В лучшие времена бывало трахну девку, потом встречаю её через несколько дней на улице, она летит ко мне мне чуть ли не целоваться. Я думаю: кто бля такая? Спрашиваю: ты бля кто? Она говорит: ты что не помнишь? Нихую, говорю.
Инквизиция
Интересно что во времена разгула Инквизиции сжигались как ведьмы женщины из ряда вон. То есть, очень красивые или чрезмерно толстые. Вот когда возникла идея невелирования и подгонки всех к одному стандарту. В идеале это воплотилось в маоистском Китае. Помню видел на Красной площади китайцев идущих строем и одетых в одинаковые синии полувоенные френчи.
Шапка
Однажды в Питере ночевал у девки. Не помню где, но не далеко от Невского. Познакомились попьяни. Помню что была коммуналка. Там в центре все квартиры были коммунальные. Почти. Утром просыпаюсь, думаю надо сваливать, иду в прихожую, смотрю на вешалке весит путяная шапка. Ну, и прихватил её конечно с собой. У себя на Таврической быстренько скинул товар. Выпил и решил прогуляться по Суворовскому. Не заметил как оказался на кладбище. Гуляю там среди могилок и походу выпиваю. Вдруг вижу памятник и написано ФёдорДостоевский. О, говорю себе, с кем надо шаркнуть. Подхожу, достаю четвертинку, открываю, чёкаюсь о камень, говорю, ну, давай Федя, выпиваю. Как-то так.
Жмурки
Вечерами наши мужики обычно сидят на лавке возле дома. Выпивают, курят, ****оболят. Мимо них иногда проходит соседка девушка Лиза. Выкинуть мусор, например. Всё так смотрит на них как-то заинтересовано. Девушка ничего такая, кругленькая и плотненькая. И вот однажды подходит она к мужикам и говорит:
- А почему мы никогда в жмурки не играем?
Те малость и прихуели.
Охота
Мы посыпали поле кукурузой для приманки оленей. Майкл забрался на вышку с карабином и стал ждать. Мы с Йенсом отошли подальше и стали есть бутерброды с олениной. Где-то через час раздался выстрел. Мы подошли к вышке, возле которой лежал убитый олень. Я спросил Майкла, зачем нужно убивать оленей. Он ответил, что когда самцов становится слишком много, они начинают драться между собой из-за самок. Майкл и Йенс прицепили тушу на крюк и выпустили из неё внутренности. Некоторое время мы ждали пока вытечет кровь. Потом погрузили добычу в фургон и поехали на базу. Там мы быстренько. разделали олешку и повесили на крюки. Майкл, большой знаток живописи, заметил, что разделанные части туши напоминают картины Френсиса Бэкина. Надеюсь, повар Халил приготовит славные котлеты из оленины.
Кое что о Ерофееве На Новокузнецкой
У метро Новокузнецкая под вечер сидят два пожилых мужика. Пьют пиво, курят, оживлённо беседуют. Один худой подвижный, бывший стиляга и фарц, другой груз-ный, с палочкой, богемный художник. Стиляга Борис взволнованно рассказывает как в 1959 году во время американской выставки в Москве очень удачно спекулировал рекламными журналами. Потом получил три года ссылки по «тунеядке» в Алтайский край. Но там создал хор из местных, который получил на всеалтайском конкурсе второе место, после чего ему разрешили вернуться в Москву.
Художник Александр во время рассказа Бориса радостно вскрикивает, бросает реплики типа браво-брависимо, рассказывает в свою очередь как к нему в мастерскую однажды пришёл Морис Лиепа с супругой.
Боря: Ну, ты ж их развёл на баксы?
Алекс: Нет, я в этом плане человек не практичный.
Боря: Это плохо.
Алекс: У меня выставка была в Италии… я бы мог… а, ладно, — машет рукой.
Боря: Это очень плохо.
Вдруг без всякой связи спрашивает:
Боря: Когда же у нас Дорофееву памятник построят?
Алекс: Ерофееву.
Боря: Да-да. Так когда же?
Алекс: Ещё не пришло его время.
У Чёрта
У Чёрта свой домик и садик. Там стоит столик. За ним мы все сидим, выпиваем. ****оболим. Приходит мужик весь в слезах. Что случилось? Оказывается шёл покупать корову, но заскочил в забегаловку и спустил все деньги. Плачет. Ну, налили ему стакан. Поблагодарил и пошёл домой за пустыми бутылками.
Г е р б а р и й
Шли раз с Вовой по Дзержинской. Проходя мимо одного старого дома, Вова махнул на него рукой и сказал: у меня здесь был гербарий. Я задумался. Но Вова тут же пояснил: у меня здесь две девушки были, **** их по очереди. Оказывается, это называется гербарий. Не знал. Уже почти возле Колхозной площади Вова поскользнулся на лёгкой горочке и ёбнулся об лёд. Ушиб руку. Начал стонать. Пришлось купить бутылку водки. Вова выпил и уснул. Но это уже совсем другая история.
Вова (Вотка)
Утром пошёл в Тройку за водкой для Вовы. Сам он уже почти не встаёт, с трудом иногда добирается до туалета, чтобы поблевать. А блевать-то нечем, потому что Вова ничего не ест, но выпивает за сутки три бутылки водки «Пять озёр». Сегодня хотел вызвать «скорую», но тотчас передумал. Вывод из запоя с приездом на дом стоит три тысячи. Не в курсе, есть ли у него такие деньги.
На улице навалило снега. Шёл в Тройку по непротоптан-ной ещё толком дорожке. В магазине передо мной стоял чел в сланцах на босуногу. Взял «Пять озёр», апельсино-вый сок и сигареты «Союз».
