Людмила Фёдоровна зашла в подъезд своей пятиэтажки, поднялась на этаж и нехотя заглянула в почтовый ящик – наверняка снова одна реклама.
Но там лежал одинокий листочек – извещение.
От кого бы это?
А-а-а, старшая сестра, Ленка, наконец-то, вспомнила о моём существовании. Может быть, хочет поздравить с наступающим?
Играла в молчанку уже больше чем полгода – обиделась, видите ли…
Даже не ответила на поздравление с днём рождения.
А за что обижаться? На обиженных воду возят…
Можно подумать это она, Людмила Фёдоровна, виновата, что у сестрицы мозги не в порядке.
…сбесилась с жиру на старости лет… Чего ей надо? – муж, дети, внуки, дом - полная чаша.
Любовь, видите ли, какая-то ей понадобилась...
Тысяч 15 муж на неё в месяц тратит по приблизительным прикидкам, а ей всё чего-то не хватает, всё хочет от него чего-то невероятного – уважения, видите ли, ей захотелось.
А за что её уважать? – родила двоих и просидела дома почти всю жизнь…
Не то что я, Людмила Фёдоровна – всё сама.
Своя квартира, в отпуск каждый год езжу на свои кровные.
…мужа нет, не было – и не надо – стану я терпеть, чтобы кто-то мелькал тут каждый день перед глазами, командовать пытался.
Сама себе голова – работаю наладчиком станков с ЧПУ. Университет окончила в своё время – не то, что эта задавака-недоучка…
…теперь извещение от неё – бандероль первого класса. Любит она первый класс…
Вес небольшой – 160 граммов. Интересно, что там?
Почта ещё работает, наверное, успею…
Так думала Людмила Фёдоровна, отходя от почтовых ящиков – на свой верхний пятый она решила пока не подниматься, лучше сходить сначала на почтамт, тем более, что до него минут 15 ходьбы, не больше.
У жизни в небольшом городке есть свои плюсы…
…вдруг там сюрприз какой приятный? Ведь муж сестры перевёл деньги на мой день рождения.
Та уже тогда молчала больше месяца, но подсказать про перевод могла только она…
…а вдруг работу свою решила подарить к Новому году? Помириться, наверное, хочет… Поняла, что сама виновата…
…бегала от него… Маму побеспокоила - в её-то годы.
…пыталась меня сделать соучастницей – думала Людмила Фёдоровна, направляясь на почтамт, - хотела, вишь ты, поставить в моей однокомнатной компьютер свой, чтобы на нём переписываться целыми днями с кем она там захочет.
Говорила, что раз в неделю – только почту проверить якобы, да уж мне-то виднее. Знаю – дай Елене волю…
Вон как тогда среагировала сестрица на простое моё присутствие за спиной, когда читала послание не пойми от кого…
Орать начала, ничего не соображала – подумаешь, секреты какие…
Так и летом получилось – пришлось сдавать в больницу. А что? Подлечили там.
Я даже дважды навестила эту… как бы назвать – сестра всё-таки…
Что там потом вышло – непонятно – как-то она со своим договориться смогла даже оттуда. Приехал, забрал, ничего не говоря мне, Людмиле Фёдоровне, тёще своей ничего не сказав.
За что он ей всё прощает?!
Мама рассказывала, как неожиданно они появились у неё – растерялась, испугалась даже.
А Ленка вещи скидала за полчаса, стаскала в машину сама – только её и видели.
С тех пор – ни звука…
Получая большой гибкий, не очень толстый конверт, Людмила Фёдоровна заранее почувствовала раздражение – наверняка там записки сестры – не мытьём так катаньем хочет посвятить меня в свои семейные разборки. Убедить в своей полноценности.
Нет уж, дудки.
Дома, разорвав плотную плёнку, Людмила Фёдоровна обнаружила то, что и ожидала – беспорядочную россыпь страниц, исписанных неровным, угловатым безотрывным почерком, с датами наверху – конец прошлого года, начало текущего.
Сестрица провела это время снова в психушке – приревновали её, видите ли. Приревновали, а она орать начала, как на Людмилу Фёдоровну тогда.
Ну, и дооралась…
Звонила потом по скайпу, пыталась рассказывать.
Людмиле Фёдоровне слушать ничего не хотелось, - не хватало ещё вникать в игры больного разума, не хватало быть судьёй в извечном споре мужа с женой.
Так сестрица умудрилась надавить на совесть – спросила ехидно – почему это ей, Людмиле, интересен больной мальчик-урод из «Жестяного барабана» и его странная мама с её странными двумя мужьями, но совсем не интересна причина, по которой сходит с ума собственная сестра.
