Серия рассказов из сборника "Депозит Скупщиков New Life".
_________________________________________________________
1. Архитектор-Воссоздатель Мишель Собер.
Автор текста Надежда Сапега.
2015г, издан: январь, 2019г.
1._______
Невозможно рассказать о моей жизни, не затронув истории двух наследниц из рода Ломбич: Авроры и племянницы её Николь – из-за них существует как бы «два Мишеля» Собера. Но сначала я расскажу о своих родных и о том месте, где я вырос – о долине New Life детских моих лет.
Мама моя Луиза-Анели, коротко стриженная высокая девушка, являлась последышем печально известных в городке скупщиков Кенди и Кристи; отец Эжен – bastard семей Кирка-Деев. В пору их детства туманную долину нашу называли Оморьем и времена тогда были самоуправные. Земельные участки в долине по объявлению раскупились быстро, но постоянно перепродавались и перепродавались, оседлых жителей после первого притока скупщиков почти не прибавлялось. Долина наша претерпела несколько волн переселенческого нашествия и оттока, при этом городок наш продолжал понемногу строиться, но у нас не было ни правления, ни шерифа, всю документацию оформляли в Китеже, который якобы являлся бывшим хозяином наших земель. Из общественных зданий у нас имелся только один магазинчик и храм-подвальчик, о школе или медпункте скупщики даже не мечтали, а ушедших из жизни родственников захоранивали прямо на задних дворах, потому что абсолютно вся земля лежала в чьей-то собственности. Правда, было два частных предприятия: «Строительная артель Соха» и «Рыбные пруды Хамми», на которых поселенцы могли время от времени подрабатывать.
Статус нашему бурно копошащемуся, но не развивающемуся поселению придал мэр-индус Харис Юй, он собрал скупщиков на собрание и тех, кто решил осесть в долине навсегда, уговорил объединиться в сообщество. Оморье переименовали в New Life и издали «Указ №1», который гласил: «Первый, законнорождённый потомок действующего мэра долины New Life, станет первородным её наследником и правителем». Им стал Александр Ломбич, у Хариса законных наследников не было…
Между моими родителями с первого дня знакомства в их юношескую пору зародилась глубокая любовная симпатия – «типаж», как стали говорить в долине, вводя всякие новые понятия, раз жизнь новая. В счастливый брачный союз они вступили, когда им было по семнадцать; отец рассказывал, что это Александр подтолкнул их друг к другу. Отец Ломбичу был другом детства – шептали, что и старшим братом, но это уже пустая болтовня – а потом Эжен стал Александру ещё и саратником…
Когда управление долиной взял родственник отца и опекун наследника скупщик Комель – Ломбич с опекуном основали правление прямо в доме Комеля, назначили шерифа на добровольных началах и стали производить сборы налогов на общие нужды; а наследник – тогда ещё студент – издал для сообщества тот самый, знаменитый «Закон Александра». Так на наших туманно-ароматных землях завязалась небольшая общественная жизнь.
Первым мама родила брата Версена, а потом меня, но между нами были ещё дети и не от нашего отца… В те времена мы не знали о существовании родового гена-убийцы графства Струп, к которому принадлежала моя мама. Родительница её Кристи была сумасшедшей, но люди не ведали почему? Ген скрыто убивал женщин нашего рода; над телом моей матери он начал свою губительную работу после третьей беременности, до этого он таился.
После рождения Версена Александр, издав свой «Закон», вменил в долг жене друга зачать потомка от другого парня, чтобы начать приучать скупщиков долины к провозглашённым постулатам. Малочисленное население в долине не увеличивалось, не хватало невест, потомки долины стремились покинуть её и разъезжались кто куда; закон Ломбича должен был дать толчок к демографическому росту, и отток населения надо было остановить... Мама по простоте душевной желая угодить другу отца, который помог им обрести счастье, оставила навремя любимого Эжена и первенца своего, и пошла на инцест с законопослушным и спокойным племянником, который одиноко жил военной карьерой в соседнем Китеже.
Племянник Кенди’ Сох маму любил, называл «любимой сестрёнкой Анели», хотя она приходилась ему тётей, но одного с ним возраста, союз с ней вернул его в наш городок. Не знаю, как Александр, наблюдая «типаж» моих родителей, убедил их пойти на такую жертву? Люди говорили, что Анели и Эжен любили друг друга незабвенно. От отца я слышал, что закон он пережил тяжело, но с другом не спорил, нужно было вводить его в действие, а мама сама решила соблюсти долг перед наследником долины и перед его «Законом». Кто, как не она, жена соратника первого правителя New Life должна была сделать это?! Мама понимала, что это нужно нарождающемуся сообществу, а не Александру лично, поступок её должен был стать первым примером послушания.
Луиза-Анели родила племяннику дочь Olgy и сына Августа-Бена, но чувства у неё к племяннику были сестринские, она лишь жалела его; после выполненного долга она пожелала вернуть своё семейное счастье с Эженом и оставила Кенди’, тот искренне просил её быть с ним и отказ Анели стал для него трагедией, а для мамы стало трагедией оставление детей Кенди’ без материнской любви…
Мама вернулась к отцу больная, но вопреки возражению родных и отца зачала меня; она очень хотела иметь ещё одного сына от любимого Эжена и говорила, что сгладит этим акт своей невольной измены. Близкие боялись, что очередная беременность сгубит её, но отец, мягкий характером и сговорчивый человек, согласился с её решением… Маме хотелось счастливо и долго жить с любимым супругом, с первенцем Версеном и с новорожденным Мишельчиком. Я самый желанный её ребёнок! Потомков Кенди’ мама тоже не хотела бросать, просила племянника жить одной семьёй с нами; разум её тогда ещё был светлым, но уже наблюдались признаки сумасшествия. Кенди’ не согласился, он отделился со своими детьми и впал в депрессию…
Моё рождение погубило мать, она заболела окончательно – так говорили все; и во второе моё созревание милая и любимая всеми Луиза-Анели ушла из жизни. Сразу ушёл и Кенди’, успев сделать головокружительно быструю военную карьеру в городке Кураж и дослужиться до самого низкого, но генеральского чина… Кенди’ не пережил гибели «любимой сестрёнки», и отец мой остался с четырьмя детьми погибшей супруги один.
