнными Штатами так же мало общего, как и с любой другой страной мира - вроде нашей Москвы.

   Кстати, общая панорама США с воздуха ни на что не похожа. В противоположность Европе, в среднем эта территория заселена негусто. И потрясающим контрастом на фоне относительно неплотной застройки кажется невероятно громадное количество отличных дорог и разнокалиберных взлётно-посадочных полос. Глядя сверху на эту картину, мы шутили: даже при очень серьёзных отказах, если только сохраняется управляемость самолётом, здесь не стоит торопиться прыгать - планируй себе, сколько хватит высоты, в выбранном направлении, и в нужный момент под носом всегда увидишь пару-тройку подходящих для вынужденной посадки аэродромов.

   Но больше всего меня удивили отнюдь не достижения США в любой экономической или производственной области, как следовало бы того ожидать... Я был поражён тем, что в большинстве человеческих черт, американцы оказались довольно чувственными и даже сентиментальными людьми, к тому же внешне - по нашим меркам - невероятно дружелюбными. Любой наш отлёт с места прошедшего шоу сопровождался искренним огорчением множества людей, зачастую со слезами на глазах. Некоторые из них затем за свой счёт преодолевали сотни или тысячи миль до мест наших следующих показов, чтобы только ещё немного побыть вместе с этими "крэйзи рашнз".
 
    От показа к показу постоянно росла техника пилотирования и сложность пилотажных комплексов, познание географии и языка, людских характеров и правил. В какой-то момент я обострённо стал понимать, что в совершенно новом измерении познаю себя, учусь контролировать и прогнозировать своё восприятие, объём внимания, реакцию - в самой разной обстановке: от роскоши приёмов и отелей, до запредельной перегрузки в кабине истребителя. Сливаясь с машиной в единый организм, изнуряемый то техасской жарой, то пенсильванской сырой облачностью, цепляющейся нижним краем за окружающие аэродром пригорки, я становлюсь другим...
 
    И как-то раз, загорая перед вылетом на самолётных чехлах под бархатным осенним калифорнийским солнышком и проигрывая мысленно во всех нюансах предстоящий полёт, я осязаемо ощутил своё прикосновение к величайшему таинству истинного профессионализма, как самой сложной функции человеческого разума. Наверное, в такие вот моменты моё состояние соответствует наречённому судьбой ощущению счастья.

      Это совершенно невероятное чувство, когда у тебя при внешнем полном спокойствии, расслабленности, а чаще даже неподвижности, разом, по твоей команде, возникает внутреннее напряжение, учащается пульс - и ты уже не здесь, ты в воздухе. Каждый из твоих внутренних сверхточных "датчиков" включился в работу и, исправно реагируя на воображаемые повороты горизонта и земной поверхности, посылает сигналы: глазам - на что посмотреть в данную секунду, мускулам рук и ног - какие сделать точные движения органами управления. И весь твой организм, сливаясь с рулями, с двигателями, с несущими поверхностями самолёта, ощущает обратную реакцию на каждое твоё движение: ты, словно физически, ощущаешь давящую перегрузку и противостоишь ей, твоё зрение исправно отмечает перемены света и тени, вращение неба и бег земных ориентиров. Ты - частица этого сложного движения, и оно подвластно твоей воле и разуму...

     Затем - пауза расслабления и отвлечения. И, наконец, сам полёт - как завершающая точка этой "медитации". Он венчает все переходы твоих состояний своей конкретностью и итоговым реальным смыслом (без этого нельзя!) полученного практического результата.
   Сложноватый, конечно, механизм ощущения собственной полноценности. Но при его упрощении, наверное, и результат будет ниже, и эти чувства утеряют полноту...
   Рассказывая об интересных встречах в Америке, нельзя не упомянуть о многочисленных встречах с русскими эмигрантами.
   Как правило, они сами находили нас в разных, порой самых неожиданных местах. Таких контактов было много. Большинство из этих людей - и тех, кто приехал давно, до нескольких десятков лет назад, а теперь едва говорящих на ломаном русском, и "новое пополнение", зачастую не владеющее как следует разговорной английской речью - испытывало ностальгические чувства. Несмотря на большой разброс в проявлениях их чувств: от холодной надменности и до искренней доброжелательности, вплоть до сентиментальной слезливости, нетрудно было увидеть во всём их поведении общие черты.
   
    Во-первых, наши люди - особенно недавние эмигранты - при каждом удобном поводе в разговоре подчёркивали, как неплохо теперь обустроена их жизнь. И это - несмотря даже на то, что, при и без того очевидно несоизмеримой разнице между показателями уровня жизни в США и России, почти никто из наших ребят вопросов на эту тему не задавал.
   А во-вторых, и это главное - после всех таких встреч, коротких ли или сравнительно долгих, когда наставало время прощанья, я почему-то в большинстве случаев чувствовал сожаление - расставаться не хотелось (как правило, это было взаимно) и... несмотря на такую большую разницу в уровне жизни, - жалость (!), желание чем-то помочь остающимся русским американцам, с которыми мы прощались навсегда.
 
    Мне трудно объяснить происхождение этих чувств. Возможно, они сродни ощущениям игрока, который ведёт очень тяжёлую, но главную в его жизни игру, в противоположность другому игроку за соседним столом, срывающим неплохие куши в любых иных партиях... Но кроме этой, самой главной партии - её он уже сдал. И название всей этой игры - судьба...
 
      Самая же экстраординарная моя встреча произошла в Калифорнии!
   Супераэрошоу в местечке Салинас, недалеко от Сан-Франциско, было нашим самым последним перед отлётом домой. Мной овладевал сложный "коктейль" эмоций: ощущение великого авиационного праздника и, в то же время, чувство невероятной усталости от нескончаемой шумихи вокруг. Особенно досаждал преследовавший ажиотаж зрителей, рвущихся за автографами - где только не просили расписываться: на журналах, плакатах, майках, долларовых купюрах... А ещё было жаль улетать из такой необычной, богатой страны, и в то же время обострённо чувствовалась тоска по дому.

   И вот однажды, когда я продирался сквозь иноязычную пёструю толпу в павильон еды на ланч, кто-то меня вдруг окликнул:
   - Шурик, привет! Не узнаёшь?
   В последующие несколько мгновений я был дважды шокирован. Во-первых, потому что я никак не мог взять в толк: кто этот стоящий передо мной здоровый симпатичный блондин, одетый в синий лётный комбинезон с множеством ярких нашивок на нём. А во-вторых, почему из американской толпы несётся ко мне то обращение, которое использовали лишь очень немногие из моих близких друзей.

     И вдруг - о, Боже!...
   ... В ту зиму 1986/87 года у меня было наисчастливейшее время - огромной компанией мы вырвались на горнолыжные каникулы в Кавказские горы, собрались лётчики-испытатели всех поколений: от нас троих с Сергеем Мельниковым и Маратом Алыковым - самых молодых, до уважаемых ветеранов.
   Как-то раз, в один из чудесных солнечных дней, съезжая с горы Чегет, я был остановлен одним из наших ветеранов, заместителем начальника Школы лётчиков-испытателей Александром Андреевичем Муравьёвым. Указывая лыжной палкой вверх по склону, он проговорил:

     - Видишь вверху трёх парней? Это - строевые лётчики с МиГов-двадцать девятых, хотят поступать в нашу Школу. Раз ты у нас самый "свежий" слушатель, я им посоветовал по всем вопросам обращаться за консультацией к тебе: через какие нужно пройти формальности и как правильно готовиться к экзаменам. Кстати, они все армавирские выпускники и, кажется, тебя знают. Помоги им в любом случае, они сейчас служат в Закавказье, где прошла и моя служба.
   
     Он понёсся дальше вниз, а мы с этими ребятами повстречались на склоне. Действительно, они меня неплохо знали. Ещё будучи курсантом, я стал инструктором-парашютистом и постоянно участвовал во всех парашютных прыжковых днях, помогая остальным укладывать парашюты, надевать и подгонять их - это было вроде моей отработки за возможность прыгать самому. Таким образом приходилось работать с большой частью курсантов младших курсов. Вот многие из них меня и запомнили, хотя я их всех, конечно же, упомнить не мог.
 
     Всё остававшееся после нашей встречи в горах время мы провели вместе. Это было неслабое времечко!
 
    Объективно, все они имели отличные шансы на поступление в Школу лётчиков-испытателей, уровень лётной подготовки у них был значительно выше, чем у среднестатистического лётчика ВВС: первый класс, наиболее современный тип самолёта, и всё это - при возрасте (что тоже было весьма немаловажно) лишь двадцать семь лет!
   Субъективно, один из них - наиболее симпатичный, высокий светловолосый парень имел наилучшие шансы из-за явно выраженного упорства и даже, вероятно, целеустремлённости. После того чудного отдыха в горах он приезжал к нам в гости, в тогда ещё не очень открытый город Жуковский, и даже пожил недельку в "общаге" Школы лётчиков-испытателей. Там мы его детально консультировали, помогали подготовиться к поступлению. Но на следующий 1988 год набора не было, и ему приходилось рассчитывать лишь на будущий год.
 
     Его звали Александр Зуев...
 
