Это произошло так давно, что кажется сном, удивительным и красивым, из далёкого детства. Было начало лета, по городу плыл волнами аромат цветущих акаций. Отцветшие цветки медленно кружась в воздухе падали на землю, где они ждали опьянённого и разомлевшего от летнего тепла ветра, лениво сгонявшего их в небольшие кучи. Прозвенел последний школьный звонок в учебном году, начались каникулы. Впереди было беззаботное лето веснушчатого и тощего, одиннадцатилетнего подростка, каким я был в то время.
Моя мачеха не обременяла меня педагогическим воспитанием и большую часть времени я был предоставлен самому себе. К нашему дому примыкало старое, заброшенное кладбище, где я и проводил большую часть времени, бродя среди замшелых и перекошенных от времени памятников. Этот старый погост стал для меня - вторым домом, куда я мог прийти даже ночью, не испытывая, свойственного людям страха. Недалеко находился действующий участок кладбища, где покоилась моя мать, которую я часто навещал с букетом полевых цветов, собранных по дороге к ней. После небольшой уборки, я бережно клал поникшие от жары цветы, затем подолгу стоял и рассматривал знакомый до каждой царапинки серый памятник, выглядевший как старое, с обрубленными ветвями дерево. Зияло пустотой отверстие для фотографии, разбитой местными хулиганами, сразу после установки памятника.
Для меня понятия жизни и смерти были непостижимы, мне казалось, что мать ушла куда-то на время и вскоре вернётся. Этой надеждой я и жил до того дня, когда с мачехой проходя мимо притихшей на лето школы, заметил в окне первого этажа непонятный и странный силуэт «Что это» спросил я. Мачеха не раздумывая ответила «Это скелет человека, твоя мама умерла и превратилась в него». Меня дошкольника поразило это открытие, целый день я был под впечатлением увиденного и стал догадываться, что возвращение матери невозможно. Ночью вместе со сном пришли холодные и липкие кошмары, жуткого вида скелет хищно протягивал костлявые руки, стараясь ухватить меня. Отбиваясь от чудовища, я хватал руками холодный, скользкий дерматин дивана, отчего мне стало ещё страшней и с криками «Мама, Мама», разбудив всех, я сполз с постелью на пол. Прибежавшая вместе с отцом мачеха, подняла меня с пола и прижав к себе, успокаивая говорила «Ты чего испугался сынок, не бойся». После случившегося, я стал называть мачеху «Мама».
Последний год мы жили без отца, отбывавшего тюремное наказание за гибель рабочего на строительном объекте, где он работал мастером. Жить было тяжело и голодно, часто после школы я испытывал приступы голода и был рад просто ломтю хлеба. Мачеха работала в хлебном отделе небольшого магазина, куда я после школы иногда забегал, получал четвертинку свежего ржаного хлеба, еще теплого и такого вкусного, который я с жадностью поглощал и было это для меня лакомством богов.
В начале лета мачеха перешла на работу в городской парк, где в небольшом, похожем на аквариум киоске продавала мороженое. Теперь каждое утро я с мачехой отправлялся на работу, в парк. Я с восхищением ребёнка наблюдал, как она с изящной быстротой наполняла хрупкий вафельный стаканчик мороженым, бросала его на весы и до того, как успокаивалась стрелка весов, вручала оторопевшему покупателю. Если кто-то пытался оспорить вес порции, она с гримасой презрения добавляла пол- ложки мороженого и что-то шептала вслед настырному покупателю.
Целыми днями я бродил по аллеям старинного парка, где знал каждое редкое дерево, их дивные названия на табличках были созвучны далёким странам, откуда они были родом. Иногда мне казалось, что я слышу звуки духового оркестра, развлекавшего достопочтенную губернскую публику, навстречу мне шли наряженные дамы с раскрытыми белыми зонтиками, бережно поддерживаемые элегантными кавалерами. Бравый полицейский на входе в парк, лениво переминался с ноги на ногу, лишь оживлялся при виде офицерского чина, которому он учтиво отдавал честь. Сейчас парк переживал второе рождение, редкие виды чайных роз, посаженные на главной аллее, будили воображение неискушённого провинциального посетителя - неземным ароматом и он был уверен, если существует Рай, то в нём обязательно цветут розы. Побродив по парку, я спускался по многочисленным ступеням к реке Тетерев- полноводной после весеннего паводка, к концу лета река мелела и приобретала бурый цвет. На противоположном берегу был городской пляж, добраться к нему можно было по деревянному мостику, переброшенному через реку.
