Рассказ межзвёздного Лжеца. Часть девятая

Воки Шрап
Вернулись они быстро, одинаково взбешенными.
– Ты почему не следил за анабиозом?! – рычит командор. – Почему  саркофаги обесточены?!
– Я следил… – оправдываюсь и лгу отчаянно. – Но возникла неисправность. Я бился над неисправностью! Ремонт энергосистемы только-только закончил. Видите, некогда было даже прах павших вымести. И убрать мумии.
– Весь планетарный десант погиб, кретин ты безмозглый! – звереет командор. – Все учёные! Кем мне командовать и что жрать?! Какой «прах», какие «мумии»?! Ты сколько лет боролся с неисправностью, гад ползучий, если трупы мумифицировались?!
– До вчерашнего дня, – докладываю уверенно. – Весь полёт я спасал исключительно ваш саркофаг. Ваш, пилота Бастет и главного гуманиста Осириса. Глаз не сводил! Вся энергия «перпетуум мобиле» шла в этот сектор.
– Возможно, так и было… – зарумянился довольный Осирис. – Наши саркофаги имеют наивысший приоритет.
– А комбинезончик-то новенький... – задумчиво мурлыкнула Бастет. – Будто и не носил тысячу лет.

Зверя не проведёшь.

– Лжёт, – отчеканил командор. – Все человекоподобные лгут. Жаль, не могу башку отрезать этой скотине.

Гуманисты терпеть не могут лгунов, потому загодя отрезают голову пленнику и помещают её в Горшок Правды; это прибор такой, похожий на цветочный горшок с пультом, наполненный какой-то питательной слизью. В ней    упрятана уйма проводов и трубочек; они сами втыкаются в оголённые нервы и жилы, когда отрубленную голову сажают в горшок, словно растение. Все эти трубки-провода питают отрезанную голову, качают к её гортани воздух, управляют мозгом. Такая голова живёт долго и говорит правду, потому что на горшке есть кнопки и рукоятки; ими можно посылать в отрезанную голову любую боль и любое наваждение. Включить и выключить память, например. Добавить и убавить совесть. Обнулить стыд. Таких Горшков Правды хранится уйма в корабле, в кладовой номер «сто один». Наверное, питательным бульоном можно приживить голову обратно к телу, но гуманисты такого фокуса не делают. То ли не умеют, то ли из экономии бульона. Редчайшая субстанция. Добывают на каком-то «Гердегоне». 
Всё это мне рассказал Мозг, обретя душу. Не мог держать за душой греха умолчания; так он объяснил свой поступок. 

– Не лжёт только Мозг, – объявил командор.  – Он электронный. Мозг! Что тут творилось?

Мозг все мои слова в точности и подтвердил. Даже развил мысль про аварию и про мою самоотверженность меж галактиками. Сочинил, как меня током било: я-де ток через себя пропускал тысячу лет, чтобы подпитывать саркофаги командора и главного гуманиста. Не было у меня другой возможности спасти начальство, как встать на место разрыва кабеля и ток через себя пустить. Стоял, пока Мозг плёл новый кабель. Сто лет тянули кабель! Таковы были сложность и масштаб аварии. Без меня – всем смерть.

Командор задумался. Даже сочувствующие обозначились среди уцелевших. Зашелестел шёпот о медали «За героизм». И о премии.

– Брешут! – заорал из своей клетки Задиристый, свирепо работая пятками. – Он замок золотой открыл! Носу оттуда не казал весь полёт! Не обыскивайте его, бесполезно! Ключ они под ковром прячут!       

Моментом объявился Завистник с моим ключом. Уже вынул из-под ковра, сволочь услужливая.

– Это как понимать, Мозг? – командор постукивал ключом о ключ; моим о ключ удивлённого Осириса. – Ты же электронный правдолюб. Объясни загадку двух ключей. Интересу ради.
– Ничего не знаю, – сразу ответил Мозг. – Был неверно понят. У меня алиби.
– Ах, «алиби» у него... – прорычал командор, зверея.
– Лжец сочинил вашему Мозгу душу! – снова заверещал Задиристый, улепётывая от Устрашателя. – И загрузил её в разъём Мозга! Я видел! Поместите этого длинноногого Лжеца вместо меня! Я стал правдив! 
– Вы изобрели электронную душу?! – аж подпрыгнул главный гуманист.
– Увы, – вынужден был признать я под напором тяжких улик. – Теперь каждый сможет обрести электронное бессмертие и стать Лжецом. В электронном смысле. 
– Командор... – сипло выдавил потрясённый Осирис. – Это же открытие всех времён! Лучшие умы галактики, тысячелетиями... Я уже вижу наши души в электронном формате! Вижу себя бессмертным!! Прекрасным андроидом-великаном!!! 
– А я вижу, что теперь у нас два Лжеца, – ледяным тоном возразил Анубис. – Хвала гуманизму, одного я могу выключить.
– Не надо! – завопил Мозг.  – Я готов сотрудничать со следствием!
– Заткнись, – отрезал командор.  – Бастет, включите стационарный Мозг вместо этого мобильника.   

