Татьяна Абрамовна никогда не выходила из дому, не приведя себя в порядок. Это было святым правилом, выработанным за годы жизни в захолустье, еще в советской провинции. Когда она появлялась во дворе в костюмчике английского покроя, с кружевной блузкой и в «лодочках», соседи, пожалуй, могли подумать, что она собралась в театр. Но по лестнице спускаться приходилось осторожно, освещая каждую ступеньку фонариком, чтобы не поскользнуться и не вступить в собачье дерьмо (все-таки приятнее было думать, что оно - собачье). К тому же благодаря фонарю вероятность наткнуться на живую крысу становилась ничтожной.
Выход на зеленую улицу показался праздничным, хотя голова немного кружилась от перехода в зону яркого утреннего света. А может, это было результатом воздействия проглоченной накануне последней таблетки снотворного, без которого Татьяна Абрамовна не могла уснуть с тех пор, как не стало ее Витеньки.
Толкая друг дружку, мимо со смехом пронеслись две соседские девчушки-погодки, их оливковые глазенки сияли, а незнакомые с расческой кудри нимбом вставали над их головами.
- Шалом*, Хели! Шалом, Тамар! – обрадовалась им Татьяна Абрамовна, не сомневаясь, что такое приветствие будет им понятно.
В ответ она тоже услышала «шалом», и еще какие-то слова, смысл которых был скрыт от нее за непроницаемой завесой «высокого» иврита. И все же она с улыбкой смотрела вослед этим очаровательным и жизнерадостным чужим существам.
Иногда они даже наведывались к ней в гости, приводя в движение всю стабильность уюта пенсионерской квартиры. Занавески на окнах раздвигались, дверцы буфета приоткрывались, а содержимое ящиков внимательно изучалось. Впрочем, получив желаемую контрибуцию в виде шоколадных вафель или тянучек, это милое воинство обычно ретировалось, и только брошенные на стеклянном столике яркие обертки напоминали о недавнем нашествии.
- Зачэм ты говорэшь с ними?
На спинке скамейки у подъезда стоял, пытаясь удержать равновесие, стриженный под машинку большеголовый мальчуган лет 10 – 11 с колечком в ухе, (наверняка, двоечник - определил опытный педагогический глаз Татьяны) и исподлобья глядел на Татьяну пронзительно синими глазами, неожиданными на смуглом лице.
- Меня когда-то учили, что здороватъся с соседями – признак вежливости, - после секундного колебания ответила Татьяна Абрамовна привычным учительским тоном.
- А ты понимашь, что они говорат? – спросил он, прикрыв ресницами синеву и глядя в сторону.
- Ты же слышал, они здороваются со мной, эти девочки – мои соседки по площадке, хорошие дети, - ответила Татьяна, опять-таки по-учительски, но уже без прежней уверенности.
Мальчик сплюнул на асфальт и снова поглядел на нее нахально, но без усмешки.
- Они сказали, что ты это… Ну… обезана ванучая.
Татьяна Абрамовна молчала, слабо потрясывая аккуратно подстриженной и выкрашенной рыжей головой, и пыталась произвести ею отрицательный жест. Она вспомнила, что «злой мальчик», неожиданно испортивший ее прекрасное утреннее расположение духа был сыном недавно въехавшей в их «Амидар*» матери-одиночки.
- Ты, наверное... плохо расслышал, - сказала она тихо, почти шепотом.
Мальчик резко соскочил со скамьи, подхватил на плечо засаленный, необъятных размеров ранец и собрался уходить, но, сделав шаг, оглянулся на все еще стоящую в недоумении Татьяну и бросил:
- Нет, они так сказали. Они всида так говорат.- и вразвалочку зашагал по черному потрескавшемуся тротуару.
- Добри утро, геверет Топольски, - как обычно радостно приветствовал ее владелец продуктовой лавочки Шмулик, когда она появилась в дверях его магазина.
Татьяна Абрамовна прощала ему ошибку в фамилии: какая разница: Топольски или Томашпольски, если тебя здесь обеспечивают всем необходимым за сносную цену и обслуживают на вполне приемлемом русском языке. Дай Б-г ей когда-нибудь так заговорить на иврите! Но сегодня его коммерческая приветливость не радовала. «Все ложь и фальшь, фальшь и ложь», - крутилось в голове подобие заезженной пластинки.