     А ровно год спустя я был потрясён вестью: на турецкий аэродром Трабзон со стоянки дежурного звена на авиабазе ВВС близ грузинского города Миха-Цхакая был угнан истребитель МиГ-29 с полным боекомплектом. И ещё через пару дней по телевизору объявили: угонщик по фамилии Зуев - бывший лётчик этого полка, он ранен и находится под защитой международного Красного Креста. Вскоре ему было предоставлено политическое убежище в США.
 
     Естественно, тогда я задрожал при мысли о возможных последствиях для себя. Не ожидая вызова, я "явился с повинной"... Но работники КГБ, к счастью, оказались не столь глупы, чтобы, услышав обо всём, взяться за меня. И когда я, много позже описываемых здесь событий, прочёл изданную в 1992 году в США его автобиографическую книгу "FULCRUM" (это слово имеет двойное значение: в буквальном переводе с английского оно означает "точка отсчёта", и им же в НАТО принято жаргонно называть наш истребитель МиГ-29), то был "тронут" её предисловием. В частности, там говорится, что он умышленно изменил в тексте имена некоторых своих знакомых, не желая нанести ущерба их карьере... Мне эта мера его предосторожности (ну, спасибо за заботу...) тогда уже показалась излишней.
 
     ... Там, в Калифорнии, передо мной стоял он!
   На секунду я потерял дар речи... Потом выдавил вопрос:
   - Зуич?... А ты... вроде размордел?
   - Да-а.., - начал он отвечать с напускным акцентом (и вторично меня удивила его, уже совсем отличная от той, что была перед тем, манера говорить), - что-то в последнее время содержание холестерина в крови стало выше нормы. Но я скоро его снижу.
   - ?!...
   Мы пошли вместе на ланч. Я всё время чувствовал напряжение, ощущая среди мельтешивших вокруг людей и наших, и их работников соответствующих служб (я был убеждён в их присутствии). По дороге мы непрерывно болтали о каких-то не откладывающихся в голове пустяках. Он всё время хвалился, какая с ним идёт симпатичная подружка: она живёт тут недалеко, в Сиэтле, штат Вашингтон, и он из Иллинойса к ней часто прилетает - вот и сюда они приехали вместе...
 
     Я чувствовал себя в совершенно дурацком положении: меня и тяготил весь этот антураж, и одновременно мучило желание узнать хоть что-то, что помогло бы в моём представлении навести мосточек понимания через пропасть, отделявшую того Саню Зуева от нынешнего - но я даже примерно не мог представить: каким образом сформулировать такой вопрос? В конце концов, от перенапряга я "ляпнул", кажется, самый идиотский из всех возможных вариантов. Оборвав на полуслове их весёленькое американское щебетание, глядя твёрдо в глаза, я выпалил по-нашенски - прямо в лоб единственный вопрос:

   - Ну ладно, Зуич, объясни хоть, зачем ты в бойца-часового стрелял?
   Выражение его лица резко изменилось. Он тут же попытался натянуть стандартную американскую маску-улыбку, но его губы исказил неестественный зигзаг, в котором угадывалось страдание. А зрачки стали неподвижными, размером с игольное ушко:
   - Да ты понимаешь... он не хотел сдаваться!

     Я окончательно почувствовал себя не в своей тарелке. Стало обострённо взаимопонятно, что нам больше не о чем говорить.
   Мы коротко распрощались. Будучи всё ещё под прессом боязни возможных неприятностей, я поспешил к своему начальству доложить об этой неожиданной встрече.

                ДНЕВНИКИ ВИКТОРА ТРУБНИКОВА

     А теперь я вам представляю Дневники Виктора Трубникова, больного «раком 4-ой степени, и хотя они совсем о другой жизни нежели у Гарнаева, но написаны с такой же прямотой и искренностью. И что меня особенно подкупает, этот человек, которому, казалось бы, надо думать, как у природы вымолить ещё несколько лет жизни, печётся о благе России, и хочет, чтобы она обратила внимание на его идею – создание нового современного Супер истребителя на совершенно новой принципиальной основе. Но сначала пару слов о нашей переписке, чтобы вы поняли, как родилась эта идея – издать их на прозе.ру:

     Сразу уточню - некоторые читатели могут спросить: "Зачем нам знать такие детали и подробности? Неужели их нельзя было пропустить?" Отвечу так: "Раз человек мне их прислал, значит он считает их важными, и для себя, и для того времени, о котором он рассказывает. А раз так, то, кто я такой, чтобы со стороны своего военно-морского кругозора, решать как третейский судья, что важно, а что - нет. Пусть это решит читатель. Так что, господа, никаких претензий я на это тему не принимаю. Как говорил у нас техник, старлей Костя Немкин. Когда комэска объявлял ему "Выговор", он прямо из строя отвечал: "А я не возьму". Так и я поступаю в отношении ваших возможных будущих замечаний. Моё дело написать. ("Чукча не читатель - чукча писатель"). Это ваше право потом, читать или не читать, и это право у вас никто не отнимал. А теперь перейдём к самой теме:

     [11.01.2019 04:01] Прудников Виктор: Спасибо за фильм о Гарнаеве. Очень хороший, и очень проникновенный текст озвучки. А я Вам прикрепил файл об очень хорошем человеке и пилоте Царёве Геннадии Андреевиче. Он на службе работал по космосу, это он на своём Ми-6 вывозил из тайги Леонова и Беляева. И о нём нет ничего в Интернете! А он заслуживает доброй памяти. Я всегда хожу на его могилу в Радоницу, если бы не он, я бы не осилил постройку моего БРО-11, а это для меня было критически важно.

    [11.01.2019 14:48] Василий Чечельницкий:  Виктор, жду от Вас почтовый индекс, его, кстати, можно, я думаю, узнать и по Интернету, не заходя на почту?

     А ещё спасибо за рассказ о хорошем человеке Царёве, да и о Вашей жизни тоже. Я думаю, было бы правильно Вашу фактически в чём-то исповедь, разместить на моей странице. Заодно, народ узнает, почему Ваш проект создания Супер  Истребителя у Вас в городе не  пошёл, хотя вроде завод в городе был и работы хотя бы в первоначальной стадии можно было бы начать.

     Короче, даёте ли Вы "добро" на размещение рассказа о Царёве  и том времени, в котором Вы жили тогда , на моей страничке в проза.ру. Умный человек много чего может почерпнуть из этих не придуманных фантазией автора, а самых жизненных историй?

     [11.01.2019 15:31] Прудников Виктор: Добрый вечер. Конечно, я согласен. Более того, я не возражаю, если Вы его отредактируете, как Вам угодно - Ваш стиль и слог гораздо интереснее. Нормально будет, если Вы включите мой кусок как переписку в Ваш рассказ - я никак не претендую на лавры писателя, для меня это лишь хобби. Правда, часть текста о сексуальных похождениях семьи Татаренко стоит удалить - дело давнее, Света покинула этот мир, достаточно, что Вы про это знаете. А Царёв, безусловно, заслуживает доброй памяти, дело это богоугодное. Сейчас попробую найти свой индекс.

     [11.01.2019 15:37] Василий Чечельницкий: ОК, я перечитаю вновь и подумаю, как лучше сделать. В том числе и насчёт Светы, потому что "****ство" женщины тоже надо высвечивать, а не стыдливо его замалчивать, как будто его нет.

      Не случайно в фильме "Форсаж" об Апакидзе звучат слова его первого инструктора "Реда": "Запомни, молодой, если лётчик женится на "дряни", он подписывает себе смертный приговор". И Тимур с ним потом соглашается и говорит: "Женщине вообще дана большая власть над мужчиной, и, к сожалению, не все из них умеют правильно этой властью пользоваться".
 
      ГЛАВА 1        СВЕТЛАЯ ПАМЯТЬ Царёву Геннадию Андреевичу!

     Отличному лётчику, орденоносцу, командиру Ми-6, работавшему по космосу и на БАМе. Бог дал ему лёгкую смерть – оторвался тромб и закупорил крупный сосуд в мозгу. Он упал в своей квартире, и ударился головой об угол, несильно. В гробу он лежал как живой, и даже немного улыбался. Только небольшая ссадина на голове портила его лик. Царствие небесное рабу Божьему Царёву! Почему-то я не нашёл в Интеренете никакого упоминания о нём. Так пусть будет хоть моё!

    У Царёва был орден Красного знамени за извлечение из Арала беспилотного корабля «Союз», который доводился до ума после гибели Комарова. Также он вывозил из тайги Беляева и Леонова. Он рассказывал, что у него за лётную службу пять раз останавливались двигатели – и на Як-18, и на МиГ-17, и на вертолётах, и он всегда отлично справлялся и сажал борты. Как-то он показывал свои фото в молодости – тогда он был удивительно похож на артиста Невинного, а  так как тот был артистом в основном комического плана, - то и Царёв обладал искромётным юмором и огромным обаянием. А показывая эти фото, он поведал мне печальную историю. Как-то его во время плановой лётной смены назначили дежурным по части, а на его Ми-6 с его экипажем должен был летать замполит части. И при заходе на посадку у борта отказал один двигатель, замполит не справился, в итоге весь экипаж погиб. Жёны погибших потом выражали Царёву сожаление, что не он управлял бортом – они были категорически уверены, что Геннадий Андреевич справился бы и все остались  живы.

