У. Б.
Человек, устроившийся в кресле, совсем не выглядел застигнутым врасплох. Даже наоборот.
- Добрый вечер, - вежливо проговорил непрошеный посетитель, увидев, как открывается дверь гостиничного номера. – Хотя, герр Вальтер, не думаю, что этот вечер будет для вас добрым…
- Добрый вечер, - отозвался Дитмар.
От спокойной уверенности гостя ему стало немного не по себе. Он быстро взглянул на непрошеного визитера – неясный возраст от тридцати с лишним до почти сорока, старомодные очки, старательно замаскированная лысина… В руках – дешевая картонная папка, на которой приклеен сверху яркий липкий листочек-напоминалка.
«Дитмар Вальтер, тридцать два года, Австрия» – было от руки написано на этом листочке.
- Прочитали? – поинтересовался визитер. – Ну, не стойте в дверях. В конце концов, это же ваш номер – садитесь, - он кивнул в сторону второго кресла и ухмыльнулся, видя, как Дитмар без возражений устраивается напротив. – И приготовьтесь к долгому разговору… - посетитель поднялся и, бесцеремонно открыв маленький гостиничный холодильник, выловил бутылку минералки, которую тут же поставил на столик между креслами, заботливо пододвинув к Дитмару.
- Так в чем дело? – наконец поинтересовался Дитмар.
Он уже несколько раз успел удивиться своей реакции – неожиданному спокойствию, словно в постороннем человеке, который поздним вечером оказывается в твоем номере, нет ничего необычного.
- Сейчас объясню, – визитер раскрыл папку, - минутку…
Выловив из стопки один лист, он прищурился и, держа его подальше от глаз, на вытянутой руке, начал читать вслух тоном диктора, сообщающего плохие новости:
- Ну, например… Эльза Миллер, студентка Кельнского университета, но сама не немка, а родом из Инсбрука, девятнадцать лет… было. В прошлую субботу оступилась, спускаясь на высоких каблуках со скользкой мраморной лестницы… от медицинских подробностей я вас избавлю, умерла она практически сразу, - визитер перевернул страницу. – Ютта Штайер, домохозяйка из Вены, сорок два года. Между прочим, у нее остались двое детей, муж и огромная собака. Так вот, фрау Штайер умерла в декабре – врачебная ошибка во время простейшей, в общем-то, операции… А кстати, вашими соотечественницами дело не ограничивается… Вот… - он снова зашуршал страницами, отыскивая нужный листок, - Ирина Ракитина, Москва, двадцать семь лет… красивая, - отметил гость, взглянув, видимо, на фотографию. – Даже очень красивая… На скорости около ста тридцати километров в час – отказ рулевого управления у почти нового «Фольксвагена»…
Посетитель перевел дыхание, быстро взглянув на Дитмара.
- В основном – молодые женщины… хотя нет, вот – Герта Херманн, семидесяти восьми лет, из Зальцбурга. Инфаркт… хотя здесь, может быть, дело и не в том – старушка играла в тотализаторе и поставила на вас немалую сумму… Видимо, никак она не ждала, что вы, звезда австрийского биатлона, провалите ту гонку.
- Не понимаю, - отозвался наконец Дитмар. – И впервые слышу все эти имена.
- Ну еще бы, - визитер аккуратно сложил листки, потом, неторопливо подровняв края стопки, убрал бумаги в папку. – Но все эти дамы – ваши болельщицы, герр Вальтер. И все они умирали, когда вы в очередной раз промахивались.
- Бред, - отмахнулся было Дитмар. И тут же сам заметил, что голос прозвучал неуверенно. – Несколько случайных совпадений…
- Несколько? – визитер прищурился. – Из-за нескольких совпадений, герр Вальтер, мы бы не стали вас беспокоить. Но тут речь о строгой закономерности… мы изучили статистику за этот сезон… впрочем, вам об этом лучше не знать, - ухмыльнулся он. – Особенно показателен случай с некоей… - визитер замялся, роясь в документах, - Ирмой Штайн… Самый первый спринт этого сезона, помните? У вас на стойке не закрылась мишень, хотя вы попали… Фройлейн Штайн оказалась в клинике с сердечным приступом – немного странно для восемнадцатилетней девушки… Зато потом, когда после решения судей от вашего результата отняли лишние секунды, она пришла в себя, хотя до этого кардиологи считали ее состояние безнадежным…
Дитмар не отвечал. Неожиданно его затошнило – внезапно и так сильно, что ему пришлось резко подняться из кресла и сделать несколько шагов по комнате, словно успокаиваясь, чтобы тошнота отступила. Раньше, в юности, с ним это случалось от волнения. Но он был уверен, что все давно прошло.
- Давно… - глухим голосом начал он, - давно вы это… заметили?
