Пожалуй, я даже смогу назвать время: лето шестьдесят пятого. Мы переехали в новый дом, там жили все институтские. Район этот был в то время городской окраиной. Наша улица называлась Лесная, а соседние переулки имели название Кордонный с номерами от первого по третий. Наш двор представлял собой почти сплошную лужу, перейти напрямик без резиновых сапог было невозможно и все обходили его по периметру. Одну сторону этого периметра образовывали бараки "частного сектора" и где-то возле них приткнулось единственное "благоустройство" - детская песочница с покосившимся деревянным грибком. С темнотой вся дворовая шпана собиралась там, травили анекдоты и бренчали на гитаре.
Под грибком я и услышал впервые "Чудо-Юдо" и был очарован. Другие мальчишки смеялись надо мной, что я все время прошу эту песню, но я готов был слушать ее бесконечно. Пели, конечно, и другие, но те не задели и не запомнились. А о том, что у песен бывают авторы я в то время даже не задумывался.
Фамилию "Высоцкий" услышал впервые года через три - в каком-то разговоре про "хулиганские песни". С "Чудой-Юдой" я тогда никак ее не связал. И вот года через два, приятель купил магнитолу и под это дело я тоже завел полукилометровую бобину свемовской пленки "тип 6". Слушать ее я мог, конечно, только дома у приятеля, но зато сосед из другого подъезда, наследственный вольнодумец, потомок одного из "петрашевцев", оказался страстным поклонником Высоцкого и найдя, с трудом, на время второй магнитофон я переписал у него все что было из "блатного цикла". Тогда только и узнал, кто был автором так полюбившейся мне песни.
Потом была армия, и на два года мне стало не до пленки, хранившейся дома у приятеля. И вот, вернувшись, говорю ему: - Поставь, послушать. - Старик, - отвечает он мне, - Я ее стер. - Стер? Зачем? - Понимаешь, Высоцкий устарел. А мне надо было "Скальдов" записать.
С приятелем мы поругались. А "Чудо-Юдо" до сих пор и звучит в моей памяти тем ломким мальчишеским голосом под семирублевую гитару из детского грибочка.