     О «Союзе» Геннадий Андреевич рассказывал, что корабль приводнился в Арал километрах в пяти от берега. Пока его искали, прошло более трёх суток, а на корабле стоял часовой механизм, который должен был его подорвать ровно через трое суток, если корабль не найден и часовой механизм не остановлен. Но в данном случае корабль не подорвался. Несмотря на риск, выслали аквалангистов, они прослушали корабль – механизм не тикал. Аквалангисты зацепили корабль тросами, и Царёв на Ми-6 подцепил его, с трудом вырвал из ила и отвёз на берег. Слава Богу, корабль так и не взорвался. Вот и орден, и медали прочим членам экипажа.

     О Беляеве и Леонове. Ми-6 Царёва стоял в 9 километрах от места приземления, и даже эту площадку пришлось организовывать, вырубая деревья. До космонавтов добирались долго по глубокому снегу, когда их вызволили, они были голодные и замёрзшие. А у Царёва на борту была кофеварка. И так случилось, что один из космонавтов оказался возле Геннадия Андреевича, он говорил, что тот был буквально чёрный. И Царёв предложил ему кружку кофе, которую тот с удовольствием выпил и в итоге очень похорошел. Но тут на Геннадия Андреевича набежал какой-то медицинский полковник и начал на него орать – мол, что он сделал, ведь у космонавтов ещё не взяли анализы. То есть какие-то идиотские анализы важнее людей, которые очень измучены. Ну, Царёв на него и спустил собак, напомнив, что на борту своего вертолёта командир – он, и что за неподобающее поведение может и вышвырнуть вон.

                ГЛАВА 2   АЭРОКЛУБ

      Аэроклуб для меня родная организация – я пришёл в него в свои 17 лет с ещё тремя одноклассниками, с которыми же до этого с пятого класса посещал авиамодельный кружок. Поэтому мне в его коллективе было психологически комфортно после того, как меня выкинули из авиации, несмотря на придурь начальника аэроклуба Башкирова, - но особенно благодаря личности Царёва, тем более что он, также репрессированный совком, очень сочувствовал мне, опекал и был как отец родной. И очень помог мне в преодолении одного комплекса. Дело в том, что я с детства терпеть не мог пьянство и очень морально осуждал пьющих, особенно пьющих на работе и в рабочее время, а это в совке было очень распространено (теперь-то я понимаю, что это было одно из условий выживания людей).

    Слава Богу, что я всеми фибрами души презираю стук (и именно это одна из причин моего увольнения из авиации – я отказался быть стукачом у особиста части), да и по жизни везло – ни в классе, ни в Оренбургском училище у нашего курса стука не было. Тем не менее мне подсознательно всегда хотелось воздействовать на пьющих и перевоспитывать их, и это очень напрягало нервы. Но в аэроклубе этого не хотелось – очень давно знакомые и уважаемые мною люди. Тем более, оказалось, что выпивать с Царёвым – это здорово, от этого поднимается настроение и жизненный тонус, и никогда после выпивки с ним я не болел. А ведь я был инженер-авиамоделист, и постоянно находился в конторе, то есть выпивали мы часто – в обществе двух дам, бухгалтера Геронимус и секретарши Кортуновой.

      Иногда заходили спортсмены и ветераны, в частности, часто заезжал предыдущий начальник аэроклуба Галеев М. Т., и присоединялись к нам. Поначалу меня мучила совесть – мол, техсостав на аэродроме, пилоты на вахте – а я такой козёл. Но после нескольких показательных разносов на базе и техсостава, и лётного, застуканных Башкировым за распитием на рабочих местах, до меня дошло, что ребята себя не обижают, и я стал распивать с Царёвым с чистейшей совестью, тем более, что это недорого обходилось – он был без комплексов и полагал, что водка плохой не бывает, и разница в цене и в красивых наклейках – чушь, поэтому мы пили очень дешёвый разведённый спирт, который продавал возле аэроклуба казах под крышей уличного шахматного клуба – собирались старики, брали у нас стулья и играли в шахматы на улице, и в любой момент у него мы брали, тем более что за стулья он делал скидку.

     А Башкиров был козёл, как и положено новому русскому, и трахал начальников в присутствии их подчинённых, и даже всего коллектива аэроклуба – я много раз наблюдал такое по отношению к очень уважаемому Ивану Фроловичу Басан и механику Барсукову, при этом он давал всем понять, что он имеет право делать что ему угодно и заодно демагогически показывал всем, что мы – якобы одна дружная семья. Но его критиковать нельзя было ни за что  – он БЫЛ ВСЕГДА ПРАВ!

     Пить начинали в обед, а заканчивали по-разному (только не надо думать, что я только бухал – я занимался с детьми, со взрослыми авиамоделистами, проводил и организовывал авиамодельные соревнования, а также построил и облетал на аэродроме аэроклуба «Кордон» планер БРО-11, - не каждый же день подряд мы выпивали). И было много приключений, но о них потом. Вернусь к случаю, когда я обсуждал с высшими представителями аэроклуба, то есть с секретарём, бухгалтером, начальником штаба Царёвым Г. А. и предпрофома Славой Барсуковым то, что Башкиров использует аэроклуб для свиданий с проститутками. Я тогда не знал другой этики поведения, кроме совковой, то есть что все люди равны, и моральные проступки надо обсуждать коллективно, даже проступки начальников.

     Но я считал и считаю, что начальники – тоже люди, и нельзя брать пример с Башкирова и сразу стучать на него всему коллективу. Поэтому компромисс был вполне этичен – обсудить с верхушкой коллектива. Слава Барсуков сказал, что не надо никаких публичных обсуждений – что же, я его послушался. Но через несколько дней Башкиров в моё дежурство сторожем рано поутру, не выходя из машины, вызвал меня на улицу сигналом и, опустив стекло, сказал: «Ты, когда пьяный – держи язык за зубами!» Я мигом понял, про что он имел в виду, принял боевую стойку и ответил: «А я и не был пьян!» Очевидно, я сказал так, что он в момент поднял стекло и угнал. В аэроклубе умеют говорить ёмко и лаконично: перед поездкой всем коллективом на отдых в Бузулукский бор Слава Барсуков, уединившись со мной, императивно произнёс мне удивительную фразу:

             ГЛАВА 3    СЕКСУАЛЬНЫЙ ВОПРОС

     «Если ты там не будешь трахать наших жён, то мы не будем бить тебе морду». Удивительна фраза была тем, что лучше бы её сказать так: «Будешь трахать там наших жён – побьём морду!» Очевидно, это было связано с тем, что все пилоты и техники ОБЯЗАНЫ были пить только с Башкировым без женщин – он как древний правитель устроил пир, чтобы выведать тайные мысли подчинённых, и женщины были брошены на произвол судьбы, а тут свободный и на фиг не нужный со своими тайными мыслями инженер-авиамоделист. Но тут Слава что-то переборщил – я вообще сдержан в сексе, к тому же я очень уважаю инструкторов и техсостав аэроклуба, да и их жёны в большинстве спортсменки, то есть их я тоже уважаю.

     Слава постоянно говорит странные слова. Так, я, укрепляя коллектив детей-авиамоделистов и привлекая к строительству БРО-11 взрослых, достал четыре туристических байдарки, и постоянно водил людей в водные походы, благо воды в нашей области полно. И как-то раз в 1996 году шёл на трёх байдарках с аэродрома «Кордон» в город по реке Деркул, и так случилось, что коллектив, возвращаясь с аэродрома на автобусе, увидел меня с детьми в районе Селекционной станции на воде. Так Слава потом в глаза мне сказал, что я – псих, раз в такие тяжёлые времена занимаюсь водным туризмом – почему он пришёл к такому выводу, мне до сих пор неясно, хорошо хоть, в глаза сказал (может пошутил, хотя это козлиная шутка – но сказано было очень серьёзным тоном. А может, позавидовал?).

      Но я тотчас понял, кто настучал: безусловно, начальник штаба. Во мне всё кипело, а тут и Царёв подъехал на автобусе. И я ему с ходу, глядя в глаза: «Зачем Вы рассказали Башкирову о том разговоре?» Геннадий Андреевич морально испугался (он был очень хороший человек и тоже никогда не стучал) и жалобно ответил: «Это не я, это Надька!» (Секретарь Кортунова). И тут мне стало ясно, почему она по-хамски вела себя с пилотами и техсоставом, а те молчали в тряпочку – у неё была власть (к тому же Царёв высказывал предположение, что Башкиров ей за стук приплачивает с дополнительным поощрением в виде секса)! И Царёв мне сразу всё разъяснил. Для меня это было очень ценно – я впервые влез в межличностную разборку и в нутро коллектива. А потом ничего страшного – просто живёшь и работаешь, учитывая полученную агентурную информацию. А вот отношения с Царёвым укрепились ещё больше – я же ему до этого рассказывал, что меня уволили из авиации за отказ быть стукачом, а тут показал, что и готов бороться со стукачами, чем подтвердил свой рассказ.

