Пролог
Сейчас я уже не вспомню, сколько прошло лет с того момента, как я видел своего отца, Дэниела Аддерли. Наверное, более двадцати. Но в моей памяти он впечатался таким бодрым и величественным, каким был всю свою жизнь. Человеком, что создал "Космическую Одиссею", и тем самым спас многих людей от смерти. Никто из нас точно не знал, что будет с нашей Землей после катастрофы, но мы все верили, что выбранный нами путь будет самым правильным. А путей у человечества всегда тысячи. И хоть мне уже больше семидесяти, я все ещё не знаю, какой путь был верным. Мы боялись что поверхность Земли угаснет в пламени, сбежав под землю, словно крысы, и ища там спасение. Мы делали это, наверное, больше из соображении совести, потому что знали наверняка, даже я, которому на тот момент было всего-лишь двадцать, что не доживем до того дня, когда метеоритный дождь обрушится с неба. Мой отец умер ожидая конца света. После его смерти я стал руководителем "КО", которая составляла более пятидесяти тысяч человек. Я знаю, что наши жизни не исчезнут напрасно. На наших смертях, и многих других людей, построилась новая, подземная эпоха. Эта история о том, как мы создали "Космическую Одиссею", потому что я уверен, что в один прекрасный момент истории о ней буду вписаны в учебники истории нового века. Меня зовут Джон Аддерли, и я являюсь руководителем одного из первых подземных убежищ, а так же главным членом союза по защите прав подземного человека, и это мой рассказ о том, как я им стал.
Глава первая. Метеоритный дождь.
Когда мы узнали о том, что может произойти с человечеством через пятьдесят лет, мне было всего двадцать два года, и я учился на втором курсе факультета журналистики. Это должен был быть астероидный дождь из маленьких тел, предположительно каменных, размером в пару километров. Никто точно пока что не знал, куда именно они могут упасть: на воду, или на сушу, или на склад предназначенный для хранения ядерного оружия. Но все понимали, хоть в начале и боялись говорить, что вред в любом случае будет губительный для человечества в целом. В течении пяти лет все воины как внешние так и внутренние, прекратились, и мы все осознали, что это был тот раз, когда NASA не шутили. Каждая религия перетягивала канат апокалипсиса на свою сторону, и если для нас с отцом это был логически разъясненный конец для всего мира, то у других это было то, до чего только может додуматься человек. Даже за последние десять лет я услышал столько предположений, что удивлен, как ещё люди не загрызли друг друга из-за противоположных идеологии. Думаю, одного из немногих, что держало нас вместе, была смерть. Мы все ее боялись и знали, что в независимости от цвета кожи, религии, национальности или же пола, мы все можем умереть на не спетой до конца ноты, чего никто не хотел. Именно по этому мы сплотились.
Но кроме нас, обычных граждан, воссоединились и государства. Мы пока что не знали с точностью, что с нами произойдет на следующий день, и правительство дало нам немного, но все-таки веры. Уже через год нам сказали, что готовиться детальное планирование, а вскоре разработка первых космических кораблей для перелета людей с земного шара на другую планету. Нам обещали, что уже через пять лет первые корабли испытают на Земле, а ещё через пять в космосе. И мы, словно глупцы, верили. В любом случае, в последующие два года это было единственная причина, по которой мы все ещё продолжали свое существование.
В первое время нас держал страх, и мы стали более дружелюбными друг с другом. Зарплаты стали выше, условия для жизни тоже. Казалось, мы попали в рай. Но на самом деле мы были лишь стадом баранов, которых волк загнал в угол, и они решили собраться в кучу. Но от этой кучи не было смысла. Нам нужно было дать ему отпор. А если все это адресовать под те реалии, то начать самостоятельно думать о выживании. Такие мысли на тот момент уже были в голове у моего отца, но я не хотел его слушать. Я безотказно верил тому, что говорили по телевизору и интернету. Нам все обещали лучшее будущее. Новые миры, где мы будем жить уже через пять лет. Все это давало надежду, ложную, но надежду. Но мне хватало лишь пару недель, чтобы понять, что мне врут. К тому времени люди как всегда успели поделиться на две группы по мировоззрению: были те, кто верил, что полет в космос возможен и не губителен, и те, что отрицали его, главный аргумент которых состоял в том, что у правительство банально нет времени для того, чтобы провести опыты над космическими кораблями. Это означало, что в невесомости у нас было ещё больше умереть, чем на земле. И я мало по-мало, но стал присоединяться к той стороне, которая придерживалась прежнего образа жизни, и отрицала любые полеты.