«Закон Александра» условно разделил родословную Сохов на две ветви: на первородную Сох и второстепенную Собер. Потомков у сумасшедшей Кристи было много от разных мужей, до закона всех считали Сохами, за исключением bastarda Гарика; после закона Луизу-Анели отнесли ко второй ветви, назначив дочерью графа-афериста Вилли Грозз, незаконного её опекуна, но ни родной, ни приёмной его дочерью она не являлась. К несчастью потомков первой ветви кровь графа Вилли влилась в неё, распладилась и затеяла внутриродовую борьбу, чуть не лишившую всех нас наших земель. Незаконный опекун оферист Вилли под именем Сох сотворил много тёмных дел в долине, поэтому он и его потомки были объявлены Александром вне закона и депортированы из долины с изъятием награбленных земельных наделов в пользу второстепенной ветви Соберов, и мы стали главенствовать.
Внутриродовая борьба – неприятный факт существования потомков сумасшедшей Кристи в New Life, все иные семьи жили относительно спокойно и такого не знали. Репутация прародителей моих не из лудших, мы с Версеном отгораживались от прошлого предков, ведь мама наша была в почёте, хотя в имени Собер тоже скрывался подвох. Собером был любовник порочного деда Кенди, почему Луизе-Анели присвоили имя этого человека не понятно? Спасало репутацию Соберов приближённость моего отца к Александру – ничем иным в жизни я более не руководствовался; поэтому держались мы с Версеном гордо, вернее, я держался, и просил о том же брата.
2.__________
Так вот, расскажу, наконец, о «двух Мишелях».
Один из Мишелей – это самовлюблённый мальчик, только что отметивший своё «второе созревание» – десять лет! Когда хранитель Сообщества пришёл в его дом и объявил о помолвке Мишеля с дочерью самого правителя, наследницей Авророй Ломбич, мальчик этот обрёл крылья, словно небесный амур! Какой же красивой и взрослой казалась мне тогда Аврора! Как мама! Невысокая, но стройная, с длинными, тяжёлыми тёмно-русыми волосами! И главное, чем я особо загордился, у неё были крупные, развитые груди! Я был тогда откровенно мал, для того, чтобы понимать женскую красоту, но эти её груди сводили мальчишку сума! К тому же Аврора жила в великолепном, белоснежном доме на сваях и готовилась к учёбе в универе…
С того момента я часто приходил в дом правителя, чтобы лицезреть мою невесту воочию, а если повезёт, даже купаться с ней в бассейне их замечательного дома! Аврора кидала мне быстрое «привет, малявка» и уходила в свою комнату, мой восторг её сильно раздражал; вопреки запрету правителя она дружила с Тимуром Комелем и они вдвоём насмехались надо мной. Я узнал, что они даже целовались – все вокруг обсуждали это. Конечно, я возмутился и заявил Авроре о своих правах жениха. По закону Александра я, как младший помолвленный, имел право на любой, желаемый мной интимный акт с ней и, естественно, для начала мне хотелось увидеть обнажённые груди моей невесты, и никак не хотелось, чтобы первым их увидел этот здоровяк Тимур. Я потребовал у Авроры показать мне груди, а она сказала, что я малолетний дурак.
Драться с Тимуром я не мог, ему было около 17-ти, я вообще драться не умел и не любил, но как-то надо было убрать Комеля от моей невесты, и я нажаловался на них обоих правителю. Аврору отчитали в моём присутствии. Мы стояли в кабинете Ломбича, я – зарёванный, Аврора – страшно разгневанная, и правитель сказал тогда: «Идите, Мишель, сейчас домой. Наследница Аврора выполнит свой долг перед женихом позже, когда вы оба успокоитесь». Аврора вперила в отца долгий, тяжёлый голубой взгляд и он добавил уже ей: «Иначе будешь наказана – тебя выдадут замуж за самого уродливого парня New Life». Мне, мальчишке было приятно, что Аврора, такая взрослая дочь правителя, обязана повиноваться моим желаниям.
Разговор с Александром на счёт нашей помолвки у Авроры был не один, но она не подчинялась «Закону», а я ходил за ней тенью и требовал своё. Помню, как Аврора после очередной моей жалобы выбежала из кабинета правителя и помчалась через весь городок в заброшенный сад «Виллы Наследника», некогда называемой «Домом Мечты»; я побежал тоже, чтобы проследить, и сел там рядом с ней на скамью. В тот тёплый вечер воздух городка полнился ароматом Людоедий; мы молча сидели обиженные: я – на Аврору, Аврора – на отца; на нас падал мутный лунный свет и смотрели чёрные окна каменного пустующего дома. Мне стало страшно, я забоялся и этого дома, и самой Авроры; говорили, что она во всём похожа на первую хозяйку виллы, на писательницу Энн, знаменитую прородительницу семьи Ломбичей. Я забоялся, но не мог уйти, я решил доказать Авроре, что я храбрый, и тоже взрослый, и я упорно сидел... Аврора стала медленно расстёгивать пуговицы блузки в мелкий розовый горошек и надменно сказала: – «Ладно, смотри. Но после этого ты оставишь меня в покое – навсегда! Это уговор. Да?!» Она пронзила меня таким же тяжёлым голубым взглядом, как и правителя, и я помахал головой в знак согласия.
Аврора распахнула ткань кофточки и расстегнула крючочек лифчика, который был впереди. Поддерживаемая лифчиком «тяжесть» обнажилась и опустилась вниз, я победно глазел на удлинённую упругую форму этой тяжести и ничего не понимал. Аврору моё восхищение раздражило и она хотела запахнуть блузку, но я не позволил, я взял опавшую плоть руками и приподнял её. Какие же ни были тяжёлые! Ого!– вырвалось у меня. Аврора с силой толкнула меня обеими руками в плечи, я опрокинулся за скамью в кусты вверх ногами и долго пытался подняться, а она застегнула блузку, выташила меня из кустов, больно схватив за ухо, и тыкая носом в землю, говорила: – «Это уговор… Понял, малявка. Это уговор…» После Аврора ушла, так близко я никогда больше её не видел, тайно она сбежала к Тимуру и зачала с ним дитя; когда я узнал, то долго в отчаянии размазывал по лицу слёзы на той самой скамье у Дома Мечты и это была моя вторая горька потеря, после потери мамы, по которой я постоянно тосковал...
