Михаил ВЕРБИЦКИЙ
1975 год
После почти годовой паузы я приглашаю Вас сегодня в Сочельник - день накануне православного Рождества (06.01.2005) - вновь пуститься в путешествие «по волнам моей памяти». В моем возрасте все труднее удерживать в памяти события, факты, просто «действия», имевшие место почти тридцать лет назад. Многое «стерлось» уже, потускнело, и лишь некоторые, наиболее яркие моменты оставили след в моей «голове».
1975-й год запомнился мне нашим с Лидой летним отдыхом в Зеленогорске на Карельском перешейке под Ленинградом на Финском заливе Балтийского моря.
Направились мы в пансионат в конце июля. В то лето Галочка проводила летние каникулы в спортлагере в Котуаре Савеловской железной дороги, а Андрюша - на даче в «Заветах Ильича».
До поездки в Зеленогорск я закончил в июне написание диссертации Аль-Обайди. Он апробировал диссертацию на кафедре акушерства и гинекологии 2-го Мединститута, которую в мае возглавила профессор Г.М.Савельева. С тех пор на протяжении почти четверти века мы поддерживали с ней теплые отношения.
Три первые недели июля я провел в Сухуми, работая в лаборатории онкологии над относительно новой темой. Я получал на кроликах весьма активные антилимфоцитарные сыворотки против лимфоцитов обезьян. В Москве в НИИ эпидемиологии и микробиологии им. Габричевского МЗ РСФСР из них был выделен антилимфоцитарный иммуноглобулин (АЛГ). Этот препарат - «антииммунодепрессант», подавляющий иммунную систему организма обезьян – был использован для получения «модели» подавления иммунного статуса у новорожденных обезьян. После рождения детенышам, рожденным самками, получавшими «АЛГ» в период беременности. инокулировали материал, содержавший «вирус микоза человека». Материалы этих исследований были опубликованы в научной печати, совместно с сотрудниками ИЭПиТ АМН СССР (Э.Инджиа, Л.А.Яковлева). За время командировки в Сухуми я успел «накупаться» в Черном море и загореть. Вернувшись в Москву, я навестил моих родителей на даче в Загорянке и Андрюшу в «Заветах Ильича», а в один из дней мы с Лидой съездили в Галочке в спортлагерь. Повидав своих родных, мы с легким сердцем отправились на отдых. Отдыхать на Карельском перешейке мы будем впервые в нашей жизни.
Зеленогорск
Поездом с Ленинградского вокзала, который отправлялся из Москвы около полуночи, мы прибыли ранним утром на Московский вокзал «северной столицы». От Московского вокзала на метро мы добрались до Финского вокзала, а далее «электричкой» до Зеленогорска. С вокзала пешком добрались до пансионата.
Разместившись и позавтракав, отправились знакомиться с территорией пансионата. На одном из цветников обнаружили незнакомое растение: прикорневая розетка листьев и тонкие длинные стрелки цветоносных стебельков, на которых располагались мелкие ярко красные цветочки на подобии ландыша. Как потом мы узнали у местного садовника - это Гербера кроваво-красная. Лидочке этот необычный цветок очень понравился, и спустя годы и у нас на даче в «Заветах Ильича» появится подобный кустик. А в Кемнитце Гербера встречается буквально на каждом шагу, и даже в нашем дворике растет (Лидочка пересадила «отщипнутые» отростки, «приобретенные» ей во время наших прогулок по улицам и скверам Кемнитца).
День стоял теплый, солнечный. Погуляв по территории, мы спустились к пляжу. Чистый светлый песок пляжа напоминал пляжи Рижского взморья. Правда, полоса пляжа не была такой широкой, как в Юрмале. Вода в заливе была прохладной. После проведенной «рекогносцировки» мы пошли в свой номер, переоделись, взяли полотенца и купальные принадлежности и отправились до обеда на пляж позагорать. Лидочка бродила вдоль кромки воды, а я искупался и прилег на лежак. Загорать мне в общем-то не так уж было и нужно, я итак был чернее всех на пляже. У меня еще сохранился южный сухумский загар.
После обеда мы отправились «обозревать» окрестности Зеленогорска. Выйдя за ворота пансионата, мы буквально метрах в пятидесяти увидели на противоположной стороне шоссе заброшенную территорию с небольшим, похожим на замок, домом. Как оказалось, это дача Маннергейма, бывшего в 30-е годы президентом Финляндии. Имя это я помнил еще я детских лет. Папа рассказывал, что в период войны с Финляндией у финов была укрепленная линия обороны, оборудованная бетонными дотами и дзотами. Линия эта носила имя Маннергейма.
До войны с Финляндией эта территория была финской, и поселок Зеленогорск носил имя «Куоккала». Еще раньше - до Революции 1917 года - Карельский перешеек был излюбленным местом отдыха петербуржцев. Здесь находились дачи известных писателей, художников, артистов. Кстати, на даче Корнея Чуковского в Куоккале собирались как уже титулованные, так и молодые литераторы. Бывали здесь и Владимир Маяковский, и С.Маршак. Дача К.Чуковского была переименована в «Чукоккалу» (то-есть, дача Чуковского в Куоккале). Вблизи от Зеленогорска находятся и два знаменитых поселка - Комарово и Репино.
В последнем находится дом-музей великого русского художника Ильи Ефимовича Репина - «Репинские Пенаты». Нам еще предстоит побывать в нем. Поселок «Комарово» известен тем, что на дачах его в разные годы жили известные писатели, поэты, ученые. В последние годы жизни великая поэтесса – «Сафо ХХ века» - Анна Ахматова проводила лето на даче Ленинградского отделения Союза Писателей СССР в Комарово. Дача эта похожа на маленький сарай. Но поэтесса любила природу Карельского перешейка и воспела в одном из своих стихотворений дорогу на «Щучье озеро».
Мы будем с Лидой почти ежедневно на протяжении 4-х недель нашего отдыха бродить по этой дороге и любоваться стройными соснами, стоящими вдоль дороги и имеющими «розовые тела». Действительно, в лучах солнца, особенно заходящего, верхняя часть стволов сосен сияет розовым цветом. До этого я никогда раньше не обращал внимания на цвет сосновых стволов. В Подмосковье они казались мне почти черными внизу и светло-коричневыми в верхней части.
В Комарово на местном кладбище покоятся многие известные писатели, ученые, но, наверное, самое известное захоронение на кладбище - могила Анны Ахматовой.
Мы совершили с Лидой в составе экскурсионной группы экскурсии и в Комарово и в Репино, послушав рассказы гидов об этих чудесных уголках природы и памятных местах, связанных с русской культурой.
Во время одной из наших прогулок по Зеленогорску мы встретили известного режиссера Г.Товстоногова – художественного руководителя ЛДТ (Ленинградского Драматического театра) – одного из самых знаменитых театральных коллективов страны. В разные годы в составе труппы этого театра блистали Стржельчик, Е.Лебедев, О.Басилашвили, С.Юрский, Е.Копелян, С.Лавров, Ю.Луспекаев, А.Фрейндлих и другие прекрасные драматические артисты.
С Г.Товстоноговым Лидочка познакомилась еще в 1964 году во время отдыха в Болгарии в международном доме журналистов на Золотых Песках, вблизи Варны. Она даже сидела в ресторане этого «Домжура» с известным театральным деятелем и его молодой возлюбленной за одним столиком. Я же увидел Товстоногова впервые, хотя лицо его мне было, конечно, знакомо. Подходить к стоящему у борта «Волги» и разговаривающему с каким-то незнакомым мужчиной известному человеку мы не стали и продолжили свой путь дальше. Но в памяти моей эпизод этот сохранился.
Запомнился мне наш отдых в Зеленогорске и двумя концертами, проходившими в клубе Пансионата. На одном из них произошло наше первое знакомство с молодым эстрадным певцом - «восходящей звездой» - Сергеем Захаровым. Молодой красавец-мужчина с сильным приятным голосом произвел на нас хорошее впечатление. Но «звездная болезнь» сгубила его карьеру. Спустя год или два знаменитый уже певец совершил хулиганский поступок (подрался с кем-то в ресторане), был осужден и несколько лет провел в тюрьме. Когда мы увидели и услышали С.Захарова вновь уже в 80-е годы, от того юного красавца мало что осталось.
Чудесный вечер провели мы и с молодым тогда еще поэтом-бардом А.Городницким, исполнившим много хороших и добрых песен популярных тогда поэтов-«КСПшников» (Клуб самодеятельной песни).
Совсем недавно (года два, наверное, назад) нам довелось посмотреть и послушать концерт «поэтов-бардов», проходивший в Израиле. В числе ведущих исполнителей блистал на нем и А.Городницкий, правда, заметно постаревший. С момента нашей первой встречи с ним прошло почти тридцать лет.
За время нашего отдыха в Зеленогорске мы познакомились и с более удаленными уголками Карельского перешейка - Сестрорецком и Выборгом. Посетили также в Разливе мемориальный «шалаш», в котором скрывался Ленин летом 1917 года. Пару раз выбирались в Ленинград. На сей раз мы посетили Александро-Невскую Лавру и ее Некрополи, где похоронены не только известные государственные и общественные деятели России и полководцы, но и выдающиеся деятели культуры и науки. Впервые вступили мы и на борт легендарного крейсера «Аврора», выстрелы которого возвестили в октябре 1917 года начало «новой эры», как тогда говорили. Стреляло ли орудие «Авроры» по Зимнему Дворцу 25 октября 1917 года или это, как и многое другое, придуманный большевиками миф, так и не известно. Посетили мы и Петропавловскую крепость, и «Эрмитаж», побродили по проспектам и площадям этого прекрасного города.
Во время отдыха я еще работал, приводя в «божеский вид» докторскую диссертацию Л.П.Гридчик – зав отделением МОНИИАГ МЗ РСФСР. С ней нас связывали более десяти лет совместной работы. Она была одним из ведущих клиницистов в институте, принявшей роды, порой и очень сложные, у жен многих высокопоставленных деятелей Московской области. Диссертация ее была посвящена изучению роли иммунологической несовместимости матери и плода в этиологии и патогенезе поздних токсикозов беременности. Иммунологическую часть диссертации мне и пришлось основательно «отредактировать».
Апробация диссертации Л.П.Гридчик прошла успешно на заседании Ученого Совета МОНИИАГ в начале сентября. А на банкете по этому случаю я познакомился и с новым директором этого НИИ, недавно назначенным на этот пост- кандидатом мед. наук В.И.Кулаковым. С ним у нас в дальнейшем были весьма тесные контакты и совместные научные публикации.
Л.П.Гридчик диссертацию так и не защитила, а спустя несколько лет ушла из жизни еще далеко не старой женщиной, а В.И.Кулаков сделал, на мой взгляд, «головокружительную карьеру», пройдя путь от директора МОНИИАГ до директора Центра акушерства, гинекологии и перинаталогии РАМН СССР, став профессором и академиком РАМН. Недавно я видел его по телевидению. Он, конечно же, постарел, стал совершенно седым, но держится молодцом.
В конце сентября успешно защитил кандидатскую диссертацию Аль-Обайди – аспирант из Ирака. Научными руководителями его работы были Г.М.Савельева (ныне академик РАМН, одна из ведущих акушеров-гинекологов страны) и Ваш покорный слуга. Банкет прошел в ресторане «Прага» в узком кругу. Помимо диссертанта на нем присутствовали мы с Лидой, Галина Михайловна Буркина – врач-гинеколог, Лида Романова – мнс. группы иммунологии репродукции, которую я возглавлял, и официальные оппоненты.
И еще одно событие осталось в моей памяти от 1975 года – это переход Андрюши в другую школу. Теперь учиться он будет в средней специализированной (английской) школе № 60 в одном из переулков вблизи улицы Герцена (сейчас вновь Б.Никитская). недалеко от здания театра им. В.Маяковского. В августе 2004 года мы с Лидой побывали в здании этой школы и беседовали с людьми, помнившими класс 1976-го года выпуска и даже фамилию Андрея.
1976 год
Андрей и мединститут
Год этот прошел под знаком окончания средней школы Андрюшей и подготовкой к поступлению в институт. Не знаю уже, что повлияло на решение Андрюши выбрать в качестве своей будущей профессии медицину. Быть может неудачная попытка сделать «артистическую» карьеру. Если мне не изменяет память, в 9-ом классе Андрюша увлекся занятиями в драмкружке при районном доме пионеров на Ленинградском проспекте. Руководитель этого коллектива уговорил ребят попробовать свои силы на «театральном поприще» и даже «устроил» им «просмотр» в популярном тогда в Москве театре «Современник». Константин Райкин – один из ведущих молодых актеров этого театра, возглавлявший «экзаменационную комиссию» в тот год (а было это летом 1975 года), мягко говоря «завалил» подающие надежды молодые «дарования», в том числе и Андрея. С карьерой артиста было покончено. Вот тогда и родился, а скорее дозрел план поступления в мединститут. В 70-е годы, как и в последующие десятилетия, «просто так» поступить в 1-й мединститут было невозможно.
Поступали в основном либо «позвоночники» (те, за кого «по звонку» замолвили слово высокопоставленные лица- работники ЦК КПСС, Совмина СССР, академики и т.д.), либо те, за кого «заплатили». Существовала по всему Союзу не только в медицинских, но и в других престижных ВУЗах своя «мафия», которая занималась (специализировалась) устройством в институт. выходов у меня на подобную «структуру» не было, да и не было соответствующей суммы денег. Уповать пришлось на «поддержку» Н.В.Троян – проректора по ФПК (факультет повышения квалификации) 1-го МОЛМИ. Борис Сергеевич обратился к Надежде Викторовне с такой просьбой. Она обещала переговорить «в верхах», чтобы обеспечить Андрюше «подстраховку».
Но просто так идти на вступительные экзамены со школьными знаниями было равносильно провалу. Нужно было обязательно по основным предметам – биологии, химии, физике и литературе получить подготовку, занимаясь со специализирующимися по данному конкретному ВУЗУ педагогами. Я обратился за помощью к Коле Чебышеву. В те годы он был доцентом кафедры биологии 1-го МОЛМИ, деканом младшего курса лечебного факультета. Он и сам входил в состав экзаменационной комиссии по биологии. Переговорив с ним и объяснив ему ситуацию, я попросил его порекомендовать «репетиторов» по химии и физике. Сам он сказал, что за биологию «волноваться» не стоит.
Оплатить занятия с репетиторами по четырем предметам для нашего семейного бюджета было очень накладно. Зная, что Андрюша «от природы» грамотный и что с литературой у него не должно вроде бы возникнуть проблем на вступительных экзаменах, мы решили взять ему репетиторов по химии и физике. Биологию «готовить» будем сами по учебникам, которые порекомендовал Коля Чебышев. Даже физически заканчивать 10-й класс и заниматься дополнительно всеми 4-мя предметами (литература, биология, физика и химия), разъезжая по Москве и делая порой «многочасовые» выезды в разные концы города, ох как не просто. А Андрей большой физической выносливостью тогда не отличался. Даже «половинная» нагрузка (дополнительные занятия лишь химией и физикой) была для него велика. Поэтому подготовку биологии мы отложили до лета (заниматься будем с ним непосредственно перед вступительными экзаменами).
Время бежало быстро. Пришла весна. И тут одна из Лидиных знакомых (Эстер из Будапешта) предложила сделать нам «вызов» в Венгрию. Мы оформили документы и получили загранпаспорта на всех членов нашего семейства (Лида, Галя, Андрюша и я). Было решено, что сначала в Венгрию поедут Лидочка с Галей, а после завершения вступительных экзаменов, к ним присоединимся и мы с Андреем (даже мысли о неблагополучном исходе этих экзаменов ни у меня, ни у кого из нашей семьи не возникало).
Успешно сдав экзамены на аттестат зрелости, отгуляв «выпускной вечер» в своей школе (я присутствовал на вручении «аттестатов зрелости» в конференц-зале школы), собрав необходимые справки и подав документы в приемную комиссию 1-го МОЛМИ, Андрюша отправился в «Заветы Ильича» на дачу готовиться к вступительным экзаменам. С начала июля мы занялись с ним биологией.
Первые недели занятия шли лишь по субботам и воскресеньям, когда я приезжал на дачу, а за две недели до начала экзаменов, я, взяв отпуск, переехал на дачу, и мы стали готовиться более интенсивно. Я привез на дачу «целый чемодан» учебников. Наряду с пособием по Биологии для поступающих в медвузы и учебником по Биологии с основами генетики Гофмана-Кадочникова для студентов мединститутов, я прихватил и несколько солидных источников («Молекулы и клетки», «Генетика» Мюнтцига, «Основы генетики» Н.П.Дубинина и др.). Основные разделы биологии: учение о клетке, генетика, зоология, ботаника были Андрюшей проработаны и усвоены вполне прилично. Занимались мы с ним, как правило, на террасе, пристроенной к сараю. Погода в то лето стояла жаркая и влажная. Весь июль ночами шли дожди, а днем «жарило» солнце.
В конце июля Лида с Галочкой отправились в Венгрию. Мы же с Андрюшей перебрались в Москву.
Свой первый экзамен по биологии Андрюша сдал на «4». Я, конечно, расстроился, но вечером мне позвонил Коля Чебышев и сказал лишь два-три слова: «Все нормально» и «идет». Последнее означало, что действительно у Андрея есть «подстраховка».
И второй экзамен по химии Андрей также прошел с «4»-ой. Я был вполне уверен, что все и дальше пройдет нормально.
Но вот пришло время переживаний и разочарований. Экзамен по русскому языку и литературе. Не помню уж на какую тему писал Андрей свое сочинение. Что-то связанное с гражданской войной. Четвертый экзамен по физике ему сдавать уже не пришлось. Перед ним был вывешен список с оценками по литературе. У Андрея- «2». Я просто не поверил этому. Мы поехали с ним в Институт «разбираться».. Я написал заявление в «Арбитраж» с просьбой показать мне работу сына.
С большим трудом нам удалось добиться этого. К нам вышла интеллигентная средних лет женщина (явно еврейской национальности). Она что-то говорила об Андрюшиной работе. Я был, конечно, очень расстроен и не все запомнил. Лишь одно помню точно, что фамилию С.М.Буденного Андрей написал с одним «н». Член экзаменационной комиссии сказала, что очень сожалеет, но «2» заслуженная.
«Не было бы счастья, да несчастье помогло». Есть такая поговорка на Руси. С Лией Борисовной – а это была именно она- Андрюша будет поддерживать в дальнейшем на протяжении почти двадцати лет самые теплые отношения. Она сыграет в его литературном образовании, на мой взгляд, огромную роль. Но это все еще впереди.
А теперь нам предстоит срочно решать сразу кучу проблем. Если Андрей не поступил в Институт, значит осенью его могут взять в Армию. Для него это было бы равносильно «убийству».
А тут еще Борис Сергеевич, приехав в Москву, зашел к нам с каким-то корреспондентом «АПН», вернувшимся не то из Японии, не то из Китая. Сейчас уже не помню кто это был (то ли Барахта, то ли Моденов). И вот этот незнакомый мне мужик заявляет: «Ничего страшного, пусть Андрей послужит в армии!». Борис Сергеевич (а были они немного «выпивши») тоже присоединился к этому мнению. Я ничего не ответил. Но после этого, как мне ни трудно в этом сейчас признаться, уважать его я стал меньше.
И тут спасительная «палочка-выручалочка» явилась нам в лице тети Левы Пинского. Она преподавала в Медучилище при 50-й Горбольнице. Узнав о нашем «несчастье» от Левы, она позвонила и сказала: «Пусть Андрей поступает в Медучилище. Это даст ему отсрочку от армии». Мы поехали на следующий день подавать документы в Медучилище. Оказалось, что Андрею нужно лишь «досдать» сочинение (или диктант), а оценки по «химии» и «биологии», полученные на вступительных экзаменах, ему будут зачтены. Экзамен по русскому языку и литературе он сдал легко и просто и стал учиться в Медучилище.
События эти, конечно, помешали нам с Андреем поехать в то лето в Венгрию. Вскоре вернулись домой Лидочка с Галочкой, «притащив» с собой красный «палас». Лидочка рассказала об их «житье-бытье» в Будапеште, о Галочкином «отдыхе» на Балатоне вместе с детьми Эстер, о том, как пришлось забирать оттуда Галочку досрочно. Ведь не зная языка, общаться ей со своими сверстниками было трудно. О вынужденном переезде на «жительство» к Шари. Разместились они с Галочкой в комнате, где раньше (в период Лидиной командировки и моего первого визита в Венгрию в 1971 году) жила домработница Шари – Нуша, а в комнате, где мы тогда останавливались, жили приемная дочь Шари - Вера с супругом и детьми. Они приехали на отдых из города Шахты Ростовской области .
Вера позднее бывала у нас в Москве, мы перезванивались с ней регулярно. А вот уже в ХХI веке попытки связаться с ней были безуспешными.
Медицина по другому поводу
После возвращения женской половины нашей семьи из Венгрии, мы все вместе перебрались на дачу в «Заветы Ильича». И тут уж Лидочка призналась, что у нее уже на протяжении нескольких недель сильные боли в правой половине живота.
Мы отправились за помощью к Ксении Ивановне Широковой - профессору кафедры пропедевтики 1-го Мединститута. Лидочку госпитализировали в новую клинику кафедры, которая размещалась на Погодинке. Проведенное обследование показало, что у Лиды язвенная болезнь 12-перстной кишки. Пришлось проходить курс лечения в стационаре. В тот год как раз в клинике применяли новый «кубинский» метод лечения язвенной болезни желудка и 12-перстной кишки трихополом. Мне тогда это казалось странным. Ведь этиология и патогенез язвенной болезни тогда принято было рассматривать в русле «кортико-висцеральной теории». Спустя лет 20 будет окончательно поставлен «крест» на этих ошибочных взглядах, десятилетиями культивировавшихся советской медициной. Оказалось, что пусковым механизмом язвенной болезни является «инфекция», а возбудителем заболевания – Helicobacter pylori.
Были разработаны принципиально новые методы диагностики и лечения этого заболевания. Эффективная терапия соответствующими антибиотиками приводит в большинстве случаев к полному излечению данного заболевания или, по крайней мере, к длительной клинической ремиссии.
В те же далекие 70-е годы даже после успешного купирования «обострения» язвенной болезни, в весенне-летний и в осенне-зимний периоды вновь наступали возвраты приступов заболевания- «рецидивы».
Лечение трихополом в августе 1976 года прошло успешно, язва на луковице 12-перстной кишки зарубцевалась и боли прошли. Когда Лидочка пришла в поликлинику, то заведующая терапевтическим отделением, уже немолодая женщина, с интересом выслушала свою пациентку (она знала, что Лида врач) и даже попросила Лиду дать ей схему лечения язвенной болезни «новым способом», о котором врачи поликлиники даже ничего не слышали.
Но это будет уже спустя две недели, которые Лидочка вынуждена была провести в клинике. Мне пришлось «мотаться» между домом, где мы жили с Галочкой, клиникой и дачей, где находился Андрюша.
А тут еще одна «радость». Галочка поехала с подругами в лес за грибами. И надо же было догадаться 15-летней уже девушке ходить по лесу босиком. Она наступила на кусок разбитой стеклянной бутылки и с огромной резано-рваной раной стопы вернулась домой. Мы помчались с ней в «кремлевскую» поликлинику на Сивцев-Вражек, к которой она была еще прикреплена. Там ей ввели противостолбнячную сыворотку, промыли рану и наложили швы на рану. Рана была глубокой, травмированы были даже сухожилия глубоких мышц стопы. Теперь нам придется с ней ездить в эту поликлинику на перевязки каждые 2-3 дня. Вот на такой «мажорной» ноте завершалось для меня лето 1976 года: больница (к Лиде) – поликлиника (с Галей) – дом – дача (к Андрею)!!!.
Но все проходит в этой жизни, прошел и этот не вполне благополучный период в жизни нашей семьи. Наступил сентябрь. Девочки наши (Лида и Галочка) потихоньку поправились.
Репетиторство
Началась трудовая жизнь. Мы с Лидой приступили к работе, Андрей начал заниматься в Медучилище, а Галя – в школе. Теперь нужно было решить еще ряд вопросов.
Во-первых, нужно было устроить Андрюшу на работу, чтобы он получил возможность на следующий год вновь попытаться поступить в Мединститут. Для этого требовался по существующему тогда положению рабочий стаж у абитуриента, по крайней мере, 10 месяцев. Тут на помощь нам пришла Аида Гавриловна Башлай, заведующая лабораторией стандартных сывороток СПК ГУЗМ (Станция переливания крови Главного управления здравоохранения Москвы), устроившая Андрея к себе в лабораторию санитаром
Во-вторых, нужно было найти репетиторов для него. Теперь уже не только по химии, физике, но и по литературе. И тут на выручку пришел Коля Чебышев. Он договорился с преподавателем литературы, в течении ряда лет принимавшим участие в работе приемной экзаменационной комиссии 1-го МОЛМИ. Коля дал мне телефон этого педагога. Я позвонил от его имени Лии Борисовне, договорился с ней о встрече. И в один из дней мы с Андрюшей отправились на проспект Мира к ней домой.
Когда мы поднялись к указанной в записке квартире и позвонили, я даже не мог предполагать, что дверь нам откроет человек, с которым мы беседовали в «арбитраже» после провала Андрюши на экзамене по литературе. Сначала и она, и я стояли молча и смотрели друг на друга, не находя слов для начала беседы. Она, наверное, не ожидала, какого ученика ей рекомендовал Н.В.Чебышев.
Лия Борисовна, конечно, сразу вспомнила нашу первую встречу на Моховой месяц назад. Придя в себя, она все же пригласила нас войти. «Ну, раз Вас рекомендует Николай Васильевич, попробуем начать наши занятия. Мы договорились об условиях оплаты, времени занятий и других формальностях. Я рассказал, что Андрей поступил в медучилище, но что мы хотели бы в 1977 году повторить попытку поступить в 1-й МОЛМИ.
Уже по ходу нашей беседы тон разговора становился теплее, и в дальнейшем мы будем иметь удовольствие не раз беседовать с Лией Борисовной как по телефону, так и при наших очных встречах. Более того, с годами она станет не только старшим другом и наставником Андрея, но и другом всей нашей семьи.
Несмотря на то, что бюджет нашей семьи к 1976 году достиг уже 640 рублей (300 получала Лида как ст.н.сотр., канд. мед. наук и 340 я, так же ст. научн. сотрудник, но доктор мед. наук), все же оплачивать «репетиторов» нам было накладно. Ведь в месяц оплата эта достигала 150-180 руб. Чтобы пополнить доходную часть нашего бюджета, я занялся репетиторством.
Подготовка Андрея к экзамену по биологии не прошла "даром" и для меня. Я основательно вспомнил основные разделы биологии. Коля Чебышев «подкинул» мне человек пять будущих абитуриентов 1-го МОЛМИ. Как оказалось, в их числе были и явные «фавориты» будущей (1977 г.) вступительной экзаменационной сессии. Среди них были дети профессорско-преподавательского состава 1-го МОЛМИ. Одним из моих первых учеников был Андрей Королев, сын доцента кафедры госпитальной хирургии Натальи Королевой (кафедру тогда возглавлял Министр Здравоохранения СССР, академик Б.В.Петровский). Наталья Королева была дочерью Генерального Конструктора космических ракет и кораблей С.П.Королева, правда, уже безвременно ушедшего.
Мама Андрея неоднократно звонила мне, интересуясь «успехами» сына. Андрей был симпатичным парнем, нормальным во всех отношениях. И хотя он блестящих знаний биологии не проявил, но подготовку получил основательную и на экзамене летом следующего года получил «5». Мама его, Наталья Сергеевна, благодарила меня. И остальные мои ученики этой группы успешно сдали вступительные экзамены и все поступили на лечфак 1-го МОЛМИ.
Занятия с абитуриентами, конечно, отнимали у меня немало времени. Нужно было готовиться к занятиям, вовремя быть дома, чтобы встретить своих учеников, и два часа непрерывных занятий после работы тоже требовали напряжения и затраты физической и нервной энергии.
Но год этих занятий не прошел даром. Я подготовил «лекции» по всем разделам биологии: строение клетки, рост и размножение клеток, обмен веществ и энергии в клетке, наследственность и среда, анатомия и физиология человека, экология, зоология с основами паразитологии, ботаника. Был у меня и интересный и оригинальный иллюстративный материал. Так что вместе со своими учениками «рос и развивался» и я сам.
В дальнейшем у меня появились и другие ученики. А занятия репетиторством в течение 10 лет сделали меня весьма авторитетным специалистом в этой области.
Наука и политика
Помимо всего описанного выше, мне приходилось еще и работать в НИИ морфологии человека, где я возглавлял группу иммунологии репродукции, которая стала к тому времени «сотрудничающим центром ВОЗ по проблеме иммунологии репродукции человека».
Мы занимались интересными исследованиями, а в комплексе с СПК ГУЗМ (А.Г.Башлай) и МНИИЭМ им. Габричевского (проф. Н.В.Холчев и Л.И.Колесникова) продолжали работы по внедрению в клиническую практику препарата «Иммуноглобулин анти-резус Rho(D) человека для профилактики гемолитической болезни новорожденных. Но в те годы просто заниматься наукой в НИИ было невозможно. Требовалось еще и участие в общественной жизни коллектива.
Начиная с 1974 года я становлюсь «постоянным» членом Месткома Института, возглавляя научно-производственный сектор, в задачу которого входило и развертывание «социалистического соревнования» в Институте. мало того, что приходилось «выбивать» соцобязательства с руководителей лабораторий, нужно было еще «свести» их воедино, чтобы создать впечатление действительно значимых обязательств, которые следовало представлять «наверх» в РК партии и Бюро ОМБН АМН СССР (Отделение медико-биологических наук). Сводные соцобязательства Института принимались на общем профсоюзном собрании НИИ. Ежегодно нужно было написать и преамбулу к соцобязательствам. Например, «Коллектив НИИ морфологии человека АМН СССР, как и весь советский народ, откликнулся на призыв ЦК КПСС и Совмина СССР и включился во Всесоюзные социалистические соревнования. Следуя указаниям Генерального Секретаря ЦК КПСС Л.И.Брежнева, … Институт берет на себя следующие обязательства в 197…году…».
Менялись конкретные соцобязательства, но по сути своей, «вступительная часть» претерпевала лишь небольшие изменения.
Был я достаточно «политически грамотным», чтобы написать эту часть соцобязательств в «духе времени», то-есть, проявил себя, в известной мере, настоящим конформистом (приспособленцем). Иначе было просто невозможно. Правда, я не стал «шизофреником», как многие советские люди, особенно из среды интеллигенции, которые на кухне своих квартир говорили одно, а в «трудовых коллективах» вынуждены были скрывать свои взгляды и даже мысли и говорить прямо противоположное.
Я, естественно, понимал всю лживость идеологии внешней политики, да и экономической политики, проводимой ЦК КПСС и Руководством страны, но подняться до уровня диссидентов-«узников совести» у меня просто не хватило смелости.
А такая «активная общественная» работа сделала меня вполне лояльным сотрудником Института и открыла дорогу к продвижению по служебной лестнице, и в 1979 году я стану молодым заведующим лабораторией Института, а спустя еще 4 года - самым молодым профессором. Но это еще впереди.
В 1976 году у меня появились, наряду с Л.Смирновой (г. Минск) и Т.С.Быстрицкой (г. Благовещенск) еще два аспиранта: Намидан Монхтувшин из Монголии и Н.Н.Жихарева (Волкова) из Благовещенска.
Первые два будут защищать свои кандидатские диссертации в 1977 году, а двое последних – в 1980 году.
В июне 1977 года я выехал в Минск, где должна состояться защита кандидатской диссертации Люды Смирновой – аспирантки Института переливания крови МЗ Белорусской ССР. Я был научным руководителем Люды. Тема ее исследования: «Резус-ингибирующая активность фосфолипидов и фосфолипиды плаценты при гемолитической болезни новорожденных». В период работы над диссертацией люда неоднократно приезжала в Москву. Мы отрабатывали с ней методы выявления резус-ингибирующих соединений – веществ, обладавших способностью связывать резус-антитела сывороток крови человека.
Мы полагали, что с помощью таких веществ удастся предотвращать развитие тяжелых форм гемолитической болезни новорожденных. Мне также пришлось пару раз выезжать в Минск, где в лаборатории, руководимой Сергеем Сильвестровичем Харамоненко, мы проводили с Людой Смирновой эксперименты по подбору подходящих для целей ее работы сывороток анти-резус, которые я привозил из Москвы. В лаборатории стандартных сывороток Станции переливания крови (СПК, руководитель - Башлай Аида Гавриловна) я отобрал антисыворотки, содержащие «полные» резус-антитела, которые позволяли выявлять в эритрофосфатидах, выделенных С.С.Харамоненко из эритроцитов человека «резус-ингибирующую» активность, то-есть они были способны связывать резус-антитела в реакции задержки гемагглютинации в солевой среде. Из панели таких сывороток мы с Людой отобрали наиболее подходящие, которые и были в дальнейшем использованы в ее работе. Люда Смирнова – дочь А.А.Смирнова, секретаря ЦК КП Беларусии. Когда я приезжал в Минск, то останавливался в гостинице «Минск» в номере «люкс», по брони ЦК Компартии этой республики. Завтрак, обед и ужин я мог заказывать себе в номер И гостиница и «питание» мое оплачивалось ЦК КП Беларусии. Не был исключением и этот визит в Минск в связи с Людиной «защитой».
На сей раз я был приглашен домой к Людиным родителям, где и произошло мое знакомство с ее мамой и отцом.
Несмотря на высокий пост, который занимал А.А.Смирнов, он оказался радушным хозяином, простым в обращении человеком и даже был весьма откровенным со мной, когда в разговоре нашем всплывали некоторые экономические и политические темы, касающиеся ситуации в Республике и в стране в целом.
Более того, после успешной защиты диссертации, проходившей на заседании Ученого Совета Белорусского Мединститута и последовавшего затем банкета в ресторане гостиницы «Минск», я удостоился чести на следующий день посетить семью Смирновых на госдаче в «Дроздах».
А.А.Смирнов прислал за мной свою персональную «Волгу», и в назначенное время я прибыл на госдачу, где был «дан обед» в честь новоиспеченного кандидата наук и ее научного руководителя, то-есть Вашего покорного слуги (на банкете в ресторане Людины родители не были). После обеда состоялся наш разговор с А.А.Смирновым, во время которого был поднят вопрос об издании в издательстве «Беларусь» моей монографии «Изоантигенная несовместимость организмов матери и плода». Я предложил Люде включить в эту монографию главу, основанную на результатах ее диссертационных исследований и быть автором этой главы. Предложение мое было принято. Людин отец сказал мне, что в принципе вопрос об издании моей книги уже решен, но мне следует выполнить ряд формальностей и заключить с издательством «договор». Для подписания документов мне надлежит прибыть к директору Издательства завтра в 10.00.
Прошло 5 лет со времени защиты в АМН СССР моей докторской диссертации. Тогда в декабре 1972 года Ученый Совет принял специальное решение, согласно которому Издательству «Медицина» было рекомендовано опубликовать материалы моей докторской диссертации в качестве монографии.
Я подготовил в Издательство подготовленную мной рукопись и все необходимые сопроводительные документы. Спустя несколько месяцев я был приглашен в Издательство, и мне было предложено сократить рукопись почти вдвое до 15 «печатных листов». Когда я выполнил это требование, то «друзья мои» (Н.Н.Жуков-Вережников, Л.С.Волкова, Л.С.Персиянинов и «компания») нашли повод для отказа в публикации моей монографии. «Основанием» послужила публикация части моих материалов в коллективной монографии сотрудников лаборатории эмбриологии под редакцией профессора О.Е.Вязова . Поняв, что бороться с этой «мафией» я не в силах, рукопись монографии я забрал и отложил ее в «долгий ящик» до лучших времен. Знакомство с секретарем ЦК КП Белоруссии подтолкнуло меня на мысль издать мою книгу в Минске.
И, в конце концов, монография увидела свет в 1979 году.
А в тот теплый июньский день на госдаче в «Дроздах» я познакомился не только с домом, который занимал секретарь ЦК КП Белоруссии А.А.Смирновым, но и увидел, правда, лишь снаружи, дачи 1-го секретаря ЦК КП Белоруссии Машерова и других руководителей Республики.
В 90-е годы, во времена правления А.В.Лукашенко, вокруг этого «дачного поселка» «Дрозды» разгорелся международный скандал: дипломатам Западных стран (в том числе США, Англии, Германии, Франции) было запрещено въезжать на территорию этого «поселка», где теперь размещается загородная резиденция Президента Белоруссии.
А вот мне, правда, в 1977 году, довелось провести на территории госдач ЦК КП Белоруссии ССР целый день.
Поступление
Со всеми моими аспирантами складывались у меня не просто официальные отношения научного руководителя и «ученика», а нормальные, человеческие, теплые и даже дружеские взаимоотношения. Подтверждением тому служит и приглашение посетить Монголию, полученное мной от Монхтувшина в 1977 году.
Посетить Монголию было, конечно, заманчиво. Я еще не бывал в Центральной Азии, а о красотах и экзотике этой страны был наслышан. Но до середины августа я буду занят. Ведь в августе Андрею предстоят вступительные экзамены в 1-й Мединститут. Мы договорились с Монхтувшином (Монхом), что я приеду в Улан-Батор во второй половине августа.
1977 год с самого начала и до окончания вступительных экзаменов в Мединститут держал нас в напряженном ожидании.
Время бежит быстро. Вот и лето пришло. Андрюша собрал необходимые документы и подал в конце июня- начале июля заявление в приемную комиссию 1-го МОЛМИ.
Начался решающий этап подготовки к вступительным экзаменам.
Я оформил выездные документы и заказал билет на самолет Москва- Улан-Батор. Дата моего вылета совпала с днем последнего экзамена Андрея. Выяснилось это, конечно, чуть позже.
1 августа 1977 года первый экзамен по биологи Андрюша сдал на «5», второй по химии через пару дней также завершился отличной оценкой. Теперь наступили томительные дни ожидания экзамена по литературе. Андрюша написал сочинение, и мы с надеждой и тревогой ждали оглашения результатов этого экзамена. И вот радость - вечером позвонила Лия Борисовна и сказала, что все «нормально», а чуть позже Коля Чебышев сообщил, что у Андрея за сочинение «4». Остался лишь один последний экзамен по физике. Андрюшин преподаватель уверил меня, что все пройдет хорошо: знания у Андрюши достаточно прочные, чтобы сдать вступительный экзамен. Учитывая результаты трех первых экзаменов (14 баллов), ему достаточно было «не заваливать» физику, и он - студент 1-го МОЛМИ. Но прошлогодняя «осечка» на экзамене по литературе все еще давила на меня. Успокоюсь я лишь, когда экзамен по физике будет сдан, и этот последний барьер на пути в Мединститут будет преодолен Андреем.
И все же в тот значимый для всех нас день я улетел в Монголию, не зная результата экзамена по физике. Я оставил Лиде адрес в Улан-Баторе, и мы договорились, что она сообщит телеграммой о полученной Андреем оценке.
В Улан-Баторе почта в те годы на домашний адрес не доставлялась. У абонентов был свой номер почтового ящика на Почте. Случилось так, что в субботу и воскресенье почта была закрыта, и сообщение, бесконечно для меня радостное, я получил лишь на 3-й день своего пребывания в Монголии. Лидочка сообщила в телеграмме не полученную Андреем оценку последнего экзамена, а лишь одну «крылатую фразу»: «Студент уехал в Сочи!».
Из этой фразы я сделал простой вывод - Андрей поступил в 1-й МОЛМИ и сейчас отдыхает на Черном море. Так сбылась наша «семейная мечта» - Андрюша будет врачом.
Монгольский заезд
Теперь можно рассказать и о моей первой встрече с Монголией.
В аэропорту Улан-Батора меня встретили Монхтувшин и его брат Батмунх, и на автомобиле одного из студентов Монха (а он преподавал тогда анатомию в Мединституте) мы добрались до дома, где жила семья Монхтувшина. Это был пятиэтажный дом, построенный лет, наверное, 10 назад китайскими строителями. Монхтувшин жил с женой Даримой и двумя дочерьми в двухкомнатной квартире.
Дарима работала акушером-гинекологом в одном из родовспомогательных учреждений Улан-Батора.
Девочки учились в школе. Все они хорошо говорили по-русски. Так что общаться с ними было легко и просто. Встретили меня радушно. Я вручил привезенные из Москвы сувениры: книгу о Москве, хорошо изданную с красивыми яркими иллюстрациями («подарочное издание»), несколько пластинок с песнями популярных в те годы исполнителей. Были среди них и «Березовая роща» в исполнении молодого тогда Льва Лещенко, и «Багульник» («Где-то багульник на сопках цветет, кедры вонзаются в небо. Кажется, будто давно меня ждет край, где ни разу я не был…») и многие другие песни. Дариме – красивую коробку конфет известной московской кондитерской фабрики «Красный Октябрь» с салфетками, купленную вместе с Лидой в магазине «Подарки» на улице Горького (теперь Тверская), а девочкам – обувь и какие-то платьица. Батмунху досталась бутылка «Столичной» водки. Кажется, я всем угодил.
Приняв душ, я вернулся в гостиную, где меня ждал торжественный семейный обед. В тот день я впервые «приобщился к монгольской кухне, правда, в городском ее варианте.
Сначала мы выпили по пиалушке горячего чая, затем на стол поставили блюдо с кусками отборного мяса. Это была баранина. Каждый кусок мяса был на кости. Монхтувшин продемонстрировал мне, как монголы поедают мясо с помощью острого ножа, срезая кусочки мяса с кости до такой степени, что кость остается словно «отполированной». Далее вновь подали пиалы с горячим чаем, куда добавляли молоко и опускали кусочки отварного жирного мяса. Под эту закуску мы выпили монгольской водки «Архи», опять же из пиалушек.
Я строго придерживался принятого в семье ритуала и старался во всем подражать хозяевам. Ни зелени, ни привычных для меня гарниров в тот день за столом не было. Мы пили «Архи», заедали мясом и запивали чаем с молоком, в котором также плавали кусочки жирного мяса. Потом подали кумыс – молоко жеребых кобылиц. Кумыс оказался действительно очень вкусным, кислым на вкус, жирным, тягучим. Такого кумыса раньше мне пить не доводилось.
Поначалу чай с мясом мне не очень понравился, но вскоре я привык к этому блюду. Употребляли мы его раза три в день, как минимум, на завтрак, обед и ужин. Плотно пообедав и послушав музыку, мы с Монхом и девочками (а было им тогда лет 6-8) пошли прогуляться. Недалеко от их дома находился Дворец манчужурских императоров. Это очень красивый комплекс зданий, окруженный высокой стеной. В тот вечер Дворец был для посещений уже закрыт. Мы погуляли в его округе, полюбовались его неповторимой красотой и архитектурой.
Во Дворце Манчжурских императоров, кстати, единственном не только в Улан-Баторе, но и во всей Монголии, я побываю позднее, а через 10 лет в 1987 году мы посетим это великолепное творение с Лидой.
Завершив часовую прогулку, мы вернулись домой. Я все же, несмотря на расслабление, достигнутое выпивкой, находился в напряжении. Ведь я еще ничего не знал о том, как сдал свой экзамен по физике Андрюша.
Два следующих дня мы знакомились с Улан-Батором, побывали в Мединституте, осмотрели лабораторию, где работал Монх, ознакомился с результатами исследований Монхтувшина по теме диссертации: «Изучение роли антиспермального иммунитета в развитии бесплодия».
Тяжесть с души моей ушла лишь, когда я, наконец, получил Лидину телеграмму: «Студент уехал в Сочи!» Мне стало удивительно легко. Событие это мы, естественно, дома у Монха «обмыли».
Посетив ряд продовольственных магазинов, я подивился убожеству ассортимента представленных в них товаров. В основном, крупы, мука, сахар, макаронные изделия, да консервы (плодоовощные болгарского производства). Ни свежего мяса, ни рыбы, ни колбасных изделий. Как мне рассказал Монх, мясо можно купить либо на рынке, либо у аратов (крестьян-кочевников). У них же приобретают и хороший кумыс.
В универмагах тоже продавалась всякая «ерунда». Настоящие монгольские дубленки, вязаные вещи из верблюжьей шерсти монгольской фирмы «Гоби», можно было приобрести лишь в валютных магазинах. Город Улан-Батор в своей центральной части напоминал районы московских новостроек. Дома были в большинстве своем пятиэтажные, лишь несколько зданий 8-9-этажных. На одной из центральных площадей, кажется, Сухэ-Батора, находится мавзолей, в котором покоится маршал Чойболсан – Генеральный секретарь партии трудящихся Монголии (компартия), Председатель Госсовета (президент) Монголии в конце 30-х – начале 40-х годов.
Площадь просторная, широкая. Справа от мавзолея – здание Государственной библиотеки, перед которым стоит памятник И.В.Сталину – скульптура «Вождя всех времен и народов» в полный рост. Подобные памятники стояли в свое время в каждом городе СССР и во многих городах стран «народной демократии» Восточной Европы. Стоял такой памятник и в Сухуми на сквере по улице Сталина.
В СССР все это «скульптурное» великолепие было уничтожено в «хрущевскую эпоху», после ХХ съезда КПСС 1956 года.
В Сухуми, правда, памятник простоял до 1963 года, когда в одну из ночей был «сдернут» с пьедестала не то танком, не то бульдозером.
Подобный памятник мы увидим в 1979 году, когда вместе с Лидой, Андрюшей и Галочкой побываем на родине И.В.Сталина в Гори (Грузия).
Лишь в Улан-Баторе да в Гори сохранились в 70-е годы ХХ века памятники И.В.Сталину.
На автомобиле одного из знакомых Монха мы совершили экскурсии по Улан-Батору, осмотрев не только его центральную часть, но и окраины. Именно последние дали представление о том, как мог выглядеть этот «город» в начале ХХ века. За высоким деревянным забором стояли многочисленные юрты. Сколько мог «увидеть» глаз тянулся юрточный «город». Наверное, таким был Улан-Батор на «Заре новой социалистической эры». А между юртами возвышались Дворец манчжурских императоров да буддистские (ламаистские) храмы. Сейчас в Улан-Баторе сохранился лишь один из них, кажется, под названием «Тиноччитлян». В нем мы побываем чуть позже.
А завтра утром мы отправляемся в наше первое путешествие по Монголии. Путь наш лежит в «Ущелье Ягнятника» - так называется одно из чудесных мест в отрогах Алтая, протянувшихся через Южно-Гобийский аймак до границы с Китаем.
Вылетаем мы самолетом, который доставит нас в южную часть Монголии, расположенную в пустыне Гоби. Административно-территориальной единицей Монголии является аймак (по-нашему, область). Так вот, Южно-Гобийский аймак – это самая южная окраина Монголии. Летим мы на небольшом самолете «АН-10», на борт которого помимо нас троих (Монх, его брат Батмунх и я) поднимается группа итальянских туристов, одетых в альпийские костюмы с обязательными «короткополыми» шляпами с пером, с охотничьими ружьями, охотничьими ножами, пристегнутыми к широким поясам, в высоких охотничьих ботинках. Такой вид «туризма» для Монголии является весьма привлекательным, так как обеспечивает приток в страну иностранной («твердой») валюты. Охотники из капстран покупают весьма дорогие лицензии на отстрел горных козлов и баранов. Таких животных подстрелить можно лишь в Монголии. Длина рогов у горных баранов может достигать, если их «раскрутить», до 1 метра, а сам такой баран -размером со среднего быка. Мне доведется увидеть подобный экземпляр лишь как «чучело» в одном из краевых музеев. Местные охотники рассказывали, что год назад какой-то итальянский охотник убил одного горного барана, рога которого были более одного метра. В Европе за такие рога он, якобы, получил 1млн. долларов.
В составе группы охотников было, наверное, человек 15-20, да сопровождавший их гид-переводчик. Таким образом, вместе с нами на борту самолета разместились примерно 20 человек. Лёту до места назначения было примерно 1-1,5 часа. Из иллюминатора было хорошо видна территория Монголии, над которой мы пролетали. От Улан-Батора тянулась ровная бескрайная степь. То здесь, то там появлялись «одинокие» юрты и многочисленные стада пасущихся в степи коров, табуны лошадей, да отары овец.
День был солнечный, видимость отличная. Лишь изредка по грунтовым дорогам «пылили» единичные грузовики или «газики». Затем на смену равнине пришли холмистые пейзажи. Гор не было видно.
И вот уже наш самолет приземлился в «аэропорту» Южно-Гобийского аймака. Пишу «аэропорт» в кавычках, так как никакого аэропорта просто не было. Сел самолет на грунтовую «полосу» в степи.
По «трапу» – лестнице мы спустились с борта самолета на землю. Группу туристов-охотников ждал автобус, который доставит их в отель –«Охотничий дом». Нас же встретил один из знакомых Монха и на «газике» повез в поселок.
Поселок этот напоминал мне какой-нибудь небольшой военный «городок», где-нибудь в российской «глубинке».
Похожие на бараки («казармы») одноэтажные домики тянулись по обеим сторонам «улицы». Дорога была устлана гравием. В административном двухэтажном здании под государственным флагом нас принял один из местных «начальников» (не то жена его лечилась у Даримы, не то сын был студентом у Монха). Он радушно приветствовал «советского профессора» (я еще этого звания не имел), рассказал о своем крае, а затем пригласил нас в «Столовую», где был в отдельном кабинете накрыт стол для «высоких гостей».
Пообедав и выпив за советско-монгольскую дружбу, мы погуляли по поселку. День выдался жаркий, чувствовалось «дыхание» великой пустыни центральной Азии- Гоби. Тени не было нигде. Час или полтора нам пришлось подождать, пока закончат приготовления для отправки нашей группы в «Ущелье ягнятника».
Мы проведем в горах несколько дней, и нам, как оказалось, готовили съестные припасы и питьевую воду. Когда все было подготовлено, началась погрузка в «Газик», который доставит нас к месту назначения.
Дали нам с собой несколько буханок хлеба, несколько здоровых кусков козьего мяса (молодую козу только что зарезали), большой бидон с кумысом, да флягу (литров 20) с водой. Монх прихватил с собой соль, спички, чай и несколько бутылок «Архи». Была у нас «палатка», спальные мешки. Погрузив весь этот скарб, мы заняли места в автомобиле, и он покатил по пустыне, правда, на мой взгляд, мало отличающейся от виденной уже мной раньше монгольской степи. лишь трава была здесь более выжженной. Чувствовалось воздействие горячего южного солнца, да отсутствие дождей на протяжении уже долгого времени. Автомобиль наш ехал прямо по степи, никаких дорог не было.
Как водитель «угадывал» направление движения- для меня останется тайной. Вот впереди появился «табун» диких верблюдов. Было в нем, наверное, более 10 животных. Они мирно брели по пустыне.
Наконец на горизонте появились первые холмы, а за ними и невысокие горные хребты, значит мы приближаемся к цели. Отроги Алтая здесь невысоки. Во всяком случае, знакомые мне Кавказские горы производят более величественное впечатление.
Местность становится все более гористой. Наконец автомобиль наш останавливается у подножья гор. Дальше он не поедет – пути больше нет. Мы «выгружаемся», прощаемся с нашим водителем и готовимся к дальнейшему пешему путешествию.
Батмунх, как самый молодой и крепкий из нас, берет на себя перенос основных «грузов». В одной руке у него бидон с кумысом, в другой – фляга с водой, за плечами –палатка (естественно, в виде скатки). Нам с Монхом достается поклажа полегче: мешки с продуктами, спальные мешки.
И вот наше трио по узкой горной дорожке начинает свой путь в «Ущелье Ягнятника».
Ущелье Ягнятника
Теперь как раз время рассказать почему у этого горного ущелья такое название. Ягнятник – это орел, охотящийся на горных баранов и козлов. Конечно, справиться с такими экземплярами горных баранов, о которых я рассказывал ранее, орлу, наверное, не под силу. А вот на молодых животных он охотится весьма успешно. И все же справиться с головой ягненка, чтобы полакомиться мозгами жертвы, не по силам и могучему орлиному клюву. Для того чтобы достичь цели, орел поднимает свою жертву и бросает ее сверху на скалы. От удара о скалы, череп ягненка разбивается и мозг становится доступным для хищника.
По «легенде» такую картинку охотники часто наблюдали в горах –орел, парящий в небе и держащий в когтях ягненка. За это ущелье и получило свое название – «Ущелье ягнятника».
Наш путь пролегал в довольно узком ущелье, окруженном невысокими горами, заросшими снизу низкой зеленой травой, а вверху кустарником. Шли мы, наверное, километра два. Вечерело, но солнце стояло еще высоко. Вдруг дорожка вывела нас на широкую горную поляну. Вдали появились высокие, скалистые горные хребты, почти голые. Лишь на некоторых вершинах можно было увидеть одинокие, с кривыми стволами хилые деревца. «Здесь разобьем наш лагерь!»- сказал Монхтувшин. Батмунх облегченно вздохнул, поставил на землю флягу с водой и бидон с кумысом.
Монх помог ему сбросить со спины «скатку» нашего дома (палатку). Мы сели на теплые камни отдохнуть и полюбоваться окружающей нас природой.
Монхтувшин достал «полевой бинокль» и стал всматриваться вдаль. Вдруг он улыбнулся и передал бинокль мне, рукой указал направление, куда я должен посмотреть. Я настроил бинокль, но ничего особенного не увидел. Голая скала, да пара каких-то не то деревьев, не то кустов на ней. «Да их видно и без бинокля!» –вступил в наш разговор Батмунх. «Кого?» –переспросил я. «Там на вершине горные козлы!». Я стал всматриваться и, наконец, заметил рядом с деревом голову козла с двумя рогами, торчащими на подобии буквы «V».
Поначалу я принял их за ветки кустарника. Лишь когда он стал перемещаться, я разобрал, что это горный козел. Когда же он замирал, то неопытному человеку разобраться, животное это или растение, трудно. А вот рядом с этой рогатой головой появилась еще одна. Затем на вершину скалы вышла небольшая коза. Наверное, не только мы наблюдали за ними, но и они за нами. Расстояние от нас до вершины скалы было, вероятно, не менее двухсот метров, так что беспокоиться им было, вероятно, не нужно.
Пока мы возились с палаткой и собирали ветки для костра, горные козлы то появлялись на вершине скалы, то исчезали.
Наконец палатка установлена, костер разложен. Батмунх приделал над костром на рогатинах толстую ветку и привесил котелок, чтобы вскипятить воду для чая.
Мы с Монхом бродили по живописным зеленым холмам, окружавшим нашу поляну, собирая пригодные для костра ветки, коряги.
Набрав достаточно дров, мы решили немного отдохнуть. К этому времени чай уже был заварен, а наш «повар» Батмунх начал готовить козлятину.
Небольшие куски мяса он побросал в тот же котелок, в котором кипятил воду для чая, посолил, добавил туда пару луковиц и прихваченную из дома морковку, залил водой и подвесил котелок над костром.
Часа через полтора еда наша была готова. Солнце уже давно скрылось за горами, сразу заметно потемнело, но ни звезд, ни луны еще не было на небе. Но вот и вспыхнули на темном небе первые звезды, а вскоре весь небосклон засиял миллиардами далеких космических «солнц».
Мы расположились вокруг костра. Стало заметно холодней, пришлось одеть свитера и накинуть куртки. Чтобы согреться, выпили по чарке «Архи» и с удовольствием закусили вареной козлятиной. Мясо молодой козы очень нежное, вкусное. На ночь выпили еще и по кружке жирного кумыса. Мы с Монхом разместились в палатке, а Батмунх устроился на ночлег у костра. Воздух прохладен, свеж, ароматен.
Ночь прошла спокойно. Утром с первыми лучами солнца поднялись, совершили туалет. Сделали утреннюю гимнастику. На траве – обильная роса.
Позавтракав (выпив горячего чая, в котором плавали куски отварной козлятины), отправились знакомиться с ближними горами и собирать дикий лук. Теперь это будет наш единственный источник витаминов. На склонах зеленых холмов мы быстро собрали несколько пучков дикого лука, перья которого больше похожи на перья чеснока.
Солнце стало пригревать, пришлось раздеваться. Скинув с себя одежду, остались в одних плавках.
Сегодня на обед будем пробовать специальное монгольское блюдо «бодок». Естественно, это мясное блюдо.
Готовится оно так. Сначала нужно собрать много мелких голышек –гладких камней, размером с куриное яйцо или крупную сливу. Камни эти разогревают на костре. Затем в бидон, крышка которого плотно (почти герметически) закрывается, укладывают слоями камни и мясо пока бидон не будет заполнен. Крышку по возможности плотно закрывают, бидон переворачивают и ставят вверх дном. В течение часа на раскаленных камнях внутри бидона готовится мясо в собственном соку.
Получается довольно вкусное оригинальное блюдо. Куски вареного мяса мы заедали диким луком и запивали кумысом. На свежем горном воздухе это казалось не только экзотичным, но и очень вкусным блюдом. «Бодок» больше мне ни разу в жизни отведать не довелось.
Свой первый день в горах мы отдыхали, любовались окружающей природой.
На завтра намечен поход к леднику. В течение дня нам не раз доводилось наблюдать появление на скалах горных козлов. Высоко в небе парили орлы. Правда, ни у одного из них в лапах не было видно ягненка. Стало быть охота в тот день у орлов была неудачной. А вот горных баранов увидеть мне не пришлось.
