Отрывок из 29 главы 2-й книги "Предыстория Артёма"
...
Массовые репрессии
Причинами начала большого государственного террора 1935 – 1939 гг. в СССР против собственных граждан послужили, видимо, сразу несколько факторов. Во-первых, кто-то должен был ответить за ставший прямым следствием сплошной коллективизации чудовищный голод, унёсший жизни более 7 миллионов человек. Во-вторых, нужно было объяснить народу - кто виноват в заоблачном скачке цен буквально на все продукты и товары при таком широко разрекламированном росте экономики. Требовало своего объяснения и значительное снижение качества многих выпускаемых промышленностью товаров, и их постоянный дефицит на прилавках магазинов.
Естественно, ответчиком на все эти вопросы ни в коем случае не должен был стать истинный виновник – высшее руководство ВКП(б). Кроме того, нужно было сделать так, чтобы виновных оказалось как можно больше. Ведь к тому времени уже был подключён к индустриальному строительству и широко развёрнут по всей стране ГУЛаг, которому остро не хватало многих сотен тысяч рабских рабочих рук. Заодно вождь и его окружение считали необходимым раз и навсегда избавиться от вновь поднимающей голову на волне их неудач оппозиции внутри партии. Да и страх перед массовым восстанием в тылу всех пострадавших от политики компартии в случае большой войны (она уже назревала) тоже не давал покоя её лидерам.
Наилучшим для себя выходом из такой ситуации верхушка коммунистов посчитала привычно свалить вину за собственные просчёты на «врагов народа» - жупел, широко использованный советской пропагандой ещё в ходе раскулачивания зажиточной части деревни. Теперь этими «врагами» фактически стали все, кто хоть как-то считался причастным к любым неудачам властей, включая и всех несогласных с политикой, проводимой руководством страны, или просто сомневающихся в ней. Они объявлялись шпионами и диверсантами, намеренно ставившими палки в колёса социалистического строительства, или же их пособниками. На них была начата тотальная охота, к которой, с помощью всевозможных средств массовой пропаганды и прямого принуждения, подключалось практически всё лояльное советским властям население СССР. Поводом же стало убийство С.М.Кирова в декабре 1934 года.
В Артёме одной из первых жертв политических репрессий оказался начальник городской милиции Григорий Данилович Антропов. Его предшественник Князев был уволен в 1933 году за разгильдяйство, когда допустил сожжение злоумышленниками привезённых для выдачи бывшим партизанам билетов единого образца, не позаботившись обеспечить их охрану;.
Г.Д.Антропов имел непростую биографию. В 1919 году, когда ему было 20 лет, он попал в белогвардейскую школу прапорщиков на Русском острове. По некоторым сведениям, находясь там, оказывал помощь подпольщикам Владивостока. Оставался в школе и после свержения Колчака. При Меркуловском перевороте, в мае 1921 года ушёл в партизаны и воевал в отряде Г.М.Шевченко. Сразу после восстановления Советской власти служил в уголовном розыске Владивостока, затем участвовал в ликвидации белых банд, а с 1924 года был назначен командиром одного из постов 59-го погранотряда на границе с Китаем в районе корейского селения Фаташи.
В 1927 году врачи обнаружили у Антропова отсутствие пальцев на ноге (отрезаны после обморожения в одной из партизанских операций), и он был комиссован из пограничных войск. Снова устроился на работу в угрозыск, одновременно поступив во владивостокское отделение университета «марксизма-ленинизма». В 1930 году направлен как бывший партизан на борьбу с бандой Куксенко в Шкотовском районе. После её ликвидации получил назначение начальником районной милиции в Советскую гавань. Закончив годичные курсы Высшей школы милиции в Ленинграде, в сентябре 1933 года прибыл в Хабаровск, откуда был направлен в Артём.
После убийства Кирова, в стране поднялась волна массовых репрессий. Первый донос в Артёме поступил в 1935 году на Г.Д.Антропова. Он был немедленно исключён из партии, снят с работы и арестован. За ним последовал и начальник спецчасти на руднике, бывший подпольщик Самуил Иванович Моздыган. Артёмовский учитель-краевед 1960-х годов Зинаида Михайловна Овчинникова, первой рассказавшая о трагических судьбах Г.Д.Антропова и С.И.Моздыгана, считала виновником ареста обоих тогдашнего секретаря горсовета (а с начала 1940-х годов бессменного его председателя вплоть до 1948 г.) Алексея Бубнова.
