Его окликнули сразу, стоило лишь остановиться в позабытых переулках.
- Эй, лейтенант, вы кого-то ищете?
Тав обернулся. Напротив него – прямо на ветке здоровенного вяза – сидел мальчишка лет десяти с надкушенным яблоком в руке. Он рассматривал Тава во все глаза. Видно было, что форма астролетчика вызывает в нем настоящий восторг, а едва затянувшийся шрам на щеке – восторг еще больший.
- Ищу, - легко согласился Тав. – Может быть, ты знаешь…
- Конечно, - заважничал мальчишка, спрыгивая с дерева. – Меня Нил зовут, я всех здесь знаю, и не только на нашей улице… А вот вас ни разу не видел, вы к кому? Скажите фамилию, я вам сразу дом покажу!
Как раз фамилию-то Тав сказать и не мог.
Ему очень хотелось бы, чтобы фамилия у Линкере была прежней, такой же, как и раньше. Но он прекрасно понимал, что надеяться на это едва ли стоит.
Он не ожидал, что за семьдесят с лишним лет планета почти не изменится. Отправляясь в экспедицию, Тав думал, что после его возвращения все будет по-другому. Он ожидал чего угодно – захвата Земли пришельцами, изобретения вечного двигателя, лекарства от смерти…
И меньше всего был готов к тому, что все останется почти так же, как было.
Для него прошло три года.
Для тех, кто был на Земле, – больше семидесяти.
Конечно, внешне все теперь было иначе. Все, от створок турникетов в подземке и до посадочной полосы на астродроме, стало удобнее. Но это было не то…
- Так какая фамилия? – нетерпеливо спросил мальчишка.
- Не помню, - соврал Тав.
- Не помните?
- Ее зовут Линкере.
- А, старая Линке! – обрадовался Нил. – Это вы рано сошли, еще одну остановку вперед надо.
- Ничего, пройдусь пешком.
- По улице до самого конца, а там увидите. Такой большой забор, желтый… найдете?
- Найду.
- Она, наверное, дома, - Нил хрустнул яблоком и покосился в сторону вяза.
- Я пойду, - торопливо сказал Тав.
Дорога, которую он, казалось бы, забыл, вспоминалась сама собой – с каждым шагом. Все, все было тем же, что и до его вылета в экспедицию – и утоптанная тропинка под ногами, и чахлые заборы по бокам, и даже желтая изгородь вокруг дома Линке.
Около изгороди Тав остановился. Точнее, поймал себя на том, что остановился. За желтым забором на участке захлебывалась лаем собака – и даже голос у псины был такой же, как у старого овчара Шайтана.
Тав огляделся. Конечно, и забор был не тот, что раньше, и привычная желтая краска – совсем свежая, словно красили пару дней назад. Да и пес за изгородью другой. А вот калитка как была чуть перекошена влево, так и осталась.
И скрипела она точно так же, как и прежде. Сколько ни смазывай… Тав сделал несколько шагов, остановился. Совсем рядом – буквально в полуметре – надрывалась собака. На втором этаже дома с шумом распахнулось окно, Тав услышал глубокий, сильный женский голос и вздрогнул.
Он никак не ожидал, что старческий голос может быть настолько узнаваем…
Словно бы и не прошло семьдесят лет.
Словно Линке осталась двадцатилетней…
- Рекс, фу! Фу, кому сказала, хватит лаять! – прикрикнула из окна женщина в переднике.
Прислушавшись к голосу, Тав понял, в чем дело. Голос-то изменился, а вот интонации остались все те же. Он на мгновение задержал дыхание и вышел из-за калитки.
Женщина в окне застыла, потом, словно сама себе не веря, негромко произнесла:
- Тав?..
- Линке?.. – так же отозвался он.
Фигура в окне застыла.
- Помнишь, как пройти? – сказала наконец она.
- Да.
- Поднимайся.
Войдя в дом, Тав остановился. Наверх вела широкая деревянная лестница, уж она-то точно осталась неизменной – под ногой скрипнула та же самая ступенька, что и раньше. Он поднялся на второй этаж и перед дверью, ведущей в комнату, нарочно ускорил шаг – чтобы не застыть на пороге.
Дверь Тав распахнул резко, без стука.
За те две минуты, что он поднимался по лестнице, Линке успела снять передник, набросить шаль и сколоть на затылке волосы – Тав точно помнил, что раньше косы у нее были распущены.
Он застыл на пороге, глядя во все глаза и не зная, что сказать.
