Как хорошо, что бабушку не съели волки...

 
   Эти три подружки-хохотушки какими были в юности, такими и остались. Соберутся вместе – воспоминания как из рога изобилия. Муж Лены всегда удивляется, как всё помнить можно, и что интересно, в таких подробностях рассказывают, будто происходило это не десятки лет назад, а вчера-позавчера.
  Рита, самая бойкая на язык, отвечает сразу:
  – А как не помнить. Это пусть плохое да печальное забывается. Мы вспоминаем только доброе и весёлое. Смех – дело полезное. Говорят, жизнь продлевает.
 
  Да неправда. Вспоминают подруги и то, в какой нужде приходилось жить. У Риты родители попивали, да отец частенько мать поколачивал. Денег всегда в обрез. Лена росла безотцовщиной с матерью-инвалидом.  Нередко приходилось пояса туже затягивать, особенно, когда до зарплаты копейки оставались – на хлеб да молоко. Надя росла в полной семье, но достатка большого не было. Работал один отец, мать немного шила, чем и пополняла семейный бюджет.
 
  Только сейчас чаще вспоминаются светлые странички той прошлой жизни. Как дружили, как ходили в парк подглядывать за старшеклассниками на летней танцплощадке, как, повзрослев, сами бегали на танцы и, волнуясь, ожидали приглашения, как зимой катались на лыжах да гоняли с мальчишками самодельную шайбу на катке. А потом и любовь пришла к подружкам. Семьи, дети. Сейчас у всех внуки. У Надежды уже и правнучка появилась.
 
  …В этот раз подруги собрались у Риты.  Встречаться три-четыре раза в год – стало негласной традицией. Не молоды уже, жизнь скоротечна. А дружба их только окрепла и закалилась за эти годы. Да что говорить, многие проблемы, заботы привыкли вместе обсуждать и решать. Хорошо, что телефоны есть: можно и поплакаться, и совет получить. Хоть и знакомо утешение, мол, прорвёмся и хвост надо морковкой держать, а из родных уст успокаивает.
  – Ну ты, Риток, наготовила. Чего так беспокоилась? Знаешь ведь, что с пустыми руками не приходим, – заметила Надя, увидев накрытый стол.
  – Ничего не беспокоилась. Тут внучка забегала, помогла салаты нарезать, да бутеры приготовить, – откликнулась из кухни хозяйка.
 
  Слово «бутеры» развеселило подруг. Внучка щедро делилась со своей бабулей Марго современной молодёжной лексикой, так что они не раз слышали и про «родаков», и про новые «лабутены», которые были куплены со «степухи», и про «мажориков», которые не ходят на занятия, но щедро откупаются во время сессии.
  За столом разговоры не смолкали ни на минуту. В который раз вспомнили школьных подруг, перешли на мужей, детей, внуков. Память – штука интересная: вспомнишь одно, а потом будто цепочка начинает разматываться – одно звёнышко за другим, одно за другим.  Кладовые памяти богатые, многое хранят.
 
  Рита и Лена стали горожанками. После школы выучились, замуж вышли за городских, со временем квартиры получили, детей нарожали. Обе на одном заводе работали вместе с мужьями.  А Надежда всю жизнь прожила в деревне. Под старость лет мужа схоронила, и дети перевезли её ближе к городу.  Вот и встречаются сейчас, навёрстывают упущенное. Какими подругами раньше были.
 
  Слово за слово – вспомнили, как однажды приезжали к Наде в гости. В то самое отдалённое от райцентра село, куда после института был направлен Алексей.
  – Ой, Надь, ехали мы тогда, ехали куда-то к чёрту на кулички. Мой Саша обратно хотел повернуть. Думал, с пути сбились. И как вы там два года продержались? – спросила Рита.
 
   – Поначалу и нам казалось, что дорога бесконечная. А потом привыкли. Ещё одну для себя открыли. Но там только на мотоцикле можно было пробраться. Хоть неудобье, но километров десять срезали, – улыбнулась Надежда, вспомнив что-то своё. – Сейчас, вспоминая те «фронтовые» дороги, сама удивляюсь, как только техника выносила эти кочки да ухабы.
  А сколько раз приходилось мотоцикл толкать. Проезжали раз одну деревню, а там посреди улицы лужа – море разливанное. Ни объехать, ни пройти. Мой и махнул сходу. И сел. Пришлось мне штанины закатать и в эту грязь залезть. А какой из меня толкач? Помучилась, приложила все силы, «Урал» рванул и выехал, а я – плашмя в лужу. Зрителям, естественно, радость: какое кино посмотрели. А мы к реке – мыться, да одежду стирать. Хорошо, что жарко было, высохло бельишко быстро.
– И нервы успокоили. Знаем твоего Лёху. Отходчивый он был, незлобливый, - заметила Лена. – Я ведь его ещё со школы помню. Вся ваша любовь у меня на глазах начиналась.
 