Так я бродил неделю, пока в один из дней мачеха сказала- «Мне дали в помощь девушку, молоденькую еврейскую девушку, она такая бедовая, её родители погибли в автомобильной аварии и живёт она с бабушкой». По правде говоря, мне уже изрядно надоел хорошо изученный и исхоженный во всех направлениях парк, но утром следующего дня, я шёл заинтересованный увидеть новую помощницу мачехи. Она вскоре появилась и спустя много лет, стоя перед картиной Карла Брюллова- «Итальянский полдень» я вдруг понял, что уже видел лицо прекрасной итальянки- давно, в далёком детстве-это была она-Лиля, так звали девушку. В ней чудно переплелись свежесть юности и зрелость молодой женщины, она немного картавила, но это не мешало её симпатии. Лиля спросила, как меня зовут, я ответил, но тут вмешалась мачеха и сказала- «Он хороший мальчик, но шлимазл, всё к нему прилипает». «А что-такое шлимазл» удивлённо спросила Лиля, «Это человек, у которого пропало счастье, хотя ему повезло, что я его воспитываю». Мачеха не имела детей и старалась как она думала, правильно воспитывать меня. «Я буду называть тебя шлимазликом», с улыбкой произнесла Лиля.
Мы подружились, вместе крошили обломки вафельных стаканчиков в остатки растаявшего мороженого, стекавшего на дно пустой емкости, затем вылавливали разбухшие кусочки. Их было немного, но необыкновенно вкусных и всегда спорили за последний кусочек. Когда не было покупателей мы сидели и разговаривали. Лиля вспоминала родителей, они погибли в автокатастрофе, в мотоцикл с коляской на котором они ехали врезался пьяный водитель грузовика. Из родных осталась одна бабушка, со второго класса Лиля была в интернате, о котором она рассказывала со слезами на глазах. «А ты помнишь свою мать» спрашивала она меня, мне было пять лет, когда умерла мать и с каждым годом я чувствовал, что образ матери скрывается как вид из окна в морозный день. Я стал привыкать к ней и когда Лиля была выходная, я скучал, даже мачеха заметила о моей привязанности.
После работы, когда у неё было свободное время мы переходили на противоположный берег и купались. Плавать я не умел и приносил небольшой детский круг для плавания, надувал его, взбирался на него и по черепашьи грёб. Так было и в тот раз, день был жаркий, Лиля с шумом вошла в воду и что-то напевая от удовольствия поплыла, я вслед за ней погрёб от берега. Дело шло к вечеру, людей на пляже было мало, незаметно я отплыл дальше обычного и тут начал проваливаться в воду, почувствовав отсутствие опоры. Мой спасательный круг порвался по шву и стал тонуть вместе со мной, я отчаянно забил руками и ногами по воде. Лиля продолжала удаляться от берега, мне стало страшно и захлёбываясь водой я позвал её.
Она развернулась и прокричала «Шлимазлик держись», но тут случилось чудо, в порыве инстинкта самосохранения я начал делать правильные движения и почувствовал, что могу управлять телом, я поплыл. Лиля, бешено взмахивая руками приближалась ко мне и через мгновение прокричала «Держись за меня», но я в страхе продолжал делать спасительные движения и только когда она повторно закричала «Так держись», я пытался ухватить её за скользкое плечо, но не мне не удалось, и я снова начал уходить под воду. Она схватила меня за волосы и поплыла со мной на спине к берегу. Уже на траве меня настиг страшный озноб, я стучал зубами то ли от страха, то ли от холода, Лиля ревела и с всхлипыванием причитала «Ты смог утонуть, я еле тебя спасла». Но с того дня, я начал держаться на воде, подтвердив известное выражение.
Когда мачеха узнала о случившемся, то сказала «Теперь Лиля, твоя сестра, даже больше, она спасла тебя». После случившегося, мы ещё больше подружились. В парке был летний театр, он стоял недалеко от киоска, большой, огороженный, с контролем. Зрительный зал театра плавно опускался к сцене, повторяя рельеф местности, всё, что происходило на сцене - не было видно посетителям парка и они могли лишь слышать происходящее. Мы тоже слушали, но в один из дней был намечен бесплатный концерт, Лиля заранее поменялась сменами с мачехой и сказала, что я пойду с ней.