- Хотите посчитать? – ухмыльнулся незваный гость. – Не советую, герр Вальтер. Потому и не скажу, чтобы не подталкивать вас к лишним размышлениям. Один промах – одна жизнь… но едва ли вам стоит заниматься подсчетами, они вас не обрадуют.
Вальтер снова опустился в кресло. Тошнота совсем прошла, гость молчал, в комнате – да и во всей гостинице, кажется – было необыкновенно тихо.
- Черт, - выругался после минутной паузы Дитмар. – Черт…
- Только не говорите, что никогда в жизни больше не выйдете на лыжню и не возьмете в руки винтовку, - ухмыльнулся посетитель.
- Именно так и сделаю.
- Увы, герр Вальтер, не выйдет. Вам придется соревноваться и дальше, как ни в чем не бывало.
- Силой вам меня все равно не заставить.
- И не подумаю, - посетитель снова принялся рыться в своей папке. – Однако вот расписочка… посмотрите, не знакома ли вам она?
Незнакомец вытянул из папки неровно оборванную половинку тетрадного листа.
- Что притихли, герр Вальтер? Ладно, тогда я прочитаю сам…
Он снова вытянул руку, держа записку подальше от глаз, и медленно прочел: «Дитмар Вальтер, с одной стороны, и уполномоченный представитель нашей организации – с другой стороны, заключили настоящее соглашение. В период последующих пятнадцати лет, начиная с даты заключения соглашения, господин Вальтер делает выдающуюся карьеру в выбранной сфере деятельности (спорт, биатлон), при этом получая косвенное содействие и посильную поддержку со стороны нашей организации. При этом наша организация гарантирует на протяжении данного срока безопасность как самого господина Вальтера, так и перечисленных далее лиц: Анни Вальтер (мать), Йохан Вальтер (отец), Соня Вальтер (старшая сестра), Лоранс Лаврилье (невеста). Также мы гарантируем господину Вальтеру завоевание мировой известности в рамках выбранной сферы деятельности и получение следующих наград: золотых медалей Олимпийских Игр – в количестве не менее трех штук, Кубков Мира – в количестве не менее трех, золотых медалей Чемпионатов Мира – в количестве не менее шести штук.
В качестве платы за вышеизложенное господин Вальтер принимает на себя обязательство после физической смерти предоставить свою душу в полную и безраздельную собственность нашей организации…» Ну и как положено – число, подпись кровью… ну и автограф у вас, герр Вальтер… лучше б уж просто крестик поставили… А расписочку-то, я вижу, вы припомнили…
- Да, - хмуро отозвался Дитмар.
- Так вот, видите ли… вы дату посмотрите – двенадцать лет назад. А в расписочке-то срок оговорен – пятнадцать лет. Так что еще три года – будьте любезны, отработайте. Раньше отказаться вы никак не можете – вспомните условия… на тех, кто перечислен в вашей охранной грамоте, ваш отказ скажется очень плохо… Вы же помните – приложение к соглашению, последний пункт… Да, и прекратите вы считать промахи, - вспылил посетитель, поняв, что Дитмар его почти не слушает. – Ну что вы все одинаковы!
- Все? – растерянно переспросил Вальтер.
- Ну да – все, кому мне приходилось сообщать подобные новости.
- А таких много?
- Да уж не вы один, - рассмеялся гость. – В вашем виде спорта таких двое – не считая вас. А вот в футболе, к примеру – гораздо больше. Правда, там смертность в основном приходится на болельщиков-мужчин…
- Еще двое? – оторопело переспросил Вальтер. – Кто?..
- А вам зачем знать? Могу сказать одно, герр Вальтер – они свыклись с этой мыслью и вполне спокойно продолжают соревноваться. Чего и вам желаю. И мазать все так же продолжают, чего я вам не желаю, - гость хмыкнул, поднимаясь. – Да не смотрите вы на меня такими глазами! Другие так живут – и вы привыкнете со временем. Все эти дамы – для вас совершенно чужие, посторонние. Вы же не испытываете особых душевных терзаний, слыша, к примеру, в новостях про очередных погибших и пострадавших - где-то там, далеко? Ну про ураганы там, наводнения, сошедшие с рельсов поезда?..
- Не особо, - согласился Дитмар.
- Ну и будьте спокойны. И относитесь ко всему проще. Апрель на дворе, у вас куча времени, чтобы с этой мыслью смириться. Слетайте отдохнуть куда-нибудь в теплые края… Да вы все сами поймете - не мне вас учить. И не думайте, что мы от вас намеренно что-то утаили, когда подписывался договор. Уверяю вас, мы и сами не знали. Этот, как бы сказать… побочный эффект… так вот, не сразу он проявился. Извините уж.