  На мгновение подруги замолчали. Алексей, царство ему небесное, был хорошим и преданным мужем, добрым и ласковым отцом, надёжным товарищем.   
  – Лен, помнишь, как застряли где-то в лесу. Ну, когда к Наде на день рождения поехали. Тоже толкали свою колымагу. Но нас-то было много. Мужики сообразили веток натаскать под колёса, – рассмеялась Рита, – сколько кустов тогда обтискали. Поднапряглись – вытолкали машину.  А дорога топкая, как трясина. И лес, лес – километров пять.
 
  – Да нет, не пять, – уточнила Надежда, – там тринадцать. От Васильевки до первой деревни лесом – тринадцать. Это я точно знаю. Пришлось зимой в одиночку эти километры мерить.
  – Куда это тебя одну-то понесло? Что-то не припомню, не рассказывала нам.
  – Рассказывала, наверное. Случай тот памятный, не могла умолчать. Забыли вы просто. – Надежда на минуту замолчала. – Сейчас уже всё в прошлом, а тогда…
  – А-а, это, наверное, когда Лёша в армии был, – начала припоминать Рита. – Да уж, завёз тебя в эту дыру, в «медвежий угол». Мы всегда удивлялись: училась ты хорошо, тебе бы где-нибудь в институте преподавать, а ты всю жизнь деревенских детей учила.
   
  Что уж говорить. Начало семидесятых. Молодая учительская семья получила направление в самое дальнее от райцентра село. По современным меркам пятьдесят километров – это всего ничего, а тогда это была даль беспросветная.  Дорог нет, от шоссейки в сторону тридцать вёрст, из них почти половина – лесная неудобица. Так вот в такую глушь и завёз свежеиспечённый физик свою молодую жену да трёхлетнего сынишку.
 
  Коллектив принял хорошо, сразу жильё дали.  Правда, уют и порядок пришлось наводить почти месяц. Но ничего, к началу учебного года квартира видоизменилась: новый шифоньер, светлые обои, шторочки, книжные полки, изготовленные хозяином, на полу самотканые половики – подарок свекрови. После четырёхлетнего мыканья по городским квартирам это был рай.
  Алексей не мог нарадоваться тому, что наконец-то попал на настоящую полноводную реку, где рыбы было видимо-невидимо. Даже зимние морозы не могли его удержать дома. Ходил на подлёдный лов. Да, прошло время, река эта и обмельчала, и грязи добавилось, и рыба перевелась. Есть ещё, но уже не то.
 
  Бытовые трудности не пугали. Молодость брала своё. Холодно – топили больше.  Снегом заваливало – выходили чистить всей семьёй. Да так убирали, что соседям завидно было – с шутками да прибаутками. Сами с лопатами, и малыш тут же копошится, норовит родителям помочь.
  Стоит село на полноводной реке, а с водой проблема. Раз в день водовозка по улицам развозила. Успеешь – заполнишь дома всю посуду: от вёдер до последней кружки. Хлеб завозили раз в неделю

  – Надь, не помню что-то, а почему воды не было в селе? И хлеб возили редко? Как вы жили?
  – Колонки появились через год, а так – водовозка. Если опоздаешь – идти тебе до самой фермы на окраину села. Там башня стояла водонапорная. Приходилось нам не раз до этой фермы чапать. А с хлебом проблема была из-за дорог. Годы-то какие были. Но сами приучились печь, иногда школьному завхозу заказывали, когда он ездил за продуктами для столовой. Обходились как-то. Вот потом, когда одна осталась, трудновато пришлось. – Надежде на минуту взгрустнулось, но она тут же рассмеялась.
 
  – Ой, девчонки, довелось мне и солдаткой побывать, писем друг другу написали – целый почтовый роман получился.
  – Ты нам писала, что Алексея в армию забирают, да письмо от тебя поздновато пришло. Мы не успели на проводы приехать. И Леонида тогда в командировку отправили, – виновато прошептала Лена.
  – Да ничего. Всё как во сне промелькнуло. В середине мая досрочно принял экзамены у десятиклассников, тем же вечером и проводы были. Наутро колхозная машина забрала всех новобранцев и – в военкомат. Первое письмо получила две недели спустя. А потом год ожиданий.  Скучала, конечно.  Димка зимой у мамы был. Я же институт заканчивала, надо было в город выезжать. То зачёты, то курсовые сдавала. Один раз вызов пришёл. Надо было досрочно сдать экзамен и привезти контрольные работы.  Вот тогда-то и измерила я те километры из Васильевки.
  – Ну-ка, давай, расскажи нам про свою одиссею, – оживились подруги.
 