Утренняя серия тоже не развлекла. Колумбийские страсти в это утро выглядели надуманными, а их актерское исполнение – жалким. И было совершенно не понятно, с какой целью она, вполне интеллигентный человек, вот уже целые полгода следит за этими грубо сколоченными в расчете на дебильного зрителя перипетиями сахарной Лауры и других кукол латиноамериканского образца…
А тут еще и телефон:
- Здрасьте, я по Вашему объявлению, - баритон в трубке показался подозрительно молодым.
- А сколько вам лет, молодой человек?
- Какая разница? – возмутился баритон. - Я, тетя, как раз то, что вам надо: добрый, интеллигентный и с чувством юмора.
- И без вредных привычек? - вспомнила вдруг собственный текст Татьяна Абрамовна.
- А че, я на алкаша что ли похож? – снова обиделся баритон.
- Ну, на кого Вы похожи, мне судить по телефону трудно, а вот Ваш возраст мне все же хотелось бы узнать, - не сдавалась Татьяна Абрамовна.
- Ну, что вы, в самом деле, ломаетесь! – вспыхнул баритон. – Давайте адресок, встретимся, поболтаем… Я вааще симпатичный! Это все говорят…
Татьяна Абрамовна была в смятении:
- Понимаете, молодой человек, прежде чем встречаться с Вами, я бы хотела располагать о Вас хоть какой-нибудь информацией: откуда Вы приехали, где живете, на какие средства существуете…
- Ну, тетя, у вас и любопытство… Прямо женское какое-то! Я вам при встрече все расскажу, и сами увидите. Я же не спрашиваю, какой у Вас объем талии и где вы ночью держите свои челюсти!..
Татьяна дрожащей рукой опустила трубку на рычаг. Надо же было оказаться настолько наивной, чтобы поместить в газете свой телефон! Ну кто, кроме проходимцев, мог заинтересоваться ее объявлением?!
Снова раздался звонок. «Не буду отвечать – и все», - решила Татьяна Абрамовна, пульс которой еще не пришел в норму после предыдущего разговора. Но звонок не унимался, и она решила покончить с этим раз и навсегда.
- Молодой человек! – завопила она срывающимся голосом. – Я требую, чтобы Вы забыли этот номер. Вы просчитались! Никакого адреса Вы у меня не получите! Я не желаю иметь с Вами ничего общего! И решительно, Вы слышите, решительно прошу оставить меня в покое!
- Мамочка, что случилось? – Павлик на том конце не подвластного воображению провода был напуган не на шутку.
Пришлось еще и успокаивать его.
- Ничего страшного, просто ошибка…
- Нет, совершенно не опасно…
- Нет, нет никакой необходимости немедленно приезжать…
- Да, летом, как договорились, и Юлечку привозите…
- Да, да, я абсолютно уверена, что все О.К.…
- Не говорит по-русски? Ну, придется мне вспомнить английский, я ведь его все-таки 30 лет преподавала!
Дальше разговор вошел в обычное русло, и Татьяна узнала, что в Лос-Анджелесе тоже все в порядке, он работает, Лена ищет работу после последних курсов, а Юлька учится в какой-то особой школе, занимается современным балетом и уже перегнала Лену по росту.
После разговора с сыном смотреть в ящик и вовсе расхотелось. Даже в четыре часа, когда утреннюю серию повторяли, она вышла из квартиры и спустилась по переполненной разнообразными, бьющими в нос запахами лестнице на второй этаж.
На молодой, но расплывшейся женщине, открывшей двери, была длинная и бесформенная майка-рубаха, непонятно на каком основании считающая себя платьем. Некогда окрашенные перекисью в желтый цвет волосы хозяйки были на затылке схвачены резинкой, а припухшие глаза – полны тумана.
- Вам чего? – спросила она хрипловато.
- Здравствуйте, голубушка, - Татьяна Абрамовна все же решила идти до конца. – Я хотела поговорить с Вашим сыном.