В отличие от остальной планеты, Линкере сильно изменилась за семьдесят лет.
Она и раньше была худощава, а теперь фигурка ее казалась необыкновенно хрупкой. Тонкие черты лица терялись среди бесчисленных морщинок, глаза ее – немыслимые синие глазищи, за которые она в юности получила прозвище Линке-Василек – поблекли и казались теперь бледно-голубыми. Седины не было видно в светло-каштановых волосах, наверное, тщательно подкрашенных.
Эта Линкере напоминала прежнюю, как дальний предок на старинном портрете… или как прабабушка…
Или – как бледная, выцветшая, стершаяся, но очень похожая копия.
Линке первая смогла взять себя в руки.
- Ну, здравствуй, - с едва уловимой усмешкой произнесла она.
- Здравствуй, - растерянно выдавил Тав.
Он стоял на пороге комнаты, неожиданно напуганный, и не мог ничего сказать.
Тав вернулся победителем – как и мечтал.
Его страшная мужская месть удалась. Он – тридцатилетний – стоял перед Линкере, которая когда-то была младше него на пять лет и которой теперь, страшно подумать, было почти сто…
Он часто представлял себе, каким будет это мгновение.
Сейчас Тав уже не мог вспомнить, из-за чего три года назад (или – семьдесят лет назад?..) повздорил с Линкере. Он помнил только, как ехал от нее к себе в общежитие, как пытался поудобнее устроиться на жестком сиденье аэробуса – тогда еще не придумали таких удобных кресел, как теперь. Приглашение к участию в экспедиции уже неделю лежало у Тава в верхнем ящике письменного стола, и срок ответа истекал завтра. Как раз с утра, по пути к Линке, он раздумывал, как бы поделикатней сформулировать отказ – все-таки раз и навсегда рвать отношения с крупной транспортной корпорацией не стоило, мало ли, что будет дальше. Но пока, в обозримом будущем, он не собирался связываться с космосом… Тав ехал, злился на Линкере, на себя, на дурацкую размолвку, и вдруг неизвестно каким уголком своего разозленного воображения представил себе такую картину – вот стоит он, вернувшийся из этой самой экспедиции, наверняка с какой-нибудь наградой, наверняка немножко потрепанный – той самой потрепанностью, которая так нравится женщинам – и вот стоит он перед Линке, которой к тому времени уже будет…
Страшно подумать, сколько…
Тав ехал домой и думал, как будет плакать Линке, и упрекать его, себя, всех, а больше всего – как она будет жалеть, что не согласилась с ним во время их ссоры, что не бросилась ему вслед, когда он, оттолкнув ее в сторону, шагнул к двери.
Он и не заметил, как старенький аэробус опустился на улице, возле маленького кафе в том квартале, где Тав устроился в общежитии. Запоздало встрепенувшись, Тав выскочил из салона.
Наверх по лестнице он почти взлетел, даже не вспомнив о существовании лифта.
Рывком отворив дверь, Тав прямо в грязных уличных ботинках промчался через коридор и стремительно плюхнулся в кресло у стола, одновременно активировав терминал. Рука скользнула в ящик, доставая распечатку письма. Тав еще раз пробежал глазами стандартное приглашение и, не раздумывая больше ни минуты, отбарабанил ответ – положительный, в меру радостный, но в то же время с достаточно сдержанным тоном.
К работе ему следовало приступить в недельный срок.
Самое странное – за те три года, что Тав провел в космосе, он почти не вспоминал о Линке. Он ни разу не пожалел о том, что согласился на эту работу – все заладилось с самого начала, словно по заказу. И до системы Регулуса – звезды, проклятой всеми астролетчиками – они добрались почти без приключений. И ни разу не подвела техника – ни одна даже самая пустяковая деталь не отказала. И туземцы, обычно настороженно относившиеся к звездолетам, ни разу не напали на лагерь ученых…
Конечно, неприятностей все равно хватало. Но за работой как-то ушла в сторону та причина, по которой, собственно, он и согласился на этот полет.
А теперь он стоял напротив Линкере, растерянный, не находящий ни одного нужного слова – и впервые за три года пожалел о своем согласии.
- Так и будем молчать?
Казалось, Линке сейчас улыбнется – лицо ее было серьезно, но в выцветших васильковых глазах Тав уловил какое-то знакомое, прежнее выражение.
- Здравствуй, - выдохнул он.
Линке явно забавлялась.
- Ну, здравствуй, - она выпрямилась, отводя в сторону прядь светлых волос.