     В итоге возросшего взаимодоверия мы стали пить ещё больше, отчего было море приключений, все очень долго рассказывать. Дамы нас очень поддерживали – Царёв их очень возбуждал, но выражалось это только в провокационных разговорах с ним, – хотя он и свободно говорил и шутил на темы секса, но был верен своей жене. Расскажу лишь одно приключение.

     Как-то распивали, но бухгалтер не пила – у неё был назначен визит к главбуху Обкома ДОСААФ после обеда. Она там долго задержалась, а когда вернулась, то увидела, что мы втроём с Надькой бацаем песняка «Дождливым вечером», и очень громко. Ужаснуться она не успела, так как начался ещё больший ужас – из России чёрт принёс Башкирова, а, по её словам, мы на него даже не обратили внимания, продолжая задушевную песню (по её словам – потому что я ничего не помнил,  был за тёмной шторкой). Но он так страшно на нас орал, что мы очухались. Он нас разогнал, велел идти по домам, забрал у Геннадия Андреевича ключи, бросил их на стол, запер клуб своими ключами и сказал, что если мы завтра в 9.00 не будем на своих рабочих местах, то всех очень накажет – и уехал.

    А ключ от дежурки, то есть бывшего парашютного класса, Царёв успел вручить мне, так как я заступал сторожем. Короче, он меня проводил на рабочее место, но, увидев, что я почти никакой (Башкиров отсосал энергию), уложил меня и запер снаружи, а дверь-то стальная! А вот ведро  с водой уже нельзя было перенести (ведро было одно) – Башкиров же запер клуб! В итоге я проснулся часа в 3 ночи с дикой жаждой. И жил с этой жаждой до того, как Царёв меня утром отпер. Минуты тянулись как часы! Но вот наконец-то он пришёл… Я был спасён – напротив соседи, два двухэтажных дома, я выпил с полведра, пока не насытился. Ну, а потом просто – в прихожке мы обнаружили, что одно стекло в раме прикреплено гвоздиками не изнутри, а снаружи.

     Секретарь и бухгалтер уже пришли, бухгалтер нам на ходу восстанавливала память, рассказывая, что было. Я сумел пальцами вынуть гвоздики и через раму пролез внутрь, дошёл до ключей и подал их Царёву. Мы были спасены. К приезду Башкирова все с важным видом сидели за своими столами (выпив крепкого чаю). Он ничего не сказал, лишь мрачно на нас посмотрел – очевидно, подумал, что у нас есть ещё один, запасной комплект (что очень хорошо характеризует начальника штаба).

              ГЛАВА 4    РЕПРЕССИИ В ОТНОШЕНИИ ЦАРЁВА

      Надо рассказать, как был репрессирован Царёв. Его и ещё один экипаж на двух МИ-6 командировали на строящийся БАМ. Они героически выполняли свой долг, доставляя грузы в любую погоду, даже за пределами допусков по погоде. Старшим был он, и он совершенно игнорировал партполитработу, то есть всякие боевые листки, стенгазеты и прочую показуху, тем более что был беспартийным. Но дьявол силён, и наслал на них как раз комиссию по проверке партполитработы. Они начали Царёву делать беременным его мозг, но он их реально послал, заявив, что они свой долг выполняют героически, а остальное его не волнует. Те обиделись, и наслали на него комиссию по проверке хозяйственной деятельности а отряде. Всё было в порядке, но была израсходована бочка спирта.

     Она была нормально списана по документам, но эти людишки сообразили, что она фактически была выпита, и наслали на Царёва уже военного следователя. Царёв рассказывал, что парень был очень весёлый и компанейский, привёз коньяк, весело распивал его с Царёвым и убедил того признаться, что спирт выпит, так как типа спирт был технический и стоил очень дёшево, 12 копеек за литр, то есть 200-литровая бочка стоила всего 24 рубля, в то время как уголовная ответственность по первому разу наступала при растрате не менее чем 40 рублей. Царёв дал себя убедить и подписал протокол.

     Командировку их прервали, а его вызвали в суд. В ходе разбирательства стало ясно, что уголовной ответственности он не подлежит, но, очевидно, была команда его посадить от партийных органов. И тогда с дикой логикой выступил прокурор. Он убедил суд, что, так как спирт был выпит, о чём есть признание самого Царёва, то ущерб надо считать по цене питьевого спирта, и этот сраный суд с ним согласился – очевидно, судье тоже был звонок. А тут уже получалось существенно более сорока рублей. Логичным кажется – вынести приговор о том, чтобы компенсировать растрату путём выплаты, но нет – Царёву дали три года.

     Правда, потом, учитывая его заслуги и орден, это превратили в три года химии, где он работал типа начальника штаба у прораба. А председателем комитета по защите прав военнослужащих был кто-то из космонавтов, которые хорошо знали Царёва. Царёв обратился к нему, и приговор отменили по прошествии полутора лет. Царёву начислили нормальную военную пенсию, летать уже не дали, и он приехал в Уральск, так как его жена была из Уральска, и получил здесь квартиру в городке «Сокол». Но он был страшно зол и на совок, и на партию, а так как я ему рассказал свою историю моего выкидывания из авиации, то он меня очень жалел и относился как к сыну.

               ГЛАВА 5  СОВКОВАЯ ТРАДИЦИЯ - ПИТЬ

      Вообще, хорошая совковая традиция всем вместе отмечать все совковые праздники в аэроклубе была, включая День ВВС, отлично развита. И тут тоже были смешные случаи. Как-то предварительно, 30 декабря, отмечали наступающий Новый год, и уже очень хорошо выпили и закусили, как из Обкома ДОСААФ пришёл поздравлять Анатолий Тян с большим числом бутылок шипучего вина. Я накрыл водку вином – и проснулся в дежурке 31 декабря, а мне надо было именно 31-го заступать на дежурство с утра. Свитер у меня был очень растянут, а на голове – странные продольные шишки, несколько штук.

     Потом Геннадий Андреевич рассказал, в чём дело – я заснул прямо за столом, хорошо, что салатов уже не было (однажды я видел на Новой Земле при испытаниях ядерной бомбы, как капитан группы объективного контроля спал лицом в салате из капусты с луком и майонезом, это было круто. Погода при перелёте туда внезапно испортилась донельзя, три Бе-12 и один Ан-12 сели с риском для жизни, два борта со второго захода, а два – с четвёртого. При заходах все много матерились, потом слушали магнитофоны, наливая капитану, потом ещё наливали, чтобы он стёр – вот он и устал пить), и лётчики с техниками унесли меня в дежурку, таким образом заступавший в ночь сторож ушёл домой. А несли меня за свитер – он был толстой и крупной вязки, было очень удобно держать за свитер, потому и растянули. А так как все были пьяны, то меня неоднократно в дверных проёмах, которые были из стальных уголков, головой об эти уголки и ударяли. А ведь могли бы и вперёд ногами нести – то ли не догадались, то ли в силу высокой моральности не хотели нести как покойника.

     Утром, а это было 31 декабря, я сильно болел с бодуна, но не опохмелялся, хотя водки осталось много – я вообще никогда не опохмеляюсь, считаю, что карму надо отрабатывать честно, то есть нести заслуженное наказание, заодно это не даст спиться. Но часа в три пришёл Царёв – он как начальник штаба аэроклуба должен был проверять службу по праздникам, в том числе и на ародроме – эта проверка делалась по рации, рации были и в штабе, и на аэродроме. Он увидел, что я – рыцарь печального образа, и стал меня лечить, хотя я и ломался. Налил сто грамм – я с большим трудом выпил, и никакого улучшения не почувствовал, хотя и отторжения не было. Тогда он налил мне ещё сто грамм – вот тут мне уже полегчало, и Царёв довольный убыл домой.

                ГЛАВА 6     УВОЛЬНЯЮСЬ С АЭРОКЛУБА

      И когда я окончательно увольнялся из аэроклуба, то напоследок вполне серьёзно поблагодарил коллектив за то, что меня научили пить. Но Киреев Александр Валентинович иронично опроверг меня: «Не пить, а ВЫПИВАТЬ!». Потом я понял, что в аэроклубе я получил лишь нечто вроде аттестата зрелости по пьянству.  Диплом о высшем образовании я получил в Уральскэнерго, в релейной службе, где проработал 7 лет, что как раз достаточно для вышки. Но, так как кандидатская и докторская степени по пьянству меня не привлекают, то я перевёлся на высоковольтную подстанцию, где дежурю в одиночестве, а один я не пью, тем более что очень высокое напряжение – это очень ответственно.

     Царёв очень выручил меня своим юмором и иронией в ситуации с полковником Татаренко. Приблудился к нашему авиамодельному мирку такой отставной полковник из гарнизона «Сокол» - был у нас в городе недалеко от вокзала такая крутейшая часть по испытанию всей новой армейской связной аппаратуры с очень квалифицированными специалистами, Татаренко там и служил. И устроился он на должность инженера-авиамоделиста после того, как её оставил Митрофанов и до того, как его Митрофанов сверг в конце 1992 года, обвинив, что тот ничего не делает – хотя Татаренко прекрасно справлялся со своими обязанностями, будучи хорошим организатором. Просто Вове Митрофанову всегда нужны рабы, которые тупо выполняют его волю, а Татаренко (далее – п-к) на такую роль не годился. В итоге п-к обиделся и много пил, пока я его не определил на должность руководителя компьютерного кружка в КЮТ з-да «Омега» (за что он меня никак не отблагодарил), где он долго и увлечённо работал и занимался с детьми.