- А че такого он натворил? – тяжеловатый взгляд из под воспаленных век буравил Татьянину блузку.
-Уверяю Вас, - Татьяна старалась придать своему тону максимум убедительности, - у меня нет к нему претензий, мне просто необходима его помощь.
- Ну-ну… - покачав головой, вздохнула толстуха, и Татьяну Абрамовну обожгло тошнотворной смесью табачного и спиртового перегаров, которая растекалась по всей квартире.
Мальчик сидел на полу в глубине комнаты, заставленной штабелями картонных коробок. Перед ним мелькал цветными картинками также стоящий на полу телевизор.
- Здравствуй, - позвала Татьяна Абрамовна в полголоса, но никакой реакции не получила.
- Послушай, – она усилила громкость, - я хотела с тобой поговорить.
Мальчик повернул голову, и оказалось, что в синих его глазах тоже плывет какой-то мутный сизый туман.
- Ты меня слышишь?!!
Брови мальчика сдвинулись, а глаза, хоть и не сразу обрели ясность:
- А че я сделал?
- Не волнуйся, ты сделал все правильно… вероятно. А теперь ты мне помоги… Только давай выйдем на улицу, здесь мне становится дурно...
С явной неохотой мальчик поднялся с полу, и все еще недоверчиво оглядываясь на гостью, повел ее сквозь непрозрачный воздух к выходу.
- Скажи мне, - сказала Татьяна, усевшись на все ту же скамеечку под раскидистым, похожим на липу деревом, - ты хотел бы немного заработать? - В глазах мальчика появился долгожданный интерес:
- А че надо делать?
- Мне нужно узнать несколько слов, которых нет в словаре. Я напишу их в тетрадке, а ты русскими буквами запишешь их перевод на иврит… И за каждое слово я заплачу тебе полшекеля, - поторопилась добавить она, заметив, что интерес стерся с его лица.
- Тебе что, некогда?
Мальчик запнулся и совершенно невнятно пробормотал:
- Я это… яани … не знаю писат по-русски… И не читат тоже.
- Ах, вот оно что… - опешила Татьяна Абрамовна . – Как же так? А впрочем, понятно, ты ведь, вероятно, уже здесь пошел в первый класс.
- Я там начинал в кита алеф *, а потом мы уехали…
- Ничего… Не страшно… - Татьянины учительские в прошлом мозги пришли в усиленное движение, в поисках решения проблемы, - Ладно, идем ко мне и попробуем что-нибудь придумать.
- Не пойду я, - плечо мальчугана поползло вверх, к самому уху.
- Ты забыл, я тебе заплачу деньги, а кроме того у меня есть замечательное мороженное в холодильнике…
Антипедагогические методы, как обычно, сработали. Через пару минут, он стоял в ее комнате и постепенно приходил в себя от неловкости, которую, нагоняли на него кружевные гардины, розовая хрустальная люстра и особенно - стеклянный журнальный столик на ковре между бархатными диванами.
Целую неделю Татьяна Абрамовна с энтузиазмом заучивала, записанные под его диктовку необходимые термины. Она прекратила убивать время колумбийскими страстями, хотя судьба Лауры, все еще не разыскавшей своего похищенного младенца, нет-нет, да и отвлекала мысли от чуждых ее рту звукосочетаний.
Она даже забыла вовремя взять новый рецепт на снотворное, и именно ночные часы почему-то оказывались наиболее плодотворными – для учебы.
Уснуть же она решительно не могла. Какие-то странные звуки доносились из темной гостиной, будто кто-то, нарочито мягко ступая, тихо передвигал тяжелые деревянные стулья и время от времени поскрипывал несуществующей деревянной половицей. И, отчетливо помня, что вечером она закрывала окна и закрепляла защелку входной двери, Татьяна Абрамовна мужественно сползала с двуспальной кровати и совершала добросовестный обход своих владений, чтобы убедиться наверняка, что никого лишнего здесь нет.
Но стоило голове коснуться подушки, слуховые призраки являлись вновь.
