попутчики
Дверь кабинета распахнулась стремительно. От неожиданности у директора коммунального предприятия очки сползли на самый кончик носа.
- Этот!.. Ну, который без вести… - запинаясь, объявила, возникшая в дверном проеме, молоденькая, вполне симпатичная секретарь и в ответ на вопросительный взгляд, уточнила. – Без вести пропащий явился!
- Мошкин?! – не сразу догадался директор.
Секретарь утвердительно мотнула головой и пропустила посетителя - невысокого щупленького человека с унылым бегающим взглядом и долгое время не бритого. Но самым примечательным являлся костюм, в который был облачен гость. Необычный покрой, а главное, золотисто - зеленый оттенок входили в полный диссонанс с привычным представлением о моде.
Сделав пару шагов, посетитель остановился и обвел кабинет медленным блуждающим взглядом. Его повышенное внимание привлекла стена с висевшим на ней календарем.
То был несколько старомодный календарь, у которого дни недели отмечались передвижным пластмассовым окошечком, а в верхнем углу приторно улыбалась какая-то известная актриса.
С полминуты посетитель пристально и даже с какой -то внутренней тревогой всматривался в календарь.
-Семнадцатое… Июля - упавшим голосом, наконец, произнес он.
Опустившись на рядом стоящий стул, он с тоской в голосе медленно протянул. - ИЮЛЯ!..
И уронил голову на руки.
Директор, у которого недоумение уже сменилось явно выраженной ироничной усмешкой, проговорил, покачивая головой.
- Явился, наконец?! Запомни, твой бал-маскарад тебя не спасет! Я тебя уволил!
-Уволил… - глядя перед собой невидящим взором, бессознательно отозвался посетитель.
- По статье, между прочим!
- По статье… - тем же тоном начал гость, но осекся и посмотрел вокруг себя уже более осмысленным взглядом. - Как уволил? По какой такой статье? Да за что же, Фома Петрович?!
- И как у тебя еще язык поворачивается?! По - твоему это я целый месяц на работу не являлся?
- Что значит, уволил!? - принимая бодрую, даже в некоторой степени воинствующую позу, воскликнул посетитель.
Директор поморщился,
- Наденька, приготовь, пожалуйста, товарищу документы! - обернулся он к секретарше.
- Уволил! - не сдавался посетитель .- А хотел бы я посмотреть, кто при моей зарплате будет в раковинах да в унитазах ковыряться. Где ты еще такого дурака найдешь?
- Уже нашел. - отвечал директор, впрочем, без особого энтузиазма
- Уволил!… - посетитель неожиданно хитровато усмехнулся.
- А кто же Фома Петрович, при случае позвонит твоей супружнице? Мол, так и сяк. Прорвало главную трубу! А посему уважаемый Фома Петрович явится домой только под утро. Если, конечно, явится…
Директор сверкнул глазами. Хорошенькую секретарь, словно ветром сдуло.
- Уволил!… а если завтра случись что? А как и впрямь главную трубу прорвет?
Директор явно начал колебаться.
- Нет у нас законов, чтобы человека, за просто так, на улицу выставлять! Это тебе не Америка какая! - с пафосом в голосе поставил жирную точку в разговоре посетитель.
Директор поморщился и почесал затылок
- Ладно, пиши объяснительную, - сдаваясь, пробурчал он.
Мошкин явился после обеденного перерыва. Свой экстравагантный костюм он успел сменить на рабочую спецовку. В руках он держал целый ворох исписанных листов, которые широким жестом выложил на стол.
Директор в очередной раз поморщился, но ничего не сказал и углубился в чтение:
« С семнадцатого июня по семнадцатое июля я отсутствовал на работе по одной весьма уважительной и очень странной причине. В воскресенье я гостил у тещи, которая, как известно, проживает на хуторе в получасе езды от города. У тещи славная вишневая наливка, та самая, что я тебя, Фома Петрович, потчевал на прошлой неделе в перерыв. С вечера мы засиделись, а на утро теща, вот ведь старая хрычовка, разбудить меня и позабыла.
