Ой, сколько всего интересного я на чердаке приметила, когда с дедулей табак для сушки развешивала!
Запылившаяся, покосившаяся мебель, поломанная и покоцанная временем и хозяевами, доживала там свой век, покрываясь липкой сеткой паутины.
Старинные чемоданы хранили в тёмной глубине своих недр немыслимые сокровища: тут и пожелтевшие фотографии и тонкие слежавшиеся конверты с письмами, и куча цветных, утративших былой глянец открыток; старые школьные тетради и учебники, отсыревшие страницы которых издавали терпкий, с кислинкой, аромат размытых чернил и типографской краски.
Громоздкие сундуки, полные влажной измятой одежды, небрежно кинутой в кучу, как будто в ней рылся кто-то и, так ничего и не найдя, оставил вещи в беспорядке гнить, напитываться сыростью.
Как манил меня весь этот мир забытого и ненужного скарба!
Он звал в увлекательную игру, унося мою детскую фантазию, словно машина времени, на немыслимые виражи прошлого, которое таилось под грудами прелых вещей, за диковинными нагромождениями хлама, ставшего историей не одного поколения...
Я пристрастилась без спроса ползать на чердак по огромной массивной лестнице, ловко открывать тяжёлый люк и часами перебирать все эти тряпочки, бумажки, сумочки, ленточки, чашечки.
Бабушка порой не могла докричаться, недовольным голосом зазывая меня к обеду:
— Ира! Да где ты опять и лазишь, неуёмная, давай к столу, стынет!
Таясь в дебрях забытых вещей, я старалась не выдать бабуле своё местонахождение, да разве скроешься от её всевидящего глаза...
Бабушка, балуя меня изобилием еды, часто покупала готовые блюда в лесопунктовской столовой, которая находилась в вагончике через дорогу. В этот раз она принесла десяток мясных котлет да несколько кусочков жареной трески.
— Нечего тебе там делать! — строго объявила бабуля, когда я брякала умывальником за занавеской , — не дай Бог, вередишься, стёкол вон сколь там, дак матка меня со свету сживёт!
— Ну, бабушка! — начала было ныть я, отстаивая своё право на свободу выбора мест для игр.
— Штобы я больше тебя на чердаке не видела! — строжила бабушка, видно, была не в настроении с утра,— узнаю ишшо, тотчас матке позвоню, пусть забирает тебя обратно на севера!
После обеда бабушка самолично забила лестницу на чердак досками и повесила на люк большой ржавый замок. Как я горевала!
Устав смотреть на моё безделье, бабушка отправила меня в огород собирать клубнику, наказав при этом:
— Ты крупную -то не больно ешь, продадим. Хороши деньги выручим! Можа, в Трофимове бывать, дак куклу тебе куплю!
Клубники у бабушки было много, и я быстро набрала ведёрко, потом второе, не забывая при этом и про себя — все самые крупные ягодки попадали прямиком мне в рот!
— Ирушка, поди -ко сюда! — улыбаясь, звал меня дед, выглядывая из окошечка, дымя папиросой, — бабка-то в магазин убежала, долго там провошкается, я тебе досочку оторву, дак полезай! Знаю, хошь ведь на чердак - то!
— Дедуля, а замок- то как откроем? — вспомнила я про ржавого амбарного великана, который сторожил заветный лаз в тайный мой мирок.
— Дак замок-от без ключа! — успокоил меня дед, — эта ягарма для устрашения его повесила, ключ-от давно уж потерян! Дёрни за дужку - то крепче, он и откроется. А я на крылечке покурю, покараулю!
И вот я снова перебираю кучи старинного хлама, мысленно желая бабушке подольше постоять в очереди.
Так и тянет перелистать - перечитать каждую страничку - строчку, рассмотреть выцветшую фотографию - открытку, примерить задеревеневшую от времени туфельку - сандальку, обмотаться тяжелой, поеденной молью шалью и обнять плюшевого медведя без лапы времён детства моего отца...
Может быть, когда-то и он вот так же сжимал его перед сном, пока молодая ещё бабуля, расплетая густую косу, пела сыну колыбельную, качая в деревянной зыбке, подвешенной к стальному кольцу в массивной матице...
Много тайн и загадок таил этот чердак, много неразгаданных сказок, которые приходят ко мне в добрых цветных снах, завивая причудливые сюжеты...
— Ирушка, слезай быстрей! — торопил меня дедуня, завидевший с крыльца приближающуюся жену, — бабка вон идёт, сумки еле тащщит!
Дед приколотил обратно оторванную доску, я повесила тяжелый замок и захлопнула ржавую дужку...
К вечеру бабуля перепорхала собранную мной клубнику, крупную утащила на продажу соседке, Любе Маленькой, у которой случились нежданные городские гости. С мелких ягодок она оборвала все торочки, ополоснула колодезной водой и залила парным молоком.
— Ирушка, иди-ко, отведай свои ягодки, — зазывала она меня к ужину, не зная, что меня уже воротит от клубники, — ой, сколь скусны - то! Зазря говорят, што крупняк - от слаще, врут!
Укладывая меня спать, она по привычке прошептала молитву, заставляя меня повторять за ней непонятные слова. Затем, поцеловав мне лоб и погладив шершавой ладонью волосы, бабуля шепнула:
— Не лазь ты, ради Бога, на чердак! Вон какое-то лето у Капы Мишиной внучку душегуб с топориком на чердаке потатарил, так концов и не нашли, — бабушка напоказ всплакнула, давя на жалость и настаивая на своей правоте, — а за это я тебе пупса с пикалкой куплю, ладно?
— Ладно, — зевая, ответила я, наизусть зная не раз пересказанную страшилку про внучку Капы да душегуба с топором.
А ночью мне опять снились радужные сны про старый чердак, полный историй, живущих только в мире моих детских фантазий ...