С.И.Моздыган был вскоре расстрелян, а за Антропова вступились его бывшие друзья и руководители из органов милиции и НКВД г. Хабаровска. После 10-месячного заключения он был выпущен на свободу и, даже, по сообщению прессы, восстановлен в партии (так писала в 1936 году газета «Тихоокеанская правда»). Впрочем, это была неправда. В партии его не оставили, да и в НКВД тоже. Принимали на работу только сторожем или грузчиком на уборке мусора;.
Между тем, поиск врагов постепенно набирал обороты. Возможно, источником гигантской волны стукачества и доносительства, захлестнувшей в те годы советское общество, помимо «шпиономании», стала месть родственников и друзей расстрелянных, осуждённых, разорённых и высланных из родных мест во время коллективизации людей тем, кого они считали виновниками этих злодеяний. В ответ, пострадавшие отвечали тем же, всё быстрее втягивая себя и общество воронку взаимного уничтожения, орудием которого стали органы ГПУ-НКВД.
В 1935 году, за стог сена, сгоревшего на покосе конного двора шахты 3-ц за р. Батальянзой, забрали его заведующего Василия Нифонтовича Левченко. Вскоре он был выпущен за отсутствием доказательств вины, но для него этот арест стал «чёрной меткой», определившей дальнейшую трагическую судьбу.
Это был тот самый В.Левченко, который в ночь на 16 июня 1922 года возглавил строительство местными крестьянами-подпольщиками временного моста через реку Батальянзу, по которому прошли партизаны отряда Анисимова, чтобы выбить из Кневичей окопавшийся там белый гарнизон. Его брат Ульян был тогда партизаном и депутатом Народного Собрания Дальневосточной республики, а после гражданской войны много лет находился на руководящей советской, кооперативной и колхозной работе в Шкотовском районе. В ноябре 1934 года он умер от туберкулёза, чем, возможно, уберёг себя и свою собственную семью от начавшихся вскоре массовых политических репрессий. Брату же, который к тому времени уже сбежал из коммуны и несколько лет работал на шахте в Артёме, пришлось разделить с сотнями тысяч других жертв участь «врага народа».
В 1936 году Василий Левченко был арестован по доносу во второй раз. Теперь его обвиняли в сокрытии факта службы полицейским в царское время. Донесли односельчане, видевшие его в форме во Владивостоке до того, как он поселился в Кневичах. На самом же деле, он служил тогда минёром в Минном городке. Когда дело выяснилось, его отпустили. Однако, ненадолго.
Накал политического психоза в обществе уже достиг тогда своего апогея. 17 августа 1936 года Артёмовская городская парторганизация, разумеется, с подачи вышестоящей инстанции, вынесла постановление «Об итогах обмена партийных документов», в котором утверждалось, что «в отдельных парторганизациях налицо элемент притупления классовой бдительности, имелись на шахтах антисоветские выпады со стороны врагов партии» . Этим постановлением официально давалось начало усиленному поиску врагов народа среди шахтёров, местных коммунистов и руководства рудника.
Уже с января 1937 года начались аресты. Правда, пока брали, в основном, представителей руководящей партийно-хозяйственной верхушки Артёма, которых в первой половине года попало под арест восемь. По-настоящему массовыми аресты стали с июля 1937 года. Тогда по Артёмовскому руднику прошли организованные руководством митинги, на которых повсеместно звучали требования суда «над военно-шпионской восьмёркой». До конца года одних только руководящих работников Дальтрансугля было арестовано уже 29 .
Конечно, жертвами становились не только «паны». У «хлопов» со 2-й половины 1937 года тоже во всю «трещали чубы» и обильно «летели головы». Всего за 1937 год было арестовано в Артёме (без посёлка Трудового и станции Угольной) только тех, кого затем расстреляли (по явно неполным данным, помещённым в книге «Эта горькая быль», вышедшей в г. Артёме три года назад ), 93 человека. Особенно «урожайными» для органов НКВД оказались тогда октябрь (27 человек) и ноябрь (29). Вообще же в застенки НКВД попало здесь в несколько раз больше людей. Это была целая река человеческих страданий и смертей. По эмоциональным воспоминаниям родных жертв, «хватали всех подряд, ездила полуторка по улицам и собирала арестованных» .
В зимние месяцы 1938 года аресты продолжились («каждую ночь брали кого-нибудь» - вспоминала много лет спустя дочь одного из арестованных, Антонина Петровна Соколова). Из числа арестованных в январе было расстреляно 13 человек, в феврале – 39, в марте – 22. Затем репрессии резко пошли на убыль. Видимо, к тому времени, высшее партийное руководство страны посчитало задачу выполненной, а может быть и само испугалось масштабов запущенного им хаоса взаимного истребления.