                ГЛАВА 7    ПОЛКОВНИК

     П-к, как и все хохлы, обожал командовать и всё изо всех мест тащил, что только мог. И ещё у него была странность – он всегда в компаниях рассказывал, что он – импотент. Может быть, считал себя дико сексуально привлекательным и сразу предупреждал женщин, чтобы те не обольщались? Пил он много и увлечённо, и его в этом горячо поддерживала его жена, Светлана. Авиамоделисты любили посещать его дом, и если водки не хватало, то Света её в момент активно добывала (потом я понял, почему). Потом, было дело, мне поодиночке Сергей Кузнецов, Костя Хиль и Олег Попов хвастались, что они трахали Свету. Оказывается, делалось это так – надо было напоить п-ка так, чтобы тот заснул, после чего и начинался секс прямо на квартире.

    Однажды я наблюдал уморительную картину – во время очередной пьянки в то время, когда авиамодельная лаборатория ещё была при Обкоме ДОСААФ, п-к выгнал во двор, покрытый ровным асфальтом, именно Кузнецова, Попова и Хиля, и дико гонял их посредством строевой подготовки, а тех, очевидно, комплекс вины заставил подчиняться. П-к своей хохляцкой интуицией ощущал котов, которые сметану съели. П-к брал жену на все соревнования в Алма-Ату в качестве секретаря – он, любя власть, всегда добивался должности главного судьи. И потом до меня стала доходить информация, что в то время, когда все были в поле на стартах соревнований, Свету трахали в казарме уже из команд других областей. Дело в том, что кто-нибудь иногда что-либо нужное забывал в казарме, и, вернувшись туда, заставали интересную картину, слухи о которой постепенно расходились, как круги по воде. Я тоже захаживал к п-ку домой – по делам, и однажды была удивительная сцена: и п-к и Света были уже пьяны, что не помешало мне обсудить дело.

     Я, как и Света, сидели на диване, п-к – на стуле, я сидел так, что телом перекрывал директрису между ними, то есть п-к жены не видел. Смотрю в сторону п-ка, веду разговор – вдруг ощущаю, что меня страстно берут за руку. Оборачиваюсь – и вижу мистику: зрачки Светы излучают яркое голубое сияние и она с вожделением смотрит мне в глаза. Я мягко отстранился и пересел на стул. Я ещё несколько раз видел сияние из зрачков людей: два раза ярко зелёное и несколько раз ярко металлическое, как серебро или алюминий. Что это за чудо – не знаю, так как никогда в литературе не встречал. Но вдобавок видел ещё у кота, на которого напала моя овчарка, а он не успел забраться на дерево. Шерсть у него стояла дыбом, хвост трубой, а зрачки светили голубым светом, как фонарики, хотя был яркий солнечный день, - но кота я наблюдал с другом, который видел то же, что и я. Могу только придумать, что зрачки светятся при очень сильных эмоциях.

                ГЛАВА 8    КОМАНДИРОВКА

     Так вот, поехали мы на очередные республиканские соревнования в 1995 году. Я взял с собой Валерку Трофимова по кличке Трофа, моего воспитуемого по кружку и однокашника по школе, афганца, а воспитуемого так как я при помощи авиамоделизма и постройки БРО-11 пытался вылечить его от алкоголизма (правда, тогда я его считал другом, но он умело по жизни доказал мне, что он – козёл, а не друг, после чего бросил на этом свете, повесившись в подвале своего дома). С Трофой мы по-быстрому слепили скоростную модель. П-к ехал тоже, уговорив меня взять своего друга просто так, и как всегда, без всякой мне благодарности – но при этом он наезжал на Трофу якобы за отсутствие у того модели и за то, что тот якобы не взял еды в дорогу, хотя Трофа взял шмат сала более полутора кг.

     Я возражал, будучи официальным представителем команды, но п-ку нужна была власть, и у нас началась битва за неё. Так как его аргументы против Трофы я отверг, п-к начал другую операцию – начал требовать, чтобы я выдал команде суточные на время в пути следования – в Алма-Ате нас кормили и селили за счёт ДОСААФ. А у нас всегда была традиция – суточные всегда оставались у представителя на общие нужды команды. Я стал апеллировать к большинству, но глотка у п-ка была лужёная. И он переманил большинство на свою сторону, да и был прав формально. Но я не сдался – так как формально это были СУТОЧНЫЕ, я и стал их выдавать посуточно, начертив ведомость с очень широкими клетками.

     Разумеется, к Алма-Ате я выдал ровно половину суточных. На аэродроме ДОСААФ «Байсерке» битва продолжилась – п-к опять добился должности гл. судьи и на этом основании пытался мною командовать, на что я ему возражал – пусть командует спортсменами на старте, а в мои административные функции не лезет. Драка была страшная. А билеты на обратную дорогу я хранил вместе с оставшимися суточными в барсетке – хорошо хоть, что билеты туда и ведомость выдачи суточных держал в бумажнике вместе с удостоверением личности, как уже отработанный материал. В последний день командировки соревнований не было, и мы почти все поехали в город (так как Трофа остался, сказав, что горы он насмотрелся в Афганистане, и я барсетку оставил ему, чтобы воры не срезали в автобусе), в частности я повёз двух мальчишек на Медео, где мы поднялись на самый верх плотины, увидав в начале долины огромный белоснежный пик Абая.

     Когда вернулись, Трофа меня морально убил – они несколько раз ходили в посёлок при ГРЭС за разливным вином из бочки, и в последний раз он положил барсетку у обочины, приложился к полторашке с вином – и ушел, забыв барсетку. Начался дикий скандал, п-к победил, я поджал хвост. Уезжали на следующее утро. На наши места нас без билетов не пустили, пришлось выкупать. Когда выгребли все деньги, на два билета не хватило, и мы с Трофой остались на милость моего дяди, я все свои деньги отдал мальчишкам, оставил только доехать до дяди на троллейбусе. Втайне я радовался – у п-ка и команды не осталось денег на бухло, то есть алкаш Трофа провёл крутую акцию за трезвость.

     По возвращении первая проблема – это финансовый отчёт. А поездку финансировал аэроклуб, так как у Обкома ДОСААФ денег ни фига не было. А п-к мне сказал, что билеты он мне отдаст только тогда, когда я отдам деньги за билеты и суточные. Но я нашёл выход – так как графы у меня в ведомости были очень широкие, то я прочертил дополнительные клетки и вписал туда недостающие суммы. Подписи были подлинные, ручка моя, то есть та же. Бухгалтер была собутыльница, времена как бы демократические, и я ей сказал: «Ну, раз есть билеты туда, так наше возвращение – факт же!», добавив, что билеты я обронил. И она приняла отчёт и закрыла дело.

     А п-к ждал-ждал, пока я к нему приползу на коленях – и потом припёрся, а узнав, что отчёт принят, начал орать, что это подлог. Башкиров устроил очную ставку – а я вслух сказал, что подписи на отчёте подлинные, и ни один суд подлог не докажет, и что п-к врёт, так как его кроме власти ничего не интересует, при этом сказал, что билеты на обратную дорогу были не выкуплены, а выписаны вновь по звонку из КГБ, организованному моим дядей. То есть я напомнил Башкирову уже известный ему факт, после чего он сказал: «Разбирайтесь сами».

     Я начал дико калымить, чтобы заработать деньги – а Трофа бухать и обмывать в коллективе своё «III место», нарисованное на украденном им в Алма-Ате бланке грамоты, - он даже не взлетел на своей модели, а чтобы занять хоть последнее место, надо было пройти базу в 10 кругов (но заявлено было именно 3 спортсмена по этому классу, поэтому он считал, что у него 3-е место, а в школе ещё и добавлял, что ПРИЗОВОЕ). Ну, я отработал половину суммы и выплатил под расписки парадоксально – не самой опасной и скандальной половине команды, а тем, кто хорошо себя вёл в конфликте и не прыгал на меня. После чего сказал п-ку: «Вторую половину требуй с Трофы – и любой суд примет такое же решение». То есть вопрос повис. Ну, а Царёву я честно рассказал всё, и он очень веселился, так как у него были трения с полковником – тот качал права, что он п-к, а Царёв – майор, а Царёв возражал, что он начштаба, и п-к – инженер-авиамоделист. Ну, на этот год затихло. За год я рассказал Царёву и про ****ство Светы, попросив его держать это в тайне. Это его тоже веселило.

    Но хохлы – врождённые психи (я не говорю об украинцах), а у психов по весне обострения. В 1996 году в мае п-к припёрся, орал на меня, требовал деньги и жаловался Царёву – тот его слушал с ироничным выражением лица. П-к хотел Башкирова, но тот всё время мотался по России и был неуловим, то есть ещё несколько визитов п-ка ему не помогли. Потом нас мирили на соревнованиях, мы мирились, жали друг другу руки, п-к соглашался, что вторую половину суммы должен Трофа. Но по весне 1997 года всё повторилось, и опять не был пойман Башкиров, и опять нас мирили, и опять мы жали друг другу руки. Но тут я уже обсудил с Царёвым вариант шантажа п-ка путём применения компромата по факту ****ства его жены. Царёв был высокоморальный человек и отверг это, хотя и соглашался, что п-к ведёт себя как мудак, в смысле бесчестно. Но в 1998 году всё опять повторилось, но на этот раз п-к нарвался на Башкирова.