В аэропорту было тихо. Непривычно тихо – именно поэтому Дитмар всегда любил ранние утренние рейсы. От стойки регистрации тянулась недлинная очередь. Он подцепил сумку и, забросив ее на плечо, пристроился следом за рослым мужиком при огромном чемодане.
Перед ним оказались всего несколько человек – шумное семейство с тремя малышами, потом – две степенных дамы все еще средних лет. За дамами дожидался своей очереди парень с огромным кофром, за ним – девушка совсем без багажа – только с маленькой джинсовой сумкой. У девушки были длинные черные косы, разделенные очень ровным, словно нарисованным, пробором.
Очередь двигалась быстро, и вот уже у стойки оказались черные косички. Дитмар еще раз взглянул на девушку – она была неприметна, даже, наверное, некрасива, и его царапнул странный контраст между ее спокойным, уверенным взглядом и неловкими движениями.
Девушка положила на стойку паспорт и билет, что-то тихо сказала, видимо, объясняя, что у нее нет багажа, кроме смешной джинсовой сумочки. На несколько мгновений она замерла, дожидаясь, пока ей вернут паспорт и посадочный талон, потом резко перебросила косу через плечо и прошла дальше. От легкого и стремительного движения звякнул браслет на ее щиколотке и всколыхнулась длинная широкая юбка – Дитмар впервые видел, чтобы в дальнюю дорогу современные девушки отправлялись в юбках.
Незнакомка тем временем застыла напротив табло. Запрокинув голову, она сначала прищурилась, потом поднесла к лицу руку и растянула уголок глаза. Длинная черная коса соскользнула с ее плеча, девушка привычным, заученным движением перебросила ее за спину, потом отошла от табло и, устроившись на скамейке напротив, достала из сумки книгу.
Еще пара минут – и Вальтер, получив отметку в паспорт, тоже прошел через контроль. Посадка еще не началась, шататься в черт знает какой раз по дьюти-фри не хотелось, и Дитмар направился к рядам пластиковых кресел. Место рядом с черноволосой было свободно, и он, опустив на пол сумку, устроился в неудобном кресле, искоса поглядывая на свою случайную соседку. Девушка его появления не заметила – она увлеченно читала книгу, и даже кончики ее ресниц не дрогнули, когда Дитмар опустился в соседнее кресло.
Он искоса – чтобы соседка не заметила – рассматривал ее лицо. Некрасива и, видимо, даже не пытается выглядеть лучше – совсем без косметики. Лоранс никогда не вышла бы из дома, не потратив минимум полчаса, чтоб накраситься.
Вальтер еще раз окинул взглядом сидевшую рядом с ним девушку. В ней все было наоборот, не так, как обычно – и отсутствие багажа, и странная, неудобная для дальней дороги одежда, и длинные тяжелые косы, которых уже сто лет никто не носит… Все в ней было не так, и даже вопросительные знаки в книге, которую читала незнакомка, были опрокинуты с ног на голову.
Наконец объявили посадку.
Девушка резко захлопнула книгу и поднялась – тоже резко, быстрым, почти неуловимым движением. У нее оказалась неровная, рваная походка. Черные косы чуть вздрагивали в такт шагам, и от всей неровности, несыгранности, разлада ее фигурка казалась особенно ломкой.
Дитмар проводил ее взглядом и, чуть помедлив, поднялся и пристроился в хвост очереди на посадку.
Обещанной экзотики в городе почти не было. Город как город – огромный, совершенно европейский мегаполис, живущий своим ритмом и своей жизнью. Через пролив, который, как нож, рассекал город на две части, были перекинуты мосты – ночью они сверкали огнями, и тогда казалось, что мосты парят над черной водой.
Из окна номера пролив казался не настоящим, а нарисованным на яркой, до мельчайших подробностей отчетливой картинке.
И все-таки в этом городе было что-то чарующее – странное, не поддающееся никакому разумному объяснению обаяние этой безумной смеси мечетей и православных храмов, дорогих зеркальных офисных зданий и полуразвалившихся трущоб на окраинах…
В этом городе действительно можно было забыть все. К чертовой матери. Хотя бы на три дня.
Дитмар не стал даже разбирать сумку. Вытянув из-под вороха футболок джинсы и легкую куртку, он быстро переоделся и спустился вниз. Уже давно стемнело, и он даже примерно не знал, куда тут можно направиться вечером – все яркие проспекты, которые ему дали в турагентстве вместе с билетами, Вальтер выбросил сразу же, как только вышел из офиса.
На улице оказалось неожиданно прохладно. Дитмар понятия не имел, куда можно себя деть, и поступил так, как всегда делал в незнакомом городе – решил заблудиться, уйти как можно дальше от своего отеля, чтобы уже не понимать, где именно находишься…
Он шатался по городу больше часа, то спускаясь к шумной набережной, то вновь уходя в глубину темных и тесных старинных улочек. Стоило отойти от набережной – и город казался совсем другим. Не таким туристическим. Не таким шумным, не таким парадным. Настоящим.