Нас было много. В первую неделю я понял это, когда услышал разговоры одногруппников о бесполезности полетов. Можно сказать, что нас было больше чем тех, кто мечтал полететь к звездам. А возможно, это было связано напрямую с уровнем жизни государства. Ведь менее успешные страны не могли с точностью обещать бесплатный полет. Даже тут прокралась монополия, и наверное, это тоже было одной из главных причин, за которые мы боролись.
Мы являлись странниками для государства. Нас презирали, о нас говорили как о революционерах. Хоть и все, что нам требовалось для этого делать - так это существовать. Мы не приносили вреда, просто обсуждали минусы и плюсы жизни. Наверное, я мог бы сказать, что мы жили обычной жизнью. Такой, какой жил любой из нас до известий до конца света. Мы не знали, почему мы заработали вмиг такую репутацию, но знали точно, что могли за нее сесть в тюрьму. Власть стала нас гнать. Почему? Думаю, все дело было в монополии. Просто кому-то это было не выгодно.
Глава вторая. Первые очертания "Космической Одиссеи".
Мысль о том, что вторая сторона "конфликта" должна иметь свои преимущества не пришла просто так. Она все время витала в воздухе, но сильнее всего давала о себе знать в моменты, когда мы замечали, что люди покидают нас. Мы не могли предложить людям качественной замены космических кораблей. Пока что единственная заключалась в самоубийстве, но я думаю, что если и были те, что хотели уйти из жизни, им не нужно было создавать какие-то определенные общины. Первым человеком, который предложил наработки насчет первой самостоятельной подземной базы, был мой отец. Он назвал этот проект "Космической Одиссеей", в честь его любимого певца, Дэвида Боуи, что умер в 2016 году.
"КО" (в последующем я буду называть ее именно так) представляло собой комплекс подземных построек, где могли бы выжить более ста тысяч человек. В первую очередь, он находился рядом с огромными пещерами и ручьем, что означало, что во время апокалипсиса мы сможем рассчитывать на питьевую воду. Это не должно было быть просто подземное убежище, а городок. В нем должно было быть множество жилых отсеков, включая обширные общественные пространства, позволяющие не только выжить, но и вести активную социальную жизнь. Каждая комната, которая могла вместить до двадцати человек, должна была быть формы цилиндра, у каждой из них должен был быть свой обязательный аварийный люк в случае некоторого несчастья.
Конечно, такая идея была почти невозможной. Хотя бы из-за того, что правительство не финансировало нас, и мы должны были как-то выбираться из этого сами своими средствами. У моего отца было достаточно солидное состояние, но мы оба понимали, что оно не покроет даже 5% общих затрат. Уже через месяц, как главы парламента отказали отцу в финансировании, я устроился на работу.
Мои друзья и знакомые пытались привлечь всех желающих к спонсированию нашего убежища, но общей суммой только двадцать человек откликнулись на это предложение. Проходили месяцы, и я решил осуществить наработки отца в виде 3D-модели и выложить в интернет, прося преждевременное бронирование. Естественно, что я в это не верил. Но уже через пять часов на электронный счет уже поступили первые пятьдесят тысяч долларов.
Глава третья. Первые несчастья.
Не прошло и года, как отец собрал необходимую минимальную сумму для постройки каркаса. Он задействовал около двух ста рабочих, больше половины из которых пришли по доброй воле, и мы стали прокладывать фундамент наших затей.
Первые проблемы заключались с юрисдикцией и тем, что правительство не одобряло такого рода действии. Даже если место, на котором строился комплекс, выкуплено и не принадлежало правительству, все равно они просили свой определенный процент. Мы отдавали его, потому что большинство из участников нашей группировки имели свой бизнес и постоянный доход, а значит, могли себе позволить отпугнуть на время коррупцию. Но все это продолжалось не надолго.