     А у Башкирова нарастали трудности, он был в неврозе, и классно оторвался на мне. Мне это надоело, и я применил смягчённый вариант, уже не шантажа, а давления путём угрозы компроматом. Света работала библиотекарем в пединституте, я пришёл к ней, она вся возбудилась и расцвела, и на этом фоне я рассказал ей анекдот о молитве шотландца: «Господи, сделай так, чтобы моя жена мне не изменяла, а если изменит – чтобы никто про это не узнал, а если узнают все – чтобы никогда об этом не узнал я!» Она вспыхнула, и ответила, что они с мужем вместе выбирают ей любовников (какое самообладание и быстрота мысли! – я глубоко сомневаюсь, что она сказала правду).

     В ответ на это я сказал, что жена полковника в общем-то дама, а нехорошо даме выбирать таких любовников, которые о связи с нею треплются, и что я не обязан хранить эти тайны, так как я не её любовник, - после чего ушёл. Надо сказать, что после этого п-к затих. Света умерла от рака, а п-к ещё бродит по городу, иногда встречаемся, но делаем вид, что не замечаем друг друга – я не могу простить офицера, который дважды нарушил своё слово по одному вопросу, а он и не просит прощения. Ну, веселье Царёва по этому вопросу очень облегчило мои переживания, и без его моральной поддержки я бы мог сломаться на п-ке. А я приобрёл ценный опыт, так как стресс вынудил меня попрактиковать такое, на что я бы никогда не решился без него. А стресс был из-за высоких мотиваций (1) – мне хоть умри надо было построить планер до того, как меня уволят.

     В 1996 году я всё лето, впрочем, начиная с мая и кончая началом октября, был дико занят (2) и редко появлялся в аэроклубе, не считая дежурств сторожем. К середине июня меня замучила совесть, что я зря получаю деньги, и я приехал к Царёву писать заявление о переводе меня на полставки по должности. Он меня высмеял, сказал, что я придурок и не велел ничего писать. То есть я так и продолжал мало появляться, Царёв меня не топил, а Башкиров так ничего и не заметил в связи с хроническим отсутствием.

     Любимая поговорка у Царёва была: «Дело не в том, что мы не ипём – дело в том, что нам не дают!» А разок был такой смешной случай – к концу рабочего дня в аэроклуб зашла моя знакомая из общества «Единение», мы разговаривали возле двери парашютного класса, а тут подошёл в меру пьяный Царёв, который уже шёл домой. Ему была симпатична эта девушка, и он остановился возле нас поговорить с ней. Я оказался не у дел, а на руке у Царёва были часы, и мне захотелось посмотреть, сколько времени. А он медленно поворачивал руку, мне пришлось двигаться головой в попытке рассмотреть время, и моя голова оказалась возле его. Тогда он взял и поцеловал меня в лысину, после чего мы трое дружно рассмеялись - так забавно это получилось.

    Шутить надо вовремя. У Царёва, у Башкирова и у председателя Обкома ДОСААФ Жирова были большие откормленные зады, правда, не шире их плеч, которые меня сильно забавляли, и я хотел над этим пошутить над Царёвым, но стеснялся. А кончилось тем, что Царёв как-то шутливо спросил у меня: «А почему у тебя такая маленькая жопа?!»

                ГЛАВА 9    БАШКИРОВ

     И последние два эпизода, мало связанные с Царёвым. Аэроклуб располагался на главном проспекте города, и у нас по ночам пьяные казахи регулярно били стёкла, иногда ночью ломились в (слава Богу) стальные двери, иногда дрались под окнами. Было страшно, и поэтому я как-то, когда Башкиров соизволил заплатить зарплату, вместо трусов, которые уже донашивал, купил себе газобаллонный пистолет «Корнет» - тренировочный, но с длинным стволом. Его шариковые пули заходят под кожу на 5 мм и причиняют сильную боль – ствол длинный, а в барабане и дополнительном магазине 28 пулек – стреляй-не-хочу (в России был даже случай убийства из «Корнета» – попали в зрачок, шарик пробил весь глаз и через отверстие зрительного нерва вошёл прямо в мозг).

      А рядом был проявочный пункт «Фуджи-фильм», и я у них выпрашивал прозрачные пластиковые ёмкости из-под реактивов. А так как ночью неохота выходить на улицу, когда там пьяные казахи, то я в них мочился при нужде, а утром выливал. Прикиньте, какая внутри была вонь, выдержанная и застоявшаяся. Ну, когда я купил «Корнет», то, само-собой, хвастал перед коллективом, а Надька исправно вложила. И вот как-то вламывается Башкиров и просит показать. Базара нет – показываю, рассказываю. Он просит пострелять. Ну, эти пластиковые ёмкости – лучшая мишень. Мы их и ставили, и вешали, Витёк увлёкся, и расстрелял много шариковых пулек. Многие засели внутри, пробив корпус, многие – на полу, их уже не найдёшь, но ведь ничего не жаль для шефа!

      Но у него совесть проснулась, когда кончились баллончики с CO2 – и ему шлея под хвост попала доставать шарики из ёмкостей, да ещё пальцами, а не вытряхивая их, к примеру, в миску, а как я ни уговаривал не делать этого, он не послушался. Надо было видеть, как он давился запахом моей протухшей мочи и обнюхивал пальцы! На его вопрос, что это за мерзкий запах, я ответил очень убедительно – запах химреактивов для проявки цветных плёнок. Но мне очень трудно было удержать смех и ухмылку, а торжествую я до сих пор!

     Напоследок, перед его убийством, он вздумал ремонтировать аэроклуб – при том, что не платил получку год и восемь месяцев. Но откуда-то нашёл деньги на дорогие и красивые материалы. На мою долю как авиамоделиста выпала судьба из родных советских щелястых дверей сделать евродвери. То есть мне купили буровой клей и мел, я лепил на двери килограммы шпатлёвки и драил их шкурками разных зернистостей. Щели были огромные, с 1937-го года, работы море. У меня остановилась работа как над планером БРО-11, так и калымы для финансирования этих работ. Мне казалось, что Витёк сошёл с ума с этим ремонтом – он был просто бешеный, возможно, чуял скорую смерть. А я был зол, за то, что он остановил планер – так, что стал при Надьке его всячески ругать за его ремонт. И дождался – как-то тру дверь шкуркой. Она лежит на столе для укладки парашютов, кругом мел, я сам весь в мелу – и тут залетает Витёк, и с ходу орёт на меня:

     «Мне сказали, что ТЫ НЕ ХОЧЕШЬ ДЕЛАТЬ ДВЕРИ!» Я завожусь с полоборота и сам ору на него: «Если ты баба, то я – мужик! Хочу, не хочу – а делаю же! Тебя трахает что ли, чего я хочу, а чего не хочу? Пошёл ты на @уй!» Он быстро убежал, как будто испугался. А вскоре его пристрелили. С тех пор я очень боюсь посылать на три буквы живых людей – много примеров, что если уж меня довели до того, что я послал на три буквы (а я очень не люблю мат), то многие после этого вскоре гибнут: вешаются, тонут, Башкирова вот пристрелили). Я очень терпелив, и верю, что Провидение пасёт меня и фиксирует тех, кого я послал, и дарует им смерть. Впрочем, есть и случаи, когда я послал – а с человеком ничего и не случилось, так что, как всегда, мистика – дело юридически недоказуемое.

      Башкиров многократно говорил мне в глаза, что, учитывая обстоятельства моего увольнения из авиации, я не могу работать с детьми, и угрожал увольнением. Я блефовал, изображая, что мне по-фигу, и отвечал: «Ну и увольняй, хрен с тобой» (вообще-то он очень многим угрожал этим, а ребята говорили, что многим угрожал и смертью от знакомых российских бандитов. Я хорошо понимал, что я ему нужен, чтобы он доказывал председателю Обкома ДОСААФ Жирову, что у него ведётся спортработа в аэроклубе, а стоил авиамоделизм очень недорого. А как-то в 1995 году он меня выдернул из отпуска на неделю раньше срока, без приказа об отзыве – в Алма-Ате проводился чемпионат по свободнолетающим моделям и я был нужен как судья.

    Ну, побыл я там, а мне как раз исполнялось 40 лет, и я их отпраздновал у дяди, а потом пожил у него на даче – как раз неделю. Пообщаться с дядей, разведчиком по Китаю, очень интересно, и грех такое пропускать. Когда я вернулся, Башкиров устроил мне дикий скандал, пришлось поорать в ответ насчёт того, что он-то меня из отпуска отозвал раньше. Еле-еле переорал, этот козёл никогда не хотел слушать никаких даже самых разумных возражений. Раз было дело – надо было покрасить стальную дверь у магазина его другана чеченца Вахи. Он подогнал народ и машину с компрессором для пульверизатора. Был сильный ветер, несло пыль, песок и мусор, ребята говорили, что надо отложить покраску. Но он заставил. Потом я неделю отскребал и оттирал грязь и песок и вручную перекрашивал дверь. И вот от всех его нервотрёпок меня как выдающийся психотерапевт спасал Геннадий Андреевич. Огромное ему спасибо за это. Я ему вечно благодарен.

