Эх, дороги... 12. Старая закалка - 1

               

     Дядя Миша, так его звали в АТП, был человеком старой закалки. Несмотря на рабочую должность заведующего складом оборотных запчастей, в иерархии предприятия занимал высокое положение. Сразу за директором, соперничая в этом с главным инженером.
   Когда-то он был членом бюро горкома партии. Как известно такими членами становятся  исключительно по занимаемой должности люди авторитетные, способные применить свой опыт и возможности в деле развития и укрепления идеологического фронта родной партии.
   Как и в деле борьбы за всё против всех, ибо существование этой партии без борьбы немыслимо. Во имя идеи. Так завещали вожди и были правы. Все потом убедились, что с исчезновением идеологии партийцы, умеющие только бороться, вмиг применили свои навыки друг против друга. В итоге завалили и родную партию, и партийное государство. Оно моментально рассыпалось в результате победы над собой в Беловежской пуще на осколки. В некоторых эта борьба продолжается вот уже около тридцати лет.

   Дядя Миша в бюро горкома был исключением. Ну, какими опытом и возможностями в деле управления народным хозяйством, повышения идеологического уровня, эффективности технического прогресса и чего-то еще может рабочий с начальным школьным образованием, полученным во времена ликбеза?

   Лет ему было больше семидесяти, он гордо называл себя ровесником века. Большинство сверстников прошли обе войны, а ему воевать не довелось. В Гражданскую как-то обошлось, в Великую Отечественную не удалось, хотя он на нее рвался. Работал тогда в гараже обкома и возил первого секретаря, который выхлопотал ему бронь и сказал, что на фронт пойдем вместе. Секретаря не призвали.
   Ценил секретарь дядю Мишу вполне заслуженно, тот обладал многими качествами в деле обслуживания начальства. Двухметровый рост, ловкость и таежное происхождение, преданность шефу и личная отвага делали его первоклассным телохранителем. Физической силы в нем было на четверых. Интеллекта хватило, чтобы стать первоклассным же водителем. Больше его ничего не интересовало, да и постичь вряд ли был в состоянии. Что делало его удобным во всех делах патрона не требующих огласки. В тревожные предвоенные годы все это были качества незаменимые. Известно, что немало руководителей пострадало по причине болтливости окружения, НКВД не дремало.
   Так и шла, текла жизнь, она же работа. Преданность которой помешала обзавестись семьей.
   После войны дядя Миша, приближаясь к пятидесяти годам, стал грузноват для лакейской работы, не столь проворен и его назначили механиком в гараж.
   За время работы водителем он пережил двух первых секретарей, повысили его при третьем.
   По правде сказать, механик из него никакой, образования нет. Зато надсмотрщик получился прекрасный. В гараже воцарилась дисциплина. Страху нагонял и на водителей и на начальников, знающих его послужной список и личное знакомство с высоким начальством.
   Тогда он и стал членом бюро горкома по протекции бывшего шефа, продолжающего оставаться первым секретарем. Коллеги по бюро, несмотря на высокие звания и должности тоже оказывали ему знаки внимания по этой причине и в силу возраста – многие были моложе.
   По привычке выработанной годами работы в специфической среде, дядя Миша больше помалкивал и потому сходил за умного.  Награды, полученные за выслугу лет, подтверждали общее мнение. Привычку не сразу давать ответ на любой вопрос одни относили на выдержку и мудрость, другие на заносчивость. То и другое не вредило, повышая недосягаемость и загадочность.

   Потом произошло крушение в профессиональной карьере. Хотя казалось бы, что там за карьера, механик гаража. А не скажите! Во-первых, какого гаража, а во-вторых, попробуй достичь подобного на шестом десятке лет и без образования.
  Нынче все грамотные пошли, даже здесь один из молодых назначенцев начал про допуски-посадки в системе вала и отверстия расспрашивать. Дядя Миша по простоте своей и опыту стал ему про допуски на секретные объекты рассказывать и про посадки в тридцатые годы. Тот  тему развивать не стал.
   Повлияли на это события в стране. Не успели похоронить, казалось бы вечного вождя как пошли тревожные слухи по всей партийной системе. Новый все перевернул вверх тормашками. В обкоме появились какие-то люди, присланные из Москвы.   Бывший шеф дяди Миши насупился, погрустнел, утратил осанку, стал вздрагивать как в тридцатые годы. При случайных встречах уже не улыбался широко и не похлопывал покровительственно по плечу как раньше, когда умудрялся при росте на полметра ниже смотреть сверху.
   Потом и вовсе как-то по-тихому исчез на пенсию и уехал в Москву.
   Дяде Мише по дружбе предложили работу в АТП кладовщиком. На очередной конференции фамилии его в кандидатах на членство в горбюро не оказалось.  Окружающие не расценивали это как падение. Возраст, перемены в стране, всеобщая перетряска – все выглядело естественным. Сам дядя Миша переживал.