Первые счастливые полгода, которых хватало на то, чтобы построить общий каркас ушли быстро, и некоторое время мы даже ночевали в "КО". Но вскоре мы заметили, что некоторых наших работников нашли мертвых невдалеке от убежища. Мой отец был очень вспыльчивым человеком, и когда что-то задевало его "родственные", как выражался он, связи с друзьями, он немедленно приступал к тому,чтобы покарать виновных. К тому времени, у нас было довольно много "друзей" с оружием. Настолько много, что мы могли присвоить к каждому человеку по два охранника, меняя их два раза в день. Но этого было мало, и мы построили ограждение вокруг убежища, тем самым, сохранив его от правительства в некотором роде. Отцу так же как-то получилось подкупить полицейских, чтобы те доносили ему. В те дни я представлял себя членом мафии. Единственного, чего нам не хватало, это продажи наркотиков. Хоть это и звучало как бред, но в моем молодом уму обретало совсем иные окраски.
Мы работали шесть дней подряд, по двенадцать часов. Каждый день к нам приходило все больше и больше людей, которые даже не просили деньги за то, чтобы работать. Наоборот, они спонсировали нас. Мы с отцом радовались, хоть в глубине души и знали, что в один день, как это было раньше, что-то пойдет не так.
Несчастья никогда не оставляют человека. Особенно, когда он счастлив. Мы знали, что настанет день, когда мы, или наши дети умрут. Но у нас была возможность это предотвратить. К этому мы и стремились. Мы работали не потому, что нам нужны были деньги, а потому что нам нужна была жизнь. Мы любили ее, любили людей, любили то, чего раньше невозможно было любить нормальному человеку. И все это давало нам чувство радости и вечный оптимизм. Но была и другая сторона. Та, что хотела покинуть Землю. Мы не держали на нее зла, а она же, наоборот. Пыталась навредить нам как могла. Повышая цены, игнорируя в строительных магазинах, избивая нас. Порой проходили некоторые перестрелки, и в следствие них было понятно, что дело может дойти до войны, чего мой отец не хотел всей душою. К тому моменту он уже полностью раскрыл в себе ораторские навыки, и мог с легкостью заговорить с президентом.
Через пять лет наша "КО" была построена и переходила в стадию редактирования интерьера. Внешнее давление было высоко, и наши люди боялись выходить за пределы убежища. Жить в нем было слишком рано. По этому, отец решил пойти на хитрость. К тому времени нас было десять тысяч, и у большинства имелось оружие. Недалеко от нас были железные руды, которые добывали и перенаправляли на строение кораблей. Мы понимали, что это рискованный шаг, который мог привести к войне между нами и правительством. Но это была единственная возможность подавить ту агрессию.
Мы захватили руды, и предложили союз, который предполагал мир между двумя сторонами. К тому моменты мы уже чувствовали себя маленьким государством. Хоть все и знали, что им мы не являемся. "Космическая Одиссея", кроме ферм и посевов, обзавелась своей собственной металлургией. Даже сейчас я помню, как мы бурно отпраздновали тот день. До конца света оставалось немного больше тридцати лет, а наш комплекс был почти построен. Посоветовавшись с отцом, мы решили, что пора думать о местном политическом режиме.
Естественно, демократия. Мой отец был замечательным оратором, но не любил политику. Во многом он советовался со мною. И когда мы решили создать свой собственный парламент, который назвали "защитой прав подземного человека", он принудительно поставил меня в его главу. Мне было всего тридцать, и я не был готов к такому. Я не любил руководить людьми, но в то же время мне чертовски нравилось делать так, чтобы все были равны. Во мне было столько противоречий за эти сорок лет, что, наверное, подсчитав их, я бы сбился, сойдя с ума. И да, мы назвали себя подземными людьми. Вскоре нас так обзывали те, кто имел храбрость это делать. Против таких я лично выпустил закон, предполагающий избиение любого, кто ущемлял права "подземных". Было ли это честно? Не знаю, я больше не подчинялся Конституции Республики Молдовы.