Но погода не благоприятствовала бесплатному зрелищу, небо затянулось тёмными облаками и в воздухе висел приближающий дождь. Мачеха дала нам плащ-палатку отца, которая была у неё в киоске на всякий случай. Через четверть часа начал накрапывать дождь, зрители начали покидать места и прятаться под боковыми козырьками, мы развернули плащ и слушали стук дождя, который заглушал звуки со сцены. Мы сидели, плотно прижавшись к друг другу, мне было тепло и необычно уютно. От Лили исходило магическое тепло, оно обволакивало, успокаивало, я чувствовал запах её молодого тела, такой необычный и незнакомый, моё сердце начало трепетать от непознанного дотоле чувства, во мне робко как весенний росток пробуждалось мужское начало.
Прошлой осенью я сидел на диване и читал книгу, устав от чтения я поднял глаза и увидел на одежном шкафу какой-то незнакомый предмет, завёрнутый в газету. Мне стало интересно, что это могло быть, я пододвинул стул и дотянувшись до свёртка, стащил его. Развернув газету, я увидел солидный фолиант учебника «Гинекология и акушерство», полистав книгу и увидев первые иллюстрации я понял, почему книгу так тщательно прятали от меня. Учебник принадлежал нашей квартирантке, учащейся медицинского училища, девушке скромной и очень похожей на послушницу католического монастыря. На выходные она уезжала домой, в пригородное село. Я понял, что прикоснулся к чему-то запретному и непонятному для меня, но чем дальше я листал и видел новые иллюстрации, тем больше я краснел и ощущал удары сердца, гулко, отдававшие в голове.
Я впервые почувствовал новые ощущения, не посещавшие меня до сих пор. Книгу я завернул и положил на место, чтобы больше к ней не возвращаться, но мысли и новые чувства возвращались ко мне раз от раза.
Вокруг лил дождь, но я не замечал этого, мне не хотелось, чтобы он прекращался. Вместе с его уходом, закончится этот сладкий сон наяву, уйдёт тепло и этот запах, будивший во мне первые грёзы. Но дождь медленно уходил, Лиля свернула плащ и как-то странно, с загадочной улыбкой спросила меня «С тобой всё в порядке», я смущённо ответил, что всё нормально.
Дни летних каникул неумолимо убегали назад, всё меньше и меньше оставляя дней впереди. Я любил смотреть как Лиля обслуживала посетителей парка, не спеша, без всяких попыток недовеса она взвешивала мороженное, правильно давала сдачи, мачеха тихо посмеивалась. Если у неё был покупатель мужчина и пытался с ней заигрывать, она кокетливо строила ему глазки, но продолжения не было, просто она была кокетка не более.
Был конец недели, наверно суббота, полдень, к киоску подошли два солдата, в увольнении, решили побаловать себя мороженным. Пока Лиля взвешивала мороженное, они пытались познакомиться с ней, говорили всякие глупости и безуспешно пытались выяснить её имя. Я выглядывал из-за Лилиной спины и улыбался. Мне было смешно слушать их бесполезные, как мне казалось разговоры и я был горд за Лилю, парировавшую их назойливость. Особенно активным был сержант, с женственной и чувственной внешностью, очевидно несмотря на свою молодость, он не знал отказа в отношениях с женщинами и вся его выправка, одежда и даже начищенная, до блеска пряжка ремня и армейские значки делали его похожим на павлина. Получив своё мороженное, они с наслаждением его облизывали и наслаждались увольнением, но не уходили.
Выждав, пока уйдёт очередной любитель мороженного, они вернулись к киоску и снова начали прикалываться к Лиле, сержант решил во чтобы- то не стало узнать имя, приглянувшейся ему красивой мороженщицы. Лиля кокетничала с ним, но имя упорно не называла. Вдруг сержант обратил внимание на меня и сказал с ехидцей «Ты чего маланчик лыбишься, доходной такой, не кормят тебя, дай ему порцию мороженного от меня». Он полез в карман, собираясь уплатить, но Лиля сердито остановила его «Я тоже маланка» сказала она остолбеневшему от услышанного сержанту. Он растерянно повторил «Ты, что еврейка, а он твой брат», «Да, ты правильно понял» сказала она вконец сбитому с толка сержанту. «Извини подруга» сказал он примирительно, «Извини» повторил он и они ушли.
То, что сказал сержант было для меня, типичного еврейского подростка обычным явлением, бывало и похуже. В последнюю зиму выпало много снега, в один из январских дней я решил покататься на лыжах. Я достал из чулана покрытые годовалой пылью лыжи, протёр их и начал приспосабливать к твёрдым, негнущимся валенкам, которые мне купила мачеха, взамен развалившихся от ветхости ботинок. На загнутом кончике одной лыжи была небольшая трещина- результат наезда на снежный сугроб в прошлом году. Тогда я закрепил место трещины заплаткой из тонкой жести, получилось некрасиво, но надежды на новые лыжи у меня не было. Я отрегулировал ременное крепление под валенки и на месте должен был дополнительно привязать валенки к креплению жёсткой проволокой. Недалеко через дорогу, за домами был пустырь, с небольшой пологой горкой. На вершине горки я надел лыжи, привязал валенки к креплению, чем и оказался наглухо привязанным к лыжам. Я начал съезжать и подыматься, горка была удобная для подъёма и спуска, так прошло с получаса как я услыхал голоса, ко мне приближались трое подростков.