В целом за эти два года террора было расстреляно не менее 175 арестованных артёмовцев. Остальных (за исключением немалого числа попавших тогда в лагеря) спасла начавшаяся в августе смена руководства НКВД. После нескольких месяцев допросов и пыток многие десятки жителей Артёма и окружающих его сёл были выпущены на свободу. Но и для них и для их семей пережитое осталось тяжёлой моральной и психической (а для многих и физической) травмой на всю оставшуюся жизнь. Расскажу здесь лишь о некоторых из них.
Жертвы 1937 – 1938 годов
Упомянутый выше в связи с двумя относительно благополучно пережитыми арестами Василий Нифонтович Левченко в третий раз был арестован 14 ноября 1937 года. Расстреляли его в феврале 1938. Как было принято в те глухие времена, семье о расстреле не сообщили. Его жена и дети ещё семь месяцев носили передачи для него в тюрьму НКВД. Для этого пришлось зарезать поочерёдно свинью, телка, овцу и продать двух коров. Осенью, из страха, что ещё кого-нибудь из них арестуют, уехали из Артёма в Новочеркасск, где уже обосновались родственники Левченко по женской линии .
В 1938 г. 25 февраля был арестован Спиридон Логинович Мокриенко, тоже бывший партизан. Правда, за ним имелись перед «пролетариатом» кое-какие грехи. Его кумом был главный инженер и один из владельцев Натановского рудника Кишкин. Ходили слухи, что и сам Спиридон имел доход от эксплуатации шахты. В 1929 году С.Л.Мокриенко, как и многие другие его односельчане, бежал из Кневичей от начавшейся коллективизации на Артёмовский рудник. Работал экспедитором,. Расстреляли его в марте 1938 года. Два года спустя, артёмовские власти (уже при А.Бубнове) всё же надумали выселить семью из города. Переехали на Северный Кавказ, в г. Майкоп. Вернулись только после войны (в Садгород, к сестре отца). В Артёме снова обосновались в 1952 году .
Почти одновременно со Спиридоном Мокриенко (на неделю раньше) был арестован и его племянник Михаил Тимофеевич (его брат Ефрем – десятник на шахте № 3 – к тому времени уже сидел. Был обвал не в его смену, но арестовали и его) . Расстреляли Михаила в апреле .
Петра Ивановича Сорокопуда (сына первопоселенца Кневичей Ивана Моисеевича Сорокопуда) забрали тоже в 1938 году. Держали в отделении НКВД на 1-й Речке. Обвинения: терроризм, саботаж, вредительство против советской власти. К тому времени он уже четверть века был настоящим пролетарием. Ещё в 1913 году отделился от отца и со своей семьёй обосновался в железнодорожном бараке на разъезде «Озёрные ключи». В 1930 году стал бригадиром путейцев. Может быть, из-за этого сразу и не расстреляли. На допросах били валенком, набитым камнями. Выпустили через 7 месяцев, уже при Берии. Похлопотал муж одной из сестёр, главный геолог треста Артёмуголь Целигоров, приехавший сюда работать из Ленинграда. Как вспоминают родные, Пётр пришёл домой «хилый и бледный». Реабилитирован он был только в конце 50-х годов.
Сразу после ареста, его семью выгнали зимой из барака в сарай без права предоставления жилья. Дочери Антонине чудом удалось устроиться на шахту № 3 в отдел нормирования (главный бухгалтер помог). Ей дали комнату в бараке на 2-м этаже. Семья перебралась туда. Старший брат Петра Ивановича Сорокопуда Николай (бывший партизан в отряде Ф.П.Жамского) был арестован в 1937 году, а затем выселен в Сибирь (под Новосибирск). Вернулся оттуда уже в 1950-х .
Петру и Николаю Сорокопуд повезло, они остались в живых. А вот их зятю Феликсу Андреевичу Ковчинскому – нет. Виновником этого отчасти мог стать Пётр. На волне широко распространившейся тогда шпиономании он стал подозревать мужа своей сестры Полины, поляка по национальности, в работе на польскую разведку, и, видимо, кому-то проболтался об этом. Простого работягу с начальным образованием, бывшего местного крестьянина поразила высокая грамотность работавшего кузнецом в АММО Ф.А.Ковчинского, прекрасное знание им истории, географии и этнографии не только Польши, но и Германии. К тому же до Приморья он несколько лет работал в Китае . Для местного НКВД обнаружение этих фактов стало настоящей находкой. Других доказательств связи Ковчинского с немецким Абвером в условиях массовых репрессий от них не требовалось. 17 ноября 1937 года он был арестован и вскоре расстрелян;.
