26. Шекспир нервно курит в сторонке

Антонина Данилова
     — «Но что за блеск я вижу на балконе?
      Там брезжит свет. Татьяна, ты как день!
      Стань у окна, убей луну соседством;
      Она и так от зависти больна,
      Что ты её затмила белизною»… – послышался снизу знакомый баритон.

      Алкаемая Татьяна молча отобрала у притихшего и присмиревшего дракона пеньюар. Быстренько запахнулась в шёлковую полу, подпоясалась и шагнула вперёд – это кому же ещё тут ночь неспокойная?

      Наклонившись вперёд, чтобы рассмотреть источник шума, любопытствующая переводчица чуть было не загремела вниз с балкона (и от удивления в том числе): внизу, сияя белозубой улыбкой и драгоценными камнями в короне, стоял, приложив руку к сердцу, король гномов. Стоял и читал ей (если только в замке Флоры не имелось других Татьян, что, конечно, вряд ли) незабвенные строки Шекспира!

      — Ваше Величество? – на всякий случай уточнила чародейка и, так как из угла террасы послышалась неразборчивая, но совершенно неромантичная ругань, из которой Муха уловила только «Нарисовался тут, начитанный!», Таня, мстительно приняла картинную позу, присев на перила.

      — «О милая! О жизнь моя! О радость!
      Стоит, сама не зная, кто она.
      Губами шевелит, но слов не слышно.
      Пустое, существует взглядов речь!
      О, как я глуп! С ней говорят другие»... Кстати, кто это там с моей невестой ночью разговаривает? – внезапно перейдя на прозу, возмутился Подгорный король.

      Веня уже было поднялся, распрямившись во всю свою драконью стать и готовясь шагнуть из своего укромного уголка на свет, но Таня, как целевая аудитория РенТВ и борец с межрасовыми конфликтами, накрутив локон на палец, как можно глупее хихикнув и, лягнув принца голой пяткой по коленной чашечке, решила-таки подыграть и тоже замахнуться на «Вильяма нашего Шекспира» – правда, в современной обработке:

      — Ах, Варден, как мне жаль, что ты, блин, Варден!
      Отринь отца да имя измени,
      А если нет, меня женою сделай,
      Чтоб Мухиною больше мне не быть!

      Сверкнув в лунном свете довольной белозубой голливудской улыбкой (нота бене: узнать у гнома адресок стоматолога!), король продолжил хорошо поставленным сценическим голосом:

      — «Проговорила что-то. Светлый ангел,
      Во мраке над моею головой
      Ты реешь, как крылатый вестник неба
      Вверху, на недоступной высоте»…

      Правда, дальше гном, сбившись, уже совсем не по-шекспировски захлопал себя руками по бокам, вывернул сначала правый карман, неизвестно как оказавшийся приделанным к камзолу, потом – левый, сунул руку куда-то вглубь, под полу, в конце концов вытащив на свет божий мятые, замусоленные бумажки. Виновато разведя руками, Варден произнёс:

      — Дракон побери эти вирши! Всё время забываю, как там дальше! Погоди-погоди, сейчас… Так, это контракт на поставку драгметалла эльфам, фея их за пятку! Это – подряд на строительство пяти каменных столбов друидам… Ну ведь точно была, была где-то подсказка! Не мог же я её, в конце концов, у нимфы речной забыть… А, вот, нашёл!

      И, не тянув дальше пауз, выразительно зачитал:

      — «Стоит одна, прижав ладонь к щеке.
      О чем она задумалась украдкой?
      О, быть бы на её руке перчаткой,
      Перчаткой на руке!»

      Но Татьяна, зло прищурившись, уже не слушала. Речная нимфа? Это какая ещё речная нимфа?

      Пошарив рукой и не переставая улыбаться своей самой приторной улыбочкой, Муха сомкнула пальцы вокруг горлышка так кстати (или наоборот – это уж кому как) подвернувшейся вазы и, размахнувшись, зашвырнула её с верхотуры прямо в ничего не подозревающего гнома. Однако надо отдать должное быстроте его реакции – отпрыгнул в сторону, даже корона набок не съехала.

