Вы когда-нибудь любили?
Любовь сложно подогнать в рамки. Объяснить ее логически, разложить по полочкам. Любовь – то иррациональное, что захватывает нас, забирается в сердце, рушит жизни и создает миры. Любовь как таковая не имеет положительной или отрицательной окраски. Будучи возведенной в абсолют, она бесстрастна и чувственна одновременно.
Любовь бывает такой разной: страстной и возвышенной, платонической и физической практически на первобытном уровне, безответной и безоглядной. Она – дар и проклятие, жестокий создатель и милостивый убийца.
А еще любовь бывает странной. И те, кто поклялся никогда не любить, или же любил и зарекся любить еще, попадают под влияние этой странной любви.
Андрей нервно ходил по комнате. В юности, его любимой книгой был роман Сэлинджера «Над пропастью во ржи». Главный герой, Холден Колфилд, точно так же нервно ходил по комнате в ожидании…проститутки.
Банально и грустно, но факт: Андрей платил за любовь. Не всегда так явно, как сейчас, но всегда платил. Как герой его любимой книги в студенческие годы – журналист из маркесовских «Воспоминаний о моих грустных шлюхах».
«Долго едет», - думал Андрей. Курить не хотелось, пить тоже, а смотреть в холодную ночь не доставляло никакого удовольствия. Темные улицы, тусклые фонари, люди и машины, убегающие в ночь, чтобы раствориться там и навсегда исчезнуть – все это не настраивало ни на что, кроме как сделать один звонок и еще на одну ночь купить себе иллюзию нормальной жизни в виде девушки средней паршивости.
Андрей неожиданно вспомнил лето. Да, это было летом. Он куда-то спешил, шел по главной улице города. И увидел ее. Нет, она не была ослепительной красавицей, но он не мог оторвать от нее взгляда. Совсем молоденькая, лет семнадцати, не больше. На ней было белое платье, белые босоножки, так выгодно оттенявшие ее загорелую кожу. Черные волосы непокорными кудрями лежали на плечах. Но не это привлекло его внимание. Она шла одна, улыбалась чему-то в своих мыслях, и вся она – от огромных черных глаз до загорелых ног – светилась счастьем. И это было абсолютно независимое счастье. Андрей был довольно проницателен и мог точно сказать: эта девочка счастлива потому, что живет. Нет еще в ее жизненном багаже предательств, боли, пьяных ночей, жестоких мужчин и разочарований. Нет, она просто счастлива и уверенна в своем абсолютном счастье, которое никогда не кончится. Наивность, невинность, свобода и открытость – вот, что было в ней. Чем она была.
Образ этой девочки иногда всплывал в памяти Андрея. В моменты, когда в его жизни происходило что-то, на сотую долю приближенное к состоянию того абсолютного счастья. И, как ни странно, приезд проститутки был одним из таких моментов эрзац-счастья.
В дверь позвонили.
Он открыл дверь и сразу ушел в спальню. Приглушил свет, убавил звук телевизора. Из прихожей слышалось шуршание одежды, звук расстегивающейся молнии. Девушка словно затихла (наверное, наводила последние штрихи ночной красоты на лицо), а затем вошла в комнату.
Меньше всего она походила на проститутку. Высокая, худощавая, но непохоже, что она изнуряла себя диетами: просто такого телосложения. Ни красавица, ни уродина. Светлые длинные волосы, голубоватые глаза. Одета тоже не по-«профессиональному»: короткая, но вполне пристойная темно-синяя юбка и белый свитер. Обычная девушка, которая поехала погулять с подругами, или даже на свидание, а никак не на «работу».
- Добрый вечер. Андрей Андреевич?
Да, мать удружила, назвав единственного сына в честь отца, которого сам Андрей почти не помнил.
- Совершенно верно. А вы..?
- Как хотите называйте.
- А все же?
- Ну… только не смейтесь.
- Ни в коем случае.
- Василина. Можно просто Вася.
- А можно на «ты»?
- Если в…тебе так удобнее.
Василина (если ее действительно так звали) присела на кресло напротив Андрея.
- Сразу договоримся, что и как? Цены, думаю, ты знаешь.
- Разумеется. Но после. Я…договорился на всю ночь.
- Как на всю ночь? Мне сказали, что пока что на час.
- А где гарантия, что ночь не пролетит, как один час?