Мало известный факт, что изначально Аврора недолго была помолвлена с Версеном; но у Ломбича имелась ещё одна, старшая дочь Александрина, первородная наследница долины, для которой жениха искали особенного и побогаче, но не нашли, и решили брата моего, тоже первородного, женить на ней. Версен легко променял младшую сестру на старшую… Я брата не понимал; Александрина была совсем иной: щуплой, глуповатой, с царственными замашками, её даже из универа исключили после первой же сессии. К тому же она незаметно пристращалась к алкоголю и приучила Версена, сначала этого никто не замечал, потому что запои их выглядели как весёлые студенческие пирушки…
Дети генерала Кенди’, Август-Бен и Olga отделились от нас. Сводная сестрица вышла за Леля Комеля, сына первого врача долины, и «гнодобила» муженька тем, что она, видите ли, девица графской крови, а Лель никто, мать его куражанка сомнительного происхождения… Комели и правда не признавали Леля за истинного потомка, все они высокие и крепкие шатены, а он получился худощавый и светлоликий, имя Лель ему подходило идеально. Он и сестрица были такими недозрелыми, молоденькими, но Olga вела себя как старая карга, все в городке знали её дурной нрав; мы с Версеном даже сестрой её не называли. Лель безобидный, но психованный, Olga оскорбляла его и они постоянно орали…
Потеряв в младенчестве маму, подростком я потерял и отца, опекуном моим стал брат. Из-за горьких потерь я почти не помнил детства; и детей генерала Кенди’ не помнил, только Olgy немного – она уродилась завистливой и злой. Так я и жил с Версеном и с ними, не помня себя и тоскуя по матери и Авроре; осознание пришло лишь в «третьем созревании» – после пятнадцати, когда ко мне прилипла худосочная красотка Рената Хамми.
Хамми стала бегать за мной, как я в детстве за Авророй. Сначала мы просто по дружески чудачили, но она сказала, что влюбилась и предложила мне себя в постель. Этого мне от неё не надо было, я отказался, и она обиделась – обиду её, если честно, я не понял. Дружба дружбой, но она была просватана с детства, у неё был крутой жених Эль Ломбич – о чём ещё могла мечтать девушка её положения?! Хамми из gobbe-народа, презираемого у нас в долине, её семейка разводила рыбу, а Эль, старший брат моей Авроры, любимый сын правителя, его сторожевой пёс и начинающий биржевой брокер. Из-за Хамми начались проблемы – меня вызывал к себе Александр и чуть не лишил возможности поступления в универ. Я мечтал стать архитектором New Life и понял, что пора прекратить эту ненужную дружбу…
Когда я попал в универ, то неожиданно прослыл там красавцем, девчонки сравнивали меня с одним известным актёром! В долине меня сравнивали со всеми уважаемым, импозантным мэром Девидом Отто и это в глазах скупщиков делало меня образцово-порядочным, рассудительным и умным, но лишь напоказ; таким я был не со всеми, с приятелями в свободное от учёбы время мы мотались в Кураж к шлюхам – жизнь там проходила весело! Да-да, непродолжительное время я тайно вёл разгульно-развратную жизнь, думая, что так я сполна отомщу Авроре.
В свои 18 лет я сватался к Авроре вновь, она овдовела, родив моему сопернику двоих сыновей, но отвергла меня снова. Брат мой тоже овдовел, Александринка погибла от пьянства и stret-гена, оставив сообществу первородную двойню, Виконта и Николь. Версен просил руки Авроры вслед за мной и с ним она сошлась, но ген-убийца уже мучил её тело, люди видели дурное её состояние, но ни врачи, ни мы тогда, ни сама она не понимали, что происходит… Я любил Аврору, болезнь её и новая беременность пробуждали боль и чувство ущербности во мне, я стал казаться себе таким же больным, как она, понял, что это из-за сильного чувства к ней и поклялся, что никогда и никого больше не полюблю…
Вот такой жизненный расклад был вокруг меня в пору моей юности.
3._________
Одним нажатием кнопки был уничтожен мир New Life... Неожиданно городок накрыл «голографический холод»*. Конец трагикомедии! Мир погас! И никогда уже не вернулся вновь! Прежний мир наших законов и чувств – настоящая, роковая утрата! Мир нашей, надуманной мыслителем Оморья вселенной… …Я очнулся в некоем состоянии духовной пустоты – пространство и предметы расслаивались, множились, накладываясь друг на друга, и я не мог собрать предметность мира в чёткую картину, не мог найти своё тело и собраться с мыслями. Я пытался что-то сказать, но первый же звук начинал тянуться до бесконечности, невозможно было произнести его окончательно, а если это и получалось, тут же растягивался следующий, и слова терялись где-то там... Даже мысленно слова раскладывались на звуки и тяну-у-у-у-улись в бесконечность гало-холода и нигде не осуществлялись.
…Меня учили, что такое «голограмма холода»* и как ею можно управлять. Меня этому точно учили! Но сознанием моего тела она двигаться не желала. Кто, где и когда учил – я не помнил? Я даже имени своего не помнил, а если и помнил, то не смог бы его произнести. Но произнести хоть что-нибудь надо было – хотя бы имя – я это понимал, но лишь мечтал, что всё образуется… Не знаю, сколько прошло времени и стоило ли вообще, на моём месте, о времени думать? …Вспомнились Август-Бен и сын Леля малец Нарси – я увидел их тела, они как бы застыли и зависли, и тоже расслаивались и тяну-у-у-улись….
Август-Бен и карапуз Нарси были картинами прошлого, как и я, и не годились для воссоздания… Наши жизненные сюжеты сыграны, чувства растрачены, нужно двигать «голограмму чистого листа»*, в которой индивиды существовали потенциально, а значит в новом времени. Я понял, что «выходу» из гало-холода и «воссозданию пространства»* обучали только первородных потомков, нужны были их гены и их наследственная память, голограмма нашей долины без них не срабатывала. Как двигать потенциальное пространство без их генома я не знал? Я взял музыкальную паузу…
Идея «воссоздать» мир пришла внезапно! …Пришла идея визуально построить дом на крыше которого могла бы разместиться сценическая площадка: и я как бы пел на крыше созданного моим воображением дома, пока тот висел над пустотой… Пришла идея шоу-моста... Наконец, я увидел и себя! Пространство прекратило множиться, стало уплотняться и сознание стало приходить в норму. Рождались думы – глубокие… Шли обрывки смекалки, прозорливости… Как лучше телу? Телам? Чтобы шёл дождь, или сияло солнце? Хотелось новую кровать, трёхдневную небритость, и роскошную наследницу в супруги! Наконец, я очнулся – вышел из «пустоты» и вытянул из неё Августа-Бена с Нарси… Мы почувствовали ход времени… ветер… увидели скалы какой-то чужой местности… Мы трое – это всё, что осталось от прежнего мира.
