Донбасс непоборный. Чеченский плен

Леонид Калган
      В августе 2014го моему отцу могло бы исполниться 77 лет, если бы не смерть от рака. В условиях войны, когда жизнь висит на волоске, лично мне казалось более важным, чем обычно, побывать на его могиле, помянуть. Так я и поступил: положил в сумку, заранее приобретенную чекушку самогона, несколько помидоров, краюху хлеба и крохотный ножик, чтобы порезать продукты. Выкатив на улицу велосипед, переулками и тропками, минуя центральные улицы поселка, порулил на кладбище.
       Вокруг все грохотало: невидимые из-за расстояния, работали «грады», минометы, арта. Какое-то орудие быстро и отчетливо производило залпы. (Позже я узнал, что так стреляет БМП). Было непонятно: то ли это реальное боевое столкновение, или же это ополченцы учатся вести огонь. К тому времени арена боевых действий от нашего поселка перекатилась к Иловайску. Невидимый  с моего места нахождения из-за рельефа местности, этот город готовился к нешуточным испытаниям. 
       Оказавшись на месте, первым делом  я привел отцовскую могилу в порядок: вырвал подросший бурьян, поправил повалившуюся вазу с цветами. Тут же отыскал запылившуюся стеклянную рюмку. Очистив ее листом лопуха, наполнил самогоном. В  прошлом вышло так, что мне не довелось вместе с отцом выпить ни одной рюмки: он возделывал землю - работал в колхозе с утра до ночи, на тракторе или комбайне, я же тогда был слишком мал, чтобы опрокинуть с ним чарку. Следующий период моего взросления – учеба после школы, в течение которой я около четырех лет жил в общежитии далеко от дома, изредка приезжая к родителям пополнить запасы провианта. Нельзя сказать, что все это время я ни разу не прикоснулся к бутылке – было с друзьями, и не раз. И дело даже не в выпивке, как таковой. Вот так, чтобы поговорить по-мужски, с отцом за одним столом – не получилось. Уже проходя срочную службу в армии, я потерял последние надежды увидеть отца, получив известие о его смерти. Теперь вот, пью с ним так, как есть: он – из рюмки на гранитном надгробии, я – из горлышка «чекушки».
       - С днем рождения, батя!
       Захмелевшему, мне стало стыдно, что я только сейчас начал понимать, какой он был человек, какова у него была жизнь, как у мужчины, отца, главы семейства. Стало необыкновенно досадно от осознания того, что людская натура часто такова, что не позволяет ценить человека при жизни, что натуру эту не переделать, и что у меня именно такая натура.  Подумалось: если Бог даст мне счастье стать самому отцом, и иметь сына, я приложу все усилия, нужные для воспитания настоящего мужчины, хорошего человека.
       Все еще находясь в подавленном настроении, я отправился домой. Больше всего мне хотелось встретить кого-нибудь знакомого, чтобы узнать хоть какие-то новости об этой чертовой войне. Поэтому мой путь лег в центр поселка. Вращая педали, я спускался с пригорочка, как заметил оживленную группу людей у автобусной остановки. Тут же стояли почти новенький автобус «Эталон», и полноприводный джип «Ниссан Патрол». Те, кто приехал на них, сразу же навели на меня стволы автоматов.  Повинуясь приказам, я приблизился к незнакомцам.
     Отряд вооруженных людей из двадцати человек, явно отличался от тех ополченцев, которых я видел в последнее время: прекрасно оснащенные, с новыми автоматами Калашникова с подствольными гранатометами, пистолетами, обвешанные разгрузками с ВОГами, пулеметами РПК и ПК, все они были с иголочки одеты в армейскую одежду типа «Горка», на руках носили часы «Джи-Шок», а тактические кроссовки делали их походку пружинящей.
      Негромко, но оживленно беседующие на незнакомом для меня языке, эти мужчины передвигались так, чтобы иметь возможность наблюдать прилегающую территорию и друг - друга. В считанные секунды ко мне подошли четверо парней, и бесцеремонно обшарили карманы, вытащили из них мой паспорт, мобильный телефон, осмотрели плечи и ладони рук. Увидев шрам на ноге, тут же спросили, когда и как была получена рана. Каждый из них был разного возраста и роста, но, несомненно, все они  принадлежали к какой-то кавказской народности. У одного, маленького и молчаливого, на верхнем клапане вещмешка я увидел надпись синей шариковой ручкой: «Исмаил». Мои догадки подтвердил водитель джипа: обнаружив в сумке недопитую бутылку и узнав, откуда я еду, он проговорил:
       - Самогон, помянуть отца? Понимаю! Я сам православный – осетин, а это, – обвел бородой остальных, - чеченцы! Так что…Закончив говорить, водитель-осетин положил мой паспорт себе в карман.
       Сгрудившись над моим телефоном, чеченцы просматривали фотографии. Что-то увиденное вызвало у них интерес, и тогда они окружили меня вновь.
       - Это что?