На одной из позабытых улочек Дитмар забрел в бар. Полуподвальное помещение, тусклая неброская вывеска и смешной старинный колокольчик у входа – все было скромным, неброским, неприметным.
Обстановка внутри оказалась еще проще. Дешевая мебель, неяркий свет, аккуратная табличка у самого входа: «Живая музыка каждый вечер». Столиков было совсем немного, и почти все пустовали. Чуть в стороне, на небольшом возвышении, стоял маленький кабинетный рояль – единственная изящная вещь в этом замшелом баре.
Дожидаясь, пока принесут заказанный коктейль, Дитмар попытался придумать, чем же заняться в незнакомом городе вечером. С планами все было просто – их не было. Ничуть не хотелось заниматься дежурной туристической ерундой – бродить по сверкающим набережным, кататься на лодке по проливу, стоять на мосту над черной блестящей водой…
Он быстро, не поднимая головы, оглядел посетителей бара. Через столик от него сидела воркующая парочка – крепкий, коротко стриженый парень и светловолосая девушка. Девушка была чем-то похожа на Лоранс, и Дитмар отвернулся. Дальше, у самой стойки, в одиночестве накачивался коньяком пожилой мужчина в очень яркой клетчатой рубашке. И у самого выхода, уткнувшись в книжку, пил кофе задумчивый паренек, совсем молоденький.
Никто из них, наверное, не гробит десятками ни в чем не повинных болельщиц. Дитмар отхлебнул принесенный коктейль, не обращая внимания на соломинку.
Черт, надо было спросить – а тренировки считаются?.. Нет, не надо. Вдруг считаются…
Задумавшись, он не заметил, как тихо, едва слышными поначалу вкрадчивыми аккордами замурлыкал рояль. Именно замурлыкал – как мурлычет сытый, ленивый, неповоротливый кот, пригревшийся на диване в холодный дождливый день.
Кот у него когда-то был – точнее, этого кота завела Соня, но зверь больше любил именно Дитмара. Кот был черным, с большими белыми пятнами на брюхе, и поэтому его шерсть была одинаково хорошо заметна и на светлых, и на темных штанах.
Музыка вдруг резко изменилась – дернулась, царапнула, как иногда внезапно царапался кот, когда ему что-то не нравилось – но мелодия тут же снова втянула коготки и, как ни в чем не бывало, продолжила тихое уютное мурлыканье. Словно кот опять задремал, и вечер продолжался не в восточной стране, приткнувшейся между нескольких морей, а в знакомом предместье Зальцбурга, и кругом была не поздняя весна, а глубокая снежная зима и рождественские каникулы, когда не нужно ходить в школу, и можно до темноты гулять на улице, и возвращаться, получив в глаз снежком и хлюпая носом, пить чай с домашним вареньем, чесать за ухом вечно линяющего кота, снова хлюпать носом и уворачиваться, когда Соня пытается пощупать лоб – глупости, какая простуда может быть во время каникул…
- Извините, мы закрываемся.
- Что?.. – Дитмар вскинул голову. – Простите…
Расплатившись, он вышел на улицу. Было поздно – он умудрился провести в баре почти три часа, и сейчас Вальтеру казалось, что кто-то незнакомый, но готовый все понять и ни о чем не расспрашивать, проговорил с ним все это время.
При этом даже не заметил, как закончилась музыка, и не обратил внимания на тапера.
Хотя… почему не обратил? Теперь, старательно вспоминая полутемный зал, Дитмар еще раз представил картинку – парочка через столик от него, ярко-клетчатый мужчина у стойки, парнишка с книгой у выхода… Да, и еще – лоснящийся бармен и тоненькая девушка за роялем.
Ну да, именно девушка. Невысокая, тоненькая, с ломкими, до странности знакомыми движениями… Не ее ли он видел в аэропорту?..
Интересно, откуда она может знать про домик его родителей, про старшую сестру и давно пропавшего кота?..
Надо будет завтра снова зайти сюда… все равно на предстоящие вечера нет никаких планов.
На дни, собственно, тоже.
Он пошел по набережной к отелю, тихо напевая себе под нос только что услышанную мелодию. Впервые в жизни он запомнил мелодию – да нет, не запомнил, он наверняка знал ее с самого детства. Видимо, девушка наиграла какую-то старинную колыбельную – надо будет при случае спросить у матери или у Сони. Вальтер снова насвистел эту мелодию – удивительно простую, даже странно, что сейчас он не может вспомнить, откуда же она.
