О живописи

Андрей Николаевич Рощин
(глава из книги «Ходи по путям сердца твоего...» или невыдуманные истории нашей юности)

Так уж получилось, что в моём детстве была книга «Искусство», и занимала она довольно-таки значимое место в том периоде жизни. Появилась она в семье случайно, и до момента рождения брата была моей «библией по живописи», окном в мир картин и рисунков, сведений о художниках и теории изобразительного искусства.
Почему до момента появления брата? Это объясняется очень просто – отец зачем-то подарил её в качестве благодарности роддому, в котором родился мой брат. Какому-то армянскому врачу, видимо, очень необходимы были знания об истории живописи на русском языке. Думаю, отец не знал о роли этой книги в моей жизни, и пошёл на этот шаг в ажиотаже послеродовых событий, не зная, как правильнее поступить. А книга была огромная, солидная и внушала уважение всем своим видом. Поэтому это его действие вполне объяснимо. Тем более что к тому моменту я уже прекратил заниматься в художественной школе. Одно время я пытался подойти к этому делу серьёзно, поэтому и ходил в нашу городскую художественную школу, но из-за языкового барьера ценных знаний армянские преподаватели дать не смогли, и в результате пришлось с ними расстаться. Хотя за время обучения удалось набить руку в рисовании натюрмортов, отработке светотеней на гипсовых слепках, рисовании статуй Давида и Аполлона. Я просто делал то, что делали все учащиеся. Поэтому эти уроки не были уж совсем потерянным временем и хоть немного, но пошли мне на пользу.
Надо признать, что если бы этой книги не было в моем детстве, то в мои руки никогда бы не попали ни тюбики с масляной художественной краской, ни кисти, ни уголь для графики, ни этюдник на раздвижных алюминиевых ножках, в котором всё это «добро» потом у меня хранилось. На протяжении всей жизни наследил я своими рисунками и картинами изрядно, рисовал на всём, что попадалось под руку. Особенно любил рисовать на дверях в каждой из квартир, в которых приходилось жить. Просто белая дверь мне казалась очень скучной и неинтересной, поэтому очень скоро на них появлялись или красивые девушки, или пейзажи, или пароходы, на которые ступала моя нога. Не знаю, как поступали с этими дверьми новые жильцы, после того как мы покидали эти квартиры. Мне было бы приятно, конечно, если бы они выпиливали фрагмент с рисунком и помещали его в рамочку для дальнейшего использования. Но, к сожалению, проверить эту мысль не представляется возможным.
Конечно же, забава эта была у меня только для души, а никак не для заработка или ради какой другой корысти. Информация о моих попытках заниматься живописью в бытность мою на военно-морском флоте привела только лишь к проблемам и дополнительным обязанностям, поэтому  жизнь научила держать это увлечение в секрете. Впрочем, об этом я уже писал в других главах этой книги.
Рассказать же хочется о применении моих навыков в роли иконописца. Да, по воле случая, пришлось писать святые лики Казанской и Тихвинской Богоматери.  А дело было так.
Была у моей супруги бабушка, Татьяна Владимировна. Хороший, позитивный человек с доброй открытой душой. Только вот в принципе она была по своему образованию чем-то вроде химика. А в наследство от своих предков получила все семейные иконы с самых давних времён существования рода и до советского периода, когда икона стала носить несколько неоднозначное место в жизни человека и его семьи. Поэтому самые красивые и яркие иконы (лучшие, по мнению Татьяны Владимировны) были отданы в подарок церкви, а темные и закопченные (самые намоленные и древние) она дарить постеснялась и решила заняться их реставрацией.
Только вот некому было ей подсказать, что иконы писались  легко растворимыми красками, поэтому результатом агрессивного воздействия тех жидкостей, которые были в распоряжении домашнего химика, получилась смывка святых ликов со всех этих старинных икон. Конечно же, надо было просто мыльной водой аккуратно смывать слой за слоем эту копоть, но, как говорится, «задним умом мы все крепки». Безвозвратно испорченные иконы, потерявшие главное – лица, в большей массе были выброшены, а на две главные, Казанской и Тихвинской богоматери рука не поднялась. И в какой-то момент они попали уже в моё распоряжение, это произошло тогда, когда мы стали жить одной семьёй.
Задача оказалась достаточно тяжёлой. Что там, в первоисточнике, было изображено на смытых фрагментах, установить было невозможно. Пришлось изучать иконопись - виды и разновидности святых ликов. Поняв, что в любом случае это творческий процесс, перешел к делу. Чтобы уже никакой химик не смог так легко смыть добавленные фрагменты, дописывал их масляной краской. Да простят меня классические иконописцы!
На мой взгляд, получилось вроде неплохо. Хотя критики моего творчества в один голос утверждали, что Казанская богоматерь очень на мою жену похожа. Я же яростно это опровергал. Жена, мол, ни при чём,  это обобщённый образ матери. В данном случае - Божьей. «Всё равно похожа», не унимались ценители живописи.
Так и произошло это курьёзное восстановление древних предметов искусства. Вполне возможно они будут передаваться в нашей семье и дальше - из поколения в поколение. Если, конечно, сможем должным образом воспитать своих потомков.