   Но недолго. В коллективе был представлен как ветеран. Работниками воспринят как очередной надзиратель и контролер по особым вопросам. Повел себя уверенно и быстро подавил всех напором и принципиальным подходом к делу. Дело же ему было до всего.
      В партбюро никто не стремился, рутиной заниматься желающих не было, в этом органе, как и в профкоме, люди отбывали повинность, либо нарабатывали ценз и связи для дальнейшей карьеры. Дядя Миша пришелся кстати. Его избрали, и он взялся за работу с полной отдачей. Вскоре парторг стал фигурой номинальной, всеми делами парторганизации ведал новый член, учиться ему не пришлось. По сложным вопросам консультировался непосредственно в обкоме, куда даже директору хода не было. Авторитетом подавил все руководство, являющееся партийной номенклатурой.
    К описываемому времени стаж  дяди Миши в партии достиг пятидесяти лет, и получить рекомендацию для вступления кандидатом в члены КПСС от него было почетно, но не просто. Дядя Миша ими не разбрасывался.
   Заседания парткома по Уставу ежемесячные и ранее оформляемые протоколом без заседания теперь стали проводиться неукоснительно. Более того, по инициативе дяди Миши часто стали практиковаться внеочередные.
   Поводом мог стать любой случай или поступок, чаще руководителей  всех уровней на предприятии, замеченный  дядей Мишей. Особенно это касалось высшего звена. Главный инженер, начальники служб теперь все делали с оглядкой на партию, которая на предприятии по праву стала ведущей и управляющей в соответствии с Конституцией страны. На деле получалось, что с оглядкой на дядю Мишу. Остальным членам парткома все было до лампочки. Сами оглядывались.
   Тут он отыгрывался со знанием дела, вспоминая былые заседания на городском уровне. Принципиальность его поколебать было невозможно, она проявлялась, невзирая на личности. Нет, взирая. Ибо чем крупнее личность, тем пристрастнее к ней примерялись нормы партийной дисциплины и этики.
   В управленческих, организационных и технических делах на радость начальству дядя Миша разбирался слабо. Зато в вопросах производственной дисциплины и исполнения Морального кодекса строителя коммунизма равных ему не было. Поэтому на повестке дня заседаний парткома вытаскивались все склоки и сплетни коллектива.
   Горой возвышаясь над собранием, раскрасневшийся член, никогда не повышая голоса убедительно гудел, порицая и осуждая. Все его предложения носили карательный характер. Особенно любил пройтись по части алкогольной неустойчивости. Однажды даже непьющий член профкома механик Гена Баширов попал под раздачу. Его застукали, когда он после работы согласился поучаствовать в обмывке новорожденного у водителя. От ста граммов вследствие аллергии на спиртное Гена раскраснелся и был уличен задержавшимся на работе дядей Мишей.
  Сам дядя Миша, обладал повышенной устойчивостью. Регулярно принимая перед обедом для аппетита стакан разведенного спирта, себя нарушителем не считал, поскольку на работе это не отражалось, и заметно не было.
   Надо отметить, что болел за дело искренне. Результатом стало отсутствие даже на заднем дворе хлама и бесхозно валяющихся деталей. Мастера пугали сварщиков за небрежно отрезанный кусок железа не начальником, а дядей Мишей:
- Если увидит, что ты такой остаток в отходы выкинул, нам тут всем места мало будет!

   Несунов он истреблял, как грызунов, не щадя. Мог даже после работы задержаться, чтобы проконтролировать прием товара поваром, вертлявой предприимчивой теткой, которой все было нипочем, кроме дяди Миши.
   Это он раскрыл их с Петей Колотовкиным, водителем снабженческой машины,  схему реализации через столовую целых блоков мороженой рыбы, умыкнутой со зверофермы. А жаль, рыба была первосортной. Все в автобазе знали, что норка ест только свежую рыбу. И в торговлю она попадала в случае отказа зверьков от лежалого продукта. Люди не столь капризны.

   Связываться с ним никто не хотел, механики и слесаря знали, что он всегда прав и при конфликтах доводит дело до конца, т.е. до уничтожения противника. Для многих неосмотрительность заканчивалась крушением карьеры или  увольнением.
   Невозмутимый, угрюмый он все же иногда улыбался. Смеялись – если дяде Мише хорошо, значит кому-то плохо. Закон сохранения настроения. Случалось такое чаще после парткома или скандала с его участием. После расправы над очередной жертвой даже посвистывал, круглое лицо на какое-то время приобретало добродушное выражение. В такие редкие минуты можно было безбоязненно обращаться к нему с просьбами.