На следующий день мы с утра отправились в свой дальний горный поход к леднику. Путь наш пролегал по горным тропинкам и бездорожью, через холмы и скалы. Шли мы, наверное, километров 4-5. И вот перед нами «вечные льды». Во всяком случае уже конец жаркого лета и лед в горах не растаял. Ледовый язык вытянулся с вершины невысокой скалы метров на 20-30. А далее – ледовый грот. Видимо часть ледовой горы оказалась «пробитой» талой водой. Мы пробирались с осторожностью по ледяному желобу вверх, чтобы пролезть через ледовый грот. Идти в полный рост было невозможно, так как высота грота была не больше 1,5 метров, а ширина – метра 2-3. Длина же его составляла, видимо, метров 10-15. Пролезая через ледяной грот, я чувствовал явственный ледяной холод.
Наконец выбрались на открытый простор. Полюбовались чудесным видом горы, с которой как бы стекал ледяной «язык».
Это была моя, как оказалось, единственная в жизни встреча с ледником в горах.
Чтобы вернуться в наш лагерь, пришлось вновь пролезать через ледовый грот и на корточках спускаться вниз. Прошло уже почти тридцать лет с того дня, а в памяти моей картинка его столь же ярка, как и в августе 1977 года.
Вернулись мы в свой лагерь «усталые, но довольные». Разложили костер, и я приготовил шашлык из козлятины. Получился он довольно вкусным. Мясо мы нанизывали на выструганные тонкие палочки и жарили над углями костра. Шашлык ребятам понравился, хотя кроме соли я не мог использовать никаких других специй для маринования мяса (их у нас просто не было).
Вот и заканчивается наш краткий маршрут. Завтра за нами приедет «газик», и мы вернемся в центральный поселок Южно-Гобийского аймака. По дороге «домой» Монх попросил водителя подъехать к стаду верблюдов, мирно шествовавшему по пустыне. В стаде этом было штук 15 верблюдов. Огромный двурогий вожак стоял в окружении самок и молодых верблюдов. Батмунх и Монх уговорили меня прокатиться на верблюде. Он отогнали от стада молодую, не очень крупную верблюдицу. Мы подошли к ней, стали поглаживать ее шею и бока. Ребята попытались «уложить» верблюдицу на землю. Но к моей радости сделать это им не удалось. Сесть на верблюда можно лишь, когда он ляжет на землю. Так что катание на верблюде не состоялось.
Уже позже Монх рассказал мне, что они хотели посмеяться, когда «профессор» перелетит через голову верблюда. Дело в том, что верблюд, поднимаясь с земли, выпрямляет сначала задние ноги. И если человек этого не знает, то, как правило, перелетает через голову животного.
Верблюдица меня спасла.
Вернувшись в поселок, мы выгрузили свои вещи, перенесли их в «гостиницу», где будем ночевать.
На улице нас уже ждал у автомобиля один из местных начальников. Вместе с ним мы отправились знакомиться с бытом простых аратов.
Минут через двадцать мы подъехали, как я бы сказал, к полевому стану. В действительности посреди степи стояла одинокая юрта, а в загонах вблизи нее блеяли овцы, ржали лошади, мычали коровы. Рядом с юртой стоял невысокий пожилой монгол в окружении нескольких женщин и ребятишек. Дети были чумазые. Хозяин приветствовал нас. Он. видимо, был заранее предупрежден о нашем визите.
Представил свою жену, взрослых дочерей и внуков.
Я с интересом осматривал «хозяйство» арата. Это был действительно монгольский арат, и юрта его была небогато убрана. В центре ее стояли не то маты, не то подушки, на которых располагались во время трапезы. Вдоль стен юрты размещались «спальные места» – матрацы, покрытые самодельными вязаными ковриками. В центре стола была широкая «дыра». Как мне объяснили, в холодное время года там устраивают «жаровню», чтобы «обогреваться» и готовить еду. Вот и вся «обстановка» юрты небогатого арата.
Нас разместили вокруг стола, и началась обычная, наверное, в таких случаях беседа. «Начальник» спрашивал у арата как идут дела, как здоровье его, жены, детей и внуков, какие виды на приплод скота (мне это переводил Монх). Арат немногословно отвечал. Когда ему сказали, что гость - «профессор» из Москвы, лицо пожилого монгола расплылось в беззубой улыбке. Нам всем налили в пиалы «Архи», и мы выпили за здоровье хозяина и его семьи, пожелали ему успешного ведения хозяйства. На стол поставили монгольские яства. Мне запомнилась еда, которую Монх назвал «монгольским маслом». Это блюдо готовиться из снятых с молока пенок со слоем сливок. Слой пенок накладывают один на другой. Получается как слоеное пирожное. Но теста нет никакого, лишь подсушенные слегка слои пенок со сливками. Кумыс в этой юрте показался особенно вкусным. Ведь готовили его не на продажу, а «для себя». Жирный, тягучий, кисловатого вкуса, отрезвляющий напиток.
Выпили мы, конечно, и за монгольско-советскую дружбу. Затем подали куски горячей отборной баранины. Мясо было нежным, не жирным, ароматным. До самого позднего вечера мы гостили у монгольских аратов.
Вернулись уже затемно. Завтра вылетаем в Улан-Батор.
Обратный рейс проходил без охотников. Самолет летел полупустым. Кроме нас в салоне находились лишь несколько местных жителей. Вот мы уже приземляемся в аэропорту Улан-Батора. Встретили нас двое молодых людей. Один из них – студент 6-го курса мединститута, будущий аспирант, кажется, кафедры физиологии. На их «Москвиче» мы добрались до дома.
Один день мы проведем в Улан-Баторе, посетим Дворец манчжурских императоров, а затем планируется поездка в северную часть Монголии – на Селенгу.
Селенга – это река, берущая начало в горных районах севера Монголии, протекающая затем по территории СССР и впадающая в озеро Байкал.
Мое первое посещение Дворца манчжурских императоров произвело на меня огромное впечатление. Такого восточного великолепия мне до сих пор еще не приходилось видеть. В нашем семейном фотоальбоме хранились многочисленные цветные слайды, сделанные в тот день.
Спустя 10 лет мне доведется еще раз побывать здесь вместе с Лидой и Монхом и полюбоваться этим шедевром архитектуры и искусством декора.
Конечно, Дворец китайских императоров в Пекине, который мы посетим с Лидой в начале 90-х годов прошлого столетия – более грандиозный и более великолепный памятник восточного зодчества, но тогда, в 1977 году, мне не довелось еще любоваться восточной архитектурой.
Мое последнее путешествие во время первого визита в Монголию – на Селенгу.
На Селенге
Из Улан-Батора самолетом мы вылетели в центр одного из северных аймаков Монголии. Время в пути чуть больше часа. Вместе с Монхом и мной летели двое молодых людей, о которых я уже упоминал ранее. Отец одного из них возглавлял службу здравоохранения этого аймака. На аэродроме (я уже не называю место приземления самолета аэропортом, так как никаких зданий, характерных для аэропорта, там не было, а самолет наш приземлился прямо в степи), нас встречали представители «краевого» здравоохранения.
Усадив «гостей» в санаторный «УАЗик», они доставили нас к зданию Отдела Здравоохранения, где нас принял глава департамента (отец будущего аспиранта Мединститута). Он рассказал нам об основных достижениях здравоохранения Монголии и успехах здравоохранения в северных районах Монголии. Затем пригласил нас посетить краеведческий музей, вызвавшись быть нашим «гидом». Как и в любом, наверное, краеведческом музее здесь имелась экспозиция, посвященная революционной борьбе монгольского народа за свое «светлое будущее». Раздел этот на меня большого впечатления не произвел. А вот раздел, в котором были представлены экспонаты, характеризующие особенности флоры и фауны этого региона, был весьма интересен. Здесь я впервые увидел великолепного горного барана (естественно, чучело) с витыми рогами размером более метра. Вот на таких баранов ехали охотиться в отроги Алтая итальянские охотники, летевшие с нами в самолете, когда мы направлялись в Южно-Гобийский Аймак.
После посещения музея нас пригласили пообедать в «Столовой» РК Партии трудящихся Монголии, где в отдельном кабинете был накрыт стол. На сей раз угощали нас монгольскими пельменями, которые называются, кажется, «бёзе». Пельмени эти, по-моему, мало чем отличаются от хороших домашних пельменей, которые мы готовили в Москве, да и здесь в Кемнитце. После обеда мы отправляемся на Селенгу. Наш радушный «хозяин» извинился, что не сможет нас сопровождать, но пообещал, что поездка наша будет организована в лучшем виде.
Люди, которым поручено обеспечение нашего отдыха, уже выехали на Селенгу утром. Мы поблагодарили его за теплый прием и направились к ждавшему нас во дворе «Уазику».
Когда мы выехали, уже вечерело. Часа через два мы прибыли к месту назначения. Там нас встретили человек 5-6 представителей местного руководства. Это были уже не очень молодые мужчины. Нас провели к уже разложенному большому костру, вокруг которого вповалку расположились наши «хозяева». Для меня, как представителя «западной цивилизации», притащили из «УАЗика» сиденье, так как сидеть «по-восточному» я не привык.
Сразу же начался «пикник на обочине». Пили «Архи» и закусывали кусками жаренной на костре баранины. Нам предложили и «план» отдыха. Завтра рано утром пойдем на Селенгу ловить тайменя. Таймень – это один из видов лососевых рыб Ловля тайменя – зрелище весьма захватывающее. Ловить тайменя на Селенгу привозят «почетных гостей» – членов приезжающих в страну делегаций соцстран.
Строители металлургического комбината в Эрденете – советские инженеры – также часто приезжают сюда на рыбалку.
После обильного ужина и поглощения «несметного» количество «Архи» отправились отдыхать. Меня разместили на ночёвку в кабине автомобиля, а остальные устроились под открытым небом у костра. Кто-то возился в кузове автомобиля. Когда утром я встал и открыл дверцу «кузова» (закрытого салона), то обнаружил там привязанную молодую светло-коричневого цвета козочку. Это она, перемещаясь там по соломенной подстилке, производила шум, мешавший мне уснуть ночью.
Умывшись и выпив кумыса, отправились на берег, где нас уже ждали «рыбаки». К сожалению, в то утро рыбалка оказалась неудачной. Ни одного тайменя поймать не удалось. Погода стояла хорошая. Был солнечный, но очень ветреный день. Мы отправились с Монхом погулять по поросшему кустарником и невысокими лиственными деревьями берегу. Внизу бежала Селенга. Течение в этой реке, во всяком случае в том месте, где находились мы, быстрое. Вода холодная, прозрачная.
Пока солнце не поднялось высоко было прохладно. Здесь на Селенге я впервые встретил кусты дикой красной смородины. Мы набрали ягод. На вкус они кисловатые. Наевшись ягод, спустились к реке. Я решил искупаться. А как же?! Побывать на Селенге и не поплавать в ней – это же «преступление». Почти во всех реках, на которых мне довелось побывать, я совершал «обряд водного крещения». Так было и на Волге, и на Оке, и на Днепре, и на Немане,. и на других реках. Течение подхватило меня и понесло вниз. Плыл я вдоль берега, а Монхтувшин с моей одеждой бежал по берегу. Метров 20-30 проплыл я в холодной воде и с трудом выбрался на берег, настолько быстрым было течение воды в Селенге. Обтершись и одевшись, мы продолжили свой путь по берегу, вдоль кромки воды к нашему «лагерю».
Когда мы вернулись, рыбаки притащили огромного, больше 1 метра тайменя. Его они поймали накануне и, посовещавшись, решили преподнести в дар «московскому гостю». По этому поводу мы сфотографировались все вместе. На фото, хранившемся в нашем семейном «фотоархиве», компания улыбающихся «рыбаков» стоит на берегу Селенги, и в руках Вашего покорного слуги огромная рыбина – таймень, держать которую мне помогает Монх.
Время приближалось к полудню. Солнце стояло в зените. У костра готовились к «ритуалу жертвоприношения» - забою молодой козочки, с которой я «провел ночь» в автомобиле.
Вот и привели бедное животное. Я впервые буду наблюдать как забивают животных в Монголии, если желают приготовить «хорхог».
Козу положили на землю на спину Двое мужиков держали ее за ноги, а третий зажал рукой ее рот (пасть). «Резчик» острым длинным ножом вскрыл брюшную полость, сделав небольшой надрез передней брюшной стенки животного. Проникнув вглубь брюшной полости, он ножом же сделал надрез в стенке аорты, через который кровь начала вытекать в брюшную полость козы. Разрез в брюшной стенке зажали пальцами, чтобы кровь не изливалась наружу. Спустя минут 15-20, когда животное уже затихло, вскрыли брюшную полость его, увеличив имевшийся разрез, и стали вычерпывать из нее сгустки свежей свернувшейся крови, которые помещали в глубокую миску.
Вычерпав кровь, изъяли все внутренние органы животного: сердце, легкие, печень, почки, селезенку, желудок, кишечник. Последний отделили от других внутренних органов и тщательно промыли водой. Затем в завязанную на одном конце кишечную трубу стали проталкивать сгустки крови. Процесс этот занял, наверное, не менее получаса. Тем временем тушку козы облили бензином и с помощью паяльной лампы выжгли всю шерсть так. Что кожа козы напоминала теперь «скин-хедов».
После этого приступили к разделке туши молодой козы. Ловко орудуя ножом, «забойщик» быстро расчленил козу и нарезал мясо довольно крупными кусками. Затем в большой чан поместили куски мяса, куски мяса на костях, куски внутренних органов и «кровяную» колбасу (кишечную трубку, заполненную кровью козы).
Последним поместили в котел череп животного (голову). Я уже говорил, что разделывали тушу козы так, чтобы обязательно в куске сохранялся и кусок кожи животного. Все это залили водой, посолили и поставили вариться, подвесив котел над пылающим костром.
Блюдо это – «хорхог» оказалось удивительно вкусным. Мне особенно понравились внутренние органы и «кровяная» горячая колбаса. Еще раз в жизни доведется мне отведать «хорхог», но уже из баранины, когда спустя 10 лет мы с Лидой будем путешествовать по Монголии. По случаю нашего отъезда в доме родителей Монха будет устроен семейный пир, на который съедутся почти все родственники Монхтувшина. И вот здесь будет приготовлен прекрасный « хорхог» уже из барана
Итак, с поездки на Селенгу возвращались мы с «охотничьими» трофеями. В гостиницу, где мы ночевали после возвращения с «рыбалки, утром прибыл руководитель департамента здравоохранения Северного Аймака и вручил на память «профессору» шикарные оленьи рога. Вот с такими действительно «охотничьими» трофеями возвратились мы в Улан-Батор.
В оставшиеся дни мы побывали в двух замечательных местах: в единственном действующем Ламаистском монастыре и в историческом музее, где посмотрели уникальную палеонтологическую экспозицию, посвященную «Юрскому периоду». В Монголии собрана уникальная коллекция скелетов динозавров той далекой эпохи, отстоящей от нас на более чем 150 млн. лет.
Ламаистский монастырь – это уникальный храм одной из самых древних восточных религий. Когда-то в Монголии было их великое множество. Но за годы «советской власти» большинство из них были уничтожены подобно тому, как уничтожались православные храмы, лютеранские и католические соборы, мусульманские мечети и иудаистские синагоги в бывшем СССР.
Мне довелось познакомиться не только с архитектурой этого монастыря, но и с великолепным убранством храма, увидеть настоящие ритуальные маски «цам», которые духовенство одевало на себя во время тех или иных церемоний и празднеств, присутствовать при церемонии богослужения.
За мою долгую жизнь довелось мне побывать и в католических соборах и православных храмах, таких как Собор святого Петра в Ватикане и Вестминстерский Собор в Лондоне, Миланский Собор и Собор в Страсбурге, Собор Парижской Богоматери (Нотр-Дам де Пари), Берлинский Дом, Храм Христа Спасителя в Москве, Архангельский, Богоявленский и Софийский Соборы Московского Кремля, Храм Покрова на Нерли, в Исаакиевском и Казанском Соборах Санкт-Петербурга, в Киевско-Печерской, Александра -Невской и Печерской лаврах, в Троице-Сергиевой лавре в Сергиевом Посаде, в мечетях Стамбула, в католических храмах Барселоны и Мадрида, Флоренции и Венеции, в Синагогах Иерусалима и Тель-Авива, в буддистских и индуистских храмах в Индии и в упомянутом ламаистском храме в Улан-Баторе и во многих других храмах разных религиозных конфессий. Каждый из них своеобразен, но все они – великие творения рук человеческих.
Палеонтологический раздел исторического музея Улан-Батора – это действительно уникальное собрание ископаемых останков животных древнейшей эпохи – динозавров. Огромные скелеты древних ящеров в полный рост, метровые черепа населявших нашу планету сотни миллионов лет назад чудовищ. Я сделал много снимков этих уникальных экспонатов. В течение многих лет они хранились в нашем «фотоархиве». А вот сейчас «под рукой» их, к сожалению, не оказалось.
И еще несколько слов о тех незабываемых днях. Из привезенного с Селенги тайменя я приготовил великолепную уху и жареную рыбу, тем самым приобщив своих монгольских друзей к европейской кухне.
Отлет мой не прошел без «приключений» на таможне. Несмотря на то, что Дарима «сделала» справку и «чек» о приобретении оленьих рогов в «валютном магазине», таможенники забрали у меня «мой охотничий трофей» на том основании, что у меня не было лицензии на отстрел оленя. Просьбу мою вернуть трофей провожающим меня гражданам Монголии Монхтувшину и Дариме таможенные чиновники оставили без внимания. Так мой «трофей» украсил монгольскую таможню.
Перелет в Москву прошел без приключений. Мы сделали посадку в Омске. Из аэропорта нам выходить не разрешили. Но все же спустя 34 года (уехали мы из Омска в 1943 году) мне довелось еще раз ступить на сибирскую землю, где прошли годы эвакуации в период Великой Отечественной войны.
Привез я с собой из Монголии много сувениров, большинство из которых раздал своим родным и знакомым. Один из них – металлическая тарелка с горным бараном висит на стене в одной из наших комнат в Кемнитце.
Снова Грузия...
Вернулся я из Монголии в конце августа, а через пару дней присутствовал на посвящении в студенты 1-го МОЛМИ им И.М.Сеченова первокурсников, в числе которых был наш Андрюша. В дни моего студенчества подобные торжественные церемонии не устраивали.
Будущих студентов-медиков приветствовали ректор Мединститута В.И.Петро, декан лечебного факультета, профессор Линденбраттен, известные ученые-медики, студенты старших курсов.
Итак, в жизни Андрея начинается новая пора –пора студенчества.
Галочка продолжает учебу в школе и занятия художественной гимнастикой. Мы с Лидой работаем в своих НИИ, а я еще и занимаюсь «репетиторством». Время бежит быстро. Вот уже и наступил Новый 1978-й год.
Свою первую зимнюю сессию Андрей сдал успешно. Я дождался окончания экзаменов и в первый год студенческих каникул Андрюши улетел в Тбилиси. Меня пригласили принять летом участие в геронтологической экспедиции в Абхазии и Сванетии, которую организует Отдел геронтологии НИИ морфологии грузинской Академии Наук. Официальное письмо за подписью директора этого Института- академика Грузинской АН Нины Александровны Джавахишвили в адрес директора НИИ морфологии человека АМН СССР, профессора А.П.Авцына поступило еще в декабре 1977 года. В этом письме была просьба командировать д.м.н. М.Ш.Вербицкого (за счет грузинской стороны) в удобное для меня время для обучения сотрудников Отдела Геронтологии методам определения аллоантигенов генетических систем групп крови человека и разрешить ему участие в геронтологической экспедиции в летний период 1978 года (опять же за счет грузинской стороны).
Н.А.Джавахишвили – не только известный ученый в области морфологии, но и общественный деятель. В те годы она возглавляла Комитет Защиты Мира Грузинской ССР, а брат ее был Председателем Президиума Верховного Совета Грузии.
А.П.Авцын вызвал меня и, выслушав мои пояснения, наложил положительную резолюцию на этом письме – «Командировать д.м.н М.Ш.Вербицкого в г. Тбилиси с 28 января 1978 г. (оплата командировочных за счет НИИ морфологии АН Грузии)».
Уже в январе, ближе к сроку моей командировки, я написал заявление на его имя и просил командировать меня в г. Тбилиси с 28 января сроком на одну неделю. Билеты на самолет Москва-Тбилиси я приобрел без проблем. На станции переливания крови ГУЗМ у Аиды Гавриловны Башлай получил необходимые сыворотки крови для определения аллоантигенов систем АВО, резус, Келл-Челлано и др., взял и образцы «типированной» крови и другие необходимые реагенты. Из своей лаборатории взял пробирки и планшеты для иммунологических реакций.
Сотрудники НИИ морфологии Грузинской АН «вышли» на меня, познакомившись с нашими публикациями в отечественной и мировой литературе о результатах определения аллоантигенов генетических систем групп крови у населения Нижней Сванетии, которые я проводил во время международной генетической экспедиции летом 1970 года.
Супруг ст.н.с. отдела геронтологии Наиры Соломатиной – Нугзар Мгвделадзе в середине 70-х годов проходил стажировку в нашей лаборатории. Мы с ним, естественно, были знакомы. Но не так близко.
В последние годы он часто бывал в Институте биологии развития АН СССР в лаборатории, где работал теперь Саша Михайлов (Александр Трофимович) – наш бывший сотрудник. С А.Михайловым мы поддерживали дружеские отношения и даже дружили «семьями». И мы с Лидой бывали дома у Саши и Ирины (Ирина Авельяновна) на Ленинском проспекте, а они – у нас на Беговой. Сейчас они живут в Испании (уехали они из СССР в начале 90-х годов). Ирина по происхождению испанка. Она дочь выросших в СССР испанцев, которые были вывезены из Испании в период гражданской войны в 30-е годы ХХ века. После ухода в мир иной диктатора генерала Франко и смены режима в Испании, многие проживавшие в СССР испанцы вернулись на родину. Среди них были и смешанные семьи, как например, семья Михайловых. Но в 1977 году о такой перспективе никто еще не думал.
Саша Михайлов как-то позвонил мне на работу и попросил разрешения подъехать ко мне с Нугзаром Мвгделадзе. Мы договорились о встрече. Было это в ноябре 1977 года. Нугзар рассказал мне о планах отдела геронтологии и попросил помочь в проведении намеченных исследования, ответственность за которые была возложена на его супругу. Я дал принципиальное согласие, и «колесо закрутилось».
В аэропорту Тбилиси меня встретили Нугзар, его супруга Наира Соломатина и руководитель отдела геронтологии Сосо Далакишвили. На «Волге» Сосо мы отправились в Институт. По дороге из аэропорта мне сообщили, что номер в гостинице для меня забронирован, но Нугзар и Наира просят меня остановиться у них дома. Я не возражал.
Прибыв в Институт и разместив в лаборатории привезенные мной из Москвы реагенты и лабораторную «посуду», мы отправились на встречу с руководством Института. В кабинете Нины Александровны Далакишвили присутствовали ее зам. по науке и ученый секретарь Института. Сосо Далакишвили представил меня и мы мило побеседовали. Меня попросили прочитать лекцию для сотрудников Института как по проблеме наших будущих совместных исследований, так и по проблемам иммунологии репродукции.
Выпив по чашечке черного кофе, мы простились с Ниной Александровной и вернулись в лабораторию. Время приближалось к трем часам. Было решено, что гостя следует покормить. Посовещавшись. Решили поехать в кафе «Салобио».
Погода стояла отвратная. Лил дождь. Мы отправились вчетвером в это загородное кафе. В те годы и в Тбилиси были проблемы с продуктами, и даже в ресторане не всегда можно было хорошо поесть. Это же кафе считалось тогда одним из лучших в Тбилиси.
Действительно, еда там была отменная, но кафе, видимо, не отапливалось, и в зале было прохладно. Народу почти не было. Нам накрыли стол, принесли кувшин красного вина, в керамических горшочках горячее лобио, сыр-сулугуни, зелень. Выпив вина и немного согревшись, мы приступили к трапезе. Горячее лобио я ел впервые. Покончив с ним, заказали по кружке пива и по порции солянки по-грузински. Закончив обед, вернулись в Институт, где в лаборатории был накрыт сладкий стол и приготовлен настоящий кофе по-восточному. Тут и состоялось мое знакомство с коллективом отдела геронтологии, большинство сотрудников которого были молодыми людьми обоего пола.
Вечером отправились на квартиру к Нугзару и Наире. Добирались на старом нугзаровском «Москвиче». Дома продолжили разговор о реализации наших научных планов, как в период моей краткой командировки в Тбилиси, так и в период летней экспедиции в Абхазию.
Помимо процесса обучения сотрудников отдела геронтологии серологическим (иммунологическим) методам определения антигенов генетических систем групп крови, меня попросили прочитать в Институте морфологии две лекции. Одна из них будет посвящена аллоантигенам генетических систем групп крови человека и распределению групп крови среди населения разных стран мира, а вторая – проблемам иммунологии репродукции. Закончив обсуждение этих вопросов, сели ужинать. И тут Нугзар «угостил» новыми записями блатных и популярных песен. Именно тогда я впервые услышал и незнакомый мне еще вариант «Мурки»:
«Раз пошли на дело я и Рабинович. Рабинович выпить захотел. Почему ж не выпить бедному еврею, если у него нет срочных дел! Выпить, так уж выпить, выпить и закусить. Мы зашли в шикарный ресторан. Там сидела Мурка, у нее под юбкой был вполне заряженный наган. ..и т.д. и т.п.». Целая кассета была у него с подобными песнями. Под хорошее грузинское вино и горячую закуску эти песни шли очень хорошо.
Нугзар много рассказывал о Тбилиси, о своих друзьях и знакомых. Он действительно любил свой город и знал о нем немало. С сожалением говорил он об отъезде из Грузии по израильской визе многих грузинских евреев, среди которых были и его друзья детства.
Когда мы будем бродить с ним по старому Тбилиси и посетим Мтацминду, где находятся захоронения выдающихся деятелей культуры Грузии, в числе которых и могила А.С.Грибоедова и его жены, красавицы Нины Чавчавадзе, а затем спустимся на площадь «3-х религий», он вновь заведет разговор об интернационализме жителей Тбилиси. На этой площади находятся православный храм, синагога и мусульманская мечеть.
Духовные лица – священник, раввин и мулла – поддерживают добрые отношения и помогают не только друг другу, но и тем, кто к ним обращается за помощью, невзирая на национальность и принадлежность к иным конфессиям.
Ничто не предвещало тогда тяжелых межнациональных конфликтов, которые будут сотрясать Кавказ в конце 80-х – начале 90-х годов. В Тбилиси издавна существовали кварталы компактного проживания армян (Авлабар), курдов, ассирийцев, евреев. Правда, ко времени моего приезда в Тбилиси в 1978 году границы между такими районами уже были «размыты», а многие евреи покинули Грузию и переселились кто в Израиль - на свою историческую родину, кто в США, кто в Австралию.
О временах настоящего «интернационализма» в Тбилиси хорошо написал Нодар Думбадзе.
Для меня была подготовлена интересная культурная программа. Мы съездили и в древнюю Мцхету, где посетили знаменитый храм «Свети Цховели», полюбовались местом слияния рек Арагвы и Куры, воспетом М.Лермонтовым в его поэме «Мцыри». Помните? «Там, где сливаяся шумят, обнявшись будто две сестры, струи Арагвы и Куры, был монастырь…». Побываем мы и в Художественной Галерее, где мне впервые доведется познакомиться с наиболее полной экспозицией работ выдающегося грузинского художника Нико Пиросманишвили. Мы посетим не только залы, где выставлены картины этого художника для «всеобщего обозрения», но и запасники музея. А в ресторане на горе Мтацминда познакомимся и с полотном современного тбилисского художника, на котором изображен старый Тбилиси в «манере» Пиросманишвили. Картина эта так и называется «Памяти Пиросмани».
Погуляем мы и по районам старого Тбилиси, где стоит памятник грузинскому царю, основателю города Вахтангу Горгосалу, и откуда открывается живописный вид на высокий берег Куры, со старыми, сохранившимися, наверное, с Х1Х века, строениями. Побродим и по району «голубых бань», где 12 лет назад (в 1966) мне довелось приобщиться к восточным баням. Вот уже на протяжении многих лет бани эти не функционируют, а денег для их ремонта у города нет.
Вечерами будем посещать тбилисские кафе, где готовят традиционные блюда грузинской кухни. Одно из них – кафе на проспекте Руставели. Спустившись в полуподвальное помещение, оказываешься в симпатичном заведении, где готовят лучшие в Тбилиси хачапури и подают воды Лагидзе.
Дни бежали быстро. Программа «производственная» выполнялась согласно намеченному плану. И тут во время моей второй лекции по проблемам иммунологии репродукции директор НИИ морфологии Н.А.Джавахишвили обратилась ко мне с просьбой руководства НИИ генеративной функции женщины им. Жордания МЗ Гр.ССР, чтобы я эту лекцию прочитал и для сотрудников указанного выше Института. Я, конечно, согласился, и через пару дней мы с Нугзаром отправились к моим коллегам.
Встретил нас и.о. директора Института Тамаз Васильевич Бегиашвили. Это был симпатичный человек. Небольшого роста, лысоватый , но с удивительно живыми и добрыми глазами. Он заведовал лабораторией патофизиологии (или эндокринологии, точно уже не помню). Труды его и его сотрудников были посвящены изучению гормональной регуляции у женщин. Побеседовав с ним и рассказав о своих исследованиях, мы отправились в конференц-зал, где собрались сотрудники института. Т.В.Бегиашвили представил меня, и в течение часа я рассказывал о проблемах иммунологии репродукции, которыми мне довелось заниматься. Коснулся я и наших работ по созданию «Антирезусного иммуноглобулина» для иммунопрофилактики гемолитической болезни новорожденных и исследований по проблемам бесплодия и относительно нового направления – иммунологии контрацепции, посвященного поиску подходов регуляции рождаемости иммунологическими методами.
Лекция моя была выслушана с интересом, было много вопросов. А затем Тамаз Васильевич пригласил меня совершить «экскурсию» по институту. Закончили мы знакомство с этим в общем-то уникальным учреждением в тогдашнем СССР в лаборатории, которой руководил Т.В.Бегиашвили.
Он предложил продолжить нашу беседу за «грузинским столом». Было уже часа четыре, а в семь мы должны были идти в тбилисский театр юного зрителя, которым тогда руководил сын Георгия Товстоногова ( Гоги Товстоногова, как его звали в Тбилиси, где начиналась его творческая жизнь). Театр этот тбилисцы называли театром «сына Гоги» (то-есть, сына Георгия Товстоногова), а звучало это, как «Театр синагоги». В тот вечер шел спектакль «Физики».
«Банкет» в лаборатории Т.В.Бегиашвили можно было бы скорее назвать «холостяцкой сходкой». За скромным, покрытым пленкой столом, собралось человек шесть мужиков, включая нас с Нугзаром. Аспиранты лаборатории нарезали сулугуни, пожарили яичницу. Кроме этого на стол поставили тарелку с зеленью и положили лаваш (грузинский хлеб). Но это еще не все. Когда мы сели за стол, Тамаз Васильевич – а он был «тамадой» - достал трехлитровый бутыль «чачи». Я со страхом взглянул на это «питье» и предупредил радушных хозяев, что мы идем вечером в театр. «Что ты беспокоишься, дорогой!» Он перешел уже на ты, а это признак хорошего расположения к гостю. «Эту чачу мне прислали мои друзья из Кахетии! Это удивительный напиток. Его пьешь и не пьянеешь!». Чача была разлита по стаканам.
Мне доводилось и ранее «потреблять» чачу, но, честно говоря, удовольствия никогда от этого не получал. Надо отдать должное, на сей раз чача действительно была отменной. Она даже почти не имела характерного для обычной чачи привкуса и запаха.
Мы выпили, поговорили, съев всю стоявшую на столе закуску. Было уже часов пять. Тамаз Васильевич никак не хотел отпускать «дорогих гостей». Он достал второй бутыль чачи и послал своих аспирантов за закуской. Минут через двадцать они вернулись с горячими сосисками, приобретенными, видимо, в одном из ближайших кафе. И тут начался «второй раунд» нашего застолья. Нугзар пить больше не мог. Он был «за рулем». А мне пришлось «поддерживать» затянувшееся застолье. Уж не знаю сколько было выпито чачи, но было за тем скромным столом сказано много теплых, хороших слов.
Отпустили нас лишь минут за 20 до начала спектакля. Не помню уж, как мы доехали, но в театр успели к поднятию занавеса. Места наши были в первом раду партера. Спектакль был очень интересным, актеры играли великолепно. А в антракте нас пригласили в буфет театра, где пришлось еще выпить и шампанского. Как я все это выдержал и «удержал» даже не представляю.
С сотрудниками отдела геронтологии, которые нас сопровождали в тот вечер в театр, у меня в период экспедиции сложатся добрые, товарищеские отношения. А вот с Тамазом Васильевичем, к сожалению, в этой жизни мне встретиться уже не доведется. Когда я вновь приеду в Тбилиси уже в середине 80-х годов, Тамаза Васильевича отправят уже на пенсию, и вскоре он умрет. Я думаю, что в отношении него была допущена несправедливость. И мне особенно больно, что увольнение Т.В.Бегиашвили было сделано в период, когда институт этот возглавил мой бывший шеф – профессор О.Е.Вязов, вернувшийся в СССР после шестилетнего пребывания в ВОЗ (в Женеве). Он был там одним из руководителей программы «Иммунологические методы контрацепции».
Во время того краткого визита в Тбилиси я побываю еще в государственном музее Грузии, где в запасниках готовилась уникальная экспозиция, основанная на археологических раскопках последних лет в районе древней цивилизации – «Ванское золото». Спустя лишь несколько лет она будет представлена для всеобщего обозрения.
Я любил бродить и по центральному проспекту Тбилиси – проспекту Руставели. Мне он понравился еще в жаркое лето 1966 года, когда я впервые ступил на землю Тбилиси. А вот теперь я брожу по чудесному проспекту зимой. Мне еще не раз доведется побывать в Тбилиси и летом, и осенью. А вот весна в этом городе – «пробел» в моей биографии.
Экспедиция в Абхазию
В начале июля я вылетел в Сухуми вместе с Аркадием Шерманом, нашим сокурсником по 1-му МОЛМИ (я «пристроил» его на лето в экспедицию врачом-терапевтом). В аэропорту «Бабушеры» (Дранды) г. Сухуми нас встретил бывший министр здравоохранения Абхазии, а ныне старший научный сотрудник отдела геронтологии НИИ морфологии АН Грузии (г. Тбилиси) и руководитель сухумского филиала этого отдела Шота Дерминдионович Гогохия и отвез к себе на дачу.
Дача его – это шикарная вилла, расположенная на живописной горе, напротив городского (медицинского) пляжа. Мы проведем на ней пару дней. Пока не приедут из Тбилиси «основные силы» экспедиции, мы будем отдыхать, купаться в море, загорать. Я познакомлю Аркадия с достопримечательностями Сухуми.
Из Тбилиси участники экспедиции прибыли в Гальский район Абхазии на 3-х машинах. Сосо Далахишвили – руководитель экспедиции – на своей «Волге», научные сотрудники и врачи – на «УАЗике», а лаборанты – на спецавтомобиле, переоборудованном в лабораторию. Мы с Шотой Гогохия и врачом «лечкомиссии» Жорой на больничном «Москвиче» выехали из Сухуми в Гали, где и встретили «экспедиционный» корпус и вместе с ним направились к месту базирования экспедиции – в одно из сел на берегу реки Члоу.
Жители этого села и соседних сёл входили в состав колхоза-миллионера. По «легенде» в этом районе Абхазии проживает много долгожителей.
По числу долгожителей Абхазия занимает одно из первых мест не только среди республик Закавказья, но и вообще в СССР. По данным Шота Гогохия, среди жителей данного района – многие в возрасте старше 90 лет, а некоторые – старше 100 лет (у большинства из них возраст подтвержден документально). Именно этот «контингент» и члены их семей представляют основной интерес нашей геронтологической экспедиции.
«Колонна» наша въехала в село и направилась к зданию школы. На школьном дворе нас ждали председатель сельсовета, председатель колхоза и члены местного руководства. После традиционных «кавказских» приветствий, участников экспедиции пригласили в школьную столовую, где уже был накрыт «скромный» стол. Хозяева извинились за такую «скромную» встречу, заявив, что торжественный банкет в честь участников экспедиции состоится через пару дней.
Пообедав, мы начали обустраивать свои рабочие и спальные места. В одном из классов мы оборудовали иммунологическую лабораторию, где было предусмотрено место для забора крови, лабораторный стол для проведения исследований. Подключили холодильник, термостаты, центрифуги и стерилизаторы (одноразовых шприцов в нашем распоряжении тогда еще не было).
Часам к пяти мы закончили первый этап «оборудования» рабочих мест и всей «кодлой» на «УАЗике» и на «Волге» отправились на море.
До моря от села, где мы разместились и оборудовали «базу» экспедиции, было километров 5-6. Пляж в этом месте был практически пуст. Кроме нашей «бригады» на расстоянии метров пятидесяти купались и загорали человек 5 молодых парней, приехавших на «Жигулях». Погода стояла жаркая, и было приятно после трудового дня окунуться в прохладную еще воду, понырять, поплавать, а затем немного позагорать. Часа два мы наслаждались прелестями ласкового моря. К ужину вернулись на «базу».
В составе нашей экспедиции были в основном молодые люди, лишь Шота Гогохия представлял «солидную» публику. Возвращаясь с моря, водители «УАЗика» прихватили ящик вина, и после ужина на свежем воздухе в школьном дворе, попивая вино, молодежь распевала под гитару песни и романсы. Особо отличались две молодые студентки-психологи (Элисо и Манана) из ТГУ (Тбилисский Государственный Университет). В их исполнении мне запомнилась «Молитва», написанная Булатом Окуджавой:
«Пока Земля еще вертится. Пока еще ярок свет,
Господи, дай же ты каждому, Чего у него нет.
Умному дай голову, Трусливом дай коня,
Дай счастливому денег И не забудь про меня!
Пока Земля еще вертится, Господи, твоя власть!
Дай рвущемуся к власти Навластвоваться всласть!
Дай передышку щедрому Хоть до исхода дня!
Каину дай раскаяние И не забудь про меня!
Я знаю, ты все умеешь, я верю в мудрость твою.
Как верит солдат убитый, что он проживает в раю.
Как верит каждое ухо тихим речам ,
Как веруем и мы сами, не ведая, что творим!
Господи, мой Боже, зеленоглазый мой,
Пока Земля еще вертится, и это ей странно самой,
Пока еще хватает времени и огня
Дай же ты всем понемногу и не забудь про меня!»
А в исполнении Коли – одного из водителей «УАЗика» и нашего гитариста звучали как полублатные песенки, вроде упомянутой мной выше «Мурки», так и русские и цыганские романсы и «Письмо матери» С.Есенина. В теплую лунную ночь приятно было посидеть и послушать хорошие песни и романсы, исполняемые к тому же приятными голосами и с большим чувством.
Пара дней ушли на «рекогносцировку». Мы ездили по имевшимся у нас адресам и знакомились с жизнью и бытом долгожителей. Вот одна из запомнившихся мне «картинок».
Мы подъехали к одиноко стоящему каменному дому обычной для этих мест архитектуры. Дом двухэтажный, на высоких столбах из камня. Большая открытая веранда на втором этаже. Со двора в дом ведет широкая каменная лестница, с кованными металлическими (чугунными) решетками по бокам.
Рядом с домом – деревянная будка опять же на высоких столбах. В таких будках сушат початки кукурузы, зерно. Широкий двор, покрытый низкой стелющейся зеленой травкой. Во дворе разгуливают куры, индейки, бегают поросята с надетыми на шею деревянными треугольниками (чтобы не выбегали на улицу через забор, плетенный из веток: пройти поросятам мешает это приспособление).
Дома в тот час были лишь старая женщина, да дети. Оказалось, что этой женщине, одетой в черного цвета длинную юбку, черную же кофту и черную шелковую косынку, 97 лет. Она хоть и не очень хорошо говорила по-русски, рассказала нам, что живет со своей дочерью, зятем, внуками и правнуками. Все взрослые члены семьи сейчас работают в колхозе, а дома лишь она да малыши. Бабуля эта до сих пор попивает чачу, работает по дому. Когда мы подъехали, она сидела на скамеечке у крыльца и «лущила» початок кукурузы.
А некоторые долгожители мужского пола так и вообще не только могли выпить вина или чачи, но и покуривали. Вот Вам «вредные привычки» и долгая жизнь. Все они всю свою жизнь провели в селе, с детства работали на земле. Горе и радость делились между всеми членами семьи и всей общины. На протяжении своей долгой жизни эти «долгожители» не подвергались воздействию стрессов, как жители современных цивилизованных обществ. Быть может, именно такой образ жизни, близкий природе человека, и является основой их «долгожительства».
Потихоньку раскручивалось «колесо» нашей экспедиционной работы. Я уже исследовал, наверное, более 100 образцов крови долгожителей и членов их семей, когда в Члоу появилась группа энтузиастов (экспедиция, организованная и руководимая одним из представителей ЦКШ - центральная комсомольская школа г. Москвы), искавшая следы пребывания «снежного человека» («Jeti») на Кавказе.
Экстрасенс
Лет 20 назад, еще в студенческие годы, мне довелось участвовать в дискуссиях (во время занятий на кафедре кожных болезней) с нашим преподавателем, доцентом Г.Ф.Романенко и студентами нашей 17-й группы по материалам, появившимися тогда в советской и зарубежной печати о встречах со снежным человеком. С тех пор я периодически «натыкался» в доступной мне литературе на сообщения ученых разных стран и просто «очевидцев» о все новых и новых «встречах» в разных регионах Мира со «снежным человеком». В МГУ и при АН СССР в те годы даже существовали специальные «секции», занимавшиеся проблемой «снежного человека». Однако, на мой взгляд, достоверных сведений, подтверждающих существование где-либо на далеком Севере или высоко в горах (на Памире, Алтае, в Центральной Азии или Америке) «снежного человека» представлено не было. С годами проблема эта как-то даже выпала из поля моих интересов. И вот встреча с членами экспедиции, которые специально прибыли на Кавказ «для контактов со снежным человеком». В состав этой экспедиции входил и экстрасенс Саша Сапроненков.
Как-то вечером они заявились на школьный двор, где в здании школы находилась база нашей геронтологической экспедиции. Во время дружеского застолья и произошло мое знакомство как с руководителем этой экспедиции, так и с ее «главной надеждой» - контактёром (экстрасенсом) Сашей. Глава экспедиции рассказал нам о собранных ими материалах, свидетельствующих о «встречах со снежным человеком» местных жителей еще в конце Х1Х- начале ХХ века. Более того, Саша Сапроненков уже вступал в контакт «телепатически» со снежным человеком, и достигнута «договоренность» о встрече с ним (снежным человеком) у развалин старого храма на берегу Члоу в одну из июльских ночей этого года. С этой целью экспедиция и прибыла в Абхазию.
Волей судьбы мы оказались в одном месте – на берегу реки Члоу в абхазском селе. Я слушал интересные рассказы руководителя экспедиции о собранных ими на протяжении нескольких лет «доказательств» существования «снежного человека» в разных регионах СССР. Правда, на Кавказ они прибыли впервые. Честно говоря, я скептически отнесся ко всем эти «данным». Скепсис мой не остался незамеченным, и Саша Сапроненков поначалу настроился против меня даже агрессивно. Позднее это чувство сменилось довольно теплым и доверительным отношением.
Оставим пока в стороне проблемы существования «снежного человека», и я расскажу Вам об экстрасенсорных способностях Саши Сапроненкова. Я, конечно, слышал и читал об экстрасенсах и знал о существовании в Москве, где-то в районе Чистых прудов, специальной лаборатории, где под руководством одного бывшего летчика работали обладающие экстрасенсорными способностями люди разных профессий. Они «ставили диагноз» заболевания без специальных медицинских исследований и даже лечили тяжелейшие недуги, когда медицина наша была бессильна оказать помощь таким пациентам. Обо всем этом я слышал, но не особенно верил этим «чудесам».
Саша Сапроненков оказался первым экстрасенсом, с которым я познакомился лично. Он говорил, что может определить «больной орган» у человека, даже не вступая в контакт с ним. Для этого ему достаточно лишь фотографии этого человека. И совершенно неважно, где в данный момент находится этот человек (рядом или за сотни или тысячи километров). Проверить подобное заявление было, естественно, невозможно.
«А можешь ли ты, например, определить группу крови у человека без иммунологического (серологического) исследования?», - спросил я. Он, конечно, не имел представления не только о том, как определяют группу крови, но и о самих группах крови. Попросив меня дать ему информацию о существующих группах крови человека, он сказал, что в состоянии «определять» группу крови у любого из присутствующих. К сожалению, не все сидящие за столом знали свою группу. Мы решили отложить «эксперимент» до завтра, когда я буду исследовать группы крови у новой группы долгожителей и их родственников.
Мы о многом еще говорили в тот вечер. На мой вопрос на чем основаны подобные способности экстрасенсов Саша ответил: «Любая точка в пространстве несет информацию о всем пространстве!». Такой постулат я услышал тогда впервые.
На следующий день, когда пришли жители села для обследования врачами экспедиции и сдачи крови для определения аллоантигенов генетических систем групп крови, Саша Сапроненков должен был определить у них лишь группы крови системы АВО, то-есть у каждого человека он должен был определить к какой из 4-х групп крови тот относится.
В списке обследованных лиц против фамилии каждого из жителей села, у которых я брал кровь, Саша ставил соответствующую его группе крови цифру: 1, 11, 111 или 1V.
Делалось это в присутствии врачей и других членов нашей экспедиции. К этому моменту никто из нас не знал группы крови этих людей (я буду определять их лишь спустя несколько часов, когда закончим прием жителей). Каково же было не только мое, но и всеобщее удивление, когда результаты моих исследований полностью совпали с данными, написанными рукой Саши Сапроненкова. Далее было решено «усложнить» наш «эксперимент», и Саша стал определять не только группы крови, но и резус-принадлежность обследуемых «долгожителей». Я лишь рассказал ему, что все люди делятся на резус-положительных и резус-отрицательных. И в этом случае его определение резус-принадлежности оказалось во всех случаях точным. Каким образом он это осуществлял для меня было и остается загадкой.
Делал он и другие «чудеса». Например, определял параметры некоторых показателей в моче и крови человека без анализа, а мы «контролировали» его с помощью появившихся тогда экспресс методов. Не зная ничего о креатинине, мочевине, мочевой кислоте и т.д., он определял их значение, получив лишь информацию о диапазоне колебаний указанных веществ в моче или крови человека. И здесь он не допустил практически ни одной ошибки.
Более того, он смог описать пациентку тбилисского врача-дерматолога, которую последний наблюдал незадолго до выезда в экспедицию. Саша попросил врача лишь думая об этой пациентке, как бы «спроектировать» ее образ стенку комнаты. Этот врач скептически относился к Саше и не верил в его способности. Во время этого эксперимента он все время иронически улыбался. Саша подошел к стене и начал как бы «ощупывать» этот спроецированный на стену образ, начиная сверху (с головы). Через несколько минут он сказал, что у молодой женщины на левой щеке имеются какие-то участки поражения кожи. Правда, что это за заболевание, он сказать не может. Затем, опуская свои руки ниже по «туловищу» этой спроецированной женщины, он еще помолчал и сказал, что эта женщина беременна. Каково же было наше изумление , когда врач подтвердил, что его пациентка страдает псориазом и что основной очаг поражения находится как раз на левой щеке. Больше всех был буквально поражен сам врач. Он сказал, что о беременности этой молодой женщины еще не знает никто, кроме него и самой пациентки.
Саша запросто снимал приступы головных болей у членов нашей экспедиции. «Снял» он зубную боль у дочки одной из сотрудниц отдела геронтологии.
Наши отношения с ним становились все более дружественными и откровенными. Он рассказал мне и об «Учителе» - Порфирии Иванове и об его «учениках».
А вот «контакта» и «встречи» со «снежным человеком» не случилось в тот раз.
Версия Саши, что «снежный человек» посчитал такую встречу «преждевременной», о чем он и сообщил ему телепатически, меня не убедила. Экспедиция, искавшая «снежного человека», покинула Члоу, но контакты наши с Сашей Сапроненковым продолжатся в Москве в конце сентября.
Прошло около двух недель нашей экспедиционной работы, когда в Сухуми из Крыма, где он отдыхал с Виктором Вербицким, прибыл Андрюша. Теперь он продолжит свой летний отдых (первые летние студенческие каникулы) уже в Абхазии. Дней десять он проведет вместе с нами в Члоу, участвуя в работе экспедиции и знакомясь с жизнью, бытом и обычаями абхазских крестьян. Я думаю, и в памяти Андрея этот эпизод его жизни оставил приятный след. Иначе чем можно объяснить, что и в следующем 1979 году он, уже без меня, будет участвовать в продолжении работы экспедиции в Абхазии.
Верхняя Сванетия
Последняя неделя нашего пребывания в Грузии осталась в моей памяти незабываемой поездкой в Верхнюю Сванетию.
Выехали мы туда небольшой группой на «УАЗике». Водители экспедиции за нарушение «режима» были уже отправлены в Тбилиси. Взять на себя обязанности шофера пришлось врачу Республиканской больницы Жоре. И вот наша группа: Нугзар (маленький) - сотрудник отдела геронтологии, Жора, Андрюша, Аркадий Шерман, Наира, кто-то из врачей и я ранним утром выехали из Члоу. Мы миновали Гали и по ущелью реки Ингури начали подъем в Верхнюю Сванетию. Путь наш лежал по живописной, но опасной горной дороге. Справа от нас поднимались величественные отроги Главного Кавказского хребта, а слева, далеко внизу, виднелась лента бурной горной реки Ингури. Отвесные скалы и бездонное ущелье, а между ними – узкая полоса горной дороги, серпантином поднимавшейся вверх.
Мы проехали мимо строящейся Ингурской ГЭС. Это одна из самых высокогорных ГЭС не только в Грузии, но и в Европе.
Горы становятся все величественнее. Впереди вверху появились снежные вершины. Однажды мы оказались в ситуации, близкой к катастрофе. Жора, конечно, не профессиональный водитель, и на одном из крутых поворотов наш «УАЗик» чуть не стукнулся лоб в лоб со спускавшимся с гор автобусом. Чудом Жора сумел вывернуть руль и мы почти прижались к скале, а автобус проскользнул мимо нас по краю пропасти. Часов через пять-шесть мы, наконец, въехали в столицу Верхней Сванетии – Местию.
Уже на подъезде к Местии перед нами открылся типичный сванский пейзаж. В горной долине разбросаны на порядочном расстоянии друг от друга сванские башни. Это сооруженные из камня, высотой в трех–четырех этажный дом, узкие «здания», построенные несколько веков назад. Они служили одновременно и оборонительными сооружениями, и местом обитания сванской семьи.
В этом укрепленном жилище члены семьи и воины (а все мужчины были, естественно, воинами) могли выдерживать многомесячную осаду. Внутри башни были и колодец – источник воды, и запасы провианта, и хлев для животных, и конечно же, бойницы для отражения попыток осаждавших захватить башню.
Войны шли между горцами на протяжении многовековой истории. Кровная месть выбивала лучших представителей мужского пола среди этого гордого горского народа. Мы познакомимся чуть позже с одной из сванских башен, как говорится, изнутри. Но будет это чуть позже.
А сейчас мы любуемся панорамой Верхней Сванетии и ее столицы. Наш «УАЗик» въезжает в центр этого высокогорного городка и берет курс к зданию, над которым веет государственный флаг. Это Горсовет. Встретил нас один из руководителей Горздравотдела. Он и стал нашим первым гидом по Местии.
Разместили нашу группу в местной гостинице. После обеда, в ресторане состоялась встреча с руководителями Горисполкома. На этой встрече была согласована программа нашей работы.
По плану мы посетим высокогорное село Ушгули, где проживает старейший житель Верхней Сванетии. Возраст этого долгожителя документально удостоверен и составляет 121 год. Кроме того, в Местии мы обследуем несколько семей местных долгожителей.
Председатель Горисполкома любезно предложил нам посетить семью трагически погибшего в горах Италии всемирно знаменитого альпиниста Михаила Харгиани. Вот тут нам и представилась возможность побывать в одной из сванских башен.
Встретил нас отец погибшего альпиниста – пожилой уже человек. Он любезно рассказал нам об истории своего рода, показал свой дом-крепость, рассказал о своем сыне – одном из сильнейших советских альпинистов –Михаиле Харгиани. Дом этот будет превращен со временем в музей. И сейчас на стенах портреты Михаила, его альпинистское снаряжение, вырезки из газет, описывающие выдающиеся достижения советского альпиниста. Михаил Харгиани первым из советских горовосходителей и скалолазов удостоился звания «Снежный барс». Такой чести удостаивают спортсменов-альпинистов, покоривших высочайшие горные вершины Европы, Азии, Африки и Америки. Тогда еще советские альпинисты не покоряли высочайшую вершину Мира Эверест (Джамолунгму, 8846 м), а вот многие семитысячники Памира, Тянь-Шаня, высочайшие вершины Кавказа (Казбек, Эльбрус) и Альп, а также многие вершины Северной Америки Михаил Харгиани покорил.
Он был не только прекрасным альпинистом, но и замечательным человеком, к которому с величайшим уважением относились не только в СССР, но и в альпинистских кругах Европы, Азии и Америки.
Погиб Михаил Харгиани трагически в Альпах. Он в паре с Борисом Онищенко выступал в Италии на международных соревнованиях. Накануне эта пара показала лучший результат при траверсе одной из труднейших вершин в итальянских Альпах (кажется, Доломитовых Альпах). На следующий день, повторяя свое вчерашнее восхождение, Михаил Харгиани начал уже спуск, находясь на одной стороне скалы, а его партнер – на другой стороне вершины, когда неожиданно оборвался страховочный трос. Пролетев несколько сот метров, альпинист ударился о скалы и погиб. До сих пор не установлена причина обрыва нейлонового троса (не исключают и версию об умышленной диверсии).
Мы долго беседовали с отцом альпиниста, который рассказал нам и об особенностях строения сванских башен, показал основные «узлы» башни: жилые помещения, склады с запасами продовольствия, колодец, «арсенал» (охотничьи ружья, кинжалы), помещения для животных, наблюдательный пункт, бойницы.
Мы выпили с ним по чарке чачи, почтив память Михаила Харгиани и пожелав здоровья и счастья его семье и ему лично. Мы обещали сохранить в своих сердцах память об его выдающемся сыне и об этом дне. Прошло уже более четверти века, а этот эпизод – миг моей жизни – хранится в моей памяти как будто было это только вчера.
После посещения дома Михаила Харгиани мы отправились в одно из селений Верхней Сванетии, расположенное в долине недалеко от столицы, Местии. Был воскресный день, и жители села готовились отметить вечером какой-то праздник, сохранившийся с языческих еще времен.
На священную гору тянулись «цепочкой» молодые мужики и парни, тащившие фляги и канистры с водой, бурдюки с вином, мешки с хлебом и живых барашков. На вершине горы, там, где сохранились развалины какого-то храма, состоится вечером обряд жертвоприношения и гулянье. Будут жарить барашков, пить вино, разводить костры, петь и танцевать. Мы тоже совершили восхождение на эту гору. Но, честно скажу, даже безо всякой ноши восхождение это мне далось нелегко. День был жаркий, и хотя дул ветер, пока мы поднялись на вершину, с меня сошел не один пот. Да и остальные наши участники экспедиции, поднявшиеся на гору, выглядели уставшими. Лица у всех были красные, пот струился по лицу, рубашки взмокли. Но «труд наш» не был напрасным. С вершины горы открывался просто потрясающий вид на горы и долину. Слева от вершины, на которой мы стояли, высилась величественная громада «Медведь горы» - Ушба.
Покрытая снежной шапкой Ушба надвисала над более низкими хребтами гор, наподобие медведя, готовящегося к прыжку. «Медведь» словно наклонился вперед. У альпинистов для обозначения таких вершин существует специальный термин - «отрицательный траверс». Чтобы подняться на вершину нужно обладать незаурядным мастерством скалолаза. Альпинист взбирается на вершину горы в положении, когда его тело почти параллельно поверхности земли, а то и находится в наклонном положении (вниз головой). Это и есть «отрицательный траверс».
Рассказывали, что в память о своем погибшем муже, Ушбу покорила жена Михаила Харгиани. Она была первой женщиной, поднявшейся на эту вершину таким путем.
С противоположной стороны вершины, где мы находились, открывался вид на горную долину. Поля пшеницы с высоты «орлиного полета» я увидел впервые. Золотые колосья зрелой пшеницы, подчиняясь порывам налетавшего ветра, то прижимались к земле, то выпрямлялись. Это напоминало бегущие по морю барашки волн. Причем, и «море» и «волны» были золотыми. Так и осталось в моей памяти золотистое море пшеницы. Никогда больше не доведется мне любоваться подобной картиной.
На вершине горы подготовка к празднику шла своим путем, а мы начали спуск, чтобы вернуться к ужину в Местию.
Уже спустившись в долину, мы услышали доносившееся с вершины многоголосье грузинских песен. Это удивительное песнопение было действительно прекрасно.
На следующий день, в сопровождении Председателя Горисполкома Местии, мы на «ГАЗике» поднялись в самое высокогорное село Европы Ушгули. Водитель наш – местный житель – предупредил нас, что подъем в горы будет трудным и небезопасным. Обычно в село из Местии поднимаются либо на ослах или мулах, либо на лошадях. Автомобильной дороги туда нет. Будем подниматься на «ГАЗике», пока позволит «ишачья тропа». В какой-то момент жизнь наша висела буквально на волоске. При повороте одно из задних колес чуть не соскользнуло с тропы. Водитель с трудом удержал автомобиль на дороге. Проехав еще метров двадцать, он остановился, выключил двигатель и сказал, что дальше нужно будет подниматься пешком. Мы вылезли из машины, облегченно вздохнули и начали «восхождение» в Ушгули.
