Красномордый КАМАЗ на большой скорости летел в черноту ночи. Петрович в драных трикошных штанах с пузырями на коленях и в дорогой безрукавке на меху, надетой на голое тело, полудремал рядом с водителем Серегой. От выпитого коньяка в пять звезд и событий прошедшего дня он никак не мог успокоиться. Добродушный Серега подбадривал его, но лишь подливал масло в огонь.
Впервые в жизни его, Алексея Петровича Червонцева - снабженца с десятилетним стажем, прошедшего суровую школу жизни на гражданке и в зоне, впервые так использовали. Это явный перебор! А ведь было все так точно продумано...
В профкоме ему, северянину, дали путевку в санаторий. Конечно, Северный Кавказ - это не Крым, но тоже хорошо. Эту дамочку в джинсах он присмотрел дня через два: короткая стрижка, обтекаемая фигурка. Добрые серые, а без очков беззащитные глаза взволновали старого ловеласа.
- Бабы любят крутых, любят денежных! - рассуждал он тогда. - И эта не исключение.
Не любитель танцевать, он неожиданно для себя пригласил ее на танцплощадку. Танцевали больше медленные, ну, иногда, эти буги с вугами. Как он ее галантно выводил, как крепкими ручищами он прижимал ее к себе, ощущая дрожь от прикосновения и запаха духов.
Когда деньги, что называется, «ляжку жмут», легко быть кавалером. Ухаживания там, шуры-муры, «цветончики», «шампусик», конфетки... А самое главное - она медичка! Дело идет уже не к юности - пора и о здоровье подумать, кто ж, как не она, может за мной поухаживать, если вдруг прихватит?
Ребятенок у нее тоже ничего. Подумаешь - немного хворый, зато зацепить можно и в случае чего держать на крючке. Как она рассыпалась благодарностями, когда я натащил полный стол всякой всячины. И не просто натащил, а пришел попроведать ее девчонку, простывшую после грязей. Малышка такая доверчивая, лежала в постели и радовалась, что за ней ухаживают.
При расставании подарил свое фото: этакий красавец в шляпе...
Она замужем за каким-то недоразумением - интеллигентиком паршивым. Постоянно без денег, в благородство играют: кто кого переиграет. Предложил приехать на Север, поманил длинным рублем - глаза и заблестели. Доверчивая дуреха! Думает, что все так просто делается! Не-ет, за все плата требуется! А она размечталась: муженька своего пристроить надо, чтобы мог интеллигентно зарабатывать...
Петрович улыбнулся, вспомнив свой важный вид, ее наивность и беспомощность. Сильная машина вгрызалась в ночную тьму, направляемая уверенными руками Сереги...
Как она обалдела, увидев его на пороге своей квартиры. Крупные пурпурные голландские розы, целый ворох, он поставил у ее ног. Из бездонных сумок выгрузил на стол всякую снедь: и копченую колбасу, и овощи, и фрукты... А у них - шаром покати! Стоит, глаза квадратные, только ртом, как рыба, воздух хватает.
Девчонка узнала, обрадовалась - малышка! Посадил на колени и стал рассказывать про богатый Север, про красивую жизнь. Уговаривал переехать в красивый город. Девчонка, вроде, согласна, но с папой. Заверил, что потом, может быть, и папу на Север выпишем. Главное - они с мамой первыми поедут.
Она стоит - в себя придти не может. А мне жрать охота до тошноты. Сказал, что голодный и водилу покормить нужно. Очнулась.
После обеда, день-то субботний, заявляется ее интеллигентное сокровище после работы. Господи! без слез смотреть невозможно: худой, бородатый, сутулый, в стареньком потертом костюмчике, но с дипломатом и достоинством. Дал денег, отправил за пивом - думал, он пиво любит. А он решил, что это для гостя. Она представила меня как богатого мецената, имеющего связи и большие возможности. И этот дурак поверил!
Они меня, как важную персону, повезли на дачу, пусть не свою, а ее мамаши, потом в лес на шашлыки. Хорошо, я продуктами обеспечил, а то просто пришлось бы воздухом дышать. Пока меня возили на ихнем «Запоре», Серега отсыпался. Парень он простой. У него в жизни полная ясность: есть он сам, есть молодая жена, которую он любит и с которой по воскресеньям слазит только к вечеру. Глаза голубые, не затуманенные мыслями, что ему прикажешь - сделает без лишних слов и вопросов.
Вечером разбудил Серегу - надо поесть. За столом - разговоры разные, на стол - пару бутылочек армянского, в пять звезд, поставил. Ну, думаю, интеллигент нюханый, держись! Выпили один пузырь, сидим, беседуем. Я же не предполагал, что он такой огнеупорный! А вторую бутылку жалко начинать. Дите ихнее давно спит, Серега отвалил отдыхать в кабину КАМАЗа, а этот очкарик сидит против меня и ухом не ведет. Размечтался ехать за северным рублем. Полбутылки выдул на халяву, и ни фига?!
Охота пуще неволи - так уж нравится медичка, такая аппетитная, такие перспективы! Сейчас вот спою этого козла, чтобы заснул, и можно будет заняться...
Допили вторую, последнюю пятизвездочную. Сидит, зараза, улыбается, благодарит за поддержку и человечность и не спит.
Не знаю, что я такое сказал, в чем прокололся, может, на медичку стал слишком откровенно поглядывать, но вдруг он мне говорит:
- Слушай, Петрович, у тебя нет никаких перспектив, я тебя раскусил. Облом, понимаешь, полный облом! Деньги-то у тебя есть, а вот душа у тебя такая же рваная, как твои трикошные штаны. Твой Север - блеф, но ты расписал, будь здоров! Понимаешь, мы молоды, у нас еще все впереди. Ты не смотри, что я такой нескладный, нищий. У нас, понимаешь, семья. А ты - чужой! Не лезь, езжай отсюда. Я сам здесь на ноги встану, а ты и там долго не простоишь.
А сероглазая молчит, да так, что понятно – мужа поддерживает. Эх, плакали все мои ухаживания, плакали мои денежки! Вот так я и обманулся на беззащитных серых глазах. Подумать только, она, оказывается, любит это недоразумение?!
Он, даже не качаясь, проводил меня до КАМАЗа. Я ему говорю: мол, жалко мне его, бедолагу. Он улыбается в ответ и говорит, что ему меня жальчее.
Петрович запахнул меховую жилетку, прикрыл татуировку под правой ключицей. КАМАЗ пожирал километр за километром, удаляясь от этого позорного города.
- Не понять мне этих интеллигентов: зад голый, а гонору - выше крыши. Могла бы как сыр в масле кататься, а ей душу подавай да понимание. Говорю же, бабы - дуры!
Наконец сон сморил Петровича. А снились ему розы. Они наливали полные граненые стаканы армянского коньяку, выпивали залпом и орали:
- Петрович! Нам тебя жальчее жалко, Петрович!