Конец Вовы
Нет, Вова не умер. Он пил два месяца. Забил на работу и вообще на всё. Светка, довольно уродливая и крикливая баба, перестала к нему ходить. Наконец, Вова начал сдаваться. Вызвал какого-то родственника. Тот приехал, поругал трохи Вову, сказал, что так можно и кеды склеить, и увёз его кудато. Через пару недель к нам пришёл опер. Искал Вову. Говорит, что тот, когда работал в гипере охранником, украл там какие-то вещи. Однажды вечером появился сам Вова. Просил у нас денег. Никто ему конечно ничего не дал. Сами последний *** без соли доедаем. Так и ушёл с концами.
Ещё раз про Веру
Я уже вам рассказывал про Веру. А, может, и нет. Память, конечно. Не та столько бухавши. Как-то по осени Вера пришла в Зарю, когда у меня уже кончались деньги. С ней, как обычно, Славик в кожанке. Я предложил вина, но не помню, выпили они или нет. Зарю закрыли, мы пошли в Днепр. Вера взяла меня под руку. Славик начал отста-вать. Вера сказала, что тогда пошёл он на ***. Вера это та самая, которая недавно освободилась из владимирской женской зоны. За что сидела не знаю. В Днепре нас уже ждал Сказочник. Вера сказала, что может бросить на общак пятихатку. В итоге мы взяли две водки, и поехали к Сказочнику на Шевченко. У него опять дома полный раскирдос. Диван весь провалился. Но ему похуй. Осенью он кадировался на пол года, но продержался только около двух недель. Включил свой старый телек, но Вера сказала выключить эту парашу и нашла какую-то музыку на телефоне. Мы долго о чём-то болтали. Потом Сказочник начал отъезжать, мы оставили ему пол пузыря и поехали с
Верой ко мне. Как раз успели в Фортуну за пять минут до одиннадцати, когда прекращают продавать спиртное. Везуха, ****ый насос. У меня посидели довольно хорошо. Вера всё лазила в инете, искала Башлачёва и ещё какую-то ***ню. Говорит, что раньше панковала под кликухой Ника. Наконец, что-то забеспокоилась, вспомнила что у неё есть муж на Октябрьской и позвонила ему, чтобы за ней заехал на машине. В прихожей, когда одевала свои классные сапоги, сказала, что, может, ещё вернётся. В целом вечер явно удался.
Крещение
Первый раз, помню, это была Кубанская. Я тогда водился с блатными, и как-то они решили обмыть одно дело. Прихватили меня само собой. Зашли в деревянный шалман на Ленина. Сели там, на веранде, и послали меня как самого молодого в гастроном за водкой. Три раза ходил. Всё нам мало. Деньги были у пацанов. Наверное, что-то неслабо провернули. Гопстоп или кража. Сидим такие приблатнённые Мимо волки позорные шастают и на нас опасливо зырят. Погода тоже стояла классная — тепло, солнце, небо, бля, голубое, все люди кругом как бы прибапдевшие. Всё, одним словом, заебись.
А на закусь взяли варёных яиц.
В том шалмане на Ленина, к которому вела небольшая аллея с клумбами и среди них календарь выложенный яркими цветами, выпили мы, как обычно, по полному грибатому и начали базарить. Дело шло к вечеру. Мне хорошо было и приятно в компании старших пацанов, некоторые из которых уже тянули срок, а кое-кто имел и по несколько ходок. Но меня суки уважали. ****ул, помню, походу с дури три полных хрущёвских стакана и отъехал. Дальше ничего не помню. Чуть ли не с концами. Дружки меня кинули, конечно, Вот это было моё первое крещение. С тех пор уже пил аккуратней.
Лёха –Дурак
В особом авторитете у нас на Горке был Лёха Дурак, которого я помню только эпизодически, и большей частью в подвале, где мы пили водяру и закусывали из бочек квашеной подмороженной капустой. Отлично помню, как поменялись с ни шапками-ушанками, причём у него была новый кролик, а у меня поношенный. Дурак постоянно отдыхал в зоне, и перерывы между ходками у него были очень короткие. Он был из той категории зеков для кого тюряга дом родной. Ему там нравилось и поебать. Да у нас на Горке в наших хрущёбах, на каждом этаже кто-то да сидел, а некоторые и по несколько разов. А Дурак, попьёт неделю другую и опять поехал. Как правило, за какую-нибудь ***ню. Он только первый раз по малолетке кого-то порезал и ему дали червонец. Но тут Лёха попал под амнистию, отторчав всего год. Наверное, ему в зоне понравилось, и он туда зачастил. Набьёт комунить ****ьник и пошёл пановой. Дураку как конченому рецидиву давали обычно автоматом четыре года.
Лет в пятьдесят Дурак тормознулся и начал мирную жизнь на свободе. Женился на медсестре Томке, которая любила уголовников, и прикупил квартиру у Дёмы, который спивался, продал хату за бесценок и пошёл жить к брату Серёжке в барак в районе МСО. Лёха работал там же в кочегарке, топил углём днём-ночью и квасил в полный рост. Он и в период сухого закона не переставал, тем более что Томка начала гнать самогон (у нас на Горке он назывался чим, сокращение от чимергес).
В оконцовке Дурак заработал тубик, но и тогда пить не перестал, даже в тубдиспансере на Таборке бухал в полный рост. Туда ему чим пригоняли дружки, типа Резанца, абсолютно ёбнутого чела и моего соседа по подъещду. Когда Дурак понячл что умирает, он взял две бутылки сэма и пошёл к своему Дрекалу. Одну бутылку выпил с другом, а вторую оставил ему на поминки. И, как говорится, двинул кони.
