Окончив школу в советское время, я болтался без дела, и вот однажды жарким августовским днём вышел на улицу с намерением устроиться на работу. Потолкавшись в плотном людском потоке, по-летнему пёстром, свернул в подворотню и очутился в тихом, безлюдном дворике. Солнце ярко освещало белёсый асфальт, нестерпимо сияло на жестяной крыше низенькой пристройки. Среди сваленных в кучу белых от извёстки досок осторожно пробиралась рыжая кошка. Заметив меня, она уставилась мне в глаза. «У-тю-тю!» - сложил я губы трубочкой, и кошка, проскользнув под нависшей доской, спешно засеменила прочь.
Подойдя к подъезду с вывеской искомого учреждения, я поднялся на крыльцо, с усилием открыл толстую деревянную дверь и вошёл - дверь тяжко захлопнулась за мной, завизжав ржавой пружиной. Пришлось дожидаться, пока глаза привыкнут к темноте. Где-то в подвальных глубинах сонно гудели трубы, наверху слышался приглушённый говор, постукивала пишущая машинка. Наконец я разглядел лестницу и железную решётку, за которой чернел спуск в подвал: оттуда тянуло сыростью.
Я пошёл вверх по лестнице. На площадке второго этажа стало светлее - сверху, из мутного витражика, падал пыльный разноцветный луч. Открыв дверь с медной табличкой, я попал в длинный коридор – на полу ослепительными квадратами лежал солнечный свет. Отыскал отдел кадров, слегка постучал и вошёл.
Комната была невелика; у стены - ряд стульев, на них громоздятся связки пожелтевших, потрёпанных дел, картонные коробки. В углу - напольная вешалка, на ней висит чёрный невзрачный халат; на полу - цинковое ведро с ссохшейся внутри серой тряпкой. Единственное окно настежь распахнуто и полузадёрнуто плотной шторой. У окна - письменный стол, а за столом сидит маленький толстенький человечек с рыжими кудрявыми волосиками на голове и, добродушно ухмыляясь и отдуваясь, пьёт чай, помешивая его ложечкой. Впрочем, лицо я разглядел не сразу, оно скрывалось в тени, а вот руки, освещённые солнцем, ярко и резко светились, и даже казалось, что есть только эти шевелящиеся руки, а человека и нет.
- Я насчёт работы, мне бы хотелось художником... Нет ли чего-нибудь? - спросил я.
- Художником? Э-э... А вы занимались оформительским делом? Умеете рисовать? Да вы присаживайтесь. – Толстячок, по-видимому, не спешил и хотел поболтать.
Я сел на стул в позу Христа в пустыне с картины Крамского и уставился на стакан с чаем: солнце искрилось на ложке, на серебряном подстаканнике; чай горел в солнечных лучах, отбрасывая оранжевые отсветы.
- Так вы где работали, учились? - пропыхтел человечек.
- Нет, пока нигде. Только недавно окончил школу и теперь... м-м...
- Значит, нигде, кроме школы, не учились?
- Нет. То есть... Ну да, нигде.
- А чем занимаетесь?
- Ну... рисую иногда.
- Та-ак. И что рисуете?
- Да так... всякие, там, картинки.
- Угу, хм-хм... - Человечек не спеша поднёс ко рту стакан и с шумом отпил. - Уф!.. КРАСКАМИ рисуете?
- Да в общем-то всем... Так, что попадёт под руку.
- Понятно, понятно. И что же, хорошо получается? Показываете кому-нибудь?
- Показываю.
- Художнику?
- Да.
- Ну и как?
- Ничего. По-всякому...
- Хм... - Толстячок опять отхлебнул, поднял с пола чайник, подлил кипятка.
Я взглянул на небо, яркое до белизны. За окном щебетали птицы, вдали сиял купол церкви. В комнату влетел шмель, наполнил пространство басовитым жужжанием. Описав круг, вылетел обратно на улицу и растворился в солнечном свете.
Человечек тем временем выдвинул из тумбочки ящик и стал в нём копаться. Чего там только ни лежало: и пузырёчки, и пуговицы, и катушки, и кисточки, и скомканные бумажки, и даже очистки карандаша. Достав кусочек сахара, толстячок дунул на него и бросил в стакан. Задвинув ящик, хотел что-то спросить, но не успел - в коридоре послышались шаги и дверь распахнулась.
- Валерий Натанович? - раздался весёлый басок. - Всё в порядке! - К столу подошёл человек в наутюженном костюме, с лукавым, улыбающимся лицом.
- Ах-ха-ха, уже? - оживился и повеселел толстячок, заморгав глазами.