И все почему-то казалось таким же четким и простым, как эта мелодия. Или как черно-белый снимок… черные и белые мишени, черные и белые клавиши…
С моря тянуло ночным ветром – холодным и совсем не южным. Дитмар почувствовал вдруг, что готов уснуть прямо здесь, на набережной, и это было странно, потому что спокойно заснуть он не мог давно – с того самого вечера, когда к нему в гостиничный номер явился незваный посетитель с картонной папкой…
Чуть позже, засыпая в номере, он точно понял, что завтра обязательно найдет эту улочку, и бар, и девушку-тапера.
Улицы не поддавались. Путаные, ломкие улицы древнего приморского города, которые вчера сами привели к затерянному бару, сегодня звали в другую сторону – Дитмар уже в третий раз выходил к набережной, поворачивал было обратно, но через несколько минут снова оказывался на той же улице, с которой пытался уйти.
Очутившись в очередной раз на уже знакомом перекрестке, он растерянно огляделся. В двух шагах от него заманивали покупателей продавцы сувениров. На столиках разложены были разнокалиберные медные джезвы, синие стеклянные амулеты от сглаза, яркая посуда с ручной росписью, открытки, путеводители…
- Купите карту, - предложил один из торговцев и, не дожидаясь ответа, развернул цветной план города. – Все улицы, достопримечательности, часы работы музеев и торговых центров…
- Нет, спасибо, - Дитмар покачал головой, потом подошел к столику, выбирая среди множества стеклянных подвесок ту, что понравилась бы его сестре.
- Зря, хорошая карта… Совсем недорогая, но могу и уступить немного.
- Спасибо, не надо.
- Зато не будете так плутать, - улыбнулся торговец, но все же свернул карту. – Зря. Хорошая карта, вы бы с уверенностью нашли дорогу…
- А я не люблю быть уверенным.
Он еще с полминуты постоял, рассматривая стеклянные кулоны, но купил все же браслет, вспомнив, как любила Соня носить их на запястье сразу по несколько штук. А потом развернулся и снова направился в сторону от набережной.
Нужно было просто не думать о том, куда идти. Не искать, не пытаться вспомнить – а просто брести по городу и не сопротивляться улицам.
Через четверть часа Дитмар Вальтер был у дверей бара.
Он скользнул вниз, в полуподвал. Колокольчик тихо звякнул за его спиною. Народу было куда больше, чем вчера – Дитмару с трудом удалось найти место, и он приткнулся у самой двери.
Вальтер пришел как раз вовремя – заявленная «живая музыка каждый вечер» еще не началась, но, как только он дождался заказа, потрепанная портьера колыхнулась, и вчерашняя девушка-тапер вышла к роялю.
Это действительно была его неизвестная попутчица – та самая, что сидела рядом в аэропорту и так внимательно читала книгу с опрокинутыми вопросительными знаками. Та же длинная юбка, лишь чуть приоткрывающая тонкие щиколотки, и та же самая простенькая блузка. Только волосы теперь не сплетены в косы, а просто распущены и свободно падают на спину и плечи.
…Он опять пропустил миг, когда началась музыка – задумался о чем-то своем. Бывают дни, когда все против тебя, когда все перевернуто с ног на голову, словно вопросительные знаки в книжке у этой девушки, и сейчас вспомнился один из таких дней – когда он, никому не известный Дитмар Вальтер, впервые стал победителем, хоть все не заладилось с самого начала.
Музыка, словно ухмыляясь, стала вдруг вкрадчиво-мягкой, звуки казались тихими, легкими, словно падающие с неба снежинки. Ну да, как раз в той гонке ему – последнему из участников - с самого старта повалил под лыжи свежий снег, которого никто не ждал…
А мелодия дразнила его и дальше, снова все, как в той гонке, было назло, наоборот – и снег разгуливался все сильнее, а флажок на стрельбище, безвольно болтавшийся с самого начала соревнований, вдруг оживал и начинал бесноваться, как только Дитмар оказывался на коврике. Но так – с рваным ветром и со свежим, мягким, тормозящим каждое движение снегом – было только интереснее.
Он вспомнил, как уже вечером, в номере, пересматривал трансляцию гонки. На него обратили внимание только после третьей стрельбы – потому что никто не ожидал приличного результата от никому не известного австрийского мальчишки.
А чуть позже – как только повтор гонки закончился, и на экране замелькала заставка вечерних новостей – к нему и явился невнятный посетитель, поначалу представившийся журналистом, и предложил самую странную и самую невероятную сделку.
Мелодия дрогнула, заколебавшись, словно сомневаясь – соглашаться или нет? Дитмар еле заметно улыбнулся. Тогда, двенадцать лет назад, он не поверил рассказу посетителя – да и кто бы поверил?