ЖОРИК
Меня звали тогда Жорик. Кажется, это погоняло дал мне Алик Левш. Такой был фитильной нескладный парень с лошадиным лицом. Он подавал нам пацанам дурной пример. Вечно пьяный и с папиросой в зубах. Называет нас «букварями» и советует не ходить в школу. Утром, заметив меня с полевой офицерской сумкой, в которой я ношу учебники, заманивает в сторожку возле бывшей церкви, где живёт монтёр дядя Коля и его дочка, рыжая Райка, которую батя часто бьёт ремнем за плохое поведение. Она оторва. Левш наливает мне полный грибатый стакан «Московской» по два восемьдесят семь. Мир сразу становится ярким и интересным. Из маленького окошка видна огромная воронка от авиабомбы. Весной она заполняется водой, превращаясь почти в озеро. Здесь плавает много электрических лампочек, которые интересно взрывать камнями. За воронкой наш деревянный двухэтажный дом, построенный в 1907 году. Эта дата вырезана под самой крышей. Рядом с домом могучий развесистый дуб. Его ветки практически достигают моего окна на втором этаже.
Я всё же иду в школу. Почему-то тянет, хотя там ничего интересного. На учёбу я давно забил, в дневнике одни красные жирные огромные двойки. Сажусь на заднюю парту, пытаюсь что-то писать. Буквы и цифры смешно прыгают в тетрадке в клеточку. Я улыбаюсь. Все кругом какие-то не такие. Смешные. Потолок вертится над головой, за окном видна крепостная стена на холме и башня Веселуха. Иногда мы забираемся туда по опасной развалившейся лестнице и пьём портвейн на самом верху. Маленький город оттуда весь, как на ладони. Однажды мой друг Шварик чуть не упал в проём. Зацепился и повис на руках. Я вытащил его. Наверху классно. Видно как вьётся узкой серебристой лентой река Днепр. Говорят, когда-то он был очень широкий, а теперь его переплыть нечего делать
Витька Куля
Вечером пью водку в компании Витьки Кули. Мы сидим в железнодорожной столовой за большой пальмой. Пьём водку гранёнными грибатыми стаканами, запиваем пивом. Едим котлеты с картофельным пюре и коричневой подливой. После первой бутылки все резко оживляются. Куля краснеет. Это у него обычно. Когда выпьет. Он блондин, лицо белое. Глаза голубые. Обнимает меня и поёт: «И вдруг за поворотом гоп стоп не вертухайся, четверо отважных молодцов, Коней застопорили, червончики побрили, купцов спать уложили навсегда». Это старая блатная песня. Куля общается с известными городскими авторитетами, которые мне кажутся легендарными личностями. Писаряты с Рачевки, Братья Протезы с Бакунина, Вася Грек… Пацаны базарят за голубятни. Собираются ночью брать. Я на дела не хожу, да мне никто и не предлагает. Хватает одного общения с этой компанией.
- Ты, Жорик, скажи, если кто на тебя прыгает, - говорит мне уже прилично поддатый Куля. Рядом сидит его двоюродный брат Шмон. Его мать, тётя Лёля, работает билетёршей в клубе "Двадцать лет Октября" и бесплатно пропускает нас в кино. За столиком ещё Медведь с Таборной горы, стильный Лиса из Колодни и мой одноклассник Наум, который шестерит перед Кулей.
Выходим. На улице по-осеннему темно. Закуриваем. Продолжаем базарить. Медведь спорит с Кулей. Шмон предлагает пойти на вечер в ПТУ, то есть «бурсу». Там есть красивые девки. Входим. Лохи-птушники с опаской посматривают на нас. Некоторые пытаются подшестерить перед Кулей. Я выбираю самую красивую девку и приглашаю её на танец, Потом вывожу во двор. Прохладно. Пахнет осенними цветами и яблоками. Целуемся. Девка очень классная. Зимой Куля вставил Медведю пику. Достал аж до селезёнки.
Бильярдная
В нашем клубе, который находился в бывшей церкви, мне нравилась бильярдная. Наши мужики, разгоречённые водкой и игрой, ловко гоняли шары, не выпуская изо ртов папиросы. Нас пацанов особенно близко к столу не подпускали. Если кто лез, мог получить кием по спине. Тут можно было полистать старые журналы Огонёк или Крокодил. Где то в сторонке поиграть в домино. На стене висел портрет Сталина. Потом его сняли и поставили на полу у стенки, где он простоял довольно долго. В итоге его забрал к себе домой Юрий Витальевич, тот самый который стрелял по грачям из ружья, а потом жрал этих больших птиц.
Лиля Бухарова
Лиля живёт в переулке, где сплошь частные домики с садами и огородами. Пахнет яблоками, дымом костров. Жители жгут сухие листья. Она идёт ко мне навстречу в коротком красном пальтишке. Подходит и сразу прижимается ко мне. Мы долго целуемся. Темнеет. Мимо нас проходит пьяный железнодорожник в расстегнутом кителе и съехавших штанах. Орёт песню и матерится. Останавливается почти рядом с нами и начинает ссать.
В школе вечер. Спортзал битком забит народом. Девчонки пахнут потом и дешёвыми духами. Без конца ставят одно и тоже очень знойное танго. Дежурит наша классная Лариса. По-моему, она слегка поддатая. Она на уроках частенько издевается надо мной. Когда мы проходили Гоголя, сравнивала меня с Хлестаковым. Ругала меня за перстень с бюрезовым камнем – подарок Кули. Ещё бы, кричит, я кольцо в ноздрю вставил, как индус. Иногда перед сном я представляю, как вхожу в класс с автоматом и расстреливаю её на глазах у прихуевших одноклассников. Танцую несколько медляков с Алкой. Она мне нравится. Но когда появляется Лиля с подружкой Наташкой, худая такая нескладная девчонка, я сразу забываю обо всём на свете. Танцевать с Лилей одно удовольствие. Она пахнет свежими яблоками.