Между тем, никаким шпионом Ф.А.Ковчинский, конечно, не был. Он действительно был родом из Польши, но приехал на Дальний Восток ещё до революции, когда львиная доля её являлась частью Российской империи. Другие её куски входили тогда в состав соседних Германской и Австро-Венгерской империй, чем и объяснялось знание поляком Ковчинским истории и географии этих стран.
Первоначально он работал на шахтах в Маньчжурии (на КВЖД), потом переехал на рудник Л.Арцта в с. Угловое. Все четыре года гражданской войны состоял там в подпольной организации (о чём есть свидетельство А.С.Аллилуева). Тогда же стал членом ВКП(б). Видимо, после закрытия шахт Арцта, поступил на работу в мастерские Артёмовского государственного рудника.
В самый разгар репрессий 1937 года вернулся в Артём после учёбы в Томском технологическом институте бывший партизан, подпольщик, чоновец Степан Максимович Акулинушкин. Он оставил ценные воспоминания о своих злоключениях того времени, записанные Зинаидой Михайловной Овчинниковой.
В то время НКВД как раз взялось за делегатов 2-й партийной конференции Артёма (всего 45 человек), состоявшейся 15 апреля 1930 года в клубе им. Шварца. Среди делегатов присутствовал тогда видный руководитель партизанского движения в Приморье Григорий Семёнович Локтев, которого затем репрессировали ещё при Ягоде. Это и стало формальным поводом для арестов остальных делегатов.
Брали по сделанной тогда общей фотографии. Первым арестовали начальника ЭМО В.Н.Плутахина, за ним последовал Акулинушкин, уже работавший тогда завотделом службы спасения на шахте 3-ц. Компанию им составил начальник этой шахты Васьковский. Всем троим было предъявлено обвинение в работе на японскую разведку.
Начальником отделения НКВД в г. Артёме был тогда Тарасов. Любимым методом допроса у него было сжатие в специальных тисках пальцев арестованного до тех пор, пока тот не давал признательных показаний. Когда до местных энкавэдэшников дошло распоряжение Берии отпустить подследственных, чьи обвинения не были доказаны, Тарасов уже успел переломить ногу Плутахину. Перед тем, как выпустить всех троих, он придумал для них жестокую шутку. Не знавших о секретном приказе Берии трёх товарищей вывезли в лес и поставили лицом к деревьям (Плутахина они вынесли на руках). Уверенные, что их сейчас расстреляют, друзья начали прощаться. Только услышав за спиной шум отъезжающей машины, они поняли, что остались живы и теперь свободны .
Кроме В.Н.Плутахина в 1938 году стали жертвами репрессий ещё, как минимум, три старожила рудника: Павел Васильевич Унтьевский, Иван Антонович Хныкин; и маркшейдер треста Артёмуголь Александр Александрович Сезеневский;.
Имя П.В.Унтьевского встречается в Метрических книгах Угловской церкви с января 1913 года. В то время Зыбунных копей ещё не существовало, а значит, он работал первоначально на шахтах Арцта в селе Угловом. Его можно считать первым профсоюзным лидером Зыбунного рудника, так как в качестве депутата от него он принимал участие в областной конференции горнорабочих в г. Никольск-Уссурийске 16 – 20 января 1918 года . При аресте в ноябре 1937 года П.В.Унтьевский числился горным техником треста Артёмуголь. Известно, что он был расстрелян, но даты вынесения и исполнения приговора не сохранилось. Реабилитирован постановлением Приморского краевого суда (дата отсутствует) .
И.А.Хныкин попал в исправительно-трудовые лагеря. Из-за этого, его сыну, Евгению Ивановичу, пришлось долго скрывать значительную часть своей биографии. Только в 1956 году, после XX съезда партии, он решился признаться в своём происхождении и написал письмо в Верховный совет с просьбой о реабилитации отца. Добившись её, он отправился в лагерь, где сидел Иван Антонович, но спасти его не успел. Тот умер незадолго до приезда сына .
В Артёме жил тогда ещё один Хныкин, возможно, какой-то родственник первых двух. Звали его Дмитрий Иванович, и работал он весовщиком в транспортном отделе треста Артёмуголь. Его арестовали одним из последних, в августе 1938 года. Приговор к ВМН был приведён в исполнение уже в ноябре .
В сёлах района Артёма аресты начались после выборов в Верховный Совет РСФСР, проходивших в конце 1937 года. Как вспоминал житель с. Кролевец Иван Нилович Иванов, «пошли в сельсовет на выборы, а наутро по доносам начали брать тех, кто слишком много там говорил» . Тогда арестовали и отправили в ссылку на Колыму Василия Федорея (по прозвищу Гнида) и двух его старших сыновей;, а также всю семью Полтавцов (Василий, Никита, Петрок, Евтихий, Семён) . В одну ночь выселили всех Филончуков. Вновь арестовали бывшего члена «Кролевецкой банды», уже давно отбывшего срок заключения Сидора Захаровича Друзяка, а также Андрея Тишкина, но через год обоих выпустили .