Словно зная, о чем он сейчас вспоминает, музыка смешалась, споткнулась, волчком закружилась на месте – не мелодия, а набор звуков, какой-то бред…
Собственно, именно это он тогда и сказал незваному гостю.
- Бред. Вы или сумасшедший, или хотите меня разыграть…
Посетитель не упорствовал.
- Честно говоря, герр Вальтер, я примерно такого ответа и ждал. У меня в день по две-три беседы, и за все время только два раза мне поверили с ходу… - гость направился к двери, но вдруг задержался у самого порога. – Ну да ладно. Вы все-таки подумайте, а я завтра вечерком загляну к вам в палату…
- Куда?.. – переспросил Дитмар, но гость уже закрыл за собой дверь.
Посетитель действительно явился снова – как и обещал, вечером следующего дня. Он кивнул Дитмару, словно старому знакомому, и, не дожидаясь ответа, сел на единственный стул и пододвинулся ближе к кровати.
- Ну как вы? – негромко спросил он. – Как это вас угораздило… Голова сильно болит?
- Уже не очень, - Дитмар отозвался чуть слышно – не потому, что ему было так уж плохо, а потому что надеялся – вдруг незваный гость все-таки оставит его в покое…
Напрасно надеялся.
- Вот и хорошо, - посетитель придвинулся еще ближе. – Значит, вернемся к вчерашней беседе. Что вы решили?
- Ничего. Даже если предположить, что ваши слова – не полный бред…
- Отказываетесь? – удивился визитер.
- Да.
- А позвольте уточнить, почему же?
Дитмар осторожно повернулся к собеседнику – голова тут же загудела.
- Во-первых, потому что это бред.
- Убийственный аргумент. А дальше?
- А дальше все просто… если представить, что это правда, то я тем более не соглашусь.
- Да почему же? – повторил гость, уже с некоторым раздражением.
- А какой смысл выходить на трассу, заранее зная, что выиграешь?
- Да у вас, герр Вальтер, просто мания величия. Уверяю вас, голубчик, и вкалывать придется еще больше, чем сейчас, и работать каждый раз в полную силу…
- Тогда в чем же будет ваша… - Дитмар замялся, выбирая слово, - поддержка?
- В том, что мы подстрахуем вас… от всяческих случайностей. Вот будь вы, герр Вальтер, чуть посговорчивее – мы бы все согласовали еще вчера. И утром на вас не рухнула бы эта полка с посудой. А не сорвись сегодня эта полка – выиграли бы вы нынешний спринт, полсекунды всего, но выиграли бы… Наверняка утверждать не берусь – иначе вы правы, какой же был бы во всем смысл?.. Но вероятность этого была очень и очень велика…
- То есть заранее ничего не предрешено?
- Нет, конечно, - улыбнулся посетитель. – Есть лишь вероятность… например, есть вероятность, что на чемпионате следующего года вы выиграете индивидуалку – без промахов и с полутораминутным отрывом. А есть – гораздо меньшая, правда, но все же – вероятность, что на одном из спусков лыжа попадет на участок льда, вас вынесет с трассы, да так, что гонку вы не продолжите. Мы всего лишь сводим на ноль вероятность всех пакостей судьбы. А дальше – дело за вами.
…Он мотнул головой, словно разгоняя непрошеные воспоминания. Словно возвращаясь из больничной палаты в тихий, затерянный в многомиллионном городе бар. Незнакомка за роялем продолжала наигрывать – что-то еле слышное, стыдящее, укоряющее.
И действительно, как он мог согласиться?
И как это стало известно девочке-таперу из прибрежной забегаловки?
Дитмар снова не заметил, как вечер перешел в ночь и когда закончилась музыка. В баре почти никого не осталось, он тоже поднялся и, расплатившись, вышел на улицу – казалось, что в третий-то раз дорогу сюда он найдет уже легче.
- Господи… но откуда, откуда? – прошептал кто-то по-немецки, совсем рядом.
Дитмар остановился. На скамейке, возле самого входа, сидел мужчина в яркой клетчатой рубашке – он был у барной стойки и вчера, и сегодня. Мужчина тихо бормотал – казалось, себе под нос, но Дитмар решил все же убедиться, что с ним все в порядке.
-Что-то случилось? – тихо спросил он.
Мужчина отозвался не сразу.
-Нет… спасибо, - он удивленно глянул на Вальтера, и, видимо, узнал его, но промолчал. – Вы тоже… слышали?
-Что?..