Пеший участок пути мы преодолевали то на двух, а то и на четырех конечностях. Наконец, мы у цели. Пройдя мимо какого-то каменного строения, похожего на сарай, мы подошли к большому дому. Это и сельсовет, и жилой дом. Здесь живет семья председателя сельсовета, дед которого самый старый житель не только Верхней Сванетии, но и Грузии, а, возможно, и всего Советского Союза. В тот год ему исполнился 121 год. Встретили нас радушно. Хозяева были предупреждены о нашем визите. Младший сын «долгожителя» был моложе старшего внука - председателя сельсовета. Было ему 52 года, а внуку – 58 лет. Стало быть, своего последнего сына «сделал» наш «долгожитель», когда ему было почти 70 лет. В селе этом живет практически одна семья. Все члены ее носят одну фамилию.
Всего в селе осталось уже менее пятидесяти человек. Особенно тяжелый урон жителям этого высокогорного села нанесла «испанка» - грипп, свирепствовавший в годы 1-ой мировой войны. Тогда умерли почти каждый второй житель села. Как попала «испанка» в это изолированное от «мира» село, для меня остается загадкой
Живут жители этого села весьма замкнуто, контакты с внешним «миром» весьма редки. Такая изоляция является основой для близкородственных браков, и среди членов «семьи» высок процент наследственных патологий.
Поговорив с главой семьи и некоторыми ее членами, я взял кровь у представителей 4-х поколений этой уникальной семьи.
После этого нас подвели к старейшему жителю. Сидел он на террасе на кресле. Маленький, сгорбленный. Почти ничего не видящий и плохо слышащий, мне он напоминал «высыхающего» птенца. С сыном своим и внуком он все же как-то общался и даже что-то отвечал на их вопросы.
Я взял у него из вены кровь для определения групп крови и исследования некоторых биохимических показателей. Он почти не реагировал на наши манипуляции.
Да, прожить такую долгую жизнь и превратиться фактически в «ничто» - разве для этого Господь создал человека?
И еще одну достопримечательность довелось увидеть мне в Ушгули – старинный христианский храм. Стоит он на самом высоком холме. Внешне вид его весьма скромен, а вот богатства в нем собраны «несметные». За многие века своего существования, ни разу не подвергался храм этот ограблениям. Ни монголы, ни турки, ни персы, ни арабы – никто не добирался до этого высокогорного села. Даже «большевики» не смогли разрушить и разграбить этот старинный храм.
Выполнив программу исследований, мы спустились в долину, переночевали в гостинице в столице Верхней Сванетии - Местии, а утром следующего дня выехали в Члоу.
Обратная дорога из Верхней Сванетии вниз к морю тоже не обошлась без приключений.
Выехали мы задолго, чтобы добраться до базы экспедиции, успеть собрать свои вещи и отправиться в аэропорт. Ведь у нас с Андреем были уже заранее приобретены билеты на сегодняшний рейс Сухуми-Москва.
Проехав часть пути, мы попали в полосу густого тумана. Видимость на дороге не позволяла двигаться с обычной скоростью. Буквально в нескольких метрах ничего не было видно. Жора вел «УАЗик» с огромной осторожностью. Настал критический момент – у нас почти не оставалось времени, чтобы добраться к положенному часу в Члоу. Тогда я предложил Жоре, что буду его «лоцманом». Я вышел из машины и на протяжении, наверное, километра бежал перед машиной, указывая путь. Наконец, туман начал рассеиваться, и мы спустились с гор благополучно.
Было, наверное, часов 9 утра. «УАЗ» наш выехал в Гали, когда Жора вдруг резко повернул руль, и нас вынесло на обочину, а мимо нас промчалась черная «Волга». Не знаю уж, кто сидел за рулем той «Волги», но мчалась она по нашей полосе. Если бы не реакция нашего водителя, столкновение лоб в лоб было неизбежно. Чем бы все это кончилось, сказать трудно. Вот как бывает – мы преодолели в густом тумане трудную горную дорогу и чуть не погибли на «ровном месте», когда на дороге почти не было машин. Один водитель–лихач (или пьяница), чуть не угробил себя и нас. Уже на выезде из Гали нас встретил на своей «Волге» Сосо Далакишвили. Он беспокоился, что нас нет к условленному часу, и выехал нам навстречу. В конце концов, все обошлось. Мы успели добраться до базы экспедиции, позавтракать, собрать свои вещи.
От имени руководства Сосо поблагодарил меня за помощь, оказанную сотрудникам отдела геронтологии в проведении научных исследований, обеспечивших успешное выполнение намеченной программы, и выразил надежду на наше дальнейшее сотрудничество.
Сосо и Наира проводили нас с Андреем в аэропорт. Самолет наш вылетел точно по расписанию, и через два с половиной часа мы приземлились в аэропорту «Внуково», а еще через пару часов прибыли домой на Беговую 2-110.
Абхазские корни
Еще один эпизод, имевший место в июле 1978 года, остался в моей памяти. В подготовительный период работы геронтологической экспедиции в Абхазии, один из ее участников – врач республиканской больницы и «правая рука» Шоты Гогохия – Жора пригласил меня и Аркадия Шермана посетить его друга Юрия Воронова.
Воронов Юра – один из интеллигентнейших и интересных людей Сухуми тех лет. Историк по образованию, археолог по профессии, человек широко эрудированный. Его отец был, наверное, одним из немногих представителей русской культуры в Абхазии в начале ХХ века. Как и многие местные интеллигенты, был он арестован в конце 30-х годов и погиб в ГУЛАГе.
Юра Воронов окончил исторический факультет МГУ, вернулся на родину в Сухуми и на протяжении уже почти двадцати лет проводил раскопки на территории современной Абхазии. Результаты его археологических исследований позволили пролить свет и на происхождение абхазцев.
По его данным, уже в первые века нашей эры на территории современной Абхазии обитали племена абазгов и абсилов. По своему происхождению эти племена не имели никакого отношения к племенам, давшим начало народу Грузии, то-есть, абхазы и грузины – это разные этнические группы. Казалось бы, какое это имеет значение в наши дни (70-е годы), когда формируется в «стране победившего социализма» единая общность - «советский народ», как нас учили идеологи КПСС.
Однако националистические настроения существовали и в «семье братских народов», и периодически вспышки национализма происходили в разных регионах и республиках СССР.
Одним из таких регионов была и Абхазия. Националистически настроенные элементы неоднократно выводили народ на площади Сухуми, требуя широкой автономии этой республики в составе Грузии – создания государственного Университета, обучения в нем и в школах не на грузинском, а на абхазском языке и т.д. Для обоснования своих требований они использовали и результаты археологических исследований Юры Воронова. Сам же ученый ни в одной из своих научных публикаций не высказывал и не допускал никаких националистических интерпретаций своих находок. Его интересовали лишь исторические факты, а не то, что грузины и абхазы – это не «братские народы». Мы побывали дома у Юры Воронова. По возрасту мы с ним были, наверное, ровесниками, и у нас с первой встречи с ним сложились добрые, товарищеские отношения.
Он много рассказывал о своих раскопках, показывал нам уникальные находки. Поскольку он не поддерживал круги, раздувавшие межнациональную рознь, то против него началась кампания травли. В чем его только не обвиняли – и в присвоении золотых изделий, найденных во время раскопок, и в разграблении памятников старины на территории Абхазии и т.д. и т.п. Как он выдержал все это даже не представляю. Но сломить его абхазским националистам не удалось, а прокурорское расследование не подтвердило ни одного из выдвинутых против него обвинений. Ему разрешили продолжить раскопки, прерванные на период проводимого «расследования».
И вот Юра сделал нам предложение принять на следующий день участие в раскопках, которые он будет проводить в Цебельде. Мы были свободны (ведь завтра воскресенье) и, естественно, с радостью приняли это предложение. Ведь до этого мне никогда не приходилось участвовать в археологических раскопках.
Ранним воскресным утром мы выехали в Цебельду на машине Жоры. Уже по дороге Юра Воронов рассказал нам, что в Цебельде ему удалось раскопать один из старейших христианских храмов на территории Грузии, а также старейшую «купель» в виде креста, в которой крестили новорожденных детей уже в 4-5 веках нашей эры.
Само же название Цебельда происходит от названия находившейся здесь греческой крепости Cibelium (или Sibelium), построенной греческими колонистами еще в I-II веках до нашей эры. Ему удалось раскопать и руины этой крепости. Когда мы прибыли на место, Юра лично провел «экскурсию» по этим историческим местам, и мы смогли воочию увидеть то, о чем узнали из рассказов нашего «гида».
После «экскурсии» мы спустились к подножию горы, на которой стояли когда-то крепостные укрепления, а позднее христианский храм. Именно здесь предстояло провести сегодня раскопки. По предложению Юры Воронова здесь должны находиться захоронения жителей, обитавших на этой территории в начале нашей эры. В раскопках принимали участие, в основном, друзья археолога, так как у него не было средств, чтобы оплачивать труд рабочих. День был жаркий, мы по очереди с Аркадием Шерманом и с Жорой снимали аккуратно слой за слоем землю в месте, указанном нам археологом. Пот лился с нас градом. Мы разделись до пояса, но и это мало помогало. Труд «землекопа», ковырявшего каменистый грунт, оказался довольно-таки тяжелым. Когда же мы все-таки расчистили площадку и углубились в землю на достаточную глубину, за дело взялся сам Юра Воронов.
К нашей радости и к удовлетворению ученого, мы «напали» на захоронение. Как оказалось, на сей раз Юре удалось раскопать захоронение знатной абсилки. Скелет женщины был достаточно хорошо сохранен. В области шейного отдела позвоночника были обнаружены бусы; многочисленные украшения из золота и серебра были найдены в этом «могильнике». Каждую вещь, найденную при раскопках, Юра Воронов тщательно очищал кисточкой и подробно описывал в «протоколе» раскопок. Ни одна мельчайшая деталь не была упущена. Так что обвинения в его адрес о расхищении археологических находок были беспочвенными.
Но больше всего его удивили не найденные в могиле абсилки золотые и серебряные украшения, а стеклянные бусы. В тот период (а это, по его данным- 1-й век нашей эры) изделия из стекла были весьма редки, а найти стеклянные бусы в захоронении на территории Абхазии, относившемуся к столь далекой эпохе, ему довелось впервые. Так что мое участие в раскопках ознаменовалось уникальной находкой. Мы возвращались в Сухуми усталые, но довольные.
К сожалению, больше с Юрой Вороновым мне встречаться не придется. В 90-е годы, в период войны «за независимость» между Абхазией и Грузией, Юра Воронов войдет в состав Правительства Абхазии в качестве министра культуры, а спустя год или два будет убит. Так трагически завершится земной путь этого замечательного и интересного человека, приобщившего меня к археологии.
Венгерский визит
Мы вернулись с Андреем в Москву в начале августа, а в середине месяца отправились с Лидой в Венгрию. На сей раз приглашение мы получили от приемного сына Шари Надь – Шандора. С ним мы познакомились еще в 1971 году во время Лидиной командировки в Будапешт и моего первого визита в Венгрию. По просьбе Шари Шандор снял нам через «ИБУС» (турагенстсво, наподобие нашего «Интуриста») комнату в «частном секторе. Разместимся мы в доме на улице Пожони, почти на набережной Дуная, недалеко от острова Маргит.
В квартире кроме нас с Лидой в тот период никто больше не проживал, так что за весьма «скромную» плату мы занимали отдельную квартиру. Шандор встретил нас на вокзале и привез к месту нашего проживания. Мы не особенно утруждали «принимавшего» нас хозяина. Поблагодарив Шандора за приглашение и заботу о нашем «пристанище» в Будапеште, мы передали ему привезенные из Москвы «сувениры», и начался наш самостоятельный отдых в Венгрии.
Правда, Шандор счел необходимым «на правах хозяина» пригласить нас с Лидой к себе домой. Но встреча с его семьей не получилась особенно «теплой». Жена его не очень-то обрадовалась нашему визиту. Вообще у них, как и у большинства «западных» жителей (как в соцстранах, так и в капстранах) не принято «принимать» гостей дома. Они предпочитают встречаться со знакомыми или друзьями в ресторанах, барах или кафе. Шандор же, учившийся в институте в Ленинграде, все же сохранил еще «советские» привычки и пригласил нас к себе домой. Угостили нас кофе и бутербродами. Да все это не имеет (и не имело) никакого значения.
Я запомнил лишь наш разговор с Шандором в тот вечер. Он, экономист по образованию, неплохо, видимо, разбирался в вопросах мировой экономики. Не помню уж почему, но в разговоре нашем мы коснулись экономической ситуации в СССР и в Венгрии. Мне казалось, что по уровню жизни Венгрия значительно опережает Советский Союз. В Будапеште мы могли приобрести разнообразные предметы, о которых в Москве мы даже не могли тогда и мечтать. В первую очередь нас интересовала одежда для детей и для нас с Лидой. Даже за те деньги, которые нам тогда меняли в случаях выезда в соцстраны, можно было неплохо «приодеться». За 1 рубль давали нам тогда 17 форинтов. Так что, обменяв 1000 рублей, мы получали 17.000 венгерских форинтов. Их нам вполне хватало и на «житье-бытье» в Будапеште в течение двух недель нашего пребывания в Венгрии, и на приобретение одежды.
Об этом и начался наш разговор с Шандором. Он возразил мне, что большинство «трудящихся» Венгрии не могут себе позволить подобную «роскошь» – покупку сразу такого количества одежды для членов семьи. И вообще живут венгры весьма скромно и стараются на всем экономить. Кто живет более или менее хорошо, так это юристы, врачи, архитекторы и лица, имеющие родственников на Западе. Именно эта категория жителей социалистической Венгрии могла позволить себе приобретать дорогие автомобили, строить виллы в престижных районах Буды и дачи на Балатоне. Большинство же трудящихся вынуждены годами копить деньги на недорогие автомобили и зарубежные поездки.
Далее мы коснулись и ситуации в мировой экономике. В те годы как раз разразился энергетический кризис. Я думал, что он ударит, в первую очередь, по экономике наиболее развитых капстран – основных потребителей нефти и газа, а СССР - «поставщик» топлива - только выиграет от резко выросших цен на нефть на мировом рынке. На это Шандор возразил. От него первого я услышал, что в подобной ситуации кажущиеся «преимущества» слаборазвитых в технологическом отношении стран, а именно к таким он отнес и СССР, и все страны соцлагеря, в конечном итоге обернутся огромными потерями, что и произошло в действительности через несколько лет, когда цены на нефть резко упали. Экономика СССР буквально рухнула в период горбачевской «перестройки и ускорения».
С Шандором в то лето мы совершим еще поездку на озеро Балатон, где он завершал строительство дачи. В остальное время мы будем предоставлены сами себе и проведем в Будапеште поистине две чудесные недели, купаясь в бассейне «Палатинус» на острове Маргит, посещая музеи, кинотеатры Будапешта и чудесные уголки этого прекрасного города – Цитадель, Королевский дворец, Рыбацкий бастион, Собор св. Иштвана, площадь Героев и просто гуляя по великолепным площадям и улицам этого города, ставшего на многие годы одним из наших самых любимых городов Мира.
В открытом кинотеатре на острове Маргит поздним вечером, когда уже темнело, демонстрировали в тот год фильм «ABBA». Именно тогда я и познакомился с этим удивительным вокальным квартетом из Швеции (Annefried, Bjorn, Barry, Agnes – таково происхождение аббревиатуры «ABBA»). В фильме показаны выступления этого квартета во время его триумфальных гастролей в Австралии
Наша «венгерская гастроль» в 1978 году осталась в моей памяти как одна из самых чудесных зарубежных поездок.
Сейчас это кажется смешным, но в те годы купленные нами в Будапеште красный брючный костюм для Лиды, джинсы для Андрея, джинсовый сарафан для Галочки, кожаные пиджаки и замшевые куртки и многое другое – позволили нам «приодеться» и сделали наш «гардероб» вполне соответствующим нашему «общественному» статусу - научных работников. Вот такие были тогда в конце 70-х годов ХХ века «Времена».
Варна
В сентябре 1978 года в Варне (Болгария) состоится Международный симпозиум по иммунологии репродукции, а за 3-4 дня до его начала Отдел репродукции человека ВОЗ там же проводит выездное заседание Проблемной комиссии (Task Force) по иммунологическим методам регуляции рождаемости. Я получил от ВОЗ персональное приглашение принять участие в работе этого заседания. Еще в июне я оформил все необходимые для выезда за рубеж документы и передал их в Международный отдел Министерства здравоохранения СССР.
До начала работы ВОЗовской группы остались уже считанные дни, а вопрос о моем участии так и не был решен. Хотя я неоднократно выезжал за рубеж (в том числе и в капстраны - Италия, Франция) и «замечаний по поездкам не имел», для МЗ СССР я как еврей оставался «невыездным». Меня уже неоднократно приглашали на заседания этой группы ВОЗ, которые проходили в Швейцарии, Дании, Австралии. Но под разными предлогами мне в Минздраве в выезде за рубеж отказывали. На сей раз заседание группы ВОЗ по проблемам регуляции рождаемости будет проходить в соцстране - Болгарии - и оснований не пускать меня вроде бы не было. Однако, МЗ СССР не спешил принимать решение о моем участии.
Я уже «махнул рукой» и занимался своими текущими проблемами, как вдруг за день до начала работы ВОЗовской группы в Варне мне позвонили из Минздрава на работу и сообщили, что я должен срочно приехать в Международный отдел МЗ СССР для получения выездных документов и авиабилета. Поставив в известность дирекцию института и написав заявление о командировке в Болгарию, я помчался в Минздрав. Там мне вручили загранпаспорт, билет на самолет Москва-Варна и провели со мной «инструктаж». В частности, мне было сказано, сколько денег я могу расходовать на гостиницу и питание из тех валютных средств, которые я получил от ВОЗ. Остальную валюту я обязан привезти в СССР и сдать в Минздрав.
До вылета самолета из Шереметьева оставались считанные часы. Я успел лишь заехать домой, собрать необходимые вещи и позвонить Лидочке на работу, чтобы сообщить о своем срочном отъезде. Взяв дома 50 рублей и еще десятку на такси, я отправился в аэропорт «Шереметьево». Прибыл я туда буквально за несколько минут до окончания оформления документов на посадку.
В таможенной декларации я указал, что имею 50 советских рублей. Мне разрешили провезти с собой лишь 30 рублей, а остальные я должен был сдать на таможне и получить соответствующую квитанцию. Выполнив все формальности, я прошел на посадку.
Полет наш прошел нормально, и часов в 17 по местному времени мы приземлились в международном аэропорту Варна. Пройдя пограничный и таможенный контроль, я вышел в холл аэровокзала, где увидел стоящую с табличкой девушку. На табличке, которую она держала в руках, на английском языке было написано: «Task Force WHO» (то-есть «Проблемная группа ВОЗ»). Я подошел к ней и представился. Она проводила меня к автобусу, в салоне которого уже сидели несколько человек – участников предстоящего заседания. Почти сразу же автобус наш взял курс на «Золотые пески». Через минут 25-30 мы подъехали к Международному Дому Ученых, где будут проходить заседания ВОЗовской группы и Международный Симпозиум по иммунологии репродукции.
В отеле МДУ (Международный дом ученых) нас встретили представители ВОЗ. Я получил папку с материалами заседаний, карточку участника, чековую книжку с причитающейся мне валютой и ключ от одноместного номера. Я уже направился в свой номер, как вдруг увидел спустившегося в холл профессора О.Е.Вязова – одного из руководителей «Task Force» по иммунологическим методам регуляции рождаемости Отдела репродукции человека ВОЗ. Олег Евгеньевич в элегантном костюме с галстуком-«бабочкой» шел мне навстречу, широко улыбаясь и держа в руках трубку. Несмотря на перенесенный в 1971 году инфаркт миокарда, он продолжал покуривать. Поприветствовав меня, он спросил не то в шутку, не то всерьез, привез ли я водку. Я ответил ему, что ничего не успел купить в Москве, поскольку лишь за несколько часов до вылета узнал о своем участии в работе заседания ВОЗовской группы.
Мы договорились с ним, что я пойду устраиваться, а через полчаса встретимся с ним в ресторане Дома Ученых, где будут ужинать участники заседания. Я отнес в номер свои вещи, спустился в холл, поменял один из своих «Travel Checks» на болгарские левы, чтобы иметь деньги на карманные расходы, и направился в ресторан. За одним из столиков сидели Олег Евгеньевич и еще двое мужчин. Увидев меня, Олег Евгеньевич помахал мне рукой и пригласил присоединиться к их компании.
Он представил меня своим коллегам. Одним из них оказался доктор Гриффин, а другой –рофессор В.Джонс (W.Jones).
Доктор Гриффин был ответственным секретарем ВОЗовской группы, а В.Джонс, один из ведущих специалистов Австралии по проблемам иммунологии репродукции, был экспертом этой группы и одним из докладчиков на предстоящем заседании.
Фамилии эти мне были, конечно, знакомы, а вот лично встречаться с ними мне еще не приходилось. После ужина О.Е.Вязов рассказал мне, как ВОЗовцы добивались от МЗ СССР, чтобы я был направлен в Варну для участия в работе предстоящего заседания. Секретариат группы буквально завалил Минздрав телеграммами и в конце концов добился от чиновников Минздрава моей командировки в Варну. Я поблагодарил его за приглашение принять участие в работе столь высокого заседания, за оказанную поддержку.
Поговорив с ним о наших научных проблемах, о ситуации в Институте морфологии человека, о жизни в Москве, о его работе в Женеве и, обменявшись информацией о делах семейных, мы договорились через час встретиться у него в номере.
Я вышел пройтись по территории Международного Дома Ученых, расположенного на берегу Черного моря, как и Международный Дом Журналистов, в котором мы с Лидой отдыхали 13 лет назад. Возвращаясь с берега моря, я увидел «палатку», в витрине которой стояли бутылки с «Московской особой» и «Столичной» водкой. Я купил две бутылки, и с этими «московскими сувенирами» поднялся в номер к О.Е.Вязову.
Там же собрались члены Руководящего комитета проблемной группы ВОЗ по иммунологии репродукции.
Помимо Гриффина и В.Джона, с которыми я уже познакомился в ресторане, были Т.Хьёрт – профессор из Дании, Вуазен – профессор из Франции, таиландец Мотангкосомбат, двое американцев (один из них - профессор Стивенс), кто-то еще и я. Всего человек двенадцать. О.Е.Вязов занимал номер-люкс. В передней комнате ни круглом низком столе стояли бутылки с виски, джином, тоником, содовой водой и сосуд со льдом.
Все участники этой вечеринки уже немного расслабились, попивая из высоких стаканов содержащие алкоголь напитки: кто виски, кто джин. О.Е.Вязов представил меня - «молодого» ученого из Москвы, своего ученика. Я достал из пакета принесенную русскую водку и поставил бутылки на стол. Вид русской водки вызвал оживление присутствующих. Я подумал: «Ну сейчас все выпьют русской водки!». Думал я, что пить будут так, как принято в России. По просьбе Олега Евгеньевича я открыл обе бутылки. Желающие налили себе грамм по тридцать водки в высокие стаканы, долили их почти до верха содовой водой, бросили туда кубики со льдом и в течение всего вечера, пока шла общая беседа, перемежавшаяся анекдотами, попивали это «пойло» маленькими глотками.
За весь вечер компания эта выпила, дай Бог, грамм триста водки. Время приближалось к полуночи, когда все стали расходиться. Ведь завтра начинается работа – состоится первое заседание Руководящего комитета и проблемной комиссии, на котором будут обсуждаться результаты проводимых под эгидой ВОЗ исследований по созданию контрацептивной вакцины на основе бетта-субъединицы хорионического гонадотропного гормона человека. Докладчик –профессор В. Стивенс (США), а рецензенты –профессор В.Джонс (Австралия), д-р Дж. Гриффин (Великобритания), О.Е.Вязов (СССР), Б.Цинадер (Канада). Все это значилось в повестке дня первого заседания. Заседание должно начаться в 9.00.
Утром я встал часов в семь, умылся, сделал зарядку и спустился в ресторан к завтраку. Когда я подошел к столикам, за которыми уже сидели участники вчерашней вечеринки, то «зарубежные ученые» приветствовали меня как старого знакомого, приглашая за свои столики. Я поздоровался со всеми, поблагодарил за приглашение и сел за столик к О.Е.Вязову. Ведь общаться приходилось по-английски, а у меня практики общения на английском языке фактически не было, и подбирать нужные фразы стоило мне немалых усилий (но уже через пару дней, преодолев «языковый барьер, я уже общался со своими коллегами более свободно).
После завтрака все поднялись в конференц-зал Дома Ученых, где будут проходить заседания Комитета ВОЗ. В зале стоял длинный стол, на котором стояли «карточки» участников заседания и лежали папки с материалами предстоящих дискуссий.
Председательствовали на первом заседании профессора В.Джонс и О.Е.Вязов. Когда участники заседания заняли свои места за столом, то председательствующий В.Джонс извинился за задержку начала заседания. Причиной тому явилось отсутствие одного из рецензентов – профессора Барри Цинадера (Канада). Как оказалось, у него пропал багаж, и пришлось подключать руководство Болгарской Академии наук и Минздрав для оказания помощи известному ученому. Минут через 15-20 в зале появился «виновник» задержки заседания профессор Барри Цинадер в белом махровом халате и шлепанцах.Он занял место на стоящем у стены диване, и заседание началось.
Слово было предоставлено профессору Стивенсу (США) – основному разработчику вакцины для регуляции рождаемости. Уже в течение ряда лет лаборатория Стивенса получает львиную долю денег, отпущенных ВОЗ данному Комитету. Если память мне не изменяет, то Стивенс получал по 300-400 тысяч долларов в год.
Докладчик сообщил Комитету результаты исследований по испытанию вакцины на основе бетта-субъединицы хорионического гонадотропина на обезьянах-павианах. Данные, представленные им, были, конечно, интересными, но все поняли, что мы еще очень далеки от того времени, когда подобная вакцина будет применяться для регуляции рождаемости у человека.
И тут во время дискуссии всплыли данные (мне до того не известные) о разработке сходной вакцины индийским ученым- профессором Талваром. Последний отказался от дорогостоящего и долгого этапа разработки вакцины – проведения исследований на обезьянах. Он сразу же начал клинические испытания вакцины на основе бетта-субъединицы ХГЧ на женщинах. Демографическая ситуация в Индии требовала принятия срочных мер для регуляции рождаемости в этой стране, население которой быстро приближалось к 1 миллиарду.
Еще пару лет назад Талвар проводил свои исследования под эгидой ВОЗ, но год назад Комитет по этике ВОЗ признал Клинические испытания, начатые им, преждевременными и лишил его финансовой поддержки. В ответ на такой демарш ВОЗ, Талвар обратился в Совет по популяциям и получил под свою разработку 1 млн. долларов. Подобный «поступок» Талвара был осужден Комитетом, и он был выведен из состава его членов и «осужден» за нарушение врачебной этики. И доклад Стивенса, и живая дискуссия, развернувшаяся по материалам, представленным американским исследователем, были весьма интересны. Почти все члены Комитета принимали участие в дискуссии. Даже Барри Цинадер, возлежавший на диване в халате, подавал реплики и давал как иммунолог «ценные рекомендации». Через часа два работы был сделан перерыв «на кофе».
После перерыва «в гости» к нам пришли Министр здравоохранения Болгарии профессор Р.Поливанов и академик К.Братанов – Президент международного общества по иммунологии репродукции и Президент открывающегося через два дня Международного симпозиума. Они приветствовали участников заседания Комитета ВОЗ, пожелали им успешной работы и пригласили вечером на банкет, который устраивает в честь ученых ВОЗ Минздрав и Академия наук Болгарии.
После их ухода заседание Комитета продолжилось. Второе заседание было посвящено альтернативным подходам с целью разработки антифертильных вакцин на основе специфических антигенов сперматозоидов и рилизинг-гормонов.
Докладчиками здесь выступали профессора Вуазен (Франция), В.Джонс (Австралия) и Дж. Гриффин (Англия). Дискуссия по их докладам носила бурный характер. Каждый участник заседания высказывал свои соображения по поводу представленным данным. Причем, порой мнения ученых были прямо противоположными.
На обоих этих заседаниях я был лишь «пассивным» слушателем, хотя и очень внимательным. Высказывать свое мнение, да еще на английском языке, я просто не решался. А в обеденный перерыв О.Е.Вязов подошел ко мне и сказал, что я должен более активно участвовать в работе Комитета и не стесняться говорить по-английски.
Я учел его замечание. Следующее заседание будет посвящено обсуждению совершенно нового направления исследований в области иммунологии репродукции – выяснению роли антител к антигенам прозрачной зоны (блестящей оболочки) яйцеклетки у женщин в этиологии и патогенезе бесплодия.
Вот уже год, как я включился в изучение этой проблемы, и некоторый опыт и материал был руководимой мной группой в этом плане накоплен. Так что для себя я решил, что по этому вопросу буду участвовать в дискуссии. Заседание это состоится завтра.
После обеда Комитет обсуждал финансовые вопросы: кому и на какие цели выделять на проведение исследований по программе «Разработка иммунологических методов контроля рождаемости» средства Комитета ВОЗ.
Вечером все члены Руководящего Комитета ВОЗ и участники заседания отправились на банкет. После нескольких официальных тостов, произнесенных академиком Кириллом Братановым (помимо всего прочего он еще возглавлял Комитет защиты Мира Болгарии), участники банкета были приглашены на танцплощадку для участия в традиционном болгарском народном танце «Периница». Во главе танцующих был К.Братанов – высокий, дородный, с копной длинных темно каштановых волос, очень подвижный человек и радушный хозяин. Он отплясывал так самозабвенно, что невольно заражал и затягивал в вихрь танца всех танцующих.
После танца разгоряченный еще академик К.Братанов подошел к стоявшему у колоны О.Е.Вязову, В.Джонсу и присоединившемуся к ним Вашему покорному слуге. Разговор зашел о предстоящем Международном Симпозиуме по иммунологии репродукции. К.Братанов как председатель Оргкомитета Симпозиума выразил удовлетворение, что участники выездного заседания Комитета ВОЗ примут участие в работе Симпозиума. Обращаясь ко мне, он сказал, что на мою долю выпала высокая честь председательствовать на одном из заседаний. Я вынужден был с сожалением сообщить ему, что не смогу принять участие в работе Симпозиума. Так как командировка у меня лишь на время заседания Комитета ВОЗ. «Кто командировал Вас в Болгарию?» – спросил он. Тут в разговор вступил О.Е.Вязов: «Минздрав СССР». «Ну что ж, этот вопрос мы решим!», – с уверенностью сказал академик К.Братанов, - «Я завтра позвоню в Москву и вечером сообщу Вам результат моего разговора с Министром!».
В дальнейшем банкет проходил в непринужденной обстановке. Мне довелось поговорить и о науке с Т.Хьёртом – профессором из Орхуса (Дания) – весьма импозантным человеком, внешне похожим на «старого морского волка» или шкипера. Он носил белую бородку, бакенбарды и курил трубку. Т.Хьёрт создал по поручению Комитета ВОЗ «банк» сывороток, содержащих антиспермальные антитела. Его крайне заинтересовали работы, проводимые мной в Москве. Ведь до нашей встречи он не знал ни одного советского исследователя, занимавшегося проблемами иммунологии бесплодия. Беседовал я и с профессором Вуазеном (Франция) и со Стивенсом и с Б.Цинадером.
Пил я немного, чтобы завтра быть в форме, а вот некоторые члены Комитета, в особенности, Дж. Гриффин и Мотангкосомбат здорово набрались. Часов в одиннадцать вечера мы с О.Е.Вязовым отправились немного пройтись перед сном. Во время прогулки он рассказывал мне о своей работе в ВОЗ, о «бытовых» проблемах. В те годы граждане СССР, работавшие в международных организациях, в частности, в Швейцарии, должны были жить в «советской колонии» и вынуждены были друг за другом «присматривать» и «стучать» в соответствующие «органы».
«Мы с Ольгой Ивановной любим встречать у себя дома своих коллег по Комитету ВОЗ»,- говорил он, - «Но буквально о каждой вечеринке соседи докладывали представителям КГБ. И еще я не имею права получать зарплату больше, чем зарплата Посла СССР в Швейцарии, поэтому ежемесячно я отправляюсь в наше посольство и сдаю «разницу» между зарплатой, получаемой мной от ВОЗ, и зарплатой посла. В остальном работа в ВОЗ приносит мне полное удовлетворение. Я уже объездил полмира, имею возможность получать самую высокую информацию по интересующим меня проблемам, посещать любые лаборатории и научные центры, работающие по программам Комитета ВОЗ в Европе, Азии, Америке». Мне оставалось только позавидовать ему.
Вернувшись в отель, мы попрощались и отправились отдыхать.
На утреннем заседании Комитета обсуждали вопрос о диагностическом значении выявляемых в крови женщин антител к антигенам прозрачной зоны яйцеклетки (Zona pellucida). До сих пор антитела эти выявляли с помощью реакции непрямой иммунофлюоресценции с использованием в качестве антигенной мишени яйцеклеток свиньи. Подобные антитела выявляли в крови женщин, страдающих бесплодием не установленной этиологии. Но какова роль этих антител в патогенезе бесплодия оставалось неясным. Выступая в дискуссии, я предложил провести межлабораторные исследования по тестированию закодированных сывороток крови, чтобы оценить в «слепом» опыте в каких сыворотках обнаруживаются такие антитела. Предложение мое было принято и профессору Т.Хьёрту было поручено обеспечить необходимыми сыворотками центры ВОЗ, которые будут участвовать в этом исследовании. Одним из таких центров будет и наша лаборатория.
После заседания я удостоился комплимента от О.Е.Вязова за мое активное участие в дискуссии и «ценное предложение».
«Ты произвел сегодня очень хорошее впечатление на руководителей Комитета. Это поможет тебе в дальнейшем получать финансовую поддержку от ВОЗ». Для меня такая ситуация была, конечно, очень желанна. Ведь в те годы немногие могли рассчитывать на возможность получать «валюту» на научные исследования.
Благодаря поддержке ВОЗ, я выписывал необходимые мне научные журналы и книги, издающиеся за рубежом и в те годы поступавшие в СССР с полугодовой и более задержкой, а то и вовсе отсутствующие в наших научных библиотеках. Кроме того, на отпускаемые мне валютные средства, я мог заказывать необходимые для работы реактивы и «оборудование. В течение ряда лет я получал от ВОЗ ежегодно по 1500-3000 долларов под так называемые «малые проекты».
Вечером того же дня академик К. Братанов сообщил в Комитет ВОЗ, что доктор М. Вербицкий Минздравом СССР «командирован» и для участия в работе Международного Симпозиума, что было подтверждено полученной телеграммой из Минздрава СССР, подписанной одним из заместителей министра. Итак, я остаюсь в Варне еще на 4 дня.
Одновременно с Международным Симпозиумом по иммунологии репродукции в Варне на Золотых песках проходил и Международный биохимический конгресс. Делегацию СССР на этом конгрессе возглавлял вице-президент АН СССР, директор института биоорганической химии Ю.А.Овчинников – молодой ученый, «восходящая звезда» советской науки. Высокий, интересный мужчина, обликом своим напоминающий В.В. Маяковского. В студенческие годы он даже играл роль Маяковского в одном из спектаклей студенческого театра МГУ. Ему прочили блестящую артистическую карьеру, но он выбрал науку. На открытии нашего симпозиума он выступил с приветственной речью на хорошем английском языке, чем приятно удивил аудиторию. А за день до этого мы – участники заседания Комитета ВОЗ и Оргкомитет Симпозиума по иммунологии репродукции – присутствовали на банкете по поводу открытия Международного биохимического конгресса. И вновь К. Братанов «завел» всех зажигательной «Периницей». Третий раз он «выступит» в качестве лидера в «хороводе» этого болгарского народного танца при закрытии нашего Симпозиума. Таким образом, за неделю пребывания в Варне мне довелось побывать на 4-х банкетах.
В работе Международного Симпозиума по иммунологии репродукции принимали участие многие известные ученые из стран Европы, Азии, Америки, Австралии и Африки. Среди них профессора Изожима и Сако (Япония), С. Шульман, Стивенс (США), Вуазен (Франция), Т.Хьёрт (Дания), Тальвар и С. Рао (Индия), Манчини (Аргентина). О.Е.Вязов, Л.А. Трунова, С.С. Райцина (СССР) и Ваш покорный слуга.. Отдельно выделю и группу «специалистов» из лаборатории Н.Н. Жукова-Вережникова: И.Н. Майский (бывший директор института экспериментальной биологии АМН СССР, где я начинал свой путь в науку), И.И. Подоплелов, Л.С. Волкова, Н.С. Артемьев – все мои бывшие «друзья».
Из Израиля на Симпозиум приехал и мой сокурсник В. Тодер. С ним мы посидели в один из вечеров на берегу моря в ресторане и поговорили о «житье-бытье». Он рассказал много интересного о своей работе в ряде лабораторий США, о встречах с нашими однокурсниками, выехавшими из СССР в США в 70-е годы по израильской визе. В. Тодер до отъезда из Москвы работал в лаборатории профессора И.Лемперта в НИИ им. Гамалея АМН СССР; а я даже писал отзыв ему на автореферат его кандидатской диссертации. В последствии В. Тодер в течение ряда лет будет возглавлять израильское общество иммунологии репродукции. Самая большая делегация на Симпозиуме была, конечно, из Болгарии –страны организатора Симпозиума. Это и уже упоминавшиеся мной академик К. Братанов и профессор Р. Попиванов – министр здравоохранения Болгарии и профессора К. Вылчанов, Диков, Югов, Наков, Живков и большая группа молодых ученых.
Со многими известными учеными у меня возникли и поддерживались на протяжении почти двадцати лет добрые отношения. Мы встречались на разных международных «форумах» в Болгарии, ГДР и в СССР (в Москве, Киеве, Ташкенте, Новосибирске) и неизменно составляли «общество взаимного восхищения». Это, конечно, из разряда юмора. Но действительно теплые отношения со многими известными учеными я поддерживал в течение ряда лет.
На одном из заседаний Симпозиума я председательствовал совместно с профессором Изожима (Япония) и С. Шульманов (США). На этом заседании состоялся и мой доклад, посвященный изучению роли антител к антигенам сперматозоидов и яйцеклетки в развитии бесплодия. Не буду излишне «скромным» и скажу, что доклад мой был выслушан с большим вниманием и «награжден» аплодисментами. Немногие могли похвастаться подобной оценкой аудитории.
В целом мое пребывание в Болгарии и участие в работе Комитета ВОЗ и Международного Симпозиума можно было считать успешным. Я возвращался в Москву с чувством исполненного долга или, как тогда часто говорили вслед за Генсеком КПСС Л.И. Брежневым, «с чувством глубокого удовлетворения». В те годы эта фраза стала почти «крылатой»: «С чувством глубокого удовлетворения воспринял советский народ… и т.д.». Ходил даже анекдот по этому поводу. Чукчу спрашивают: «Что испытывал Чукча до революции (при царизме)?». Чукча отвечает: «Чувство голода, чувство холода». «А что испытывал Чукча после революции?». «Чувство голода и чувство холода» –отвечает Чукча. «А что испытывает Чукча сейчас, в период развитого социализма?». «Чувство голода, чувство холода и чувство глубокого удовлетворения!» – отвечает Чукча.
Прилетев в Москву, я отчитался перед Минздравом, написав отчет о своей командировке в Болгарию и сдав в бухгалтерию Минздрава СССР привезенные 600 долларов. На «мои деньги» Президент СССР. академик Н.Н.Блохин отправился в Бразилию, где в Рио-де-Жанейро будет проходить Международный онкологический конгресс. А узнал я об этом прямо в бухгалтерии Минздрава. Главный бухгалтер не скрывала радости, принимая от меня чеки на 600 долларов: «Вот теперь, наконец, мы сможем отправить в Бразилию академика Н.Н. Блохина!». Вот такие были тогда «Времена»,
Мой отчет о поездке в Болгарию будет заслушан на Ученом Совете НИИ морфологии человека АМН СССР и получит высокую оценку директора Института академика АМН СССР, профессора А.П.Авцына.
И еще один факт. В Варне мы впервые услышали и об эпохальном «открытии» английских ученых.
Профессор Р.Дж. Эдвардс и П. Стептоу впервые в мире успешно оплодотворили вне организма («в пробирке») яйцеклетку человека и пересадили эмбрион на стадии 8-ми бластомеров в матку женщины (донора яйцеклетки), которая не могла забеременеть естественным путем (у нее были «перекрыты» маточные трубы). Спустя 9 месяцев на свет появился первый ребенок («из пробирки») – девочка, которая недавно сама стала матерью, забеременев уже естественным путем.
Прошло уже почти тридцать лет с того памятного события. За эти годы на свет появилось уже, наверное, несколько десятков тысяч детей «из пробирки». Теперь это почти рутинная процедура, позволяющая многим, ранее бесплодным супружеским парам, получить желанных детей. Теперь даже существует особое направление – «репродуктивная технология», сделавшая возможным получать живых и здоровых детей не только в случаях «женского бесплодия», но и при бесплодии, обусловленном «мужским» фактором –в случаях глубокой олигоспермии и астеноспермии при очень низком числе сперматозоидов и плохой их подвижности у мужчин.
С профессором Р. Эдвардсом я знаком с 1967 года, когда он впервые приезжал в Москву и был гостем нашего Института. Но особенно сблизились мы во время международного Симпозиума ВОЗ в Сухуми в 1971 году. Он поздравил меня с «блестящим докладом», сделанным на этом Симпозиуме, а позднее я получал от него поздравительные открытки с Новым годом и Рождеством.
Борьба с бесплодием
Я вернулся из командировки в Болгарию, а через пару дней Лида уехала на конференцию в Баку.
В конце сентября позвонил Саша Сапроненков, и мы договорились с ним о встрече. В тот год последняя декада сентября выдалась холодной, а числа 26-27 пошел мокрый снег. Вот в такую, почти зимнюю погоду, когда улицы Москвы были покрыты снегом, Саша заявился к нам в Институт морфологии человека на ул. Цурюпы 3. Одет он был в джинсы, легкую рубашку и тапочки «вьетнамки». Вообще-то он ходил босиком и лишь в метро одевал тапочки. Когда его увидел в холле Института наш зам. директора по АХЧ Иван Михайлович Елизаров, то подумал, что это какой-то сумасшедший.
Мне позвонили от вахтера, и я спустился в холл, чтобы «забрать» Сашу наверх в лабораторию. Так просто незнакомых людей в Институт не пускали. Я объяснил Ивану Михайловичу, что Саша Сапроненков пришел ко мне для проведения совместных экспериментов. Зам. директора успокоился, но встретив меня вечером, все же сказал: «Что за ненормальные люди к тебе приходят?». «Почему ненормальный» –удивился я. «Ну какой нормальный человек в такую погоду ходит почти раздетый и босиком по улице?». Я объяснил Ивану Михайловичу, что Саша Сапроненков помощник режиссера в театре на Таганке, и что он таким образом закаляется. Я не стал рассказывать ему, что Саша помимо всего прочего экстрасенс и последователь «Учителя» – Порфирия Иванова. Объяснять подобные вещи члену КПСС было, мягко говоря, нецелесообразно. Мое объяснение И.М.Елизарова устроило, и в дальнейшем Саша проходил в лабораторию уже «без проблем».
В тот первый визит в лабораторию Саша рассказал мне более подробно о том случае, о котором я упоминал еще летом в Члоу. По его данным, он помог одной женщине, страдавшей в течение ряда лет бесплодием в браке, забеременеть (естественно, от своего мужа). Я рассказал ему о проблемах своих научных исследований. В те годы одним из направлений моей работы было изучение роли иммунологических факторов в развитии бесплодия «неустановленной этиологии». Мы исследовали роль аутоиммунных антиспермальных антигенов у мужчин, а также роль антиспермальных и антияйцеклеточных антител у женщин в патогенезе бесплодия.
Но в лабораторию к нам приходили и супружеские пары с другими формами бесплодия. В частности, мужчины с нарушениями сперматогенеза (олигоспермия, астеноспермия) и женщины с эндокринными формами бесплодия. Все эти пары мы обследовали для установления причин бесплодия. Порой мы так и не могли у некоторых из них найти причину бесплодия в браке. Я попросил Сашу «поработать» с подобными парами, чтобы выяснить какова причина бесплодия (где находится «блокада» процесса репродукции) у таких пар по его мнению. Кроме того, исходя из его «заявления», что он может улучшить «качество» спермы у мужчин (то-есть, повысить число сперматозоидов в эякуляте и улучшить их подвижность), я попросил его «поработать» с одной парой, находившейся под моим наблюдением.
Пару эту я начал обследовать по просьбе отца пациента - профессора-физика, лауреата Государственной премии СССР А.Левина.
Его сын Саша Левин страдал в детстве крипторхизмом ( неопущением яичек в мошонку), и в лет 8-10 ему была произведена операция по низведению яичек в мошонку. В дальнейшем он развивался нормально. Однако, вступив в брак, он так и не стал отцом. Жена его Лена ни разу в течение вот уже пяти лет не забеременела.
Когда я начал обследовать эту пару, то оказалось, что имею дело с весьма сложным случаем: у Саши Левина - глубокая олигоспермия - менее 1 млн. сперматозоидов в 1 мл эякулята, астеноспермия (слабая подвижность сперматозоидов), а у Лены - эндокринная форма бесплодия (нарушения менструальной функции) и плюс к этому - антиспермальные антитела в крови. Совместно с клиницистами мы начали кропотливую работу, направленную на коррекцию нарушений репродуктивных функций у этой супружеской пары. Однако, проведенная терапия, не принесла желаемого улучшения. Тогда я и обратился к Саше Сапроненкову с просьбой «поработать» с этой парой.
Быть может, в конце ХХ столетия, с развитием «репродуктивной технологии» (экстракорпоральное оплодотворение и перенос эмбриона в матку женщины, «подготовленную к беременности» с помощью соответствующей гормонотерапии) и удалось бы помочь этой молодой супружеской паре получить желанного ребенка, но в 1977 году об этом не приходилось и мечтать. Ведь первый «пробирочный» ребенок появился на свет в Англии лишь в этом году. Пройдут годы, пока эта процедура будет освоена в ряде стран, и то даже в ведущих центрах Мира, в основном с помощью этой методики удавалось получать детей лишь у женщин, которые не могли забеременеть из-за непроходимости маточных труб. У них была сохранена нормальная овуляция, а мужья были практически здоровы и имели «хорошую» сперму.
Достаточно сказать, что первого ребенка «из пробирки» удалось получить лишь 10 лет спустя, и то не без помощи зарубежных специалистов. А в конце ХХ столетия уже были разработаны методы оплодотворения яйцеклетки вне организма путем введения в цитоплазму яйцеклетки единственного сперматозоида, у которого был «ампутирован» хвост. То-есть удалось помочь получить ребенка мужчине, страдающему олигоспермией.
В декабре 2004 года в книгу рекордов Гиннеса занесена самая старая мать – 67-летняя румынка, родившая ребенка после почти 10-летней гормональной стимуляции и оплодотворения ее яйцеклетки вне организма с последующем переносом эмбриона в матку.
В случае же супружеской пары Левиных прогноз, даже при подобной терапии, оставался весьма сомнительным в плане наступления беременности у Лены.
В 1977 году об этом мы не могли мечтать. Оставалось надеяться на проводимую Лене и Саше гормонотерапии. Первая встреча и сеанс «работы» экстрасенса (как сейчас бы сказали – биоэнерготерапевта) Саши Сапроненкова прошел в Институте морфологии человека. Но так как ждать улучшения от одного сеанса, по словам самого же Саши, было нельзя, мы договорились, что через неделю очередной «сеанс» терапии будет проведен у нас дома, на Беговой улице.
С Сашей Сапроненковым мы сделали попытку повлиять на состояние сперматогенеза у лабораторных животных: кроликов и морских свинок. Он попытался подавить у самцов этих животных сперматогенез путем воздействия своей «биоэнергией». К сожалению, этот эксперимент оказался неудачным – эффекта от воздействия «экстрасенса» мы не наблюдали.
И вот в один из дней начала октября у нас дома собрались Сашины знакомые – «экстрасенсы» и последователи «Учителя» - Порфирия Иванова. Пришли на очередной сеанс «терапии» Саша и Лена Левины. Сначала Саша Сапроненков «работал» с Сашей Левиным в детской комнате, а мы все находились в нашей гостиной и беседовали с новыми знакомыми. Затем настал черед Лены Левиной. Супруг ее присоединился к общей компании. Когда Саша Сапроненков закончи свой «сеанс», и Лена вернулась в гостиную, он попросил меня поговорить с ним наедине.
«Мне не нравится «что-то» в правой половине головы у Лены!» –сказал он. Честно говоря, я не придал его словам большого значения. Но сейчас мне придется забежать на 6-7 лет вперед. Уже во второй половине 80-х годов, то-есть почти через 5 лет после того, как мы «расстались» с этой парой, не добившись успеха после нескольких курсов терапии, мне вновь позвонил папа Саши Левина – профессор А. Левин и попросил уделить ему время. Я, естественно, пригласил его приехать ко мне в Институт. В назначенное время он вошел в мой кабинет. Вопрос вновь возник об обследовании его сына. «Саша Женился на молодой женщине. Это его второй брак. Жена его- моя невестка- чудесная девочка. Но детей у них , как Вы понимаете, нет. Не могли бы Вы помочь этой молодой паре получить ребенка. Я читал об оплодотворении вне организма и возможности получения ребенка таким способом!».
Оставим пока в стороне эту часть нашего разговора. «А как Лена?» -спросил я. «Лена умерла почти 5 лет назад. У нее была опухоль мозга» –ответил А.Левин со слезами на глазах. Я, конечно, ничего не сказал ему о той - 1977 года - Сашиной Сапроненкова «находке», лишь выразил свое искреннее соболезнование. Но, словно удар молнии пронзила меня мысль, что и я невольно являюсь виновником ее гибели. Ведь если бы я тогда что-то заподозрил после сообщения Саши, что ему не нравится «что-то» в правой половине головы у Лены, и направил бы ее на обследование к нейрохирургам, то, быть может, Лену еще удалось бы спасти.
Профессора же А.Левина я тогда огорчил, сообщив ему, что в СССР метод оплодотворения яйцеклетки «в пробирке» с последующей пересадкой эмбриона в матку женщины пока не налажен, а выехать на лечение за границу советским гражданам тогда еще не было возможности.
Учитель
В 1978 году защитила кандидатскую диссертацию Аида Гавриловна Башлай. В жизни нашей порой случаются странные превращения. Вот и в случае с Аидой Гавриловной я превратился из ученика в «учителя». Я уже рассказывал ранее, как познакомился с этой удивительной женщиной еще в начале 60-х годов, а точнее летом 1963 года на Станции переливания крови, и с тех пор нас связывали на протяжении почти 35 лет самые теплые, дружеские отношения. Аида Гавриловна многому меня научила, много мне помогала. Мы сделали с ней немало хороших, добротных научных работ. Но собраться и написать диссертацию она никак не могла себя заставить. В середине 70-х годов я все же уговорил ее написать диссертацию на основе богатейшего материала, которым она обладала. Поскольку сама она так и не удосужилась сесть за «писанину», я свел воедино предоставленный ею мне «материал», отредактировал его и подготовил черновой экземпляр ее диссертации. С этим материалом она и предстала перед «светлые очи» руководителя резус-лаборатории ЦОЛИПК (Центральный ордена Ленина институт переливания крови) МЗ СССР Марии Александровны Умновой. Прочитав рукопись диссертации, профессор М.А. Умнова любезно согласилась быть «первым» научным руководителем А.Г. Башлай, а я стал ее «вторым» научным руководителем. Тема диссертации и научные руководители были утверждены на заседании Ученого Совета ЦОЛИПК. Мы быстро написали автореферат диссертации и подготовили текст доклада. Вскоре состоялась и защита диссертации на заседании Ученого Совета ЦОЛИПК МЗ СССР.
Защита прошла успешно. Более того, было даже сделано предложение диссертацию немного доработать и представить ее как докторскую. Но Аида Гавриловна не захотела больше «возиться» с диссертацией и удовлетворилась степенью кандидата медицинских наук. Так я из «ученика» Аиды Гавриловны превратился в ее «учителя», так как стал научным руководителем ее диссертации.
Банкет по поводу успешной защиты был приурочен к юбилею ее супруга – генерала К.И.Башлая – директора одного научного Института Минобороны СССР. Проходил банкет в ресторане гостиницы «Украина». Мы с Лидой присутствовали на этом банкете и сидели за столом, рядом с сотрудницей Аиды Гавриловны Наташей Моргулис и ее супругом Альбертом (Аликом) Аксельродом – одним из основателей «КВН». В те годы А.Аксельрод был доцентом кафедры анестезиологии и реаниматологии ЦИУ (Центральный институт усовершенствования) врачей МЗ СССР, а параллельно он был и режиссером студенческого театра МГУ.
1978 год запомнился мне также переходом Галочки в новую школу. В 10-ом классе она будет учиться в 127-ой средней сменной школе, расположенной позади гостиницы Минск, что на Тверской (тогда ул. Горького). Занятия в этой школе проводились по так называемой лекционно-зачетной системе. Уроки в школе проходили три раза в неделю: понедельник, среда, и пятница. На занятиях опроса учеников не проводили. «Сдавать темы» пройденных материалов ученикам следовало в специально отведенные часы во вторник и четверг. Нагрузка в этой школе была, конечно, значительно ниже, чем в общеобразовательных школах. Это давало Гале возможность больше времени тратить на занятия художественной гимнастикой. Ведь она уже выполнила 1-й разряд и готовилась по программе кандидатов в мастера спорта. Времени для тренировок требовалось много. Поэтому переход в новую школу был нами – родителями – поддержан.
И еще в 1978 году произошла наша встреча с Порфирием Ивановым- «Учителем». О нем я впервые услышал от Саши Сапроненкова в Члоу. А осенью 1978 года Саша неоднократно говорил, что Порфирий Иванов должен в конце года приехать в Москву, и что мы должны обязательно с ним встретиться.
В один из зимних дней середины декабря 1978 года Саша позвонил нам и сообщил, что «Учитель» приехал в Москву и остановился у своей знакомой и последовательницы в Измайлово. В один из выходных дней мы сможем с ним увидеться.
Об этом я как-то рассказал в лаборатории Аиды Гавриловны на СПК. Какие-то «слухи» о Порфирии Иванове до них доходили, но ту информацию, которую мне сообщил об Учителе Саша Сапроненков, все выслушали с большим вниманием. Рассказал я и о Сашиных «уникальных способностях» по определению групп крови у человека без проведения серологических исследований. Это особенно заинтересовало Аиду Гавриловну, и мы договорились, что я приведу Сашу на Станцию переливания крови, чтобы «проверить» его действительные возможности.
В один из дней мы прибыли с Сашей в лабораторию. Сначала он безошибочно определил группу крови и резус-принадлежность по фотографиям на журналах доноров. Затем, также безошибочно, определил группы крови у доноров, приходивших в лабораторию. Более того, он даже сказал какие группы крови у родителей доноров, но эту его информацию мы, к сожалению, проверить не могли. Эти способности Саши произвели фурор на врачей лаборатории. А за чаем он рассказал о своих встречах с Порфирием Ивановым - «Учителем», о поездках на Красную Горку под Ростовым, где постоянно живет «Учитель», и куда к нему приезжают его «ученики» и последователи со всего Союза. Многим тяжело больным людям «Учитель» оказал помощь, когда врачи просто отказывались от дальнейшего проведения лечения ввиду «безнадежности» случая.
Порфирий Иванов сам в относительно молодом еще возрасте, будучи шахтером, получил тяжелые травмы и находился на краю гибели. Произошло это в начале 30-х годов. Он сам себя «вытащил» с того света, постепенно закаляя и нагружая свое тело и очищая свою душу. Он фактически заново научился ходить и весь год ходил босиком. Летом, осенью, зимой и весной ходил он в одних трусах, обливался ежедневно холодной водой, купался в реке, а зимой в проруби. Ел очень мало, большей частью, сырые овощи, да немного сметаны. Мясо, рыбу не употреблял вообще. Соблюдал строго все посты и все заповеди Нового Завета.
В середине 30-х годов он как-то появился в Москве в своем обычном наряде - длинных синих трусах и босиком, был схвачен милицией и помещен в «психушку», где едва не отдал концы после проведенной «терапии». Выйдя из психиатрической больницы, он обратился к Надежде Константиновне Крупской, работавшей тогда в Наркомпросе (Народный комиссариат просвещения) и рассказал о своей судьбе. Н.К.Крупская снабдила его «документом», разрешавшим хождение в городе босиком и в одних трусах. С тех пор в «психушки» его не забирали, но в Москве он появлялся нечасто.
Поэтому предстоящий визит его в «Первопрестольную» ожидался с интересом, а у многих людей визит этот был связан и с надеждой на возможное получение помощи для себя или своих близких. Наташа Моргулис тоже выразила желание пойти на встречу с Порфирием Ивановым. Дело в том, что супруг ее - Алик Акселерод - уже в течение ряда лет страдал от тяжелого шейного остеохондроза и не получал облегчения от проводимой терапии. Болезнь мешала ему и в основной его работе на кафедре анестезиологии и реаниматологии ЦИУВ МЗ СССР, связанной с частыми выездами в командировки в разные регионы страны для проведения «выездных» циклов повышения квалификации врачей, и в его режиссерской работе в Студенческом театре МГУ. Наташа надеялась, что Порфирий Иванов сможет помочь Алику. Как говорится: «Утопающий хватается за соломку». Честно говоря, сам я не до конца верил в «чудодейственную силу» Учителя, но сомнения свои держал при себе. Мой скепсис не должен был повлиять на «веру» других.