       Мне показали фото моего друга – охранника завода в пятнистой форме занявшего картинную позу возле красивого мотоцикла. Я принялся объяснять. Далее последовал вопрос по поводу фотографии непонятной таблицы. Это был график несения дежурства по цеху, о чем я и сообщил. Следующее фото вызвало гул голосов – вид степи, снятый с вершины холма приставленным к биноклю мобильником. Тут же меня спросили, где бинокль. Я ответил, что бинокля давно нет, а фото было сделано два года назад. Очень важно мне сообщили, что такую фотографию можно было сделать только в иллюминатор летящего вертолета. Не веря в доходчивость своих слов, я вновь занялся пояснениями. 
       Надо сказать, я немного увлекаюсь декоративной кузнечной ковкой: дровницы, муляжи холодного оружия, каминные наборы, подсвечники и прочие мелочи, украшающие декор помещений. Как следствие, наснимал десяток-другой своих изделий, скачал из Сети кое-что чужое. Поэтому снимок выполненного в «скифском стиле» самодельного ножа привел моих захватчиков в восторг.
      - Это ты сделал? – Восхищенным голосом спросил меня молодой воин, показывая пальцем на экран телефона.
      Тут я почувствовал, что самое время немного приврать, ведь фото было взято из Интернета.
      - Да, моя работа!
      - Продай!
      - Извини, этого ножа у меня уже нет, подарил другу. Он тоже воюет.
      - За укропов? – Серые глаза моего собеседника настороженно сузились.
      - Нет, что ты!
      - Как зовут твоего друга? Позывной знаешь?
      - Извини, не могу сказать!
      - Правильно, что не сказал. Но, все равно, это все подозрительно! – Молодой чеченец вновь ткнул пальцем в мой телефон. – Надо старшего ждать. Не могу тебя отпустить!
       Наблюдавший за нашим разговором водитель-осетин, подошел ко мне:
       - Все будет нормально, разберемся, отпустим. Есть такие, с виду мирные, а сами «маячки» раскидывают, укропам информацию продают. Сам понимаешь – военное время, строго все должно быть!
      Мне ничего не оставалось, как только кивнуть в знак согласия. Я попал в ситуацию, когда от меня ничего не зависело, и полностью оказался в распоряжении этих людей. Бегство или сопротивление в моем положении были безумием. 
     Вновь ко мне подошли несколько человек, стали задавать вопросы: местный ли я, как давно здесь живу, как живут здешние жители и чем занимаются. Пока я отвечал, меня вновь обыскали. Оставив, наконец, меня в покое, военные все так же держали у себя мои вещи.
      Так прошло не менее часа. Все это время я сидел на бетонной плите остановки и ждал своей участи. Вдруг, висящая  в петле «разгрузки» у одного из военных рация запищала, и он отошел в сторону, чтобы поговорить. Вернувшись, чеченец сказал несколько слов своим товарищам, и те стали быстро куда-то собираться.
      - Мы уезжаем! – Сказал осетин, возвращая мне паспорт и телефон. – Можешь быть свободен!
      - Извини, брат! – Улыбаясь, протянул на прощание руку мой недавний собеседник, любитель ножей. – Пришлось тебе в плену побывать, но ты правильно себя вел, по мужски.
      - Можно задать вопрос? – Пожал я протянутую руку. – Когда все это кончится? Эта война?
     Молодой мужчина на миг задумался. Подтягивая за ремень автомат, он ответил: - Не знаю, брат! Очень странная война! Но все будет хорошо!         
       - У вас, местных, нет войны в крови, - ввязался в нашу беседу стоящий рядом Исмаил, - но у вас все для этого есть. Мы вас научим!
     Проводив взглядом отъезжающий  «Ниссан», и следующий за ним «Эталон», я подумал, как все же, бессилен гражданский перед властью вооруженного человека в военной форме в военное время. Военный наделен властью распоряжаться жизнями, здоровьем, свободами и имуществом мирного населения по своему разумению, и, не факт, что его ошибки и преступления против гражданских будут впоследствии справедливо наказаны. Но, с другой стороны, именно военный в первую очередь будет подвержен уничтожению, в случае наступления противника. Большие права, но и большие обязанности. 
       Годом спустя, беседуя со знакомыми ополченцами, я рассказал свою историю о встрече с чеченцами. Покивав головой, один из них произнес:
      - При наличии таких подозрительных фотографий в твоем телефоне, могли бы и с собой забрать, или пристрелить. Тебе очень повезло.
       - За что? – Возразил я. – Я же не сделал ничего такого! И, в конце, концов, они назвали меня братом!
       - Очень хочется, чтобы ты понял: эти люди пережили две жестокие войны, все их мышление, образ жизни наполнены духом войны. Да и без этого – чеченцы воинственный народ. Так у них заведено.
       - Говоришь, назвали братом, - с сарказмом проговорил второй ополченец. – ага…
       Установилась тишина. Оба ополченца, вытащили из карманов пачки с сигаретами, молча и многозначительно закурили.