Андрею хотелось делать с этой девушкой что угодно, только не спать с ней. И дело было не в ее внешности. Это была далеко не самая некрасивая девица, которая к нему приезжала. Андрей смотрел на ее нервные пальцы, на длинные ноги. Он так и видел, как она ехала к нему сквозь ночь, дым и подворотни. Ехала на метро, закутавшись в свое старое черное пальто. Одиночество холодного вагона передавалось ей, и душа ее костенела, застывала… в ее профессии это было необходимо: только в таком состоянии можно было максимально дистанцироваться от того, что с тобой происходит. Девочка в белом платье с летней улицы была абсолютно счастлива. А девушка из зимнего метро была как чистый лист: ни одна эмоция не пачкала его своей страстью и субъективностью.
- Ну, как хочешь. Любой каприз за твои деньги!
Эта пошлая, штампованная фраза резанула по всему облику Василины.
- А может,это не каприз. А искреннее желание.
Умоляю, не подумайте, что Андрей и Василина просидели вот так всю ночь, ведя философские беседы. Нет, все было: за тысячу, за полторы, с продлением и прочим. Уже потом, лежа в пустоте ночной комнаты, он опять смотрел на нее. Василина лежала, укутавшись в плед. Ее светлые глаза смотрели в потолок, а тонкие губы слегка тряслись, храня вкус всей этой тяжелой для них обоих ночи.
Алел рассвет.
- Василина, ты читала «Мастера и Маргариту»?
- Да, но давно. Еще в школе.
- Помнишь про любовь, похожую на финский нож?
- Неа.
- А я помню. Никогда не понимал, как это?
- Уж не влюбился ли ты в меня?
Василина насмешливо посмотрела на него.
- Нет, конечно. Разве можно тебя любить?
- Ну да, проститутки – не лучшие объекты для любви.
- Твой способ зарабатывания денег тут не при чем. Дело в другом: ты общая и ничья. Как любить независимую единицу?
- Это ты после секса со мной делаешь такие выводы?
- А откуда у тебя шрамы на левой руке? Не думай, я их заметил. Плохо замазала.
- Подростковая дурь. Пыталась вены порезать. Тупым ножом.
- Несчастная любовь?
- Типа того. Ну, тогда казалось.
- Что несчастная?
-Что любовь. Ладно, я собираться буду.
Василина собрала по комнате свои вещи – юбку, свитер, колготки, белье – но одеваться не стала. Вместе с охапкой вещей она опять села в кресло напротив Андрея.
- А ты любил?
- Да. Однажды. Ее Ира звали.
- А что произошло?
- Разлюбил.
- Так просто?
- Да. Не надо усложнять.
- Наверное, ты прав…
На лице Василины читалось смятение.
- Ты что-то хочешь сказать?
- Да…нет…да.
- Так говори.
- Ты когда-нибудь влюблялся?
- Да, только что. В тебя.
- Ты же сказал, что меня нельзя любить.
- Не усложняй. Любить и влюбляться – разные вещи.
- И то верно. Но я же проститутка…
- А я – финансист. И что? Я могу купить с десяток проституток. А такую, как ты – не могу.
-Ты что, платить не будешь?
- Смотри шире. Ты останешься со мной. Пока я не разочаруюсь в своих словах.
- Это как?
- Пока я не полюблю тебя.
- Ты уверен, что это случится?
- Нет.
- А если я сама не останусь?
- Держать не буду. Это не в твоей природе – быстро соглашаться. Я ж говорю, независимая единица.
- А если я полюблю тебя? И ты меня?
- Тогда я расскажу тебе историю об абсолютном счастье.
- Правдивую?
- Абсолютно.
Василина бросила одежду на кресло,сама встала и пошла на балкон.
- Оденься. Замерзнешь.
- Может, я хочу простыть. И умереть от ангины или пневмонии.
- Не стоит. Глупая смерть.
- А от чего лучше умирать?
- От времени. От старости. От любви не рекомендую.
- Думаешь?
- Хочешь проверить?
- Умереть от любви?
- Попробуй. Возненавидь того, кого любишь.
- Это непросто…
- Это проще простого. Если он тебя не любит, ты ненавидишь его за то, что он – не твой. И любишь за все остальное.
Солнце заиграла на белых плечах Василины, отражаясь на ее волосах, ставшими при свете утреннего солнца светло-золотистыми. Андрей подошел к ней, слегка обнял за талию и прошептал практически в ухо:
- Никогда ты не будешь моей. Ты – дитя свободы. Пойдем, расскажу историю про абсолютное счастье.