     Говорят, бог шельму метит. И то, что Башкирова пристрелили – это было  вовремя. Он активно добивал аэроклуб, а после его смерти аэроклуб выжил. И до сих пор жив, хотя и с трудом. Нужно активное внимание и поддержка государства, адекватное финансирование и закупка новой авиатехники и парашютов, но разве сейчас государству есть до этого дело.

                ДОПОЛНЕНИЯ

    (1). Мотивация у меня с 1982 года одна – это реализация моего изобретения, то есть кессона крыла из труб с высоким давлением газа. И всё в жизни подчинено этому. Но Вовик Митрофанов своим императивом задержал моё устройство на завод им. Ворошилова до 1985 года, а ведь мне надо было осваивать металлообработку. И потом куча задержек. В 1991 с начала года набросал двухместный СЛА на два «Вихря» и договорился с начальником цеха и с секретарём парткома завода о том, чтобы его строить с молодёжью, так случился ГКЧП, я по нехорошей и неуважительной причине прогулял три дня и вынужден был уволиться.

     Случилась регрессия – пришлось идти в аэроклуб и строить уже не самолёт, а планер, ибо с детьми и в нищете самолёт не потянешь. А суть была в том, что в Уральске в принципе была инфраструктура для постройки истребителя: машиностроительный з-д им. Ворошилова, з-д электронных приборов «Омега» и «Металлист» - делал крупнокалиберные пулемёты, то есть и пушки потянул бы, и я рассчитывал, что молодое государство будет заинтересовано в прорывном истребителе. То есть БРО-11 я рассматривал как начало лестницы ЛА, приводящей к истребителю, а также начальную ступень подготовки лётчиков с последующим их переходом на «Бланики», «Вильги» и т.д.

     То есть мотивация была мощнейшая – она меня держала и позволяла переносить всю придурь Башкирова и трудности жизни, но она же могла меня сломать – если бы я не поднял на крыло БРО-11. Это была программа-минимум. Именно я был так зол на Витька – с ремонтом он лишил меня как времени, так и возможности калымить опять же из-за отсутствия времени, а зарплату не платил. Но в конце лета я всё-таки завершил постройку и полетал на БРО-11, что зафиксировано в публикациях двух газет: «Талап» и «Пульс города». По крайней мере, спас душу. Так как Слава Барсуков испугался и не разрешил мне, чтобы юнцы на нём летали на аэродроме «Кордон» с резинки – на том основании, что планер я построил без ТУ. Хотя я строил по чертежам самого Ошкиниса, планер с резинки поднимется не выше 5 метров, скорость полёта – 30-35 км в час, и он сделан так, что и в набор высоты, и на снижение переходит без изменения угла тангажа.

    Щелевые закрылки-элероны кинематически связаны с рулём высоты так, что, когда берёшь ручку на себя, то закрылки немного уходят вниз. Кабрирующий момент от руля высоты полностью парируется пикирующим моментом от закрылков, и планер переходит в набор только за счёт приращения подъёмной силы. И наоборот. И ещё у БРО-11 крутка крыла на 2 градуса на концевых нервюрах крыла вниз, то есть срыв при критических углах атаки на концах не наступает, и отсутствует тенденция к заваливанию вправо или влево.  Надо ещё учесть ЩЕЛЕВЫЕ элероны-закрылки по всему размаху, что напрочь устраняет угрозу срыва потока на крыле и штопора. То есть на этом аппарате физически невозможно не то что разбиться, но даже крепко его приложить, так как он не сваливается, а мягко парашютирует. Но опытный лётчик-инструктор-парашютист Барсуков испугался и запретил, а обойти его я не имел возможности. Я же не преступник и не сумасброд.

    (2) За четыре года постройки планера я огромное время потратил в попытках сколотить команду молодёжи. Кого я только ни приглашал: и старшеклассников, и петеушников, и комсомольцев – и всё впустую. Походят два воскресенья – и исчезают. Ни о каком энтузиазме 30-х годов сейчас говорить не приходится – напротив, многие перед исчезновением спрашивали меня, сколько я им буду платить. Немного мне помогали мои мальчишки-авиамоделисты, но они были малы для сложных работ – тем не менее они делали меня неодиноким, а я с ними рассчитывался турпоходами на байдарках, так что зря Слава говорил, что я псих, раз хожу на байдарках. Просто бизнес, ничего личного. Но кое-кого я нашёл, уже когда надо было обшивать крыло и оперение.

      Духовные поиски привели меня как-то в рериховское общество «Единение», которым руководила шаманка Танька Кудинова, что забавно, мать четверых детей и вдова первого мужа, которого она бросила и сбежала в Уральск к маме с папой, когда тот сломал шею о бревно в воде. Шаманка – потому что экстрасенсорные способности, в том числе и гипнотические, у неё были, но я быстро разобрался, что она манипулирует людьми с корыстными целями, а манипулировать лётчиком – это бред. И я стал спасать людей от неё, и нашлось ещё двое таких людей – Юра Чапурин и его жена Наташа. А как спасать? Природой. И мы в 1996 году организовали сельхозкомунну на Обители и много ходили в водные походы, и со взрослыми, и с детьми. Поэтому у меня и не было времени.

      Но к осени мы с Чапуриными оторвали от Таньки много людей, в основном это были девушки и молодые женщины – как правило шаманские общества посещает в большинстве женский пол, как, к сожалению, и православные храмы. Потом они очень помогли в работе над планером, выполнив обшивку и зачистив целлулоидную киноплёнку. Дело в том, что обшивка потому и называется обшивкой, что изначально она буквально пришивается к крылу и оперению. То есть с двух сторон каждой нервюры (элемента поперечного набора крыла) надо было сквозь всё крыло прошить нитками два шва, причём в одном направлении и обратно, чтобы стежки были не с перерывами, а всплошную. Я изготовил несколько длинных иголок, сантиметров по сорок, и работа началась – очень объёмная работа. Разумеется, это как раз работа для женского пола.

      Потом, по готовности, очень романтично было смотреть внутрь крыла через облегчающие отверстия в корневых нервюрах – там было сложное переплетение ниток. Ну, а после прошивки крыло было надо пропитать нитролаком, а это бы влетело в копеечку. Но я добыл какой-то допотопный фильм на целлулоидной плёнке. Нарезали её на куски, замочили в кипятке, в надежде, что фотоэмульсия сойдёт. Но, видно из-за старости, эмульсия только несколько разбухла и не хотела сходить. Тогда девочки соскребали её бритвенными лезвиями – тоже огромная и нудная работа. Слава Богу, я нашёл очень дешёвый растворитель – распродавалась мебельная фабрика, что возле ж. д. вокзала, и растворитель у них был очень дёшев.

     Мы скидывались понемногу, я закупал бутылок пять, делал трёхлитровую банку лака и покрывал им крыло и оперение, потом снова скидывались. Работал я один и по ночам, чтобы никого, кроме себя, не травить – и молоко мне никто не выдавал. Это была пассивная наркомания, и по утрам Кортунова и Царёв очень грубо себя со мной вели, как и ведут обычно с наркоманами, и ничего нельзя было поделать, пока не продышишься и не станешь обычным человеком. Особенно это проявлялось, когда я уже красил планер – тогда я совсем уж отравлялся. Юра Чапурин очень выручил – он подогнал мне молочную флягу сиреневой нитрокраски.

    По готовности я подсчитал себестоимость планера. При факте экономии на всём и по минимальным расценкам трудозатрат вышло порядка 1 000 долларов. Но если брать по средним расценкам и ценам, можно говорить о 1 500 долларов. Но это – себестоимость, причём без учёта затрат на отопление, освещение и прочие накладные расходы, ведь их оплачивал аэроклуб. Если их учесть, то будет 2 000 долларов. А если предположить продажу из расчета всего 25% прибыли, то будет 2 500 долларов. Не очень дешёвая игрушка. Но она обратилась в прах из-за бюрократизма Славы Барсукова. Се ля ви!

15.03.2017 г. Прудников Виктор

    [11.01.2019 21:47] Прудников Виктор: А я уже проснулся. И вылал Вас мою первую, и пока последнюю книгу. Она присутствует и на проза.ру под своим названием - "Восхождение к миру". Это как раз тематика борьбы с антихристом. Написал я её в гостях у сестры в Бузулукском бору в отпуске, во время событий в Москве на Дубровке, кои события и явились катализатором написания, ибо трансляция по ТВ постоянно, и было ощущение даже не страха, а ужаса. И этот внешний ужас помог мне преодолеть мой страх перед моим планом. Потом, вернувшись домой, я обвязал текст всеми цитатами и ссылками, а потом Бог дал воспаление лёгких и бюллетень на месяц (я близнец и воспаление лёгких поэтому - мой конёк), за который я отредактировал текст, сократив его раза в три, а потом издал в бумаге в количестве 100 экз.

