Много страшных историй со времён войны можно услышать от стариков, которые в детстве и в подростковом возрасте проживали на оккупированных территориях. Случай свёл меня однажды с Виктором Ивановичем, он и рассказал мне историю которая произошла , с ним и его матерью в начале ВОВ. Он тогда был совсем маленький и знает её со слов своей матери.
Немцы оккупировали село, где жила моя семья . Шумно квартировались, выбирая самые чистые и ухоженные дома. В нашем доме поселились три немца и финн. Два немца заносили со двора солому и расстилали её на полу в комнате, готовились ко сну. Финн растапливал русскую печь и давал какие-то указания немцам. Мамке со мной было приказано лезть на печку и не высовываться. То-ли от жары, то-ли заболел, но я начал хныкать, а потом громко заплакал. Немцы уже засыпали на своих наспех сооружённых "палатях". Финн подошёл к печке и раздёрнул занавеску. Мамка со мной на руках сидела и со страхом смотрела на подошедшего Финна. "Матка, отдай его, он орёт и всех беспокоит" На плохом русском сказал финн. Не медля выхватил меня из мамкиных рук, подбежал к люльке, которая висела на крюке и повесил меня за нижнюю челюсть на этот крюк.
Мамка в ужасе спрыгнула с печи и ни на что невзирая, подбежала ко мне. Сняла с крючка, закрыла рану фартуком и босиком, а был декабрь месяц, выбежала из дома. Финн от дерзости русской крестьянки остолбенел и хотя был одет не сразу бросился в погоню. Мы бежали через дорогу в дом к родственникам отца. Там жила моя бобка с дочерьми. Финн опомнился, выбежал из дома и стал стрелять. Пуля попала мамке в ногу. Мы упали. Финн видимо подумал, что на таком морозе они замерзнут и не стал ещё стрелять, вернулся в дом. Мамка с трудом поднялась и кое-как добралась до бабкиного дома. Только вошла в сени и сразу упала. Выбежали в страхе родственники, занесли нас в дом и мамка рассказала о случившемся.
Бабка была в ярости. В соседнем доме был немецкий штаб. И она отправилась туда. "Пойду воевать"—сказала она вне себя от гнева. Штабных офицеров в штабе не было, за столом сидел военврач. Бабка начала ругаться, применяя отборный русский мат. "Думала он немец, чаво он поймёть, а застрелит так и пусть"— говорила она потом дочерям. Врач встал из-за стола и на чисто русском языке сказал: "Фрау, что случилось? Я могу чем-то помочь?" Бабка залилась слезами и бормотала:" Чегой-то всё с бабами да с детями воюете? Али на мужиков силы нет?"
Врач из сбивчивого бабкиного рассказа всё-таки понял в чём дело и велел привести нас. Мамка с трудом доковыляла до соседней избы с бабкиной помощью. Дочерям бабка приказала сидеть дома, а если что—"Бегите к Никитичне!"
Врач обработал раны, Мою рану зашил, у мамки ранение было сквозное, наложил повязку. Благодаря ему мы остались живы, но искать нас никто не искал, а через месяц немцы покинули село. Врач сказал бабке: " С ребёнком будет всё нормально, рана не опасная, но будет заикаться. Ну, оно и правда заикаюсь всю жизнь и шрам ношу всю жизнь. Он взял мою руку и вложил два моих пальца в ямку под нижней челюстью, где отчётливо прощупывался рубец.