Накануне казни
Как он хотел о любви ей сказать,
Мысли и чувства в рифму вплетая,
До глубины её сердца достать.
Душу свою только ей открывая.
Как он желал: нежно, крепко, обнять,
Сердцем своим лишь одну согревая.
Быть с нею рядом и просто молчать,
В грёзах любви далеко улетая...
Как он мечтал слышать голос родной,
Тот, что его бесконечно тревожил
В мыслях высоких летал с ней одной,
Только вот мало на свете он прожил.
Стоя один у последней черты,
Образ любимой хранил беззаветно.
Время пройдёт, вспомнишь вновь его ты,
Но никогда не дождёшься ответа...
Елена Заботливая
Приговоренный к высшей мере наказания, к расстрелу, в подвале одиночной камеры Николай Савельев думал о ближайшей смерти и о возлюбленной:
"Совсем скоро я исчезну из этой жизни и мы больше никогда не увидимся, но напоследок хочется сказать тебе то, что не успел, что - то очень важное ...
Думаю, написать длинное письмо или записку в одно слово.
Возможно, что напишу: и то, и другое, но не отправлю; буду складывать в небольшую стопку, а потом поднесу к огню и сожгу ...
Хотя, кто мне позволит зажечь пламя в камере смертников ?
Ветер унёс бы пепел, а вместе с ним и боль, которая внутри меня ..."
Первое и последнее письмо написал Николай Савельев Татьяне в ... ночь перед расстрелом:
"Таня, здравствуй !
Вот и наступило время нашего расставания; нет, не сегодня, но завтра меня расстреляют. За годы, проведенные в одиночной камере, я перестал ожидать своей смерти разумом, я её чувствую нутром.
По шагам узнаю, кто идёт ко мне ...
Всё, что мог и хотел сделать для своего помилования, уже сделал. Пуля поставит последнюю точку в моей истории ...
Перед выстрелом: в обморок не упаду, в конвульсиях не забьюсь, пощады не попрошу, плакать не буду; я уже давным - давно готов к казни. С момента приговора прошло два года; за этот период смирился с мыслью о смерти.
Знаю, что выстрелят сзади, в затылок, наповал. Они научились этому; опыт есть. Только для меня такая "процедура" будет первой и последней в загубленной жизни.
Почему я зарезал того мерзавца ?
Он не держал своего слова; обдирал тех: кто жил на заработанные рубли от получки до аванса; кто с сентября по май топил печки дровами и углём, чтобы обогреть свои семьи в жалких лачугах.
Я влюбился в тебя в четырнадцать лет, сейчас мне тридцать девять; двадцать пять - позади, будто прослужил от звонка до звонка в ... царской Армии.
Не целовал, не обнимал, не ходил на свидания; однако чувствовал, ... своим воображением, твою душу и тело. Не мешал жить с мужем, не приставал, не домогался; временами уходил по этапу на лесоповал, думая о тебе.
Может быть так и лучше, - не суетиться и не мелькать около твоей семьи?!
Эти многие годы ты была рядом со мной: в выходные и в будни; в беде и в радости; в счастье и в горе ... Даже, когда меня, сбежавшего из колонии, грызли волкодавы на сырой, таёжной земле, я просил Бога о спасении себя с мыслями о тебе ...
Как будешь жить без меня? Не знаю!
Мне было очень стыдно, но я это сделал; четыре года назад перевёл на твоё имя двадцать тысяч рублей, - по одной штуке за каждый год. Это долги, которые мне частично вернули, а остальные я им простил ...
Не стесняйся, бери и трать их как будет угодно. Книжку тебе принесёт голубятник Шурка с переулка Островского, когда вернётся из Армии ...
Не обижай меня перед смертью, последнюю просьбу надо выполнять ..."
"Неумытый" пожелал после смерти оставить малый след от своей жизни: сделать добро единственной, любимой женщине, греющей его душу на протяжении двадцати пяти лет.
Он свернул треугольником исписанный лист бумаги и написал адрес:
Кзыл - Ординская область,
г.Ленинск - 8,
в/ч 44275,
Бочарову Александру.
Положил в сторону огрызок карандаша, присел на корточки около каменной стены подвала, сжал свою голову руками.
После отбоя, Николай снял мягкие, войлочные чуни смертника и, свернувшись калачиком, прилёг на тюремные нары.
Вокруг наступила страшная мёртвая тишина, которая сдавливала сильными тисками всё его тело; стало душно, голова налилась свинцом и бессильно упала на подушку:
"Надо, всё - таки надо, закончить письмо Татьяне, как - то ласково; подобрать нежные, тёплые слова. Но как это сделать, когда холодное дыхание смерти, её страшный призрак неотступно стоит перед моими глазами; трудно и почти невозможно думать о другом ?
Ночь! Сколько она приносит мучений - трудно передать ... Уже далеко за полночь, пора спать; они ночью не придут ..."
Савельев не уснул, в его голове сумасшедшим бредом мелькали мысли, а к утру он весь поседел и стал белым, как лунь ...
"Неумытого" казнили не утром, а на следующий день ... после обеда, Под предлогом составления нового прошения о помиловании, якобы в присутствии депутатской комиссии, Николая Савельева обманом заманили в потайную комнату для расстрела, где палач привёл приговор в исполнение.
Конец