Глава четвертая. Революция.
Моя борода уже стала седеть, и я понимал, что если я не найду себе девушку, позже мне дастся это куда труднее. Всю свою жизнь я думал, что в начале мне нужно закончить школу, потом думать о личной жизни. Потом я изменил свое мировоззрение, и вместо школы стал факультет журналистики. Ещё через пару лет я решил, что с начала я должен обустроить "КО", и только после этого найти девушку. Я не знал, какие будут условия в убежище для того, чтобы растить детей или просто напросто жить, но надеялся, что буду защищать остальных людей точно так же, как и свою семью. Более того, "подземные люди" стали моей семьей. Мы никогда не говорили об этом, но знали это. Я обращался с ними как с отцом. К сожалению, после пяти лет я понятия не имел, жива ли моя мать, и единственный человек, который меня растил, был именно он. Не знаю, заменял ли я им отца, или был лишь молодым наставником, но я точно знал, что не хотел бы чтобы мой сын был лишен материнской заботы.
К тому моменту я понимал, что больше нельзя откладывать. Более того, я уже понимал, что женщины имеют желание быть с тем, кто умеет руководить, или хотя-бы хорошо притворяется. Наверное, я мог бы пожениться с любой, но это выглядело бы не справедливо перед любовью, которой меня учил отец. И я верил в нее. Не знаю, почему мой отец все ещё не нашел себе супругу, хотя, скорее всего, мог бы даже сейчас. Я часто замечал, как наша библиотекарша засматривается на него. Когда я думал о том, что он может умереть один, мне становилось тоскливо. Наверное, это был ещё один повод, по которому я руководствовался, когда искал себе девушку. Я хотел, чтобы у него были внуки.
Девушка, которую я знал ещё со школьных времен, была швеей в нашем комплексе. Ее звали Валери Джонс, и у нас был короткий роман ещё в старшей школе. Но, мы оба не придали ему тогда серьезное значение, и разошлись, не планируя больше встретиться. Я знал, что она ещё некоторое время любила меня, но мой девиз насчет "только школа" заставлял меня игнорировать ее, а я, видимо, был и не против. Я уже не помню, что именно взяло надо мною верх, какие животные инстинкты, но я знал, что она будет моею на каком-то первобытном уровне, таком, который, наверное, отблескивает при инстинкте выживания. Я точно не уверен, но мне кажется, что мы все, "пещерные люди", деградировали в некоторых моральных принципах. Это довольно абсурдно слышать от человека, который взялся быть руководителем по их защиты, но все мы отлично понимаем, что всегда было и будет их несоблюдение. В мире, там, на Земле, мы боролись за свободу, под землей у нас ее не было. Нет, мы не сходили с ума, отнюдь. Но мы знали, что без местных правоохранительных органов нам не обойтись.
В какой ситуации бы не находился человек, он все равно рано или поздно поймет, что его мировоззрение отличимо от того, которое ему предлагает правительство. Я представлял закон, и понимал, что не стоит спешить с промыванием мозгов и заточением прав. Я пытался сделать так, чтобы хотя-бы первые десять лет меня принимали за своего, как это было в начале. Но время шло, и то, что я пытался заморозить, приближалось быстрее, чем я того ожидал. "КО" была построена и оборудована. Более трех ста (все они были необходимыми для жизни рабочими классами) жителей пробовали комплексы. Прошел год, как они не выходили, оставшись наедине с самими собой. В это время мы продолжали усовершенствование убежища к зиме. Искали методы получения электричества. Осадков воды с поверхности Земли. Удобрения разных растений. В прочем, дел у нас было по горлу.
Когда люк открылся, и первые десять человек вышли, я был наполовину седой, а моя жена родила мне двоих детей. Мой отец потерял хватку, и его железная рука ослабевала с каждым днем. Он все ещё мог попытаться ввести ситуацию в свой контроль, но теперь это удавалось ему все тяжелее и тяжелее. Словно обезумевшие, они выбежали из "Одиссеи" и с жадностью глотали воздух. Все они выглядели так, будто бы последние месяцы находились в рабском плену у кого-то. Изувеченные, с конечностями, из ран которых ещё будто бы текла кровь, они легли на холодную землю и отключились.