  – Знаете, какая довольная и счастливая возвращалась я из города. Всё сдала хорошо, и работы все зачли. Димчику гостинцев привезла. Мама за меня порадовалась. Отец-то в командировке был.  Уговаривала переночевать, тем более, что до школы я не дозвонилась. Но наутро у меня были уроки, пропускать нельзя.
  – Знаем твою обязательность и пунктуальность. Ты и раньше исполнительной была, – не удержалась Рита.
  – Да, а погода расшалилась: конец ноября, после холодов резкое потепление превратило дороги в сплошной каток.  Оставила сына у мамы и отправилась ловить попутку. На счастье, в нашу сторону шёл огромный лесовоз. Добралась до Васильевки, а там решила ждать колхозную машину. Больше никакого транспорта не ожидалось.
 
  Предзимье – смеркается и темнеет рано.  Подумала и решила не ждать, а идти вперёд. Кто-нибудь догонит, посадит.  Тогда правилом было: на дороге человека не оставлять. Знали, что в наш «медвежий угол» добраться нелегко.
  Иду, сама прислушиваюсь: вроде гул какой-то сзади. Обернулась: нет никого. Провода шумят, что на столбах вдоль дороги. До первой деревушки тринадцать километров. Дорога уже в лес завела. Темнеет. Идти трудно: сплошной гололёд, в колее вода. И ноги промочила, и низ шубейки промок, а делать нечего, иду. Сумка-рюкзак за спиной вдруг вдвое тяжелей показалась. Для чего буханку хлеба в Васильевке купила, да ещё и книгу? Злюсь на себя, а выбросить – жалко.
 
  А судьба ещё один сюрприз подкинула. Оттепель удружила: поперёк дороги –настоящая речка. С поля поток ледяной воды устремился к лесной низинке. Постояла я, подумала, что делать. Не обойти, не перепрыгнуть. Правда, посреди потока бревно застряло, лежит себе спокойно, будто для меня приготовлено. Наступила на него, а бревно, возьми да подвернись. Оказалась я по колено в ледяной купели. Выскочила на другую сторону протоки, в бурках вода хлюпает, шубка намокла, хоть выжимай. Сниму обувь – обратно не надеть.
  Решила идти дальше. И пошла. В горячке даже холода не чувствовала. И знаете, тут у меня внезапно мысль появилась. Страшная-престрашная: «А что, если волки выйдут. Край-то лесной, безлюдный». Слава Богу, что все страсти-мордасти про этих серых хищников мне потом рассказали. В красках и ужасных подробностях.

  – Надь, ну ты даёшь. Что-то про этот случай ты нам не рассказывала. Ну, героиня. Я бы ни за что не решилась на такое, – не удержалась Лена, накидывая на плечи платок.
  – Сейчас и я бы не отважилась, а тогда… – Надежда вздохнула. – Сама молодая, заступиться за меня некому, директор строгий, побоялась, что накажет. Как на грех и дозвониться не смогла. Ни один телефон в селе не отвечал: ни контора, ни сельсовет, ни школа.
  – Вернулась бы обратно в Васильевку.
 
  – А чего уж возвращаться. Оказалась посреди леса. Назад не вернуться и вперёд ещё полпути шагать. Иду, слёзы ручьём, экзамен и зачёты, удачно полученные, не радуют. Вспомнились все обиды на Лёшку. Завёз меня в эту глушь беспросветную, а сам уехал. Ему хорошо – не надо пешком пробираться по холодной ледяной дороге, да ещё в такую темень.  И письмо последнее пришло какое-то не очень тёплое. Так мне показалось.  Даже мысли о волках ушли на второй план. «Вот доберусь до дома, я всё напишу, я ему всё выскажу...»

  – Надь, а если бы волки? – Рита поёжилась.
  – Ой, девчонки, не раз рассказывала эту историю и то, как планировала от волков отбиваться. «Вот выйдут на меня, а я им буханку хлеба кину. Пока едят, я на дерево залезу».
  – Ага, будут тебе волки хлеб есть, когда перед ними такая аппетитная Красная Шапочка нарисовалась, – пошутила Лена.
 