Господи! На каких только койках ночевать ей ни приходилось: и на раскладушках и на одинарках вдвоем, и даже на составленных в актовом зале школы стульях, и просто на полу во время вынужденных скитаний по огромной стране… И ведь спала! И даже любить умудрялась… И кажется, бывала счастлива, хотя вряд ли отдавала себе в этом отчет.
* * *
Доктор Дафна, как всегда, сверкала. Глядя на ее улыбку, хотелось поверить в искренность рекламы чудодейственных зубных паст. Такая улыбка на лице врача дарит недужным радужные надежды.
- Ньет спать? – спросила доктор по-русски после того, как Татьяна Абрамовна жестами и как могла, объяснила ей суть своей жалобы. – Ньет проблем! – оптимистично и уверенно заверила Дафна и начала, постукивая намарикюренным ноготком по клавиатуре, набирать рецепт.
- Один кадур* - Дафна выразительно уставила вверх лиловый отточенный ноготь левой руки. Можно – пол – хеци *.
Татьяну приводила в восторг способность их очаровательной докторши лечить пациентов, подобных ей, с помощью жестов, анализов, осмотров и других объективных данных. Впрочем, - сдерживала она свои восторги, - ветеринарам, наверное, еще труднее найти общий язык со своими пациентами.
Новые таблетки бессонницу устранили. Правда, теперь проснувшись утром она не испытывала прежнего подъема бодрости, зато сны ее были прекрасны. Почти каждую ночь она встречалась со своим Витенькой, молодым и обаятельным в новой летной форме, с лучистым взглядом, не погасшим еще от всепожирающего рака.
Татьяна Абрамовна убедила себя, что откладывать воспитательный момент на неопределенное будущее было бы с ее стороны малодушно.
В то воскресное утро в подъезде стоял особенно тяжелый воздух. Вероятно, этот запах тухлых яиц явился следствием потравы крысиных полчищ в подвале. Татьяна Абрамовна постаралась задержать свои мысли именно на этом предположении, потому что другая упрямая идея – о том, что она вот уже несколько дней не встречала свою соседку с первого этажа, - была уж совершенно невыносимой. Эта бывшая блокадница и зэчка Эсфирь Моисеевна была довольно вздорной особой и состояла, казалось, из сплошных противоречий. Живые черные глаза сверкали на ее желтом, пергаментном личике, как нечто чужеродное. Молодой, чуть надломленный высокий голос пытался оспорить ветхость горбатого, высохшего тела. А грамотная, почти аристократическая речь казалась противоестественной в сочетании с потрясающими познаниями в русской брани. Даже умудренная жизнью в военных городках Татьяна не всегда понимала значения употребляемых ею выражений, привезенных этим божьим одуванчиком, видимо, из северных лагерей. Но распространяться на эту тему Эсфирь Моисеевна не любила, а Татьяна Абрамовна не лезла с расспросами.
Выйдя на улицу, она испытала почти счастливое облегчение, увидев знакомую согбенную фигурку, исчезающую в проеме двери Шмуликовского магазина. По крайней мере, один камень с ее души свалился. Надев очки, Татьяна уселась на все ту же скамью под «липой» и принялась изучать программу телепередач в бесплатной субботней газете, остальное содержимое которой она успела выучить еще в пятницу.
Когда она услышала громкий смех одной из сестричек и крики другой, сердце ее замерло. Девочки как всегда стремительно выпорхнули из входной двери и уже были готовы проскочить мимо Татьяны, если бы та не встала на их пути и не выдавила из себя пресловутое: «шалом».
- Бокер тов, кофа зкена *! - лукаво крикнула в ответ старшая, а младшая громко расхохоталась.
Все шло как по сценарию, и Татьяна перешла в наступление:
- Зачем ты так говоришь? Разве я похожа на обезьяну? – чужие ивритские слова вылетали из ее рта подобно грубым деревянным болванкам и царапали ей язык - Как вам не стыдно! Я старый человек, и могла бы быть вам бабушкой! Ваша мама меня тоже уважает! Вот я ей расскажу, о том, что вы себе позволяете!