Пришлось послушать немного, покивать, посочувствовать. Но не давать развивать тему – без подробностей – подробности мне ни к чему.
Сейчас читать совершенно не хочется – кое-как разглаженные листы, первоначально свёрнутые вчетверо, а то и вшестеро, разнокалиберные. Местами наброски невнятные, очертания какой-то внушительной фигуры, слабо прорисованный портрет какой-то женщины…
Почерк, конечно, читаемый, но кое-где не разобрать – как курица лапой, честное слово. Почти половина написана простым карандашом, дальше - ручкой – где шариковой, где гелевой.
Очков, что ли, у неё не было?
А-а-а, вот тут как раз про очки – и правда не было – просит принести пластиковые очки +3. Надо же, как зрение уже село…
В самом начале про ручку: «зажали – не положено».
Дальше перевели её, оказывается, из палаты, где было 17 человек в ту, где только 7…
«…В палате 13 коек и почти половина – свободны. Нас 7 человек. Я - самая дальняя от входа по прямой.»
«…Санитарки заходили – старая и новая смена – ВИП-палата, говорят»…
«…из местного фольклора: те же санитарки, вступая на смену: Ну, начинается – утро в зелени! Обоссались, обосрались!»
Тьфу-ты, нашла про что писать!
Вот про Машу какую-то:
«Маша, про которую говорила вчера, поорала традиционно, во весь свой нехилый неустающий молодой голос, с утра пораньше… и попозже ещё разок.
Так все устают от этого крика… Но она, как поезд, орёт практически по расписанию…. не слышать не получается – к этому привыкнуть невозможно, потому что крики продолжаются час, а то и два… Кричит она без слов, без всякого смысла, просто: А-а-а-а-а-а-а!!!»
На жалость давит…
А вот дата интересная – первое января – ну-ка, что там у них со встречей Нового года?
Прямо перед этой датой глаз Людмилы Фёдоровны зацепил строчку:
«Вчера, под НГ поступила бабаська – не более, а даже менее больная на вид, чем твоя мама. Кто-то избавился от обузы на неопределённое время…»
Бабаська… – о себе бы подумала – в который раз ведь отдыхала там…
А вот её отчёт:
«1.01… Привет! Решила отрапортовать насчёт новогодней ночи в этом заведении…
…побудка сегодня состоялась примерно полшестого, в то время как отбой фактический случился после 12 ночи по местному времени
…стандартно – вырубили свет и ещё телевизор, по которому население заведения жаждало услышать-увидеть речь Путина.
Не обломилось – вместо Путина нашли только Скуттера.
Впрочем, веселью иных это не помешало – были даже танцы.
Особенно отрывалась Настя, та, у которой по разным детдомам разбросано, то ли трое, то ли пятеро – глядя на то, как она зажигает, и не подумаешь…
…Ничего, что девочка одна, Юля, тихая, хотя очень ворчливая, пыталась повеситься незадолго до этого.
Эта Юля всё время, и очень тщательно, занималась уборкой.
Санитарки таких любят.
Теперь её перевели обратно в наблюдалку. Прямо 31-го…
Надо полагать – уколы и связывание прилагались…
…Мы с соседкой по палате – той, что ведёт в школе театральный кружок, выпили виноградного сока (который ты принёс) в ознаменование встречи собачьего года. Как раз под Скуттера.
И пошли досыпать.
До того выпили её сока – апельсинового – в честь уходящего года с наилучшими пожеланиями самим себе – не встречать больше никогда так НГ.
Было это часов в 8 – потом с трудом дождались вечерней дозы таблеток и попытались уснуть.
Но, перед полночью проснулись и решили уж досидеть до 12-ти.
…переводила немного слова из песенок дискотеки 80-х – то, что удалось разобрать – звук у телевизора очень плохой.
(Телевизор этот установили перед самым НГ – с третьей попытки – плохонький старый ящик – повесили на самый верх той стены столовой, в которой находится дверь в буфет).
…далее был Скуттер на Пятнице – вот уж кого не стала бы слушать иначе как в принудительном порядке.
…впрочем, у него тоже иногда попадались членораздельные фразы – подначивал зал трындеть вместе с ним.
…твоя мишура сгодилась для наряда Снегурочки. Та, другая соседка по палате, была ей – ничего, даже в гамму попала мишура.
…принудка стол организовала грандиозный по местным масштабам. Санитарки с телефонами работали фото- и видео-корреспондентами. Принудка кричала: Снимайте! Снимайте! – так им хотелось, чтобы кто-то запечатлел это великолепие. Родственники у них постарались на славу - принудка сумками передачи носила дня три накануне.