И вот настал день, когда Саша Сапроненков сообщил нам, что в ближайшие выходные дни мы сможем встретиться с Учителем, приехавшим в Москву.
Встреча наша состоялась в морозный зимний день. Мы с Лидой и Наташей Моргулис отправились в Измайлово по переданному нам Сашей адресу.
От метро «Измайловская» мы еще несколько остановок проехали на автобусе, а затем пешком дошли до дома, где остановился у своей знакомой Учитель. Дом этот - обычная «хрущевка». В квартире на первом этаже было три небольшие комнаты. Ко времени нашего прихода в коридоре и в комнатах толпилось уже немало незнакомых людей. Встретил нас Саша Сапроненков, познакомил с хозяйкой и проводил в гостиную.
Порфирий Иванов в это время беседовал с кем-то в маленькой комнате, дверь в которую была приоткрыта. Мы отошли к окну и стали ждать выхода Учителя. В тот год было ему, наверное, уже более 75 лет. Я ожидал увидеть «глубокого старца». Когда же дверь открылась и появился Учитель, я был приятно удивлен. Перед нами предстал высокий, крепко сложенный мужичок с длинными седыми волосами, седой бородой и удивительно ясными голубыми газами. Одет он был в длинные синие трусы. Кожные покровы его были коричневатого оттенка, будто он недавно вернулся с юга (соляриев тогда в Москве, да, наверное, и в СССР вообще не было). Он поздоровался со всеми, стоящими в комнате, за руку, заглядывая людям в глаза, а, быть может, и в душу.
Саша Сапроненков представил Учителю своих друзей – врачей, то-есть нас с Лидой и Наташей. Началась «общая беседа». Порфирий Иванов говорил об основных принципах своей жизни и призывал нас следовать этим простым правилам жизни и поведения. Во-первых, нужно со всеми здороваться, не держать на людей зла, не плевать на землю, креститься при виде храма, помогать нуждающимся (и нищим), ходить по возможности босиком, каждое утро обмываться холодной водой, не есть мяса, не носит золотые украшения (в том числе и обручальные кольца), хотя бы раз в неделю «голодать», чтобы дать отдых своему организму.
Я спросил его, правда ли это, что он уже несколько месяцев ничего не ест. На это Учитель ответил, что он все-таки иногда съедает сырую морковку или ложечку сметаны, чтобы «не слиплись» стенки желудка и кишечника. А так пища ему в общем-то не нужна. Человек получает 70% энергии, необходимой ему, из космоса, 20-25% - от общения с другими людьми и лишь 5-7% - от потребляемой пищи. Это никак не укладывалось в моей голове. Ведь как врач, биолог и вообще «материалист», я считал, что основным источником энергии для живых организмов (гетеротрофных), в том числе и для организма человека, является пища. Только расщепляя, окисляя макромолекулярные соединения (белки, жиры, углеводы) до простейших соединений – воды, углекислого газа, аммиака и т.д., организм получает необходимую ему энергию для поддержания температуры своего тела и для осуществления всех функций организма и его клеток, тканей и органов (движения, пищеварения, выделения, размножения, раздражения и т.д.).
Считается, что человек может прожить без пищи максимум дней 30-40. Без воды – 4 дня, а без воздуха всего пару минут. А тут оказывается, что пища в общем-то не очень и нужна! Более того, она в том виде, как мы ее потребляем, и вредна и часто является причиной многих болезней человека!!! Я, конечно, не стал возражать Учителю, но основы моих знаний в этом вопросе ему поколебать не удалось!
Беседа наша продолжалась за столом. Хозяйка поставила на стол кастрюлю с горячими щами и блины. Кто хотел, мог пообедать. Я съел один блин и продолжал слушать рассказы Порфирия Иванова. Он упомянул о годах своей молодости и о том, как он пришел к тому образу жизни, которому следует уже более 40 лет, и о том, как его не понимали даже близкие ему люди, в том числе и его жена и сын.
Потом кто-то сказал, что об Учителе снимают фильм, который будет показан по центральному телевидению.
Пройдут годы, десятилетия, но мне так и не доведется увидеть этот фильм. В действительности, фильм этот был снят в «АПН». Идеологи КПСС посчитали, что такой фильм «чужд» господствующей в стране атеистической морали. Появиться он на экранах телевизоров лишь в середине 90-х годов.
Прошло более четверти века, а я помню ту первую встречу с Порфирием Ивановым так же живо, как будто произошла она лишь неделю назад.
Спустя месяц произойдет еще одна встреча с Учителем, во время которой он совершит обряд водного крещения Лиды, Галочки, Андрюши, меня. Случится это в конце января 1979 года на квартире Алика Аксельрода и Наташи Моргулис на улице Черняховского (вблизи метро «Аэропорт»). В тот день, когда мы прибыли на место встречи, там уже собралось немало последователей Учителя и вся его «свита».
Порфирий Иванов в своем обычном «наряде» - длинных синих трусах вышел из ванной, где он совершал обряд «крещения» одного из гостей. Он прошел в гостиную, где сидели, кто где мог – на стульях, кушетке, на полу – человек 15-20 участников встречи. К нам подошел Саша Сапроненков и сказал, что он договорился с Учителем о совершении обряда крещения членов нашей семьи. Я, честно говоря, к такому повороту событий не был готов. Лида же сразу согласилась и первой приняла это «водное крещение» в ванной в квартире Аксельродов. После этого и мне ничего не оставалось, как последовать ее примеру. Я прошел в ванную, разделся донага, и Порфирий Иванов обдал меня с головы до ног холодной. Почти ледяной водой из душа. На миг у меня перехватило дыхание, но вслед за этим я почувствовал тепло, разливающееся по всему телу. Я вылез из ванны, обтерся полотенцем, оделся и присоединился к общей компании.
Учитель продолжал прерванную беседу. Впрочем ничего нового я в этот раз от него не услышал. Он говорил вновь о «правилах поведения человека»:не пей алкоголь, не кури, не плюй на землю, постись хоть раз в неделю, здоровайся со встречными, не держи зла на людей и т.д. Вообще-то эти заповеди мне показались примитивными. Но если бы все люди соблюдали эти простые правила поведения, то на Земле не было бы той волны террора и насилия, столь бурного распространения наркомании, алкоголизма и проституции (в том числе и детской), которые мы наблюдаем в последние десятилетия во всем Мире и, в первую очередь, в многострадальной России.
Снова Грузия - II
В июне 1979 года Галочка окончила среднюю школу, а Андрюша завершил учебу на 2-ом курсе Мединститута. Было решено, что Галочка будет поступать в 1-й МОЛМИ им. Сеченова на фармфак. До вступительных экзаменов оставалось чуть больше месяца, и мы всей семьей вылетели в Тбилиси. В этом году я вновь приглашен для участия в геронтологической экспедиции. Я договорился с Сосо Далекашвили, что приму участие лишь на первом этапе работы, так как вынужден буду вернуться в Москву в связи с поступлением Гали в мединститут. В аэропорту Тбилиси нас встретил Нугзар Мгвделадзе на своем новом «ГАЗике» и отвез в гостиницу в пригороде Тбилиси.
Пока завершался подготовительный этап предстоящей экспедиции, мы провели в Тбилиси несколько чудесных дней, совершив экскурсии по городу, побывав в этнографическом музее под открытым небом, размещенном на горе Мтацминда. Туда были свезены из разных регионов Грузии старинные строения и выставлены одежды, домашняя утварь, инвентарь крестьян и горцев, позволяющий составить представление о жизни и быте грузинских крестьян в ХV111 –Х1Х веках. Мы посетили также Мцхету и знаменитый храм Свети Цховели, чудесные уголки старого Тбилиси. Я уже бывал в этих местах, а вот Галочка, Андрюшенька и Лида получили такую возможность, по-моему, впервые.
Этнографический музей открылся лишь в этом году, и для меня это было своеобразной «новинкой». Подобный музей нам с Лидой и Галочкой довелось посетить в пригороде Риги в 1968 году, когда мы отдыхали в Ассари, на Рижском взморье. Сопровождал нас тогда Карен – муж Ляли Гоголадзе.
Вот настал день выезда экспедиции в Аджарию. На микроавтобусе, за рулем которого был новый шофер отдела геронтологии- Ашот, мы выехали в Поти, где должны будем обследовать долгожителей в этой автономной республике Грузии. Дорога наша шла через Гори, Кутаиси, Батуми. На пути нашем встречались многочисленные старинные храмы, мосты, замки-башни времен царицы Тамары. При виде одного из них мне вспомнились строки из стихотворения М.Ю. Лермонтова:
В глубокой теснине Дарьяла,
где роется Терек во мгле,
старинная башня стояла,
чернея на черной скале.
В той башне высокой и тесной
царица Тамара жила.
Прекрасна, как ангел небесный.
Как демон коварна и зла…
И там сквозь туман полуночный
блистал огонек золотой,
кидался он путнику в очи,
манил он на отдых ночной...
Я не могу уже вспомнить все это прекрасное стихотворение Лермонтова, но конец его был трагичен. После ночи бурной любви, проведенной в этой Башне, путника убивали, а тело его выбрасывали со скалы.
Лишь Терек в теснине Дарьяла,
гремя, нарушал тишину,
волна на волну набегала,
волна погоняла волну.
И с плачем безгласное тело
спешили они унести,
в окне тогда что-то белело,
летело оттуда: «Прости!».
Первую остановку мы сделали в горном селении Шроша, недалеко от города Гори - родины И.В.Сталина. Селение это славится своими гончарными изделиями. Прямо у шоссе расположились торговцы кувшинами, горшками, «квеври» (огромные кувшины для вина, которые зарывают в землю) и многими другими предметами из глины. Мы с интересом рассматривали эти творения грузинских мастеров. Нам говорили, что здесь можно приобрести великолепные гончарные изделия – лучшие не только в Грузии, но и на всем Кавказе.
Мы решили с Лидой, что непременно приобретем для себя горшки из керамики, чтобы дома готовить знаменитое грузинское «чанахи», и кувшин для вина. Вино в таком кувшине остается прохладным даже в жаркие дни, так как через керамические стенки кувшина влага испаряется. Но сделали мы это на обратном пути.
А сейчас отправляемся в Гори, где посетили дом-музей И.В.Сталина. Дом, где родился «великий вождь всех времен и народов» – самый жестокий и коварный тиран, каких только знала история, находится под защитой бетонно-стеклянного здания, возведенного над ним.
Рядом с домом на площади стоит, наверное, единственный, оставшийся в СССР монумент Сталина. Он, как две капли воды, похож на скульптуру Сталина, которую я видел в Улан-Баторе (Монголия). Мы побывали в доме-музее и «полюбовались» обстановкой, в которой прошло детство И.Джугашвили - сына осетинского сапожника, ставшего учеником духовной семинарии, а впоследствии одним из «боевиков» РСДРП(б), сумевшем подняться до вершины власти в Партии и государстве, создавшим могучую империю, простиравшуюся от Балтийского и Черного морей до берегов Ледовитого и Тихого океанов, занимавшую шестую часть суши нашей голубой планеты.
Жестокий и коварный интриган, уничтоживший многих выдающихся деятелей «ленинской гвардии», возможно, сместивший со всех постов в Партии и Советском государстве самого В.И.Ленина, а в тюрьмах и лагерях ГУЛАГа отнявший жизнь десяткам миллионов ни в чем не повинных людей...
Далее наш путь лежал через Кутаиси и Батуми в Поти.
Мы проехали через Кобулети, Цихисдзири, Чакву, Зеленый мыс – места, где мне довелось побывать впервые в 1956 году, когда мы с Толей отдыхали в доме отдыха ТГУ (Тбилисский Государственный Университет) в Цихисдзири. Побывать в знакомых местах всегда приятно и интересно.
Остановку мы сделали в Зеленом мысе, где находится один из самых знаменитых Ботанических садов на Черноморском побережье Кавказа. Это мое второе посещение знаменитого Сада. Еще раз, третий и последний, мне доведется побывать в Батуми и Зеленом мысу уже в середине 80-х годов, когда я буду участвовать в выездном заседании Научного Совета АМН СССР по морфологии, который будет проходить в Батуми.
К вечеру мы прибыли в Поти – портовый город – столицу Колхиды. Когда-то здесь аргонавты искали «Золотое руно». В Поти мы не особенно долго задержались. Перекусили в каком-то портовом кафе и отправились к месту назначения – в чайный совхоз. В одном из селений мы и будем проводить обследование местного населения, в том числе и долгожителей.
Рабочее место экспедиции будет развернуто в местной амбулатории, а «спальные места» нам предоставили в каком-то отдельно стоящем доме, напоминавшем не то детский сад, не то начальную школу. Питаться будем в совхозной столовой. Первые дни занимались «рекогносцировкой» и организацией «лаборатории».
Вечерами ходили с Лидой гулять по поселку. На его окраине находились какие-то заброшенные поля или луга, а вдоль дороги шли широкие заболоченные канавы. Возможно, они были прорыты для осушения полей? В канавах этих было бессчетное множество лягушек. Видимо, мы попали в период их «брачных игр», но подобных «лягушачьих концертов» мне еще слышать не доводилось. Самцы, особенно в вечернее время, вылезали из воды, раздували по бокам головы огромные кожные мешки, на подобии воздушных шариков «уйди-уйди», знакомых мне с детства. Когда воздух из этих «шариков» уходил, раздавалось долгое пронзительное «кваканье. А поскольку таких «артистов» было великое множество, то квакающие звуки не прекращались ни на миг. Лишь в жаркие полуденные часы концерт стихал, а с вечера и на протяжении ночи он продолжался, практически не умолкая.
Впервые «лягушачьи концерты» я услышал в Сухуми в 1967 году, когда мы с Лидой и Галочкой остановились в квартире Асановых в доме ИЭПиТ АМН СССР, на набережной Сухуми рядом с гостиницей «Тбилиси». Тогда возле дома была огромная лужа, заселенная лягушками, которые поздними вечерами устраивали «концерты» – кваканье самцов. Но ни по силе, ни по продолжительности «сухумские концерты» не шли ни в какое сравнение с теми, которые нам довелось услышать в Колхиде.
Работа шла своим чередом. Я исследовал образцы крови, полученные при обследовании местного населения. Вечерами, когда делать было нечего, мы устраивали карточные баталии с Ашотом. Однажды Ашот и его напарник – водители микроавтобуса – притащили целый ящик грузинского вина «Геляти». Название этого вина происходит от местности, где растет виноградная лоза, из плодов которой производят это вино. В «Геляти» находится и известный в Грузии старинный храм. Как-то вечером мы сели с Ашотом играть в «Буру». Проигравший должен был выпивать стакан вина.
Игра поначалу шла на равных. То он, то я должны были выпивать по стакану вина, закусывая сыром сулугуни и зеленью. Затем фортуна мне изменила, и мне пришлось, проигрывая раз за разом, выпить, наверное, стаканов 8-10 вина, то есть в общей сложности более 2-х литров. Изрядно захмелев, я отправился спать. Но под утро проснулся я от страшного урчания в животе. Все еще спали. Я вскочил с постели и бросился к стоящему во дворе метрах в 15 от дома туалету «типа сортир». Не знаю уж как я добежал до него. Меня так пронесло, что пришлось даже убирать за собой в туалете. Видимо, вино «Геляти» было «не свежим».
И тут вспоминается старый анекдот. Клиент в ресторане спрашивает официанта: «У Вас водка свежая?» На что официант удивленно отвечает ему: «У нас водка всегда свежая! А почему Вы спрашиваете?». «Да вчера в одном ресторане я выпил две бутылки водки, а потом меня тошнило» –пояснил клиент.
Вот и меня «пропоносило» от того несметного количества «Геляти», которое мне пришлось выпить из-за своей нейдачной игры в «Буру» в тот вечер.
Закончив экспедиционную работу, мы получили в подарок от дирекции совхоза по пакету грузинского чая.
Чай был завернут в фольгу. По качеству своему он был отменным и не шел ни в какое сравнение с продававшимся в те годы в магазинах «Грузинским чаем». В ответ на мой вопрос, почему так различаются «подарочный» и «продажный» грузинский чай, мне объяснили, что первый собирается вручную, а второй – комбайнами. Но дело оказалось не только в этом. Когда-то, на одном из съездов КПСС грузинские руководители (а первым секретарем ЦК КП Грузии был тогда Мжеванадзе), взяли на себя обязательства повысить производство чая чуть ли не вдвое. Однако, не увеличивая «производственные площади» – посадки чайных кустов, выполнить взятые на себя обязательства Грузия не могла. Тогда кто-то догадался собирать чайный лист не вручную, а с помощью «чаеуборочных комбайнов», которые просто стригли чайный куст. И в сбор попадали не только чайные листья, но и ветки, которые измельчались.
По весу «план» сбора чая резко вырос, а по качеству такой чай, конечно, не отвечал элементарным требованиям к этому продукту.
Завершив этот этап экспедиционной работы, наш «экспедиционный корпус» выехал в Тбилиси. На обратном пути мы закупили в Шроше керамические горшки и кувшин, которые использовали в течение ряда лет в своем домашнем хозяйстве. Под Гори мы заехали на «дачу» Нугзара Мвгделадзе, во дворе которого росло огромное дерево – грецкий орех. В Грузии грецкие орехи широко используются для приготовления разных блюд грузинской кухни: лобио, аджика, сациви и др. Поэтому каждый уважающий себя «хозяин» старается вырастить у себя во дворе ореховое дерево.
Отдохнув и перекусив, мы выехали в Тбилиси. Завтра мы с Лидой и Галочкой вылетаем в Москву, а Андрюша вместе с экспедицией отправится в Абхазию для продолжения работы геронтологов в Галльском районе Сухуми.
В день отъезда в нашу честь руководитель отдела геронтологии НИИ морфологии АН Грузии Сосо Далекашвили устроил в своем тбилисском доме «банкет». Отец Сосо был известным архитектором, и у них был шикарный дом с садом в центре Тбилиси. Стол был накрыт во дворе дома. Тамадой был Шота Гогохия – бывший министр здравоохранения Абхазии, просидевший на своем посту почти двадцать лет. Его можно было внести в «Книгу рекордов Гиннеса», как «министра-долгожителя».
Стол был поистине шикарным.. «Вино лилось рекой». Пришлось здорово выпить. Причем, в том, что Ваш покорный слуга «хорошо выпил», не было ничего страшного. Но здорово выпил и наш «шофер» - Нугзар, который должен был доставить нас в аэропорт.
Время бежало быстро, а нас все еще не отпускали от стола радушные хозяева и тамада. Когда уже возникла опасность, что мы не улетим, так как самолет нас ждать не будет, нас «погрузили» в нугзаровскую «Ниву», и мы буквально помчались по правительственной полосе в сторону аэропорта. Мы уже подъезжали к аэропорту, когда наш автомобиль остановили сотрудники «ГАИ». У Лиды были японские «шарики» - средство, отбивающее запах алкоголя. Нугзар начал жевать выданные ему «шарики», пока приближался «гаишник».
Офицер ГАИ, естественно, задал вопрос, на каком основании мы ехали по «спец полосе» дороги. Нугзар, сразу протрезвев, попытался объяснить ему, что мы опаздываем на московский рейс. Гаишник потребовал предъявить документы. Мы пробовали уговорить его, показав билеты на самолет. Но он был непреклонен. Забрав водительское удостоверение, паспорт автомобиля, он попросил нас выйти из машины.
Нам пришлось пересесть в такси. Лида, Галя и я отправились в аэропорт, а Андрюша остался с Нугзаром. Когда мы прибыли в аэропорт, регистрация билетов на наш рейс была уже закончена. Но нам повезло. Была объявлена задержка рейса на Москву. Нам удалось пройти регистрацию и сотрудница аэропорта провела нас к самолету.
Наши провожатые - Нугзар и Андрей в аэропорту так и не появились. Мы вылетели в Москву с почти часовой задержкой. Как потом рассказывал Андрюша, Нугзара «забрали» в отделение ГАИ, документы ему вернули лишь на следующий день, когда к этому «делу» подключили одного высокопоставленного чиновника МВД – знакомого Сосо Далекашвили. Хорошо, что Нугзару удалось убедить гаишников, что он не был пьяным - Лидины «шарики» помогли.
Вот с такими приключениями мы покидали гостеприимный Тбилиси в 1979 году. Но наши злоключения на этом в тот день не закончились. Когда самолет набрал высоту, я задремал. Проснулся я, услышав объявление стюардессы: «Уважаемые пассажиры, пристегните привязные ремни. Наш самолет через несколько минут совершит посадку в аэропорту «Борисполь» города Киева». Вот тебе и раз!!! Летели в Москву, а сели в Киеве. Причин изменения курса самолета на борту нам не объяснили. Когда мы сели в аэропорту «Борисполь» и нас провели в здание аэровокзала, мы услышали, что аэропорт «Борисполь» - один из запасных аэродромов для самолетов, летевших в Москву, Ленинград и другие города, в связи с грозовым фронтом, помешавшим им выполнить свой рейс по назначению.
В здании аэровокзала было столько народу, что буквально некуда было ступить ногой. Мы провели здесь несколько часов. Лишь в ресторане мы смогли посидеть, пока выполняли наш заказ и пока мы «поглощали» принесенную нам еду. Поздним вечером мы вылетели в Москву и прилетели в аэропорт «Домодедово» уже ближе к полуночи. Домой добрались уже ночью. Так завершился наш длинный, длинный день лета 1979 года.
Новое назначение
Когда я вернулся из геронтологической экспедиции меня ждала в Институте новость. Наша лаборатория, руководитель которой профессор О.Е. Вязов, вот уже более 5 лет работающий в ВОЗ в Женеве (а исполняет обязанности зав. лабораторией В.М. Барабанов), расформирована. Группа В.М. Барабанова присоединена к лаборатории профессора З.С. Хлыстовой, а моя группа- иммунологии репродукции- к лаборатории ростка и развития, руководимой профессором Л.Д. Лиознером. Я воспринял это «решение» спокойно. Мне было в принципе все равно, в составе какой лаборатории продолжать свои исследования. Но в Институте пошли «разговоры», что стареющий Л.Д. Лиознер против перевода нашей группы в состав его лаборатории. Он, видимо, боялся, что такая «рокировка» направлена на то, чтобы сделать в будущем молодого, подающего надежды ученого- д.м.н. М.Ш. Вербицкого его приемником на посту руководителя лаборатории, а его- отправить на пенсию. Я с ним даже не говорил на тему перевода нашей группы в состав его лаборатории, а спокойно ждал дальнейшего развития событий. Недели через две меня пригласили в дирекцию, и директор НИИ морфологии человека, академик АМН СССР. профессор А.П. Авцын в доверительной беседе спросил меня: «Миша, а как ты смотришь на перевод в состав твоей группы из лаборатории З.С. Хлыстовой ст.н.сотр. С.С. Райциной?». Я, естественно, не возражал против такой постановки вопроса. С Саиной Самуиловной Райциной (а для меня просто Саиной) я знаком уже 18 лет. Она всю свою научную жизнь занимается проблемами сперматогенеза, и ее исследования «комплементарны» проблемам иммунологии репродукции человека, которыми занимаюсь я. Мы с ней всегда поддерживали дружеские отношения, но в Институте ее резкий, независимый характер снискал ей «славу» трудного, неуживчивого сотрудника. Отношения Саины с З.С.Хлыстовой, в лаборатории которой Саине пришлось заниматься проблемой онтогенеза иммунной системы в ущерб своему «любимому» сперматогенезу, у нее не очень-то сложились.
По своему интеллекту Саина была на голову выше З.С.Хлыстовой и перешла к ней в лабораторию из лаборатории роста и развития лишь в связи с тем, что ей предложили там место старшего научного сотрудника. До этого Саина Райцина, защитившая докторскую диссертацию более десяти лет назад, оставалась м.н.с., так как в лаборатории Л.Д.Лиознера было, кроме нее, еще 4 доктора наук. И хотя Саина была одним из самых талантливых исследователей не только в этой лаборатории, но и в Институте экспериментальной биологии, а затем и в НИИ морфологии человека, куда наши лаборатории были переведены еще в 1971 году, она оставалась м.н.с., пока не перешла в лабораторию З.С.Хлыстовой в 1975 году.
Вместе с Саиной и ее группой (Н.А.Чуич, С.Шмелевой), а также с сотрудниками лаборатории Б.Б.Фукса (Л.В.Ванька и ее лаборанткой), мне довелось поработать в ИЭПиТ АМН СССР (г.Сухуми) на обезьянах, где по моей «наводке» проводились исследования по изучению становления иммунной (лимфоидной) системы у обезьян. Я тогда был назначен дирекцией нашего Института руководителем этой «группы». В весьма сложной «конкурентной» борьбе двух лабораторий Института - Б.Б.Фукса и З.С.Хлыстовой - мне удалось организовать работу этой группы таким образом, что у нас никаких конфликтных ситуаций в течение месяца пребывания в Сухуми не возникло.
Саине Райциной хотелось сосредоточиться на своем любимом направлении, не распыляться на два фронта: становление иммунной системы в онтогенезе и проблемы сперматогенеза. В лаборатории З.С.Хлыстовой у нее такой возможности не было. Несмотря на созданный Саине в Институте «ореол» неудобного (и даже склочного) сотрудника, я посчитал, что мы с ней сработаемся, и дал свое согласие на переход Саины в мою группу.
Вскоре наша группа была преобразована в лабораторию иммунопрофилактики репродукции человека, а я избран на должность руководителя этой лаборатории на заседании Ученого Совета НИИ морфологии человека АМН СССР. Теперь мой должностной оклад составил 430 рублей. Произошло это в конце лета 1979 года, а утвержден в этой должности на заседании Бюро ОМБН АМН СССР я был в конце января 1980 года. Теперь, в связи с прибавкой зарплаты, наша помощь моим родителям также возросла. Ежемесячно я передавал им 50 рублей. Хоть таким способом я пытался отблагодарить своих родителей за все то доброе, что они сделали для меня и моей семьи.
Тогда я еще не знал, что деньги эти родители не тратили на себя, а собирали их (откладывая ежемесячно) на «подарки» своим внукам: Галочке, Андрюше. Эту «прибавку» к пенсии родители мои получали в течение 12 лет, вплоть до смерти моего папы в мае 1991 года.
Трагедии 1979-го
1979-й год остался в моей памяти и двумя печальными, если не сказать трагическими событиями «международного» масштаба. Во-первых, стало известно о чудовищном геноциде в Камбодже. В этой небольшой стране, распложенной в Индокитае, к власти пришли прокитайски (промаоистски) настроенные «красные кхмеры» во главе с Пол Потом. «Красный принц» Народом Сианук - политик либерального толка - был смещен с престола, а с народом Камбоджи, которая стала называться Кампучией, «красные кхмеры» провели «эксперимент», сравнимый по своей жестокости со зверствами фашистов в Германии и в оккупированных Вермахтом странах Европы в период 2-ой Мировой войны, да с репрессиями в период «сталинизма» в СССР и странах «народной демократии» Восточной Европы. В результате зверств полпотовцев в Кампучии были зверски замучены и уничтожены более 1 млн. человек, в том числе женщин и детей. Мир увидел «пирамиды» черепов людей, расстрелянных «красными кхмерами». Это напомнило мне картину Верещагина «Апофеоз войны», которую я помню с детских лет, когда впервые посетил Третьяковскую галерею в Москве. Но на той картине – это жертвы войны между разными народами, а в Кампучии полпотовцы уничтожали своих соотечественников. Воистину, зверства людей не знают предела. В СССР в те годы по этому поводу распевали частушку: «Заебу, замучаю, как Полпот Кампучию!».
И еще два события, имевшие место 14 и 15 февраля 2005 года, заставившие меня «вернуться» в 1979-й год.
14 февраля 2005 года, в день Святого Валентина – день всех влюбленных – умерла в возрасте 97 лет сестра Люсия Сантос (Lucia Dos Santos). Считают, что она была последней из людей, которой в мае 1917 года явилась Богоматерь и передала три великих пророчеств. В те дни еще продолжалась 1-ая Мировая война. Дева Мария, спустившись с небес, сообщила Люсии, что война эта скоро закончится, но что человечество ожидает еще более ужасная, опустошительная, сопровождающаяся невиданными зверствами 2-ая Мировая война. Второе пророчество Богоматери – это приход и конец (закат) коммунизма в России и других странах, и третье – покушение на Папу Римского (покушение имело место в 1981 году, когда турецкий экстремист Агджа стрелял в Иоанна-Павла II). Все три пророчества Богоматери сбылись. Люсию, скорее всего, причислят к лику блаженных, а позднее канонизируют. Но именно сообщение о смерти монашки, видавшей и говорившей с Богоматерью (кстати, с Люсией в тот день были также ее двоюродные брат и сестра), заставило меня вспомнить о вторжении советских войск в Афганистан в декабре 1979 года. Я считал и считаю, что эта крупнейшая стратегическая ошибка стареющих коммунистических лидеров СССР и одна из причин краха мирового коммунизма – социалистической системы, который произойдет в начале 90-х годов ХХ столетия.
А теперь вернемся в декабрь 1979 года.
Больной, все более дряхлеющий Генсек ЦК КПСС, Председатель Президиума Верховного Совета СССР Леонид Брежнев и «подпирающий» его триумвират силовиков: председатель КГБ Ю.В.Андропов, министр обороны СССР маршал Н.Ф.Устинов и министр иностранных дел А.А.Громыко принимают, на мой взгляд, безответственное, повлекшее за собой катастрофические последствия для СССР и для всего советского народа, решение о вводе в Афганистан «ограниченного контингента» Советской Армии для оказания интернациональной помощи народу и правительству соседнего Афганистана.
В этой горной азиатской стране, граничащей с республиками СССР: Туркменией, Таджикистаном и Узбекистаном, в конце 70-х годов ХХ столетия происходила калейдоскопическая смена режимов. Сначала был свергнут король, проведший с тех пор более четверти века в изгнании в Италии. В период его правления Афганистан поддерживал со своим «северным соседом» СССР дружеские отношения. Король неоднократно посещал с официальными визитами СССР.
Уничтожив монархию, к власти в Афганистане пришли силы, руководимые бывшим королевским премьер-министром, стремившиеся провести в стране демократические реформы. Этого, видимо, было недостаточно с точки зрения руководства СССР и, наверняка, не без помощи наших спецслужб, это правительство Афганистана было свергнуто, и к власти, в результате революционного переворота, пришел просоветски настроенный Нурмухомед Тараки.
Но революции пожирают своих детей, и вскоре, в результате «дворцового переворота», Нурмухомед Тараки был убит, и власть в Афганистане захватил его «сподвижник» Хафизула Амин. Придя к власти, Хафизула Амин резко изменил свою политику в отношении СССР, руководство которого не хотело утрачивать влияния в столь стратегически важном регионе Мира. Прикрываясь лживыми фразами об оказании интернациональной помощи народу Афганистана, и в ответ на якобы обращение руководства этой страны, Правительство СССР направляет в Афганистан «ограниченный контингент» советских войск.
На самом деле спецназ «Альфа», выброшенный в виде десанта, захватил в Кабуле дворец Х.Амина. Быть может, сценарий этой операции был иным, но в ходе нее Амин был убит. К власти был приведен советский ставленник Бабрак Кармаль, а советские войска тем временем захватили не только Кабул, но все приграничные с СССР территории Афганистана. Но предвидеть дальнейший ход событий руководство СССР не могло. Им, наверное, даже в кошмарном сне не снилось, что развязанная ими война затянется на долгие 10 лет, будет стоить Союзу 15.000 погибших военнослужащих, а скольким молодым людям эта война поломала жизнь, исковеркала судьбы, сделав одних инвалидами, а других толкнув на путь «криминальный», связанный с нелегальным оборотом наркотиков и оружия? Все это еще отрыгнется спустя годы, когда война эта бесславно завершится и 40-я Армия под руководством генерала Б.Громова покинет Афганистан, перейдя мост через Аму-дарью 15 февраля 1989 года. Последним границу СССР пересек сам командующий Армией.
Поначалу «успех» сопутствовал советской военной машине, но советская агрессия всколыхнула весь гордый свободолюбивый народ этой горной страны. Началась партизанская война. А когда «моджахеды» вооружились современным оружием, в том числе «стингерами», то потери наших войск стали весьма тяжелыми. Зверства в этой «бойне» стали обычным делом как с той, так и с другой стороны. Война привела к разложению в советских войсках. Стали процветать коррупция, нелегальная торговля оружием, бурным потоком в СССР стали поступать наркотики. Перевозили их даже в гробах наших солдат. Были случаи, когда в гробах даже не было тел погибших, а лишь наркотики.
На смену Б. Кармалю, которого спаивали наши «советские», пришел Наджиб (Наджибула). Моджахеды уже не действовали лишь маленькими партизанскими отрядами. Были созданы и настоящие боевые соединения, которые возглавлялись полевыми командирами. Самыми известными из них стали Ахмет-шах Массуд, генерал Дусхум (узбек по национальности) и многие другие.
Именно в период афганской войны начал создавать свою террористическую сеть боровшийся в рядах моджахедов против советских агрессоров Бен Ладен. Вооружение афганские повстанцы получали через арабские страны. И если в начале войны Египет, в частности, поставлял им устаревшие образцы советской военной техники, то позднее, по настоянию ЦРУ, из США через арабские страны пошел поток современного оружия, без которого, по мнению американских экспертов, победить Советскую Армию было невозможно. СССР «завяз» в этой войне на годы.
Война эта подорвала авторитет СССР на международной арене. Но еще страшнее были ее последствия для народа Страны Советов. Отрыжка той войны – растущая наркомания, особенно среди молодежи – угрожает уже безопасности новой России.
Но война эта стала и трамплином для политической карьеры ряда ее участников. Так, А. Руцкой – летчик, сбитый в Афганистане и прошедший через афганский плен, стал первым и единственным вице-президентом России, генерал Р.Аушев – президентом Ингушетии, генерал Борис Громов – губернатором Подмосковья, а такие военоначальники, как Джохар Дудаев и Аслан Масхадов, получившие боевое крещение в Афганистане, возглавили борьбу за независимость Чечни.
Криминал расцвел бурным цветом в таких организациях, как Фонд инвалидов-афганцев. Череда убийств руководителей этого и подобных фондов свидетельствовала о борьбе за власть в этих «криминализированных» структурах, контролировавших огромные финансовые потоки. Многие «афганцы» возглавляли «бригады», «охранные агентства» или стали просто киллерами, от рук которых погибли сотни бизнесменов, банкиров и политиков в Новой России в 90-е годы.
В том же «роковом» 1979 году первая попытка Галочки поступить в мединститут окончилась провалом. Поступала она на «фармфак» 1-го МОЛМИ, но первый же экзамен по химии она «завалила». Теперь надо думать, как нам пристроить ее в Институт в следующем году. Ей нужно будет иметь «трудовой стаж». Мы договорились с Толей, что он оформит ее учеником токаря на заводе НИИ Тракторсельхозмаш, где он работал главным инженером. С Н.В.Чебышевым «решили» вопрос с репетиторами. Галочка будет заниматься с «химичкой», «физиком» и по литературе и русскому языку с Лией Борисовной. Биологию мы будем готовить с ней дома. Так заканчивался для нас 1979-й год.
В декабре заболел Александр Викторович, отец Раи. Его положили с подозрением на пневмонию в 13-ю горбольницу, в которой начинался мой трудовой путь в 1959 году, когда я дежурил медбратом в неврологическом отделении. Состояние Александра Викторовича не улучшалось. То ли врачи проморгали инфаркт миокарда, осложнившийся присоединившейся пневмонией, то ли инфаркт произошел, когда он уже находился в больнице, но в конце 20-х чисел декабря Александра Викторовича не стало.
Похороны проходили на Востряковском кладбище 31 декабря. В тот год в конце декабря в Москве стояли ужасные морозы. Термометр поднимался выше минус тридцать градусов по Цельсию. Лидочка еще не до конца поправилась после перенесенной пневмонии в конце ноября- начале декабря, и я настоял, чтобы она оставалась дома и на кладбище не ездила. Болезнь ее началась после «автомобильной эпопеи».
Дело в том, что по Лидиной просьбе Борис Сергеевич через Союз журналистов СССР, как ветеран журналистики СССР, получил возможность (разрешение) приобрести автомобиль «Жигули» одиннадцатой модели. Большую часть денег (а стоил автомобиль тогда 5.600 рублей) мы с Лидой «собрали», а недостающие 2.000 рублей Лидочка взяла взаймы у Бориса Сергеевича. В назначенный день Лидочка и Борис Сергеевич отправились на Варшавку (Варшавский автоцентр) получать долгожданный автомобиль. Провели они там в ожидании автомашины и ее регистрации почти весь день. Лидочка лишь летом получила права на вождение автомобиля, и сама добраться с Варшавки на Беговую не решилась. Она позвонила Люсе Сапожковой – нашей однокурснице и близкому другу семьи – водителю со стажем и попрсила ее перегнать автомобиль. Люся и доставила новоиспеченных владельцев автомобиля «Жигули» на Беговую. Поставили машину во дворе дома 13 по Беговой улице, где жили Борис Сергеевич и Варвара Сергеевна.
Автомобиль они приобрели светло-горчичного или темно желтого цвета в «экспортном исполнении». Но это приобретение стоило Лидочке здоровья. Она простудилась на Варшавке, и простуда ее переросла в воспаление легких. Почти месяц она проболела и, естественно, ехать на кладбище в жуткий мороз ей было противопоказано.
Мне же присутствовать на похоронах Толиного тестя было просто необходимо. Утром я отправился в морг 13-й горбольницы. Оттуда автобусом похоронного бюро мы отправились в Востряково на еврейское кладбище. Мороз стоял жуткий, –35°С. Одет я был в демисезонное пальто, фетровую шляпу и полуботинки, то-есть, в свой обычный «наряд».
В те годы похоронить человека было тоже непросто. Была достигнута договоренность, что захоронят Александра Викторовича в могиле его родственницы (могила давняя), так как мест на Востряковском кладбище не было. когда мы прибыли на кладбище, могила еще не была отрыта. В холодном помещении, весьма тесном и убогом, прошел обряд отпевания. Раввин прочитал молитву на иврите, и провожающие Александра Викторовича в последний путь мерзли в неотопленном помещении. Я уже почти не чувствовал своих ног, когда, наконец, гроб с телом покойного понесли к месту захоронения. Могила не была еще готова, и мы ждали завершения работ на морозе. Все продрогли и с облегчением вздохнули лишь когда печальная процедура была окончена, и мы добрались до ожидавшего нас у ворот кладбища автобуса. В автобусе я снял свои полуботинки и начал растирать окоченевшие ноги.
Было уже, наверное, часа четыре, когда мы подъехали к станции метро «Коломенское». Я извинился, что на поминки не пойду, так как Лидочка себя плохо чувствует, и мне следует быть дома. Добрался я домой часов в пять вечера. Следовало еще кое-что сделать к встрече Нового 1980-го года. Встречать Новый год мы будем по традиции у Лидиных родителей.
Дома я первым делом принял горячий душ, затем выпил чашку горячего крепкого чая. Ко встрече Нового года я был уже в форме.
Встреча Нового 1980-го года прошла в теплой, дружеской обстановке, но настроение у меня после похорон Александра Викторовича было далеко не праздничным. Я остро почувствовал насколько бренна наша жизнь.
И все же в 1980-й год вступали мы с новыми надеждами и желали друг другу здоровья, счастья, исполнения желаний, не зная еще каким он будет этот високосный год для нашей большой семьи.
Кинотравма
Начало года не предвещало ничего плохого. Жизнь шла своим чередом. Андрюша успешно сдал зимнюю сессию, Галочка занималась с репетиторами, «работала» на заводе у Толи, мы с Лидой продолжали свои исследования, каждый в своей области медицины.
8 марта отметили вместе с родителями 32-ую годовщину нашей свадьбы. По выходным дням выбирались на лыжные прогулки по Подмосковью. Зима сдавала свои позиции нехотя, но весна всё активнее заявляла о своем скором приходе. Солнце все чаще радовало нас и светило все ярче. Снег почти растаял в двадцатых числах марта. Уже невозможно было кататься на лыжах. В последнее воскресенье марта Андрюша со своими друзьями решили у нас дома монтировать отснятый ими фильм. Чтобы не мешать «творческому процессу» молодых кинематографов, мы с Лидой решили отправиться в музей-заповедник «Коломенское», недавно отреставрированного, и пригласили с собой Галочку.
Но ей не хотелось сопровождать своих родителей. Значительно более интересным представлялось ей участие в «работе» молодежной компании над новым «фильмом». Ребята собирались не только монтировать «эпизоды», но и кое-что доснять в «павильоне» – нашей квартире. Участники «творческой группы» принесли с собой какие-то картины, нарисованные на больших листах бумаги. Для съемок эти листы следовало «обрамить». Принесли они для «обрамления» и тонкие рейки. Лида помогла им напилить планки нужного размера, оставила пилку и нож и предупредила, чтобы в случае необходимости отпиливать нужного размера планки инструментом, и ни в коем случае не ломать рейки руками, так как дерево было очень сухим и ломким, и на изгибе (при ломании) образовывались острые древесные щепки, которыми легко можно было пораниться.
Я уже стоял в прихожей одетый и ждал Лиду, а она не хотела оставлять не законченной «распилку» реек. Когда я ее позвал уже в который раз, она все же закончила пилить и сказала, чтобы никто ни в коем случае не ломали руками рейки, а то щепка отлетит и попадет в глаз. Дав ценные инструкции, мы с чистым и спокойным сердцем отправились на экскурсию в Коломенское.
День стоял весенний, солнечный, звенела капель, чирикали воробьи. В музее-заповеднике Коломенское, расположенном в излучине Москва-реки было много народу. Мы с интересом приобщались к старинному искусству российских умельцев, возводивших в ХV1-ХV11 веках деревянные строения – терема и церкви, знакомились с сохранившимися, дошедшими до наших дней, хотя и в плачевном состоянии, каменными сооружениями этого когда-то великолепного комплекса загородной резиденции российских царей, дышали свежим весенним воздухом. После экскурсии мы, согласно договоренности, должны были заехать к Варваре Сергеевне и Борису Сергеевичу, чтобы вместе пообедать.
Ребята также должны были прийти к ним. Поэтому из Коломенского мы, не заезжая домой, направились к Лидиным родителям.
И тут, едва переступив порог, узнаем мы страшную весть: Галочка с травмой глаза находится в Глазной больнице (недалеко от метро «Маяковская»). Мы позвонили Андрюше, и он довольно спокойно сообщил нам, что Галя, ломая рейку, повредила себе глаз, и они отвезли ее в больницу, где ее госпитализировали. Ничего путного он сообщить не мог, продолжая «работать» со своим «творческим коллективом». Мы с Лидой сразу же поехали в больницу, отказавшись от «семейного обеда».
Галочку мы застали , лежащей на кровати в коридоре с завязанным глазом и плачущей. Разговор с дежурным врачом нас немного успокоил. Щепка из глазного яблока была удалена, глаз промыт, назначена антибактериальная терапия. Ни врач глазной больницы, ни мы сами не подумали тогда о грозящих последствиях такой травмы. Я не знал тогда, в какое место глазного яблока попала щепка, а врач тоже не забил тревогу. Ведь если поврежден хрусталик, то следовало незамедлительно провести операцию по его удалению, так как травма хрусталика неминуемо приведет к развитию катаракты (помутнению хрусталика).
В те годы уже были разработаны операции по пересадке хрусталика. Проводили подобные операции в НИИ микрохирургии глаза, который возглавлял профессор Святослав Федоров. Базировался этот недавно созданный институт в одной из городских больниц на Хорошевском шоссе. У Федорова работала заведующей отделением наша сокурсница Э.В. Егорова, которая была одним из лучших специалистов в этой области медицины в Москве.
Но «инстинкт опасности» у меня почему-то не сработал, и Галя осталась в отделении Глазной больницы, куда ее привез Андрей. Да и в дальнейшем врачи этой больницы не ставили вопроса о необходимости операции. Они вели Галочку консервативно, проводя противовоспалительную терапию. Было это, конечно, врачебной ошибкой и моей халатностью или беспечностью. Я все еще надеялся на благополучный исход травмы глаза. За свою и нашу (мою) глупость Галочке придется расплачиваться в течение многих лет.
Высоцкий
Галочка еще лежала в больнице, когда у нас в НИИ морфологии человека АМН СССР на улице Цурюпы 3 состоялся концерт Владимира Высоцкого. Было это в начале апреля 1980 года. На концерт, который проходил в конференц-зале Института собралось, наверное, более двухсот человек. Свободных мест не было. Я пригласил на концерт Лидочку и Андрюшу. Когда все уже сидели в конференц-зале появился поэт со своей «свитой». На входной двери института висела табличка «Морг» со стрелкой вправо. Она указывала людям направление к стоящему во дворе институт зданию морга, где проходило прощание с умершими. Владимир Высоцкий среагировал на эту табличку сразу же: «Мне туда еще рано» и прошел в холл Института, откуда по винтовой лестнице поднялся на второй этаж в конференц-зал. Не мог он тогда, конечно, знать, что жить ему остается менее 4-х месяцев. Правда, не в морг нашего Института поступит тело великого поэта, но дело вовсе не в этом.
А в тот апрельский день пред нами предстал молодой, полный сил и энергии, спортивного типа мужчина в твидовом пиджаке, джинсах и черной водолазке, с неизменной «спутницей» своей – гитарой. Он буквально взлетел на помост – эстраду конференц-зала и безо всяких предисловий стал петь и рассказывать о своем многогранном творчестве поэта, артиста театра на Таганке, киноактера и исполнителя авторских песен. Популярность Владимира Высоцкого в те годы была безгранична. Он воистину был всенародно любимым певцом. Песни его звучали с магнитофонных лент, записанных, естественно, не в студиях звукозаписи, а прямо с концертов, проходивших в клубах, институтах, в дружеских компаниях. Качество записи оставляло желать лучшего. Но дело не в качестве записей, а в содержании песен поэта и в их исполнении, в которые Владимир Высоцкий вкладывал всю свою душу. Где бы мне не приходилось бывать, в столицах страны и республик, в крупных университетских центрах или в маленьких городках и дачных поселках, разбросанных по бескрайним просторам страны Советов, всюду из окон домов можно было слышать песни Владимира Высоцкого, исполняемые автором своим незабываемым хрипловатым голосом.
В песнях его отражены все стороны жизни нашего народа, страны, его радости и горести, столь остро чувствовавшиеся «оголенным нервом» поэта. Владимир Высоцкий откликался на события большие и малые, порой в его песнях звучали сатирические нотки, а порой он касался самых глубинных чувств нашей души.
Уже в конце 80-х выдающийся шахматист «всех времен» – чемпион Мира Гарри Каспаров очень здорово сказал: «Мне грешно жаловаться на судьбу. И все же я не могу избавиться от ощущения, что в чем-то мне крепко не повезло. Ведь я так и не сумел увидеть Владимира Высоцкого, я не успел услышать его воочию». Так вот в этом плане мне повезло – я не только видел Владимира Высоцкого в спектаклях Театра на Таганке, но и присутствовал на одном из последних публичных выступлений поэта и певца, состоявшемся в апреле 1980 года.
С творчеством В. Высоцкого я познакомился во второй половине 60-х годов, а вот первую «собственную» кассету с песнями Владимира Высоцкого мне довелось переписать лишь в начале 1975 года. Кассету эту мне дала Лида Молоткова (Романова) – м.н.с. нашей лаборатории, с которой мы начали наш «путь в науку» еще в 1961 году в НИИ экспериментальной биологии АМН СССР на Балтийской улице, 8. Именно тогда, в 1975 году, я впервые услышал наряду с серьезными песнями, такими как «Охота на волков», «Песня о земле», «Он не вернулся из боя», «Я не люблю», «Иноходец», «Кони привередливые», «Прощание», «Мы вращаем землю» и другими, и несколько «смешных» песен: «Диалог у телевизора», «Товарищи ученые», «Смотрины», «Милицейский притон», «Честь шахматной короны». Слушая их, я смеялся от души.
Многие из этих песен Владимир Высоцкий исполнял и на концерте в нашем институте. Мне хочется напомнить Вам хоть несколько строк из некоторых песен Владимира Высоцкого.
Песня «Товарищи ученые» очень точно описывает отношение партийных чиновников к ученым в 60-е – 80-е годы, когда для них важнее было, чтобы научные сотрудники помогали колхозникам убирать урожай картофеля или перебирать гниющие овощи на овощных базах, чем заниматься наукой.
«Товарищи ученые! Доценты с кандидатами!
Замучились вы с иксами, запутались в нулях!
Сидите, разлагаете молекулы на атомы,
Забыв, что разлагается картофель на полях!
Из гнили, да из плесени бальзам извлечь пытаетесь
И корни извлекаете по десять раз на дню.
Ох, вы там добалуетесь! Ох, вы доизвлекаетесь,
Пока сгниет, заплесневет картофель на корню!
Автобусом до Сходни доезжаем,
А там - рысцой и не стонать!
Небось картошку все мы уважаем,
Когда с сольцой ее намять!
Вы можете прославиться почти на всю Европу, коль
С лопатами проявите здесь свой патриотизм.
А то вы всем кагалом там
Набросились на опухоль,
Собак ножами режете, а это- бандитизм.
Товарищи ученые, кончайте поножовщину,
Бросайте ваши опыты, гидрит и ангидрит!
Садитесь вон, в полуторки,
Валяйте к нам в Тамбовщину.
А гамма-излучение денек повременит» и т.д.
А вот серьезные песни Владимира Высоцкого и тогда и сейчас брали и берут за душу:
«Кто сказал: -Все сгорело дотла,
Больше в Землю не бросить семя?!
Кто сказал, что земля умерла?
Нет- она затаилась на время.
Материнства не взять у Земли,
Не отнять, как не вычерпать моря,
Кто поверил, что Землю сожгли?
Нет - она почернела от горя!»
«Почему все не так, вроде все как всегда,
То же небо- опять голубое,
Тот же лес, тот же воздух и та же вода,
Только он не вернулся из боя.
Мне теперь не понять- кто же прав был из нас
В наших спорах без сна и покоя,
Мне не стало хватать его только сейчас,
Когда он не вернулся из боя».
«Как призывный набат, прозвучали в ночи тяжело шаги, -
Значит, скоро и нам уходить и прощаться без слов!
По нехоженым тропам протопали лошади, лошади!
Неизвестно к какому концу унося седоков.
Наше время –иное, лихое, но счастье, как встарь ищи!
И в погоню летим мы за ним, убегающим вслед.
Только вот в этой скачке теряем мы лучших товарищей,
На скаку не заметив, что рядом товарищей нет!»
«…Возвращаются все, кроме лучших друзей,
Кроме самых любимых и преданных женщин.
Возвращаются все, кроме тех, кто нужней.
Я не верю судьбе, а себе –еще меньше.»
«На братских могилах не ставят крестов,
И вдовы на них не рыдают,
К ним кто-то приносит букеты цветов
И Вечный огонь зажигают».
«Вдоль обрыва, по-над пропастью, по самому, по краю!
Я коней своих нагайкою стегаю-погоняю.
Что-то воздуху мне мало, ветер пью, туман глотаю,
Чую с гибельным восторгом- пропадаю! Пропадаю.
Чуть помедленнее, кони, чуть помедленнее!
Вы тугую не слушайте плеть!
Но что-то кони мне попались привередливые,
И дожить не успел, мне допеть не успеть.
Я коней напою, я куплет допою, -
Хоть немного еще постою на краю...».
«Я не люблю фатального исхода,
От жизни никогда не устаю.
Я не люблю любое время года,
В которое болею или пью!
Я не люблю холодного цинизма.
В восторженность не верю, и еще
Когда чужой мои читает письма,
Заглядывая мне через плечо.
Я не люблю себя, когда я трушу,
Я не терплю, когда невинных бьют.
Я не люблю, когда мне лезут в душу.
Тем более –когда в нее плюют!»
Здесь нет возможности привести многие прекрасные строки из стихотворений и песен Владимира Высоцкого. Вы можете сами послушать их на кассетах и дисках, вышедших в последние годы, или почитав сборники стихов В.Высоцкого, увидавших свет уже после смерти поэта. Пройдут годы и отвергнутый властью поэт станет лауреатом Государственной премии, ему будут поставлены памятники. А со мной в Кемнитце и кассеты, с которых звучит живой хриплый голос поэта, и сборники его стихов. Для меня он до сих пор «живее всех живых», а тот концерт, состоявшийся почти четверть века назад, я помню, будто он был вчера!
Московская Олимпиада
В период подготовки к проведению в Москве впервые в истории СССР Международных Олимпийских игр, в столице были построены новые спортивные сооружения: Универсальный дворец спорта в Лужниках, Олимпийский комплекс на проспекте Мира, Дворец тяжелой атлетики в Измайлово, Туристический комплекс в Измайлово. Гостиница «Космос» на проспекте Мира, рядом с ВДНХ (теперь Всероссийский Выставочный Центр), Олимпийская деревня на Юго-западе, Гребной канал и Велотрек в Крылатском, реконструированы стадион им.Ленина в Лужниках, стадион «Динамо» и другие сооружения.
На открытие гостиницы «Космос», построенной с помощью французских архитекторов и строителей, приезжал в мае месяце в Москву популярный эстрадный певец Джо Дассен. Песни в его исполнении мне очень нравились. Симпатичный, молодой еще красавец-мужчина, обладавший к тому же очень приятным голосом и манерой исполнения, производил на меня (и на Лиду тоже) всегда хорошее впечатление и вызывал весьма положительные эмоции.
Тот его приезд в Москву, к великому сожалению, оказался последним. Вскоре его не стало. Он умер от сердечного приступа. Незадолго до этого Джо Дассен потерял в автокатастрофе любимую жену и ребенка. Пережить эту трагедию он не смог.
Подготовка к Олимпиаде в Москве включала в себя не только строительство и реконструкцию спортивных сооружений, но и проведение ремонтных работ на дорогах - менялось дорожное покрытие на многих проспектах и улицах Москвы, на окружной автодороге и даже на главных шоссе (в том числе и Ярославском). На период проведения Олимпийских игр Москва стала практически «закрытым» городом. Въезд в города для иногородних без «особых пропусков» был запрещен.
В Москву «нагнали» подразделения милиции из других городов и республик. Всех алкоголиков и проституток выслали за пределы Москвы и поселили в городах и поселках, расположенных не ближе 100 км от Москвы. Улицы Москвы опустели. Теперь можно было свободно (без толчеи) ездить в городском транспорте: метро, трамвае, троллейбусе, автобусе. Не стало очередей в магазинах, поскольку «колбасные» электрички больше не привозили в столицу «голодных» жителей ближнего и дальнего Подмосковья «на охоту» за продуктами, купить которые в своих городах, городках и поселках они не имели никакой возможности.
Вступительные экзамены в Вузы были перенесены.
На улицах Москвы милиционеров было больше, чем прохожих. В магазинах появились продукты, которых мы до этого не видели. Именно тогда мы впервые попробовали финский сервелат и салями «в нарезках», эдамский сыр, головки которого в красной вощаной упаковке можно было купить даже в магазине «Молоко» на Беговой улице. В Универмагах и «Сувенирных палатках» можно было приобрести изделия художественных промыслов: палехские шкатулки, жостовские подносы, хохломскую деревянную посуду, расписанную золотом, павловско-посадские платки, русские матрешки и «конечно же, изделия с олимпийской символикой, в том числе и с талисманом московской Олимпиады - Олимпийским мишкой.
Мы заранее приобрели билеты на многие соревнования Олимпиады в разных видах спорта: гребле, велогонках на треке,, конной выездке, легкой и тяжелой атлетике, гимнастике, баскетболе, боксе, футболе, плавании, хоккее на траве.
Московская Олимпиада, к сожалению, оказалась «урезанной», так как большинство западных стран игры эти бойкотировали в связи с советской военной агрессией в Афганистане. Но, тем не менее, и обстановка в столице, и сами соревнования остались в моей памяти как одно из самых интересных событий и не только спортивных, пережить которые мне довелось.
На открытии и закрытии Олимпиады я, правда, не присутствовал. Открытие смотрел по цветному телевизору у Лени Алексеева (зав. лабораторией в НИИ иммунологии МЗ СССР). У нас тогда цветного телевизора еще не было. На открытии Олимпийских игр, проходивших на Большой спортивной арене Центрального стадиона имени Ленина в Лужниках, присутствовали руководители МОК во главе с лордом Килланином, а также руководители КПСС и Правительства СССР во главе с Генсеком ЦК КПСС, Председателем Президиума Верховного Совета СССР Л.И.Брежневым, который приветствовал участников и гостей Олимпиады.
В дни Олимпиады в Москве произошла и смена руководства МОК. На пост Президента МОК был избран Х.А.Самаранч, бывший посол Испании в СССР. С тех пор в Олимпийском движении началась «эра Самаранча» (продолжавшаяся на протяжении 20 лет), много сделавшего для развития и модернизации современных Олимпийских игр.
В отсутствии конкуренции со стороны сильнейших спортсменов США, ФРГ, Англии и других западных стран, не приехавших на Олимпиаду в Москву, львиную долю наград завоевали советские спортсмены, хотя и на долю спортсменов других стран выпало немало ярких побед. Так, чемпионами Олимпиады стали футболисты ГДР, баскетболисты Югославии, в прыжках в высоту победил Я.Вшола из Польши, в хоккее на траве у женщин – команда Зимбабве, много наград досталось пловчихам ГДР.
Соревнования получились все-таки весьма зрелищными. Впервые золотая медаль в спринте – бег на 100 м у мужчин – досталась представителю СССР. Чемпионом стал Александр Дитятин.