Мы бродили с Августом-Беном по просёлкам незнакомой местности, среди разбросанных незнакомых ферм с малышом на руках, пока не поняли, где находимся – а находились мы на плато Лебедянском. Август поминутно спрашивал: «Как мы сюда попали? Мишель, мы что, напились?! А где твоя машина?» «Помолчи пожалуйста»,– попросил я, потому что всё равно не слышал, что он говорил, а лишь догадывался по губам, у меня сильно гудело в голове. Когда Август замолчал, я понял, что гудит ветер – на плато был звенящий ветер, такого у нас в долине никогда не наблюдалось.
Вскоре мы дошли до единственного офисного здания того места и прочли на его табличке: «Лебедянское отделение банка N». Мы зашли в него и проверили наши счета, они были в сохранности, при этом в Лебедянске понятия не имели что за городк New Life на мысе Фатум и не могли объяснить, как нам туда добраться. Агуст разговаривал со служащей филиала: «Ну, как же так? Я вот с братом и племянником живу на мысе, мы о вашем посёлке тут на плато знаем, а вы о нашей волшебной долине ничего не знаете?! У нас ещё Людоедии растут!» «Какие Людоедии, молодые люди?! Шутите над старой женщиной?» – служащая пригрозила нам пальцем. Я спросил у неё как вызвать такси, она сказала, что мы снова шутим и добавила: «А если честно, откуда вы на самом деле такие забавные?»
Оказалось, у них ходит автобус, но всего раз в неделю и только в Кураж, ушёл он как раз вчера, такси из Куража вызвать не получится, они на фермы не поедут, на мой вопрос, кто бы смог отвезти нас домой, она фыркнула: «Да кто ж вас отвезёт незнамо куда!» На этих словах Август вырвал у меня из рук малыша и возмутился: «Мы что в сумасшедшем доме?! Где твоя машина, Мишель, может, объяснишь?!» «Ты мне объясни, Август, ты мне объясни»,– приглушая голос ответил я. Нарси заплакал. «Я-я?!» – удивился Август, укачивая племянника. «Давай-ка выйдем»,– спокойно попросил я.
Мы вышли из филиала и снова пошли по просёлкам, я сказал, что и сам мало что понимаю, что сейчас мы найдём желающего подзаработать и нас отвезут домой. Август уверен был, что мы напились где-нибудь в Кураже так, что даже машину мою спустили, от того я и проверял счета. Меня настораживала манера местных пожимать плечами, когда мы спрашивали о нашем городке. Я просил Августа вспомнить хоть что-нибудь, что было накануне, но он только сокрушался: «Да, напились! Напились! Но чего нас на плато занесло, да ещё с Нарси?! Я здесь никогда и не был!» Я тоже на плато никогда не был.
Пока мы бродили по просёлкам в поисках машины, я изучал местность и понял, что все фермерства расположенны далеко друг от друга, население малочисленно, вернее полностью отсутствует, от силы три или четыре коренные семьи; остальные все – наёмные работники-куражане, которых автобус и возит, сменяя вахты. В филиал банка мы попали после полудня, по плато бродили часа четыре и лишь один старик понял, куда нас надо отвезти. Его звали граф Тристан Сент-Лавр, он знал Оморье и его старое поселение у септарного пляжа, но зачем нам туда понять не мог, ведь городок тот давно смыло приливной волной? Малыш Нарси был голоден и капризничал, Август нервничал и упрекал: «За то время, что мы бродим тут по огородам, мы дошли бы уже до куражского шоссе и сели на попутку». Наверное, так и стоило поступить, но что-то меня останавливало.
Когда я сообщил графу Тристану, что нам надо не в старый городок у пляжа, а в новый, на мысе Фатум, граф пожал плечами и ответил, что на мысе городка нет и никогда не было. Август прыснул: «Ну да, конечно!» Мы сказали графу, что мы скупшики, «мори», он посмотрел с подозрением. Собираться в дорогу немедленно он отказался, сказал, что отвезёт нас утром, в дом на ночлег впустил только из-за плачущего малыша, заставив поклясться, что Нарси мы не украли. Сент-Лавр представил нас своим наследникам-подросткам дочери Сандре и сыну Лавру, накормил и расположил на ночлег. Пятнадцатилетняя Сандра за ужином, таясь от отца, улыбалась мне, а его бойкий сын, энергично жуя отварную морковь и кортофель, спросил Августа: «Вы точно мори, из легенды?» «Да, мы из легенды»,– нервно ответил Август, ковыряясь в тарелке, ему не нравилась еда. «Утопленички! Да?!» – ухмыляясь, съехидничал Лавр.
Наутро мы ехали через нашу долину по куражскому шоссе на стареньком графском авто и почему-то не узнавали её; граф был за рулём и указал на руины Оморья: «Вам точно не туда, а на мыс? Вы точно не туристы?!» Август вдруг нервно выкрикнул: «А где шкатулка?! Где шкатулка-то, Мишель?!» Старик Сент-Лавр притормозил, и остановил машину, думая, что мы что-то забыли в его доме; я выскочил из авто, пристально вглядываясь в даль, и только тогда понял, почему ничего не узнаю. Шкатулкой мы называли дом Ломбича, который размещался на краю мыса и его видно было со всех сторон долины, даже с Лебедянского плато его могли наблюдать. Дом стоял на огромных сваях – белоснежный, с выпуклыми витражными окнами, под ним располагался открытый бассейн; в солнечную погоду яркие витражи отражались в воде, и она играла цветными зайчиками. Издали сваи дома совсем не заметны, и дом словно парил в воздухе, как гигантская драгоценная шкатулка, но сейчас этой шкатулки на Фатуме не было! «Не может быть… Не может быть…», – повторял я. Август больше не задавал вопросов, на его лице был нарисован ужас.