Напряжение в нашем лагере росло. Мне было тяжело уделять равномерное количество времени как лагерю, так и семье. Отец понимал меня. Так же хорошо он понимал, что не знает, что делать. Думаю, он боялся. Но я боялся не меньше чем он, и все боялись не меньше, кто бы это ни был. Ведь там, в месте, где должно быть наше счастливое будущее, произошло что-то ужасное, а мы понятие не имеем что именно там произошло. Группа из десяти людей была первой и последней, которая вышла оттуда. Пару недель им было нужно на то, чтобы отойти от всего того ужаса, что, видимо, они повидали. Они все время мычали что-то о том, что "воздух отравлен". Но взяв отчеты из датчиков, предназначенных для слежения за кислородом, мы не заметили никаких неполадок. Видео-камеры выдавали ту же статическую картинку, которая была до этого. На момент у меня появилось такое чувство, что их больше и не было. Что зашло только десять человек.
Следующий месяц держал нас в напряжении. Происходили конфликты. Некоторые люди просили свои деньги обратно, чтобы купить себе билет на "другой конец", пока не поздно. Я боялся, как-бы не дошло до восстания. Когда я шел вокруг лагеря, то все время был сам, и люди доверяли мне. Они видели, что я был с миром, и не желаю нанести вреда. Этого же нельзя сказать про остальные политические лица нашего убежища. Они шли с отрядами из бывших наемников, что сопровождали их, кажется, даже до туалета. Насколько я помню, пару из таких телохранителей избивали людей насмерть, когда те чему-то не хотели повиноваться. Ситуация медленно но верно теряла контроль. На удивление, люди все ещё уважали меня, но не боялись. А сейчас им нужно было бояться, ведь только при страхе можно стать теми овцами, которые собираются в кучу. Волком же на этот раз было убежище. Никто из нас точно не знал, что там, думаю, именно из-за этого все и произошло. Когда один из сбежавших из убежища заговорил, к власти пришел человек, которого боялись.
Глава пятая. Дин Смит.
Не стоит уточнять, что Дин Смит был хорошем человеком. Он заботился о своих людях настолько же хорошо, насколько это делал мой отец. Только он был капитаном морских котиков, и имел некоторое представление об управлении людьми. Мой отец считал что управляет обычными людьми, а он - солдатами. Именно за его управлением произошла та милитаризация населения, которую мы боялись. Рано или поздно понимаешь, когда стоит и когда не стоит давать человеку оружие. Дин Смит, видимо, решил что если у каждого будет под подушкой револьвер высокого калибра, то мы будем чувствовать себя в безопасности. Я же считал, что за безопасность отвечает другое. Некая общая сила народа, устремленная в одно русло. Да, мы все были овцами, а он - волком. На некоторое время мы сблизились, но все это затем, чтобы подавить агрессора. И сделали бы мы это без какого-нибудь Кольта.
Когда Дин пришел к власти, а пришел он к ней неожиданно. Я был свергнут без каких-либо слов, и наше маленькое государство приняло статус тоталитаризма. Если раньше права убежища могли обсуждаться месяцами, теперь они принимались исключительно Дином и могли меняться каждый день по несколько раз. Думаю, он пришел к власти, потому что умел хорошо управлять солдатами. Когда он вошел ко мне в кабинет, сзади него было около тридцати человек с автоматическими винтовками, и он явно дал мне понять, что мне не стоит шутить с ним в какие бы то ни было игры. Но Дин не был главной проблемой. Главной проблемой было то, что сказал выживший человек из убежища и раскол, который за ним последовал.