Лиля приглашает меня к себе на Новый год
Перед Новым годом события развивались стремительно. Я чуть не пиканул Кылю Мальца, конкурента Витьки Кули по району. На танцах в клубе «Двадцать лет октября» он стал без конца приглашать Лилю. Я был хорошо датый и в итоге не выдержал. Вызвал его на крыльцо. Вынул нож. Ещё бы миг и порезал бы короля. Но он схватил лезвие рукой и выдернул у меня штырину. До сих пор помню это обилие крови и испуганные лица пацанов.
Перед тем как пойти к Лиле на Новый год я распил бутылку «Столичной» в подвале с одним керюхой, которого все звали Керя. Там тогда местные мужики любили выпивать. Лёха Дурак, кумир молодёжи, в коротких перерывах между ходками зависал именно там. В подвале как-то тепло и уютно. Ёбнули, заторнули холодной хрустящей подмороженной квашеной капусткой с брусникой и клюквой из бочки и разошлись. Я пошёл к Лиле.
Она встретила меня на крыльце своего частного дома. Было тепло, шёл крупный снег, со спиртзавода несло бардой. На веранде пахло яблоками. В комнате за большим столом сидели лилины родоки и гости. Мне сразу налили штрафной стакан старки. Ёбнул и всё тут же закружилось и завертелось. Больше и чаще всех мелькала предо мной сама девчонка в костюме снегурочки. Мы вышли с ней на веранду, и я начал блевать. Она стояла рядом и как-то утешала меня. Отблевался и сразу полегчало. Мы с Лилией уединились в тёмной комнате и начали целоваться. Классно было, потому что это в первый раз мне кто-то сильно понравился.
Лёха Давыд
Однажды мы с Давыдом прибыли в Москву уже на маке. Раскумарились в подъезде на Дмитровском шоссе, где жила моя тётя Маруся. Попили у неё чая и поехали на Коширку к Ирке. Это была наша общая знакомая, профессорская дочка. Там Лёха, как обычно, говорит чувихе, что он простыл в дороге и нет ли у неё каких таблеток. Та тащит аптечку, в которой карифан на наше счастье надыбал двадцать ампалух морфина. Вот это удача! Такое раз в жизни выпадает нашему брату, не так ли? Ширялись мы в основном в кафе «Московском». Двинемся в туалете и поднимаемся вверх по широкой лестнице туда, где сидят приятные люди. Брали французское красное или су;хии;, как говорил Гена Скородум, и тащились, пока дозняк действовал. Знакомились с клёыми девчонками, ****ели с пацанами. Короче, весело проводили время. Иногда шли прогуляться по Горького. Кайф полный. Расслабуха и беззаботность. Всё похую. Сушняк только доставал. Пили пепси, курили возле Пушкина, где тоже полно весёлого народа. Всякие смешные истории с нами случались.
Однажды заширенные наглухо встретили знакомого на тачке и катались практически всю ночь по Москве, охуевая по-чёрному. А как-то раз познакомились на лавке возле Большого театра с интересной тёлкой. На морду она была страшновата, но оказалась весьма полезной, потому что нам в тот момент ночевать было негде. Мы кирнули её красным вином, и она отвезла нас к себе на Динамо, где и приютила на время. Там девушка жила в бабкиной однокомнатной хате. Дверь была очень стрёмная и абсолютно левая. Две доски крест на крест разнимаешь и входишь в квартиру через образовавшуюся дырку. А в комнате всё так прилично, как типо в старых домах, где живут пожилые люди. Прокантовались там у чувихи неделю или даже дней десять. Ширево всё не кончалось. Давыд (царствие ему небесное) двигался уже в пальцы ног. Девушка рассказывала нам всякие интересные истории из жизни московских центровых, о том, как её за Можай высылали и всё такое прочее. Болтала без умолку. Насколько помню мы с Лёхой её даже не выебали, так она нас заговаривала. Впрочем, она страшная была на рожу, хотя фигура, помню, была очень клёвая. Я вырубался — Давыд с ней ****аболил, потом он отключался — просыпался я так. Итак, круглые сутки. Так и несли дежурство. Ширялись при этом и пили вино.
Соседи
Мы жили тогда в деревянном домишке, построенном в 1907 году. Эта дата была вырезана деревянными буквами под крышей. До революции там проживало четыре семьи, в нашу пору ютилось никак не меньше десяти. На первом этаже с правой стороны обитали Полеченковы. Там царил холод и мрак. Эти люди любили закалятся и экономили электричество. Летом они всей семьёй загорали абсолютно голые в близлежащей роще. Мы, пацаны, крались кустами, чтобы позырить на голых баб. Они дико визжали при нашем приближении. Мы удирали.
Ещё там справа жил безногий бухгалтер, Безматерный, который частенько напивался и валялся в коридоре. Жена его, деревенская красивая и мелонхоличная баба Малаша, купленная им за большие деньги, не спешила тащить мужа в хату. А тот бывало и наблюёт и обоссытся. Но деньжата у бухгалтера водились. И уже на следующий день наши мужики, Федя, Вячик, Троцкий и Саша-Яша, на руках несли его в баню помыть и попарить. Понятно что он хорошо проставлялся.
В коридоре слева постоянно гудели и полыхали кирогазы. Стояла страшная вонь. Здесь жила баба-кочерга. Горбатая, согнутая пополам, она медленно проходила по общему тёмному коридору, и мы, спрятавшись под лестницей, орали оттуда: КОЧЕРГА!