Нашего городка New Life действительно на мысе Фатум не было, даже признаков его не было, будто его ещё не построили; только пустующая лачуга пропавшего без вести отшельника ютилась на краю под одиноким кривым деревом. Граф Тристан смотрел на наши растерянные лица и удивлялся. Я спросил его, стоит ли в руинах Оморья колоколенка, построенная в честь погибшего от наводнения Сообщества Скупщиков, и висит ли в ней колокол? Существовала легенда, по которой колокол сняли те же, кто повесил его – наши соседи из Ново-Морья. Граф сказал, что колокол на месте, и я попросил подвезти нас туда. Мы поехали к септарному пляжу и подошли к колокольне, небольшой колокол действительно висел внутри каменной кривой башенки чуть выше человеческого роста, и я вдруг захотел позвонить в него очень громко – так, чтобы нас услышала вся округа! И позвонил…
Мы вернулись в помесье Сент-Лавра и остановились там; после моего звонарства старый граф почему-то поверил, что мы потомки скупщиков, он и своего соседа, графа Митраса Гонга в этом убедил, тот тоже помнил про трагедию Оморья… Август злился: «Трагедия Оморья – всего лишь легенда. А вот трагедия New Life – реальность! Мишель, мы же во времени потерялись, и как быть?!» Я просил Августа не говорить об этом с людьми, приютившими нас, сам я поразмыслил в ночь и на следующий день знал, что надо делать.
Надо было наладить связь с банковскими счетами сообщества; нас троих признали, как наследников «Скупщиков New Life». Удивительно, что сообщество и городок пропали, а фин/депозиты работали. Август не знал, что и сказать, а мне было всё равно, лишь бы счета не заморозили; поэтому я, по примеру куражских дельцов, бросил газетный клич о «Компании Воссоздания и членства». Бурной деятельностью я решил отвлечь общественность от пропажи городка и сообщества, чтобы выиграть время для попыток отыскать наших в создавшемся «гало-пространственном холоде», приобщив к этому денежных воротил, ну, или просто желающих вступить в New Life. Вскоре клич мой подхватила толпа чужаков.
Я решил, что Лебедянск подходит для сбора сообщества; и чего бы не ждали от этой компании пришлые пайщики, чего бы не жаждали, они должны играть мной задуманные роли. Первыми в «Компанию Воссоздания» вступили граф Сент-Лавр и граф Гонг, у которого тоже было двое потомков и молодая жена. Взрослая дочь Гонга Конкордия оканчивала хим/фак универа; а малолетнему сыну Александру было около десяти лет, он напоминал мне меня в детстве, чернявый бутуз-воображала, бегающий за Авророй; и я проникся симпатией к этому мальчику. Возводить на плато городок я, конечно, не собирался, хоть и не терпелось применить свои архитектурные способности. Лебедянская земля принадлежала куражанам, но надо было где-то собрать пришлых пайщиков, а фермеры с удовольствием стали сдавать свои полупустые поместья внаём, впервые им привалила подобная возможность подзаработать. Главным условием для новичков было: идеальные родословные, здоровье, отсутствие вредных привычек и готовность соблюдать «Закон Александра». Август сокрушался: «New Life нет. Мы трое – пустое место. Кому нужна эта Компания?» Но я был уверен – пустую чашу можно наполнить!
Мы с Августом-Беном жили настоящим, но каждый по-своему, он считал, что мой ориентир в гало-холоде не верен: «Мишель, ты решил, что пространство вокруг нас свернулось и его можно восстановить – твоё видение ошибочно. Очевидно же, что ты, Нарси и я выпали из под гало-колпака чёрт знает куда, и сообщество внедосигаемости. Версия кажется фантастической, но посмотри, там, где мы сейчас, других скупщиков не найти... Конкордия говорит, что виной тому могла быть искажённая приливная волна – что-то её породило? Все тела под гало-колпаком от её удара потеряли сознание, но, скорее всего, остались на месте, в своей реальности, откуда нас троих каким-то образом вышибло… Нас и нашу реальность может разделять лишь доля мгновения, но это бесповоротно, временные континуумы после деградированной волны не совпали…»
Я слушал Августа и каким-то чутьём знал, что так и есть, но важно было начать движение вперёд – и пришлая толпа создала бы его! От движения масс завращались бы магнитные поля долины сильней обычного, гало-холод, возможно, разрешился бы прежней жизнью – маленькая надежда на это во мне теплилась и я упорствовал. Я говорил Августу-Бену: «Что если вместо Виконта нам с тобой придётся управлять Компанией Воссоздания?» Мои вопросы коробили его сознание: «Мишель, что ты называешь Компанией? Двух этих пристарелых графчиков полу фермеров? Да они просто видят, что у нас деньги есть, и уже мечтают выдать за нас своих дочерей. Ты конечно, титулованный наследник, образован, но не первородной крови, у тебя нет прав на такое предприятие. Не растрачивай общественный фин/депозит впустую, признай очевидное. Давай поедем в сторожку на мысе, подремонтируем её и подождём там, может нас вытащат из небытия гало-холода и без наших потуг?» Но я не соглашался с ним, мне важно было занять сознание событийностью и работать, теперь я архитектор Воссоздания! Я главный!
Моя мечта сбылась, нехватало лишь Авроры, а нужна жена… Жена – это жизнь! И я уверял Августа, что ничего плохого в предстоящей женитьбе нет. У нас в руках две породистые невесты, одна из графства Сент-Лавр, другая из графства Гонг, обе первородные: ботан Конкордия – для него; веснушчатый подросток Сандра – для меня. Августа обидела такая разнорядка невест: «А что это тебе молодая, а мне старая?» – «Так и ты старше, Август! Да и не старая Гонг, она только универ кончает, а Сандре я понравился. Она ещё подросток, дурачится, придётся настроить её на нужную волну, ты не справишься. Впрочем, обе девицы понятливы, вбивать им в голову, что они леди не надо. Я устрою Сандре романтическое свидание на нашем мысе – мне самому романтики не надо, но дочь Сент-Лавра, кажется, влюбилась. Там я объясню ей, что к чему, если поймёт и примет, значит, станет моей супругой. Ты тоже что-нибудь придумай для Конкордии, хотя я вижу у вас «типаж», вы беседуете подолгу».
