Январская мелодия

Данила Вереск
Заиграла за жабрами стены соседская музыка. Пошлая мелодия, как черно-белый снимок из раздела «Эротика» низкопробной газетенки за февраль 2002 года, где фантазия смотрящего всеми силами обязана компенсировать зернистость и размытость пикантных частей женского тела. Запах жареной картошки из общего коридора. Густой, будто кусты сирени на картинах Врубеля. Калорийная пища безнадежности. Ветер толкался в окно холодными пальцами, немного робея перед втиснутыми в щели бумажками, исписанными чернилами. Сквозь глаукому мохнатой изморози проглядывалась мертвая набережная, гуляющая под ручку со снегом, оболгавшим пространство белыми словами ободрения. В прошлом черная река, с двух сторон сдавленная бетоном, а поверху – льдами, текла к теплым морям тихими мечтами.

Сухой воздух комнаты в эту пору года песком струится по гортани, примеряя узкие легкие на свои широкие костью объемы. Тикали часы, высились книжные полки за спиною. Под аккомпанемент биения механического сердца тонули во мраке переполненные буквами гробы из ДСП. Свет включать не хотелось. Потянешься рукой к выпуклой клавише, а реальность уж вытаскивает тебя любопытной рыбешкой на враждебною сушу своей предметностью, мелочностью, пыльной поверхностностью. Поэтому выбираешь – сумерки, медленным обмороком оборачивающиеся в фиолетовую тьму, в оранжевую тьму, в серебряную тьму, в глухую предрассветную тьму. И сидишь в ней, покачиваясь на скрипящем стуле, покусывая карандаш. Сам – ни время, ни пространство, всего лишь – многоточие, алчущее навсегда избавиться от двух побратимов. Достигнешь предела, и в комнате из синонимов тепла останется только флисовый плед и батарея.

Таков лейтмотив января. Самого античного из всех месяцев года, самого мраморного, триумфального. Он - млечное пламя отчуждения. Мелодия за стеной играет и играет, вливается бульоном из сладкой патоки в суповой набор с дремлющим внутри мозгом. Отключи на минуту электричество во всем городе, но она не стихнет. Она – вечна, она – сам январь. Она обещает и тебе почести цезаря. У нее тысяча глоток. Миллион рупоров. Выйди в ночь, найди полынью в реке, нырни в нее на самое дно, и там – то же навязчивое дребезжание и завывание сладострастного баритона, немного смягченное толщей воды. И глушит ведь, глушит она твою мелодию, ту, что так дорога и бесценна, ту, что заставляет жить и дышать. Чужая мелодия, возведенная в ранг общечеловеческих ценностей, всегда испоганит пару судеб, попомните мои слова. Разве от нее растает снег? Отступит холод? Жареный картофель перестанет горчить во рту? Нет, она ничего не меняет. Но звучит, звучит из всех углов: летит в ветре, течет в реке, гремит лифтом, шаркает тапочками по паркету «елочка» этажом выше, слышится в мычании автостада, кричит недовольным ребенком в лабиринтах мегагиперсупермаркета, мерцает гирляндой в вывеске «Рюмочная».

У нее нет конкурентов. Нет и альтернатив. Она проста и понятна, она – смысл, тепло, сытость. Она – уют всех видов. Она – здоровье и стремление к лучшему. Слушаешь ее и перестаешь видеть на каких хлипких гвоздях держится фанера действительности. Какая глупость желать чего-то иного, чем эта мелодия за соседской стеной! Включай свет, беги за картошкой, вытащи из чулана радиоприемник, настрой его на волну «Безмятежный покой». Звук на максимум! Дай метаморфозам свершиться, дай оптимизму воцариться в твоей комнатушке. Дай возможность снегу стать звездной ватой, ветру – барбадоcским ромом, реке – горностаевой шубой на плечах сутулой набережной, фонарям – оранжевыми эритроцитами в аортах города, всем людям – счастливыми соотечественниками, и себе – здравомыслящим человеком. Ну как сказать, не совсем себе, но глобально – еще себе.

И всего-то стоит включить мелодию, насадить на вилочку полоску жареной картошки, задернуть плотнее шторы и сосредоточиться на исходящем от батареи тепле. Январь обнимет тебя, как брат, зима поцелует в висок, снег взвихрится в душе радостно встречающим псом. Ведь ты принял лихорадочный жар, как дар, а это роднит последствие длительных поцелуев хлада с покорностью общественным ценностям. Цель-то одна - выморозить себя изнутри иллюзией огня. Истома и нега войдут в твою обитель двумя любящими сестрами и начнут водить хороводы вокруг покачивающегося стула, заставив отбросить карандаш, спрятать в ящик стола недописанный бред, бережно завернуть елочный шар сознания в полиэтиленовую упаковку с пупырышками и на целый год зажить наконец полноценным бытием, не омраченным неудобными вопросами к себе и к миру.