Выбегаю я на остановку – ушел мой автобус, а следующий только через два часа ожидается. Вышел на дорогу, авось возьмет кто.
Тут, как назло, дождь припустил. Махал я, махал руками - никто не берет. Кому же захочется свою машину марать. Простоял я с полчаса и уж, было, собрался воротиться, всю злость на теще согнать, гляжу - автобус показался. « Ну - думаю, - ты то уж меня точно возьмешь!» Выхожу прямо на середину дороги, жду. Подъезжает, замедляет ход. Гляжу - что за автобус такой? Никогда таких не видывал! Длинный, как железнодорожный вагон. И как-то совсем бесшумно движется.
Остановился. Двери открылись. Ну, влез я поскорее вовнутрь.
- Спасибо, братцы, что вошли в положение, Не без добрых людей, выходит, свет!
Сказал, а сам вокруг осматриваюсь.
В автобусе кроме меня четверо - трое мужиков и женщина. Смотрят на меня. переглядываются, улыбаются. Одежда у них странная - я такой сроду не видывал. А баба - вся из себя красавице, прямо спасу нет. Высокая. Стройная Волосы, как смоль, черные. В голове металлический обруч поблескивает. А платье у нее…. Вроде бы оно есть, а вроде бы его и нет вовсе. Разницы почти никакой.. Я виду не подаю, гляжу дальше. В автобусе несколько сидений, остальное место разными приборами завалено. Лампочки мигают, надписи светятся, экраны мерцают… «Ага! - догадался я, - К киношникам попал. То-то лицо женщины показалось мне знакомым»
-Фильм, ребята, снимаете! Небось, про любовь? - говорю, а сам подмигиваю черноволосой. Молчит она, только улыбается. Знаем мы эти улыбочки…
Достаю папиросы, предлагаю закурить.
Переглянулись они, один изъявляет желание. Угостил я его. А он папиросу в руках крутит, то с одного бока посмотрит, то с другого. будто первый раз в жизни увидел.
Не удержался я, рассмеялся - мол, знаю вашего брата! Артисты, они и в жизни артисты!
Зажигаю спичку. А он глядит на нее, словно не знает, что делать дальше. Пришлось еще спичку зажечь. Наконец вслед за мной прикурил и он. Затянулся и застыл , как вкопанный. А потом как замашет руками. Покраснел, на глазах слезы выступили. Ну, точь в точь, как ты, Фома Петрович, когда я тебе намедни вместо водки чистого спирту плеснул.
Черноволосая разволновалась и скорее какую-то кнопку на стене жать. Дым в один миг улетучился.
«Что за люди, - думаю, - или притворяются, или…»
В это время тряхнуло автобус. Оглянулся я на водителя… Что такое? Нет водителя! Как я этого раньше не заметил? Движется автобус сам по себе. Собрался было предупредить, что так и до аварии недалеко, но взглянул в окно и оторопел. Деревья, что по краям дороги росли – цветут сплошь розовым цветом. И это в середине июня!
Пока я глаза протирал за окнами… снег повалил. Все кругом белым бело сделалось. « Э! - думаю. - Что-то тут не так. Сойду-ка я, пожалуй. Подальше от греха.»
- Ну, спасибо, братцы! Выручили! Теперь я и сам доберусь. Здесь недалеко.
Сказал и к двери направляюсь.
Тут черноволосая меня останавливает и речь заводит. А голос у нее плавный- плавный. Не говорит, а прямо песню поет. И слова какие-то особенные. Вроде бы и разбираю, да не совсем.
В общем понял я, что нельзя выходить сейчас. Совсем мне это не понравилось.
- Да кто вы вообще такие, чтобы запрещать?!
- Мы из будущего. - отвечает за всех черноволосая.
Тут я и взаправду рассердился.
- Из какого еще такого будущего?! Я, понимаешь ли, на работу опаздываю. А они – « Из будущего! » Знали бы вы моего директора Фому Петровича! Да этот зверюга за опоздание с меня три шкуры спустит!
- Вы не опоздаете!