Вспыхнули огоньки на огромном пульте, а Завистник услужливо щёлкнул фальшивым выключателем на корпусе Мозга. Тот уронил манипуляторы, испустил жалобный стон и угас глазами; медленно-медленно, картинно и печально. Словом, умирал он до отвращения глупо и показушно; в последние дни Мозг стал тяготеть к сочинительству слащавых трагедий со смертельным исходом, с прологом и эпилогом, о безответной любви несчастной машины к прекрасной, но распутной богине-блондинке в прозрачном и коротеньком халатике.
– За борт этот мобильный металлолом, – скомандовал Анубис. 
– Но, командор! – возмутился главный гуманист. – Он же из золота весь. Золото мы обязаны сдать. По описи.
– Ах да, «драгметаллы»... – поморщился командор. – Тогда уберите их с глаз моих.  Лжеца бросьте Устрашателю. Он нам больше не нужен.

И сразу ярче засветили лампы в зале: Задиристый на радостях наподдал ходу, раскручивая пятками генераторы. И показал мне язык.

– Протестую! – снова возмутился Осирис. – Лжец знает тайну электронной души. С нас головы снимут за утрату столь драгоценных сведений. Все Отцы Гуманизма мечтают жить вечно. Сам слышал.
– Они околели давно, – удивился командор. – Мы миллион лет в полёте.
– Наш «перпетуум мобиле» доложит о вашем недальновидном поступке преемникам Отцов, – с иронией пообещал Осирис. – Я уже вижу наши головы в Горшках Правды.

И оба посмотрели на Задиристого. Тот сразу принял отрешённый вид и засвистел какой-то мотивчик.
 
– Ладно... – помрачнел командор. – В Шар Наказаний его. Личному составу построиться на балконе. И смотреть всем! Бессмертных девок постирать как следует и зачехлить. И тоже   –  на балкон! Припугнуть.

Лампы сразу потускнели.

Перепуганных Усладительниц запихали в какой-то светящийся и крутящийся раствор, а меня – в Шар Наказаний. У гуманистов есть такой шар, для изоляции в нём изгоя. Выбрасывают преступника за борт корабля, на длинном шланге, и качают в шар едкую тухлятину из особого баллона.
Для меня приволокли десяток особых баллонов. 
Механический голос стационарного Мозга пытался обратить внимание командора, что открывать балкон нельзя, ибо скорость ещё близка к световой,  опасна любая ничтожная пылинка – и называл ничтожную массу опасной пылинки. И огромную вероятность погибели. Механическому голосу вторила Бастет: шерсть дыбом, глаза горят:
– На открытом балконе мы и часу не проживём!
– Для устрашения Лжеца и воспитания экипажа страхом часу не хватит, – возражал командор. – Космос пуст. В нём ваша пылинка, Бастет, всего одна на миллиард кубокилометров. Защиту из нейтрония ничем не пробить. Ручаюсь клыками.
– Мы за одну секунду миллион кубокилометров дырявим! – взвыла Бастет. – Защиту и пробивать не надо, она сетчатая! Нас сожжёт струёй плазмы вместе с вашими клыками! Ради чего?! Перед Лжецом покрасоваться?! Да запереть его с бессмертными девками и забыть! В двери просверлим глазок и протащим туда свет. Для визуального контроля со стороны Осириса. Чтобы не отколол чего.      
– Я бы прислушался к мнению выдающегося пилота, – неуверенно поддакнул пантере Осирис, тиская золотые ключи. – Вы лучший воин гуманистической галактики, командор, но вы не пилот.

Однако командор выказал воистину волчий характер. Всех выстроил на балконе, а меня выкинул в космос, с угрозами: взирай на ужас бездны, Лжец несчастный.  Что, страшно?!  Отрежу шланг, улетишь в пустоту, к звёздам. И вариться тебе в её чреве огненном, если упадёшь на какую-нибудь, погорячее! Раз в миллиард лет выкинет она тебя с протуберанцем, увидишь чёрные небеса. И опять – в ослепительное пекло! А когда погаснет твоя звезда, замурует она тебя во тьме вечной, неподвижным. Сочиняй там свои религии, скотина!

Под такие речи командора качают по шлангу запахи мерзопакостные, сообразно каждой изречённой мысли подбирают оттенок вони и регулируют вентилями напор, в меру личной мстительности. На балкон выпихнули и выстиранных Усладительниц, на каждую напялили по три пары самых неуклюжих комбинезонов, топорщатся один поверх другого. Командор же воспитывает остатки экипажа моим примером и с победным видом скребёт когтями по огромному смотровому стеклу.