Весь мир казался Мирэлле огромным полем с яркими цветами. Раскинув руки в стороны она кружилась, пела и танцевала. Голос слегка дрожал, выводя высокие ноты любимых песен. Под ногами появлялась сцена, горящая разноцветьем софитов и пахнущая театральной пылью. Тело само начинало выписывать в воздухе балетные движения и изгибаться дугой или даже волной.
Окружающие люди, что смотрели на девушку лишь могли наблюдать блеск в её пронзительно изумрудных глазах да лёгкое покачивание головы. На то людям и дан бесконечный и бескрайний внутренний мир, чтобы устраивать там такие шоу, оставаясь при этом незаметными для других.
Что происходит внутри других людей Мирэллу раньше занимало, но теперь, для неё стал интересен лишь внутренний концерт.
Виной всему было "Упоение". Трёхслойный бисквитный торт с шоколадно-клубничной глазурью, орешками и разноцветными масляными розочками. Кондитерская "Мечта" выставила его в свою витрину где-то с полгода назад, когда первые листья кружились в осеннем танце тихо падая на землю и шелестя под ногами прохожих.
Мирэлла заметила его за начищенным до блеска стеклом и надписью "новинка". Она подошла и прижалась к хрупкой преграде возникшей между ней и упоением. Торт отражался в её глазах и через них стекал в неосязаемый мир грёз, открытий и удовольствий.
-- Девушка, не пачкайте стекло своим лицом! - пухлая румяная женщина гневно смотрела на Мирэллу из-за булок и пончиков и махала двумя руками, блестевшими золотыми колечками.
Мирэлла облизнулась и отошла на шаг, но торт так манил её. Он блестел розочками и сыпался орешками. Из его покрытых глазурью боков выдвигались невидимые другим ручки и приветливо махали девушке.
-- Или берите или отходите! - выглянула на улицу краснощёкая голова в белом чепце и грубо рявкнула. Презрительно глядя на зачарованную девушку этот цербер кондитерской гаркнул:
-- Берёте?
Маленькую кухонку типовой однушки озарило сияние масляных розочек. Мирэлла села напротив торта и стала внимательно изучать его. Она легко прикасалась пальцем к орешкам и передвигала их. Подносила нос к розам и жадно вдыхала сладкий аромат. Внутри её запорхали невесомые бабочки, сладкий кленовый сироп обволок всё существо изнутри.
Она зачерпнула пальцем аккуратно, неторопливо мягкую, липкую глазурь и положила в рот. Сознание её потерялось где-то в глубинах космоса, почти постигшее тайны мироздания.
Упоение разливалось по венам, сочилось тягучим мёдом под кожей. Кусок за куском оно исчезало в организме жаждавшем его и наслаждавшемся им.
Мирэлла очнулась и увидела перед собой пустую коробку. Лишь пара орешков лежала одиноко в её уголке.
-- Это истинное удовольствие. - сказала девушка вслух сама себе или опустевшей коробке. Она закрыла глаза, вытянула пальцы ног вперёд и откинула голову, словно качаясь на качелях и ей казалось, что лёгкий ветерок колышет её длинные светлые волосы.
Теперь упоение стало основным занятием Мирэллы, её стимулом к жизни и пробуждению по утрам. Каждый день она шла в кондитерскую "Мечта" и покупала там торт. Приносила его домой, открывала коробку, вдыхала его сладкий аромат, находя в нём всё новые и новые ноты. Она то макала в него всё лицо и жадно ела сразу весь, то отрезала себе маленький кусочек, съедала, а остатки откусывала целый день. Она забывала о делах, о погоде, не слушала речи окружающих, отвлеклась от проблем своей семьи. В её мечтательных глазах плясали масляные розочки.
-- Вам как обычно? - спрашивала расплываясь в широкой сахарно-глазированной улыбке пухлая женщина видя входящую в светлый зал Мирэллу.