      — Нимфа, значит? Ещё и речная? Ну, ты у меня сейчас получишь! – заметалась по балкону Татьяна, ища не прикрученные к полу предметы, которые могли бы подойти на роль метательных ядер.

      Но Варден, почему-то совсем не обидевшись и не испугавшись за своё королевское достоинство, лишь улыбался.

      — «Твой взгляд опасней двадцати кинжалов.
      Взгляни с балкона дружелюбней вниз,
      И это будет мне от них кольчугой!» Ух, люблю женщин с характером!

      Увернувшись от просвистевшей у виска фарфоровой статуэтки, за которой Муха секунду назад метнулась в комнату, Варден добавил:

      — Никогда не подозревал, что стихи могут вызвать у прекрасных дев таких сильных эмоций. Хотя гномовьи поэты и славны на всё Затридевятьземелье!

      Таня опустила на пол с трудом поднятый стул, уточнив:

      — Это же Уильям Шекспир написал!

      — Так всем известно, что он – нашего рода!

      — Какого ещё «вашего»?

      — Ясное дело, какого! Подгорного! Всем известно, что женщины любых народов падки до красивых слов, вот и сочиняют у нас все, кто в возраст вошёл! А этот проныра, даром, что плохой кузнец, ещё и у вас в Зачертовье прославился!

      Переваривая полученную информацию, Муха хмыкнула. Ай да Шекспир, ай да сукин сын!

      Приняв хмык за поощрение к дальнейшему ухаживанию, король, прочистив горло, продолжил:

      — «Мой друг, клянусь сияющей луной,
      Посеребрившей кончики деревьев...»

      Но тут уж не выдержал невольный свидетель этого милого диалога, про которого Таня, увлечённая выяснением подробностей биографий великого гнома Уильяма Шекспира и суженого-ветреного Вардена, честно говоря, и забыла. Выступив из тени в луч лунного прожектора, дракон, облокотившись о перила и свесившись вниз, погрозил королю гномов холёным пальчиком:

      — «О, не клянись луною, в месяц раз
      Меняющейся, – это путь к изменам!»

      Муха, схватившаяся за сердце, прикрыла глаза, приготовившись как минимум к скандалу, как максимум – к началу Третьей Гномновой.
      И решилась приоткрыть один глаз лишь тогда, когда снизу донеслось не клацанье зубов – вынимаемых из ножен мечей, а лишь задумчивое:

      — «Так чем мне клясться?»

      — «Не клянись ничем
      Или клянись собой, как высшим благом,
      Которого достаточно для клятв…»

      — «Как можешь ты судить о том, чего не знаешь?»

      — «Над раной шутит тот, кто не был ранен!»

      Улучив момент, Татьяна Сергеевна всё же умудрилась вставить в стихотворную дуэль принца и короля свои чародейские пять копеек:

      — Я вам случайно не мешаю, а?

      Но так как ответом ей было лишь шиканье с обеих сторон, Муха лишь досадливо пожала плечами, решив, что Шекспир, всё-таки, великий, хоть и гномовий талант, раз уж так действует на любую аудиторию, и приготовилась развернуться и удалиться к себе в опочивальню, оставив дуэлянтов одних (чай, не переубивают друг друга!), как вдруг…

      Лужайка наполнилась огнями факелов, а замок за её спиной – грозными криками. Глянув вниз, чародейка успела увидеть, как толпа вооружённых вилами-мотыгами зайцев-белочек-синичек и прочей подсобной рабочей силы тёти Флоры сметает с пути замешкавшегося Вардена. А затем уже и её саму, с балкона снятую, куда-то потащили, завертев в круговерти непонятной ночной активности.

      — Это что, похищение??? – выдавила оказавшаяся посреди толпы во дворе замка Таня, затравленно оглядываясь по сторонам и ища взглядом короля гномов или хотя бы растворившегося в предрассветной мгле дракона.

      — Это революция, детка! – ответил ей давешний заяц в кепочке с красной повязкой на лацкане кожаного пальто и, пружинисто вскочив на мгновенно возведённую баррикаду, указал зажатой в кулачке морковкой на дворец, грозно прокричав: – Свергнем угнетателей пролетариата! Долой ведьму! Вперё-о-од!