Виноградники Забайкалья-1

Владимир Рукосуев
               

   В Чите на Чкалова 149 работал ликеро-водочный завод, который всегда вызывал нездоровый интерес у здоровой части  населения.
   В 70-е годы, когда вся страна была охвачена созидательным трудом, неимоверными усилиями выполняя повышенные пятилетние планы, обеспеченные неожиданно свалившимся на нее нефтяным потоком, на этом предприятия текли совсем другие потоки. Хотя и чистые как слеза, но мутные. И осваивали их совсем другие энтузиасты. Они не требовали к себе внимания, про них не писали в передовицах,  в газетах для них предназначались разделы «фельетоны» и «происшествия». В исключительных случаях. А в жизни им посвящалось устное творчество, основанное на реальных фактах. Сами того не желая они служили материалом для народного фольклора. Концовка была чаще трагическая, век их был не долог.
   
   Раннее утро на остановке. Осень, уже подмораживает. Кроме меня знакомый с соседней улицы. Стоит ссутулившись. Немытый, небритый, трясущийся, запах перегара и какой-то прели заставляет меня перейти на наветренную сторону. Смотрит безразличным взглядом припухших глаз на дорогу, непослушными пальцами пытается застегнуть пуговицу на кургузой и замызганной болоньевой курточке.
   Смотреть на него жалко. Трудно поверить, что мой ровесник. Человеку лет двадцать пять.

- Коля, что ты с собой сделал, на кого похож? И куда с утра, приключений ищешь? От тебя же сейчас весь автобус угорит или задохнется. Отоспался бы.
- Пошел ты! Не до приключений, душа замирает. Если сейчас не похмелюсь, кранты.
- И где же ты найдешь? Спиртное с одиннадцати продают. Жди дома, магазин рядом. Едва стоишь, куда ты в таком состоянии?
- До одиннадцати я сдохну. И бабок нет покупать. Если бы не работа, встать бы не смог. Сестра кое-как растолкала.
- С каких пор ты работаешь? Кто же тебя на нее пустит? Чем в таком виде  показываться, лучше прогулять.
- Не, у нас пускают. Лишь бы на своих ногах зашел, на смене не упал и вечером сам вышел. Я на ликеро-водочном работаю. Слушай, ты меня вытолкай возле «Юбилейного» если засну в автобусе.

   Подходит автобус. В полупустом салоне Коля садится в закуток за задней дверью, не заботясь о билете, и сразу засыпает. Ехать минут сорок. За это время заходили контролеры, пытались его растормошить, но он мешком сполз на пол, мыча что-то невнятное. Пассажиры завозмущались, водитель крикнул, чтобы оставили его в покое, не хватало еще после него салон убирать, случись что. Контролеры махнули рукой и вышли.
   На своей остановке он проснулся, вышел и быстрыми шагами устремился на соседнюю улицу. Завод находился в квартале от остановки. Полчаса сна, может быть, единственные за сутки взбодрили его, похмелье подгоняло.

   Раньше в семье, кроме Коли были родители, брат и сестра. Все горькие пьяницы, хотя женщины не считали себя такими. Пили меньше и вели, какое-никакое хозяйство. Конечным продуктом их экономической деятельности была возможность получить сырье для производства браги. Они понимали, что самогон эффективнее, но ждать терпения не хватало. Аппарат отец давно пропил. Год назад при очередной попойке передрались. Коля ушел, а отца с братом женщины подперли во флигельке, называемом здесь «тепляк». Чтобы не разбрелись и не перемерзли на улице. Сами догуляли и заснули мертвым сном.
    Разбудить их удалось, когда уже отыскивали в, залитых водой при тушении, завалах сгоревшего тепляка останки их родственников. Мать забилась в истерике, ей поднесли стакан, она уснула, сраженная горем и дозой. Танька стояла с каким-то безучастным видом как будто ее это мало касалось.
   Коля побегал, посуетился, потом друзья ему поднесли для снятия стресса и впредь добавляли. Стресс его так и не посетил. Он или спал или пытался нервозно и не по делу вмешаться в похоронные хлопоты, мешая всем. Лез к людям с разговорами, требуя сочувствия к своему горю. Ему добавляли, он успокаивался.  Кое-как похоронили без их участия. Помянули, почистили двор, вывезли остатки пожарища на мусор и забыли. Иногда вспоминали, пытаясь раскрутить соседей на выпивку.
   
   Еду с работы домой. На остановке «Сувениры» напротив ликеро-водочного в автобус влетают запыхавшиеся знакомые парни. В их составе Коля. Раскрасневшиеся от морозца и бега, обогащая салон запахом свежевыпитой водки, возбужденно обсуждают что-то свое. До пассажиров, которым приносят неудобства, дела нет. Из разговора понятно, что удалось провернуть какую-то операцию. Все столпились возле задней двери.
   От скуки вступаю в разговор.