Я убеждал Августа, что кроме жён нам нужны ещё и сотрудники для нашего предприятия, стоит присматриваться к людям, сортировать их по навыкам, выделять талантливых и инициативных – делать шахматные ходы, запутывать… «Нет, нет, Мишель,– возражал Август,– не втягивай меня. Компания «твоя», а не «наша», ты её затеял. Я пас, я просто ищу способ вернуться в нашу реальность, и консультируюсь у Гонг. Она умная, много знает»,– отвечал он. Я понимал, что прежняя New Life потеряна навсегда, конечно, я буду искать, но и создавать – это долг перед скупщиками, и я создавал…
4.__________
Первыми из скупщиков я создал Виконта и Николь, и вздохнул с облегчением. Первородная двойня ко времени «выпадения в гало-холод»* была на четвёртом созревании, почти взрослые, чтобы понять, что произошло, но о выпадении я рассказал только Вику, ему я передал дело рук своих. «Компания» уже состояла из довольно состоятельных пришлых пайщиков; я начал отстраивать городок на Фатуме с реликтовых зданий, по памяти воссоздал чертежи «Дома Мечты», что было важно для меня и «Шкатулку Ломбичей». Вик хоть и был в шоке, как мы с Августом сначала, но новую реальность принял быстро, моя идея Воссоздания New Life ему понравилась, хотя до этого правящими наследниками проводилась политика по снижению численности родов до одного цельного клана. Компании Виконт даже обрадовался: «Сколько полезного био-материала теперь у нас!» Он собирался связать свою жизнь с генной инженерией.
…Мы с Виком создали тех скупщиков, каких сочли значимыми, сделано это было на основе их ДНК из генного банка сообщества и моего биоматериала, по-иному голографы* не работали. Я пожертвовал на их воссоздание не один литр крови… Потомки воссозданных, и сами они скоро погибали из-за развития пороков сердца, решено было ассимилировать их с новыми пайщиками через брачные союзы как можно скорей. Скупщики «возвращались» в нашу с Августом реальность по одному, по двое – первая их реакция была шоком, и ассимиляции с пришлыми они сопротивлялись. Я торопил события, давил на них, но Вик остановил меня, он решил не спешить: «Пусть слияние будет постепенным, кто выживет из скупщиков, тот выживет – это забота провидения».
Появление Вика меня успокоило, мой титулованный племянник был умным и прозорливым малым и в копии оказался таким же; переход из небытия в бытие я преодолел с трудом, но благодаря ему довольно быстро; только вот после жалел, что слишком увлёкся «Компанией Воссоздания» и не воспользовался шансом создать семью с Сандрой Сент-Лавр. Вик решил в жёны мне отдать Николь и сначала это показалось удачей, прежде о наследнице Ломбичей я мечтал,– да, но, когда мечта сбывается внезапно, то не так, как мечталось, а это сулит большую беду – теперь я это знаю. Вик сам предложил мне руку сестры; я помнил о его интимной жизни с ней, но решил, что нынешняя Николь не та, с которой он совершал инцест, а копия, и главное для меня – потомки от правящих наследников, а не мои амбиции, всё другое не важно. Предложение Вика вскрыло в моей душе рану по имени Аврора, но хорошо, что вскрыло, иначе не наступило бы выздоровление; я получил желаемое и поставил точку.
Как только я передал Долг Правления воссозданным сообществом bassaty, он привёл ко мне свою сестру, нарядив в платье невесты, и мы немедленно заключили Союз. Мне польстило, что этим шагом я сблизился с Ломбичами, но у Николь в тот вечер были бешеные глаза. У дочери Версена нелады с психикой наблюдались с детства, но впечатление о племяннице у меня всегда оставалось хорошим; она часто ластилась кошкой, девочка рано потеряла мать и, возможно, ей не хватало тепла и ласки? Но с копией Николь я насторожился – в день заключения союза эти её глаза радость мою осадили.
Виконт сероглазый шатен, истинный потомок Ломбичей, а Николь в нашу породу, чёрной соховской масти. Она выросла не то, чтобы красивой, а скорее роковой особой, черты её лица крупные и немного несуразные на удивление гармонично сочетались, они созданы были манить и завлекать… Я смотрел на улыбающуюся по делу и без дела девушку в белом рядом с собой, держа её за руки, и почему-то вспоминал россказни про «голубого» деда Кенди, притащившего в дом любовника и тем сведшего сума свою красавицу-жену Кристи... А может наша бабка изначально была сумасшедшей? А вдруг и Николь? И стоило ли копировать то, на что природа наложила своё табу?
На моём Празднике Звёзд были все Гонги и Сент-Лавры, даже Сандра, в глазах которой стояли слёзы, был Август и многие другие... Вик не отходил от сестры, играя роль её отца, и даже на первый танец жениха и невесты подвёл её ко мне он! Я заметил, что bassat неотрывно наблюдает за мной с прищуром, пытаясь угадать мои мысли, нервы мои от этого натянулись, я заподозрил подвох, какой всегда таился в роду Соберов… Но Вик старался не выдать себя, а Николь всё время возилась со своим подвенечным нарядом, от чего казалась невыносимо глупой, а вместе с ней и я сам себе.
Перед брачной ночью Вик разогнал гостей, и я был рад этому, bassat отвёл нас в украшенные цветами покои и ушёл, наша ночь с Николь наступила… Но, что это была за ночь?! Николь кинулась на меня, как тигрица, я пытался навести её на романтический лад, как-то осадить, но она не реагировала, она стала раздирать мою одежду, пришлось защищаться; чтобы успокоить я даже бил её, но это не помогало. Я не узнавал девушку, которая воспитывалась у нас в семье много лет, и она, казалось, не узнаёт меня. Весь расцарапанный и в крови я всё не решался скрутить ей руки, но пришлось, тогда она стала истошно визжать и в комнату ворвался Август-Бен, он как и я испугался того, что видел и хотел звать Вика, но я запретил. Я просил его принести нам алкоголь и стал вливать в горло разбушевавшейся девушки спиртное до одури, а Август выскочил из комнаты… Николь стихала от спиртного, но потом кричала снова, я связал её обрывками нашей одежды, заткнул рот и боялся, что на утро она не проснётся.
Николь оказалась буйнопомешанной. как только она теряла из виду своего брата-двойню, она зверела. Утром Вик заявился и велел развязать сестру, Николь стала ластиться к нему в своей обычной тихой манере. Он сказал ей, что раз она и жених подрались, надо помериться, и что теперь Мишель, а не он будет ласкать её при надобности, а мне велел выполнять все сексуальные прихоти сестры: «Отказ её бесит! Просто ублажай безумное тело и мозг сам успокоится. Терпи, пока она не родит, тебе же нужен наследник?!» Я понял, что отныне буду жить в аду, спрятал сумасшедшую в цокольных комнатах дома, уговорил её не выходить из них в обмен на частый интим, но трудно оказалось заставить её лечь под меня. Как я ни старался обеременить племянницу, ничего не получалось, она забавлялась минетами, не желая больше ничего; когда я пытался зачать, она билась в истерике... и начинался ад.
