В иллюминатор космоплана, в котором летел Виталий Семенович ударил яркий свет, что было явным признаком пробуждения. Неожиданно окно открылось и в него влез огромный черный кот. “Неет, - истошно заорал космонавт, - он сожрет енота!”, - но было уже поздно, веки разверзлись и вместо приборной доски перед глазами предстал будильник на старой тумбочке.
Виталий Семенович затих под одеялом, прислушиваясь. Он все еще надеялся, что на этот раз пронесет. Напрасно, через минуту раздались тяжелые шаги, затем мелкий топот и отчаянный кошачий вопль. Виталий вскочил, схватил попавшуюся под руку шапку Мономаха и швырнул в кухню, где в бойцовских позах стояли напротив друг друга кот с космическими крыльями и енот, который возможно был барсуком, а то и бобром – хозяин квартиры плохо разбирался в дикой фауне.
Звери разбежались, провожаемые хаотическим преследованием жар-птицы. Виталий Семенович воспользовался паузой и скрылся в туалете, но, как только он поднял крышку, раздался грохот заведенного мотора. На ходу натягивая штаны, мужчина выскочил, метнулся в зал и заглушил ревущий мотоцикл, с лыбящейся на нем грудастой брюнеткой. ‘Дура’, - безнадежно пробормотал Семенович, поскольку за одиннадцать дней, которые сиськатая мулатка заводила ‘Харлей’ в его квартире, израсходовал весь запас печатных и нецензурных выражений, пытаясь отучить ее нажимать на кнопку зажигания.
В ожидании соседей с жалобами и угрозами Виталий Семенович рухнул в кресло, смахнув с него горку алмазов, и обхватил голову руками. Это началось месяца три назад, когда он перед самым пробуждением, не захотел расставаться со снившейся ему игрушечной пожарной машиной и попросил Морфея не отбирать у него мечту далекого детства. Проснувшись, он умылся, пошел ставить чайник и на кухонном столе увидел игрушку из сна. Семенович был так обескуражен, что даже звонил бывшей жене и дочери, у которой имелись ключи от квартиры, но никто о пожарном автомобиле ничего не знал. На следующее утро ему приснился гусь с перьями в клеточку. Виталий Семенович чуть не проглотил зубную щетку, когда водоплавающий дебил загоготал из-за занавески в ванной. На ночь он запер гуся в кладовке и для успокоения взял с полки французский роман. По утру его в зале ждала гильотина из сна про французскую революцию, и отчего-то орангутанг, из перебивавших революционный сон африканских приключений. Гусь сразу невзлюбил обезьяну, та, наоборот, возлюбила гильотину. Пришлось сломать педаль, чтобы примат не отхватил пернатому голову, сигая по орудию смертоубийства, которое он видимо держал за пальму.
После нескольких относительно мирных сновидений, результатом которых явились осциллограф, бочка с солеными огурцами и огромный плакат с основоположниками коммунизма, случилась серьезная неприятность. Объевшись огурцами Семенович плохо спал и под утро увидел медсестру в критически коротком халатике и с клизмой. Медсестра наяву проявила то же рвение, что и во сне, предлагая свой клистир всему живому и неодушевленному. Любую попытку Виталия Семеновича с ней заговорить, она расценивала как заявку на процедуру. Но если человек мог вежливо отклонить ее настойчивость, то звери, к которым на тот момент присоединилась пятнистая жаба с короной, на приставания медсестры отвечали насилием.
Виталий Семенович позвонил в зоопарк, но там сразу прониклись подозрением. Они стали выспрашивать адрес, фамилию и телефон. В их голосе сквозило намерение прислать к счастливчику, по его словам, регулярно натыкающемуся на улицах Тамбова на орангутангов, в лучшем случае санитаров, а в худшем представителей соответствующих органов. Виталий попытался вывезти живность в лес, но таксист рванул с места, увидев клиента с огромной обезьяной под руку и гусем под мышкой. Попытка выбросить на свалку плакат привела к тому, что соседи заподозрили его в подготовке государственного переворота.
В пятницу нагрянула дочка Екатерина с внуком. Мальчик погнался за гусем и спугнул покусанную медсестру, которую Катя обозвала стриптизершей. Посоветовав папе лечиться по пенсионной льготе, дочь сгребла ребенка, оседлавшего птицу, с визгом перепрыгнула через коронованную жабу и подгоняемая звуками арфы, на которой учился играть орангутанг, сбежала из квартиры.
К счастью, все материализованное из сновидений исчезало строго на двенадцатый день. Виталий Семенович перестал смотреть телефильмы про животных и читать фантастику. Он сел на диету, голодая после шести. Занялся дыхательной гимнастикой. Но по утрам все равно находил в квартире новую галиматью из ночных кошмаров. Орангутанга сменил броненосец, того муравьед, достававший языком до соседских розеток. Бетономешалка включалась среди ночи, может сама, может заведенная кем-то из обитавших существ. Соседи жаловались, участковый приходил два раза, но ретировался, встречаемый то кикиморой, то кощеем.
Виталий Семенович устало огляделся. Хотелось чаю. Мимо прошла тетка в сером рабочем халате и со шваброй. Она, зараза, знала секрет двенадцатого дня и каждый раз снилась на следующее утро после полагавшегося исчезновения. До кухни Семеныч доехал на мотоцикле с мулаткой. Кот с барсуком доедали колбасу из холодильника, вскрытого ночью единорогом. Тетка вытащила из кармана халата припрятанный бутерброд и положила перед Виталием Семеновичем. Мулатка налила чаю. На улице послышались громкие голоса. “Ух-ты, соседи нацгвардию вызвали”, - сказал Семеныч, выглянув в окно. - “Пойду циклопа будить, пусть встречает. Ох, доведете вы меня до цугундера!”.