Мне довелось поболеть за многих выдающихся спортсменов, увидеть «живьем» выступления всемирно известных легкоатлетов, пловцов, баскетболистов, тяжелоатлетов, велосипедистов, гребцов, конников.
Зрелищными оказались и церемонии открытия и закрытия Олимпиады, а талисман Московской Олимпиады - симпатичный Олимпийский Мишка, надолго остался одним из символов Москвы.
У нас и сейчас хранятся брелоки с «Олимпийским Мишкой», а вот хохломские изделия, приобретенные в дни Олимпиады 1980-го года, к сожалению, остались в Москве. Песня-гимн Московской Олимпиады, написанная А.Пахмутовой, на слова Н.Добронравова, долгие годы была одной из моих любимых.
А момент прощания с Олимпийским Мишкой, символом и талисманом Олимпиады в Москве, который в виде воздушного шара покидал трибуны Центрального стадиона в Лужниках под звуки и слова этого гимна, у многих вызвал слезы на глазах и остался в моей в памяти до сих пор.
«…На трибунах становиться тише,
Тает быстрое время чудес.
До свидания, наш ласковый Мишка,
Возвращайся в свой сказочный лес…»
Но наряду со светлыми, памятными моментами 1980-го года, в памяти моей сохранились и горькие, трагические события.
Накануне открытия Олимпиады в Москве вся страна с болью в сердце проводила в последний путь безвременно умершего поэта, певца, актера и просто замечательного человека Владимира Высоцкого. Было ему всего лишь 42 года, как и умершему в начале лета Джо Дассену. Смерть В.Высоцкого была неожиданна и оттого более остра. Ведь всего несколько месяцев назад он выступал в нашем Институте, буквально электризовал аудиторию и Вашего покорного слугу своими жизнеутверждающими, искрометными песнями, многие из которых были полны юмора и сатиры на нашу тогдашнюю жизнь.
Похороны поэта стали буквально всенародными. Толпы поклонников Владимира Высоцкого часами простаивали перед зданием театра на Таганке. где был выставлен гроб с телом поэта, чтобы проститься с выдающимся Певцом, Поэтом, Актером, ставшим одним из символов нашей эпохи.
Лишь официальные, правительственные круги и чиновники хранили молчание в те трагические дни. Похороны В.Высоцкого стали демонстрацией чувств народа к любимому поэту. Похоронили В. Высоцкого на Ваганьковском кладбище, которое с тех пор стало местом паломничества для всех поклонников Поэта со всех уголков нашей огромной страны, позднее «обязательным» пунктом многих туристических маршрутов по достопримечательным местам Москвы. В палатках возле Ваганьковского кладбища стали с тех пор продавать кассеты с записями песен В.Высоцкого, его фотографии, сборники стихов и многие другие памятные изделия.
В течение уже четверти века могила В.Высоцкого в любое время года всегда утопает в цветах. Тогда же это была единственная могила, на которой было море живых цветов.
Ушли в небытие идеологи коммунистической морали и коммунистических идей Страны Советов, а память о Владимире Высоцком живет в сердцах простых людей и будет жить до тех пор, пока людям будут близки и ценны понятия – честь, совесть, дружба, любовь и верность, которые он воспел в своих стихах и песнях.
«Ты жил, играл и пел с усмешкой
Любовь российская и рана.
Ты в черной рамке не уместишься,
Чужды тебе любые рамки» (А. Вознесенский)».
Такая табличка стояла на могиле В. Высоцкого со дня похорон.
1980-й год запомнился мне, конечно же, еще и событием семейного масштаба – поступлением Галочки в 1-й МОЛМИ им. Сеченова на сангиг (санитарно-гигиенический факультет). Теперь в нашей семье уже двое студентов. Без помощи Коли Чебышева вряд ли стала бы Галочка студенткой такого престижного Вуза.
Но и я «отблагодарил» своего друга, оказав ему «поддержку» в проведении исследований антигенов полостной жидкости аскариды, которые стали основой для получения авторского свидетельства и материалом нескольких публикаций в научных журналах, в том числе и зарубежных. Нашими соавторами в этих работах были Саша Михайлов (сейчас он живет в Испании и работает в Мадридском Университете), М.В.Далин (ныне профессор, зав. кафедрой), О.Полетаев (ныне зам. директора по научной работе НИИ медицинской паразитологии МЗ России). Эти работы, естественно, вошли в докторскую диссертацию Н.В.Чебышева, украсили ее, могу сказать без преувеличения, и способствовали ее успешной защите.
На вождении
В 1980-м году я стал вторым по счету после Лидочки водителем в нашей семье. Поступил я в автошколу 1-го МОЛМИ в апреле, опять же с подачи Н.В. Чебышева, а в июне я уже получил права – водительское удостоверение. Сдал я все экзамены, как в автошколе, так и в ГАИ на Варшавском шоссе с первых попыток. Правда, водителем-«профессионалом» я так и не стал, хотя я, конечно, немного поездил на автомобилях, но без приключений езда моя не обошлась.
Первая же поездка на дачу из Москвы в июне 1980-го года, в день Медработника, не обошлась без нарушения правил дорожного движения. Из Москвы мы выехали с Лидой утром выходного дня. Первая часть пути в городе прошла спокойно. Мы миновали мост через железнодорожные пути в Северянине, и на Ярославском шоссе, вовсе не загруженном автомобилями в то время, я ехал спокойно по левой полосе и не обратил внимание на разметку дороги. Из левой полосы можно было идти только на разворот и «возвращаться» обратно в Москву. Чтобы сэкономить время, я поехал, естественно, прямо в сторону Пушкино. Милиции на шоссе не было. Проехав метров 100 я был остановлен вышедшим из засады в кустах гаишником. Несмотря на уговоры «молодого» водителя, он взял мои права и в специальном талоне дыроколом сделал мне первую «дырку». Должен сказать, хотя я и не очень много времени провел за рулем наших «Жигулей», «дырка» эта так и осталась единственной в моем талоне.
Но «нарушения» у меня, конечно, были. Самый смешной случай произошел со мной осенью этого же года. Мы с Лидой возвращались домой на Беговую от моих родителей, проживавших тогда на Шарикоподшипниковской улице. Машину вел я. Мы выехали с Пролетарского проспекта на набережную Москва-реки, миновали Котельническую набережную, проехали мимо гостиницы «Россия» и по набережной им.Мориса Тореза (была тогда такая) вдоль Кремлевской стены. Затем повернули направо к зданию Манежа.. И здесь вместо того, чтобы ехать прямо, я почему-то повернул направо и въехал на «закрытую» полосу, ведшую к воротам Боровицкой башни Кремля, через которые в Кремль въезжали лишь правительственные лимузины.
Офицер ГАИ, дежуривший у въезда на эту «дорожку», естественно, меня остановил. Я предъявил свои права и военный билет офицера запаса медицинской службы. И надо же такому случиться- в ответ на мои извинения и «объяснения» причин такого моего «маневра», офицер вернул мне документы, переключил светофор и пропустил нас на ул. Герцена, хотя тогда проезд от Манежа на ул. Герцена был закрыт. Вот такой курьезный случай произошел со мной. И если первое нарушение на Ярославском шоссе закончилось «дыркой» в талоне, то въезд в Кремль вообще не повлек за собой никаких штрафных санкций.
Юра Глейзер
Последние два года до отъезда Юры Глейзера (в 1980-м году) в США по израильской визе, наши контакты вновь стали особенно тесными. То мы с Лидой, то Юра с Татьяной - своей второй женой - собирались дома друг у друга. Жили они тогда в кооперативной квартире в новом доме, получившим за свою форму название «Кресты», недалеко от Черемушкинского рынка, а на противоположной стороне Б.Черемушкинской улицы в сторону Ленинского проспекта находилось здание НИИ педиатрии АМН СССР.
Была у них двухкомнатная квартира, довольно уютная и симпатичный пес- керри-блю-терьер. Пару раз к ним в гости приезжал и наш коллега и сокурсник Гера Бородулин с женой. В 1978-1979 годах Юра работал в НИИ урологии у профессора, академика АМН СССР Н.А.Лопаткина. Звезду «Героя соцтруда» и звание академика Лопаткин получил за весьма «безобидную» операцию по поводу гидроцелле на яичке Генсека ЦК КПСС Л.И.Брежнева. Подобные операции выполняют не только начинающие врачи, но и студенты. Но объект – яйцо Генсека – был «весьма весомым», за что на в общем-то не очень великого уролога посыпались правительственные награды.
Юрка рассказывал, как отмечали они «Звезду Героя» в Институте урологии и на кафедре урологии 2-го Мединститута, которую также возглавлял тогда профессор Н.А.Лопаткин. «Коньяк лился рекой, а черную и красную икру мы ели ложками из огромных блюд». Даже для меня, не раз удостаивавшегося возможности поесть икру ложками, такое официальное коллективное обжорство показалось кощунственным в то время, когда простые люди не могли купить себе вдоволь мяса, масла и даже вареной колбасы.
Юра рассказывал и о своих поездках на консультации к «высокопоставленным» пациентам. Однажды Н.А.Лопаткин послал его к внуку С.Михалкова (автора слов гимнов СССР и позднее России). Когда доктор Ю.Глейзер закончил свой домашний визит, осмотрев пациента и назначив соответствующее лечение, он получил из рук поэта «конверт».
По словам «консультанта» там лежали не то 50, не то 100 рублей. Он принес конверт своему шефу - Н.А.Лопаткину. Тот, взглянув на содержимое конверта, снял телефонную трубку и позвонил Сергею Михалкову. Я слышал, что С.Михалков и раньше не отличался большой «щедростью». Жадным он был и в свои молодые годы (по рассказам хорошо знавшего его Бориса Сергеевича Буркова). Н.А.Лопаткин, по словам Юры, сказал С.Михалкову, что за такой «гонорар» он в следующий раз может приглашать себе консультантов из районной больницы, а не доктора наук из ведущей кафедры урологии и НИИ. Буквально через пару часов от С.Михалкова поступил новый конверт с надлежащей суммой.
Даже уйдя с кафедры в связи с предстоящим выездом из СССР, Юра продолжал работать в одной из платных поликлиник УХЛУ г. Москвы (Управление хозрасчетных лечебных учреждений). Были в то время и такие, наряду с «бесплатной» Советской медициной.
Среди врачей, особенно среди урологов, уже в 60-е годы ходила такая «крылатая фраза»: «Даром лечиться – лечиться даром». То-есть, если не платить врачам, медсестрам и санитарам, то ни медицинской помощи в надлежащем объеме, ни ухода в советских больницах пациенты не получат.
Я слышал ранее, что многие известные профессора за проведение операций или за помещение пациента в свои клиники берут немалые деньги. Подобные слухи касались и таких известных специалистов, как проктолог, профессор Рыжих (живший. кстати, в одном подъезде с Варенькой и Боренькой в доме 13 на Беговой улице), профессора урологии Пытель, Погорелко и др., ведущие онкологи (в частности жена Н.Н.Блохина – Президента АМН СССР, директора ВОНЦ АМН СССР), ведущие кардиологи и многие другие. Но впервые «точные» и явные доказательства этому я услышал именно от Юрки.
В те годы Юра материально жил вовсе неплохо, да и возможности для занятий наукой были у него в общем-то вполне приличными. Он защитил уже докторскую диссертацию и работал в хорошо оснащенной по тем временам радиоизотопной лаборатории на кафедре урологии 2-го Мединститута. Н.А.Лопаткин был оппонентом при защите Юрой кандидатской диссертации. После окончания в 1961 году 1-го МОЛМИ Юра, как и несколько наших однокурсников, поехал работать врачом на Алтай – в Барнаул, другие (А.Лякишев, В.Китаев, Д.Белокриницкий и др.) – на целинные земли Казахстана. За это они получили «отсроченные» на два года места в аспирантуре 1-го мединститута.
Отработав положенное время на Алтае, Юра вернулся в Москву и получил на кафедре урологии (зав. – профессор И.М.Эпштейн) тему кандидатской диссертации, посвященную новому тогда для СССР направлению – радиоизотопной диагностике заболеваний мочеполовой системы (в первую очередь, почек). Успешно защитив кандидатскую диссертацию (мы, кстати, с Лидой присутствовали на Юриной защите и сидели в аудитории на Б.Пироговской улице рядом с его матерью Ольгой Самойловной и сестрой Светой), Юра перешел работать в НИИ радиологии (на Б.Солянке) к своему второму оппоненту – радиологу, а через несколько лет Н.А.Лопаткин пригласил Юру к себе на кафедру, где он и защитил докторскую диссертацию.
Я думаю, Юрка никогда бы сам не решился на выезд из СССР. Его вторая жена Татьяна подвигнула его к этому роковому решению. Сама она, как русская, в те годы вырваться из крепких объятий страны Советов не имела никаких возможностей. Юру же она использовала как транспортное средство. В те годы так и говорили: «Еврей (еврейка) – не национальность, а средство передвижения». Уехать из СССР можно было, как правило, лишь по израильской визе.
Многие, выезжая из СССР по израильской визе, направлялись не на свою «историческую родину», а в США, ФРГ, Голландию, Австралию и другие процветающие капстраны. Не стал исключением в этом и Юра. Несколько месяцев провели они с Татьяной в Вене (Австрия) и в Италии (промежуточных странах для наших эмигрантов), а затем перебрались в США, где у них уже в октябре 1980 года родилась дочь Лена.
Но это все еще впереди, а в конце мая мы собрались в последний раз в «Крестах» на Юриной квартире, чтобы проводить его и Таню в дальний путь. Тогда мы, конечно, не знали свидимся ли мы еще когда-нибудь. По законам того времени обратный путь в СССР для тех, кто выезжал из страны был заказан. Лишь спустя годы, в период перестройки в СССР М.С. Горбачев – тогдашний Генсек ЦК КПСС «разрешил» нашим бывшим соотечественникам приезжать в СССР. Юрка впервые воспользуется такой возможностью лишь в 1988 году, когда приедет в декабре на Международную выставку «Медицина», проходившую на Красной Пресне в «Совинцентре», в качестве сотрудника американской фирмы «DRG».
В полупустой уже квартире на Б.Черемушкинской улице собрались в тот вечер Юрины родные и друзья. Из нашей группы, кроме нас с Лидой, мне кажется, пришли проститься с Юрой лишь Люся Сапожкова с Геной Цодиковым (а, может быть, память мне изменяет, и их тоже не было). Вообще многие боялись «испачкать» себя связью с выезжающими из страны - «предателями родины». Юрка был в тот вечер возбужден. Да это и понятно. Ведь ни он, никто из нас не знали в тот вечер, что ждет его на «новой Земле».
Правда, он находил в себе силы и острить. На вопрос чей-то: «Не жаль ему покидать свою Родину?», он парировал: «Я Родину славлю, которая есть, но трижды – которая будет!!!» – перефраз известной строки В.Маяковского сообразно своей ситуации.
Провожать Юру в Шереметьево мы с Лидой не поехали, пожелав в тот последний вечер в «Крестах» ему и Тане счастливого пути и обретения для себя и своих будущих детей Новой Родины и успешной адаптации на далеких берегах в условиях «капиталистической конкуренции».
Свидание с Баку
В октябре 1980 года Лида во второй раз поедет на конференцию в Баку. Я решил ее сопровождать. Номер в гостинице нам забронировали. Летим самолетом из «Домодедова». Компания собирается большая. Участвуют в работе конференции сотрудники Института мозга: Г.Кривицкая, Л.Фрумкина, зав. кафедрой патанатомии 3-его мединститута (стоматологического) С.Лапин и его сотрудник Боря Колантарев, работавший раньше в Институте мозга, кто-то еще. Но их память моя не удержала.
Я поехал в Баку, поскольку моя диссертантка Эльмира Кадымова и ее супруг Вагиф уже в течение пары лет приглашали нас с Лидой в Баку. Они хотели, чтобы мы остановились у них на квартире, но мы предпочли гостиницу в центре города. Как только мы разместились в гостинице, за нами заехал Вагиф и повез к себе домой, где нас уже ждала большая семья Эльмиры: ее сестра с мужем Махмудом, родители, дети, племянники. Стол был уже накрыт. Нас представили родителям и всем присутствующим.
Махмуд, возглавлявший «ОРС» (Отдел обеспечения рабочих и служащих) и бывший самым «денежным» членом семейства, предложил, чтобы Вагиф отдал в наше распоряжение «Жигули», но я отказался, мотивировав свой отказ желанием погулять по Баку пешком. В качестве сувенира мне преподнесли часы «Orient», которые я ношу до сих пор. Стол ломился от яств и «выпивки». Чего там только не было. Икра черная зернистая, паюсная, осетрина отварная, сырокопченая, варено-копченая, жареная, жареные куры, а как главное блюдо – маленькие пельмени, размером не более двух сантиметров, которые они лепили всей женской половиной семейства. Азербайджанские и армянские коньяки, «Столичная» и «Посольская» водка, шампанское, азербайджанские вина.
Встречали нас как очень «почетных» гостей, ведь научная карьера Эльмиры – ее кандидатская диссертация – целиком и полностью зависела от моей поддержки и научного руководства. После торжественного обеда нас доставили в гостиницу, снабдив фруктами, сладостями, напитками. Мы договорились, что посетим загородную «резиденцию» Махмудовского «ОРСа» в пригороде Баку на песчаном пляже Каспийского моря после завершения научной программы конференции, на которй Лида выступала с докладом.
В следующие дни, когда Лидочка уходила вместе со своими коллегами на конференцию, я отправлялся побродить по Баку, знакомился с его достопримечательностями. Погода стояла хорошая, светило солнце, было тепло. Погуляв по городу, я усаживался на набережной за столик кафе, пил чай с восточными сладостями. Вечерами, после ужина, вся «честная компания» собиралась у нас в номере попить вина и поиграть в карты. В тот наш приезд в Баку мы приобрели себе нарды. Хотя мы еще не умели играть в эту популярную восточную игру, но не оставляли надежды освоить ее.
В последующие дни, пока Лида была на конференции, мне составлял компанию в моих прогулках по городу прикомандированный в Институт мозга аспирант Института физиологии АН Азербайджана Бабек Абушев. Именно он и станет позднее нашим учителем в игре в «длинные нарды». Произойдет это уже в Москве, когда Бабек будет навещать нас на Беговой 2-110 во время своих приездов в командировку.
Лида шефствовала над Бабеком, помогая ему не только собирать и анализировать материал его кандидатской диссертации, но и писала за него статьи и большую часть его диссертации. В благодарность за такую помощь и пользуясь случаем похвастаться своим знакомством с московскими учеными, Бабек пригласил всех нас к себе домой. Жил он в районе самостроя. Был в те годы и такой район, расположенный в горной части города. Люди, не имевшие возможности получить квартиру в городе, безо всякого разрешения строили в этом районе свои домишки. Построить нужно было за одну ночь (самое главное, чтобы была крыша), поэтому для строительства приглашали всех родных и знакомых и за одну ночь возводили дом под крышей. Милиция при очередном рейде могла лишь оштрафовать самовольного застройщика, но не требовала снесения постройки.
Снаружи домики эти выглядели как «фавеллы», но внутри квартирки были вполне пригодны для жилья и снабжены необходимыми для жизни удобствами: газом, водой, электричеством. Стены комнат и полы были устланы коврами. В доме было чисто и уютно. Так устраивали свой быт не имевшие Бакинской прописки граждане, проживавшие ранее в селах или маленьких городках республики. У Бабека родители жили, если память мне не изменяет, в Нахичевани, а он, после окончания Университета, поступил в аспирантуру и ютился в общежитии, пока не построил домик и не перевез в Баку свою семью – жену и троих детишек.
Конечно, Бабек не мог накрыть такой стол, как Эльмира с Вагифом, но плов, приготовленный его женой, был великолепен. Мы выпили за счастье его семьи и за его научные успехи. Вечер прошел в теплой, дружеской обстановке.
Время наше было сжато как пружина. Нас буквально рвали на части. В один из дней за нами в гостиницу заехали Эльмира и Вагиф. Забрав нас с Лидой, они повезли нас, согласно достигнутой ранее договоренности, в загородную резиденцию Махмуда. Когда мы прибыли на место, то пред нами предстали невзрачного вида постройки барачного типа – окрашенные в голубой цвет одноэтажные, деревянные строения. Войдя в одно из таких строений, мы оказались в помещении, обшитом деревянными панелями, с паркетными полами и свисавшими с потолка дорогими люстрами. Нас встретил один из замов Махмуда. Он извинился, что Махмуд не сможет присутствовать, так как его вызвали «наверх!!!». Но он постарается сделать все, что в его силах, чтобы гости хорошо «отдохнули». Нас провели в комнату, где уже был накрыт стол. Нас же было всего шесть человек: мы с Лидой, Эльмира, Вагиф, да двое сотрудников Махмуда.
Стол просто ломился от яств. Помимо осетров и белуг и всевозможных сортов черной икры, на столе стояли блюда и с красной икрой и с нарезанной тонкими ломтиками лососиной. В качестве же главного блюда нам был приготовлен шашлык из свежей осетрины. Я даже не берусь описывать изобилие стоявших на отдельном столике напитков. Хозяева предпочли пить «Рябину на коньяке», а я выпил немного коньяка. Но отказаться от выпивки не было никакой возможности. Восточные тосты следовали один за другим.
Когда мы уже не могли более ни пить, ни есть, нас благосклонно отпустили на воздух. Мы пошли на песчаный пляж. Разгоряченный выпивкой, я хотел даже искупаться в Каспийском море. Но день был прохладный, дул резкий ветер. Лидочка и Вагиф меня отговорили. И все же хоть руки я омыл в Каспийском море. К сожалению, больше мне не удастся посетить этот благодатный край, и искупаться в Каспийском море мне также уже не придется.
Погуляв на свежем воздухе, мы с удовольствием продолжили нашу трапезу. Шашлык из осетрины был отменным. Подобный прием мне доведется пережить спустя несколько лет уже в Астрахани. И там тоже здания для встречи высоких гостей будут снаружи замаскированы под барачные строения. И там тоже стол будет ломиться от выпивки и рыбных деликатесов.
Прощальный визит к Эльмире и Вагифу прошел в расширенной компании. Мы прихватили с собой Гелю Кривицкую и Лиду Фрумкину. Нас ждал сюрприз. В кухне на столе лежал огромный, наверное, не меньше метра длиной, осетр. Этот подарок наши радушные хозяева задумали отправить с нами в Москву. Я просто испугался, увидя эту громадину. Нам стоило огромного труда уговорить Эльмиру и Вагифа, чтобы от этой рыбины нам отрезали кусок, который мы бы смогли провезти в самолете.
Кусок такой был отрезан, но весил он, наверное, килограмм 5-6. Помимо этого нас снабдили литровой банкой паюсной икры, корзинкой с фруктами и сумкой с восточными сладостями (пахлавой, какими-то домашними печеньями). Все это Вагиф привез в аэропорт.
Торжественный прощальный прием прошел в непринужденной обстановке, но все же с соответствующими случаю восточными тостами. В ответном тосте я от имени Лидочки и своего имени поблагодарил радушных хозяев за теплый прием и пожелал всем здоровья, счастья и успехов. Надеюсь, пожелания мои сбылись. Эльмира все же успешно защитится спустя три года, и в течение ряда лет мы будем поддерживать теплые отношения с ними вплоть до начала 90-х годов и распада СССР. К сожалению, затем наши связи прекратились.
Мы вернулись в Москву полные ярких впечатлений от чудесного города Баку и от радушного приема, оказанного нам нашими друзьями.
1980-й год заканчивался. Еще двое моих аспирантов защитили кандидатские диссертации: Монхтувшин (МНР) и Н.Н. Волкова из Благовещенска. Банкет по поводу ее успешной защиты проходил в ресторане «Центральный» (бывшая «Астория») на улице Горького (теперь Тверская-Ямская). Помимо диссертанта на банкете присутствовали родные Наташи (ее дядя с женой и сыном –студентом), мы с Лидой и оппонент Иван Головистиков с супругой Басей.
Тогда я, конечно, не мог даже в кошмарном сне увидеть, как трагически закончится жизнь этой пары. С Иваном меня связывали многолетние дружеские отношения. Он был сотрудником ведущего советского иммунолога Р.В. Петрова. Работал сначала в его отделе в НИИ биофизики МЗ СССР. а затем в лаборатории иммуногенетики в НИИ медгенетики АМН СССР, а позднее в отделе иммунологии ЦНИЛ 2-го Мединститута. Был он веселым, остроумным, компанейским парнем. С Басей у них было двое детей – студентка 2-го мединститута и сын-школьник. Правда, в последние годы стал Иван злоупотреблять алкоголем. Частые банкеты, дружеские попойки не могли не сказаться и на его взаимоотношениях с Басей. В конце концов они расстались, и Бася с сыном уехали, кажется, в Израиль, а у Ивана начала прогрессировать душевная болезнь, и он скончался уже в середине 90-х годов в психиатрической больнице. Ему не было еще и 60-ти лет.
1981
1981-й год начался «звонками», в связи с начавшейся в мединституте зимней экзаменационной сессией. Для Галочки – это первое серьезное испытание как студентки мединститута. Необходимо было «подстраховать» ее, чтобы не допустить провала на экзаменах. В роли «палочки-выручалочки» вновь выступал Н.В.Чебышев. С его помощью, слава Богу, Галочка благополучно миновала этот первый в ее студенческой жизни «барьер», успешно сдала сессию и получила стипендию. На студенческие каникулы она вместе с Андрюшиной студенческой компанией уехала в Прибалтику.
Мы же с Лидой продолжали работать и начали переговоры с Э.В.Егоровой по поводу операции – пересадки искусственного хрусталика Галочке в связи с развивающейся у нее катарактой после полученной в конце марта 1980-го года травмы глаза. Чтобы не срывать учебный процесс, было решено, что Галю положат в НИИ микрохирургии глаза (директор - профессор С.Н.Федоров) в отделение, которым руководит д.м.н. Э.В.Егорова, летом, после окончания экзаменов в мединституте. Для нас с Лидой год этот проходил в тревожном ожидании предстоящей операции.
Летом к нам в гости по приглашению должны приехать из Будапешта наши друзья - Илона Беке Беллани с супругом и двумя сыновьями. Муж Илоны был старше и своей супруги и нас. Звали его Белла Беке. Это был коренастый, добродушный, приятный в общении лысоватый мужчина, лет, наверное, около пятидесяти. Дети их учились в школе. Старший Андраш был лет 16-17, спортивный парень, младший- Шолт, лет 12-13, живой, подвижный как ртуть. С ними мы познакомились во время наших поездок в Венгрию.
Все наши поездки в Будапешт с начала 80-х годов пройдут «по приглашению», которые мы будем получать от Илоны. Останавливаться в Будапеште мы будем в общежитии техникума, где Илона преподавала русский язык и была заведующей учебной частью.
А в 1981 году в Москву приедут не только Илона с семьей, а и ее друзья – Гёза с супругой. Приглашение им пошлет Толя Вербицкий – мой брат. Мы договорились, что Гёза с супругой остановятся у Толи с Раей на Якорной улице, где они тогда жили, а Илона с семьей – в Юлиной (Лидина сестра) квартире, поскольку Юля с Боренькой и Оксаной будут в это время на даче в "Заветах Ильича".
Приезд наших венгерских друзей был намечен на конец июля, когда Галочке уже сделают операцию, а в середине августа мы собирались вместе с ней и Толей и Раей поехать в Венгрию по приглашениям, которые нам прислала Илона, а Толе с Раей- Гёза. Мы заранее оформили выездные документы, заказали билеты на поезд Будапешт-Москва. «Подготовили» и культурную программу для наших венгерских друзей на период их визита в Москву.
Андрюша в августе поедет на студенческую практику в Югославию в составе группы, которую возглавит декан лечфака 1-го МОЛМИ Н.В.Чебышев.
Все, что мы напланировали, начало осуществляться. Ребята успешно сдали летнюю сессию и перешли на очередной курс мединститута – Андрюша на 5-й, а Галочка – на 2-й.
Селедочный кошмар
В июле Галочке была проведена операция по пересадке хрусталика. Операция и постоперационный период прошли нормально, и Галочку выписали из больницы. Но на протяжении еще пары недель ей предстоит находиться под наблюдением врачей и получать соответствующую терапию. То Лидочке, то мне приходилось возить ее на Коровинское шоссе в НИИ микрохирургии глаза, где ей делали подконъюнктивальные инъекции дексаметазона. Помимо работы, я еще продолжал занятия по биологии с абитуриентами.
И надо же было такому случиться – в самом конце июля, буквально за день до отъезда Андрея в Югославию, я пришел домой пораньше, так как ко мне должны были прийти мои ученики. Я наскоро перекусил. В холодильнике стояла банка с селедкой «под майонезом». Селедку я практически всю съел, а банку выставил на кухонный стол. В ней остались, по-моему, лишь кусочки нарезанного репчатого лука. Лида с Галочкой в это время ушли по магазинам. В тот жаркий день они приобрели симпатичный красный абажур – трехрожковую люстру, обтянутую красным материалом, - для нашей кухни. Придя домой, Галочка, видимо проголодавшись, набросилась на оставленные мной остатки селедки.
Я в это время проводил занятия с абитуриентами. А Лидочка занялась приготовлением ужина. Никто из нас не мог остановить Галочку в тот роковой миг. Закончив занятия, я вышел в кухню и разделил радость своих девочек в связи с приобретением симпатичного красного абажура. Мы дождались прихода Андрея, и все вместе отужинали, выпив немного за его успешную поездку в Югославию.
Утром я должен буду проводить Андрея на Киевский вокзал, а предварительно мы заедем, согласно договоренности, на Профсоюзную улицу за Колей Чебышевым. Сборы закончены и ближе к полуночи мы отправились отдыхать.
А ночью начался «кошмар». Галочку рвало, у нее поднялась температура. За ночь рвота была у нее бессчетное число раз. У нее начался сальмонеллез – пищевая токсикоинфекция. Рвота стала неукротимой, температура поднялась до 40°С, были сильные боли в животе, резкая слабость. Нужно было, конечно, сразу же вызывать «неотложку». Но мы почему-то тянули время.
Ночью ни Лида, ни я больше не сомкнули глаз. Утром с тяжелым сердцем я повез Андрюшу на вокзал. Когда я вернулся, Галочке стало совсем плохо. Пульс у нее не прощупывался. Хорошо, что Лидочка уже вызвала «скорую помощь». Когда врачи, наконец, приехали и увидели Галочку, то было принято решение о срочной ее госпитализации в инфекционную больницу на Соколиной Горе. Я поехал вместе с ней. «Летели» мы с мигалкой и сиреной через всю Москву.
Слава Богу, мы успели довезти ее до больницы. В приемном отделении ей сделали сердечные инъекции и поставили капельницу с "гемодезом". Состояние у нее было тяжелое. Я сопровождал ее до палаты и оставался там, пока врачи не сказали, что опасность миновала. Мы с Лидочкой по очереди дежурили у постели Галочки. Рвота у нее прекратилась. Но боли в животе еще оставались, сердечко тоже еще работало слабо.
Пролежала она в больнице больше недели. Через пару дней ее перевели в хирургическое отделение больницы, так как боли в правой половине живота оставались главным симптомом. У хирургов, наблюдавших ее, возникло подозрение на «хронический аппендицит». В хирургии Галочка пролежала несколько дней. Когда ее состояние больше не вызывало опасений у врачей, Галочка была выписана из больницы, и мы с Лидой на нашем желтом «Жигуленке» доставили ее на Беговую – домой.
Поправлялась Галочка медленно, но мы все же решились ехать в Венгрию.
В Венгрию
На сей раз остановились мы в общежитии техникума, в котором работает Илона. Во время каникул здание техникума пустеет, и Илона забронировала для нас с Лидой и Галочкой номер для гостей. Толя с Раей остановятся в «частном секторе». Комнату для них снимет Гёза. Мы договорились с нашими венгерскими друзьями, что наше и Толино местожительство в Будапеште будет, по возможности, рядом.
Здание техникума располагалось недалеко от отеля «Вена», почти уже при выезде из Будапешта, на автобане, ведущем на Балатон. Добираться до техникума придется на трамвае. От центра, примерно, минут двадцать езды. Всю эту информацию мы получили от Илоны, а на практике это нам еще предстоит освоить.
Вот и настал день нашего отъезда. Было это в середине августа. Поездка наша по продолжительности не может быть больше двух недель, ведь 1 сентября Галочка должна приступить к занятиям в институте.
Мы прибыли на Киевский вокзал и заняли свои места в поезде Москва-Будапешт. Поскольку купе были 4-х местные, то Лида, Галя, Толя и я разместились в одном купе, а Рая ночевала в соседнем, женском купе. Большую часть пути мы ехали впятером в нашем купе. Рая работала тогда врачом на железной дороге, в обязанности которого входила проверка санитарного состояния вагонов-ресторанов.
Через своих знакомых – директоров вагонов-ресторанов, она приобрела венгерские форинты сверх того, что тогда меняли во Внешторгбанке туристам, выезжавшим на отдых в соцстраны по приглашению.
Я уже, кажется, упоминал раньше, что в те годы мы могли поменять по 1000 рублей на каждого. Курс рубля к венгерскому форинту составлял 1:17. Стало быть у нас с Лидой и Галочкой было согласно банковским документам 51.000 форинтов.
Толе с Раей хотелось, конечно, приобрести в Будапеште «шмотки», и им показалось, что их 34.000 форинтов для этого будет мало, так как часть из них придется потратить на оплату жилья и питание. Поэтому Рае и захотелось дополнительной венгерской валюты, которую нужно было провести через таможню, не указывая в декларации.
Как только мы устроились в купе и поезд тронулся, Толя начал искать места, куда можно было бы припрятать лишнюю валюту. Он думал, что таможенники будут нас обыскивать. Мы его успокаивали, исходя из опыта прошлых поездок, что нас обычно вообще не проверяют. Но он нервничал и пытался открутить шурупы и засунуть деньги за панели обшивки купе или под плафон светильника на потолке купе. Наконец, он все-таки успокоился, оставив свои неудачные попытки спрятать валюту.
Но еще одно обстоятельство не давало ему покоя. По просьбе Гёзы он приобрел маленький телевизор «Шилялис», который можно использовать на отдыхе на природе, в кемпингах, в автомобилях. Но и такой телевизор провозить за границу тогда не разрешали. Мы Толю предупредили, что говорить таможенникам о имеющемся у него телевизоре не следует. Скорей всего обыскивать нас не станут, и он его спокойно довезет и передаст в Будапеште Гёзе.
И вот настал критический момент. Мы заполнили таможенные декларации, указали в них перевозимую валюту, имеющиеся у Лиды украшения из золота: обручальное кольцо и серьги. Толя с Раей также указали в декларации сумму валюты согласно квитанции Внешторгбанка СССР. «Лишнюю» валюту они, конечно, в декларации не указали. Поезд наш приближался к границе. Мы попили чай, расслабились и советовали Толе успокоиться, чего у него никак не получалось.
Проводники собрали декларации и паспорта. Поезд наш прибыл на пограничную станцию Чоп. Здесь мы простоим часа четыре, пока будут менять колеса под вагонами. Ведь железнодорожная колея в СССР шире, чем в странах Европы. Поэтому каждый вагон с помощью специальных домкратов, укрепленных на мачтах, поднимают. «Советские» колеса выкатывают из-под вагона, а на их место подкатывают колеса, соответствующие европейскому стандарту. Пока идет эта процедура, состав наш подвергают пограничному и таможенному контролю. Пограничники проверили соответствие наших документов – загранпаспортов, осмотрели купе на предмет провоза оружия.
Все прошло, естественно, спокойно. Но вот пришли таможенники. Просмотрев наши декларации и спросив о цели нашего визита в Венгрию, они формально осмотрели наши вещи, даже не потребовав предъявить провозимую валюту. Также формально один из таможенников задал вопрос: «Телевизор везете?». Мы с Лидой, естественно, сказали: «Нет!». А Толя тут же говорит: «Да». Таможенники удивленно посмотрели на него. «Да нет, -это шутка!»- попытались рассеять их сомнения мы с Лидой. Видимо, эта фраза их убедила. Не став шуровать в наших вещах, они попрощались и покинули наше купе.
Успокоившись и дождавшись прихода Раи, мы разыграли перед ней сценку таможенного досмотра в нашем купе. И эта Толина фраза – слово «Да!» в ответ на вопрос таможенников «Телевизор везете?» надолго стала крылатой в нашей компании. Когда нужно было дать какой-либо отрицательный ответ, мы говорили: «Телевизор везете?» – «Да!».
Вот такие смешные ситуации порой запоминаются на всю жизнь. И этот таможенный досмотр стоит перед моими глазами как будто он имел место только что, а не почти четверть века назад.
Оставшийся отрезок пути по Венгрии прошел в спокойной обстановке. Поезд наш медленно подходит к перрону Будапештского вокзала. Нас встречают наши друзья. Гёза забирает Толю и Раю, а Белла с Илоной нас.
Едем мы сначала к Илоне, где нас ждет легкий «официальный» прием. Толя же с Раей направляются к месту своего жительства. Перекусив у Илоны, мы тоже отправляемся размещаться в общежитие техникума. У нас комфортабельный номер – светлая комната с тремя кроватями, стенным шкафом для одежды, столом, тремя прикроватными тумбочками, двумя креслами и стульями. Правда, «удобства» – туалет и душ – в коридоре. Во всех помещениях идеальная чистота. На нашем этаже никого нет, кроме нас с Лидой и Галочкой.
Мы разбираем вещи, переодеваемся и Илона провожает нас к дому, где остановились Рая с Толей. Живут они недалеко от здания техникума. Нужно лишь перейти шоссе и подняться метров 300 в гору. У них тихая улочка, застроенная двухэтажными коттеджами. Это «частный сектор» Будапешта. Строить такие дома по силам лишь богатым людям. Как правило, это те граждане Будапешта, у которых родственники живут за границей и в состоянии помочь своим родным в Венгрии. Так нам объяснила, во всяком случае, Илона.
Не помню уж по какой причине, но Толе с Раей жилье их не особенно понравилось. Когда же они увидели наш номер в общежитии, то попросили нас обратиться с просьбой к Илоне, чтобы она помогла им перебраться в общежитие. Переговорив с ней, мы, конечно, не надеялись на скорое решение этого вопроса. Но, к всеобщей радости, она быстро решила этот вопрос с администрацией техникума, и через пару дней Толя с Раей перебрались к нам на этаж, получив отдельную комнату.
Будапешт произвел на Толю с Раей неизгладимое впечатление. Мы с Лидой были их гидами и показывали свои любимые места этого чудесного города. Побывали мы и у здания Парламента, и у Королевского Дворца, и в Рыбацком бастионе, и в Цитадели на горе Геллерт, и на площади Героев, побродили по улицам, улочкам, мостам и набережной Будапешта. Отдыхали и купались в бассейне «Палатинус» на острове Маргит.
Друзья наши в один из выходных дней свозили нас в Шопрон –маленький средневековой городок на границе с Австрией. Там мы посетили синагогу, правда, была она не действующей, а как музей. Это было мое первое в жизни посещение синагоги.
Пройдут годы и мне доведется посетить всемирно известные синагоги в Иерусалиме, Тель-Авиве, Хайфе, Берлине, здания бывших синагог в Толедо и Амстердаме, синагогу в Москве и, конечно же, в Кемнитце. Да, чуть не забыл. В 70-е годы довелось мне побывать и в Сухумской синагоге, напоминавшей больше большой «сарай».
По дороге в Шопрон мы заезжали в замок венгерских графов Эстергази. Во времена Австро-венгерской империи род Эстергази был одним из самых богатых не только в Венгрии, но и во всей империи. Граф Эстергази собрал в своем поместье многих евреев, подвергавшихся гонениям и притеснениям в Австрии в ХV111 веке. Были среди них ювелиры, художники, ремесленники, музыканты, торговцы. Труд их привел к быстрому обогащению семейства Эстергази. Среди видных музыкантов, живших и творивших в замке графа, был и выдающийся композитор Гайдн. Даже до наших дней замок графов Эстергази сохранил свою былую красоту. Залы дворца украшены многочисленными картинами, шпалерами, великолепными ювелирными изделиями, прекрасными фарфоровыми сервизами. В тот наш визит в Будапешт мы с Толей «освоили» и знаменитые Будапештские бани в великолепном отеле «Геллерт». О посещении этих бань я уже рассказывал раньше в разделе «Бани в моей жизни».
Отдыхали мы хорошо. Галочка постепенно приходила в себя после перенесенной пищевой токсикоинфекции. Погода стояла великолепная. Было тепло и сухо. Мы много гуляли по чудесному городу, любуясь его неповторимой архитектурой. Мы с Лидой могли хоть немного объясниться по-венгерски. Толе же освоить столь трудный язык за короткое время было, конечно, невозможно. Даже простые приветствия: «Йо регет, йо напот, йо эште и виссент латташрум» - что означает: «доброе утро, добрый день, добрый вечер и до свиданья» он никак не мог произнести правильно.
Один курьезный случай произошел с ним в будапештском трамвае. Как-то раз утром мы всей компанией направлялись от нашего общежития в бассейн «Палатинус» на острове Маргит. Вагон был в общем-то свободен,, но на одной из остановок вошла пожилая женщина. Толя, как «джентльмен», встал и уступил ей место, хотя у них это не очень-то принято. Она стала его благодарить, естественно, по-венгерски: «Кёссенем сейпен, кёссоном», то-есть: «Спасибо большое, спасибо», а затем заговорила с ним, что-то спрашивая. Мы неоднократно говорили Толе, чтобы он отвечал в таких случаях: «Нэм эртем» - «Не понимаю». И в этом случае он попытался произнести что-то по-венгерски, но весь его бедный словарный запас улетучился вмиг. Вместо «нэм эртем» звучало что-то невообразимое, он что-то бормотал непонятно на каком языке: «Неутемпо, неутермо». Мы еле сдерживались от душившего нас смеха. Лишь выйдя из трамвая, мы дали волю своему веселью.
После этого я советовал ему вспомнить созвучные русские слова для выражения смысла того или иного венгерского изречения. Например, «йо регет» - «винегрет» – доброе утро, «йо напот» - «компот» - добрый день, «йо эште» – «паштет» – добрый вечер и т. д. и т. п.
В целом, мы провели в Венгрии две чудесные недели. Все остались довольны поездкой. В конце августа мы вернулись в Москву. Буквально вслед за нами прибыл из Югославии Андрюша. Он провел в этой стране – тогда еще единой СФРЮ (Социалистическая Федеративная Республика Югославии) почти месяц. Практика проходила в Сараево. Именно в этом городе в августе 1914 года студент Гаврила Принцип убил эрцгерцога Австрии Фердинанда, наследника Австро-венгерского престола, что послужило поводом для начала 1-й Мировой войны.
Невольно вспомнил анекдот: «Один бедный мечтатель хочет быть богатым, красивым, жить во дворце и иметь красавицу-жену. И вот мечта его сбылась: он просыпается в роскошной спальне, слуги помогают ему одеться. Он выходит в шикарный зал, навстречу ему идет красавица-жена. Она обнимает его, целует и ласково говорит: «Фердинанд, пора ехать в Сараево!». Вот так краткий счастливый миг приводит к трагической смерти.
Андрюша тоже доволен своей поездкой. Из Югославии, помимо ярких впечатлений, привез он и черный велюровый костюм, который, кстати, очень ему шел. Но одевал его он, быть может, раз или два, а затем сдал в комиссионный магазин. С тех пор я не помню, чтобы Андрей носил костюмы. Даже на свадьбу свою он одевал костюм Саши Червякова.
Боржоми
Сентябрь прошел в «деловой обстановке». Ребята занимались в институте, мы с Лидой работали. Я закончил перевод книги профессора Талвара «Иммунология репродукции». Помогала мне осуществить перевод книги с английского Ирина Карловна – профессиональная переводчица, жившая рядом с нами во 2-й башне на Скаковой аллее. Мы с ней прочитали книгу и записали перевод на маленький магнитофон, который я одолжил у Бориса Сергеевича. Теперь мне осталось отпечатать текст и отредактировать его.
Часть работы я сделал в Москве, а оставшуюся часть придется взять с собой в Боржоми, куда мы с Лидой выезжаем в конце сентября. Я попросил своего аспиранта Гию Кавкасидзе достать нам с Лидой путевки в санаторий в Боржоми, чтобы Лидочка попила минеральную воду с целью профилактики обострения язвенной болезни 12-ти перстной кишки, которая мучила ее уже 5 лет. Обострения наступали в весенний и осенний периоды года почти регулярно. Год назад она ездила с Галочкой в Железноводск, но пребывание на этом курорте пришлось прервать, так как у Лиды начались проблемы с сердцем. Путевки в Боржоми сделал отец Гиви Кавкасидзе – А.Кавкасидзе – начальник 4-го Главного Управления МЗ ГрССР.
Мы вылетели в Тбилиси, а с аэродрома на такси добрались до железнодорожного вокзала, а оттуда поездом выехали в Боржоми.
Прибыв на место, мы пешком добрались до санатория «Ликани». Размещался санаторий в живописнейшем месте. Территория его простиралась от шоссе в сторону гор, занимая, наверное, несколько гектаров лесопарка, переходившего в девственный лес у подножия гористых холмов. Помимо главного 6-ти этажного корпуса, где нас разместили, на территории санатория находилось еще несколько строений, в том числе и здание «Дома культуры» с современным кинозалом. В этом зале будет проходить матч на звание чемпионки мира по шахматам между грузинскими шахматистками Майей Чибурданидзе – тогдашней чемпионкой мира, и претенденткой на шахматную корону Наной Александрия.
Имелась на территории санатория и спортивная площадка и ряд бальнеологических корпусов. Правда, минеральные источники находились на расстоянии метров 300-400 от нашего корпуса в специальном здании, не относившемуся уже к санаторию «Ликани».
Все, кроме питания, было в санатории отлично. Еда, хоть и была обильной, но ни по качеству, ни по вкусу никак на санаторное питание не тянула. Да и купить что-либо вкусное было просто негде. В те 80-е годы работники пищеблоков воровали продукты, предназначавшиеся для отдыхающих, и сумками тащили их к себе домой. Не был исключением и санаторий «Ликани». Утром, выходя на зарядку, я не раз наблюдал, как огромными сумками из столовой санатория выносили продукты. Да ладно, с голоду мы не умерли, а к еде я был неприхотлив.
Сделав зарядку и побегав, я возвращался в свой номер, принимал душ, брился и мы отправлялись с Лидочкой завтракать. После завтрака, пока было еще прохладно, мы садились поработать – переписывали текст перевода с магнитофона, редактируя его. Перед завтраком, обедом и ужином мы ходили к источникам пить минеральную воду.
К полудню солнце уже разогревало воздух, и мы отправлялись гулять по территории парка, забираясь в горы. На поляне между парком и лесом росли могучие деревья грецких орехов. Именно в Боржоми мы с Лидочкой впервые увидели грецкие орехи в дикой природе. Мы с Лидой собирали валявшиеся под деревьями грецкие орехи, очищали их от наружной мягкой зеленой кожуры, подсушивали их на балконе, а затем, наколов орехи и начистив их ядра, поглощали их в качестве дополнения к нашей скудной невкусной еде в санаторной столовой.
В нашем санатории готовилась к матчу Нана Александрия со своей «командой». Ежедневно на спортплощадке они гоняли в футбол, чтобы поддержать у претендентки хорошую физическую форму и снять напряжение. Майя Чибурданидзе размещалась в другом санатории, недалеко от нашего.
В течение двух недель мы с Лидой посещали поединки за шахматную корону, проходившие на сцене «Дома культуры» нашего санатория. Партии были интересными, захватывающими. Мы старались предугадать, какой следующий ход сделают шахматистки, как будет развиваться партия и каков будет ее исход. Было приятно, если наши прогнозы оправдывались. Матч проходил в обоюдоострой, равной борьбе. Закончился он уже после нашего отъезда. Победу в нем одержала Майя Чибурданидзе, сохранив за собой титул чемпионки мира. В те годы грузинские шахматистки доминировали на «шахматных полях». К сожалению, Майя Чибурданидзе была «последней из могикан». После нее, по-моему, никто из советских, а позднее российских шахматисток не завоевывал звания чемпионки мира по шахматам. Сначала китаянки, а затем сестры Полгар из Венгрии стали лидерами в мировых шахматах среди женщин. А вот кто сейчас является «шахматной королевой» даже и не знаю. Ни в газетах, ни в спортивных программах я давно уже не встречал сообщений о поединках на звание чемпионки мира по шахматам.
Отдых наш подходил к концу, и надо же было такому случиться – Лидочка заболела гриппом. С высокой температурой лежала она в постели, я дежурил у ее изголовья. И вдруг однажды ночью по радио мы услышали песни Владимира Высоцкого. Было это более чем удивительно. В те годы в Москве, во всяком случае, ни по радио, ни тем более по телевидению ни разу не звучали песни популярнейшего певца, безвременно ушедшего из жизни в июле 1980-го года. Видимо, кто-то пустил в эфир местного радиовещания магнитофонные записи песен Высоцкого. Мы с Лидой с удовольствием слушали этот концерт. Особенно нравилась Лидочке песня о конях: «Чуть помедленнее кони…». (Я уже приводил ее в своих воспоминаниях, описывая концерт В. Высоцкого у нас в Институте в апреле 1980 года). После концерта Владимира Высоцкого здоровье Лидочки пошло на поправку, и к моменту нашего отъезда она была уже практически здорова.
В середине нашего отдыха нас навестил Гия Кавкасидзе. Мы договорились, что он заедет за нами в день отъезда и отвезет в аэропорт. Так и произошло, и в конце октября мы вернулись в Москву, где нас ждало неожиданное известие.
Галя выходит замуж
В первый же вечер нашего пребывания дома после возвращения из Боржоми Галя поставила нас в известность, что она выходит замуж. На мой вопрос, кто же ее избранник, она ответила: «Саша Червяков».
Признаюсь, такой вариант, мягко говоря, был для меня неожиданным. Я видел Сашу несколько раз у нас дома, когда к Андрюше приходили его друзья-сокурсники. Мы были знакомы с некоторыми из них, в том числе и с Сашей Червяковым. Для нас Друзья Андрея – наши друзья, даже если о них имели мы и не очень «лестную» информацию. Как-то Коля Чебышев, декан Лечфака 1-го МОЛМИ, сказал мне, что Андрей наш не очень-то разборчив в выборе своих друзей по группе. «Среди них есть и «стукачи», предупредил он меня. «Кстати, А.Червяков- не очень хороший человек». Я тогда не стал уточнять, откуда у него такая информация. Ведь Андрюшины друзья – не члены нашей семьи.
Лишь позднее, когда вопрос о Галиной свадьбе был решен, и мы пригласили на свадьбу Колю с Аллой, он рассказал мне, что Саша «на крючке» у КГБ (на свадьбу Коля так и не пришел).
Нам не хватало еще иметь зятя - «агента» КГБ! Правда, в те годы, наверное, ни один А.Червяков «состоял на службе» в этой страшной организации. Информацию эту мы с Лидой держали «в себе», не ставя в известность даже наших родителей.
Мы не стали отговаривать Галю изменить свое решение. Ведь сердцу не прикажешь. «Когда же вы собираетесь расписаться?», – спросил я Галю. «Если вы не возражаете, то с вами хочет познакомиться Сашин отец. Он будет проездом в Москве на следующей неделе. И затем мы подадим заявление в ЗАГС».
Мы знали, что родители Саши Червякова живут в Артемовске в Украине. Оба они инженеры и работают в каком-то проектном институте. Мы с Лидой придерживались мнения, что спутников жизни своим детям мы выбирать не будем. Они сами должны определить, с кем пойдут вместе по жизненному пути, чтобы впоследствии самим нести ответственность за свой выбор.
Итак, Галя сделала свой выбор. Скоро у нас появится новый член семьи и, естественно, проблемы, связанные с организацией быта молодой семьи.
Первой, конечно, относительно легко решаемой проблемой станет организация свадьбы. Вопрос этот, как и другие проблемы станут предметом нашего разговора с Сашиным отцом – Червяковым Георгием Петровичем.
С семьей Червяковых до этой встречи был знаком лишь Андрюша. Он как-то, кажется, год назад, присутствовал на каком-то семейном торжестве в доме Червяковых в Артемовске. Тогда нас сведения об этой семье не особенно интересовали. Но теперь, накануне встречи с нашим будущим родственником, я спросил Андрюшу о людях, с которыми нам предстоит породниться. Андрюша сказал, что это вполне приличная семья. Мать Саши- Алла Владимировна – еврейка. Отец – русский. У Саши есть старшая сестра, которая замужем и живет в Макеевке, и бабушка Мария. В Артемовске 3-х комнатная квартира и дача. Вот и вся информация, которую мы получили от Андрея накануне «этапного события» в жизни нашей семьи. Теперь будем ждать уже очного знакомства с представителем и главой семейства Г.П.Червяковым.
Вот и настал этот вечер. Мы вернулись с работы. Галя с Андрюшей были уже дома. К семи часам к нам должны пожаловать Саша со своим отцом. Мы начали готовиться к встрече. Лидочка приготовила ужин, я – напитки. Стол накроем в кухне, чтобы встреча наша проходила в домашней обстановке, а не была бы официальной.
Звонок в дверь. Пожаловали Червяковы. Встречают их Галочка и Андрюша, как старый знакомый. Знакомимся и мы. Георгий Петрович – небольшого роста, коренастый круглолицый мужчина, нос курносый, глаза узкие, на голове большая лысина, голос громкий. Приглашаем гостей в нашу кухню-столовую.
Уже за столом, выпив по рюмочке за знакомство, начинаем обсуждать назревшие вопросы. Обстоятельства диктуют принятие следующих решений: свадьба состоится в Москве, где – пока еще неизвестно, скорее всего, в каком-нибудь ресторане, расходы по свадьбе – пополам. Сашины родственники из Артемовска приедут в Москву накануне свадьбы; молодые (Саша и Галя) жить будут пока у нас; я займусь решением жилищной проблемы. Другие проблемы и вопросы будем решать «по мере их возникновения и постановки».
На этом наша первая встреча с Георгием Петровичем – в дальнейшем Жорой – завершилась. Он отправился по своим делам, кажется, куда-то на Урал, а мы приступили к реализации намеченных планов.
Я выяснил на работе, что в АМН СССР собираются строить кооперативный дом в районе Отрадное на территории бывшего яблоневого сада ВАСХНИЛ. Чтобы вступить в ЖСК АМН СССР, нужно обосновать необходимость улучшения своих жилищных условий. Если после заключения брака Саши и Гали мы прописываем его в нашу квартиру, то такие основания у нас появляются. В двухкомнатной квартире на Беговой 2-110, площадью 38 квадратных метров, будут проживать уже две семьи: мы с Лидой и Галя с Сашей. Андрюша прописан в квартире Бориса Сергеевича и Варвары Сергеевны, поэтому претендовать мы с Лидой можем лишь на двухкомнатную квартиру в строящемся ЖСК, а Галя с Сашей останутся на Беговой в нашей квартире. Это чисто формально. На самом деле квартиру в ЖСК мы приобретаем для «молодой семьи».
Я заранее подготовил в Управление делами АМН СССР на имя помощника Президента АМН А.И.Шепелева письма и «отношения» из нашего Института с просьбой выделить мне 2-х комнатную квартиру в ЖСК Академии. С этим «пакетом документов» я поехал на Солянку 14 в здание Президиума АМН СССР. Поговорив с сотрудницей аппарата помощника Президента и обрисовав возникшую ситуацию в моей семье, мы договорились, что я довезу необходимые документы после того, как Сашу пропишут в нашей квартире на Беговой. Условия вступления в ЖСК и размер взносов еще не были оговорены. Так что беседа наша носила сугубо предварительный характер.
Нам же нужно было начинать подготовку к свадьбе. Снять зал в ресторане в те годы в Москве было не очень просто. Хотелось снять небольшой отдельный зал человек на 50. И тут на помощь пришел Сашин родственник Виталий, работавший в оркестре ресторана «Славянский базар». В один из дней середины ноября мы поехали договариваться в этот ресторан на предмет снятия зала. Нам показали небольшой зал «Русская изба», где вполне могли разместиться столы на пятьдесят человек. Зал мне понравился, и мы приступили к составлению «свадебного меню». После составления предварительной калькуляции нашего свадебного торжества, мы внесли залоговую сумму, а окончательный расчет произведем за неделю до свадебного банкета, когда будут уточнены возможности ресторана по обеспечению заказанных блюд и напитков.
Свадьба состоится 5 декабря 1981 года. Мы оповестили о грядущем торжестве своих родных и знакомых, которых желаем видеть на свадьбе Галочки и Саши.
Бракосочетание Гали и Саши состоялось в Загсе нашего Фрунзенского района где-то около метро «Аэропорт» (я имею в виду регистрацию брака). Мы с Лидой в Загс не поехали и ждали молодоженов дома.
После завершения официальной процедуры все направились к месту проведения свадебного торжества – в ресторан «Славянский базар», размещавшийся в старинном здании на улице 25 Октября, недалеко от здания ГУМа. Сейчас этой улице возвращено ее историческое название – Никольская.
Когда-то, в конце Х1Х-начале ХХ века ресторан этот пользовался в Москве большой популярностью. В нем неоднократно бывали А.П. Чехов, Ф.И. Шаляпин, писатель Гиляровский, известные актеры московских театров, художники и музыканты. Гиляровский – автор книги «Москва и москвичи», в которой он описал жизнь низов московского общества на рубеже веков (Х1Х и ХХ). Он один из немногих журналистов и писателей того времени, отважившихся посещать такие «язвы» Москвы, как Хитровка.
После революции и НЭПа «Славянский Базар» на долгие годы был закрыт. Он вновь «вернулся к жизни» в советское время, наверное, лишь в 70-е годы ХХ века. Именно здесь судьбой велено было «сыграть свадьбу» Гали и Саши.