Жил внашем доме ещё дядя Миша, который постоянно ходил в военных галифе и застиранной гимнастёрке. Он всё ждал когда наши двинут на Европу и частенько бегал на станцию смотреть не пошли ли в нужном направдлении поезда с танками. У него имелся трофейный мотоцикл БМВ защитного цвета, который он постоянно ремонтировал. Однажды кто-то из пацанов сфотал его модным тогда фотиком Смена. Дядя Миша тотчас подбежал к пацану, вырвал и засветил плёнку. В своё время этот мужик служил в органах. Во время войны партизанил на смоленщине. Был кантужен. Жена его, полная женщина, работала в столовой. Как-то зимой в гололёд она поскальзнулась, упала затылком и умерла.
Там справа жил ещё доктор Борис Абрамович Петров. Во время войны он остался в оккупации и сотрудничал с немцами. Он якобы стерилизовал русских баб. Так что после освобождения города его тотчас дёрнули в контору. Доктор говорил, что следователь сразу же заорал на него прямо с порога: ПИДОРАС! Лагерь человеку был, конечно, обеспечен. У нас в доме он жил очень замкнуто, но частенько дарил нам пацанам шоколадки, а то и какаие-то деньги давал на сигареты и винишко.
Подпаивал нас также Саня Троцкий, проживавший там же среди вони и кирогазов. Он гнал самогон и иногда приглашал нас пацанов дёрнуть первача. Это был довольно добрудушный и воровитый мужик, который постоянно зимой и летом ходил в ватнике, ватныхштанах и кирзовых сапогах. Когда Троцкий шёл на дело, он всегда хитро подмигивал нам и говорил: война ***ня, главное манёвры. Брат же его младший, Быня, был довольно угрюмый и злобный тип, не по доброму зыревший на нас изподлобья. Со временем он кудайто пропал да и хорошо.
Среди этих типов на первом этаже жил и Юрий Виталич, большой поклонник варёной колбасы. Жрал он также грачей, количество которых по весне лихо сокращял из своей двустволки в тополиной аллее, где птицы вили гнёзды и страшно засерали ведущую к клубу.
На втором этаже было весело. Там проживала глухая Наталья Герасимовна, которая обычно на всю громкость включала красивый приёмник Звезда. А рядом в небольшой комнатке тусили два стильных чувака, Сашка Плеш и Жека Ракита. Они ходили в узких брюках, цветных рубашках и слушали рокинрол тоже очень громко. Так что советские песни Натальи Герасимовны порой заглушались звуками буйного рока. Нас пацанов они случалось загоняли на сеновал и расстреливали из лопуховых трубочек тополиными бубками.
Рядышком с весёлыми чуваками жил довольно распущенный тип и завхоз Пётр Афанасьевич Соколов. После смерти жены он одно время ежедневно дрочил в нашей общей уборной, а потом нашёл молодую бабёнку с смешной фамилией Утина. Эта деревенская баба ничем не гнушалась и даже мыла лестницу, чем брезговали другие обитатели. Её дочка Валька как подросла малость легко давала нам пацанам под лестницей за бутылку красненькой.
В другой половине дома на втором этаже жил у двух своих тёток наш ровесник Витька Грицко. У него случилась большая трагедия. Тётки постирали витькины джинсы и повесили сушиться на верёвке возле дома. Тут как закон подлости проходил мимо шпанистый пацан Барадуля, который и свистнул эти штанишки. Грица очень переживал.
Зойка
Зойка или Зося, как её звали близкие соседи, жила на первом этаже в однокомнатной квартире. Постоянного мужика у неё не было, но как-то раз она пробовала выйти замуж. Во время свадьбы, в самый разгар, случился конфуз. Жених пропал. Обыскались. Нет нигде. Зося плачет под Таню Буланову, кругом суматоха. Все переживают страшно. В итоге пропащего человека нашли с Зойкиной мамкой, тётей Ирой, на ихней даче. Тётя Ира такая ходила по двору с накрашенными губами и папироской во рту. Говорила хриплым голосом. А батя у них был хороший мужик, дядя Коля. Фронтовик. Ходил как многие у нас, Саня Троцкий, Вячик, Пахом, Кабаш, в ватнике и кирзачах круглый год. Он всегда давал нам пацанам ключи от дачи за бутылку, и мы, пацаны, там казырно отдыхали и выпивали. Спился, конечно, со временем, а поначалу был штангист. Зойка любила шастать по квартирам, где случались пьянки, и порой прихватывала там разные вещи по мелочи. Все знали что она воровка, но прощали ей этот грех, потому что всё ж соседка. Мы там все как родные были, если на то пошло. У Зойки было два брата, и оба плохо кончили. Один повесился, потому что жена не дала на бутылку. А второго, Микиса, кто-то сильно избил и оставил без сознания в подъезде полуодетого. Он не сразу умер. Дней десять боролся за жизнь в реанимации. Здоровый был. Батя то спортсмен, дядя Коля, был пока не спился совсем. Зойка рыдала белугой под Буланову. А тут ещё очередной её хахаль, Юрка, кажется, поехал за баксами и не вернулся. Нашли только по весне, когда пошли подснежники.
Когда Зося бросила пить, соседи, припоминая минувшее, говорили: это было когда ещё Зойка пила.
Борис Иванович
Борис Иваныч Романов, наш сосед, был какой-то начальник и пил по-чёрному. Однажды Лёха Дурак нарезал ему не по децки и сел из-за этого мудака. У него были крутые покровители и до поры пьянки ему сходили с рук. Сам он в магазин за водкой не ходил, а посылал туда Сашу-Яшу, с которым и пил в две хари. Жил очень уединённо. Мало с кем общался, кроме своих крутых покровителей, с которыми иногда ездил на охоту. Когда-то у него была жена, Зоя Васильевна, красивая блондинка. Она, однако, бросила мудака, после того как он загулял с молодой оторвой Динкой, которая тоже кинула чудака со временем, так как у него перестал стоять даже на неё. Со временем он совсем остекленел мордой лица и уже никого не замечал из соседей. Помер в шестьтдесят лет. Почтальонка Любочка принесла ему первую пенсию и никак не могла достучаться. Приехали менты, вскрыли дверь. Борис Иваныч сидел на стуле перед столиком, на котором стояла полу пустая бутылка водки. Так и ушёл из жизни этот бездарный чел, оставшись должным нам, пацанам, две коробки спичек.