   На рабочем месте в кладовой расположенной в цехе ремонта ходовой части автомобилей дядя Миша забывал про партийную и любую другую этику и с рабочими вел себя бесцеремонно,  не боясь последствий,зная,что стучать в их среде не принято.
   Без острой необходимости к нему никто не заходил. Просто выдать деталь или материал без мелочных придирок не мог.  То по чину не положено, пусть начальник получает, то вообще не положено. То почему понадобилась деталь, может ее умышленно испортили. Не ленился пройти на рабочее место, чтоб убедиться в соблюдении технологии ремонта.
   Разговаривать с дядей Мишей надлежало почтительно, даже подобострастно, чтобы не нарваться на воспитательные меры физического воздействия. Новых людей он сразу ставил на место.
   Народ к причудам относился снисходительно. О нем постоянно рассказывали новичкам после первой с ним встречи. Историй за долгие годы накопилось немало, и они переходили из уст в уста, обрастая домыслами и становясь эпосом. Преждевременно не рассказывали, надеясь на пополнение копилки сказаний о дяде Мише.

        В бригаду ремонтников пришел новый слесарь после освобождения из мест заключения. Длинный, вихлястый весь как на шарнирах, сразу начал изображать из себя бывалого урку, которому все нипочем. Народ посмеивался, подыгрывая. Ему  дали кличку «Мотыль».
   Парень с юности не знал гражданской жизни и пытался встроиться в нее как мог в соответствии с привычными стереотипами,  желая занять в иерархии коллектива достойное место. При знакомствах вел себя развязно,  хамовато как бы предупреждая, что не лыком шит. Удивлялся, почему все боятся кладовщика. Он же старый. Ему объяснили, что деда редко ставят на место вот он и распоясался. Если сразу обломать, то будет уважать и угождать. Приводили примеры.

 Пришел на работу новый шофер Саша Султанхузин и в первый день попал на техобслуживание. Понадобилась киперная лента. Механика на месте не было, слесаря решили подшутить над новеньким. Отправили его к дяде Мише, зная, что тот устроит концерт. Водитель, молодой уверенный в себе парень спортивного сложения подвоха не ожидал. Вошел в кладовую, представился и попросил ленту.
   Дядя Миша вредничал с фантазией.
- Вон рулон лежит, отматывай сколько нужно.
   При этом не предложил ножа, без которого прочную, поперечного плетения ленту оторвать невозможно.
- Дайте нож.
- А ты куда шел? Кто тебе тут должен инструмент подносить?
   Султанхузин не говоря ни слова, отмотал метра три ленты, оторвал руками и спокойно вышел.
   Дядя Миша первый раз в жизни проворно выскочил из кладовой и позвал шофера назад.
- Ну-ка оторви еще!
- Мне хватит. Ну, пожалуйста, давайте!
   Снова отмотал и оторвал. Дядя Миша схватил ленту и попробовал повторить. Саша еще раз продемонстрировал трюк, посмеялся вместе с хозяином и ушел. Беспрепятственный вход в кладовую  себе обеспечил навсегда.
   Дядя Миша после этого к месту и не к месту предостерегал собеседников:
- Ты с Султанхузиным осторожнее. Он ленту киперную руками рвет!
Сам человек необыкновенной силы силу он уважал.

   После рассказа о Султанхузине отправили Мотыля к деду.

   Дверь в кладовую из цеха была широкая двухстворчатая для провоза тележки с крупногабаритными агрегатами. Открывалась в сторону цеха, изнутри створки притягивались мощными пружинами. Это дядя Миша так развлекался.  Не каждый мог с ходу их открыть.
 Борьба Мотыля с дверью привлекла всеобщее внимание. Зрители в предвкушении не сводили с него глаз. Наконец после сильного рывка дверь  открылась, и слесарь под воздействием пружины влетел в помещение. Не прошло и двух минут как обе створки распахнулись на всю ширину. Минуя их, в воздух метнулось длинное тело и, крякнув, приземлилось возле подъемника.
   Ошарашенный Мотыль, вскочив, кинулся назад, но налетев на живой несокрушимый обелиск, подправленный его уверенной рукой, вылетел под хохот зрителей через другую дверь уже на улицу.
   Дядя Миша повернулся и, посвистывая, удалился восвояси. А Мотыль через некоторое время сначала приоткрыл входную дверь, убедился, что деда нет, потом поспешно юркнул на свое место.
- Не хочется снова срок мотать, а то бы я ему показал!
- А что случилось?
- Сам  не пойму. Зашел, говорю: «Привет, батя, как дела? Шуршишь потихоньку…» А дальше ничего не успел сказать. Бешеный он у вас!
  (Продолжение следует)