Один из них был на лыжах как я, а двое других топали возле него, в подростках я узнал местных хулиганов, которых побаивались дети в округе. На лыжах стоял Микола- агрессивный и задиристый пацан, его рыжее, переходящее в красноту лицо и жесткие как проволока рыжие волосы, торчавшие из шапки, предвещали ничего хорошего. Подойдя поближе он заорал» Що ты тут робыш жидяра!». Его дружки дружно загоготали, обступив меня двое стали по краям лыж, закрыв возможность убежать. Неожиданно Микола толкнул меня, потеряв равновесие я грохнулся на снег, вместе с привязанными к валенкам лыжам. Я попытался встать на ноги, но дружки Миколы не дали мне этого сделать, один прижал ногами лыжи, другой крепко держал меня за воротник пальто.
«Хлопци, держыть жидка, мы нагодуемо його смаженою куркую» заорал довольный собой Микола. Он хохоча освободился от лыж, расстегнул штаны и присел рядом со мной, через мгновение повеяло мерзким зловонием и на моих глазах росла куча кала, Микола тужился и кряхтел, хотел навалить побольше. Его лицо ещё больше побагровело от чрезмерных усилий и кончив тяжкий труд, он подтёрся комом снега и встал, оставив на белом снегу желтые следы мочи и дымящую на морозе кучу. Застегнувшись, Микола скомандовал «Иж жидяра, цэ смаженна курка, яку вы жиды любыте». Его дружки начали меня толкать ближе к куче, я сопротивлялся, пытаясь безрезультатно встать на ноги, но понял, что пропадаю и закричал со всех моих еврейских сил.
Мой голос подымался к синему небу, отражался от снежных сугробов, я кричал со всех сил, потеряв надежду на спасение. Стая чёрных ворон, потревоженных моим криком, зловеще каркая, шумно взлетела с насиженного дерева. Я со всех сил сопротивлялся и кричал, наверно мой голос услышала покойная мать из промёрзшей могилы и она послала неожиданное спасение. Услышав мой крик, вышла женщина из ближайшего дома, стала на пороге прислушиваясь, увидев и поняв всё закричала «Микола, не чыпай жидка, в нього вмерла маты, чуешь, що я тоби сказала». Неожиданное вмешательство и мой продолжавшийся нечеловеческий крик остановили их. «Жывы жидюра, ми ще зустрымось» прошипел Микола, его дружки нехотя отпустили меня и ушли. Сиротливо на белом снегу виднелись следы животных испражнений, которые успели покрыться белым морозным налётом. От нечеловеческого крика я сорвал голос, эта проблема напоминала мне всю жизнь, как и моё предубеждение о коварстве и подлости обладателей рыжих волос.
После ухода сержанта стало тихо и спокойно, вечер уступал место ночи. Вдруг мы увидели бегущих по аллее людей и далёкие крики, Лиля сказала «Пойди и посмотри, что там случилось». Я помчался в глубину парка, откуда доносились крики и вскоре был у подвесного моста, который одной оборванной стороной уходил в глубокий овраг, через который он был ранее переброшен. На дне оврага копошились, стараясь выбраться наверх случайные прохожие, среди которых были сержант и его друг. Рядом со мной рассерженная женщина сбивчиво рассказывала о случившемся «Двое солдат начали раскачивать мост, он скрипел и качался, как вдруг лопнул проржавленный трос, оборвался второй и все на мосту оказались на дне оврага».
Я быстро побежал назад, рассказать Лиле, о случившемся. Лиля быстро закрыла киоск и мы помчались к оврагу, из которого выбирались последние из упавших, сержант с напарником были сверху. На лице сержанта застыла гримаса боли и растерянности, он был ранен, из рукава кителя капала кровь, здоровой рукой он прижимал больную руку. Лиля белой птицей метнулась к нему, помогла снять китель, на его руке была длинная кровоточащая ссадина, которую он получил во время падения. Лиля послала меня принести бутылку воды и чистое полотенце, вскоре она обмывала водой рану и полотенцем, разорванным на полоски, перематывала руку. Лицо сержанта выражало смирение и признательность, но его взгляд застыл на розовых коленях, которые выглядывали из распахнутого белого халата, присевшей подле него Лили. Было видно, как у него пересохло в горле, он забыл о ране и попросил напиться, пришлось сбегать за водой. Он жадно опустошил бутылку воды, забыв о своём напарнике.