-Пианистку – она же все, все рассказала… Господи, она-то откуда знает?.. Про казино, рулетку… про долги, про растрату, про весь этот позор…
Дитмар не ответил. Он почти понял, как именно должен поступить. Решение – единственно верное – было где-то совсем рядом, и казалось, продлись музыка еще хоть несколько минут – он бы точно все расставил по местам. Жаль, что так быстро закончился вечер и музыка, Вальтер чувствовал, что не хватило совсем чуть-чуть, самую малость… Еще бы немного – и он наверняка разобрался бы и в себе самом, и в том, что ему нужно делать дальше.
Но бар работает ежедневно, и на вывеске написано – «Живая музыка каждый вечер». Надо будет обязательно вернуться сюда завтра.
Он не торопясь направился к набережной.
Город уже успокоился. Внизу, у причалов, еще шумели бесчисленные летние кафе, но в глубине города, где не было скопления туристов, все окна и двери давно были наглухо закрыты, и движение по улицам почти прекратилось. Светофоры на перекрестках напрасно перемигивались красным и зеленым – на дорогах не осталось ни одной машины. Если б не отголоски шума с порта, было бы совсем тихо.
Сзади послышался быстрый, отчетливый стук каблуков. Дитмар осторожно обернулся – следом за ним шла невысокая женщина. Он узнал четкие нервные движения и ломкую фигурку.
- Спасибо вам, - тихо произнес он по-английски, когда незнакомка оказалась рядом с ним.
Девушка остановилась – осторожно, чуть в стороне, - и молча покачала головой.
- Вы говорите по-английски? – уточнил Дитмар.
Она снова качнула головой – отрицательно.
- А по-немецки?..
Снова – нет…
- По-французски?
Она чуть отступила назад и опять замотала головой, показывая, что не понимает ни слова.
- Простите, - отчего-то смутился Дитмар, отстраняясь.
Девушка, кажется, тоже смутилась и, отступив еще на шаг, напряженно замерла. Но, подождав мгновение, она встряхнула смоляной челкой, поправила сумку на плече и уверенно прошла вперед, дальше по улице. С полминуты еще Дитмар слышал резкий стук ее каблуков, потом, словно очнувшись, направился к отелю.
Он шел намного быстрее незнакомки, и уже через несколько минут, почти догнав ее, нарочно замедлил шаг. Нехорошо получалось – ну не выслеживает же он эту девушку. А может, и не надо отставать – мало ли чем опасен ночной город, пусть и спокойный с виду?..
Внезапно девушка остановилась и, расстегнув сумку, стала что-то в ней искать. Дитмар услышал тихое пение мобильника и усмехнулся – Лоранс тоже всегда теряла телефон в своей сумочке.
Наконец незнакомка выловила трубку.
- Да? – негромко, но очень отчетливо сказала она. – Да, уже отыграла…
Она говорила по-английски. Не очень бегло и с ощутимым акцентом – но именно по-английски, хотя несколько минут назад не захотела понять ни слова на этом языке.
- Спасибо, нет. Все равно нет. Ты же знаешь, я не играю по три раза в одном и том же месте. Два вечера – и все. Когда-нибудь потом?.. Ну, может быть. Но не сейчас, я уезжаю завтра рано утром. К обеду буду на новом месте. Звони.
Дитмар услышал, как захлопнулась крышка телефона.
Не раздумывая, он шагнул вперед, теперь незнакомка могла видеть его силуэт в пятне света от ближайшего фонаря.
- Почему вы не хотели со мной говорить? – спокойно спросил он.
- Потому что так будет лучше, - ускользнула она от ответа. – Поверьте.
- Я хотел лишь сказать вам спасибо…
- Не за что. Теперь пропустите меня, хорошо?
Дитмар отступил в сторону.
- Скажите только, где можно будет вас услышать.
Она вздрогнула, замерла на мгновение, потом решительно вскинула голову:
- Нигде. Простите.
- Да почему же?
- Какая разница…
Ему стало страшно – по-настоящему страшно, знакомая тошнота вновь подкатила к горлу. Черт, ведь разгадка где-то совсем рядом, наверняка достаточно лишь еще немного послушать, что она играет, лишь несколько минут – и все будет понятно, и он будет знать, как именно должен поступить.
- Послушайте… мне как-то трудно говорить, не зная вашего имени, - признался он. – Меня зовут Дитмар…
- Я знаю, - кивнула девушка. – Узнала вас… еще в аэропорту. Я много лет за вас болею. А меня – Анхела.
- Узнали? – неожиданно растерялся он.
Анхела едва заметно улыбнулась.
- Ага.
Она стояла, уже почти успокоившись.
И не знала, что с декабря по март играет в русскую рулетку.
- Анхела, послушайте… вы ведь не очень торопитесь? У вас… у вас найдется несколько минут?
- Да, - с готовностью отозвалась она.
- Выслушайте меня, пожалуйста. Только не говорите сразу, что я ненормальный, хорошо?
- Хорошо, - она качнула узкими покатыми плечами. – Только давайте спустимся вниз, к набережной, ладно?