Зачал я через год… Целый год отчаяния мог свести меня сума, если бы не присутствие Августа, Нарси и Гонгов; Август женился на Конкордии и её младший брат жил с нами. Впереди было девять месяцев беременности – Вик сказал, что это эксперимент, что всем нужно успокоиться, и способствовать тому, чтобы как можно дольше в чреве Николь сохранялся зачатый плод. Из долгого разговора с ним я понял, из-за чего мы потеряли маму, Аврору и Александрину. Нужны постоянные анализы и исследования, чтобы узнать, наконец, что происходит с женщинами по линии графства Струп? Генная инженерия для Вика из-за болезни сестры и других наших безвременно ушедших родственниц, стала настоящей страстью; о гене-убийце первым задумался он и вычислил, что порок этот передаётся от сумасшедшей Кристи. Рождение мальчиков, казалось, обрывало действие гена, но как это работает, мы тоже не знали?
Stret- ген, как обозначил его Вик, играл с разумом Николь с самого детства, приступы были, но не в такой дикой форме, они выглядели странностью детской натуры или экцентричностью подростка. Версен говорил на это: «Многие женщины с придурью, а она ещё и потомок сумасшедшей Кристи, ничего страшного». Я приступов Николь никогда не видел, это как-то прошло мимо меня, хотя мы с Версеном вместе воспитывали девочку. Виконт воспитывался в семье Ломбичей, его нам не отдал Эль; он был гневлив, его тоже накрывали психи, но не часто и лишь из-за сильного давления опекуна, воспитание Эля было суровым. То, что Николь больна, Ломбичи не знали, брату моему удавалось скрывать это от Эля. Когда Николь и Вик стали ходить в образовательные Классы, они встречались там и после занятий проделывали такие штуки, от которых Версену становилось стыдно и дурно, и он молчал…
Однажды, когда Вик пришёл к нам погостить, дети надолго куда-то запропали, брат кинулся их искать, я тихо пошёл следом. Версен застал их за домом поместья совершенно голыми, занимающимися какой-то интимной вознёй, это меня шокировало, из ругани Версена я понял, что это было не раз и не два… Я скрылся в тот момент, чтобы позже узнать от брата, что происходит, он не признавался и я пригрозил ему семейным советом Соберов и Ломбичей на эту тему. Двойне было тогда около 13-14 лет. Версен сказал, что дети его давно занимаются инцестом и остановить это он не в силах. Он слёзно просил не ругать и не наказывать Николь, и вообще не говорить с ней на эту тему, она чувствительней Вика и раз уже от страха наказания с ней случился припадок. И ещё, он просил не впутывать в это Эля Ломбича, а то поднимется большой скандал, а нам так важно не потерять опекунство над Николь, которого Эль мог лишить нас из-за любого пустяка. Версен пообещал, что поговорит с сыном, но я велел ему просто запретить Вику приходить к нам и вообще общаться с сестрой...
Версен и Вик со временем научились глушить приступы Николь, но после созревания состояние страдалицы ухудшилось. Вик первым распознал сумасшествие сестры, но при мне и других она была просто эксцентричной девушкой, не более того... И вот теперь, в целях эксперимента, Виконт молча подсунул мне свою сумасшедшую сестру, как последнему дураку. Пришлось терпеть это ради будущих потомков,– скажу даже так,– если бы Вик предупредил меня о безумии его сестры, я бы всё равно заключил с ней союз, это давало большую выгоду лично мне и моей родовой ветви в будущем. Живя с Николь я страдал так, как никогда в жизни даже после потери матери и Авроры, но надеялся, что не напрастно – и в этом был тот самый второй Мишель Собер, о котором я упоминул вначале.
Как-то Август поддался сексуальному очарованию Николь и дал слабину своей похоти. Матка её стала увеличиваться, увеличивались и интимные запросы; я советовал ему держаться от неё подальше, но она умела ластиться. Августу было о чём горевать, но ему захотелось перчинки в жизни. Он женился на Гонг, зачинал ей несколько раз, но плод сбрасывался и мы беспокоились, что она не сможет выносить и родить ему потомка. Он даже решил бросить жену, но я уговорил его попробовать ещё раз, он снова зачал и плод едва держался на сохранении. Жил Август-Бен с Конкордией в большой нелюбви, постоянно скандаля, характером он стал схож со своей вздорной сестрой. Из-за частых беременностей жены Августа охватила озабоченность, толкнувшая его к Николь. Попробовав Августа, больная стала требовать его к себе постоянно, уговорить его до самых родов ублажать племянницу стоило больших трудов, он терпел её два месяца, а топом сказал, что если я это не остановлю, он уйдёт из дома. Я понимал, Август по глупости влип, я не судил его, но остаться наедине с двумя беременными страдающими женщинами, если он сбежит, было бы слишком для меня. Мы решили действовать по хитрому – молча отдать на съедение Николь нашего новоиспеченного, молодого доктора сообщества, выскочку Гранта.
Надо было уговорить Николь на новую игрушку и сделать так, чтобы выскочка Грант, как я в своё время, ничего не заподозрил. Николь понравилось, что ей дадут нового мужчину. Август советовал тянуть время, мы пели ей, что мужчина этот едет издалека, что вот-вот будет у её ног, что он уже мечтает о том, как она… Этими уговорами мы выгадали целый месяц спокойствия, в ожидании потех ей стало лучше, она была весела, дикие истерики угасли, она лишь капризничала слегка. Когда истерики стали возвращаться, пришлось сообщить Вику о нашем плане и с его дозволения заманить Гранта в логово stret-гена. Нам, конечно, было не до смеха, мы и не думали потешаться, мы сами прибывали в полу истеричном состоянии, едва оценивая положение дел.
Сначала приглашённый доктор чётко уловил одно – сестра правителя безумна и беременна, и мы с Виком пойдём на всё, чтобы она родила. Вид у новой жертвы при первом контакте с больной был озадаченный, его медицинские познания на такие случаи не распространялись, он не знал, как поступать, но мы были уверенны, Николь ему подскажет. Наш бедный доктор быстро сообразил, что попал в неприятность, но молча повиновался всему, что начало происходить, правда, из озадаченного он превратился в обречённого, но, как и я, готов был на всё – он был карьеристом.