По окончании процедуры, он искренне поблагодарил за помощь и пообещал вернуться и отблагодарить Лилю. Через две недели, в субботу днём он тихо подкрался к киоску и внезапно гаркнув «Внимание, Смирно» протянул Лиле коробку конфет, а мне небольшую шоколадку «Ешь, поправляйся» сказал он мне снисходительно. На этот раз Лиля краснела, назвала своё имя, а потом сержант послал меня показать его новому напарнику, тот самый мост, где его спасали. Было видно, что он хотел остаться с Лилей вдвоём и договорился со своим напарником занять меня чем-нибудь. После осмотра лежащего в овраге моста, сержант попросил показать ему парк, мы прошли по всем аллеям, спустились к обмелевшей за лето реке. Когда мы возвратились, было видно, что сержант время не терял, применив весь свой опыт, Лиля смущённо улыбалась, но что-то в её лице изменилось, она смотрела на сержанта загадочно, была какая-то тайна в её взгляде.
Лето стремительно приближалось к осени, в парке появились первые упавшие листья на аллеях, вновь зацвели розы, уже осенние. Снова через две недели, в субботу появился сержант, в этот раз один и я увидел, как лицо Лили покрылось румянцем и как она улыбалась. Было видно, что Лиля хотела, чтобы я оставил их вдвоём и она нашла выход, она дала мне деньги и отправила в кинотеатр. День клонился к вечеру, небо затягивало черной пеленой и где-то вдали, на линии горизонта молнии вспыхивали и гасли. Каким –то чувством я боялся за Лилю, не доверял её
сержанту и решил не идти на сеанс фильма, а проследить, чтобы с Лилей чего-нибудь не случилось.
Я сел на скамейку в боковой аллее, с этого места был хорошо виден наш маленький киоск. Начинало темнеть, в воздухе пахло приближающейся грозой, в киоске погас свет и двое отделились от него и пошли в противоположную от меня сторону. Я решительно пошёл за ними, вдруг они остановились, сержант обнял Лилю, и они застыли в длинном поцелуе. После они пошли в сторону зарослей кустов сирени, где были укрытые от посторонних глаз маленькие полянки, места уединения влюблённых парочек.
Начиналась гроза, воздух был наэлектризован, повеяло запахом прибитой дождём летней пыли. Стало вдруг темно и жутко, частые молнии громадной фотовспышкой освещали тёмные заросли и тут же гасли. Я остановился, не зная куда идти, в момент вспышки я выбирал направление, но никого не находил. Стал накрапывать дождь, я метался, и вдруг очередная вспышка осветила крохотную полянку, с распластанной на земле Лилей, её белое тело было накрыто лежачим на ней сержантом. Я бросился к ним с криком «Отпусти Лилю», сержант повернул ко мне перекошенное от злобы лицо «Я тебя задушу, жидёнок» прохрипел он. Лиля стонала и плакала, вдруг сквозь всхлипы резко прокричала» Пошёл вон шлимазл» и откинулась.
Я повернулся и побежал, натыкался на препятствия, падал, подымался и рыдал. Наверно впервые в жизни я так рыдал, от предательства Лили, от того, что произошло. Пошёл сильный ливень, я умывался дождём от слёз, от грязи, прилипшей ко мне и бежал, пока не оказался на остановке трамвая.
Кончалось лето, через неделю начинался учебный год, в парке я больше не был и с Лилей не встречался. Мачеха передала мне привет от неё и слова, что я очень хороший мальчик.
Через несколько месяцев в магазине, я услышал разговор мачехи с коллегой, что Лиля очень болеет. Болезнь случилась после прерывания беременности частным путём. Увидев меня, они тихо шептались по поводу как дома прерывают беременность и произносили несколько раз слово «раскаленная спица». Ночью мне снилась седая косматая старуха, протыкающая раскаленной спицей белоснежный живот Лили, и её пронзительный крик разбудил меня. В эту ночь она умерла. Похоронили её недалеко от матери и тогда я приносил два букета, один для неё. Мне долго снились сны, как я с Лилей в нашем прозрачном киоске парим над парком, над деревьями и аллеями, пролетаем над рекой с заросшими берегами. Спасибо тебе, моя милая сестрёнка.