  – Конечно, не стали бы жевать хлеб. Это я себя успокаивала.  Но Бог отвёл. Иду. Нет, даже не иду, а плетусь в сырущей обуви и полусырой шубейке, ноги, как на коньках, передвигаю.  Счёт времени потеряла. Темнота. Лишь луна освещает дорогу-каток. Где-то впереди послышался лай собак. Обрадовалась: «к деревне подхожу. Неужели, столько километров отмахала?» Решила, что дойду до первого дома, попрошусь переночевать, а с утра пораньше до своего села буду добираться. До него-то ещё целых пятнадцать километров.
 
  Попутную машину уже и не ждала.  И гул проводов слился в какой-то непонятно монотонный шум.  За поворотом увидела отблески огней. Деревня! Совсем близко. И собачий лай громче. Знаете, все страхи разом отступили. Деревня, люди, тепло!  И про волков думать забыла.
  И вот в тот же момент яркий луч света на секунду осветил дорогу и исчез.  Через мгновение показался опять и снова исчез. Машина! Сзади шла машина, ныряя в низинки и выбираясь наверх.  Стоять и ждать внезапно подвалившую удачу, конечно, не стала.

  Шла вперёд и не могла сдержать слёз. Это уже от радости. Я не знала, что это за машина, откуда и куда она идёт. Но, главное, там были люди.
  ...Когда «Уазик» остановился, я узнала председателя соседнего колхоза. Видели бы вы, сколько человек сидело в машине. В два, даже в три этажа. Поняла, что место мне не светит.  Но мир не без добрых людей. Николай Иванович сказал, что за ними идёт «Камаз».
  Молодые парни заблудились, и им пришлось ехать до места назначения по окружной дороге. Как раз через наше село. Пояснил, почему я не могла дозвониться.  Пока была в городе, тут пронёсся сильный ураган и повалил несколько столбов. Сутки вся округа была без света и связи.
   
  Через несколько минут подошёл «Камаз». Спасибо председателю, устроил меня, пожелал доброго пути и только потом сел в свою машину. Двое молодых ребят – шофёр и его напарник – даже расспрашивать меня не стали. За заплаканному лицу поняли, что несладко пришлось лягушке-путешественнице. Видели, какой путь я проделала, какие водные преграды пришлось преодолеть. Посадили между собой, ближе к отоплению.  Согреться не успела – подъехали к селу.   
 
  Спросили ребята, какой дорогой им дальше ехать, извинились, что до дома довезти не могут: торопятся. И так много времени потеряли, пока блуждали по лесной дороге.  Вот только подумать про волков им и в голову не пришло.
  – Надь, а ты не побоялась сесть к незнакомым парням? Да ещё в такую темень? – Рита посмотрела на подругу.
  – Нет. После всего, что пришлось испытать в лесу, не боялась. Николай Иванович с ними поговорил.  Да и мыслей таких у меня не возникло. Кому я нужна – зарёванная да сырая по пояс.
 
  – Пришла вся продрогшая, а дома-то, поди, холодина?
  – Тепло. Печку протопила соседка. У нас с ней была договорённость: если что – за домом присматривать. – Надежда весело рассмеялась. – Ой, девчонки, а хлеб мой в рюкзаке весь размок. И есть нельзя, и выбросить жалко. На сковородку раскрошила да в печь, вроде, как на сухари. Не помню сейчас, ела или нет.
  – Утром, наверное, и носом захлюпала, – пошутила Лена. – А ноги как?
  – На удивление, не простыла, не чихала, не кашляла. С вечера водкой ноги натёрла да носки тёплые надела. Правда, за водку потом попало.
  – Это как? – в один голос спросили подруги.
 
  – Пришла утром в школу. Все сразу поинтересовались: как съездила, как экзамен сдала, на чём приехала. Ну, я и выдала им. Как на лесовозе ехала, как в темноте пешкодралом тринадцать километров отмахала, как в ледяной воде искупалась.
Только про волков умолчала. Вдруг, думаю, на смех поднимут. Завуч поинтересовалась о моём самочувствии, а я про водку сказала, мол, рецепт этот давно знаю. Ноги растереть, грудь, если кашель.
  Вижу, трудовик смотрит такими глазами!? Потом подошёл и назвал меня дурой. «Чо ноги-то мазать? Выпить надо было стакан, выпить! а не на ноги изводить».

  Но в памяти слова внука. Как-то в кругу семьи вспоминали те годы, я и рассказала эту историю. Четырёхлетний Санёк слушал, слушал, потом сел ко мне на колени, обнял и тихонечко прошептал: «Бабушка, как хорошо, что тебя волки не съели».
  Рассмеялись подруги, стол к чаепитию стали готовить. Воспоминаний у каждой было много. За вечер не рассказать.