Это черноволосая говорит. Сказала и на кресло указывает. Присел я. Жду, что дальше будет
За окном город показался. Гляжу. Что за ерунда! По дороге коляски с лошадьми двигаются. Народ как-то дивно вырядился . Проехали вокзал. Сейчас должен гастроном показаться. Гастроном, где мы с тобой, Фома Петрович, давеча пивом тарились. Не тут- то было. Нет гастронома! А на его месте церковь откуда-то взялась.
Только собрался спросить, куда гастроном подевали, гляжу, прямо на автобус коляска прет.
Тут я как заору кучеру:
- Сворачивай, япона мать! Ослеп что ли!
Вдруг… Чудеса! Кучер вместе с коляской и лошадью так сквозь автобус и проскакал. Даже бровью не повел.
Миновали город. За окнами форменная вакханалия. То снег валит, то деревья цветут. Не обращаю я на это внимание. Размышляю, как бы мне из автобуса поскорее выбраться…
Слышу, какой – то шум снаружи доносится. В окно пригляделся и глаза не поверил. Движется автобус среди поля широкого. А на поле том людей видимо- невидимо. И идет у них великая битва. Крики и стоны тысяч голосов со звоном мечей смешались. А трава полевая вся сплошь алой кровушкой полита.
Приостановился автобус. Мои попутчики к окнам прильнули. Пальцами показывают, о чем - то своем переговариваются.
Вдруг гляжу – прямо передо мной огромный - преогромный татарин Нашего повалил и рубит изо всех сил мечом. Если бы не кольчуга, давно бы конец пришел.
Вскипело тут все у меня внутри. Вскочил я и к дверям бросился - не успели глазом моргнуть. Спрыгнул на землю и первым , что под руки подвернулось, огрел окаянного татарина. Повалился тот, отпустил Нашего.
Собрался, было, я расспросить, что у них тут делается? Что за битва такая? Слышу рядом конь заржал!.. Оглянулся - несется на меня один. Узкие глаза огнем сверкают, в руке кривая сабля блестит. Размахнулся. По голове целил, окаянный. Отскочил я в сторону, да не успел маленько В глазах у меня потемнело, земля кругом пошла… Заметил только, что моя рубашка из белой, красной сделалась.
Очнулся уже в автобусе. Лежу на столе Из одежды только разноцветные провода. которыми меня опутали со всех сторон, да срамоту кое - как прикрыли. -
- Как ваше самочувствие? - это черноволосая надо мной склонилась.
« О чем это она?» - думаю. - Вдруг слышу, как по спине побежали мурашки, и пот холодный проступил. Это я вспомнил про окаянного татарина. Глядь на плечо, а раны то никакой и нет Только тоненькая полоска виднеется.
- Сколько ж это я в беспамятстве пролежал, пока рана зажила? - спрашиваю.
Черноволосая голову в сторону обернула. А там на стенке экран с цифрами светится. Усмехнулась чему -то и говорит.:
- Вы пролежали два миллиона пятьсот три года.
Тут я даже и про срамоту позабыл - так и сел на стол, в чем мать родила.
- Вы в своем уме?! - кричу - Да кто же мне такой больничный выдаст?!
Вместо ответа черноволосая подает мне одежду А сама вместе со спутниками прильнула к окну .
Одежда мне, в общем . понравилась. Легкая, удобная. Только цвет немного не того. Оделся я.
Смотрю - мои спутники заволновались. Заглянул в окно и я. И, правду сказать, волосы на моей голове зашевелились самым натуральным образом.
В сторону автобуса, ступая огромными неуклюжими лапами, медленно двигалось невиданное чудище. Величиной с шагающий экскаватор. оно имело длинный, драконий хвост и отвратительную тупую морду с рогами наверху. Красные глаза его не сводили зловещего взгляда, обращенного в нашу сторону. В предвкушении сытного обеда из огромной черной пасти выступили обильные слюни. Сделав несколько неуклюжих шагов, чудище в ожидании остановилось.
« Сожрет и глазом не моргнет. Вместе с автобусом!» - в ужасе подумал я.