Коля Кандал
Кандал был потомственный зек. Как и батя, Кандал не вылезал с зоны. За что только не торчал. Жена у него была такая толстая, но симпотная бабенция, которая работала в больнице сестрой-хозяйкой и тырила на работе всякую жрачку. Кандал по соседски делился с нами пацанами едой, и мы угощяли его сэмом. У Кандала был неразлучный друг, Малец, с которым он и сел однажды лет на пять. Они пили поздно вечером в ближайшей роще и к ним подошёл один наш не совсем здоровый на голову сосед, Бобёр, и попросить налить. Кандал и Малец чего-то на мужика обидились и начали его бить. В том числе и ногами. Бобёр оказался слабоват здоровьем по причине беспробудного пьянства и недоедания. Загнулся чел, а наши соседи поехали в зону. Так вот эти два кореша постоянно ходили по хатам и искали друг друга. То Кандал придёт, спрашивает: Где это Малец, ёб его полуёб? То Малец придёт и орёт: Кто видел Кандала, ****ь его в глаз? И так круглые сутки до дурной бесконечности. Ну, мы пацаны, наливали им, конечно, если было чего. Соседи всё ж, хотя и кончалыги. Умер Кандал неожиданно. Выпил литруху левого спирта на даче у дяди Коли в одну харю и двинул кони. Пример другим пацанам. Не пейти никогда в одно лицо.
Макаровна
Наша соседка Макаровна была очень красивая женщина при хорошей работе. И муж её, Ксенофонт, зашибал неслабую деньгу. Всё у них было: и квартира, и машина, и дача. Но баба любила ****ануть, это факт, а не реклама.Даже нам пацанам давала на дааче дяди Коли. Ксенофонт её старался сдерживать, конечно и учил ремнём, привязав к койке. Но он вдруг неожиданно умер. Мужик лет сорока, спортсмен, здоровый как бык. Тут Макаровная развязалась. Она осталась вдовой при деньгах и не дурой выпить да гульнуть чисто по-женски. Одним словом, пошла в разнос. Ее блондинистую голову, мы пацаны, стали видеть все чаще и чаще в самых неожиданных для неё местах, то на одной мерзкой блатхате, то на другой еще хуже первой. Не раз ей отваливали таких пюздюлей, что на бабу смотреть было страшно. Она жаловалась нам пацанам как соседям на каких-то блатных с погонялами Рысь, Склизень, Топа. Макаровна после смерти Ксенофонта быстренько спустила все имущество, которое они долго наживали с мужем, подворовывая и беря взятки. Она где-то за год проссала Жигуль, гараж, двухэтажную дачу и практически всю мебель из квартиры. Потом в ход пошли сервизы, хрусталь, золото, серебро, украшения. Было продано все вплоть до постельного белья. В итоге она пропила все сбережения и потеряла правую ногу, отключившись раз на улице морозной ночью. Теперь уже все её окончательно бросили, и она медленно умирала в полном одиночестве.
Пончик
Был у нас ещё один сосед, одинокий мужик по кличке Пончик. Это был такой пенсионер-доходяга, пропивавший свою жалкую пенсию за один буквально день. Чем он питался потом весь месяц уму непостижимо. Разве что пирожками, плавлеными сырками да консервами в томате, что приносили к нему разные латрыги и кончелыги, которые повадились выпивать у него в хате.
Пончик, пока жена была жива, еще держался. Пил довольно умеренно. Но однажды эта габаритная и неуклюжая особа попала под машину, возвращаясь вечером с работы. Что характерно, улица была практически пустая, ни машин, ни пешеходов. Убило, однако, женщину насмерть. Пончик запил после этого по черному. Опустился, потерял работу, продал все из дома. В его квартире было теперь хоть шаром покати. Кое-где только какой-то грязный хлам валялся. Дочка его жила в Калуге и неплохо жила. Она несколько раз делала попытки увезти отца к себе, но тот никак не давался. Что-то крепко держало его на родине. Пусть тут грязно, сыро и воняет какой-то гадостью. Нравится ему тут жить и кранты, хоть убей.
Пончик был такой маленький кругленький экземпляр, когда-то румяненький. Теперь он сильно осунулся, похудел и побледнел. После двух-трех стопарей он обычно начинал грустить и вспоминать замечательное прошлое, когда все у него было - и деньги, и жена, и здоровье. Теперь же полный голяк.
Вася Жучок
Наш сосед Вася Жучок был рабочий парнишка, который где-то слесарил и в свободное время делал нам пацанам финки с наборными ручками. Прозвали его Жучком частью из-за внешнего вида. Это был такой маленький, чёрноволосый, смуглый и довольно прикольный чувачок. Он также слыл фанатом группы Битлз и повсюду таскал с собой транзисторный приёмник Спидола, по которому ловил соих кумиров. А отловив, приходил в дикий восторг и экстаз. Позднее Васёк прикупил солидную вертушку с большими колонками и включал её на всю громкость, чем несколько шокировал других соседей. Некоторые из них пытались отвечать ему советской эстрадой. Например, Лёня Буслович высовывался из своего окна и кричал: Вот какую музыку надо слушать! Имея в виду Кобзона, который пел за его спиной. Но Жучок подавлял попсу своей музыкальной мощёй. К этому времени он уже отрастил дилнные волосы и как-то ухитрился съездить в Югославию и привезти оттуда Белый альбом Битлов. Это помогло ему сразу войти в узкий круг центровых битломанов. Они стали приезжать к Жучку и устраивать сейшены с водочкой, селёдочкой, варёной картошечкой. Каждый новый диск Битлз они конкретно обмывали. Это носило у них ритуальный характер. Как только пластинка ставилась на проигрыватель, при сымых первых аккордах, они начинали дико орать и постепенно входили в раж, подогревая себя водочкой. Особенно охуевали ихнии бабы, которых они называли девственницами. Они и нас пацанов иногда приглашали за компанию. Мы в музыке не очень просекали, но от халявной водяры не отказывались. Жучок женился со временем на вполне зачотной девахе и всё у них поначалу шло хорошо. Но как-то раз Вася пришёл к нам очень расстроенный. Выпил и поведал о своём горе. Оказалось его жена, Люба или Юля, совсем не понимала и не любила Битлов. Надвигалась семейная драма. В итоге эта подруга куда-то уехала, бросив Васе на попечение маленькую дочурку, которую Жучок воспитал в духе любви к группе Битлз.