Два года назад, летом 2003 года, мы побывали на Никольской вместе с Катей. Я показал ей место свадьбы ее родителей. Ресторан «Славянский базар» был закрыт. В здании шли реставрационные работы.
Итак, к назначенному часу в «Славянский базар» начали прибывать гости. С нашей стороны в свадебной церемонии участвовали мои и Лидины родители, мы с Лидой, Андрюша, Толя с Раей, Юля с Оксаной и Борькой, наши близкие друзья: Люся Сапожкова с Геной Цодиковым, Света и Витя Чепижные, Илья Худайдатов с Рэной, Лева Хунданов. Со стороны жениха – его родители, сестра с мужем, бабушка Маня с Ольгой, тетя Вера и дядя Яша (москвичи), Марк Габелев с супругой, Виталий с женой, а также Сашины и Галины друзья и подруги. В общей сложности –человек 45-50.
Столы накрыты, бутылки открыты, все рассаживаются по своим местам. Начинается торжественная церемония. Мне доверена высокая честь вести ее, то-есть я буду свадебным тамадой.
Как и положено, первый тост – за новобрачных. Желаю им счастья, любви и долгого совместного пути по нашей прекрасной и грешной Земле. Звучит свадебный клич: Горько! Горько! Горько! Молодые встают, целуются. Застолье продолжается. Чтобы сделать это застолье запоминающимся и, во всяком случае, не нудным, я предлагаю каждому из присутствующих высказать свои пожелания и напутствия новой супружеской паре. После меня тост произносит отец Саши Жора. Затем «в бой» вступают прародители: Борис Сергеевич и мой папа. Тосты перемежаются шутками, анекдотами, притчами. Молодым желают счастья, успехов, красивых и умных детей. «В атаку» идут наши друзья: Гена Цодиков, Илья Худайдатов. Поздравление в стихотворной форме произносит Марк Габелев.
Чтобы разрядить уж слишком торжественный тон, рассказываю притчу, основанную на рассказе Ивана Бунина «Про обезьяну». Вы, конечно, знаете этот рассказ или слышали притчу из уст Вашего покорного слуги. Тем не менее, попытаюсь воспроизвести ее в краткой форме сейчас, то-есть почти четверть века спустя.
«На корабле, следовавшем из Батуми в Сухуми плыл старый, богатый курд. Он вольготно возлежал на ковре, расстеленном на палубе, вокруг него теснились молодые красавицы, статные юноши, зрелые мужчина, убеленные сединами старцы. На подносах лежали спелые фрукты, дымились куски свежежаренного мяса, вино лилось рекой. К пиршеству пригласили и одиноко стоящего у борта автора рассказа. Обращаясь ко всем присутствующим, старый курд рассказал притчу о своем видении сотворения человека. Когда Господь создал человека, он сказал ему: «Человек, отныне ты будешь венцом природы! Жить будешь в радости, веселье и довольстве. Будешь пить вино, есть мясо, любить женщин, скакать на коне, охотиться. И жить будешь 30 лет». Человек возмутился: «Господи, почему же так мало лет даешь ты мне?!». «Все, что могу!»- ответил Бог. Затем Господь создал лошадь и сказал ей: «Ты будешь работать на человека, возить его, таскать грузы, кормить тебя будут овсом да сеном, человек будет тебя бить. И жить ты будешь 30 лет». Взмолилась лошадь: «Для чего мне отводишь ты, Господь, такой большой срок. Хватит с меня и половины!». Услышал это человек и говорит: «Господь мой, отдай мне вторую половину жизни лошади!». «Хорошо, - говорит Бог, - бери!». Затем создал Бог собаку и сообщил ей, что в жизни ее будет, что она будет служить человеку, охранять его дом, нажитое добро, человек будет сажать ее на цепь, есть она будет кости, да остатки со стола человека, хозяин ее будет бить и жить она будет 30 лет. Заскулила собака от предчувствия жизни собачьей, взмолилась: «Господи, зачем мне такая долгая жизнь. Хватит с меня и половины!». Человек, услышав просьбу собаки, обратился к Богу с просьбой отдать ему половину срока собачьей жизни. Господь согласился. Затем создал Бог обезьяну и сказал ей, что будет она подобием человечьим, будет гримасничать, люди будут смеяться над ней, дразнить , пинать, бить, и жить она будет 30 лет. Заохала, застонала обезьяна: «Господь мой, зачем мне такая долгая жизнь? Хватит с меня и половины!» Человек и тут попросил Господа отдать ему вторую половину жизни обезьяны. Бог согласился. Вот так и живет человек с тех пор, - заключил старый курд, -Первые тридцать лет он наслаждается жизнью, пьет вино, ест мясо, любит женщин, охотится, ездит на лошади. Затем 15 следующих лет трудится в поте лица, тянет лямку как лошадь, наживает добро. Потом следующие 15 лет ведет себя как собака – охраняет нажитое трудом, не подпускает к нему никого, и, наконец, превращается в старую обезьяну, у которой глаза слезятся, видит плохо, слышит плохо, гримасы боли и страдания на изборожденном морщинами лице. Все его дразнят, пинают, смеются над ним!!!».
«И что же, каждому из нас уготована такая судьба? – спросил автор.
«Нет, мне такая судьба не грозит!»- ответил курд. «Всю свою жизнь я прожил как человек, и поэтому в обезьяну я не превращусь!».
Резюмируя эту притчу, я пожелал молодоженам и всем присутствующим прожить жизнь свою по-человечески. Свадебный банкет продолжался до полуночи.
Не буду здесь касаться хамского поведения официантов, начавших таскать со стола закуски и не опустошенные еще бутылки водки. Когда же Жора начал вытаскивать из ящиков привезенное из Артемовска шампанское, один из официантов попытался устроить скандал: «Приносить с собой и распивать алкогольные напитки в ресторане не положено!». Я попытался объяснить ему, что у нас была договоренность с администрацией по этому вопросу. Но убедить его простыми фразами было невозможно. Он заткнулся лишь получив два червонца в качестве «благодарности» за отменное обслуживание.
Ресторан закрывался, пора было «сворачиваться». Мы собрали подарки, принесенные с собой напитки, захватили кое-что и из остатков закусок. Все это мы с Лидой отвезли домой на Беговую.
Гости разошлись, а «артёмовцы» отправились по местам размещения, оговоренным заранее. Кто-то ночевал у моих родителей, кто-то у нас дома, кто-то у Лидиных родителей. Мы же с Лидой эту ночь проведем на квартире Левы Хунданова.
Когда все угомонились, мы отправились на Верхнюю улицу к Хунданову. Лева до сего дня не пил уже, наверное, полгода. А тут он сорвался. Мы уже легли с Лидой спать, а он все не мог успокоиться. Ему срочно нужно было выпить, а дома у него ничего не было. Мне пришлось одеться и поехать с ним к нам домой на Беговую. Мы поймали у Часового завода, недалеко от Белорусского вокзала, такси и поехали к нам домой.
Я поднялся на 8-й этаж в свою квартиру, взял бутылку настойки домашнего приготовления и спустился во двор, где меня ждал Левка. На том же такси мы поехали к нему домой. Лида спала, а мы с Левой сидели в кухне и пили эту крепкую, градусов 45-48, настойку, и Лева все повторял и повторял, как он любит всех нас и особенно Галочку. Как он мечтал, что она станет его женой. Лишь под утро он угомонился, и мы отправились спать. Лева так и не женился, хотя у него было много достойных женщин. Вот уже три года, как Лева Хунданов ушел из жизни.
Часов в 10-11 утра мы с Лидой поднялись, умылись и поехали на Беговую к себе домой. Ведь сегодня свадьба продолжается уже у нас дома. В течение дня мы несколько раз накрывали стол, так как гости приходили «волнами».
Честно говоря, мы уже здорово устали, когда Лева Хунданов пришел с каким-то незнакомым мне писателем, бывшим военным моряком. Гулянье продолжалось до позднего вечера. Я видел, что Лида и Галочка уже валятся с ног от усталости. Нужно было заканчивать «торжества», но народ был неутомим. Особенно бурно и громко вел себя Жора. Наконец, все утомились и начали потихоньку покидать нашу квартиру.
Мы с Лидой попытались навести мало-мальски хоть какой-то порядок и, наконец-то, добрались до постели. Прошлую ночь я практически не спал, так что как только лег в постель, провалился и заснул «мертвым сном». Так закончилась Галина свадьба. Начинается новый этап в жизни нашей семьи.
«Новая» дача
Собрав все необходимые документы для вступления в ЖСК, я передал их в административно-хозяйственную часть Президиума АМН СССР. Спустя пару месяцев получил официальное извещение, что я принят в члены ЖСК. Строительство дома должно начаться в этом году в районе Москвы- «Отрадное». Дом должен быть построен и сдан в эксплуатацию в течение года.
Ранней весной, когда еще лежал снег, мы с Лидой поехали смотреть место предполагаемого строительства. Нам сказали, что дом будет построен на территории бывшего яблоневого сада Академии сельхознаук СССР. Добрались до Отрадного на своей желтой «Ладе», но ни яблоневого сада, ни места строительства так и не нашли. Будем ждать, когда появятся явные признаки стройки.
Жизнь тем не менее идет своим чередом. Мы с Лидой работаем, ребята учатся в мединституте. Андрей и Саша в этом году заканчивают 5-й курс лечебного факультета, и летом им предстоит отправиться на месяц в военные лагеря. Галочка учится на втором курсе санитарно-гигиенического факультета 1-го МОЛМИ.
Быт наш, конечно, оставляет желать лучшего. С приходом в семью нового члена – Саши – всем нам приходится испытывать определенные неудобства. Сначала ребята спали вместе в бывшей детской комнате. Пришлось Андрюше спать на раскладушке. Позднее он перейдет к нам в комнату, что тоже создаст известный дискомфорт. Но все эти трудности, как мы полагали, временного характера. Их следовало пережить, что мы и сделали.
Летом, после завершения экзаменационной сессии, Андрюша и Саша отбыли в военный лагерь 1-го МОЛМИ. Галочка как-то поехала их навещать. Был жаркий летний день. Она повезла ребятам домашнюю пищу, в том числе жаренную курицу. В первый день они не смогли съесть всю курицу, а доедали ее лишь на следующий день (курица пролежала, естественно, без холодильника). В результате у Саши после доедания привезенной курицы на следующий день развился сальмонеллез – острое пищевое отравление. Все, к счастью, закончилось выздоровлением.
После возвращения из лагеря, Саша, Галя и Андрюша отправились в Артемовск. Жора достал им путевки в пансионат на Азовском море. Мы же с Лидой во время очередного посещения Лидиных родителей на даче в «Заветах Ильича», вынуждены были помогать разбирать «развалины» бывшего сруба, который использовался в качестве сарая. Учитывая скорый вероятный прирост нашей семьи, нам следовало подумать о будущем летнем отдыхе наших внуков. А тут как раз в Институте мозга, где работала Лида, выделяли участки для строительства дач. Мы сообщили родителям, что хотим построить дачу.
Это, конечно, вызвало у Бориса Сергеевича негативную реакцию. Содержать дачу в «Заветах Ильича» ему самому уже становилось трудно. Ведь в 1982 году ему уже исполнилось 74 года. Да и финансовые возможности в те годы у Лидиных родителей были уже не столь велики, чтобы вкладывать деньги в поддержание дачи в надлежащем состоянии и в строительство нового сарая, хотя Борис Сергеевич получал хорошую по тем временам пенсию персонального пенсионера союзного значения – 300 рублей в месяц. Он должен был на эти деньги еще и содержать Юлю с детьми. Естественно, свободных денег, которые можно было бы вкладывать в ремонт и содержание дачи, уже не оставалось. Тут у нас и возник план построить дачу на месте пришедшего в негодность и обрушившегося сруба-сарая новый домик для молодой семьи - Гали и Саши, так как размещаться всем в основном доме не было никакой возможности. А если на свет появятся внуки, то тем более следует подумать о строительстве новой дачи.
У нас было две возможности. Либо взять участок, предлагавшийся в Институте мозга, либо «строиться» на территории дачи в «Заветах Ильича». Переговорив с Борисо Сергеевичем и Варварой Сергеевной, мы остановились на втором варианте. Теперь следовало приступить к его реализации.
В те годы достать стройматериал для постройки домика было ох как не просто. Да и найти строителей, которые построят дом, тоже для нас представляло известные трудности. Но решение принято и нужно его осуществлять.
Осенью, на Лидин или Андрюшин день рождения, когда у нас на Беговой 2-110 собралась вся наша семья, зашел за столом разговор о наших планах по строительству «дачи» на территории дачи Бориса Сергеевича в «Заветах Ильича».
Толя сказал, что у него на заводе есть ребята, занимающиеся строительством загородных домиков, и обещал свести меня с ними. Наверное, уже в конце октября 1982 года состоялась наша встреча. Василий Алексеевич Айкин и Сергей Сергеевич Грушин подъехали вместе с Толей в один из выходных дней к нам домой. Мы обговорили с ними план постройки одноэтажного домика . Чтобы не возникло конфликтной ситуации с администрацией поселка «Заветы Ильича» в связи с самовольным строительством, мы решили, что новое строение по площади будет таким же, как и старый сруб. Я попросил ребят сделать расчеты о потребности стройматериалов. Было решено, что дом будет построен из теса на бетонном фундаменте. Состоять он будет из 2-х комнат и террасы. Остов строения будет собираться из бруса. Крыша двускатная, покрытие шиферное. Бетон для фундамента «строители» обещали достать на ближайших к «Заветам Ильича» заводах или стройках.
Через пару недель расчеты о всех необходимых стройматериалах были сделаны и представлены нам. Теперь предстояло их достать. И тут на помощь мне пришел зам. директора по АХЧ нашего Института Анатолий Михайлович Мухин, с которым я был в хороших отношениях. Он сказал, что у него есть знакомый – директор магазина «Стройматериалы» на Соколовке. Это недалеко от Загорянки. Он обещал связаться с ним и попросить его помочь нам в наших потребностях. В знак «благодарности» следовало запастись канистрой спирта (литров на 5). За эту «живую воду» в те годы можно было доставать некоторые дефицитные товары.
В декабре мы поехали на встречу с директором магазина, захватив с собой пару литров 96° спирта. В одну из суббот Лида, Анатолий Михайлович и я на нашей желтой «Ладе» прибыли в назначенное время на Соколовку. Ознакомившись с нашим списком, директор пообещал сообщить нам, когда нужный стройматериал поступит в магазин. В этот день мы отобрали для строительства домика окна (застекленные, уже готовые рамы), двери, шифер, плиты (панели ДСП) для перегородок, утеплитель и рубероид, пергамин.
За все это мы заплатили согласно выписанной квитанции, но оставили на хранение на складе магазина. Теперь нам оставалось ждать поступления в магазин тёса и деревянного бруса. Мы поблагодарили директора магазина, вручив ему привезенное «горючее» - спирт, и вернулись в Москву. В конце декабря он позвонил нам и сообщил, что нужный нам материал поступил в магазин и нужно его срочно выкупить и вывезти, так как с нового года грядет повышение цен на стройматериалы, причем, весьма значительное. И вот 31 декабря мы – Лида, Андрюша, Саша и я отправились за стройматериалами.
Договорившись с водителем огромного грузовика, мы, оплатив покупку, загрузили стройматериалы, отблагодарили директора магазина и тронулись в путь. Впереди ехали мы с Лидой на своей «Ладе», а за нами груженный «под завязку» грузовик. Прибыли мы в «Заветы Ильича», наверное, не раньше 3х –4-х часов после полудня. Уже начинало темнеть. Разгрузка машины и перетаскивание стройматериалов во двор заняли у нас не менее 3-х часов. Окна, двери, стекловолокно, рубероид, пергамин и панели из ДСП мы затащили в дом, разместив в коридоре и на террасах. Доски и брус сложили штабелями во дворе, укрыли пергамином. Едва закончив эту работу и выпив горячего чая, мы собрались в обратный путь – в Москву.
А тут на наше «счастье» подъехал грузовик с «левым» стройматериалом в виде стройотходов. Водитель предложил нам купить его по дешевке. Я согласился, и доски, горбыль, обрезки досок самосвал вывалил возле ворот. Получилась огромная куча. Нужно было ее перетащить во двор. Мы уже порядочно устали, перетаскивая стройматериалы, но оставлять доски на улице было нельзя. Собрав все свои силы, мы «ударным трудом» выполнили и эту «сверхзадачу». Закончив работу уже поздним вечером, мы двинулись в Москву.
Прибыли домой часам к 10-ти вечера. Оставалось совсем немного времени, чтобы привести себя в порядок: принять душ, переодеться и бежать встречать Новый 1983-й год к Бореньке и Вареньке на Беговую 13.
Смерть Генсека
В ноябре 1982 года скончался Генеральный Секретарь ЦК КПСС, Маршал Советского Союза, Верховный Главнокомандующий вооруженными силами, Председатель Президиума Верховного Совета СССР, трижды Герой Советского Союза, Лауреат Ленинской премии по литературе и т.д. и т.п. Леонид Ильич Брежнев.
После октябрьского «переворота» (в октябре 1964 года), в результате которого был смещен со всех постов в партии и государстве прежний лидер СССР Н.С.Хрущев, Л.И.Брежнев в течение 18-ти лет стоял во главе КПСС, а позднее и Советского государства. Период правления Л.И.Брежнева получит впоследствии название «застойного».
В начале 60-х годов я неоднократно слышал из уст Бориса Сергеевича довольно лестные отзывы о деловых качествах и работоспособности Л.И.Брежнева, ставшего к тому времени 2-ым секретарем ЦК КПСС.
После заговора, подготовленного и осуществленного бывшими комсомольскими лидерами - Александром Николаевичем Шелепиным и В.Е.Семичастным, конечно, не без участия самого Л.И.Брежнева и других деятелей ЦК КПСС и Советского правительства, власть в Партии и государстве перешла в руки «нового руководства».
«Комсомольцы» видели на высших постах в Партии и государстве «железного Шурика» - А.Н.Шелепина и его ближайших «сподвижников». В первую очередь речь шла о возглавлявшем в те годы КГБ Владимире Ефимовиче Семичастном и 1-м Секретаре МГК КПСС Демичеве. Но новый Генсек в «дворцовых интригах» оказался посильнее бывших «комсомольцев», приведших его к власти. С помощью послушного ему аппарата ЦК КПСС он постепенно убрал своих потенциальных конкурентов с ключевых постов. Так, А.Н.Шелепин был «направлен» на работу в Профсоюзы - он стал Председателем ВЦСПС (Всесоюзный Центральный Совет Профессиональных Союзов), оставаясь все-таки членом Политбюро ЦК КПСС. В.Е.Семичастный был «убран» с поста Председателя Комитета Госбезопасности (КГБ) СССР и направлен сначала на работу в качестве 2-го Секретаря ЦК КП Азербайджана, а спустя короткое время Заместителем Председателя Совета Министров Украины. Демичев был назначен Министром культуры СССР, а на ключевой пост 1-го Секретаря Горкома Партии Москвы был «избран» В.В.Гришин (партийная «кликуха» – «дятел», «долбоёб»). На пост Председателя КГБ был назначен Ю.В.Андропов. Председателем Совмина СССР стал А.Н. Косыгин, а Анастас Микоян был «избран» Председателем Президиума Верховного Совета СССР.
На свою сторону Л.И.Брежнев сумел привлечь и «старую гвардию» КПСС - главного партийного идеолога М.А.Суслова, Министра обороны Д.Ф.Устинова, Министра иностранных дел А.А.Громыко. Постепенно и в Республиках Л.И.Брежнев на высшие посты в Партийном руководстве расставил своих «верных» людей. Тай, в Украине «воцарился» сначала В.Е.Шелест, а затем «днепропетровский» друг Л.И.Брежнева В.В.Щербицкий. В Азербайджане 1-ым секретарем ЦК КП Республики был «избран» Гейдар Алиев. К руководству Обкомов также пришли ставленники нового Генсека.
Эту «пирамиду Власти», или как теперь говорят в новой России -«вертикаль власти», Л.И.Брежнев сформировал уже в первые годы своего правления. Теперь «послушная» машина действовала безотказно, «на ура» принимая все указания Кремля.
В отличие от резкого, грубого, кидающегося из стороны в сторону, «волюнтариста» Н.С.Хрущева, Л.И.Брежнев боялся каких-либо резких поворотов «руля» возглавляемого им гигантского «монстра», каким был «великий и могучий Советский Союз». Никаких радикальных реформ, которые могли бы спасти разваливающуюся экономику страны социализма и всей «мировой социалистической системы», в период правления Л.И.Брежнева проведено не было. Всё сводилось к «косметическому» ремонту. Главное было - создать видимость благополучия. В Партии, государстве и обществе «царило» относительное спокойствие.
Весь мощный пропагандистский аппарат ЦК КПСС и государства, все средства массовой информации были мобилизованы на прославление личности нового Генсека. Конечно, «культа личности» И.В. Сталина Л.И. Брежневу достичь не удалось. Но «наш дорогой Леонид Ильич» увешал себя всеми возможными и невозможными высшими наградами СССР. Он был «удостоен» трижды звания Героя Советского Союза, награжден Орденом «Победы», многими орденами Ленина, «Дружбы Народов». За свои «выдающиеся литературные произведения», которые вся страна (и мы, научные сотрудники в том числе) «изучали» на философских семинарах, на политзанятиях, проводившихся на всех предприятиях и учреждениях, войсковых подразделениях, а, может быть, и в дошкольных учреждениях (детских садах) - «Целина», «Малая Земля» - он был «удостоен» Ленинской премии по литературе.
С годами Генсек превратился в полную «развалину». Он с трудом говорил и даже читал по бумажке, но продолжал оставаться «знаменем» КПСС и Советского руководства. Под этим «знаменем» страна и вся «мировая социалистическая система» неминуемо катилась к своему краху.
Именно при Л.И.Брежневе была жестоко подавлена попытка «революционного обновления прогнившего режима» в Чехословакии в 1968-м году., так называемая «Пражская весна», когда руководство ЦК КПЧ во главе с Александром Дубчеком попыталось начать «строительство социализма с человеческим лицом». При Брежневе же была развязана в 1979-м году война с Афганистаном. Отношения с маодзедуновским Китаем (КНР) обострились, и пограничный конфликт на острове Даманском едва не привел к полномасштабной войне двух соцстран.
При Брежневе же началась «стройка века» – строительство Байкало-Амурской железной дороги («БАМ»), ставшей «всенародной ударной комсомольской стройкой», обернувшейся, особенно в первые месяцы своей «истории», многочисленными и бессмысленными жертвами – гибелью сотен (а, может быть, и тысяч) молодых людей. Комсомольцы были посланы в тайгу – места эндемичные по весенне-летнему клещевому энцефалиту – без профилактической вакцинации. В результате многие из них погибли или остались инвалидами на всю оставшуюся жизнь.
При Л.И.Брежневе в стране пышным цветом расцвели коррупция, взяточничество, борьба с «диссидентами». Из страны были высланы видные деятели литературы, искусства: писатель А.И.Солженицын - лауреат Нобелевской премии по литературе, поэты Александр Аркадьевич Галич, Иосиф Бродский, получивший Нобелевскую премию уже в изгнании, писатели Виктор Некрасов, Владимир Войнович, Сергей Довлатов, Василий Аксенов, скульптор Эрнст Неизвестный, художник и скульптор Михаил Шемякин, выдающийся музыкант современности - виолончелист и дирижер Мстислав Ростропович, солистка оперной трупы Большого театра Галина Вишневская и многие другие.
Многие правозащитники были брошены в тюрьмы, отправлены в лагеря и ссылки. Так, выдающийся физик - «Отец» советской водородной бомбы, обеспечивший своими трудами создание «ракетно-ядерного щита» СССР и тем самым военный «паритет» с США - А.Д. Сахаров, Академик, трижды Герой социалистического труда, Лауреат Государственных премий, был за свою правозащитную деятельность смещен со своих постов, лишен возможности работать в своем институте АН СССР и сослан в город Горький, который «народ наш» в связи с этим предложил переименовать в город «Сладкий» (от «Сахаров»). А в средствах массовой информации – в газетах, по радио и телевидению «трудящиеся» требовали наказать «академика-предателя», лишить его званий академика и трижды Героя Соцтруда. Но Советское руководство побоялось пойти на такие меры. В таком случае оно уподобилось бы гитлеровцам, лишившим научных званий великого физика современности, лауреата Нобелевской премии Альберта Эйнштейна.
Брежневский режим поддерживал бесчеловечные, продажные «режимы» в арабских странах: Сирии, Ираке, «режим» Гамаль-Абдель Насера в Египте, а также экстремиста и террориста, главу ООП (Организация освобождения Палестины) Ясира Арафата. В эти страны широким потоком шла «советская помощь» в виде поставок вооружения. С помощью этих режимов СССР пытался реализовать свою геополитическую доктрину и амбиции, создать на Ближнем востоке «оплот сопротивления международному империализму». Сходная политика проводилась в Африканских странах (Сомали, Эфиопия, Ангола и других), в Латинской Америке (Куба, Никарагуа, Чили), в Азии (Вьетнам, Лаос, Камбоджа, Северная Корея).
Оказывая «помощь» развивающимся странам и компартиям стран народной демократии и западных стран, Советское руководство довело страну до края пропасти. Во многих регионах «великой» страны население голодало, с прилавков магазинов исчезли мясо, колбасы, масло, многие товары первой необходимости.
В Москву потянулись электрички и автобусы с жителями не только Московской, но и соседних областей за варенной колбасой, в которой и мяса-то, наверное, практически не было. В те годы ходил даже такой анекдот:
«Как осуществляется снабжение продовольствием населения такой большой страны?» - «Централизованно. Мы все завозим в Москву, а отсюда жители страны сами вывозят продукты к себе в места проживания!» – отвечали советские руководителям.
Была еще и такая «загадка». «Что это такое: длинное, зеленое и пахнет колбасой?». Ответ: «Пригородная московская электричка», в которой люди везут купленную в московских магазинах колбасу.
Вообще «брежневский застойный период» был богат анекдотами.
«Во время посещения США, видя гигантские достижения в развитии новых высоких технологий в строительстве, экономике, промышленности и сельском хозяйстве, Генсек ЦК КПСС Л.И. Брежнев, перед подписанием соглашения об ограничении стратегических наступательных вооружений с США - «СНВ», спрашивает членов советской делегации, что мы попросим у американцев за то, что подпишем это соглашение? Один из помощников Генсека говорит: «Леонид Ильич, давайте попросим у них, чтобы в Москве построили такой же Супермаркет, какой мы сегодня посетили». «У тебя масштабы городского руководителя!» – негодует Генсек. Другой член делегации предлагает, чтобы американцы построили в СССР современный нефтеперегонный комбинат. На что Леонид Ильич ответил ему, что у него масштабы областного руководителя. «Товарищ Брежнев, - вступает в разговор третий член делегации, - пусть они нам коммунизм построят!»
Другой анекдот того же периода. «Леонид Ильич, отдавая должное мудрой и успешной внешней политике США, обращаясь к Президенту США, спрашивает: «Как Вы подбираете таких помощников в свою «команду», как Госсекретарь Генри Киссинджер?». «Мы проводим отбор кандидатов по тестам», -отвечает Президент. «Как это?», – спрашивает Леонид Ильич. «Например, Г.Киссинджеру был задан вопрос: «Кто такой – сын твоего отца, но не твой брат?», - говорит Президент США, «Киссинджур сразу же ответил: «Это я сам». Мы и взяли его в нашу команду». «Да, интересно!», – согласился наш Генсек. Вернувшись в Москву, он спрашивает у тогдашнего «второго лица в Государстве» - Председателя Президиума Верховного Совета СССР Н.В.Подгорного: «Николай, скажи мне, кто такой - сын твоего отца, но не твой брат?». Подгорный думал, думал и говорит: «Не знаю, Леонид Ильич!». «Дурак ты, Николай! Это же Г.Киссинджер!»
«Дикция» Генсека, особенно в последние годы его правления также была предметом насмешек. Когда он говорил, то многое приходилось «додумывать» самим. Народные «остряки» пародировали Генсека. Например, «систематически» в его устах звучало как «сиськи-масиськи», а «социалистические страны» как «сосиськи сраные».
Зато пятилетние планы развития народного хозяйства принимались очередными съездами ЦК КПСС и утверждались на заседаниях Верховного Совета СССР. Каждый год Пятилетки получал впоследствии свое название: «начинающий», «решающий», «определяющий», «завершающий» и т.д. и т.п., а народ переименовал в подобном стиле дни недели: «начинальник», «продолжальник», «решальник», «определяльник», «завершальник», «субботник» и « воскресник».
Все планы, естественно, выполнялись и перевыполнялись, а экономика страны разваливалась, и страна сползала в пропасть. Когда же цены на нефть на мировом рынке резко «упали», СССР лишился притока «валюты». Гибель его была предрешена и оставалась лишь «делом времени». Честно говоря, я даже в смелых «планах» не мог представить, что не пройдет и 10 лет после смерти Генсека Л.И.Брежнева, как не станет Советской империи и мировой социалистической системы. Они уйдут в историю и «канут в Лету».
Последнее публичное выступление Л.И.Брежнева, транслировавшееся по центральному телевидению, состоялось в октябре 1982 года в Баку, куда он прибыл на какие-то торжества. Когда он поднялся на трибуну и начал читать, переданный ему текст, удержаться от смеха было просто невозможно: «Дорогой, Леонид Ильич», - начал он, - и, спохватившись, обратился к своим помощникам. «Что-то Вы мне не тот текст дали!» Ошибка была исправлена, но в памяти моей это последнее выступление Генсека осталось.
После возвращения в Москву он еще раз появился на публике 7 ноября на трибуне мавзолея В.И.Ленина во время военного парада на Красной площади по случаю 65-й годовщины Великой Октябрьской социалистической революции, а спустя несколько дней его не стало.
Весть о смерти Генсека я узнал, выходя из зала НИИ молекулярной биологии АН СССР на ул. С.И.Вавилова, где проходила международная выставка медицинского – научного и лабораторного – оборудования.
На следующий день все газеты вышли с траурной рамкой и портретом усопшего Генсека на 1-ой странице, а также с информацией о состоявшемся уже Пленуме ЦК КПСС, где новым Генсеком ЦК КПСС был избран Ю.В.Андропов. Начинался новый этап в истории страны и в нашей жизни.
Серебряная свадьба
1983 год начался с томительного ожидания «статуса» нашего с Лидой и Галочкиного с Сашей. А также и других членов нашей большой семьи. Галочка - беременная. Первый наш внук или внучка появится на свет в конце июня. Итак, в возрасте 45 лет мы с Лидой превратимся в бабушку и дедушку, Галочка станет мамой, Саша - папой, Андрей - дядей, а наши родители - прабабушками и прадедушками.
В этом году Андрей и Саша завершают учебу в медицинском институте. В нашей семье появятся еще два дипломированных «доктора». И это событие тоже произойдет в июне. Но уже в первые дни Нового 1983-го года следовало предпринять шаги по «трудоустройству» будущих врачей.
Я переговорил с Колей Чебышевым. Он обещал оказать посильную помощь в этом вопросе. А чтобы новый член нашей семьи мог провести лето на свежем воздухе, мы должны успеть построить молодым новый домик на территории дачи в «Заветах Ильича».
А в марте нам предстоит еще отпраздновать одно знаменательное событие в нашей жизни- Серебряную свадьбу. Надо же, как быстро проскочили 25 лет! Кажется, что лишь недавно сыграли нашу с Лидой свадьбу в квартире Лидиных родителей на Беговой улице дом 13, кв. 62. На сей раз наш серебряный юбилей мы решили отметить в ресторане.
Время бежит быстро. Вот уже ребята сдали экзамены зимней сессии в 1-ом МОЛМИ.
Окончились их студенческие каникулы. Приближается день 8-го марта. Мы сняли для проведения своей Серебряной свадьбы зал в ресторане «София», располагавшемся тогда на площади Маяковского (ныне Триумфальная площадь), и своим фасадом обращенным к памятнику В.В. Маяковского.
Поздравить нас в этот знаменательный день нашей с Лидой жизни собрались все наши ближайшие родственники и друзья. Быть тамадой за свадебным столом в тот вечер я попросил Илью Худайдатова, а помогать ему будут Гена Цодиков и Толя – мой старший брат.
Свой первый тост Илья произнес в стихотворной форме. Листок, уже пожелтевший, с его поздравлением каким-то чудом сохранился и был передан нам с Лидой недели две назад Галочкой. Сейчас он передо мной. Выдержки из того давнего уже (ведь прошло ни много, ни мало - 22 года) тоста я хочу привести здесь.
«Четверть века проплыла почти незаметно.
Теперь же готовьтесь к 50-летию.
Пусть будет оно и счастливым и добрым.
Желаю я Вам, Вашим детям, знакомым
Большого здоровья и с ним долголетья.
И весело встретить 2000-летие.
Пусть будут здоровы родители, дети
И станут постарше на 5-летие.
Сегодня родители - дедушки завтра.
Пусть будет светло Вам, друзьям же приятно.
Пусть будет судьба к Вам всегда благосклонна,
И будет безоблачна синь небосклона.
И пусть во всем Вас ждет удача.
Я предлагаю тост:
За годы серебра, за юбилей , за счастье!». (И. Худайдатов)
Много воды утекло с тех пор. Мы потеряли уже наших родителей. Правда, приобрели 5 внуков. 2000-летие встретили весело, но уже совсем в другом качестве и в другой Земле. Волею судьбы оказались мы в Германии, и 2000-й год встречали мы всей семьей в Саксонии, в Кемнитце в нашей квартире на улице Чайковского, 63. Было много гостей. И по традиции, принятой на нашей новой «родине», ребята наши - Андрюша, Галя , Саша, Ира устроили для внуков наших: Кати, Даши, Паши и Дани грандиозный фейерверк на улице перед нашим подъездом. Илья же уже в новом тысячелетии отправился за океан. Он живет теперь в Нью-Йорке. Мы изредка перезваниваемся. Вот так жизнь разбросала нас по свету.
А в тот весенний вечер в зале ресторана «София» за столом нашим царило веселье. Уверен, что никто из нас даже не думал о подобном развороте судьбы. Нас поздравляли наши родители и дети, с теплыми словами обратились к нам Борис Сергеевич и мой папа, мой старший брат Толя, Андрюша и Саша и даже 12-летний племянник - Боря Гоголадзе. Его послание тоже сохранилось:
«Как много девушек хороших,
Как много ласковых имен.
Среди них юбилейница Лидуха
Справляет свадьбу с Мишенькой вдвоем.
Я хочу, чтобы жизнь не кончалась,
Чтоб друг друга никто не бросал.
И пусть правдой окажется то, что
Только что я Вам сейчас написал» (Б. Гоголадзе)
В моей памяти наш «серебряный юбилей» остался как один из самых веселых и красивых вечеров в нашей жизни.
«Отыграв» серебряную свадьбу, мы приступили к реализации намеченных планов.
Ударная стройка
В апреле мы получили выделенный мне в НИИ морфологии человека автомобиль. Как и первую нашу желтую «Ладу», наш второй автомобиль мы забирали в автомагазине «Автоваз» на Варшавском шоссе. И снова почти весь день провели мы на Варшавке, пока дошла наша очередь оплатить стоимость «Жигулей» 13-й модели. Досталась нам на сей раз машина цвета «коррида» – красная. Теперь в нашей семье два автомобиля. Немногие семьи в СССР в те годы могли похвастаться таким «богатством».
В апреле же мы планировали приступить к строительству дачи. Но весна выдалась в тот год поздняя. Во дворе дачи в «Заветах Ильича» лежал глубокий снег. Мы съездили на дачу вместе с Василием Алексеевичем и Сережей - нашими «строителями». Провели рекогносцировку и решили отложить начало строительства до наступления теплых дней. Приступить к строительству удастся лишь в начале мая.
Прежде всего предстояло соорудить бетонный фундамент будущего дома. В майские праздники пришлось нам устроить «коммунистический субботник»: расчистить площадку под фундамент. Следовало убрать кирпичи, оставшиеся от старого фундамента, прорыть по периметру траншеи, куда будет помещена арматура, которую строители наши подготовят и привезут в «Заветы Ильича» на грядущей после праздников неделе. В субботнике участвовали практически все члены нашей семьи, включая Бориса Сергеевича. Лишь Галочка была «освобождена» от физических нагрузок и помогала Лидочке готовить обед на всю нашу большую компанию.
К следующей субботе арматура уже займет свое место, а далее начнется «бетонная эпопея». Василий Алексеевич договорился с водителями, возившими бетон на стройки с военного завода, кажется, в Красноармейске, и «левые» машины причаливали к нашему двору. Поначалу все шло хорошо. Но под конец, когда оставалось залить в основание фундамента не так уж много бетона, быть может, пару машин, произошел сбой. Кто-то засек разбитного «заказчика», останавливавшего выезжавшие из ворот завода машины. Ему даже пригрозили арестом. Пришлось на время приостановить работы по возведению фундамента. Строители наши переключились на плотнические работы. Они соорудили во дворе верстак, установили циркулярную электропилу, снабжение которой электричеством шло по «воздушке», протянутой от магистральных проводов, шедших вдоль фасадного забора дачи, то-есть минуя наш «счетчик». Это позволило «сэкономить» на электроэнергии.
Работники готовили стройматериалы, подпиливая доски так, чтобы соседние доски плотно прилежали друг к другу, как говорится «внахлест». Для этого по краю доски пропиливали паз. В одну из суббот, занимаясь этой работой, Василий Алексеевич, видимо, отвлекся, и рука его попала под нож электропилы. Рука была здорово повреждена. Оказав ему первую помощь, мы поехали на нашей «Ладе» в травмпункт районной больницы в Пушкино. Там ему была оказана квалифицированная помощь. Хирург промыл рану, наложил швы на рану, сделал асептическую повязку, ввел противостолбнячную сыворотку, и с подвешенной «на косынке» рукой Василий Алексеевич вернулся на «стройплощадку». Теперь работать он мог лишь одной рукой. Основная нагрузка пала на Сергея. Но надо отдать должное мужеству Василия Алексеевича, работу они не прекратили.
А в конце мая мы с ним отправились за бетоном. Чтобы ему не «светиться» на выезде грузовиков с территории завода, мы поставили нашу «Ладу» на обочине метрах в двухстах от ворот завода. Теперь на мою долю выпала роль «переговорщика» с водителями. Первую «левую машину» удалось уговорить довольно быстро.
Мы вернулись на дачу. Выгрузили бетон. Ребята уложили его в подготовленные места, и пока Сергей остался поливать водой залитые новым бетоном участки фундамента, мы с Василием Алексеевичем вновь отправились к воротам бетонного завода. На сей раз попытка наша не была успешной.
В одной из машин, которую я попытался остановить, ехал какой-то начальник. Он пригрозил вызовом охраны, если мы не уберемся отсюда. Но Василий Алексеевич был настырным мужиком. Мы, правда, отъехали на некоторое время от дороги, ведшей к воротам завода. Был теплый весенний день. Светило солнце. Вокруг нас расстилались почти бескрайние луга и поля, по периметру которых росли какие-то кусты и невысокие ивы. И здесь мне, наверное, впервые в жизни, довелось услышать пение майского соловья. Сначала пение птиц было довольно робким. Они лишь мелодично пересвистывались. Но, когда солнце стало клониться к горизонту, мы услышали настоящие трели соловья. Бетон в тот вечер мы так больше и не достали. Не солоно хлебавши, мы вернулись на дачу, а вскоре выехали в Москву. Ведь было уже поздно, а завтра мне предстоит трудный день - сначала работа в Институте, а затем занятия со своей «группой» будущих абитуриентов дома.
В конце недели Василий Алексеевич позвонил мне и сказал, что он решил сам готовить бетон. Для этого он приобрел уже цемент и «достал» машину песка. И все же и этого «бетона» домашнего приготовления не хватило для завершения возведения фундамента. Еще раз пришлось мне выполнять роль «снабженца».
По наводке Васьки мы с Жорой поехали на стройку дома в Пушкино, и там удалось «достать» у одного прораба пару мешков недостающего цемента. Вот так строили в те годы в ближнем Подмосковье маленькие домики.
Работа по возведению строительных конструкций будущего дома шла своим чередом. К началу июня ребята возвели уже остов строения. Но видно было, что к сроку появления на свет нашей первой внучки строительство завершено не будет. И все же медленно, но верно стали вырисовываться уже контуры будущего строения. К концу июня были уже возведены стены, крыша покрыта шифером. Заняли свое место уже окна и двери. Теперь предстоят внутренние работы.
«Катеняка»
А тем временем 22 июня на свет явилась наша первая внучка - в будущем «Катеняка». Первые дни после выписки из роддома Галочка и Катенька провели в Москве, в нашей квартире на Беговой улице 2-110. Вечерами мы выходили погулять с Катей. Отправлялись мы по Скаковой аллее к Центральному Московскому ипподрому. В те годы в дни, когда не было бегов, можно было спокойно пройти на территорию Ипподрома и погулять в центре широкого круга, опоясанного основной и тренировочной дорожками. Ребята окончили уже 6-й курс 1-го МОЛМИ. Получили «распределение». Андрей начнет трудится в неврологическом отделении больницы Академии Наук СССР, а Саша будет проходить субординатуру по акушерству и гинекологии в 12-ом роддоме.
До сентября они свободны. Галочка тоже, сдав досрочно экзаменационную сессию, была переведена на следующий 4-й курс мединститута. Теперь нам уже ничто не мешает перебраться на дачу. Молодая семья разместится в нашей комнате основного дома, а мы с Лидой будем спать на диване в столовой или на террасе. Конечно, это не очень комфортно, но другого выхода нет. Дачный домик еще не готов. Строительство его протянется до конца июля.
У Катюши с первых же дней грудного вскармливания развился сильный экссудативный диатез - аллергическая реакция на материнское молоко. Пришлось переводить ее на искусственное вскармливание. В те годы, конечно, не было готовых смесей для кормления детей, подобных тем, которые сейчас можно купить в любом супермаркете. Мы получали смеси на так называемых «молочных кухнях» по рецептам районных (участковых) педиатров. Наша «молочная кухня» размещалась во второй от нас (средней) башне - жилом доме, стоящем на Скаковой аллее. Там мы по утрам «получали» кисломолочные смеси, специальные детские «пакеты» со сливками, молоком.
Когда мы перевезли Катюшу на дачу, приходилось кому-либо из нас утром перед работой заезжать на Беговую, получать «детское питание» в «молочной кухне», оставлять его в холодильнике в нашей квартире. А вечером забирать и переправлять на дачу. Борьба с экссудативным диатезом шла с переменным успехом. Немного помогали ванночки с экстрактом череды. Высыпания и корочки на теле, конечно, доставляли Катюше много неприятностей: зуд, раздражение кожи. Она капризничала, плохо спала ночью. Поэтому, когда мы с Лидой были на даче, мы забирали Катю и уходили с ней в лес или на речку Серебрянку.
Ритмичное, а, быть может, наоборот аритмичное покачивание коляски на неровностях дороги убаюкивало Катю, и она спала по 1,5- 2 часа на свежем воздухе. Во дворе дачи не всегда было возможным, пока шло строительство домика, найти тихий уголок. То жужжала электропила, то раздавался стук молотка, когда шла внутренняя отделка дома. Когда же строительные работы на время прекращались, Катюша спала в своей коляске под тенью яблонь в саду.
Помогая строителям укладывать «утеплитель» – пакеты стекловаты, Андрей и Лида пострадали. Мельчайшие «иголки» стекловолокна, попадая на кожу, вызывали сильный зуд. И если у меня этот зуд быстро прошел, то Лида и Андрюша мучились, наверное, в течение нескольких месяцев.
Наконец, дом построен! Теперь предстоит покрыть лаком полы, оклеить стены обоями и соорудить из фанеры и ДСП стенной шкаф. В этой работе участвовали мы с Лидой и Андрюша с Сашей. Электропроводку в новом доме проложил наш сосед Петр Васильевич. Он же построил и сарай, пристыкованный к задней стенке дома. В Пушкино в мебельном магазине купили мы кровать для молодых и кушетки, а в хозяйственном магазине - холодильник и масляные батареи для обогревания комнат.
И вот настал день «переезда» молодой семьи в свой новый домик. Так что последний месяц лета 1983-го года стал месяцем дачного «новоселья».
Во второй половине августа Андрюша должен приступить к работе в неврологическом отделении больницы АН СССР, которая располагалась недалеко от Черемушкинского рынка, кажется, на улице Вавилова. Саша приступит к занятиям в судординатуре с сентября месяца.
Завершив дачный сезон, не самый простой в жизни нашей семьи, мы перебираемся в Москву.
Ю.В.Андропов
1983-й года остался в моей памяти и как год правления нового Генсека ЦК КПСС тов. Юрия Владимировича Андропова. Если Вы помните, в ноябре 1982 года, после смерти прежнего Генсека Л.И.Брежнева, стоявшего 18 лет во главе Партии и Советского государства, Пленум ЦК КПСС избрал Генсеком бывшего Председателя Комитета Государственной безопасности СССР (КГБ), а в последние годы брежневского руководства партией и страной занимавшего пост 2-го Секретаря ЦК КПСС - Юрия Владимировича Андропова.
Новый лидер, в отличие от прежнего, хорошо понимал, в какой пропасти оказалась вверенная ему страна. Все ждали от него реформ, которые могли бы вывести СССР и всю мировую социалистическую систему из глубокого экономического и идеологического кризиса. Но времени на это ему отпущено не было. Ю.В.Андропов был тяжело болен. Он страдал в течение многих лет тяжелым поражением почек.
Говорили даже, что до того как он дал свое согласие на избрание его на столь высокий пост, он проконсультировался с «кремлевскими врачами» по поводу состояния своего здоровья. Бывший в те годы Министром здравоохранения СССР и возглавлявший 4-е Главное лечебное Управление Минздрава («кремлевку») академик Е.И.Чазов, в ответ на поставленный Ю.В.Андроповым вопрос напрямую: «Сколько мне осталось времени?», слукавил: «Что Вы, Юрий Владимирович, Вы же практически здоровы и можете еще долго работать». А прожил Ю.В.Андропов чуть больше года.
Естественно, провести за столь короткий срок времени какие-либо радикальные реформы было невозможно. Выступая с «программным» докладом на одном из Пленумов ЦК КПСС. Андропов говорил о необходимости резкого повышения эффективности всего народного хозяйства. Но путей решения этой задачи он предложить не смог. По его мнению, многие «беды» страны советов «связаны» с низкой трудовой дисциплиной, процветанием «теневой экономики» во всех областях народного хозяйства. И, как уже неоднократно бывало в истории Советской России и СССР, в стране началась очередная «кампания» борьбы с «нарушителями трудовой дисциплины» и «теневиками». Основанием для развертывания такой кампании послужило постановление ЦК КПСС, Совета Министров СССР и ВЦСПС «об укреплении социалистической дисциплины труда».
Борьба с «нарушителями трудовой дисциплины» хорошо показана в фильме В. Меньшова «Зависть Богов», в котором события разворачиваются как раз в 1983-м году. На предприятиях, в том числе и в НИИ, где мы с Лидой работали, начались бесчисленные рейды по проверке времени прихода и ухода сотрудников. Такие рейды проводили Отдел кадров института, Партком, Профком, Комитет ВЛКСМ и «Комсомольский прожектор». Осуществлялись рейды как совместными силами названных организаций, так и каждой из них отдельно.
Если и раньше, особенно накануне политических праздников (1 мая, 7 ноября, 8 марта, 23 февраля и т.д. и т. п.) и политсобытий, таких как очередные съезды КПСС, осуществлялись проверки «прихода» сотрудников на работу, а также и время, когда они покидали свои рабочие места, то теперь «рейды проводили и во время рабочего дня. А специально созданные подразделения и «отряды» дружинников были брошены на «отлов» нарушителей трудовой дисциплины в общественных местах: кинотеатрах, кафе, парикмахерских, банях и т.д. и т.п. в рабочее время. Именно один из таких «рейдов» и запечатлен в фильме Владимира Меньшова.
Ничего путного из подобных кампаний не могло, конечно, выйти, но нервов людям попорчено было достаточно. За малейшую «провинность» сотрудников лишали премий, объявляли им выговоры, клеймили «нарушителей» трудовой дисциплины в стенной печати и в «листках комсомольского прожектора».
Не добились успехов и в борьбе с «теневой экономикой», а со смертью Ю.Андропова эти кампании, инициированные им, тихо «скончались». Остались они в памяти, наверное, лишь у людей моего поколения, живших и работавших в те годы в СССР.
В год правления Ю.В.Андропова резко обострились отношения СССР с Западом (империалистическими державами). Одним из поводов для нового витка «холодной войны» явилась катастрофа пассажирского лайнера Южной Кореи, который был сбит советским истребителем в августе 1983 года. «Боинг», принадлежавший республике Корея («Южная Корея»), якобы нарушил территориальное воздушное пространство СССР. В ответ на попытки советских пилотов «посадить» корейский самолет на один из наших аэродромов, «самолет-нарушитель» продолжал свой полет над океаном. Тогда командование советских пограничных служб на Дальнем Востоке отдало приказ на поражение «нарушителя». Пилот истребителя выпустил по гражданскому самолету ракету, которая и сбила корейский лайнер. Средства массовой информации всех Западных стран и Японии сразу сообщили о «варварском акте» советских вооруженных сил, сбивший пассажирский самолет, на борту которого находилось около 300 человек.
Наше руководство долго молчало, а потом распространило информацию о том, что на Дальнем Востоке был сбит «самолет-шпион». Этот «терракт» и вся последующая ложь Советского руководства дала основание Президенту США Рональду Рейгану назвать СССР «Империей зла!».
Событие это в течение ряда последующих лет будет омрачать международные отношения СССР с ведущими, да и с развивающимися странами Мира. Даже в 1984-м году, в связи с угрозой «террактов» в отношении граждан СССР, спортсмены нашей страны и многих соцстран Восточной Европы не будут участвовать в Олимпийских играх в Атланте (США). Лишь в период «перестройки», после смены руководства в КПСС и СССР, и постепенного потепления в международных отношениях, спортсмены СССР поедут на Олимпиаду в Сеул (Южная Корея) в 1988-м году.
«Операция Голгофа»
Пока я описываю год правления Ю.В.Андропова и не дошел еще до его смерти, хочу привести содержание статьи, появившейся в феврале 1995 года в газете «Совершенно секретно», которую издавал Юлиан Семенов. Называлась она «Операция Голгофа» и была подписана бывшим руководителем отдела прогнозирования КГБ неким Михайловым. Многое изменилось к 1995 году и в Мире и в стране, которую лишь на один год «принял в свои руки» Ю.В.Андропов. Рухнули уже и «советская империя» и мировая социалистическая система. Произошло объединение Германии. Закончилась холодная война. На просторах бывшего СССР возникли 15 независимых государств, в том числе и постсоветская Россия. В России процветает дикий олигархический капитализм, основная масса народа обнищала. В стране царят коррупция, террор и беззаконие. Бал правит криминал.
Процветавшие в годы СССР пьянство и алкоголизм отошли на второй план. На первые позиции выдвинулись наркомания и проституция, в том числе и детская. Правоохранительные органы поделили «сферы влияния» с криминалом. На откуп милиции отданы проституция, рэкет ряда отраслей бизнеса, а криминал держит под контролем торговлю оружием, наркобизнес, банки, аптечную сеть. Среди депутатов Госдумы - многие бывшие «авторитеты» криминальных структур. Вот в такой обстановке появилась эта публикация - «Операция Голгофа».
В ней бывший сотрудник КГБ довольно «высокого ранга» описывает свои встречи с Ю.В.Андроповым, ставшим в 1983 году Генсеком ЦК КПСС, и выполнение заданий, порученных ему бывшим шефом КГБ. Естественно, события, описанные в статье, происходят в первые месяцы правления нового Генсека, то-есть в 1983-м году
Возглавив КПСС, а тем самым и СССР, Ю.В. Андропов получил по разным каналам информацию о критической ситуации, в которой оказалась страна – «оплот Мира», «флагман социалистической системы» – СССР. Зарубежные спецслужбы США, Великобритании, Франции, ФРГ и других стран, источники, близкие к правительственным кругам и НАТО, в один голос трубили о скором и неизбежном крахе СССР.
Ю.В.Андропов вызвал в ЦК КПСС тогдашнего Председателя КГБ Чебрикова и поручил ему проверить эту «малоприятную» информацию. Пусть отдел «прогнозирования» КГБ проанализирует, задействуя все средства обработки информации, в том числе «ЭВМ» (компьютеров тогда в СССР, видимо, не было) не только «Комитета», но и ЦК КПСС и Совмина СССР, все данные, касающиеся экономического положения СССР, политическую ситуацию в стране и в мире и идеологическое противоборство коммунистической и империалистической систем.
Анализ должен быть проведен не только на основании данных, которыми оперируют наши противники на Западе, но и на основании объективных данных, имеющихся у соответствующих организаций и служб нашей страны (Госплан СССР, ЦК КПСС, Совмин СССР, КГБ и др.). «Повторяю, анализ должен быть объективным!», - заключил Генсек.
Срок, отпущенный на эту работу, был небольшой. Через две недели на столе Генсека ЦК КПСС должен лежать отчет о проведенной работе.
Получив такое задание, Председатель КГБ пригласил к себе в кабинет на Лубянке (тогда еще площадь Дзержинского) руководителя Отдела прогнозирования КГБ – автора статьи «Операция Голгофа» - Михайлова и передал ему поручение Генсека.
К назначенному сроку работа была выполнена, и «ответственный исполнитель» представил Председателю КГБ отчет на 4-х страницах машинописного текста, в котором «черным по белому» было написано, что в ближайшие годы СССР ожидает неминуемый экономический, политический и идеологический крах.
Ознакомившись с отчетом, Чебриков сказал, что с такими данными он сам в ЦК не пойдет. Пусть докладывает подобные данные начальник Отдела КГБ Михайлов - автор отчета. Пришлось бедному футурологу КГБ отправляться с неутешительными данными на Старую площадь (там находилось здание ЦК КПСС и кабинет Генсека ЦК КПСС Ю.В.Андропова).
Получив этот «сверхсекретный документ» из рук ответственного исполнителя, Ю.В.Андропов бегло пролистал его и, сказав, что должен внимательно изучить представленные данные, отпустил Михайлова.
А на следующий день руководитель «Отдела прогнозирования» КГБ –автор отчета – был отправлен на пенсию, хотя по возрасту еще не достиг предела, когда сотрудников его уровня отправляют в отставку. Более того, чуть позже ему стало известно, что он лишен всех привилегий, которые получают уходящие в отставку «ответственные сотрудники Комитета» его ранга, а именно: обслуживание в поликлинике КГБ, «книжку» в столовую-«распределитель», госдачу и машину.
Естественно, получив такую пощечину, за свою многолетнюю верную службу в органах КГБ, Михайлов находился в подавленном состоянии, когда вдруг вечером в его квартире раздался телефонный звонок. Говорил лично Генсек. Он пригласил бывшего руководителя «отдела прогнозирования» КГБ на Арбат, где находилась «представительская» квартира КГБ. Он (Генсек) хотел, чтобы эта конфиденциальная встреча проходила в секретной, но неформальной обстановке. Михайлову было предложено приехать на такси и проследить, чтобы не было «хвоста».
Прибыв к месту встречи, Михайлов поднялся в кабинет, где его ждал Генсек. Ю.В.Андропов поднялся навстречу «гостю», пригласил его к столу и предложил выпить чая с «сушками». Доверительным тоном Генсек поблагодарил своего бывшего сотрудника за проделанную работу и спросил: «Действительно ли все обстоит столь ужасно, как указано в Вашей записке?». Михайлов подтвердил сделанные на основании обработки всей информации, имевшейся в его распоряжении, выводы: СССР грозит экономический, политический и идеологический крах, причем в ближайшие годы. Выслушав своего «гостя», Генсек сказал, что он долго думал над сложившейся ситуацией и пришел к заключению, что необходимо сделать все возможное, чтобы процесс неминуемого краха СССР был «управляемым».
«Мы должны сохранить спецслужбы и с их помощью контролировать ход «деструктивных процессов». Мы не можем пустить все на самотек. Я предлагаю Вам разработать стратегический план управления процессами демонтажа СССР. Пусть этот план будет назван «Операция Голгофа». Никто, кроме нас, не должен знать о готовящейся «операции». Лично я вижу 3 этапа в осуществлении нашего плана. Первый этап можно условно назвать «Перестройка». На этом этапе, который займет 5-6 лет, следует сделать попытку осуществления ряда экономических и «демократических» реформ. Нужно попытаться «оживить» нашу экономику и производство, дать народу «глоток свободы» - допустить некоторую гласность в обсуждении проблем, стоящих перед партией и государством, ослабить цензуру в средствах массовой информации. Я даже вижу «исполнителя», который должен возглавить КПСС и СССР на этом этапе. Это наш «ставропольский товарищ» М.С.Горбачев. Сейчас мы перевели его в Москву, доверили руководство сельским хозяйством, сделали секретарем ЦК КПСС и ввели в состав Политбюро. Он молод, хорошо говорит и может понравиться как «советскому народу», так и Западу.
На этом этапе следует попытаться модернизировать нашу экономику, допустить кооперативное «движение», оживить инициативу будущих предпринимателей, предпринять попытки ослабить международную напряженность, пойти на контакты с Западом и прежде всего с США по прекращению гонки вооружения и ослаблению противостояния двух мировых систем, чтобы в дальнейшем окончить «холодную войну». Допустить эмиграцию из СССР. Все это сделает возможным изменить привычный «образ врага», каким является СССР для Запада, и получить необходимую финансовую помощь от ведущих капиталистических стран.