Когда он заговорил, Дин был у власти и я не имел никакого права заходить к "выжившим", как он их называл. Суммарно он тогда контролировал всего тысячу человек, но все они были хорошо вооружены, и этого хватало, чтобы на некоторое время замолкнуть. С задержкой, но я узнал, что наш пробный вариант многолетнего прибывания в убежище пошел прахом, потому что в команде людей был такой же, как Дин. А Смит считал, что они погибли потому что в главе был такой человек, как я. В любом случае, эти разногласия для меня не были важны. Было важно, что во главе были неуравновешенные люди, которых мы отправили. Естественно, был шанс неудачи, но мы с отцом радовались тому, что она была не настолько в механическом плане, как бытовом. Там, в бункерах, они восстали, перебив друг друга. Десятерым удалось перебить всех и сбежать. Половина из них умерла на Земле, ещё половина от оставшейся - под ударами бывших наемников, а заговорил лишь один. Для правды этого было мало, но вход в убежище не дал других ответов, так что люди поверили Дину.
Большинство считало, что им стоит взять все в свои руки, потому что только это приведет к спасению. Дин считал, что все произошло лишь по нашей с отцом глупости и нашего слабого к людям отношения. Мне казалось, что он просто не видел грань между серьезностью в поступках и безнаказанным насилием. Именно насилием. По этому я хотел избавиться от него. Не свергнуть, а убить. Ведь он хотел, чтобы мы сумели взять ситуацию в свои руки, это мы и сделали.
Когда я стал строить первые планы, на его стороне было около трех тысяч людей. Все остальные, хоть и без навыков обращения с оружием, оставались верными мне. Мой отец старел, и его дни подходили к концу. Я тоже уже не был тем молодым студентом. Но если раньше мне было интересно руководить исключительно из соображений своих интересов, теперь я дорожил каждым человеком, и тем более, новой семьей. Я знал, что половина их, или половина нас, умрет в войне, если не наладить ее дипломатичным путем. Но я все ещё верил, что есть ещё одна возможность усмирить овец. Наемники, что воевали за Смита, были когда-то нашими людьми, и я не хотел с ними как-либо разбираться. Их смерть была бы на моей совести, не совести Смита. К нему у меня было другое мнение. Смит был лишь огромным серым волком. А мы - овцами. Но мы уже собрались все вместе, и знали, что единственное, чего нам стоит добиться, это его смерти. Возможно потом, когда меня не будет, в нашем убежище появятся похожие на него люди, но пока что был только он. Он представлял угрозу, которую стоило устранить. И мы сделали это.
Глава шестая. Немного о восстании.
Раз я решил упомянуть эти ужасные времена, когда Дин Смит пришел к власти, значит, мне нужно внести некоторые ясности. Я все ещё не знаю, даже сейчас, поступаем ли мы правильно. Люди всегда недовольны, и только при определенном катализаторе их недовольство перерастает в восстание. Так произошло с Дином. Но нам удалось показать, что его поступки были не самыми значимыми для "КО". К сожалению, в ходе этой маленькой войны умерло свыше двух ста человек, которые были похоронены со всеми полагающимися почестями. Включая моего отца. Но его не убила пуля бывшего друга, а старость. Я надеюсь, что он, как и все остальные, умер честной, в первую очередь к самому себе смертью.
В последствие нашей маленькой революции, я понял, что напуганных людей не одобрить правами. Исключительно поступками, которые вселяют надежду. Именно по этому я своими руками убил его, после чего посадил большинство его последователей. Недовольные на время пытались бунтовать, но народное движение победило, и мы с счастьем на глазах стали перестраивать убежище. Мест было больше, чем людей, но это лишь означало, что у нас будет возможность продержаться ещё около двух ста лет, как минимум. Иногда люди уходили, иногда приходили. К шестидесяти я понял, что наш мир полностью разрушился. Возможно, это касалось исключительно Молдовы, я не знал, ведь доступ в Интернет я не видел больше десяти лет. Некоторые страны, заключившие союз о построении кораблей, осознали, что у них не настолько много денег, чтобы обеспечить билеты для всех. Людей бросали на полуслове. Тех, кто пытался что-то возразить, расстреливали. Естественно, что я принимал большинство людей к себе, чтобы они могли продолжить свое существование. К тому времени "Космическая Одиссея" была полностью построена и оборудована. Имела несколько ферм, полей, ранчо, и местных ископаемых.