Элик-фантазёр
Элик был сын эстонки Асты. Его имя было красиво вырезано на крыльце нашего дома. Он как-то дал нам пацанам почитать книгу Капитан Сорви-голова, которая нам всем очень понравилась. В школе физрук-приколист иногда так обращался к пацану, когда тот отвлекался и что-то вешал кому-то на уши: Эльмар Тамм, что ты делаешь там? На самом деле тамм по эстонски дуб. Элик был наш ровесник и большой фантазёр. Как-то раз он внушил нам пацанам, что в подвале под старой церковью, где хранились бочки с бензином, живут ведьмы и их надо выжигать оттуда спичками. Кто-то из нас пацанов стырил дома коробок, и мы стали бросать зажённые спички в решётчатое оконце подвала. Родители вовремя застукали нас за этим опасным делом и отвалили неслабых ****юлей. Элик, когда вырос, стал геологом. Однажду где-то в тайге он откололся от партии и его убили беглые зеки. Вася Жучок очень переживал и частенько вспоминал товарища, когда мы выпивали в близлежащей роще.
Валька-официантка
Наша соседка Валька работала официанткой в мотеле. Это была довольно симпотная деваха, которая не прочь была выпить с нами пацанами на даче дядя Коли. Иногда она подгоняла нам напитки типо виски, так как в мотеле случались иностранцы. Однажды там с ней тоже случилась одна ***ня. Она сама нам рассказывала по пьяни. Как-то раз Валька украла в ресторане серебряные ложки и её застукали за этим делом. Ей грозило увольнение. Но управляющий предложил Вальке один вариант. И вот однажды, мы сами видели, как подкатывает к нашему дому Волга и из неё выходит такой чухан в шляпе и с портфельчиком. Так он к ней несколько раз подъезжал, после чего Валька не только не осталась на своей работе, но пошла на повышение. Но потом по жизни ей не повезло. Её сынишка оказалсчя голубым. С нами пацанами он не водился. Мы прозвали его Балерина. Когда он подрос, Валька устроила его в менты. Но однажды он прокололся и попался на совращение малолетки. Пошёл в зону. Отсидел. Мамаша женила его на красивой девке. Но сынок своё пидерство не бросил и опять подсел по той же статье.
ТЕНИ
Любили мы с Тенью оторваться куда-нибудь спонтанно по бухлу и практически без бабла на кармане. Бывало, сидим в привокзальном кабаке «Гудок», выпиваем и вдруг нас клинит, и мы решаем куда-то дёрнуть. Берём ещё бутылку и ждём ближайший поезд в любом направлении. Куда первый придёт, туда и катим.
Если в поезде был ресторан, садились туда, заказывали какую-то выпивку и пожрать. Пили-ели, а потом, не расплатившись, убегали по вагонам и находили себе какое-то местечко. Или тупо тряслись и курили одну за одной в прохладном тамбуре.
Как-то летом Тень предлагает: погнали, Алик, в Крым. Ну, собрались быстро. Прихватили зубные щётки, плавки и в путь. Денег практически ноль, на выпивку еле хватает. Добрались до вокзала – смотрим, поезд стоит азеровский на Феодосию.
- О, класс, - Тень говорит. – У меня там дядька живёт. Примет нас, как родных.
Заходим в вагон без всяких билетов, конечно, и говорим пожилому азеру-проводнику, что мы сейчас за пивком сгоняем, а с ним потом рассчитаемся по-человечьи. И бросаем у него в купе свои сумки. Весело бежим в буфет, покупаем пивос, возвращаемся и видим, что поезд уже убыл.
Нихуя не унываем с Тенью. Садимся на следующий проходящий через вагон-ресторан. Заказываем бухла и жрачки. Пьём, жрём и опрокидываем кабак. Находим себе место в купе и благополучно доезжаем до Харькова, где нас выкидывают как безбилетных.
Не унываем нихуя. Тотчас идём в привокзальный кабак. Делаем заказ и собираемся линять, однако тут мы чёта слишком затяжелели (сказывалась дорожная усталость), где-то промедлили, и нас повязали менты. Но нахохленные мусора видят, что с нас снять нечего и отпустили в итоге с богом. Или лучше сказать с чёртом. И мы рванули осматривать город. Сели опять на проходящий паровоз и благополучно добрались до Симферополя. Оттуда до гостеприимного дядьки Тени было рукой подать. Только поезда туда не ходили, нужно было добираться стопом. Вышли на шоссе и очень скоро поймали частника. Этот жирный жлоб с хитрой толстой идиотской мордой спецом выехал подзаработать. Но мы доехали с ним до развилки на Феодосию и говорим, что у нас нет никаких денег, и пошёл он, мудак, нахуй. Он и поехал с кислой рожей, а что ему ещё оставалось делать? Не драться же с двумя отмороженными чуваками, которым внатуре терять нечего.