     Их я давно распространил, посему извините, что только в виртуальном виде. Книжка есть и на проза.ру под своим названием. Я всю жизнь в странном состоянии - говорю кратко - меня не слышат. Начинаю объяснять и мотивировать - всё равно не слышат., ибо уже длинно. Тем не менее работать надо - вдруг услышат. Вершина - я довёл книгу в 2006 году до Советника Путина по вопросам обороны и военно-промышленного комплекса генерал-лейтенанта Бурутина, и он мне даже ответил. Время ещё не пришло для моего ужасного плана, вот испытания Авангарда" отодвинули большой шухер ещё лет на 8-10. Кстати, во вступлении,прямо с начала, описан один мой случай сна про будущее, детально.

     Потом я начал писать большую книгу, с названием "Русский ноль", и восемь глав её - тоже на проза.ру, но остановился, осознав, что не готов. Годы ушли, пока я понял, в чём не готов. Глядя на безумие мира, я вернулся на позиции коммунизма, хотя это странно - православный коммунист. Но что поделать - главная суть - борьба с наступающим антихристом, а тут без религии никак. По этому вопросу я Вашей помощи не прошу. лишь информирую - а вдруг Вам будет интересно наблюдать за процессом.

      Я понял предсказание Нострадамуса на 1999 год о явлении Короля Ужаса. Его тогда так ждали - а дождались только бомбардировок и развала Югославии, что тоже было ужасно. Ведь явиться в этот мир - значит родиться. То есть где-то под акомпанимент и салют бомб и Томагавков родился мальчик, будущий антихрист. Мистические способности проявляются в возрасте Христа, в 33 года.Я сам свой План ядерного самоминирования России придумал ровно в 33 года. То есть антихрист начнёт свою деятельность в 2032 году. Мы с Вами можем и не дожить, да и лучше бы не дожить. Но мину под антихриста я заложить должен.

     Хорошо, что Новый год в воскресенье. Но как люди пойдут на работу?! А вот Крещение в субботу, это чудо. Я с 1994 года окунался, как крестился, только раз пропустил из-за температуры, а вот ныне не знаю... Впрочем, надо просто проконсультироваться у лечащего врача.

     Из этой исповеди вы можете сделать свои выводы, какая жизнь была в те, совсем не далёкие времена, как начал пить человек, который поначалу спиртное ненавидел, какие преграды ему пришлось пройти, прежде чем он смог построить свой планер, какими могут быть женщины в семье и т.д. Закончить же эту повесть о времени двух эпох хочу снова Дневниками Александра Гарнаева:

             ПРЕОДОЛЕНИЕ     ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

         "БОРОТЬСЯ И ИСКАТЬ, НАЙТИ И НЕ СДАВАТЬСЯ"

   "В воскресенье вечером, 6 августа 1967 года, во Франции при тушении большого лесного пожара, в сложных условиях гористой местности потерпел катастрофу вертолёт МИ-6.

   Экипаж в составе: командира корабля - Героя Советского Союза, заслуженного лётчика-испытателя СССР Ю.А.Гарнаева, второго пилота Ю.Н.Петера, штурмана В.Ф.Иванова, бортинженера С.А.Бугаенко, бортрадиста Б.Н.Столярова, инженеров-испытателей А.Я.Чулкова, В.П.Молчанова и двух французских специалистов: Сандоза и Тэпфера - погиб".
                Сообщение ТАСС
 
            Из последних записей в дневнике Юрия ГАРНАЕВА:
 
    Когда я был мальчишкой (по году рождения я ровесник Октября), я много читал Жюля Верна. Был тяжёлый 1926 год. Я только научился читать и с упоением читал романы Жюля Верна и потом вдруг был очень разочарован, когда узнал, что он написал свои чудесные произведения, никуда не выезжая, почти не выходя из дома. Но он был великий фантаст, и теперь мы видим, что его гениальная фантазия сбывается.
 
    Романтика наших дней, даже если она и кажется фантастической, - в труде. Первый мой шаг в жизни - токарь. Потом индустриальный техникум. Об авиации я сначала даже не мечтал - время было слишком трудное. Семья наша жила бедно, я ведь наелся в первый раз досыта, когда попал уже в лётную школу.
 
     Профессия лётчика всегда была романтичной. Я уже пролетал почти тридцать лет, последний полёт сделал сегодня, пять часов назад, но для меня он всё равно романтика. И теперь уже мы, опытные лётчики, не романтики, а фанатики своего дела. Мы его любим и не променяем ни на что. Профессия испытателя очень интересна, хотя и трудна. Ежедневно мы сталкиваемся с новыми задачами, их разнообразию нет предела.
 
     До войны испытателям приходилось преодолевать много различных барьеров, штопоров, вибраций. Потом авиация подошла к скорости звука. Это был нелёгкий период. Немцы в конце войны хотели взять реванш и вовсе не считались с жизнью лётчиков, когда строили реактивные самолёты. У нас было иначе. Были модели, которые помогли раскрыть тайну звукового барьера. А сейчас мы уже подошли к трём скоростям звука - рекорд Мосолова. Серьёзным делом была подготовка к запуску космонавтов. Это огромная работа, и не случайно все наши космонавты с успехом выполнили свои задачи: в их воспитание и тренировку был вложен труд конструкторов, инженеров, лётчиков.
 
      В области авиации ещё много всяких тайн и много будет различных барьеров. Если сейчас мы достигли высоты в 35 километров (этот рекорд тоже принадлежит Мосолову), то космонавты летают на высоте больше двухсот. Область полёта между этими высотами остаётся ещё малоисследованной - значит, будут новые самолёты, ракетопланы, они уйдут туда, сделают своё дело, успешно вернутся и сядут на землю.

      У нас работа организована так, что в ней участвует большой коллектив, мы всегда чувствуем локоть товарища. Мы не испытываем в воздухе трагического одиночества... Наша романтика коллективная...

      В работе испытателя немало трудных моментов. Надо учить летать машину и самому учиться летать на ней, а после этого сделать её доступной любому лётчику. Чтобы исключить неприятности, приходится заранее самому создавать аварийные ситуации и искать выход. Например, штопор, отказ двигателя, пожар, посадка без двигателя. Но мы готовимся к трудным делам заранее. И выполняем их успешно.
 
     Хотя мы поднимаемся очень высоко, все мы очень любим землю и всегда помним о ней. Земля не оставляет нас в полёте, и поэтому мы не чувствуем в воздухе одиночества.
 
     Мы не считаем свою работу похожей на риск игрока. Игрок тешит сам себя, а мы работаем. Для нас это значит жить. Жить во что бы то ни стало! Это делает волю напряжённой и острой, начинаешь соображать быстрей, чем это кажется возможным. Не думаешь о неудаче. Не веришь в неё.
 
     В этом - главное! Такая профессия.
 
      Смысл жизни там, где борьба и победа - над сложностью твоей работы, над скоростью и высотой!
                1967 г.

            ПРЕОДОЛЕНИЕ   ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ    ЗАКЛЮЧЕНИЕ
 
     Многие вещи вокруг стали видеться мне сейчас в совершенно ином свете. Один за другим рушатся казавшиеся раньше столь незыблемыми критерии и стереотипы. Порой кажется, что теряешь свою главную жизненную точку опоры. И лишь иногда, вдруг, как вспышка среди всей этой суеты, отчётливо высвечиваются те немногочисленные идеалы, которые никогда не должны обесцениваться...
   
     Интересное отражение мучающих меня сомнений я нашёл неожиданно в заметке известного публициста Андрея Яхонтова в одной из популярных московских газет:
 
      "Мне говорят: "Странно, ты вспоминаешь... И сам ещё вроде не старый. Для мемуаров не пришла пора". Я стал задумываться: в самом деле, почему? И, кажется, понял. Ухнул в прошлое огромный, тяжеленный кусок жизни, по существу даже несколько жизней. Сколько было ошибок, колебаний, верных и неправильных решений, счастливых и несчастливых встреч! И вот сегодня я - такой как есть.
 
   ... Раньше мне не хотелось этого писать. А теперь появилась потребность осмыслить, как я стал собой нынешним".

   ... Закончу словами великого лётчика, графа Антуана Мари Роже де Сент-Экзюпери, высказанными им в далёком 1933 году:
 
     "Величие всякого ремесла, быть может, прежде всего в том, что оно объединяет людей. Есть только одна подлинная ценность - это связь человека с человеком.
    Работая лишь только для накопления материальных благ, мы сами строим себе тюрьму. Одинокие, мы запираемся с нашим призрачным сокровищем, ради которого не стоит жить".
   
     "Главное?
 
      Вероятно, главное - это не только великая радость нашего ремесла и не только связанные с нашим ремеслом невзгоды. Главное - тот взгляд на жизнь, до которого возвышают эти радости и невзгоды".
                1994 г.

    Я думаю, тот, кто, проявив силу воли, смог дочитать эту повесть до конца, не жалеет о потраченном времени. Здесь есть над чем поразмышлять, и подумать о своём жизненном пути, а может его и в чём-то исправить. Всех с наступающим Старым Новым годом ! Пусть он будет мирным и лучше предыдущего !!!

Искренне ваш, полковник Чечель.