Я все ещё не знаю, какая сторона была виновата в том, что те триста человек умерли. Мы оба с Дином обвиняли друг друга, но я представлял все-таки ту сторону, которая боялась. Нас, людей, которые боятся, всегда больше. В страхе есть свой определенный вид на жизнь, который заставляет тебя бороться с самым ужасным, что есть на земле. Но нельзя вечно держать в нем. Ведь его, как и всего остального, не должно быть много. Видимо, жизнь "подземных людей" именно этого и придерживалась, потому что когда одна неудача заканчивалась, и мы на пару лет были счастливы, происходила следующая.
Глава седьмая. Грипп.
Это было всего несколько лет назад. Моим детям было уже по двадцать три года, и они успели обзавестись семьей. Парламент был сменен на людей, которым я доверял, но главное место в нем все ещё составлял я. Хоть я и чувствовал, что мое время как жизни, так тем более и правления приходит к концу, люди не могли так просто расстаться со мною. Думаю, я был для них всем. Чем-то, что было им важнее убежища. Именно по этому, когда произошел всплеск гриппа, и половина населения умерло, я постарел на пятьдесят лет вперед.
Никто не знал, откуда он взялся. Но я почти точно был уверен, что монополия Молдовы в постройке космических кораблей в чем-то потеряла прежнюю хватку. Большинство городов было разрушено, по поверхности земли гуляла смерть. Люди умирали от гриппа, похожего на ангину. Хватало считанных дней, чтобы навсегда попрощаться с близкими людьми и уйти в мир иной. Я слышал откуда-то, что на Земле начались войны. Люди боролись за свое выживание, совсем как в первобытном веку.
Когда я узнал об угрозе заболевания вируса более подробно, без фантастических добавлений, мы ещё находились в лагере снаружи. Тогда от него умерло только около десяти человек, и я уже подумал, что нам удастся его избежать. Мы немедленно спустились, и именно с того самого момента начались все неприятности.
В нашей общине было около сотни докторов разных предназначений со всей необходимой техникой и площадью. Но вакцину было довольно тяжело составить, и нам пришлось потерять пять лет и около двадцати тысяч людей, чтобы приобрести прежнее право на существование. Это были самые ужасные года в моей жизни, в следствие которых я лишился своей жены, и мои дети, к сожалению, матери. Я был отчасти рад, что она воспитала их людьми более самостоятельными чем меня отец, но я понимал, все-таки, какая это для всех нас потеря. Умирали и заменялись члены парламента настолько часто, что я стал работать с людьми, которых не знаю. Приходилось придерживаться максимальной санитарии и спать по одному человеку в комнате. Самая тяжелая проблема заключалась в том, что нужно было как-то хоронить людей. И этот закон был самым жестоким за всю мою жизнь, который я издал. Он заключался в том, что только инфицированные могли хоронить погибших, и все ещё считаю, что правильно поступал. В любом случае, люди, не согласные со мною, уже лежат в могилах.
Многие сходили с ума, все время слушая кашель больных. Жизнь нас буквально поставила раком. Я был рад тому, что не произошло ещё одного восстания. Думаю, люди отлично осознавали его бессмысленность. С каждым днем приближался тот час, когда вся поверхность Земли сгорит в огне. Но для меня она уже сгорела. Тогда, когда мне приходилось видеть каждый день десятки мертвых. Слышать плач дочерей и матерей. Кашель, который не прекращался ни днем, ни ночью. Вопль умалишенных. Все это давало по моим старческим нервам, и я понимал, что большая часть меня умерла ещё на Земле.
"Космическая Одиссея", такая родная и такая любимая, она могла погибнуть, но все ещё была жива. Я знал, что это продолжиться до того дня, пока мы не сможем выйти вновь наружу, уже смотря не вперед неудачам, а назад, оглядываясь. Скорее всего, я уже умру к тому моменту. Я точно этого не знал. Но что я знал с стопроцентной уверенностью, так это то, что мои дети вырастут в мире, куда я вложил максимальное количество усилий.
Глава восьмая. Заключение.