- Привет, ребята! Откуда такие радостные?
- С работы. От мастера на выходе слиняли, загрузились по полной.
- Как это загрузились?
- Нам на рабочем месте пить не разрешают. Если поймают пьяного, т.е. упал, то выгоняют по статье. После уже никуда не устроишься, хоть БИЧевать иди. Говорят, если уж с ЛВЗ выгнали, значит, пробы ставить негде. Мы пьем, конечно. На работе по запаху не определишь, там все водкой провоняло. А если придираться начинают, что закачался, говорим надышались. Но это больше для понтов, типа борьба. Пей, только не падай.   
   На выходе обыскивают, вынести не дают. Нашли дураков. На работе нельзя и с собой нельзя. Мы и приспособились. С забора комбината видно как с остановки «Площадь Ленина» трогается наш автобус. По очереди торчим на заборе в дозоре. По сигналу каждый выпивает, сколько может и бегом на остановку.
- И много выпиваете?
- Кто как. Вон Серега Паленый целый пузырь заглатывает.
- А зачем так? Можно же спокойно выпить, потом пойти и сесть в автобус.
- После того сколько выпили, пока мы дойдем, нас или по дороге или на остановке в вытрезвитель заберут. Следующий автобус на Черновские через час почти.

   Речь собеседника постепенно замедлялась, появлялись перерывы. Через пару остановок он съехал спиной по двери прямо на ступеньки и уснул. Остальные уже храпели.
   На своих остановках они как-то умудрялись выходить. Колю, оставшегося в одиночестве пока доехали, я растолкал, он послушно вышел. Зябко вздрагивая, направился на автомате в сторону дома.

   Вот так же через два-три месяца в самый пик морозов он в темноте упал, не дойдя до дома, и обморозился. Ампутировали стопы ног и кисти рук. Готовый кадр для уличного попрошайничества или обитатель приюта для дома престарелых в пригородном поселке Антипиха. Пожизненные страдания себе обеспечил. Это в двадцать пять лет.
   Судьба оказалась благосклонна, в его случае, наверное, уместно так сказать.
   Дружки при очередном посещении прониклись сочувствием и пронесли ему в больницу какую-то отраву. Там он и умер.
Никакого расследования не проводилось, хотя труда бы это не составило. Не так много у него было посетителей. Наверное, не захотели привлекать к ответственности персонал медучреждения.
   Ну и правильно. Колю похоронили и тоже все забыли.

   После курсов я работал на стройке водителем ГАЗ-53. Мастер отправил на ликеро-водочный за оставшимся после ремонтных работ сварочным аппаратом. Приехал в назначенное время, меня запустили на предприятие и сразу осмотрели машину на предмет наличия пустой тары. Любой. Объяснили, что предотвращают сговор со своими работниками. Оказывается, существует такая проблема. Все что можно наполнить спиртом и вывезти за ворота, вплоть до запасного колеса, им заполняется.
  Сказали, что занят автопогрузчик, аппарат подвезут и загрузят через полчаса, пока машина будет под присмотром охраны, а меня пригласили пройти в цех посмотреть как работает линия конвейера на розливе.
   Делать нечего, да и экскурсия обещала быть интересной. Доведется ли здесь еще побывать.
   В противоположном от входа конце длинного помещения стоит несколько огромных емкостей. От  них идет обычный транспортер метров сто длиной с бутылками, в которые дозатор вливает точное количество жидкости. Затем поворотное устройство накладывает и зажимает крышку. Вдоль транспортера на стеллажах ящики с наклейками, которые ловко пришлепываются на проходящие мимо бутылки. Сейчас идет «Столичная».
На другой линии «Вермут». Бутылки на линиях отличаются объемом – винные 0,75, водочные 0,5 литра. Вот и вся премудрость. Работники все в благодушном настроении, перекликаются и перешучиваются.
   Мастер предлагает выпить. Я отвечаю, что за рулем. Он сочувственно качает головой и говорит, что случай исключительный. Если я схожу к директору, то с его разрешения можно пару бутылочек взять с собой. А здесь можешь пить сколько угодно. В подтверждение снимает с ленты бутылку вина, еще не закупоренного, отхлебывает и протягивает мне. Я отказываюсь. Он ставит ее на столик с ящиками. Мимо идет рабочий, подхватывает бутылку и продолжает путь, отпивая на ходу.
   К директору я не пошел и хотел уже выходить из цеха как услышал перекличку.

- «Столичная» закончилась, переходим на «Пшеничную»!
- Понятно, сейчас заменим.

   Вдоль линии пошли рабочие. Они отодвигали ящики с наклейками «Столичной» и заменяли их «Пшеничной». Я ожидал, что конвейер остановится, где-то кто-то что-то переключит, и его вновь запустят уже из другой емкости и с другим оформлением.
   Ничего подобного! Лента как двигалась так и продолжала. Просто на бутылки стали нашлепывать другие этикетки. Может быть, в процессе и переключили, но в этом случае все равно добрая треть ленты шла из прежней емкости с чужими этикетками.
   А я все удивлялся почему не разбираюсь в водке, глядя на ценителей с умным видом обсуждающим вкусовые качества того или иного сорта. Вся она одинаковая.

   Мне довелось поработать на разных предприятиях, в том числе и на ударных стройках, где фанатизм социалистического соревнования постоянно подпитывается идеологией и люди действительно работают с неподдельным энтузиазмом.
  Но нигде я не встречал на обычной рутинной работе такого приподнятого настроения и радушия. За пятнадцать минут моего пребывания на конвейере совершенно незнакомые люди раз десять предложили составить им компанию или просто угоститься. Недоумевали, когда отказывался. Больше всего их удивлял трезвый человек в середине рабочего дня  .