Николь играла то мной, то доктором, иногда я рисковал и оставлял их одних, опасаясь той же реакции на него, что и на меня в брачную ночь, но такого не случалось. Как-то Николь ласкала фаллос нашего милого доктора, а меня убеждала, что у неё такого пениса нет, потому что она жена Мишеля; она думала, что Мишель и её муж – два разных человека. Её воспалённый разум иногда подкидывал ей какие-то обрывки правильного хода мыслей, но они были малы, сознание не оживлялось, хотя у других девушек, носителей гена-убийцы память почти всегда сохранялась до конца. Каждый раз, когда бедный Грант пытался объяснить мне и bassaty, что помочь больной он не в силах, Вик, приговаривал: «Наблюдайте, доктор, наблюдайте и всё фиксируйте». Грант ужасно боялся за свой член и за репутацию, я обещал ему совершенную секретность и что о его «лечебных» методах никто не узнает, потому что это и в моих интересах. Николь обращалась с его фаллосом, как с котёнком, мне стало интересно, почему? Оказалось, наш добрый доктор ещё и психолог, он рассказывал Николь сказки о существе, сидевшем у неё в животике, что оно такое же милое, как…, ну, и всякую такую чушь. Роды убили Николь, но она принесла мне сына Джамиля, после чего я надолго стал затворником; видеться с людьми мне стало тяжко, особенно с Грантом – он был чужаком, знающим мою горькую и пошлую правду. Женщин после этой своей женитьбы я не хотел. Да, это был тот самый «второй Мишель» – Мишель Эпохи Воссоздания.
5._____________
Потом я, правда, сватал Юлиану Ломбич, тётю Виконта, чему bassat воспротивился и дал мне помолвку с пришлой невестой из рода Монт; я отказался, и Вик отослал меня к Сандре, которая меня уже не интересовала, но я стал общаться с ней. Сент-Лавр не везло с женихами после того, как я молча и подло – с её слов – бросил нашу с ней «любовь», она упрекала за это, в глазах её стояла досада и надежда. У меня особых чувств к ней не было, но я сознавал, что нужно создать нормальную семью, спокойно жить, если не в любви, то в обожании, что с Сандрой это возможно, и она идёт мне навстречу. Я зачал графине, но так и не женился на ней, снова молча ушёл перед самым рождением нашего бастарда, заполучив таки Юлиану – мне казалось, что иметь ещё одного потомка от Ломбичей куда важней тихой семейной жизни.
Юлиана восьмой потомок правителя Александра от третьей его супруги, но со мной она общалась, как первородная примадонна, и я снова терпел, пока она не родит – я привык терпеть. Эта моя супруга порочного гена не имела, наши с ней потомки должны были родиться здоровыми и подстраховать меня на случай, если с Джамилем что-то случиться – по моему плану, они обеспечивали мне место рядом с Ломбичами… Неожиданно у меня начались генные изменения психики, при нехватки cure-L мой рассудок часто помутнялся, но я утаивал это, и сделал с Юлианой то, что в здравом уме не пришло бы и в голову. После появления нашего с ней сына, наследника Виталя, я избавился от его матери очень страшным образом – заморил голодом на чердаке дома. Она кричала, звала на помощь, когда отходила от снотворного, которым я её пичкал. Люди спрашивали, что происходит? Я говорил, что леди Юлиана тяжело больна, но отказывается от лекарств. Мне верили, разве можно не верить Архитектору Воссоздания?! Отношение к ней и к её матери со стороны Ломбичей всегда было абсолютно равнодушным; никто не выразил сомнений по поводу таких объяснений; я спокойно похоронил её рядом с Николь и сошёлся с Сандрой…
Отчасти я сознавал, что творю невообразимое, но презрение Юлианы подлило «масла в огонь», полыхающий не один год; Виконт тогда заметил моё ненормальное состояние и в роли шерифа и пытал много часов долгим разговором, пока я не признался, что сотворил. Он отстранил меня от дел «Компании» навсегда, а содеянное мной скрыл под грифом «тайна рода». Винил ли я себя после? Не помню… Я по-прежнему любил Аврору, вернее память о ней, она давно погибла по той же причине, что и Николь, но детское чувство обожания преследовало меня постоянно, и этим моим чувством я проникался с годами всё сильней, лишь оно держало меня на плаву.
После ухода из жизни двух моих несчастных жён, я имел двоих титулованных потомков, bas Джамиля и наследника Виталя, и считал, что ради них стоило терпеть то, что я вынес. А Сандра родила мне чудную, курчавую девчушку, бастарда Констанцию и сына графа Анатоля. Старый граф Митрас Сент-Лавр умер, а брат Сандры Лавр сбежал из New Life, и я взял её графство в свои руки, а саму её в супруги. Вик, узнав о моём решении, предупредил, что если третья моя жена сгинет ненароком, то он самолично придаст меня казни через «Поцелуй судьбы»*; и ещё сказал, что видел как-то Сандру с Грантом, тот якобы завлёк её в кусты одного поместья и вышли они из них после продолжительной паузы в довольно благодушном настроении. Я ответил, что до прежней её жизни мне нет дела, кто-то должен сейчас следить за моим потомством и создавать уют вокруг меня, Сандра, в отличии от прежних моих женщин, стала делать это с любовью и старанием.
Ещё оказалось, что меня считают секс-символом в New Life – никогда не стремился я знать, какие слухи обо мне ходят в миру, и вот! Создав семью с графиней, я упивался новым внегласным титулом этого символа; поглощая восторженные взгляды женщин и их энергетику, я открыто флиртовал с ними! Сандра, после долгого своего одиночества терпела это молча, она, в свою очередь, хотела быть женой Архитектора Воссоздания Мишеля Собера любой ценой! А мне хотелось мучить её своими изменами, ведь впервые мучился не я, а кто-то из-за меня, но как же это, оказывается, приятно! Я прошёл долгий и мучительный в эмоциональном плане жизненный путь ради сомнительного счастья, но другого судьба мне не дала.
Из архива Сообщества New Life:
Гриф «тайна рода»: «Тело наследницы Юлианы Ломбич-Собер было найдено на чердаке поместья Воссоздателя. Смерть наступила в следствии длительного голодания, причины не установлены».
___________________
продолжение следует
* Голографический холод – см. в инет. "Теория о голографической вселенной"
* Поцелуй судьбы» – см. в предыдущих рассказах.