Та лишь упоённо закрывала глаза и подавала деньги.
На улице уже кружили белые хлопья, оседая на головы прохожих и спящие ветки деревьев. Торт "Упоение" всегда ждал свою фанатку под прилавком, накрытый розовой салфеточкой. В кондитерской знали, что долго ему ждать не придётся. В стеклянной витрине появились другие торты. Их названия обещали наслаждение и восторг. Но крепкая связь Мирэллы с упоением не рвалась и превратилась в прочный канат.
Торт относился равнодушно к такой популярности. Он каждый день рождался заново и был всегда свежим и вкусным. Он узнавал девушку впервые каждый раз, а она его познавала всё глубже и глубже.
Окружающий её мир впитывался внутрь её и искрился там радужными красками.
-- Может уже хватит? - говорил Мирэлле любимый человек. Он переживал, что она вместе с кусочками торта и его розочками однажды съест сама себя и даже не заметит этого. Он целовал её руки, смотрел в заворожённые глаза и тряс за худенькие плечи.
-- Ми, я люблю тебя! Оставь это. Вернись ко мне!
Она смотрела на него и не находила розочек и орешков. Снова погружалась в свои театральные декорации и танцевала в блеске софитов.
Мир превращался в рисунок на обоях, плоский, смазанный, чуть поблёскивающий. На фоне этих обоев Мирэлла облизывала пальцы, вымазанные в шоколадной глазури, мечтательно закрыв глаза.
Вьюга швыряла по переулкам острую холодную крупу. Пальцы мёрзли, сжимая белую коробку с надписью "Упоение". Привычной дорогой замшевые сапоги Мирэллы скользили по ледяным стёклышкам, накатанным на снежном тротуаре. Она вбежала в подъезд, уже через картон ощущая сладкий запах.
Две девушки в норковых шубках смерили её взглядом и продолжили свой неспешный разговор, нечаянно начавшийся при случайной встрече.
-- Так вот. Я была на семинаре по саморазвитию и лектор сказал: если в вашем окружении есть любители упоения - гоните их в шею. От них ничего хорошего ждать нельзя! - она засмеялась и стала листать смарфон.
Её собеседница закивала и погладила мех шубы:
-- Да да. У меня был такой знакомый. Он не видел ничего кроме своего упоения. Достал всех и остался один.
Мирэлла, поймавшая обрывок разговора внимательно вчиталась в надпись на коробке. Запахло подъездом и псиной. Она скривила нос и зашла в лифт. Блёклая лампа освещала заляпанные стены, исписанные маркером. Надписи прочлись автоматически: выбирай свободу! Иди на фиг! Лёха - гей! Анька - шлюха! Сладкий мёд, всегда тёкший внутрь, иссяк.
Мирэлла принесла торт и поставила на стол. На крыло оранжевой птицы, распластавшейся на скатерти.
Глубоко вдохнула аромат розочек и почувствовала тошноту. Она подкатила неожиданно, застряла в горле и заполнила рот. Мирэлла закачалась, готовая выплеснуть из себя всё то упоение, полученное с момента первого прикосновения к стеклу кондитерской.
Тошноту вызывал не торт. Он был как всегда великолепен. Мирэллу тошнило от себя самой. От того, что она позволила миру стать лишь рисунком на обоях. От того, что сладкий мёд обволакивающий её внутренний мир заклеил все поры для дыхания. Тело её задрожало от набежавших слёз, они вытекали сахарной водой из глаз, вспыхнувших огнями уличных фонарей и вечерних окон.
Тело опустело подобно бутылке в руках томимого жаждой. Быстро и безвозвратно.
Мирэлла сползла на пол, растянулась под луной белого абажура.
Руки любимого подхватили её и унесли на кровать. Сон навалился кружевной салфеткой.
Масляные розочки поблёки, стекли тонкими ручейками. Упоение расплылось сладкой бесформенное жижей.
Утро обещало не быть добрым.