…Дитмар думал, что будет долго, по несколько раз все объяснять, что рассказ окажется длинным – а уложился всего за пару минут.
-Вот и все, - коротко усмехнулся он. – А теперь можете считать, что я ненормальный…
- Нет…
Девушка стояла рядом со старым деревом, и тень от листвы падала на ее лицо, словно разделяя пополам.
С полминуты она молчала, потом, так и не говоря ни слова, расстегнула сумку и вынула небольшую записную книжку с аккуратным замочком. Щелкнула замочком, вынула из книжки сложенный вчетверо листок бумаги и протянула его Дитмару.
Листок был потрепан по краям, словно его много раз перекладывали из одного места в другое.
Дитмар развернул бумагу.
«Анхела Эрнандес, с одной стороны, и уполномоченный представитель нашей организации – с другой стороны, заключили настоящее соглашение…»
- И вы нигде не играете больше двух раз, - уточнил Дитмар, возвращая письмо.
- Нигде.
- Что же происходит с теми, кто слышит вас в третий раз?
- Далеко не со всеми…
- Что именно?.. Они внезапно умирают?
- Нет. Они сходят с ума.
- Понятно…
Дитмар опустился на одну из парковых скамеек.
Даже он, никогда не интересовавшийся серьезной музыкой, слышал об Анхеле Эрнандес. Лоранс как-то раз пыталась вытащить его на концерт, ему, правда, удалось отвертеться, но имя запомнилось.
- Вы перестали выступать в больших залах?..
- Да. У меня в соглашении написано, что я обязана в течение пятнадцати лет вести активную концертную работу. Но нигде не указано, какого уровня должны быть эти концерты. Это была единственная лазейка. Если играть каждый вечер, - кто придерется, что это не активная работа? Но я выбираю маленькие ресторанчики и нигде не появляюсь больше двух раз.
- И все-таки мне действительно нужно снова вас услышать.
- Да вы с ума сошли!
- Пока нет, - Дитмар усмехнулся. – Анхела, ваша совесть будет совершенно чиста. Я же знаю, чем рискую.
- Не надо. Герр Вальтер, прошу вас, не надо. Наверняка и у вас в тексте соглашения есть какая-нибудь дыра, наверняка вы сможете приспособиться…
- Приспособиться?.. Анхела, вам самой-то нравится играть в богом забытых подвалах и прятаться от судьбы… через два дня на третий?
- Нет, - неслышно ответила она. – Но ведь это единственный выход… в моей ситуации такая жизнь – золотая середина.
- Лучше край, чем такая середина.
Анхела не ответила. Дитмар обернулся к ней – она сидела на другом краю скамейки, прямая, тоненькая, напряженная, и вдруг, резко вскочив, закинула на плечо свою джинсовую сумочку.
- Ну так что вы сидите? – быстро, отчетливо произнесла она. – Идем!
Маршрутки, допоздна шнырявшие по улицам города, уже давно не ходили. Ни одного такси тоже не было. Они шли пешком – почти через весь город, сначала по мосту через пролив, потом – мимо роскошных зданий в дорогих кварталах, потом вышли к простеньким домам на небогатой окраине. Около одного из дешевых частных пансионов Анхела остановилась.
- Я сняла здесь комнату. А в верхнем холле есть пианино. Вполне пойдет. Поднимайтесь.
«Верхним холлом» в пансионе, видимо, деликатно называли чердак. В одном из углов были беспорядочно свалены несколько пластиковых стульев для летнего кафе. В другом – открытая этажерка, заполненная подшивками газет. Бумага была желтой от времени.
У стены, рядом с окном, действительно стояло пианино.
- Ну? – резко спросила Анхела, переводя дыхание после подъема по крутой лестнице. – Не передумали?
Она стояла у инструмента, прислонившись спиной к грязно-желтой стене.
Черные волосы, длинная цветастая юбка, тонкие щиколотки со звенящими браслетами.
И опрокинутые вопросительные знаки.
- Нет, не передумал. Окно открывается?
- Наверное. Попробуйте. Вы… вы точно уверены?
- Не-а. Не люблю быть уверенным.
Расшатав одну из створок, Дитмар открыл окно. Устроился на подоконнике, заметил вдали, на востоке, розово-сиреневую полосу. Пока они шли через весь город, почти наступило утро.
Музыка снова застала его врасплох – в который раз. И опять она была про него, и непонятно было, откуда же Анхела все это знает...
Дитмар чуть повернулся, чтобы шире открыть окно, и увидел внизу мальчишку со стопкой газет в руках – он стоял, не решаясь вдохнуть, забыв обо всем на свете, и, задрав голову, прислушивался к звукам пианино, боясь пропустить хоть одну ноту.