…то, что некому смотреть будет эти кадры – даже в голову никому не пришло.
(Впрочем, санитарки, скорей всего, развлекли домашних картинками - НГ в психушке, как же! Радостные лица, импровизированный стол ломится – целая курица, россыпь салатов – всё как у людей.
Одна из принудки, та, что помогает кастелянше постоянно, живёт в больнице уже 10 лет. Заходила к нам - я подарила ей шоколадного медвежонка с сердечком на шее (ты принёс его, но уж извини). у неё родственников нет, никто не навещает...
Она так обрадовалась - есть медведя, видимо, не собирается - сказала, что поставит возле кровати.
…Соседка-Снегурочка дружит со всей принудкой, видимо, из-за давности и длительности своих сроков, так что отмечала с ними - то ли до 2-х, то ли до трёх утра.
…Такие вот пироги… Скучно сильно не было, но безумно весело тоже не было совсем.
…Попытались ещё втроём подкормить бабушку, какими-то сволочами подкинутую сюда 30 декабря.
Тихая, аккуратная бабушка – слова плохого не сказала, только говорила, что детей своих любит…
У соседки слёзы наворачивались, на неё глядя – она вспоминала, что мать её мужа перед смертью мазала дерьмом стены, но её никто никуда не сдавал…»
Опять про бабушку! Принудка какая-то… Новый год, как Новый год – сок они там пили – для здоровья полезней.
…Ещё один праздник – Рождество:
«7.01 Привет!
…Весело день начался – вроде как праздничный... встала в 4 утра в туалет, вышла в коридор и тут же услышала о смерти бабушки, которую на днях поместили сюда (91 год, на минуточку, как бы сказали где-нибудь в Одессе).
Заснуть у меня, конечно, больше не получилось.
Хотя позже узнала, что умерла она тихо, во сне.
О смерти сообщила миловидная, то ли беременная, то ли нет, одна из вороватых обитательниц наблюдалки (где всё и произошло)
Она сидела рядышком с другой обитательницей этой палаты на пустой койке, стоящей в коридоре, рядом с нашей палатой. Сидели и смотрели испуганно и серьёзно.
Спать в наблюдалке не только они не могли дальше, несмотря на такую рань...
…в туалете меня ещё раз настигла эта же новость из других уст – с просьбой помолиться за бабушку.
Молиться, наверное, я всё-таки не умею, а вот родственников этой бабушки прокляла бы запросто.
…Она ведь дня 4 в больнице и прожила всего – неизвестно, насколько они больничкой этой ей конец ускорили, но ускорили точно.
…Бабушку кололи, привязывали.
…Я её живую видела раз – при поступлении – маленькая, сухонькая, седая полностью – не хотела идти, упиралась
…И видела сегодня её тело на носилках - стояло в местной кладовке – такая худенькая, что и тела-то не видно было.
… Ненавижу тех, кто это делает с беспомощными стариками…»
И опять про чужую старуху!
Снова жалуется:
«…порядки в отделении насквозь фальшивые – 10 сигарет в день заядлым курильщикам.
Каждая из 10 сигарет проходит, по крайней мере, через трое рук, пока не истлевает на губе самого низшего звена местного курящего контингента. Плюс – курят просто то, что горит – бумагу. Боюсь, что на это мог «уйти» один лист из моего альбома»...
…Людмила Фёдоровна выхватила глазами ещё две-три строчки и решила – с меня хватит.
Взяла всю пачечку, затолкала снова в конверт, зачеркнула тщательно адреса, выведенные подобием чертёжного шрифта на светло-голубом пластике, и положила пакет в другой пакет, где лежали фантики от конфет и пустая упаковка из-под йогурта.
Мусорного ведра в её холостяцкой квартирке не водилось.
- Сегодня уже поздно, - подумала она – вынесу это по дороге на работу, с утра.
Людмила Фёдоровна приняла душ в обшарпанной ванной (вспомнив, как сестра почти приказывала ей в последний свой приезд сделать тут приличный ремонт: Не на такую напала, раскомандовалась не в своей квартире!), переоделась в короткую ночную сорочку, включила негромкую музыку – она любила засыпать под Эннио Морриконе.
Расстелила постель и выключила свет.
Дорогая аппаратура, мягко убаюкивая, навевала на неё сны. «Одинокий пастух» звал куда-то в безмятежность…
Бандероль с записками сумасшедшей сестры больше не тревожила её сознание.