Как всё началось?... С чего?... Не помню.
Может быть, я стала терять память, как моя мать.
Она, кстати, приняла его, как доброго знакомого.
Смеялась беззаботно над каждым его словом.
Хотя он говорил совсем немного.
И больше с ней, чем со мной.
Не всегда это были шутки, но она смеялась...
А я...
Нет, мне совсем не казалось это смешным.
Он постепенно, как-то очень осторожно, но целенаправленно мелькал перед глазами: то в одном месте окажемся рядом, то в другом.
На концерте в фойе взгляды столкнулись.
Потом в театре на своё место прошёл в нашем ряду, коленом край юбки задел. Запомнила...
Тогда и почувствовала неизбежность и неслучайность происходящего.
Потом во дворе стал мелькать.
К кому из соседей он ходил, не поняла. Но при встрече уже стали здороваться.
Начала, по-моему, я. Просто всегда первой здороваюсь.
Мать так учила: «не убудет!»
Сейчас она многие свои привычки забыла. Кроткой стала. Не узнать ту, прежнюю.
Однажды, когда мы с ней из подъезда выходили, он дверь придержал.
С этим первым «спасибо» я и попыталась заглянуть ему в глаза.
Но не получилось.
Как в слегка приоткрытую дверь, когда маленькая щелочка не позволяет рассмотреть что там внутри...
Так и тут. Не распахнутым был взгляд. Не впустил.
Или я сама испугалась?...
Глаза карие до черноты. Расставлены чуть шире, чем у всех. Отчего взгляд кажется добрым и устало-ленивым. Нос правильный, но из-за повреждённой переносицы кажется широким, как у боксёров. Губы совсем не помню, но снисходительную улыбку в уголках скорее почувствовала, чем разглядела.
И силой повеяло.
Мощной и непонятной, способной подчинять...
К иностранцам всегда относилась сдержано. И тут уловила в его движениях «ветер с Востока».
Когда он в нашем доме появился, тоже не помню.
И первая чёткая картинка: он стоит напротив меня и смотрит сверху вниз на мои пятна.
О них должна рассказать, чтобы было понятно.
Пятна появились два месяца назад. Красные. На носу и левой щеке. Думала: возрастные. Профессор удалила (как ей казалось) лазером. А они стали расти.
И вот он смотрит на эти пятна, а потом берёт за плечи, чтобы повернуть к свету, а я чувствую тепло этих рук и понимаю, что меня и пятна уже совсем не пугают.
Лишь бы он был где-то рядом.
А потом он за собой позвал. Не словами, а волей подчинил.
Нет, не гипноз это был. Гипноз меня не берёт.
И не опаивал ничем.
Просто поняла, что должна идти за ним.
И шла на два шага сзади.
Ущемлённой от этого неравенства себя не чувствовала.
Знала, что для него очень важно, чтобы я следом шла.
Потом пришли в старый дом. Подъезд такой обшарпанный, неприглядный. И люди стоят вдоль всей лестницы. Мужчины курят, а женщины (все в платках) стоят рядом.
Я замедлила шаг, готова была повернуть назад.
Мне показалось, что я здесь лишняя...
Но он сверху громко назвал меня по имени, и все эти люди стали тоже вполголоса повторять моё имя с таким почтением, как на Востоке обращаются к старшим по возрасту.
И я стала подниматься за ним...
Прошли два пролёта и заходим в квартиру, где людей совсем не меньше...
Они и в коридоре, и на кухне, куда он проходит. Люди все кивают.
Тут я понимаю, что это беженцы. Они похожи на испанцев.
По лицам можно принять за цыган, но одежда европейская, неприметная.
Он заходит на кухню и говорит: «Я привёл её».
Все смотрят в мою сторону, а один молодой мужчина, очень похожий на моего ведущего, вдруг берёт бокал с жидкостью янтарного цвета и осушает его такими большими глотками, что я начинаю бояться, что он захлебнётся. А потом ставит бокал на стол и произносит: «Зачем?! В такой день...Зачем?!»
Я выхожу в коридор и замечаю, что две женщины в чёрных платках почти лежат на стульях, отвернувшись к стене и плечи их вздрагивают от беззвучного плача.
Только сейчас я понимаю, что все они объединены одним горем...
Оборвался сон неожиданно. Так и не объяснив, где я была. Но чувство сопричастности к этим людям осталось.
Посмотреть бы продолжение, чтобы понять...
Закончила Анна рассказ о втором сне.