Тогда же, в октябре, был арестован Сергей Афанасьевич Гавриленко, а в феврале 1938 – его отец, Афанасий Аникеевич. Оба работали тогда на лесозаготовительном участке Дальзавода в селе Кролевец . Они были лишены избирательных прав ещё в 1935 году, но каким-то образом остались в родном селе или вернулись в него, как оказалось, только для того, чтобы быть расстрелянными за антисоветскую пропаганду на 2-й Речке возле Владивостока.
В марте 1938 года попал в руки НКВД избежавший ссылки и работавший горноспасателем на шахтах Артёма один из младших сыновей В.Федорея Иосиф. Через месяц его тоже расстреляли где-то под Владивостоком . Тогда же были арестованы и расстреляны ещё трое кролевчан: работавший плотником в Кролевецком ЛПУ Дальзавода Каленик Иванович Колбаса (Ковбаса), крестьянин-единоличник Ларион Иванович Мешков (1863 г. р.) и колхозник Игнатий Григорьевич Прудкогляд . И.Г.Прудкогляд стал уже четырнадцатым в списке расстрелянных в 1937 – 1938 годах жителей села Кролевец. Последним же из кролевчан жертвой массовых репрессий пал Пётр Кузьмич Турчин. Его арестовали за «разговоры против колхозного строя» 4 апреля 1938 года, а расстреляли 15 сентября .
В Кневичах первым (в октябре 1937 года) взяли за антисоветскую агитацию колхозника Михаила Фёдоровича Дымнича (расстрелян в декабре) . За ним (7 ноября) с тем же обвинением последовал в небытие Кирилл Степанович Олешко;, а два месяца спустя – его брат Василий . Всего в этом селе было расстреляно в те годы 16 человек.
Выслали из Кневичей тогда относительно немного. Из воспоминаний известно только о Григории Метла. Его отправили в Красноярский край, где он 10 лет проработал на разгрузке гравия. После возвращения трудился в промстройконторе Артёмугля .
Несколько особняком стоят репрессия в с. Угловом. Там под арест в 1938 году попало всё правление местного колхоза имени М.И.Калинина (бывшей коммуны) целиком. Властям опять не понравились результаты работы этого хозяйства. Видимо, фамилия всесоюзного старосты стала настоящим проклятием для актива колхоза.
В числе репрессированных оказалась и член правления Анастасия Михайловна Придня. Она являлась членом партии с 1923 года, став тогда председателем комитета бедноты. В 1930-е годы какое-то время была председателем Угловского сельсовета . В 1937 году был арестован также Мойса .
В остальном в с. Угловом было то же, что и в остальных сёлах, хотя расстрелянных оказалось меньше. На сегодня известно только о восьми. Почти все – рабочие и служащие промышленных предприятий и железной дороги.
В остальных русских селениях района Артёма о жертвах репрессий тех лет известно немного. В книге «»Эта горькая быль» упомянуты среди расстрелянных лишь один житель Амбабозы (Ван-Бо-Воз), двое жителей посёлка Тавайзы и столько же шевелёвцев. Один из последних Василий Игнатович Шевченко работал к моменту ареста (март 1938 г.) в оленесовхозе «Майхэ» возчиком . О репрессированных в Суражевке сведений нет.
По 58-й статье жители Артёма подвергались репрессиям не только за антисоветскую деятельность или пропаганду. Пятнадцать человек (из которых 9 корейцев) были расстреляны за шпионаж, ещё два корейца – за нелегальный переход границы;. Впрочем, в условиях массовых репрессий по доносам и оговорам, с нарушением всех процессуальных норм, никакой веры в правильность наказаний даже за шпионаж нет. Разумеется, все они позже тоже были реабилитированы.
Попала тогда в руки НКВД и местная религиозная секта (баптистов). Двенадцать её членов; (в том числе четыре женщины;)) были расстреляны . Один из артёмовцев получил высшую меру наказания за занятие православной религиозной деятельностью; (арестован в ноябре 1937 г., расстрелян в марте 1938) .
Конечно, ловили чекисты тогда и настоящих бандитов. В отчётных документах рудника за 1937 год упоминается о захвате оперировавшей в Артёме банды уголовников, на счету которой числились убийства и грабежи .
(Сноски и ссылки убраны)