Девочки остолбенело умолкли. Им, наверное, легче было бы представить говорящую по-человечески обезьяну, кошку или собаку. А Татьяна Абрамовна с ужасом ждала, что вот сейчас дети придут себя и станут ей что-то отвечать - и она не поймет ни слова. Впрочем, ей было бы достаточно, услышать что-то вроде известного ей "слиха" - извините… Но сестрички стали кричать совсем неожиданные слова:
- Суха, пидда, блят!.. - вылетало из детских ротиков. И опять, и снова… А она уже не ничего и не слышала, кроме шума в ушах, только видела искаженные жестокой радостью личики, и ощущала всем старым телом полное бессилие всего своего педагогического опыта.
Убедившись, что окончательно лишили
наглую «русию*», дара всяческой речи, девочки удалились, чрезвычайно довольные произведенным эффектом.
Рыжий мусорный кот, обойдя скамейку, подошел и принялся тереться о ее ноги, хотя никаких заманчивых запахов из ее сумки сегодня быть не могло. Татьяна Абрамовна вдруг заметила, что продолжает смотреть в том же направлении и даже после того, как Тамар и Хели скрылись за углом, в ее ушах все еще звенел их смех. А может, ей это только казалось?
И вдруг ей опять захотелось спать. Увидеть длинный сон: Витеньку, саму себя, но только беспечную и хохотунью, и маленького Павлика, и… остаться жить в этом сне навсегда. Или… Не зажигая фонаря, Татьяна быстро, не обращая внимания на одышку и вонь, поднялась к себе на верхний этаж.
Дверь в квартиру ее обидчиц была открыта. Черноволосая, вальяжная Мирьям в ночной рубашке энергичными движениями швабры выгребала на лестницу грязную воду из своего салона. Маленький Дуду надрывно вопил где-то в глубине квартиры. Лицо Мирьям казалось раздраженным и заспанным.
На секунду у Татьяны Абрамовны мелькнула мысль… Но она вовремя осеклась, и, пробормотав дежурное, ничего не означающее "шалом", укрылась на собственной территории.
Лекарства лежали на месте – в холодильнике в большой пластмассовой коробке. Она набрала стакан воды из графина, поставила его на стеклянный столик и, держа конвалюту в руке, подошла к зеркалу. Еще раз причесалась, подкрасила губы розовой помадой и вернулась к двери, чтобы убедиться, что защелка осталась открытой.
Затем села на диван возле столика и дрожащими руками принялась выдавливать таблетки. Те с прозрачным звоном ударялись о стекло. Ну вот - восемь штук. Этого должно хватить. Она собрала меленькие таблеточки в горсть, и снова высыпала их на стол. Двумя пальцами она ухватила, как обычно, - одну. Глоток - и таблетка внутри. Вот так. Очень хорошо.
Зазвонил телефон. "Меня здесь нет" - решила Татьяна Абрамовна, и выдернула телефонный шнур из розетки.
И тогда какой-то неясный шорох послышался у двери. Что это? Снова галлюцинация?
На пороге стоял ее «злой мальчик» со своим неподъемным ранцем.
- Я это… заболел… у меня хом*… Я из школы убег, а мама не открывает.
Нормальное сознание стало постепенно пересыпаться в Татьянин мозг, как песок в перевернутых песочных часах
- Она что, ушла? - спросила Татьяна Абрамовна, еще не совсем понимая, что, собственно, от нее требуется.
- Или ушла, или спит паная …
- Что, что? Ах да… Ну заходи… раз пришел.
Она быстро рукой смела и втолкнула в карман сумки оставшиеся на столике белые кружочки и вернулась в кухню, чтобы достать из холодильника акамоль*, поставить чайник и предложить гостю угощение: у нее еще оставались початая пачка печенья и целая плитка молочного шоколада «Сказки Пушкина».
1999г. Гиват Аморе.
__________________________
* Шалом*- наиболее распространенное приветствие (ивр.)
* Амидар – фирма, предоставляющая в Израиле социальное жилье.
*кита алеф - первый класс (ивр.)
*кадур – таблетка(ивр.)
* хеци – половина (ивр.)
* кофа зкена – старая обезьяна(ивр.)
* русию – русскую
* хом - температура (ивр.)
*акамоль – жаропонижающие таблетки.