Домашнее платье безжалостно обрисовывало высохшую худую фигуру. Тонкие руки, обнаженные до локтя, были покрыты морщинами и казались словно изъедены временем.
- Василек… - начал Тав, но вдруг осекся.
Эта старуха и его Линке – та, которая осталась в прошлом – не имели ничего общего. И называть ее таким именем он не мог.
Еще мгновение Тав постоял напротив женщины, потом, неловко развернувшись, пошел к дверям. По лестнице он спускался торопливо, почти бегом, словно боялся, что вслед ему раздастся окрик Линкере. Но никто его не позвал.
У самой калитки, выходя за забор, Тав все же нашел в себе силы обернуться. Он испуганно поднял голову и взглянул назад.
Но окно на втором этаже было плотно закрыто.
Оказалось, что остановка действительно близко – Тав увидел платформу метрах в двухстах от дома Линкере. Громыхающий состав подошел почти сразу, Тав уселся в полупустом вагоне рядом с окном.
Отчего-то ему казалось, что он прячется.
За окном пробегали классические северные перелески – холмы и поляны, поросшие вездесущим сорняком – васильком. Тав, всегда любивший эти неприхотливые цветы, отвернулся. Ему чудился взгляд Линкере – не сегодняшней, седой и высохшей, а той, прежней, двадцатилетней.
Попробуй-ка не отвернись, когда на тебя смотрит целое поле васильков. На мгновение Таву даже показалось, что верхушки деревьев тоже все в васильках. Целая роща васильков, глядящих прямо на него – впрочем, без всякого укора, скорее даже с сочувствием.
И было чему сочувствовать.
Тав только теперь понял, в какую ловушку сам себя загнал.
Он откинулся на жесткую спинку и закрыл глаза, чтобы не видеть ни бегущих вдоль дороги холмов, ни васильковой рощи вокруг, ни васильково-синего летнего неба.
Он действительно попался в собственную ловушку.
И теперь надо было решить, как жить с этим дальше.
…Две недели спустя Тав вновь подходил к дому Линкере.
Он снова вышел на одну остановку раньше. Но теперь – не потому, что перепутал, а вполне осознанно. Нужно было все же решить, что он скажет. Тав так и не понял, что ему нужно сказать Линкере – но что-то сказать нужно было обязательно. Он несмело шагал, крутя в руке невесть зачем сорванный василек.
- Здрасьте, - раздалось откуда-то сверху.
Тав задрал голову и остановился.
- Привет…
- Вы тогда сразу дорогу нашли?
Нил спрыгнул с яблони прямо на дорогу.
- Сразу, - кивнул Тав.
- Я так и думал, - деловито кивнул мальчишка. – Вы снова к Линкере?
- Да.
- А ее нет.
- Как нет? – испуганно переспросил Тав.
Он понял, что чувствует выброшенная на берег рыба.
- Она улетела, - радостно пояснил Нил.
Удушье исчезло.
- Но куда?
- Я не запомнил… - Нил виновато пожал плечами. – Очень длинное название с номером, какая-то звезда… - он вдруг встрепенулся и добавил, - она не скоро вернется, сказала, что даже я уже старый буду…
- Что?
- Прикольно, да? Мы со старой Линке станем почти ровесниками! Если хотите узнать, как звезда называется – у меня дома записано. Она велела вам сказать, когда вы придете…
- Что? – снова переспросил Тав. – Если я приду?
- Когда вы придете. Сбегать посмотреть?
- Нет, - Тав покачал головой. – Нет, не надо…
Носком ботинка он втоптал в землю василек, потом медленно развернулся.
- Спасибо, что передал, - бросил он, направляясь к платформе. – Увидимся…
- Постойте! – Нил поспешно зашагал рядом. – Я хотел спросить…
- Что?
- Мне же тоже уже приглашение пришло… Я спрятал от родителей, они точно не разрешат мне лететь. А мне скоро двенадцать, и я имею право сам решать… Есть две дальних колонии, куда берут детей, почти всех… - мальчишка говорил быстро, сбивчиво, Тав даже не сразу понял, о чем он.
- И что же?
Нил остановился, Тав невольно застыл рядом.
- Ну так что же? – переспросил он.
- Как вы думаете, может быть, мне тоже согласиться?..
Тав взглянул на полузаброшенную сельскую улицу – покосившиеся заборы, старые деревянные дома, вдали – посадочная платформа аэробуса.
Под ногами – раздавленный, втоптанный в грязь василек.
- Не знаю, - ответил он, поворачиваясь к станции.