Этап этот, конечно, не спасет СССР от краха, но отодвинет его (крах) на несколько лет, что даст нам возможность подготовиться ко второму этапу. На этом этапе произойдут кардинальные изменения со страной, компартией, мировой социалистической системой. СССР распадется на ряд независимых государств, компартия потеряет свое лидирующее положение в государстве и обществе. Начнется демонтаж социалистической собственности.
Появятся «недоучки» младореформаторы, которые с помощью манипуляций со всякими «ваучерами» и обмана населения, приведут к переделу собственности и появлению в бывшей соцстране класса новых собственников-капиталистов, а затем и олигархов, которые захватят в свои руки недра страны: добычу нефти, газа, производство алюминия, добычу золота, драгматаллов. Они будут варварски уничтожать лес, браконьерскими добывать морепродукты и т.д. и т.п. Всплывет всякая нечисть. Криминал захватит в свои руки контроль над производством алкоголя, торговлей наркотиками и оружием, проституцией, а в последующем и контроль над банками и целыми регионами. Коррупция достигнет невиданных размеров. Произойдет срастание криминала с правоохранительными структурами и законодательными собраниями. Многие бывшие «авторитеты» станут депутатами региональных и даже федеральных парламентов, мэрами и губернаторами.
Произойдет резкое расслоение общества. Большая часть народа обнищает. Появятся «бомжи» и беспризорники в таких масштабах, каких не было ни после гражданской, ни после 2-ой мировой войны. Пышным цветом расцветет проституция и «торговля людьми». Народ «застонет» от такой жизни в период «дикого капитализма» в России. Страну будут сотрясать социальные взрывы, а руководители будут, прикрываясь «демократическими лозунгами», твердить о построении нового демократического общества в России.
Нужно воспользоваться этой ситуацией и «напомнить» людям о преимуществах социального государства. Жизнь в СССР покажется им раем. Тут мы и сможем осуществить новую социалистическую революцию и взять власть в свои руки.
На втором этапе потребуется жесткий руководитель, который сумеет осуществить трудный переход от социализма к «дикому капитализму». Я вижу кандидата на пост такого «реформатора-демократа». Это наш Свердловский товарищ Борис Николаевич Ельцин. Мы его планируем перетащить в «Центр» и сделать вначале 1-ым секретарем Московского Горкома КПСС, а в дальнейшем «столкнуть лбами» с М.С.Горбачевым.
При Б.Н.Ельцине произойдет распад СССР, а Россия попытается стать лидером на постсоветском пространстве.
Исполнителя, который возглавит процесс возрождения СССР на третьем этапе, я пока не вижу, но это должен быть человек нашей «системы», прошедший подготовку в «органах» (КГБ). Главное – сохранить на всех этапах наши спецслужбы, и с их помощью контролировать ход процессов на всех перечисленных мной этапах!», - закончил Генсек Ю.В.Андропов.
«Пророчества» и план Ю.В. Андропова на первых двух этапах «Операции Голгофа» полностью совпали с ходом истории в 1985-1995 годах. Это и понятно. Ведь статья в газете «Совершено секретно» - это художественное описание уже произошедших перемен в бывшем СССР, а вот то, что на 3-ем этапе Россию возглавит «человек КГБ» – В.В.Путин – ни я, да и, наверное, никто на политическом «Олимпе» в тот далекий уже 1995 год не мог себе представить даже в «кошмарном» сне. Вот так сбываются прогнозы и «пророчества» или «проклятия» бывшего многолетнего шефа КГБ СССР, а в 1983 году – Генсека ЦК КПСС Ю.В.Андропова.
Так уже получилось, что на «9 дней» после смерти Варвары Сергеевны (Вареньки), когда мы собрались в квартире Бориса Сергеевича на Беговой 13-62, я завел разговор об этой статье с Сергеем Михайловичем Федосеевым, бывшим начальником одного из Главных Управлений КГБ в 60-е – 70-е годы ХХ века. Он статью эту не читал, но сразу же сказал, что никогда никакой Михайлов не возглавлял «отдел прогнозирования» КГБ, да и отдела такого, во всяком случае в годы, когда он работал в «органах» (40-е – 70-е годы), не существовало.
«Все это («Операция Голгофа») - хороший рассказ о свершившихся в течение последних 10 лет событиях. Я, конечно, не доживу до 3-его этапа этой «операции», а ты», - обратился он ко мне, - «можешь его застать. Вот тогда вспомнишь обо мне и посрамишь «предсказание» автора статьи!». Конечно, никакой реставрации социализма, а тем более СССР, предсказанных в статье «Операция Голгофа», не произошло. Но вот уже 5 лет Россию возглавляет бывший советский «шпион» - сотрудник КГБ В.В.Путин.
Те реформы, в частности, «вертикали власти», которые осуществляются в России в последний год, свидетельствуют, что ни о каком строительстве демократического общества в России речь больше не идет. В России «строится» тоталитарная система, где «Власть» вновь сосредоточивается в руках одного человека, опирающегося на мощный аппарат спецслужб и «силовиков». Возрождаются и старые «геополитические амбиции» времен СССР. Вновь бряцают современными видами оружия массового поражения и средствами их доставки, хотя делают это пока не столь агрессивно, как в годы «холодной войны» делали руководители СССР. Средства массовой информации вновь становятся верными «слугами» Власти. Вновь вводится «цензура», хотя пока лишь в период «террористической угрозы».
Все проводимые экономические и социальные реформы можно охарактеризовать «крылатой фразой» В.С.Черномырдина – Премьера Правительства России в период правления Б.Н.Ельцина: «Хотели как лучше, а получилось, как всегда!». Примером этому служат народные протесты, прокатившиеся по всей стране в ответ на проведение «последней пенсионной реформы» - замены «льгот» денежными выплатами, которые съедает постоянная инфляция. Олигархи продолжают богатеть, а народ – нищать.
Но никакой социальной революции, на мой взгляд, в России в обозримом будущем не произойдет. «Аппарат подавления»: ФСБ, МВД, Минобороны – в руках Президента. Щупальцы спецслужб вновь пронизывают все общество, а современные средства позволяют «прослушивать», «просвечивать», «подглядывать» как за «подозрительными» организациями и структурами, так и за отдельными гражданами. Не прекращается идущая уже целое десятилетие «гражданская война» в Чечне под видом «антитеррористической операции». Разными методами расправляются с политическими противниками «режима». Одних заставляют «эмигрировать», Других сажают в тюрьмы, третьих уничтожают. Вновь Россия поддерживает реакционные режимы на Ближнем Востоке, продает оружие и «ядерное топливо» Ирану. И все это на фоне «дружественных отношений» с Президентами США, Франции, Канцлером ФРГ.
Делаются попытки посадить «на престол» удобных Кремлю «правителей» в республиках бывшего СССР. Но попытки эти терпят провалы. Так было и в Украине во время последних президентских выборов и при попытке «разыграть» Аджарскую карту с Грузией. Ушел в небытие продажный, коррумпированный режим Аслана Абашидзе в Аджарии, проиграл выборы «пророссийский» кандидат в Президенты Украины Виктор Янукович.
Многострадальная Россия, моя Родина, когда же, наконец, народ твой заживет по-человечески? Когда люди твои перестанут испытывать страх перед криминалом и освободятся от тяжелого пресса? Когда настанут такие «Времена»? - как говорит Президент Телеакадемии и ведущий авторской программы «Времена» на 1-ом канале Владимир Познер.
Уехав отдыхать осенью на юг, Ю.В.Андропов простудился после рыбалки, присев отдохнуть на каменную скамью. Простуда вызвала обострение хронического заболевания почек. Генсек был срочно отправлен в Москву в ЦКБ. Он продолжал работать, находясь в больнице. Но здоровье его с каждым днем ухудшалось, а в средствах массовой информации продолжали пускать «дезу» о легкой простуде Генерального секретаря ЦК КПСС. О скорой кончине Генсека говорили и в медицинских кругах. Прогноз этот вскоре оправдался. И вновь центральные газеты с траурной каймой на первой полосе, большим портретом в траурной рамке.
На смену усопшему Генсеку Пленум ЦК КПСС избрал еще одного тяжелобольного человека- Константина Устиновича Черненко. Произойдет это уже в 1984-м году.
Экспедиция в Туркмению
А сейчас я возвращаюсь в 1983-й год. В октябре мне предстоит командировка в Туркмению. Пригласили меня принять участие в экспедиции, организованной Институтом биохимии им.Баха АН СССР и Министерством сельского хозяйства Туркменской ССР.
Зав. лаборатории витаминов этого института А.А.Дмитровский, переговорив со мной и получив мое принципиальное согласие, организовал письмо на имя директора НИИ морфологии человека АМН СССР, академика АМН СССР, профессора А.П.Авцына, подписанное директором Института биохимии АН СССР. В письме этом просили направить в один из каракулеводческих совхозов Туркмении руководителя лаборатории иммуноморфологии репродукции человека д.м.н. М.Ш.Вербицкого и двух научных сотрудников для оценки состояния сперматогенеза у подопытных и контрольных баранов.
С целью повышения репродуктивной способности баранов-производителей, им в течении года вводили препараты витаминов «А» и «Е».
Я подготовил и обосновал план исследований, которые мы можем провести в экспедиции, и на основании собранного материала провести по возвращении в Москву морфологическую (в том числе и электронно-микроскопическое исследование) оценку состояния сперматогенеза у подопытных и контрольных животных. Во время экспедиции мы должны будем провести биопсии семенников, а полученный материал зафиксировать для проведения гистологических и электронно-микроскопических исследований. Поэтому в состав нашей группы для участия в экспедиции были включены В.Н.Шошев и сотрудница группы Саины Самуиловны Райциной Т.Р.Подрабинек.
Ознакомившись с письмом и представленным мной планом, директор нашего НИИ морфологии человека Александр Павлович Авцын дал «добро», благо оплата всех экспедиционных расходов брал на себя НИИ биохимии им.Баха АН СССР.
Собрав все необходимое – реактивы, среды, фиксирующие растворы, счетные камеры (для подсчета количества сперматозоидов в эякуляте баранов), меланжеры, шприцы, флаконы, пробирки, скальпели, ножницы, перевязочный материал, спирт и т.д. – мы вылетели в Ашхабад, столицу солнечной Туркмении, центр советского каракулеводства. В аэропорту нас встретил доцент кафедры Института каракулеводства и отвез нас на квартиру своего шефа – профессора и соруководителя научной программы.
После краткой беседы и обеда – традиционного туркменского плова – мы отправились знакомиться с достопримечательностями Ашхабада. На дворе октябрь. В Москве, когда мы вылетали, было прохладно, шел дождь. А здесь стояла жара. Днем воздух прогревался до 30°. Поэтому мы старались бродить по теневой стороне площадей и улиц города.
Ашхабад был почти полностью разрушен в результате катастрофического землетрясения в конце 40-х годов ХХ века. Вновь отстроенный город ничем особенно примечательным в те годы похвастать не мог. Небольшой, чистый южный город. К вечеру стало прохладнее, а когда мы ночным поездом выехали в Кушку, самый южный город СССР, на границе с Афганистаном, то и вовсе стало холодно. Климат здесь резко континентальный. Поезд, в котором нам пришлось совершить переезд из Ашхабада в Кушку, Был составлен из старых, видавших виды пульмановских вагонов. Окна в них были выбиты и заделаны фанерой, в туалетах вместо стульчаков зияли в полу дыры, как в подмосковных общественных уборных типа «сортир».
В купе было холодно, а на голых полках без матрацев жестко и неуютно. Чтобы согреться, пришлось развести 96° спирт и выпить. Но и это не очень помогло. Надели на себя все привезенное с собой вещи: свитера, куртки. Немного согрелись. За окнами стало светать, и , наконец, наш поезд прибыл в Кушку. На вокзале нас встретили А.А.Дмитровский и его сотрудник Сергей. Вещи наши погрузили в присланный за нами «Уазик» директора совхоза, куда мы направляемся. Мы же отравились на мясокомбинат договариваться о сборе яичников овец, необходимых для проведения тестов по оценке оплодотворяющей способности сперматозоидов «ин витро» с помощью реакции прикрепления и пенетрации сперматозоидов через прозрачную зону яйцеклетки.
В Кушке мне довелось увидеть впервые каменный крест, поставленный на самой южной точке Российской империи в честь 300-летия Дома Романовых – императоров Российских. Видели мы и вереницу большегрузных автомобилей–трейлеров, везущих в Афганистан «ограниченному контингенту» Советской Армии, ведущей развернутую Советским руководством войну, зерно, муку, продукты, обмундирование, а огромные бензовозы переправляли в Афганистан горючее для танков, самолетов, автомобилей.
На железной дороге стояли составы, груженные танками, пушками, зенитками, ракетными минометами. Все это «текло» через границу нескончаемым потоком.
А рядом со стоящими грузовиками, наряду с солдатами и офицерами Советской Армии, охранявшими и сопровождавшими их, бродили в длинных серых «халатах» афганцы-пуштуны. Кожа их лиц имела какой-то сероватый оттенок. Это моя первая встреча с афганцами.
Завершив все дела в Кушке, мы направились в Кола-и-Мор – месту базирования нашей экспедиции.
Выехав из маленького пограничного городка, напоминавшего в те дни гарнизонный городок из-за огромного количества военных везде и боевой техники на железной дороге, наш «уазик» вскоре оказался в пустыне. Ехали мы, конечно, по шоссе, но справа и слева от дороги лежали пески пустыни Кара-Кум. Примерно на полпути к Кола-и-Мор водитель сделал нам остановку, и мне впервые в жизни довелось увидеть фисташковую «рощу» - небольшой зеленый оазис в пустыне. Немного отдохнув, мы продолжили свой путь.
Вскоре наш «УАЗ» въехал на площадку перед небольшим домом. Это «дом для гостей» каракулеводческого совхоза миллионера. К основному дому примыкала одноэтажная деревянная пристройка с двумя входами - это общежитие с женской и мужской половинами. В основном доме одна из комнат была оборудована под лабораторию. Там стояли термостат, холодильник, столик для микроскопа, лабораторный стол.
Вторая комната служила столовой и комнатой отдыха. Встретила нас «хозяйка гостиницы» - привлекательная средних лет женщина. Она показала нам наши «спальные» места и места общественного пользования, находившиеся во дворе. В одном конце туалет «типа сортир», а в другом - умывальник.
Во дворе напротив строений стояла деревянная платформа. Мы на ней загорали, а, возможно, была она предназначена для проведения собраний работников совхоза. Рядом с ней лежали два бурта арбузов и дынь.
Умывшись, побрившись и переодевшись, мы направились обедать. На обед был приготовлен плов из свежей ароматной баранины. Надо отдать должное руководству совхоза и нашей хозяйке. Кормили нас обильно и вкусно. После плова мы ели сладкие дыни и арбузы.
Послеобеденные часы мы использовали для знакомства с поселком и окружающей природой. В тот день я впервые увидел саксаул - серые, корявые, низкорослые деревья, верблюжью колючку и на выгоревшей траве и низкорослом хилом кустарнике «палочников», похожих на кузнечиков, но больших размеров, серо-белых, под цвет веток кустарника. Сначала я принял их за сухие побеги, и лишь взяв в руки обнаружил, что это живые существа. Я, конечно, захотел привезти эту «экзотику» домой. Но тогда под рукой у меня не было ничего, куда бы можно было их положить.
Через пару дней я наберу палочников в стеклянную банку, брошу им туда веточки кустарника и буду наблюдать за ними в свободное от работы время, а после завершения экспедиционной работы они отправятся со мной в Москву. В течение ряда лет высохшие палочники хранились у нас в квартире на Беговой улице дом 2 –110 в серванте, напоминая мне о днях, проведенных в Туркмении.
Вечером этого первого дня нашего пребывания в Кола-и-Мор в честь нашего приезда был дан официальный обед, на котором присутствовали руководители совхоза во главе с директором Перкулиевым - Героем Социалистического Труда, известным в Республике человеком.
Угощали нас на сей раз жареной бараниной, а мне, как почетному гостю – профессору из Москвы – «преподнесли» голову барана. Разделать голову барана так, как я могу разделать рыбью голову, мне, конечно, не удалось. Но мясо баранье было очень вкусным и ароматным. Мы выпили немного коньяка, закусили арбузом и дыней. Поговорили и о предстоящих исследованиях, и о делах каракулеводческого совхоза.
И тут в «узком кругу» директор совхоза разоткровенничался. Он посетовал на «безголовых» руководителей Министерства сельского хозяйства Республики и Союза и, конечно, партийных руководителей, «спускающих» каракулеводческим хозяйствам «планы» сдачи государству мяса. Вместо того, чтобы получать приплод, обеспечивающий заготовку ценных каракулевых шкурок и еще более дорогой каракульчи от новорожденных ягнят, Совхоз вынужден забивать «на мясо» ценных овцематок. А планы спускались такие, что забивать приходилось тысячи овец, чтобы «рассчитаться» с Государством. Каракулеводство в Туркмении было одной из ведущих отраслей сельского хозяйства, обеспечивающей доходную часть бюджета Республики наряду с хлопководством.
Поэтому репродукция в каракулеводческом хозяйстве представляла несомненный интерес. Руководство было крайне заинтересовано в хорошем состоянии баранов-производителей. А Институт Биохимии им.Баха АН СССР пообещал им с помощью «витаминотерапии» улучшить процесс сперматогенеза у баранов и тем самым обеспечить возможность осеменения спермой одного барана большего числа овцематок.
В те годы в каракулеводческих хозяйствах применяли искусственное осеменение, правда, нативной спермой, полученной путем ссадки барана с овцой, находящейся в «охоте» (течке). В момент Эякуляции ветврач подставлял барану «искусственную матку» и собирал сперму в специальный резервуар. В сперме барана, полученной от одной эякуляции, содержатся миллиарды сперматозоидов. Эякулят можно развести специальной средой и разделить на порции достаточные для осеменения десятка овцематок.
Отара овец к моменту нашего приезда в Кола-и-Мор находилась на дальних пастбищах. Их пригонят дня через два. В Туркмении в те годы «культивировали» отгонное овцеводство. Чабаны (пастухи) перегоняли стада овец в те регионы, где была необходимая для их корма растительность. Директор Совхоза, главный животновод и ветврач жаловались, что после осуществления «сталинского плана преобразования природы» (перекрытия русла рек, в частности, Амударьи, с формированием искусственных водоемов, прокладывание в пустыне каналов и т.д..) нарушился экологический гомеостаз этого аридного (пустынного) региона. Сократились площади, пригодные для отгонного скотоводства. Теперь приходится перегонять стада овец на дальние пастбища, что в период окота овец оборачивается большими потерями приплода, так как молодняк плохо переносит большие переходы.
«Свободное» время мы использовали для знакомства с окружающей природой. Наш водитель – казах по национальности – свозил нас в пустыню, где мне впервые довелось наблюдать за поведением в «живой природе» сусликов. Рыжеватый небольшой зверек (размером, наверное, не больше 3-х –4-х месячного котенка) вылезает из своей норки и замирает как столбик. В таком положении, если его ничто не тревожит, он может находиться очень долго. Если же его что-то потревожит, он стрелой скрывается в своей норе. Цвет шкурки суслика почти не отличишь от цвета окружающих песков. Поначалу мне было трудно обнаруживать этих осторожных зверьков. Но вскоре я приспособился и почти без труда отыскивал «торчащие» в 30-40 метрах от нас «столбики» зверьков.
Как-то раз я так увлекся наблюдением за сусликами, что чуть не наступил на маленькую змейку. Наш водитель, заметив это, предупредил нас о грозящей нам в пустыне опасности. Оказывается укус такой маленькой пустынной змейки для человека смертелен. Змея эта - «стрелка». Я до сих пор ничего об этом виде змей не слышал.
В один из дней мы вновь отправились в Кушку. Нам следовало забрать на бойне собранные по нашему заказу яичники овец. Приезд в Кушку запомнился мне на сей раз двумя «событиями». Во-первых, Председатель Горисполкома любезно пригласил нас совершить «экскурсию» через государственную границу СССР на территорию Афганистана. Мы прошли вместе с ним через контрольно-пропускной пункт (КПП), миновали пост погранзаставы и углубились на территорию «дружественного» Афганистана, наверное, метров на пятьсот. Вдоль дороги, пока мы шли, медленно двигались колонны машин с грузом в сторону Афганистана. Почему-то поток машин в обратном направлении не был таким мощным. Тогда мы еще не знали и не подозревали даже о тяжелых потерях, которые понес «ограниченный контингент» Советской Армии в этой войне.
На афганской стороне мы видели стоящих группами пуштунов. Почему-то все они казались мне похожими друг на друга. Это мне напоминало эпизод в лифте гостиницы «Россия» (или «Москва») из кинофильма «Мимино», когда японцы, глядя на двух «киногероев», роли которых исполняли столь разительно отличающиеся своими чертами лица Фрунзик Мкртчян и Вахтанг Кикабидзе, говорили: «Как эти русские похожи друг на друга!» Вот так и мне афганцы казались «на одно лицо».
После этой краткой «экскурсии» мы забрали на мясокомбинате яичники овец и отправились в обратный путь. При выезде из Кушки наш водитель свернул к одиноко стоящему дому, окруженному высоким дощатым забором. Это был дом известного не только в Туркмении, но и во всей нашей стране змеелова. О нем была даже специальная передача в телепрограмме «В мире животных».
Если память мне не изменяет, фамилия этого «охотника на змей» была Орлов. Это был среднего роста, худощавый приветливый человек лет 40-45. Он искренне обрадовался нашему приезду. Ведь живет он очень изолированно. Лишь жена да дочь помогают ему вести непростое «хозяйство». У него целый питомник змей. Мне впервые довелось увидеть в таком количестве кобр, гюрз и гадюк.
Орлов не только ловит змей, но и содержит их в своем «змеючнике», получает змеиный яд, который поставляет фармацевтическим компаниям для производства ряда лекарственных препаратов, и в специальные лаборатории для получения антисывороток, с помощью которых можно спасти жизнь человека, пострадавшего от укуса змеи. Змеи содержатся у Орлова в специальных вольерах под «матами». Мы прибыли к змеелову в осенний период, когда ночи в Туркмении прохладные. И часам к 12, когда наша «экскурсия» проходила по серпентарию (питомнику змей), воздух еще не успел разогреться и змеи были не очень активны.
Орлов показал нам, как он «доит» змей. Отловленную специальной «рогатиной» змею, он берет рукой за «шею» позади головы и к пасти змеи подносит специальную чашу. Змея «кусает» подставленную чашу, и с ядовитых зубов в этот сосуд стекает змеиный яд. Мы наблюдали за взятием яда у гюрзы и кобры.
Когда солнце поднялось выше и стало заметно теплее, змеи активизировались. Теперь мы могли наблюдать за кобрами, принимавшими боевую стойку, за стремительными бросками гюрзы.
Мы провели в питомнике змей, наверное, часа два. Поблагодарив хозяина за интересный рассказ о его нелегком и опасном промысле, мы отправились в Кола-и-Мор.
Дня через два началась наша экспедиционная работа. Отары овец были пригнаны из дальних пастбищ и мы приступили к оценке сперматогенеза у подопытных (получавших препараты витаминов) и контрольных животных. В специальных загонах чабаны и ветврач, используя отработанную методику, получали у баранов сперму, а мы оценивали ее качество, определяя количество сперматозоидов в эякуляте, их подвижность и способность к оплодотворению (тест прикрепления и пенетрации сперматозоидов через прозрачную зону яйцеклетки). У нескольких баранов была проведена биопсия яичек.
Полученный материал был зафиксирован для проведения уже в Москве морфологических, в том числе и электронно-микроскопических исследований.
Результаты наших исследований не позволили выявить каких-либо достоверных различий в состоянии сперматогенеза у контрольных и подопытных животных. Наши коллеги из НИИ Биохимии им.Баха АН СССР расценили эти результаты, чтобы не «скомроментировать» свою витаминотерапию, как обусловленные благоприятными условиями прошедшего года, обеспечившими обильные свежие корма на отгонных пастбищах. Богатая витаминами пища «сгладила» эффект «витаминотерапии» между двумя группами животных. Тем не менее задачу свою мы выполнили, а трактовка результатов – дело наших «заказчиков».
Наряде с проведением исследований мы знакомились и с бытом простых людей Туркмении. Работники совхоза, контактировавшие с нами в период экспедиционной работы, считали за честь пригласить к себе в дом московских ученых.
Первыми нас затащили к себе «охотники». Хотя они и не были работниками совхоза, но постоянно сопровождали нас, как во время работы, так и в часы отдыха. Мы дали себя уговорить и в один из вечеров отправились в гости. Радушные хозяева, молодые люди лет 25-30, приготовили плов и приняли нас в своем доме согласно местным традициям. В комнате, пол которой был устлан коврами, вдоль стен лежали подушки. Мы, непривычные к сидению по-восточному, полулежали-полусидели, облокотившись на подушки. Хозяева сначала угостили нас чаем, а затем началась обильная выпивка. Пили мы водку и закусывали пловом.
Так уже получилось, что в один день мы должны были нанести два визита. Помимо «охотников» оказавшихся пуштунами, нас ждал к себе и наш водитель-казах. Отказываться от выпивки и угощения не было никакой возможности. Мы вынуждены были пить и есть, хотя уже у меня не было больше физических возможностей для этого. Более того, хозяин предложил нам покурить его сигареты. Как оказалось они содержали «травку». Так я впервые попробовал «наркоту». Честно говоря, мне она не понравилась.
Было уже, наверное, часов 10-11 ночи, когда наш водитель вытащил нас из этого дома. Всей компанией мы направились теперь к нему. Ведь нас ждали собравшиеся у него дома его родственники-казахи. В честь гостей был приготовлен бишбармак – это казахское специальное блюдо. В жирном наваристом бульоне «плавают» куски жирной баранины. Мясо, конечно, вкусное. Но ни пить, ни есть я уже просто не мог.
Мы поблагодарили хозяев за радушный прием. Подняли бокалы за здоровье главы и членов большого семейства, пожелали всем здоровья, счастья, радости и долголетия. Я лишь пригубил постоянно подливаемую в стакан водку и «имитировал» поедание бишбармака. Голова была тяжелой – то ли от количества выпитой водки, то ли от выкуренной сигареты с «травкой». Уже далеко за полночь мы распрощались с нашими радушными хозяевами и отправились спать.
Наша экспедиционная работа подходила к концу. Водитель наш в честь нашего предстоящего отъезда устроил в пустыне «торжественные проводы». В тот день мне впервые в жизни довелось есть шашлык в пустыне. Должен признаться, что в отличие от жирного бишбармака, шашлык из молодого барашка на свежем воздухе был великолепен. Мы расстались друзьями, хотя больше в этой жизни нам встретиться не пришлось.
На следующий день наша группа выехала в Ашхабад. Там нас ждал прощальный банкет в доме одного из руководителей научной программы со стороны Туркмении - заведующего кафедрой овцеводства Института животноводства Туркмении. На сей раз нас угощали пловом из кур и сладким пловом (без мяса).
Но что меня поразило – так это сохранившиеся традиции выдавать замуж дочерей. Родители должны приготовить необходимое для этого приданное: ковры, постельные принадлежности (одеяла, подушки, постельное белье), посуду, «отрезы» материи на платья, костюмы. У профессора было две дочери. И в углах комнат стояли свернутые в рулоны ковры и лежали рулоны разных расцветок материи: шелковой, шерстяной и т.д., а на кроватях или кушетках лежали «горы» одеял и подушек.
За каждую дочь, выдаваемую замуж, родители получат от семьи жениха «калым». Чем лучше невеста, тем выше «калым». Самыми ценными в те годы считались невесты под 30 лет, не получившие высшего образования, умеющие вести домашнее хозяйство. Стоила такая невеста не один десяток тысяч рублей. Невеста помоложе и с высшим образованием ценилась меньше. Хозяин наш – профессор – рассчитывал получить за своих дочек-студенток Университета тысяч по 10-15.
И хотя на Востоке женщин к столу не приглашают, в честь московских гостей за столом присутствовали супруга хозяина и обе его симпатичные дочери. Мы провели в этой интеллигентной семье пару приятных часов, узнав много интересного о сохранившихся и соблюдающихся в Туркмении древних обычаях, хотя некоторые из них, например, обрезание мальчиков, были официально запрещены. Но праздник в честь обрезания мальчика по масштабам своим не уступал свадьбе.
В Москву я возвращался с сувенирами. Во-первых, мы получили в подарок от наших туркменских коллег по дыне, во-вторых, я вез с собой собранных в Кола-и-Мор палочников и пойманную там же маленькую жабу. И, наконец, наши знакомые, охотники-пуштуны по дешевке продали мне и Ваське Шошеву выделанные шкурки пустынных лисиц. Из этих шкурок будут сшиты в Москве лисьи шапки, которые Галя и Саша будут носить в течение ряда зим.
Когда мы улетали из Ашхабада, стоял солнечный яркий осенний день.
Москва же встретила нас пасмурной погодой. Прилетели мы в Домодедово, а от аэропорта на электричке доехали до Павелецкого вокзала. От метро «Павелецкая» я доехал до станции «Краснопресненская» по кольцевой линии, сделал пересадку и от метро Баррикадная» прибыл на «Беговую». Шел дождь. Мелкий, осенний. Было прохладно. Поздняя московская осень. Вечерело. Дома меня встретили женщины: Лидочка, Галочка и Катя. Андрюша и Саша еще не вернулись с работы.
Я продемонстрировал привезенные из Туркмении сувениры. Палочников никто из наших до сих пор не видел. А жаба тоже всем понравилась. Мы посадили ее в 3-х литровый бутыль, прикрыв горловину марлевой повязкой, чтобы она не выпрыгивала. Теперь предстоит обеспечить ей питание. В Кола-и-Мор она питалась отловленными мной мухами. В Москве же в это время года у нас в квартире, конечно, никаких мух не было впомине. Надежда остается на институтский виварий.
Катюша особого интереса к нашей новой «жительнице» не проявила. Она еще слишком мала. Ей всего-то четыре месяца, да и экссудативный диатез ее никак «не отпускает». Диета и ванночки с экстрактом череды не особенно эффективны.
На следующий день я вышел на работу. Началась трудовая жизнь.
Еще несколько событий 1983-го года оставили след в жизни нашей семьи. Отработав два месяца в больнице АН СССР, Андрюша поступил в ординатуру НИИ патофизиологии АМН СССР, в лабораторию профессора Бориса Моисеевича Гехта, который возглавлял Миастенический Центр на базе больницы МПС СССР. Здания больницы располагались недалеко от Ленинградского рынка.
Так уже случилось, что именно здесь судьба свела Андрюшу с Ириной Сусловой. Работая в Миастеническом Центре, Андрей вплотную столкнулся с проблемой инвалидов, которая в те годы в СССР либо умалчивалась, либо не находила необходимой поддержки со стороны государства, а в годы «перестройки» и в «постперестроечный период» поняв, что поддержки от государства инвалидам ждать не приходится, он посвятил себя проблеме оказания помощи инвалидам обществом, создав для этого благотворительную организацию «Сопричастность». Но это все еще впереди.
О Миастеническом Центре Б.М.Гехта я впервые услышал от Ирины Казанцевой - нашей сокурсницы по 1-му МОЛМИ и моей нынешней коллеги по НИИ морфологии человека АМН СССР. Она «столкнулась» с этим коллективом, проводя какую-то проверку работы Центра в составе комиссии Минздрав а СССР. У нее сложилось очень хорошее впечатление об этом «современном медицинском центре», хорошо оборудованном и укомплектованном квалифицированными специалистами.
Не помню уже, откуда появилась информация о месте ординатора в этом Центре, но в результате Андрюша поступает в ординатуру НИИ патологической физиологии АМН СССР и в конце октября приступает к работе в Центре Миастении.
1983-й год – юбилейный год для Бориса Сергеевича. Ему исполнилось 75 лет. Отмечали юбилей в ресторане «Прага». Было много гостей. Мне это торжество запомнилось исполнением в честь юбиляра романса «Я встретил Вас». Пели дуэтом Варенька и Борис Константинович Старков. Спели они очень душевно:
Я встретил Вас, и все былое
В остывшем сердце ожило.
Я вспомнил время, время золотое
И сердцу стало так тепло!
Так поздней осенью порою
Бывает день, бывает час,
Когда повеет вдруг весною
И что-то встрепенется в нас.
Как после вековой разлуки,
Гляжу на Вас как бы во сне,
И вот слышнее стали звуки,
Не умолкавшие во мне.
Тут не одно воспоминанье,
Тут жизнь заговорила вновь.
И то же в Вас очарованье,
И та ж в душе моей любовь.
1984-й год
Новый 1984-й год встречали по традиции у Вареньки с Боренькой. Впервые на «новогоднюю елку» пришла Катюша. Пока она еще не принимает активного участия в семейных торжествах, а мирно спит в спальне. Что принесет нам грядущий год? Какие перемены ожидают нас? Этого не знает никто.
В феврале происходит очередная смена Генсека ЦК КПСС. На высшем посту умершего Ю.В.Андропова сменил К.У.Черненко. Такого слабого - и не только здоровьем - Генсека история КПСС и Советского государства еще не знала. Бывший в течение многих лет помощником Л.И.Брежнева на всех его постах, начиная с 1-го секретаря ЦК Компартии Молдавии, затем Казахстана, Председателя Президиума Верховного Совета СССР, Секретаря ЦК КПСС, Генсека ЦК КПСС Константин Устинович Черненко в годы «правления» Л.И.Брежнева начал свое восхождение по иерархической лестнице в партии и государстве и уже при Ю.В.Андропове занял пост 2-го Секретаря ЦК КПСС.
После смерти последнего на Пленуме ЦК КПСС К.У.Черненко был избран новым Генсеком, а вскоре на Сессии Верховного Совета СССР «получил» и высший пост в Государстве, став Председателем Президиума Верховного Совета СССР.
Но и его правление оказалось очень коротким - всего-то чуть больше года. Никаких существенных перемен в жизни страны и Советского народа за год «правления» К.У.Черненко не произошло.
А вот в жизни нашей семьи многое изменилось.
Катюша совершила свой первый вояж в Артемовск.
Умер Петр Яковлевич Хромченко - дядя Петя. Но обо всем по порядку.
Весной 1984 года на заседании Ученого Совета НИИ морфологии АМН СССР я был по предложению директора Института, академика АМН СССР А.П.Авцына представлен к званию профессора.
Пройдет еще несколько месяцев, пока «бумаги» мои пройдут через ВАК (Высшая Аттестационная Комиссия) СССР и я получу диплом (или аттестат) профессора. А пока я продолжаю трудиться как заведующий лабораторией иммуноморфологии репродукции человека. Жизнь идет своим чередом. Бегут дни, недели, месяцы.
Прошли уже зима и весна. На пороге лето. Мы собираемся на дачу в «Заветы Ильича». Там и произойдет наше знакомство с Ириной Сусловой.
В один из выходных дней Андрюша пригласил на дачу свою девушку, с которой он встречается в течение уже, наверное, полугода. Мы с Лидой приехали в «Заветы», когда Андрей с Ирой уже были там. Встреча наша произошла во дворе, у крыльца «главного дома».
Пока мы с Лидой проделывали путь от калитки к крыльцу, нам навстречу из глубины двора двигались Андрюша со своей знакомой. Честно говоря, Андрюшина девушка была не в моем вкусе. Это была худощавая, среднего роста блондинка. Лицо ее мне показалось похожим на «лисичку». Нос, пожалуй, немного длинноват. Но о вкусах не спорят. Главное, чтобы она нравилась не мне, а Андрею. Держала себя Ирина достаточно естественно. Умела поддержать беседу. Андрюша сообщил нам, что Ирина Суслова - аспирантка кафедры хирургической стоматологии Московского медицинского стоматологического института («3-го Меда»). Познакомились они в Миастеническом Центре, где Андрей работал с осени 1983-го года, а Ирина проходила стажировку.. Она должна была освоить работу на приборе (кажется, миографе), чтобы в дальнейшем использовать эту методику в своей диссертационной работе. Андрей нашел в Ирине человека, с которым, как ему казалось, у него были общие интересы. Они посещали вместе концерты, выставки, в том числе и выставки художников московского «андеграунда».
Родители Ирины работали тогда в Калинине (ныне снова Тверь) - старинном русском городе на Волге. Мама ее - Глафира Васильевна - доцент кафедры челюстно-лицевой хирургии, работает в Калининском медицинском стоматологическом институте. Отец - Александр Спиридонович - зав. кафедрой философии в Калининском пединституте. Сама Ирина живет в общежитии аспирантов 3-го Мединститута, а на выходные она порой ездит домой в Калинин. Мама ее по служебным делам почти ежемесячно приезжает в Москву в «ВАК». Она еще и ученый секретарь Ученого Совета Стоматологического института по присуждению ученых степеней по стоматологии.
Вот все, что мы узнали тогда об Андрюшиной девушке, которую через полгода судьба приведет в нашу семью. Пока же разговор об этом не идет. Мы с Лидой приступаем к приготовлению семейного обеда, а молодежь отправляется на прогулку по живописным местам дачного поселка.
Обед прошел в дружественной обстановке. Ирина произвела благоприятное впечатление и на Лидиных родителей. О здоровье ее мы тогда, конечно, ничего не знали и даже не подозревали, что страдает она тяжелым неврозом еще с детских лет. Никаких признаков заболевания у нее в тот период не было. Да это нас в общем-то не касалось. Ведь о серьезности намерения Андрея в отношении Ирины мы ничего не знали.
А через пару месяцев, когда мы с Лидой вернемся из отпуска, проведенного в тот год в Закарпатье, я узнаю от Гали, что Андрей переехал в Отрадное и живет в новой квартире с Ириной. А еще через три месяца они вступят в законный брак.
Отдых в Карпатах
В конце июля мы с Лидой отправились в Ивано-Франковск. Выехали мы из Москвы поездом с Киевского вокзала и прибыли на следующий день в этот небольшой украинский городок. На вокзале нас встретил сотрудник кафедры анатомии местного мединститута, который и пригласил нас на отдых в Карпаты. Так уж случилось, что я был оппонентом у него при защите докторской диссертации. Защита проходила на Ученом Совете в НИИ морфологии человека. Более того, я был и рецензентом при апробации этой диссертации. В знак благодарности за мой «труд» я и получил возможность провести свой отпуск в одном из пансионатов в живописном уголке Карпат. С вокзала мы заехали к нему на квартиру. Супруга его угостила нас домашними пельменями, и мы выехали на автомобиле в Яремчу.
В том городке в годы Великой Отечественной войны совершил свой подвиг комиссар партизанского отряда Руднев. Командовал же партизанским соединением Герой Советского Союза Ковпак. В Яремче расположен большой туристический комплекс «Гуцульщина». Наш же пансионат находился не в самом городке, а чуть выше в горах. Это был пансионат горняков. Двухэтажное здание пансионата стояло в стороне от жилых района местных сел. От Яремчи было километра 2,5-3, а до ближайших сел - метров пятьсот. Сразу за зданием пансионата шли покрытые лесами невысокие холмы, а из окон нашего номера и с балкона открывался чудесный вид на горные холмы, покрытые сочной зеленой травой, и вершины горных хребтов, одетых темно-зелеными хвойными деревьями. Место действительно оказалось очень живописным.
По ночам на темном звездном небе мы наблюдали за движением многочисленных спутников. Нигде до этого такого количества спутников мне наблюдать не приходилось. Воздух горный, чистый. Дышится легко. Мы с Лидой много гуляем. Ходим за грибами. Грибов много. Мы насушили несколько «вязок» подберезовиков и сыроежек, но таких крепких, словно белые грибы. Совершили мы и несколько интересных экскурсий.
Посетили Черновцы - «маленький Париж». В этом небольшом, симпатичном городке здание театра построено по проекту архитектора - автора зданий оперных театров Вены и Одессы. Красиво и здание епископского дворца. А на кладбище много могил с надгробьями и склепы знатных жителей города немецкого и польского происхождения. Сейчас все они в ужасном состоянии. Видимо, никого из родственников, покоящихся на кладбище бывших горожан, в Черновцах уже не осталось. Ведь когда-то эта территория относилась к Австро-Венгрии и Польше. Ныне же ни поляков, ни немцев в городе не осталось.
Несколько раз посещали Яремчу, где приобрели на память изделия местных мастеров. Одна деревянная шкатулка и вазочка с инкрустациями до сих пор хранятся у нас.
Побывали мы и на «тропе Алексы Довбуша» – местного Робин Гуда. «Тропа» эта проходит по живописным и порой трудно проходимым горным местам. Приходилось нам преодолевать и горные речушки и скалистые «перевалы». Посетили мы и спортивную базу, где готовятся к соревнованиям советские прыгуны с трамплина и горнолыжники.
Активный отдых и приятные впечатления от проведенных экскурсий, к сожалению, были омрачены сообщением о смерти дяди Пети (Петра Яковлевича Хромченко) из письма моего папы. Мне кажется, что это было одним из последних писем, которые папа писал мне. Я хорошо помню «корявый» почерк своего отца, но Вам не могу продемонстрировать образец его письма. К сожалению, ни одного из писем я не сохранил.
Мы вернулись в Москву в конце августа. К этому времени и Галочка с Катей и Сашей уже прибыли из Артемовска, где они отдыхали у Сашиных родителей. Вот тут-то мы и узнали о грядущих переменах в жизни нашей семьи. Андрюша перебрался в квартиру на улице Санникова дом 1, в Отрадном. Жить он там собирается со своей будущей женой - Ириной Сусловой.
Решение это он принял самостоятельно, пока мы отдыхали в Карпатах. Ну что ж, жизнь идет своим чередом, и скоро нам предстоит сыграть еще одну свадьбу - свадьбу нашего сына.
Поездка в Крым
В начале 80-х годов я, как член двух Всесоюзных проблемных комиссий: «Общая и прикладная иммунология», в которой являлся куратором раздела «Иммунология репродукции», и проблемной комиссии «Морфогенез клеток, тканей и организма» Научного Совета по морфологии человека при Президиуме АМН СССР, где я был заместителем Председателя комиссии, -принимал участие в выездных заседаниях этих комиссий, проходивших в разных городах и республиках СССР. За эти годы я побывал в Новосибирске, Риге, Тбилиси, Батуми, Ленинграде, Киеве, Симферополе. Не буду утомлять Вас описанием всех моих «путешествий», остановлюсь лишь на одной из поездок в сентябре 1984-го года, когда произошло мое первое знакомство с Крымом.
В конце сентября 1984-го года в Крыму, в Симферополе на базе Медицинского института проходило выездное заседание Проблемной комиссии «Морфогенез клеток, тканей и организма» и конференция: «Актуальные проблемы развития человека и млекопитающих», на которой я выступал с докладом и председательствовал на одном из заседаний, посвященном проблемам гаметогенеза и взаимодействия гамет в процессе оплодотворения у человека и животных.
Прибыли мы в Симферополь поездом. Нас встретили представители Оргкомитета и с вокзала доставили в гостиницу, размещавшуюся в центре города. После размещения в отеле и регистрации в Мединституте мы- участники выездного заседания «Комиссии» из Москвы, отправились знакомиться со «столицей» Крыма. Симферополь не оставил в моей памяти каких-либо ярких впечатлений. Особых достопримечательностей в городе не было, а «новый город» мало чем отличался от новых районов большинства городов СССР. А вот поездки в такие уголки Крыма как Алупка, Ялта, Бахчисарай, Севастополь я запомнил и сохранил в своей памяти до этих дней.
В один из свободных от заседаний теплый, осенний день я на троллейбусе отправился в Ялту. По дороге я сделал остановку и посетил один из крупнейших ботанических садов СССР - Никитский Ботанический сад, раскинувшийся в живописном уголке Южного Берега Крыма.
По богатству представленных видов растений Никитский Ботанический сад, конечно, превосходил все до сих пор виденные мной Ботанические сады: в Зеленом мысе (под Батуми), Сухумский Ботанический сад, Ботанический сад АН СССР (г. Москва), Ботанический сад в Сочи. В Никитском Ботаническом саду я впервые увидел многообразие видов сосен, в том числе итальянские пинии, а также ливанский кедр - знаменитое дерево, красующееся на гербе Ливана. Кстати, кедровые орешки, которыми мы в Москве довольно часто и много лакомились, к кедру никакого отношения не имеют. Семена кедра ядовиты. А «кедровые» орешки – это семена сибирской кедровой сосны.
Погуляв пару часов по ботаническому саду, я продолжил свой путь и прибыл в Ялту - жемчужину Крыма. На набережной Ялты я перекусил в одном из кафе и отправился бродить по набережным этого чудесного курортного городка. День выдался солнечный, теплый. Вода в Черном море была иссиня-черной. Бархатный сезон завершался, и улицы Ялты не были столь уж многолюдны, как в разгар курортного сезона. Я наслаждался покоем, прекрасными пейзажами Южного берега Крыма и ласковым Черным морем.
Вообще я любил бродить пешком по улицам городов, которые мне доводилось посещать. Так я лучше узнавал и познавал особенности и достопримечательности каждого из них. Конечно, я не могу сказать, что изучил Ялту, но мне удалось посетить знаменитый Левадийский Дворец - резиденцию бывших российских императоров, в котором в марте 1945 года проходила встреча Глав государств антигитлеровской коалиции: Президента США Ф.Рузвельта, Премьера Великобритании У.Черчиля и Председателя Совета Министров СССР, генералиссимуса И.В. Сталина. На этой конференции фактически была определена судьба послевоенной Германии, да и Европы, а также послевоенное устройство Мира. Мне довелось увидеть не только этот прекрасный Дворец и чудесный парк, окружающий его, но и сам зал, где проходила Ялтинская конференция. Мне еще дважды довелось в жизни побывать здесь, но самыми яркими останутся впечатления от первого посещения Дворца в 1984-м году.
Еще две поездки запечатлелись в моей памяти. Это посещение Севастополя и Бахчисарая. Севастополь - «город-герой» - город славы Российского флота, российского оружия. Экскурсию в Севастополь организовали для меня мои друзья и коллеги Юра И Галя Кривошеины. С ними судьба свела меня еще в начале 60-х годов, когда мы работали в НИИ экспериментальной биологии в Москве, и в конце 60-х, когда они работали в ИЭПиТ АМН СССР в Сухуми, а я неоднократно приезжал туда в командировки в связи с проведением исследований на обезьянах.
Мы побывали тогда (в 1984-м году) в знаменитой Панораме Севастопольской обороны в период Крымской войны в 60-е годы Х1Х века. Панорама эта - работа выдающегося художника Рубо, который создал и Панораму Бородинской битвы. Бородинскую панораму в Москве я посещал неоднократно со своими детьми и внуками. Последний раз я побывал в этом музее в 2004 году вместе с Пашей и его другом Артемом, когда Паша посетил Москву после 5-летнего перерыва, вызванного переездом на жительство в Германию.
Севастопольскую Панораму мы с Лидой посетим еще раз в начале 90-х годов. А вот в Бахчисарае - во дворце Крымских ханов - мне довелось побывать лишь один раз в жизни. И произошло это именно в 1984-м году. Показали нам и прекрасные залы Дворца, и ханский «гарем». До этого Бахчисарай был известен мне лишь по балету «Бахчисарайский фонтан», который украшал репертуар Большого Театра в 50-е – 60-е годы ХХ века. И в котором ведущие партии Марии и Заремы исполняли великие балерины Галина Уланова и Майя Плисецкая.
Свадьба Андрея
Не знаю почему, но Андрей не захотел, чтобы свадьбу устраивали в каком-либо ресторане. Было решено, что соберем ближайших родственников и некоторых близких новобрачным знакомых и устроим свадьбу у нас дома – в двухкомнатной квартире на восьмом этаже дома 2 по Беговой улице.
Организовать свадебный «стол» в домашних условия в те годы было не очень-то просто. Прилавки магазинов по-прежнему оставались полупустыми. Слава Богу, что лицам, вступающим в брак, а также отмечающим серебряную или золотую свадьбу, выдавались в Загсах специальные талоны, на которые в «столах заказов» некоторых центральных магазинов можно было купить «дефицитные» деликатесы: буженину, сырокопченую колбасу, икру, красную (семга, лососина) и «белую» (осетрина, севрюга) рыбу, наборы шоколадных конфет и «спиртное» (водку, коньяк, шампанское, грузинское вино). Остальное следовало приобрести на рынке: мясо, зелень, фрукты, соленья. Материальное положение нашей семьи в то время позволяло, как говорится, не «ударить в грязь лицом», и свадебный стол получился, на мой взгляд, высоко пристойным
Незадолго до свадьбы мы познакомились с Ириной мамой. Глафира Васильевна прибыла к нам на Беговую с «официальным» визитом. Мы обговорили с ней возникшие в связи с бракосочетанием наших детей вопросы. Первая встреча с нашей будущей «сватьей» и Андрюшиной тещей прошла, можно сказать, в семейной обстановке. Глафира Васильевна старше нас с Лидой на 12 лет. Стало быть в 1954 году ей было уже 58 лет. Но она была энергична, полна сил и активна как «на службе» (продолжала оперировать больных, вела педагогическую и научную работу в Калининском стоматологическом институте), так и в быту. На нас она произвела весьма приятное впечатление. С отцом Ирины - Александром Спиридоновичем - мы познакомились в день свадьбы - 31 ноября.
Бракосочетание Андрюши и Ирины проходило в том же Загсе нашего Фрунзенского района города Москвы, в котором в 1981 году, то-есть три года назад, оформляли свой брак Галочка и Саша.
В назначенный час, когда прибыли молодожены, к нам на Беговую пожаловали наши родители, Толя с Раей, Юля с Оксаной и Борькой, Глафира Васильевна с Александром Спиридоновичем, брат Глафиры Васильевны с супругой и сыном, Ирины подруги, Андрюшины друзья, а также Лия Борисовна и Генрих Натанович. О Лии Борисовне я уже рассказывал ранее. Роль ее в становлении Андрюши как личности трудно переоценить. С ней мы вот уже на протяжении восьми лет поддерживаем теплые отношения.
Как оказалось, Андрюша познакомил с ней и ее супругом Генрихом Натановичем и Ирину. Они часто бывали в гостях у Лии Борисовны, и по телефону последняя «по секрету» дала очень хорошую характеристику Ирине. Супруг Лии Борисовны - Генрих Натанович - человек высоко интеллигентный, крупнейший специалист-«цветаевовед». Он был, вероятно, лучшим знатоком творчества великой поэтессы ХХ века, трагически погибшей (покончила с собой доведенная до отчаяния и нищеты нашей советской «системой» в 1941-м году) и «советскому народу» мало известной вплоть до 70-х- 80-х годов, так как труды ее не издавались. В конце ХХ столетия Лия Борисовна и Генрих Натанович потеряли дочь (погибла от передозировки наркотиков) и, спасая внука, уехали в Израиль.
Два года назад (в 2003 году), присутствуя на встрече с поэтом и писателем Игорем Губерманом в Кемнитце, я узнал о кончине Генриха Натановича. Как сложилась судьба Лии Борисовны и ее внука, не знаю. А в тот ноябрьский вечер 1984 года - вечер свадьбы Андрюши и Ирины - все были еще полны сил и энергии.
Лия Борисовна, когда мы вышли из-за свадебного стола, выразила свои симпатии нашей семье и мне лично. Я|, в свою очередь, поблагодарил ее за вклад в духовное развитие Андрюши и Гали.
Застолье продолжалось Мы выпили за здоровье и счастье молодых, за наши «корни» - Андрюшиных и Ириных дедушек и бабушек, за родителей новобрачных, их друзей и наставников. Среди последних я, конечно, имел в виду Лию Борисовну.
Самым молодым представителем нашей семьи на свадьбе была Катюша. Ей исполнилось уже полтора года. Она была нашей любимицей. Мы с Катей исполнили для молодых и гостей песенку из кинофильма моего детства «Дети капитана Гранта» -«Капитан, капитан, улыбнитесь»:
Жил отважный капитан,
он объездил много стран,
И не раз он бороздил океан.
Раз пятнадцать он тонул,
погибал среди акул,
Но ни разу даже глазом не моргнул.
И в труде, и в бою
напевал он всюду песенку свою:
Капитан, капитан, улыбнитесь,
Ведь улыбка- это флаг корабля.
Капитан, капитан, подтянитесь!
Только смелым покоряются моря!»
Я «наговаривал» текст, а Катюша подпевала, завершая наше выступление словом «маля» (моря). Так на Андрюшиной свадьбе состоялось первое публичное выступление Кати.
После свадьбы молодожены отправились в Таллин, где они проведут свой «медовый месяц».
А мы будем ждать появления на свет еще одного представителя 4-го поколения нашей семьи. Произойдет это 24 мая 1985 года.
Дашенька придет в этот мир в период, когда в СССР произойдет очередная смена в руководстве КПСС и Государства. На смену умершему в марте 1985 года К.У.Черненко придет М.С.Горбачев, и страна СССР вступит в последний период своей истории. Начнется «перестройка». Завершится она спустя шесть лет «гекачепистским» («ГКЧП») переворотом и последующим «Беловежским» соглашением, зафиксирующим распад СССР.
Завершался 1984-й год. Провожали мы его и встречали Новый 1985-й год по традиции у Лидиных родителей, но уже в расширенном составе. Тогда, естественно, мы еще ничего не знали о грядущих переменах в жизни страны и нашей семьи.
«30 лет спустя» - встреча со школой
Тридцать лет назад мы закончили школу. Последний раз я переступил порог здания 464-ой мужской средней школы Ждановского района города Москвы в сентябре 1955 года, когда получил «Серебряную медаль».
Школа моя располагалась на улице В.Таллалихина (бывшая Мясная- Бульварная). Десять лет моей жизни (1945-1955 г.г.) прошли в этой школе. Здесь мы учились, играли, дружили, дрались, набирались ума-разума.
Никто из нас в те годы не знал, что Мясная-Бульварная улица была частью «расстанного пути», по которому с Лубянки везли в фургонах, замаскированных под «Хлеб», расстрелянных «врагов народа» на Калитниковское кладбище для захоронения в безымянных братских могилах.
Пройдут годы, и я приду к зданию школы вместе с Лидой и детьми. Ребятам будет уже лет 10-12. Я имею в виду, что Андрюше исполнится к этому времени 12, а Галочке-10 лет. Стало быть, было это в начале 70-х годов. Мы как-то выбрались с ними на Птичий рынок (знаменитую «Птичку»), размещавшуюся тогда еще вблизи Калитниковского кладбища. От нашего дома на Беговой улице мы доехали до Таганки, а оттуда на троллейбусе до Абельмановской заставы. Дальнейший путь на «Птичку» мы проделали пешком по Мясной-Бульварной улице и далее Симбирскому проезду. Вот тогда я впервые показал им свою школу. В здание школы мы, конечно, не заходили. Да и было это в один из выходных дней, и школа была, естественно, закрыта.
А вот в 1985-м году я вновь вошел в здание школы. Нас, выпускников 464-й школы «собрали», чтобы отметить 30-летие окончания средней школы. Из 3-х выпускных классов 1955-го года, в которых учились почти 100 мальчиков, на вечер встречи пришли, дай Бог, человек 10-15. Из нашего 10-го «В» пришли Гарик Темкин, Саша Ельников, Лева Крылов и я. Из других классов Борис Шашин (наш сильнейший шахматист), Борис Федин, Олег Воронков, Роберт Быков, Яша Бройтман, Саша Воробьев и кто-то еще. По-моему, в тот вечер отмечали не просто 30-летие окончания школы нами, но и 50-летие школы, так как на юбилей прибыли и некоторые выпускники школы, окончившие ее как до нас, так и после.
Среди выпускников 464-й школы, присутствовавших на вечере, был один член-корреспондент АН СССР, один профессор (Ваш покорный слуга), один полковник Советской Армии - Роберт Быков. Когда мы оканчивали школу, он, интеллигентный, скромный, не очень-то физически развитый мальчик не производил впечатления человека, который станет одним из офицеров спецназа «Альфа». Он тоже закончил школу с серебряной медалью, как и я.
Поступил Роберт Быков, кажется, в Энергетический институт - «МЭИ» - один из престижных вузов страны. Курса с 3-его его призвали в Армию, направив в «спецшколу», где готовили бойцов «спецназа». В 1985-м году Роберт Быков в чине полковника закончил уже службу в «спецназе», и, вероятно, поэтому мог кое-что рассказать нам о годах своей службы. Честно говоря, о спецназе «Альфа» я мало что знал. Возможно, поэтому я запомнил кое-что из рассказа Роберта. Он говорил, что участвовал во многих операциях «спецназа» в Африке, Латинской Америке, Азии. «Для нас, - говорил он, не представляет труда захватить власть в какой-либо «развивающейся» стране. Для этого достаточно было «выбросить» десант в составе 20-30 бойцов спецназа».
Подобную операцию провел спецназ «Альфа» и в декабре 1979 года в Афганистане, когда десантники захватили дворец тогдашнего лидера этой страны Хафезулы Амина. Во время штурма президентского дворца в Кабуле сам Амин погиб. Этот штурм послужил сигналом к вводу в Афганистан советских войск, так называемого «ограниченного контингента», и началу 10-летней войны. Роберт Быков и в 1985 году не производил впечатления супермена, и поэтому его рассказы о действии спецназа воспринялись мной тогда как, мягко говоря, некоторое преувеличение возможностей подобных отрядов специального назначения. Но, посмотрев в последние годы такие сериалы как «Спецназ», «Слепой», «Стилет» и другие, я склоняюсь к мнению, что полковник Р.Быков не преувеличивал тогда, а, пожалуй, даже преуменьшал свои подвиги.