А мы пошли искать дядьку Тени. Нашли кое-как. Тот долго нас подозрительно рассматривал и расспрашивал. Такой, ****ь, хитровыебанный обыватель, сцука. Тень он видел в последний раз лет двадцать назад, меня вообще заподозрил в том, что я в бегах. Но в первую ночь не выгнал, даже местным самогоном угостил и чем-то накормил. Однако дал понять, что жить у него нам не придётся.
Да и не очень надо. Мы прогулялись по городу. Он нам не понравился. Плоский какой-то, пыльный и скучный. Вечером сдали мою куртку за стольник и поехали на электричке в Коктебель.
В Планерском поселились у какого-то жлобистого хохла с хитрой харей прямо в саду. Спали на широкой кровати под открытым небом, усеянным крупными звёздами. Поутру я поднимался на гору Кара-Даг и занимался там йогой. Потом мы шли к бочке с сухим вином, выпивали по десять стаканов и брели на пляж. Падали мордами в песок и спали, загорая во сне, до самого обеда. Денег почти не было, так что жрать приходилось на халяву. Столовые-то битком, а жратва стоит открыто и свободно. Мы её просто тырили. Иногда ещё удавалось украсть горячую кукурузу или какие-то фрукты на базаре. Вино ****или в магазине, где оно открыто стояло в ящиках. Крымчане они хитрожопые, но тупорылые. Так и жили. А вечером шли в кабак под названием «Карадаг». Пили, ели и убегали, не расплатившись.
Вскоре мы подружились с двумя девушками из Питера и перешли жить к ним в сарайчик. Моя чувиха почему-то только брала, а чувиха Тени только давала. Приходилось время от времени меняться. Такая вот ***ня.
Наконец, нам всё надоело. Мы кинули хохлистого жлоба, у которого снимали широкую кровать под звёздным крымским небом и рванули в Симфирополь. Там Тень потерялся, связавшись с местными лоховками, а я стал добираться до дома без копейки денег.
Метрополь
Сейчас говорят задержали в Метрополе американского шпиона. Меня тоже однажды задерживали в МЕтрополе. Приезжал ко мне один американский друг из Эл-Эй. Посидели в номере, попили виски. Потом пошли в ресторан. Играл большой оркестр. Друг спросил что за тема. Я ответил: это из кинофильма Весёлые ребята, Gey boys. Было много смеха. Потом мы опять поднялись в номер. Посидели, попили, поговорили. Друг предлагал остаться на ночь. В номере было две кровати. Но я как-то не решился. И зря. На выходе меня тормознули. Обыскали. Нашли только пачку сигарет Сэлем. и Отправили в отделение милиции. Кажется, в знаменитый Полтинник. А там уже сидела куча народа задержанного за общение с иностранцами.
Incident
Смотрел фильм Дом который построил Джек Ларса фон Триера и вспомнил один эпизод. Однажды я провожал девушку и она записала номер своего телефона губной помадой на моей белой куртке. После этого я поехал на вокзал кого-то встречать. Ждал прибытия поезда. Вдруг на меня набросились два мента и потащили в мусарню. Они подумали что у меня кровь на куртке.
Петя Лыткин
Петя Лыткин был инвалид войны. Ходил с протезом. Он выпивал, как и все наши мужики, но всегда старался на халяву. И рубля никому никогда не даст. А между тем мы знали, что он человек очень зажиточный. И вот однажды два отморозка, Кандал и Малец, завалили к нему на хату поздно вечером. Просили сначала по хороршему поделиться частью сбережений. Но Петя упёрся и ни в какую не хотел давать денег. Тогда наши ребята стали пытать инвалида. Резали его, поджигали – нихуя не сдавался скупердяй. Обыскали всю комнату, всё вывернули и перевернули, однако денег не нашли. Стали бить Петю насмерть. Чуть не убили. Ушли ни с чем. Потом выяснилось что он хранил деньги в своём протезе.
Телевизор
В центре города есть кафе Заря. В нём есть большое окно. Завсегдатай кафе Вакуня выпивает и смотрит в окно. Он говорит что это его телевизор.
Питер
Помню однажды мы поехали с Тенью в Питер. Ну, как обычно, сидели и пили в привокзальном «Гудке», а потом кому-то из нас ёбнуло в голову: погнали нахуй отсюда. И как раз стоял поезд до Питера.
Какие-то деньги у нас ещё были, потому что помню уже на Витебском вокзале мы похмелялись пивом, а потом сняли «Волгу» и часа два колесили по Питеру, осматривая достопримечательности. Я-то в северной столице уже бывал неоднократно, наезжал и временами жил у дяди Миши в девятнадцатой линии Васина острова, а вот Тень оказался тут впервые и хотел бы посмотреть город.
Однако он так окривел на старые дрожжи, что проспал всю экскурсию, а когда, наконец, открыл глаза, только и сказал, что город очень мрачный и ему не понравился. Ещё бы. У него же начинался бадун да и дождь шёл чисто питерский, косой и холодный. Пришлось срочно идти в «Сайгон» лечиться.
В «Сайгоне» мы сняли пьяную тёлку, которая потом, когда тащили её по Невскому к стоянке такси у Казанского, орала на весь проспект, что её **** Шура Балаганов. К тому же у неё постоянно слетал с ноги туфель, так что прилично намучились с этой кабылой .
А на Петроградской, где на улице Зои Космодемьянской у меня жили знакомые студенты, эта овца ещё устроила нам истерику. Тогда Тень набрал целое ведро холодной воды и вылил на эту сучку психованную. Она сразу успокоилась. Только тихонько скулила. Что у психопатки случилось с её Шурой Балагановым мы выяснять не стали.