Наш мир - среда обитания для существ разного размера, формы, типов, рас. Зачастую, мы, люди, привыкли смотреть на животных свысока. Их цель в нашей жизни чаще всего выполняет странные запросы. Некоторых млекопитающих мы пускаем на шерсть ради одежды, более гламурной, чем необходимой для выживания. Скот же мы используем в качестве мяса и молочных продуктов. В разные косметические для женщин надобности используется жир печени акулы, слизь улиток, бычья сперма.
Как читатель может заметить, мы, люди, научились использовать природу для личных целей. Поступая хладнокровно, мы зарабатываем себе на жизненно важный ресурс под наименованием - деньги. Пожалуйста, не стоит оправдывать прошлое человечества в своих корыстных целях, выполненными лишь для того чтобы усовершенствовать свой род, тем самым, нанося пагубные влияния на свою же планету. Я хочу заметить, что человечество выступает в роли высокомерной расы, обменивая природу на деньги. Читатель может не согласиться со мной, принеся в аргумент наименования многочисленных компаний и групп, интересы которых состоят в защите природы. Однако, это далеко не может сравниться с тем ущербом, которые приносят люди природе, и будут приносить после. Природа может выжить без человека, а человек без неё - нет.
Но задумывались ли мы о настоящей цене которую должен заплатить человек за свои поступки?
Если я сделаю плохо для человека, другой человек накажет меня, а в случае с природой, разве никто наказать права не имеет?
Думаю, вскоре нам предстоит это узнать.
Наш мир есть забава более высших по всем понятиям сил, которые имеют чёткое понятие о человеческой душе, и снабжая нашу планету всем жизненно необходимым, получают от неё то же самое. Наша душа - самый дорогой предмет во вселенной, и без её существования не было бы того равенства, которое поддерживается со времён создания планеты, ради интересов кого-то более могущественного и существенного.
Все эти мысли о системе жизненно важного обеспечивания и развлекательных интересов человечества были совсем неспроста. Кто бы мог подумать, что люди, использую животных в своих целях, использованы точно так же, для продолжения рода как на земле, так и на более тёмных местах вселенной. Мы сами себе накручиваем, или же снижаем ценник, не осознавая этого.
Наш мир, лишь треть того, что движет нами и нашим осознанием всех вещей. Наш мир прямо пропорционален остальным возможным мирам, наименования которых нам не станет известно. На самом деле, я считаю что нашего мира - не существует. Мы лишь составляющее всеобщей державы. Мы называем наш мир - миром, однако, здесь всплывают некоторые недопонимания. С одной стороны - мы не имеем право называть миром то, что лишь часть его. С другой же, воссоединение всех трёх частей невозможна, по этому, демоны и ангелы бродят по нашей земле, создавая мир здесь, на земле.
Я жил в христианской семье, излишне примерное воспитание которой заключалось в запугивании перед моей участью после смерти. Тогда я ещё не мог объективно оценивать ситуацию, и иметь кое-какие живые описания ада или рая. У папы, ад - был местом удостоенным лишь для грешников, а раем - обитания ангелов и чистых во всех смыслах людей. Маленький я понятия не имел о том, насколько серьёзны вещи о которых мне рассказывал отец. Мир демонов и ангелов, описанию которых отец никогда не брезгал, был стёрт из моих воспоминаний и что-то конкретное на сей момент я не вспомню. Все его идеи и мнения я отрицал, принимая их как попытку обучить меня хорошим принципами и манерам. Теперь же, когда мой час к смерти близок, а демоны и ангелы уже поделили между собой мою душу, я оставлю для вас написанный выше рассказ, собранный исключительно из моих домыслов и папиных записей в старом, уже давным-давно развалившимся блокноте. Я попытаюсь объяснить всё более менее детально, для вашего общего составления картин и расширения мировоззрения. Единственное, о чём я попрошу людей, читающие эту историю, - Будьте честны друг с другом, и не делайте того, что просят люди, тьма которых окутывает землю испокон веков. Вы и понятия не имеете, какой ценности состоит наш мир, который мы создаем день ото дня. И чем более чище он, тем более вероятность того, что тьма придёт за ним.