- Полный порядочек, хе-хе... - ответил вошедший, бодро щёлкнул пальцами и вопросительно взглянул на меня. Солнце просветило его ухо, вспыхнувшее ярко-красным фонариком.
- А это... Он насчёт работы, - махнул на меня рукой Валерий Натанович. - Ну так... как?
- М-м-м... Ну, давай, идём, что ли, хе-хе... - плутовато ухмыльнулся гость, жмуря глаза.
- Да, идём! Да... Я сейчас, - обратился ко мне Валерий Натанович, вставая, - только вот тут с приятелем кое-что...
Они ушли. Некоторое время их шаги и оживлённые голоса раздавались в коридоре, затем всё стихло. Недопитый стакан чая Валерий Натанович оставил на столе.
Я поднялся и посмотрел в окно на залитый солнцем двор. Устраиваться на работу расхотелось. Приоткрыв дверь, бочком выскользнул в коридор и направился к выходу. Одна из комнат впереди была открыта, оттуда лились весёлые голоса, среди прочих и голос Валерия Натановича.
«Как бы он не подумал, что я из гордости ухожу, из-за того, что заставил меня ждать, - в нерешительности остановился я. - Придётся пройти перед дверью помедленнее, с довольным видом. А если окликнет?»
«Что за мура лезет в голову!» - рассердился я и двинулся дальше, но тут мне стало жаль Валерия Натановича: «Хотел поговорить со мной, а вернётся, увидит, что меня нет, огорчится...»
И я снова застыл, в шаге от распахнутой двери.
«Чёрт, да кто огорчится!» - поднял я было ногу, чтобы ступить вперёд, как вдруг в конце коридора послышались шаги и навстречу вышел худенький человек с печально обвисшими усиками.
В замешательстве споткнувшись, я как-то боком, заплетаясь ногами, заковылял к окну, делая вид, что прогуливаюсь по коридору. Испуганно глянув на меня, человек юркнул в открытую дверь - решил, наверно, что я подслушивал.
В кабинете раздался взрыв хохота - компания затопала к выходу. Я ужасно оробел, что они увидят меня, ведь я стоял почти напротив, будто и впрямь подслушивал. В панике я кинулся к кабинету Валерия Натановича, рассчитывая скрыться в нём прежде, чем весельчаки выйдут в коридор. И всё же они, вероятно, заметили, как я на цыпочках удирал от них, отталкиваясь от стены рукой. К тому же, вбегая в кабинет, я въехал ботинком в дверь, да с такой силой, что по этажу прокатилось гулкое эхо. Мало того, влетев внутрь, зацепил ногой стул с коробкой, и тот грохнулся на пол - во все стороны поскакали рулоны туалетной бумаги, а один, размотавшись в длину, выкатился в коридор.
«Что ж такое!! Что за дурацкое положение!!» - мысленно заорал я, поднимая стул.
А перед дверью уже собралась толпа, и все молча, пооткрывав рты, пялились на меня. Среди прочих я заметил и Валерия Натановича.
- Ты... чего? - растерянно заморгал он.
- Стульчик уронил, - развёл я руками, чувствуя душевное облегчение - прямо гора с плеч.
Рядом с Валерием Натановичем стоял пузатый тип с грозно сдвинутыми бровями, с папкой в руке.
- Так, - рявкнул тип. - Кто это?!
- Да это... видите ли... насчёт работы... - залепетал было Валерий Натанович.
- Та-ак... – прервал его тип. – Та-ак...
Все замерли, словно в ожидании приговора, а пузатый буравил меня взглядом и ноздри его мясистого носа шевелились и раздувались. Я подумал, что эдак, пожалуй, и до милиции дойдёт.
- Разрешите! – воскликнул я, протиснулся сквозь толпу и пошёл к выходу. Быть может, благодаря внезапному натиску никто не успел меня задержать, но я боялся, не ринутся ли гады вдогонку? Чтобы как-то сбить всех с толку, я резко остановился и, не зная, что бы такое выкинуть, гаркнул во всю ивановскую: «Э-эх!» - и топнул ногой об пол.
В следующее мгновение, сорвавшись с места, бросился наутёк, проскакал вниз по лестнице и вылетел на улицу, смертельно перепугав ту самую рыжую кошку, которую встретил по пути сюда. В ужасе выскочив из мусорной урны, она метнулась мне прямо под ноги, так что я кубарем скатился с крыльца, проклиная всё на свете. Кошка нырнула под доски, а я, с трудом поднявшись, захромал к подворотне. Так мы и расстались.