Сворачивайте - кричу, - Сворачивайте, если жизнь дорога!
Оживились они и все четверо к окнам прильнули. Только до чудища им, похоже нет никакого дела И глядят они совсем в другую сторону. А там огонь с полнеба. Садится на землю огромный серебряный шар. Засуетились они, разом заговорили и к двери направились. Трое вышли и черноволосая в их числе. Один остался. Уткнулся в свои приборы - на меня не обращает внимания. Вижу, идут они, к шару направляются. А чудище их приметило и проворно заковыляло в их сторону «НУ - думаю - сейчас сожрет! А люди хоть и странные, а, все –таки, неплохие были. Жалко!
Не тут – то было. Чудище, словно, наткнувшись на невидимую стену, от страшного удара упало на передние лапы. Взревев так, что затрясся автобус и не желая упускать добычу оно неожиданно ловко вскочило на ноги и двинулось дальше за людьми. Идет, мордой вертит, а дотянуться не может. Так до самого шара и провожало. А когда те трое в шаре скрылись, с досады взревело пуще прежнего и поковыляло к ближайшему вулкану.
Получаса не прошло - назад идут. Медленно идут. Пригляделся, несут что-то. Подошли ближе. В руках у них какой - то блестящий ящик. Вошли в автобус. Смотрю, улыбаются счастливыми улыбками. Ящик поставили и, как дети малые, обниматься стали. Все разом что-то говорят друг другу, руки жмут и обнимаются. Надоело мне на это смотреть.
- Чему радуетесь? - спрашиваю.
Черноволосая ко мне подошла. Улыбается, а в глазах слезы блестят. Не успел глазом моргнуть – обнимает. Ну, тут уж я в грязь лицом не ударил!...
- Что в ящике? - спрашиваю. - небось, золото, коль вы так возрадовались
- Это дороже золота! - отвечает - Это разум Вселенной!
Вздохнул я. « Вроде и люди ничего, а такую ерунду несут»
- Ладно, братцы. - говорю. Наездился я с вами, насмотрелся всякого. Пора и честь знать. А если какой кран сорвет, или, чего доброго, унитаз забьется?! У людей же потребности! В общем, пора мне домой.
Черноволосая к своим приборам подошла - тронулся автобус. На экране цифры бегут. Все быстрее и быстрее. Затем и вовсе замелькали. Гудит автобус, трясется от напряжения. За окнами сумерки сделались…
Только собрался попросить, чтобы не так шибко ехали - стал автобус тормозить.
- Назовите дату нашей встречи!
Это черноволосая ко мне обращается..
Не понял я.
- Может быть, вы запамятовали, какой нынче день? Так семнадцатое ж, семнадцатое июля. Какой же еще?!
До сиз пор не пойму, как это меня угораздило, вместо «июня», «июль» брякнуть.
Остановился автобус. За окном улица знакомая. Отсюда до работы рукой подать . Попрощался я со своими попутчиками. . – Авось, - говорю, - свидимся!
Иду по улице. Утро раннее. Солнце во всю - куда и дождь делся . На часы глядь - на работу рано. «Дай, - думаю, газетку какую куплю. Подошел к киоску. Беру газету и глазам не верю. Газета за семнадцатое ИЮЛЯ.
- Что за ерунда?! - продавщицу спрашиваю. Это какой еще такой июль, в июне случился?!
Ничего она не ответила - только головой покачала.
Я, побыстрее к другому киоску. Там такая же история».
Директор отложил последний листок, и начал смотреть в сторону посетителя совсем недобрым взглядом. Так обычно смотрят на явно и нагло обсчитывающего торгового работника. Еще мгновение, и праведный гнев директора готов был выплеснуться наружу…
Дверь кабинета распахнулась стремительно.
- Прорвало… главную… трубу! - испуганно объявила возникшая в проеме, хорошенькая секретарь - На лице директора отобразилось мужественное выражение. профессионального долга Такое же суровое выражение приняло и лицо подчиненного Мошкина Они переглянулись и в едином порыве выбежали из кабинета.