Вообще же от подобных встреч всегда остается двойственные чувства. Во-первых, приятно и интересно встретить друзей детства спустя годы, а, во-вторых, несомненно становится грустно, что все мы повзрослели, постарели и даже если чего-то и достигли в жизни, уже никогда не вернуться во времена своего детства и юности.
Жизнь продолжается
24-го мая в 12-м Роддоме г. Москвы на свет появилась наша вторая внучка. Когда мы забирали из Роддома Иру и нового члена нашей семьи, имени у нее еще не было. Правда, в «паспорте ребенка» было записано от руки имя Варя. Мне это имя не понравилось не потому, что такое имя носила Варенька (Лидина мама и моя теща), а потому, что для меня это имя еще с детства ассоциировалось с «героиней» сказки К Чуковского «Доктор Айболит». Варвара - сестра доктора Айболита была его антиподом. Она была злой, сварливой, не любившей детей и животных. И вот с детства имя это было для меня символом зла, и даже наши добрые отношения с Варварой Сергеевной не смогли «вытравить» из меня впечатления детства.
Я высказал Андрюше свои соображения по этому поводу. Быть может, чувства деда и сыграли какую-то роль в выборе имени нашей второй внучки, но когда пришло время получать свидетельство о рождении, то в нем было записано новое для нашей фамилии имя - Дарья. Итак, наша вторая внучка - Дарья Андреевна. Из роддома мы отвезли молодую маму и Дашеньку в Отрадное на улицу Санникова дом 1 кв. 142. На протяжении тринадцати лет дом этот будет родным домом Дашеньки и, естественно, Андрюши и Иры.
В 1985 году мы отметили в мае месяце 5-го числа 80-летие моих родителей - бабы Мани (Манюши) и деда Сени (Сенечки). Если память мне не изменяет, то к этому моменту родители мои переехали уже на новую квартиру. К 40-летию Победы в Великой Отечественной Войне папа, как инвалид Отечественной войны, получил ордер на 1-комнатную квартиру в новом доме на Ореховых прудах. Жить одним в отдаленном районе для старых уже людей было, конечно, трудно и нежелательно. Толя смог поменять эту квартиру на квартиру в своем доме на Якорной улице.
В конце января родители переехали на новое местожительство из своей «коммуналки» на Шарикоподшипниковской улице дом 7 кв. 20. Так что последние годы своей жизни они проведут в своей квартире без соседей. Почти 60 лет прожили они в коммуналках Москвы. Сначала в проходной 14–метровой комнате на Остаповском шоссе дом 47 кв. 1, затем там же (с 1947 года) в 2-х маленьких комнатках, а с 1959 года (ноябрь месяц) по 1985 год (январь) – на Шарикоподшипниковской улице в комнате (16-17 кв.м.) в 2-х-комнатной квартире. Сначала их соседями были дядя Петя и тетя Рива Хромченко, а с 1960-61 г.г. – Эра с дочкой Леной.
И вот что следует отметить - за все годы проживания в московских коммуналках у родителей моих никогда не возникали конфликты с их соседями. Более того, шли годы, менялись соседи, но все они с большим уважением относились к моим родителям.
Восемьдесят лет - это, конечно, уже «высокий» возраст. Не знаю, доведется ли кому-либо из нас дожить до таких лет. Но, глядя на моих родителей в 1985 далеком уже году, могу сказать - не бойтесь такого возраста, если Вам удастся сохранить ясность ума, физическое здоровье и жизнелюбие. Родители мои умели радоваться успехам своих детей и внуков. Они отличались всегда настоящим гостеприимством. Большей радости для них в те годы, наверное, не было, чем приезд или приход к ним их детей и внуков, а с 1983-го года уже и правнуков.
Не всегда удавалось мне выполнять свои сыновьи обязанности в те годы. Хотя мы с Лидой старались регулярно навещать и моих, и Лидиных родителей как в Москве, так и летом на даче. Наши дети - Андрюша и Галочка - теперь уже со своими супругами также навещали бабу Маню и деда Сеню уже самостоятельно. Родители с радостью сообщали нам о визитах внуков. А в день их 80-летнего юбилея мы, естественно, собрались все вместе. И в их однокомнатной квартире в тот день собралась большая компания. Помимо нас (Лида, Галя, Ира, Андрюша. Саша, Катенька и я), на юбилее присутствовали Лидины родители, Толя с Раей, Стасик и Серафима Петровна - Толина тёща. Выпили мы в тот день, конечно, за здоровье юбиляров, за продолжение их рода и, естественно, за грядущий юбилей Великой Победы.
Прошло уже 20 лет с того памятного дня. Нет уже больше моих родителей. Ушли из жизни и Лидины родители, и Серафима Петровна. Семьи наши пополнились новыми членами. В мае 1985 года, как я уже писал, родилась Дашенька, а 13 мая 1987 года - Паша. Так что папа, покидая этот мир, был уже трижды дедом (Андрюша, Галя, Стасик) и трижды прадедом (Катя, Даша и Павлик). Баба Маня дождалась появления на свет Даньки. Таким образом, она стала четырежды прабабушкой. Нет, я запамятовал- в 1995-м году у нее родился еще один правнук – Илюша - сын Стасика и Оксаны. Так что была баба Манюша прабабушкой пять раз.
Лето 1985-го года мы проводили на даче в «Заветах Ильича». Галя со своей семьей размещалась в маленьком домике, а Андрюша с Ирой и Дашей в бывшей нашей комнате на 1-ом этаже «главного дома». Мы же с Лидой перебрались на 2-й этаж, заняв бывший кабинет Бориса Сергеевича. С этого года эта комната стала нашим с Лидой «пристанищем» на даче.
В то лето на даче собралась большая компания: Лидины родители, Юля с Оксаной и Борькой, Андрюша, Ира и Дашенька, Галочка, Саша и Катенька и мы с Лидой.
Тбилисская защита
В июне 1985-го года я в течение недели гостил в Тбилиси. Пришло время защищать кандидатскую диссертацию моему аспиранту Гии (Георгий Амиранович) Кавкасидзе. Гия был «прикомандирован» к нам в лабораторию из НИИ генеративной функции женщин МЗ Грузии. Отец его возглавлял 4-е главное управление Минздрава Грузии (Грузинскую «Кремлевку»), а брат отца был членом ЦК КП Грузии и работал в свое время под руководством Эдуарда Шеварднадзе в КГБ Грузии. Оба старших Кавкасидзе пользовались в те годы большим влиянием в Тбилиси, да и во всей Грузии.
Мы прилетели в Тбилиси в составе большой группы специалистов из НИИ акушерства, гинекологии и перинатологии МЗ СССР (в 90-е годы –Центр акушерства, гинекологии и перинатологии РАМН). Татьяна Яковлевна Пшеничникова - профессор, зав. отделением женского бесплодия этого института, и профессор Борис Яковлевич Гуртовой - заведующий отделением патологии беременности были официальными оппонентами, а профессор Стрижаков и доктор мед. наук Макацария были введены как ведущие специалисты в состав Ученого Совета НИИ генеративной функции женщины МЗ Грузии для придания большей весомости этому Совету при защите диссертации Гии Кавкасидзе.
В аэропорту Тбилиси нас встретили отец Гии, Амиран Кавкасидзе и, к моему удивлению, Георгий Георгиевич Церцвадзе. В 60-е–70-е годы он был главным врачом одного из лучших в то время в Москве 26-го роддома. С Георгием Георгиевичем нас связывали теплые, добрые отношения на протяжении почти десяти лет. С 1967 года именно в этом роддоме проводились первые клинические испытания созданного нами «Антирезусного глобулина» для профилактики гемолитической болезни новорожденных на почве иммунологической несовместимости матери и плода по резус-антигену. В этом роддоме Рая родила в декабре 1970-го года Стасика. Георгий Георгиевич неоднократно оказывал необходимую помощь Лиде и многим близким мне людям, в том числе Гале Левиной. В конце 70-х у него возникли «сложности» и неприятности, связанные с его сыном. Пришлось ему покинуть Москву. На годы связи наши оборвались.
Теперь он возглавляет роддом 4-го Главного Управления Минздрава Грузии и является «правой рукой» отца Гии. Увидев меня, он искренне обрадовался, и на протяжении всего срока моего пребывания в Тбилиси Георгий Георгиевич не только выказывал мне свои особые симпатии, но и всячески превозносил мои заслуги перед советским родовспоможением.
Из аэропорта нас повезли в гостиницу «Иверия». Разместили меня в номере люкс. После регистрации в администрации этой интуристовской гостиницы, приняв душ и переодевшись, мы собрались в отдельном кабинете ресторана, где в нашу честь был накрыт стол.
В ресторане нас ждали Амиран Кавкасидзе, Георгий Георгиевич Церцвадзе и присоединившийся к ним новый директор НИИ генеративной функции женщины Хомасуридзе. Еще недавно институт этот возглавлял мой бывший шеф - профессор Олег Евгеньевич Вязов. Однако за короткое время своего директорства он наделал много ошибок своей неосторожной кадровой политикой. Именно при нем был отправлен «на пенсию» Тамаз Васильевич Бегиашвили, в течение ряда лет исполнявший обязанности директора института. Интриги и коалиции, процветавшие в институте, привели к падению «режима» Вязова. Гииному отцу было поручено подобрать кандидата на пост директора этого института. Он остановил свой выбор на старшем научном сотруднике НИИ акушерства, гинекологии и перинатологии МЗ СССР, кандидате мед. наук Хомасуридзе. Так началась его карьера в Тбилиси.
В период моего пребывания в Тбилиси мы неоднократно встречались с ним не только за столом во время многочисленных банкетов, но и беседовали в деловой обстановке в его кабинете в институте. Он делился со мной своими грандиозными планами по созданию на базе института Международного Центра репродукции ВОЗ, где будут применяться современные «репродуктивные технологии», в том числе и методы искусственного оплодотворения и эмбриотрансплантации.
В конце 80-х годов планы Хомасуридзе вроде бы стали осуществляться, но последовавшие в 90-е годы после распада СССР кардинальные изменения в политической и экономической жизни Грузии, резко изменили ситуацию и в здравоохранении Республики. Как сложилась судьба Хомасуридзе и руководимого им НИИ репродукции человека МЗ Грузии не знаю. Связи наши и с ним и с Гией Кавкасидзе прервались.
А в те жаркие дни июня 1985 года мы испытали на себе настоящее грузинское гостеприимство. Встречали нас - «нужных» людей из Москвы - по высшему разряду. Банкеты в Тбилиси и в «зеленой зоне» - на природе и в спецпансионатах ЦК КП Грузии следовали один за другим. Но для гостей была организована и интересная культурная программа. Мы посетили художественную галерею, где я вновь встретился с полотнами Николоза Пиросманишвили и других известных художников Грузии, побывали мы и в запасниках Государственного музея, где нам показали ряд не выставлявшихся в течение многих лет полотен грузинских и европейских художников, а также коллекцию «Ванского золота». Мы совершили экскурсию и в Мцхету - «Грузинский Иерусалим», и на Мтацминду. В один из дней нас принял в своем доме известный грузинский скульптор и художник Бердзинашвили. Скульптуры этого известного не только в Грузии мастера украшают площади многих городов Мира. Работы его, во всяком случае в Грузии, котировались выше, чем создания его «конкурента» Зураба Церетели.
Защита диссертации Г.Кавкасидзе прошла успешно. В честь нового кандидата медицинских наук был устроен банкет в «домашней обстановке» - в квартире Гииных родителей. Занимали они шикарную 5-комнатную квартиру в «престижном» доме ЦК КП Грузии. Одним из их соседей был сам 1-й Секретарь ЦК КП Грузии Эдуард Шеварднадзе.
Эдуард Амвросиевич вскоре оставит свой высокий пост в Грузии и возглавит Министерство иностранных дел СССР в период правления М.С.Горбачева. Незадолго до распада СССР и «гекачепистского» переворота Э.А.Шеварднадзе уйдет «в отставку», а через пару лет вернется в Грузию, ставшую независимым государством. После свержения первого Президента Грузии Звиада Гамасахурдиа, Э.А.Шеварднадзе возглавит сначала Верховный Совет Грузии, а затем станет Президентом страны. Почти 10 лет будет стоять он во главе этой республики.
За годы правления Э.А.Шеварднадзе ситуация в Грузии кардинально изменится. Из процветающей Советской Союзной Республики, население которой жило богаче и лучше, чем народы других советских республик, Грузия погрязнет в коррупции, народ ее резко обнищает. В поисках работы многие грузины вынуждены будут «кинуться» в Россию. Произошедшая в конце 2003-го года «революция роз» положила конец «эре Шеварднадзе». Эдуард Амвросиевич был смещен со своего поста Президента Грузии. Власть в стране перешла в руки «младореформаторов». Новым Президентом Грузии стал Михаил Саакашвили, Парламент Грузии возглавила Нино Бурджанидзе, а Правительством в течение чуть больше года руководил Зураб Жвания, трагически «погибший» в результате отравления угарным газом. Грузия в период правления Э.Шеварднадзе свои отношения с Россией резко ухудшила. С приходом М.Саакашвили Грузия все больше ориентируется на Запад - США - и уходит из-под влияния России. Сейчас это совершенно другая страна, нежели та, которую я знал, видел и любил в советское время.
А во время банкетов июня 1985 года неизменный тамада - Георгий Георгиевич Церцвадзе - раз за разом поднимал бокал и произносил тост за своего «московского друга, известного ученого и просто замечательного человека Михаила Шнееровича Вербицкого» - Вашего покорного слугу. Не стал исключением и заключительный банкет в доме Гииных родителей. Застолье затянулось далеко за полночь. Московских гостей отвезли в отель, а мы - Гия, Гиин отец и я - еще долго сидели за «праздничным столом», вспоминая «былое» и строя радушные планы на будущее. Никто из нас не мог тогда предположить, что через каких-то 6-7 лет многое измениться в нашей жизни и что эта полуночная трапеза окажется последней для нас. Больше мне встретиться ни с Г.Г. Церцвадзе, ни с А.Кавкасидзе не доведется.
Ночевал я в квартире Гииных родителей по соседству с Эдуардом Шеварднадзе.
На следующий день мы вылетели в Москву. В начале 90-х годов ушла из жизни Татьяна Яковлевна Пшеничникова. Ей было чуть больше 50 лет. С Борисом Львовичем Гуртовым я встречался «по делам» пару раз в конце 80-х годов. С остальными «членами» нашей группы, посетившими Тбилиси в июне 1985 года, жизнь меня больше не сведет.
Пицунда
В августе мы с Лидой отправились на отдых в Пицунду - «жемчужину Черноморья». Не знаю, бывал ли в этих местах А.С. Пушкин, но строки из его поэмы «Руслан и Людмила» очень точно описывают этот живописный уголок Абхазии: «У лукоморья дуб зеленый…»
Мыс Пицунда глубоко вдается в море. Поэтому прибрежные воды здесь прозрачные, чистейшие. Не то что в Сухумской бухте .
Ведь сточные воды очистных сооружений в Сухуми, поступая в море, прибиваются к берегам бухты, так что купающиеся плавают как бы в сточных водах. Чистоту морских вод в Пицунде мы отметили еще при первом посещении Пицунды в августе 1967 года, когда мы с Лидой и Галочкой провели там пару незабываемых дней. Тогда Пицунда была почти «диким» местом. Несколько «старых» домов отдыха, да «закрытая» дача Н.С.Хрущева не могли еще повлиять на первозданную красоту этого мыса. А «хвойный» воздух, насыщенный озоном, оказывал удивительное действие на отдыхающих и туристов. Дышалось в Пицунде действительно легко, особенно в самой реликтовой сосновой роще.
В этом уголке Черноморского побережья Кавказа сохранилась с незапамятных времен роща древнего вида кавказских сосен. Больше нигде в СССР подобные сосны не встречались Мы провели в августе 1967 года целый день в этой роще, прерывая наш лесной отдых «набегами на море», чтобы окунуться в чистые, ласковые воды Черного моря, которых нам так не доставало в Сухуми. Еще раз я побывал в Пицунде в 1975 году. Тогда я сопровождал в этот потрясающий уголок Черноморья Андрюшу и Женьку Хайкина. Мы прибыли в Пицунду на «Ракете» - катере на подводных крыльях. Андрюша в то лето отдыхал в Сухуми, а я находился в командировке. На пару недель приехал в Сухуми Женька Хайкин. Вот в такой компании мы и побывали в Пицунде. Там уже началось строительство нескольких корпусов «Интуристовских» отелей, разместившихся у самой кромки воды на Пицундском мысу.
И вот спустя еще 10 лет я вновь прибыл в Пицунду. На сей раз мы с Лидой проведем здесь наш отпуск. Это пребывание по длительности окажется самым долгим - 24 дня будем мы отдыхать в доме отдыха, расположенном на берегу моря в прекрасном парке. Но Пицунда за эти годы очень изменилась. Взметнулись ввысь высокие громады «Интуристовских» отелей. Первозданная красота мыса была нарушены «современными» высотными строениями. В городе было много народу, не то, что в дни первого нашего визита в Пицунду в 1967-м году.
Реликтовая роща была уже закрыта для посещений. Сосны в ней погибали. Что явилось причиной гибели уникальных деревьев не знаю, но больше никогда мне не придется наслаждаться красотой этой рощи и вдыхать ее удивительный воздух.
Последний раз мы побывали в Пицунде вместе с Лидой и Катей в мае 1989 года. Но об этом я расскажу позднее.
Итак, мы прилетели из Москвы в Адлер. В аэропорту нас ждал автобус «Дома творчества композиторов и киноактеров». Именно в этом доме отдыха мы и проведем свой отпуск. Час-полтора езды по живописной дороге - и мы в Пицунде.
«Дом творчества композиторов и киноактеров» занимает два здания. Одно старое, двухэтажное, второе – новое, шестиэтажное. Главный корпус расположен в шикарном парке, а наш отделен от этой территории шоссейной дорогой. Зато из окна нашего номера, расположенного на втором этаже этого двухэтажного здания, открывался удивительный вид. За зданием тянулась широкая полоса равнинной пустоши. А на горизонте возвышалась гора. Окна нашего номера были обращены на восток. И вот что интересно. Солнце, появлявшееся на востоке, долго не показывалось из-за этой горы. Лишь часов в восемь оно выкатывалось в виде огромного красного шара из-за вершины этой горы и вдруг вспыхивало ярким светом, заливая своими лучами леса на горном хребте и пустошь за нашим корпусом. Картина эта до сих пор стоит перед моими глазами.
В главном корпусе находилась столовая, кинозал, библиотека, биллиардная, буфет, кабинеты врачей и т.д. и т.п. и, конечно же, номера для отдыхающих.
В тот августовский «срок» нашего пребывания в Пицунде, в «Доме творчества композиторов и киноактеров» проводили свой отпуск несколько известных деятелей искусства нашей страны: Георгий Жженов с супругой, Е.Стеблов с супругой, кинооператор «Мосфильма» Анатолий Мукасей, снимавший, кстати, фильм Ролана Быкова «Внимание, черепаха!», в котором снималась Галочка, Галина Польских, А.Милляр с внуком. Позднее появилась народная артистка СССР Тамара Макарова. А.Милляр - киноактер удивительного амплуа. В кино-сказках играл он всякую «нечисть»: Кощея бессмертного, бабу Ягу, водяных и т.д. и т.п.
Нашими соседями по столу оказались зам директора НИИ кинематографии Министерства культуры СССР Дорбашенко с сыном.
Старший Дорбашенко был человеком интеллигентным, но очень нервозным. Все его раздражало. Он писал книгу, а вечерами «золотая молодежь» - дети высокопоставленных работников ЦК КП Грузии - отдыхавшие в «Доме творчества» устраивала, как он говорил, «оргии», нарушая его ночной покой и выбивая из «творческой колеи». Раздражал его и его сын - 15-летний парень-«оболтус» - кстати, знакомый нашего Борьки Гоголадзе. Дорбашенко оказались не только нашими соседями по столику в столовой «Дома творчества», но и нашими соседями московскими. Жили они во 2-ой «башне», находившейся рядом с нашим домом на Беговой улице. Адрес их был Беговая 8, корпус 2.
Мы же, размещавшиеся в старом здании, вдали от «злачных мест» главного корпуса, были избавлены от беспокоившего его по ночам шума, производимого «гулявшей» молодежью. Ничто не нарушало наш покой. Погода стояла на удивление комфортная. Температура воздуха колебалась в пределах 25-28°С, было сухо, вода в море прогрелась до 25-26°C. Можно сказать, что отдыхали мы в райских условиях.
Ранним утром я отправлялся на пробежку вдоль кромки моря. Пробегал я километра два от нашего «Дома творчества» до высотных отелей «Интуриста». Возвращался, делал зарядку, купался в море и направлялся в свой корпус. Приняв душ и побрившись, я был готов отправляться на завтрак. После завтрака мы с Лидой гуляли по парку или в тени деревьев вдоль берега моря.
Во время своих пробежек или наших с Лидой прогулок мы встречали занимающихся «спортом» отдыхающих «Дома творчества». Георгий Жженов и Анатолий Мукасей много времени проводили на теннисном корте. А вот Е.Стеблов ограничивался легкой пробежкой. Мне доводилось видеть многих, бегающих «трусцой», но манера «бега» Е.Стеблова была ужасно смешной. Этот высокий и еще довольно молодой мужчина (было ему тогда, наверное, около 40 лет) «бежал», еле передвигая ноги, подняв руки, согнутые в локтях до уровня плеч. Мне он напоминал в такой позе суслика. В жизни он, видимо, очень скромный человек. А вот роли, сыгранные им в кино и в театре, мне нравились. В 90-е годы я видел его в одном из спектаклей театра «Вернисаж» у нас на Беговой. Кстати, в этом спектакле он выступал со своим сыном. А вот в начале ХХ1 века в антрепризе М.Козакова «Возможные встречи» Е.Стеблов, на мой взгляд, блестяще сыграл роль И.С.Баха, и во втором действии даже переигрывал самого М.Козакова, игравшего роль популярного, обласканного европейскими монархами композитора Генделя, оперы которого в ХV111 веке шли практически на сценах всех ведущих театров Европы.
Когда солнце поднималось достаточно высоко и становилось уже жарко, мы с Лидой отправлялись в один из отдаленных уголков пляжа, купались и загорали. Бродили по тенистым уголкам парка, окружавшего территорию дома отдыха. После обеда мы отдыхали, либо направлялись в «центр» города, чтобы вновь посетить места, которые сохранились в нашей памяти со времени нашего первого посещения Пицунды в 1967 году.
Я уже описывал, как мы ночевали тогда в «монастырской келье» в те годы полуразрушенного, запущенного до крайности монастыря. Спустя 18 лет здание монастыря было уже отреставрировано, и хотя оно не использовалось еще по своему назначению как монастырь, вид уже приобрело приличный. В те дни в здании монастыря проходили концерты известной скрипачки, лауреата международного конкурса имени П.И.Чайковского Лианы Исаакадзе.
Свой облик сохранил лишь ресторан «Золотое руно», который мы посещали с Лидой и Галочкой в 1967 году.
За время нашего отдыха в Пицунде мы пару раз съездили на экскурсии, посетив чудесные уголки Черноморского побережья Кавказа. Мы побывали в Сочи, Новом Афоне, съездили на озеро Рица. В Новом Афоне мы посетили знаменитый Монастырь и уникальные карстовые Анакопейские пещеры. Впервые в пещерах я побывал еще до их официального открытия в декабре 1971 года. Затем еще дважды я посещал это удивительное природное творение. И вот мы спускаемся в пещеры с Лидой. Специальные вагончики доставляют нас в «подземные дворцы». Сказочные творения природы: гигантские залы, стены, потолки и пол которых «украшены» разных форм и размеров сталактитами, сталагмитами и сталогнатами. Теперь в залах и переходах пещеры звучит музыка, а уникальные сталактиты подсвечены разного цвета световыми потоками, оставляя яркие впечатления от пребывания в сказочной, волшебной стране.
В третий раз в своей жизни посетил я в 1985 году и горное озеро Рица. Все эти уникальные природные заповедники всегда производили на меня незабываемые впечатления. Вообще-то я многое повидал на Кавказе, и этот регион СССР остался в моей памяти как чудесный край, богатый природными и историческими памятниками, великолепным воздухом, горячим солнцем и ласковым морем. А встречи с прекрасными людьми тогдашних закавказских республик СССР, их гостеприимство, знаменитые кавказские застолья навсегда останутся в моей памяти.
Теперь многое изменилось и в жизни России, и в жизни Грузии, Армении и Азербайджана. Никогда уже, наверное, не ступит нога моя на эту удивительную Кавказскую Землю.
В конце августа мы вернулись в Москву. Андрюша отвез Иру и Дашеньку в Калинин (Тверь) к бабе Глаше.
Лидин день рождения отметили мы на даче в «Заветах Ильича», устроив прощание с летом. По этому поводу организовали жарение шашлыка, приобретенного накануне в виде полуфабриката в «Шашлычной» на Ленинградском проспекте, расположенной напротив гостиницы «Советская». За это «Шашлычная» московскими «остряками» именовалась как «антисоветская» (напротив-«анти» гостиницы «Советская»).
Наступила осень. Ребята, Андрюша и Саша, приступили к работе, у Галочки начались занятия в мединституте. Некоторое время мы с Лидой еще были в отпуске и оставались дома с Катенькой. Но нужно было как-то организовать быт семьи на будущее, когда и нам придется приступить к работе. И тут через «Бюро добрых услуг» - фирму «Заря» - удалось найти «приходящую» няню. Татьяна - молодая, симпатичная девушка - «лимитчица», приехавшая в Москву поступать в институт и провалившаяся на вступительных экзаменах на дневное отделение, все же поступила на заочное обучение в Пединститут им.Крупской на факультет иностранных языков. Чтобы прожить в Москве в период учебы, пришлось ей подрабатывать в качестве няни.
Приходила она к нам часам к 9 утра и оставалась с Катей до 4-5 часов вечера. Таня гуляла с Катей, кормила ее приготовленной нами пищей, укладывала ее днем спать. Она же привила Катюше любовь к музыке. Особенно нравились Катеньке песни в исполнении восходящей звезды советской эстрады Аллы Пугачевой. Пластинка «долгоиграющая» с песнями в исполнении А.Пугачевой, приобретенная нами в магазине «Мелодия» на Новом Арбате (тогда проспект Калинина), стала на время любимой для Кати. Особенно нравилась ей песня «Арлекино».
Вот так, «в таком духе, в таком разрезе», говоря словами «героев» Аркадия Райкина, протекала наша жизнь в первой половине 80-х годов ХХ столетия.
Да, в 1985 году я написал в соавторстве с Рахимом Хаитовым, ныне академиком РАМН, директором НИИ иммунологии Минздрава России, монографию «Онтогенез Иммунной системы», которая увидела свет в 1986 году. Это была моя четвертая монография. Три другие вышли в издательстве «Медицина» и «Беларусь» в 70-е годы.
В коллективной монографии «Основы иммуноэмбриологии» под редакцией О.Е.Вязова и В.М.Барабанова («Медицина», 1973), пол книги написано мной. Она же была переведена на немецкий язык и вышла под названием «Grundlagen Immunoembryologie» в Германии в 1978 году. В этом же году вышла в издательстве «Медицина» монография «Актуальные проблемы трансплантационной иммунологии», написанная мной в соавторстве с Г.М.Соловьевым и Л.Л.Хундановым.
Глеб Михайлович Соловьев был в свое время одним из лучших советских кардиохирургов, а в 70-е годы первым директором НИИ трансплантации органов и тканей МЗ СССР. Лауреат Государственной премии, член-корреспондент АМН СССР, профессор Г.М.Соловьев был в конце 70-х годов смещен тогдашним Министром здравоохранения СССР, академиком Б.В.Петровским с поста директора института и «замещен» своим бывшим аспирантом В.И.Шумаковым, который возглавляет НИИ трансплантологии до сих пор, став академиком РАМН и «орденоносцем» новой России и «почетным гражданином Москвы».
Глеб Михайлович последние годы работал на кафедре хирургии 1-го МОЛМИ им. Сеченова (а ныне Московской Медицинской Академии) на базе 7-й городской больницы в Коломенском. Друг мой Лева Хунданов уже в 90-е годы тоже стал членом-корреспондентом РАМН. Он трагически погиб в первые годы нового тысячелетия.
В 1979 году в издательстве «Беларусь» была опубликована моя монография «Изоантигенная несовместимость организмов матери и плода». Всего же на моем «счету» помимо перечисленных выше книг (монографий), около 200 научных работ, в том числе 3 фармакопейные статьи и 10 авторских свидетельств об изобретении и патентов.
Так что жизнь свою «научную» я провел довольно продуктивно и кое-чего добился. Среди моих учеников трое докторов медицинских наук и 15 кандидатов наук.
1986
Что-то я уж больно расхвастался своими научными «достижениями». Прошу меня извинить. Просто вспомнилось кое-что. Больше не буду утомлять Вас подобного рода воспоминаниями.
Жизнь продолжается. Мы работаем. Дети взрослеют. Внуки растут. 24 мая Дашеньке исполнился 1 год, а Катеньке 22 июня исполнилось 3 года.
Год этот в моей памяти оставил не так уж много ярких воспоминаний. Лето мы провели на даче в «Заветах Ильича». В июне 1986 года в нашей семье появился еще один врач. Окончила 1-й МОЛМИ им. Сеченова Галочка. Шесть долгих лет провела она на студенческой скамье, постигая основы медицины на санитарно-гигиеническом факультете мединститута. За эти годы она вышла замуж, родила Катеньку.
Тогда мы, конечно, не думали, что спустя «каких-то» 12 лет нам придется перебраться на ПМЖ в Германию и что Галин диплом об окончании «сан-гига» не позволит ей работать врачом в Германии. За эти 12 лет наверняка можно было кое-что предпринять, чтобы у нее было полноценное медицинское образование. Но человек умен, как правило, «задним умом». В тот же далекий уже 1986 год мы были рады, что Галочка окончила Институт и получила «распределение» на работу в Медицинское училище при 1-м МОЛМИ в качестве преподавателя терапии (внутренних болезней).
В сентябре Андрюша с Ирой отправились в круиз по Дальнему Востоку. Теплоход их совершил круиз по Японскому и Охотскому морям Тихого океана. Они прибыли самолетом во Владивосток, а из этого советского порта теплоход их совершил свой путь по Японскому морю вдоль берегов Приморья к острову Сахалин, а далее по Охотскому морю к полуострову Камчатка. Побывали они в замечательных природных заповедниках этих далеких Земель, в том числе и на Курильских островах. Плавание их продолжалось недели 3. Они приехали полные впечатлений, с грамотами и дипломами «Нептуна». Так на теплоходе отмечали посвящение в «морских волков» туристов, плававших по морям Тихого океана.
В это время Дашенька жила в Калинине (Твери) у Глафиры Васильевны. В один теплый сентябрьский день мы с Лидой поехали в Калинин, чтобы навестить нашу внучку. Ранним субботним утром, собрав «гостинцы», мы отправились на Ленинградский вокзал. Электричка до Калинина шла тогда часа 4-4,5. На вокзале в Калинине нас встретила Глафира Васильевна с Дашенькой, и автобусом мы добрались до их дома. Тогда еще была жива мать Глафиры Васильевны, но помню я ее плохо, так как она почти все время нашего пребывания лежала в кровати в своей комнате.
Вручив наши подарки, мы отправились вместе с Глашей и Дашей гулять и знакомиться с этим древним волжским городом. Пешком мы дошли до набережной Волги и погуляли по тенистым аллеям вдоль берега великой реки. После обеда, на котором присутствовал и Александр Спиридонович, Дашеньку уложили спать, а мы поехали в центр города знакомиться с его достопримечательностями. Калинин (Тверь) - город симпатичный. Помню, правда, лишь широкую центральную площадь его со зданием театра, построенном, по-моему, в Х1Х веке.
Погуляв по городу, мы вернулись домой. Дашенька уже проснулась. Мы почитали с ней сказки, поиграли немного и отправились на вечерню прогулку. Гуляли мы во дворе и по тихим улочкам вблизи дома. К ужину Глафира Васильевна напекла пирогов, и мы пили чай с «тверскими пирогами». Провели мы в Калинине два дня и в воскресенье вечером вернулись в Москву. Так в сентябре 1985 года мы с Лидой впервые ступили на Тверскую землю.
Да, на набережной Волги стоит в Калинине (Твери) памятник самому, наверное, знаменитому жителю этого древнерусского города Афанасию Никитину. Тверской купец совершил в ХV-м или ХV1-м веке свое знаменитое путешествие в Индию, которое описал в своей книге «Хождение за три моря».
Мне лишь еще раз доведется побывать в Твери уже в 90-е годы ХХ века, но на сей раз мы будем в городе лишь проездом. Автобус сделает остановку в центре города, и мы в течение получаса получим возможность побродить по центральной площади его.
Чернобыль
26 апреля 1986 года, то-есть 19 лет назад, произошла авария на Чернобыльской АЭС. Взрыв на 4-ом реакторе атомной электростанции, расположенной недалеко от столицы Украины – Киева – и рядом с небольшим городком Припятью, буквально потряс весь цивилизованный мир. По своим масштабам чернобыльская катастрофа сравнима со взрывом атомных бомб над Хиросимой и Нагасаки в августе 1945 года. Руководство СССР не спешило извещать Мир о случившейся трагедии. Мы узнали о катастрофе накануне первомайских праздников. Дальше умалчивать катастрофу на АЭС было уже невозможно, так как радиоактивные облака и осадки были зафиксированы в странах Скандинавии и Восточной Европы. Руководители СССР, в том числе и Генсек КПСС М.С.Горбачев повели себя в первые дни аварии также, как обычно поступали в таких ситуациях бывшие руководители СССР: Н.С. рущев, Л.И.Брежнев и др.. Они попытались скрыть катастрофу на АЭС от советской и мировой общественности. Поведение же «правителей Украины» вообще должно быть названо преступным по отношению к гражданам Республики. Они вывезли членов своих семей в безопасные зоны, а сами устроили первомайскую демонстрацию в Киеве и других городах, выведя на улицы ничего не подозревавших «трудящихся», подвергнув их дополнительному риску быть облученными.
Многие работники пожарной службы и военные, брошенные на ликвидацию аварии в Чернобыле, проявили поистине чудеса героизма. Ценой своей жизни, без надлежащей радиационной защиты, они боролись со страшным пожаром, стараясь локализовать его, чтобы предотвратить взрывы других реакторов АЭС, последствия которых были бы просто непредсказуемы.
Многие «ликвидаторы», получив смертельные дозы радиации, погибли вскоре от острой лучевой болезни. Сотни других, облучившись в период ликвидации аварии на 4-ом реакторе Чернобыльской АЭС и при строительстве бетонного саркофага над реактором, медленно умирали от хронической лучевой болезни в течение первых лет после аварии или стали глубокими инвалидами в результате полученных высоких доз радиации.
Десятки, а скорее сотни тысяч мирных жителей городов и сел Украины, Белоруссии и РСФСР подверглись воздействию радиоактивного излучения вследствие принесенных и выпавших на их территории радиоактивных осадков в результате выброса в атмосферу радиоактивных изотопов при взрыве реактора на Чернобыльской АЭС.
Даже сообщив о катастрофе на АЭС, руководство страны и все ведомства, причастные к ликвидации аварии, в том числе и Минздравы СССР, Украины и Белоруссии и Академия Медицинских наук СССР пытались всячески преуменьшить масштабы катастрофы и ее последствия. Помню как на Сессиях АМН в первые месяцы после аварии и спустя год и два после нее выступавшие «ученые», в том числе академик АМН СССР, главный акушер-гинеколог Украины (кстати, женщина, фамилию которой я уже не помню) «с пеной у рта» доказывала, что «ничего страшного не произошло» и на Украине женщины рожают совершенно здоровых детей.
На самом деле уже в первые годы после катастрофы в регионах, подвергшихся воздействию ионизирующего излучения, резко возросли заболеваемость и смертность как среди взрослого населения, так и особенно среди детей. Резко выросли патология беременности (выкидыши, преждевременные роды), рождение детей с пороками развития, заболеваемость детей онкологическими заболеваниями, в том числе лейкозами и опухолями щитовидной железы.
Обо всем этом узнали мы лишь спустя годы. В постперестроечный период и в период «дикого капитализма» в России в 90-е годы ХХ столетия ни жители пострадавших регионов, ни ликвидаторы аварии на Чернобыльской АЭС не получали от страны фактически никакой помощи и поддержки. Даже пенсии ликвидаторам выплачивали нерегулярно, что явилось причиной многочисленных голодовок и демонстраций инвалидов, пожертвовавших своим здоровьем ради спасения других людей в период ликвидации последствий взрыва на 4-ом реакторе Чернобыльской АЭС.
В конце 90-х годов ХХ–начале ХХ1 века Чернобыльская АЭС (ее три реактора) была остановлена. Деньги на проведение подобного акта и на компенсацию энергопотерь Украины от остановки работы АЭС были выделены и перечислены в Украину странами Европейского Союза. А сейчас, в связи с произошедшими переменами в Украине и «энергетическим голодом» из-за поставок энергоносителей по высоким ценам из России, вновь ставится вопрос о строительстве новых АЭС в Украине.
Германия планирует вообще ликвидировать свои АЭС. Быть может, новые поколения АЭС будут более безопасными, чем Чернобыльская АЭС, но все равно полностью избежать риска новых катастроф, подобных Чернобыльской, никто гарантировать не может.
Поездом в Монголию
Более богатым впечатлениями оказался следующий 1987-й год- год нашего с Лидой 50-летия и год рождения Пашеньки. Я уже описывал это знаменательное для нашей семьи событие - появление на свет первого внука. Ведь до этого у нас с Лидой были лишь внучки. Рождение первого мальчика было воспринято с радостью и представителями старшего поколения нашей семьи: Лидиными и моими родителями.
Их мы, естественно, не поставили в известность о том, что радость наша была омрачена известием о врожденном пороке сердца у нашего внука. В течение десяти лет диагноз этот висел надо мной, как дамоклов меч. Лишь проведенное в 10-летнем возрасте обследование Паши в НИИ сердечно-сосудистой хирургии РАМН, сняло постоянно тревожившие меня опасения за здоровье внука. Врач, проводившая обследование Паши с помощью эхокардиографии, не обнаружила никаких отклонений в строении сердца нашего любимого внука. Дефект в межжелудочковой перегородке «самоликвидировался». Радость моя была безгранична.
В этот год нам довелось совершить с Лидой два незабываемых путешествия: в августе мы побывали в Монголии, а в ноябре-декабре совершили круиз по Дунаю, посетив 6 европейских стран. Но обо всем по порядку.
В середине августа мы с Лидой, оформив необходимые документы, выехали поездом из Москвы в Улан-Батор - столицу Монгольской народной республики (МНР). Приглашение нам прислал мой ученик Монхтувшин. Теперь он руководитель лаборатории иммунологии Медицинского института Минздрава МНР. Его супруга Дарима также защитила кандидатскую диссертацию в 1987 году под моим руководством. В 1986 году она приезжала в Москву. Я отредактировал рукописи ее диссертации и автореферата.
Мы принимали ее у себя дома и организовали «культурную программу» ее пребывания в Москве. Мы побывали с ней в Кремле, во Дворце съездов на балете Большого театра «Жизель» и на концерте выдающегося танцовщика, народного артиста СССР, Героя социалистического труда, Лауреата многих международных конкурсов Махмуда Эсембаева. И балет, и конецерт Дариме очень понравились. Сводили мы ее и в музей изобразительных искусств им.Пушкина, приобщив к «высокому искусству» художников эпохи Возрождения и наших с Лидой любимых импрессионистов. Мы показали ей и другие достопримечательности Москвы: Красную площадь, район Зарядья, площадь Пушкина, Триумфальную площадь, бульвары и улицы старой Москвы, Патриаршие и Чистые пруды.
В знак признательности своему «учителю», Монхтувшин и Дарима и пригласили нас с Лидой посетить Монголию - их Родину. Я уже бывал в Монголии 10 лет назад. Теперь же знакомиться с этой удивительной страной предстоит Лидочке. Я в 1977 году летал в Улан-Батор самолетом. В этом же 1987 году мы решили с Лидой проделать наш путь в МНР поездом. Мы хотели хоть из окна вагона полюбоваться бескрайними просторами северо-востока Европейской части СССР и, конечно же, Сибири.
Поезд наш отправился с Ярославского вокзала Москвы. Мы заняли свое 2-х местное купе и из окна вагона следили сначала за мелькавшими и «убегавшими» подмосковными пейзажами. Вот наш поезд миновал уже «Мытищи», «Пушкино», «Заветы Ильича», «Софрино», «Загорск», «Александров» и спустя пару часов подошел к Ярославлю - древнему русскому городу на Волге. Старинные православные храмы Ярославля величественно возвышались над городом, занимая господствующие высоты.
Поздним вечером поезд наш проследовал через город Киров на реке Вятке, а ранним утром мы прибыли в город Пермь, расположенный на берегах Камы. Здесь я впервые увидел как плотогоны сплавляют гигантские караваны плотов, «связанных» из огромных бревен. Так «русский лес» транспортируют до мест его переработки. Ночь прошла спокойно, никто и ничто нас не беспокоили. Мы мирно спали под стук вагонных колес на довольно мягких полках нашего двухместного купе.
Обедали мы и ужинали в «Вагоне-ресторане», а на завтрак «потребляли» прихваченные с собой бутерброды с чаем, который нам приносили проводники вагона. В вагоне было чисто, тихо и уютно. Вот мы миновали Уральские горы, проехали мимо обелиска, установленного на рубеже Европы и Азии. Поезд наш подходит к вокзалу Свердловска (Екатеринбурга). В 1957 году именно здесь 4 октября, в день моего двадцатилетия, когда мы возвращались с «целины», Лидочка подарила мне роман Ф.Панферова «Бруски», и мы узнали о запуске первого Советского спутника Земли. Как же давно это было. С тех пор прошло уже 30 лет, а мы из студентов-медиков, принимавших участие в уборке урожая на целинных землях Северного Казахстана, превратились в солидных уже «ученых» (Лидочка - ст.н.сотрудник, кандидат мед. наук, а я - д.м.н., профессор), родителей взрослых детей (Андрюши и Галочки) и, более того, вот уже четыре года как мы бабушка и дедушка. У нас теперь две внучки: Катенька и Дашенька, и внук Пашенька.
Когда мы отправились в эту поездку, я думал, что мы увидим не только знаменитые сибирские просторы, но и сохранившиеся «добротные» сибирские деревни, дома которых построены из мощных дубовых или «кедровых» бревен - хаты-пятистенки, которые нам показывали в советских кинофильмах и телесериалах: «Сибириада», «Тени исчезают в полдень» и других. Но ничего подобного увидеть нам не удалось. За окнами вагона мелькали убогие, полузаброшенные деревушки, а участки сибирской тайги сменялись тянувшимися на многие километры выжженными неизвестно кем многометровыми стволами берез. Вот уж воистину: «деревья умирают стоя». Эти стоящие в летнюю пору голые, лишенные листвы березы производили гнетущее впечатление. Картина эта до сих пор порой всплывает в моей памяти.
К концу третьего дня нашего путешествия поезд подошел к перрону Омского вокзала. Возможно с этого перрона отправлялись мы - мама, Толя и я - в конце ноября 1943 года из «омской» эвакуации в годы Великой Отечественной войны в Москву - на мою Родину. Надо же, с того далекого 1943 года я впервые ступил на перрон Омского вокзала спустя 44 года. Правда, на землю Омска мне довелось ступать в 1977 году, когда наш самолет, летевший рейсом в Москву из Улан-Батора, совершил запланированную посадку для дозаправки в аэропорту города Омска. Нас, пассажиров этого рейса, тогда вывели в зал ожидания аэровокзала. Но дальше прилегающей к зданию аэропорта площади я тогда не «продвинулся». И тогда, и сейчас города своего «военного детства» я не увидел. Но запомнил многочисленные горящие «факелы» на подступах к этому сибирскому городу. Так выглядят трубы газо-нефтеперерабатывающих заводов, или трубы газоразработок.
Небольшой в общем-то провинциальный город времен Великой Отечественно войны, каким я запомнил Омск в 1941-43 гг., превратился в один из индустриальных центров Сибири. Мне как-то довелось увидеть телефильм, посвященный этому городу. Миллион жителей этого города проживает нынче в благоустроенном, современном городе, площади и скверы которого утопают в цветах и зелени деревьев. А в те далекие 40-е годы на Большой Луговой улице (я уже не говорю о Подгорной улочке) стояли одноэтажные деревянные домики, кое-где тротуары были настелены досками, а дороги не имели какого-либо покрытия и представляли собой «улучшенные грунтовые дороги», как называли такие дороги в учебниках и «легендах» карт военного времени, которые мы должны были изучать на кафедре военно-медицинской подготовки («ВМП») в 1-ом МОЛМИ им. Сеченова в годы нашего с Лидой студенчества.
В центре тогдашнего Омска дороги были вымощены булыжником, а тротуары кое-где даже были покрыты асфальтом. Но в центре Омска в 1942-43 годах мне довелось бывать нечасто. Насчитал я таких «вылазок» пять: посещение Зоопарка, цирка с Любой Хромченко, да «выходы» в кино с папой, мамой и Толей (смотрели мы тогда летом 1943 года фильм «Секретарь райкома») и в парк культуры, где мы посетили аттракцион «Гонки на мотоциклах по вертикальной стене», да еще раз, когда Люба возила меня на консультацию к профессору-терапевту 2-го Московского мединститута, эвакуированного в годы войны в Омск. Консультация была «организована» Любой по просьбе моей мамы, так как считалось, что я страдаю «пороком сердца».
Помимо центральной части города, застроенного небольшими двухэтажными кирпичными или деревянными домиками, запомнил я и широкую в этой части города реку Иртыш, на берегах которой стоит Омск. А та часть города, в которой жили мы в годы эвакуации, соединялась с центром города деревянным мостом, перекинутым через приток Иртыша - небольшую речку Омку.
Когда мы там жили, паводок в Омске был «мирным», и мост этот оставался в период ледохода целым. А как рассказывали «старожилы» - наши соседи, почти ежегодно ледоход сносил этот мост, и связь с центральной частью Омска нарушалась. Бывали даже наводнения в наших прибрежных кварталах. Но нас Бог миловал, и «прелести» наводнений испытать нам в Омске не привелось.
Выйдя на перрон Омского вокзала, я вспомнил те далекие 40-е годы - годы переживаний, связанных с идущей войной с фашистами и участием в военных действиях моего папы и Фимы, ранением папы. Но это были не только годы переживаний, но и годы простых детских радостей от увиденных мной зверей в зоологическом саду, ярких впечатлений от посещения «московского цирка» с его великолепными актерами: дрессировщиком зверей Юрием Дуровым, воздушными акробатами сестрами Кох, и, конечно же, великим клоуном «Карандашом» (Румянцевым).
Естественно, вспомнил я и то раннее летнее утро, когда впервые увидел папу, пришедшего к нам, на улицу Большая Луговая, на костылях из госпиталя, где он проходил лечение после ранения ноги, полученного во время Сталинградской битвы. Вспомнил я и «прощание» с Омском, и наш отъезд в Москву. Картины пережитого в детские годы пронеслись в моей памяти как кадры старого, почти забытого фильма.
Вот и закончился наш краткий «привал» в Омске. Поезд медленно отходит от перрона и, набирая скорость, уносит нас все дальше от Москвы. Мы проезжаем Алтай. Краткая остановка в Барнауле. Здесь проходили «врачебные экзерсисисы» Юрки Глейзера после окончания 1-го МОЛМИ в 1961 году. Провел он на Алтае, кажется, два года, после чего вернулся в Москву, где его ждало место в аспирантуре на кафедре урологии 1-го Мединститута.
Наконец мы подъезжаем к Байкалу - самому большому пресноводному озеру в Мире, озеру, овеянному легендами, воспетому в песнях народа. Невольно вспоминаются слова одной из них: «Славное море- священный Байкал, славный корабль - омулевая бочка. Эй, Баргузин, пошевеливай вал- Молодцу плыть недалече!». Долгие годы я не знал, что такое (или кто такой) Баргузин. Как оказалось, это один из заливов Великого Озера, где дует особый ветер.
Вспомнил я, подъезжая к Байкалу, и знаменитую песню «Бродяга»: «По диким степям Забайкалья, где золото роют в горах, бродяга судьбу проклиная, тащился с сумой на плечах! Бродяга к Байкалу подходит, рыбацкую лодку берет, унылую песню заводит, про родину что-то поет!».
Много раз в художественных и документальных фильмах видел я Байкал («У озера», «Байкал» и многие другие), но до сих пор ни разу не доводилось мне побывать в этих местах.
Вот мы в «Прибайкалье». Поезд наш приближается к Иркутску. Во время остановки поезда я впервые ступаю на берег Байкала. Искупаться или хотя бы «потрогать» руками воду Байкала мне не удастся - слишком далеко от кромки воды стоит наш поезд. Но полюбоваться этим «славным морем, священным Байкалом» мы можем. Воды его действительно «бескрайни». Противоположного берега этого гигантского озера, конечно, не видно. Насколько хватает глаз - всюду ровная «морская» гладь. Тих и мирен Байкал в такую летнюю пору. Но во время шторма он коварен и опасен. В водах Байкала утонул известный в 60-е–70-е годы драматург А.Вампилов. Да и сейчас некоторые театры ставят пьесы этого автора, пользовавшиеся в годы нашей молодости большим успехом у зрителей. А фильм «Отпуск в сентябре» (по пьесе Вампилова«Утиная охота»), главную роль в котором исполнил Олег Даль, мы не так давно «пересматривали» в Кемнитце.
От Иркутска вдоль берегов Байкала наш поезд проследовал в Улан-Уде. Где-то между Иркутском и Улан-Уде или, быть может, после Улан-Уде мы делаем остановку на станции «Зима». Станция эта - место расстрела члена РСДРП(б), депутата 1-й Госдумы России Ивана Бабушкина. На вокзале этой забайкальской станции имеется мемориальная доска в честь этого рабочего-большевика. Станции «Зима» посвящено и одно из стихотворений Евгения Евтушенко. И вот мы с Лидой оказались волею судьбы в этом забытом Богом месте.
В Улан-Уде стоянка поезда небольшая по продолжительности, но от вокзала до Байкала рукой подать. Я даже сбегал на берег озера.
После Улан-Уде в СССР поезд больше остановок не делает. Еще немного, еще чуть-чуть - и мы в Монголии, а часа в два дня мы прибываем в столицу Монголии, город Улан-Батор.
Пока поезд двигался вдоль перрона вокзала в Улан-Баторе, я смотрел в окно нашего купе, надеясь увидеть знакомые лица наших друзей, которые должны были нас встречать. Телеграмму о нашем приезде я отправил заранее. Но к моему удивлению ни Монха, ни Дариймы, ни Батмунха я не увидел. После остановки поезда мы вышли на полупустой перрон. Нас никто не встретил. Неужели что-то случилось с нашими друзьями?
Всякие мысли лезли в голову. Постояв немного на перроне, мы с Лидой отправились в здание вокзала. Я, естественно, нервничал, но старался не показывать вида, чтобы мое волнение не передалось Лиде, которая, как я видел, была и так просто удручена сложившейся ситуацией. Мы прошли с ней в помещение медпункта, я представился дежурной медсестре и рассказал о постигшей нас «неприятности». Она любезно предложила нам отдыхать в помещении медпункта. Я оставил Лиду с вещами на попечение любезной медсестры, а сам пошел к кассам вокзала узнавать во сколько отправляется поезд на Москву и сколько стоят билеты. Оказалось, что сегодня поезда на Москву нет.
Что нам делать в такой ситуации, я просто не представлял. Расстроенный я вышел на перрон и тут буквально столкнулся с Даримой - супругой Монхтувшина. Оказывается, они уже давно ищут нас! Я уже не помню причину их опоздания, но с появлением Монха все «страхи», беспокоившие меня, исчезли и мы отправились в помещение медпункта забрать Лиду и вещи. С вокзала мы отправились домой к нашим друзьям. Пару лет назад они перебрались в новую трехкомнатную квартиру, в центре Улан-Батора. К нашему прибытию они подготовили для советских друзей одну из комнат.
Дома нас ждал «европейский» обед и две выросшие девушки - Инха и Анюха. После вручения сувениров мы всей компанией уселись за стол в гостиной. Мы - это Дарийма, Лида, девочки, Монхтувшин, Батмунх и я. Выпив за встречу и закусив приготовленным девочками салатом «оливье», мы стали обмениваться новостями. А после горячего - монгольских пельменей - Монх познакомил нас с ожидавшей нас программой пребывания в Монголии.
Помимо знакомства с Улан-Батором и новым местом его работы, нам предлагают совершить поездку по стране, в те регионы Монголии, которые мы не посещали в период моего первого визита в Монголию в 1977 году. На сей раз нам предстоит проехать от Улан-Батора на автомобиле на юго-восток Монголии в город Эрденет. В этом городе находится крупнейший медеплавильный комбинат, построенный с помощью советских специалистов. Мы побываем в живописных районах Монголии, познакомимся с жизнью и бытом монгольских аратов юго-восточных аймаков Монголии. Побываем мы и на даче Монха, и в уникальном уголке на северо-западе от Улан-Батора - «Долине сказок».
Знакомство с Улан-Батором началось для Лиды с пешей прогулки по городу. Новые районы Улан-Батора вообще-то для нас не представляют интереса. Правда, за 10 лет, прошедших с моего первого пребывания в Монголии, центр города застроили современными 8-9-этажными блочными домами. Появились новые отели, магазины, кинотеатры.
Мы прошли пешком до площади Сухэ-Батора, показали Лиде мавзолей Чойбалсана - маршала, возглавлявшего компартию и государство в 30-40-е годы ХХ века. Если стать лицом к мавзолею, то на правой стороне площади перед зданием Государственной Библиотеки стоит памятник И.В.Сталину. У нас где-то хранятся слайды, на которых запечатлен наш визит на эту площадь Улан-Батора и наши «фигуры» у памятника Сталину.
Не знаю, сохранился ли этот памятник «вождю всех времен и народов» в Улан-Баторе до настоящего времени. Но в те годы это был один из немногих монументов Сталину, «выживших» после волны «сноса» памятников ему, «поднятой» Н.С.Хрущевым на ХХ съезде КПСС, когда был развенчан «культ личности И.В. Сталина». В канун 60-летия Победы в Великой Отечественной войне (2-й Мировой войне) в России вновь слышны голоса с требованием установить памятник И.В.Сталину в Москве. По данным опросов (ВЦИОМ) среди граждан России Сталин по популярности занимает сейчас второе место среди политических деятелей СССР и России, уступая 1-е место нынешнему Президенту России В.В.Путину.
История ничему не научила народ России. Тирану, диктатору, в годы правления которого были уничтожены десятки миллионов ни в чем не повинных граждан Советского Союза, причем лучших сынов и дочерей страны, предлагается установить памятник в столице государства. Для меня это просто непостижимо.
В первые дни нашего пребывания в Улан-Баторе мы посетили с Лидой Дворец маньчжурских императоров. Этот уникальный памятник архитектуры и культуры маньчжуров я уже описывал ранее, когда посетил его в 1977 году. Побывали мы в единственном действующем в Улан-Баторе буддийском храме - Гантантэгчинлэн. Думаю, что и Лида, также как и я, хранит в памяти своей ярке незабываемые впечатления от посещения этих прекрасных и необычных для нас творений рук человеческих.
Во главе компартии и Правительства Монголии в течении 32 стоял лет Ю.Цедэнбал. Жена Цедэнбала - русская женщина Анастасия (Настя) Филатова. Ее называли в народе «хозяйкой Монголии». Она немало сделала для распространения в МНР русской культуры. При ней в Улан-Баторе были открыты детские музыкальные и хореографические училища, в которых преподавали советские педагоги и хореографы, был создан Детский фонд. В вузах МНР преподавание шло на русском языке. Изучали русский язык и в средних школах. Так что русская культура была доступна монгольскому народу, а в семье Монхтувшина все хорошо владели русским языком. Брат Монхтувшина Батмунх, окончивший техникум в Ленинграде, также прекрасно говорил по-русски. На сей раз он будет нашим шофером. Со всеми ними общаться нам было легко и просто.
Вот и настал день начала нашего путешествия по степям Монголии. В старенький «Москвич» Батмунха была уложена необходимая экипировка и провиант, которые потребуются нам в пути. В багажник положили палатку, надувные матрацы, теплые куртки, флягу с кумысом, хлеб, отварное и жареное мясо, в том числе и мясо сурка. Этот деликатес я отведал в Монголии впервые.
Когда сборы были закончены, мы вчетвером (Лида, Батмунх за рулем, Монхтувшин и я), попрощавшись с Дариймой, Анюхой и Инхой, заняли свои места в «Москвиче», и наш автомобиль плавно покатил по не особенно загруженным транспортом улицам Улан-Батора.
Вот мы покидаем уже центр города и выезжаем на одну из окраин Улан-Батора. На смену современным жилым домам приходит юрточный город. Юрта - это привычное для монголов жилище. Но в степи юрта не вызывает удивления. А здесь целые кварталы состоят из сотен, а быть может, тысяч юрт. И это крайне интересно и необычно.
Мы покидаем Улан-Батор. За окнами автомобиля «картинка» постоянно меняется. Каждый уголок монгольской степи неповторим. Дорога, по которой мы едим, пока еще имеет асфальтовое покрытие, но асфальт разбит. Проехав километров сто, Батмунх останавливается на берегу небольшой речушки. Берег зарос кустарником. Монхтувшин вытаскивает рюкзак с провизией, канистру с кумысом. Лида готовит бутерброды. Пикник на обочине в Монгольской степи. Солнце уже высоко. Жарко. Вокруг никого. Лишь в ярко-голубом небе парят орлы, выискивают жертву. Аромат трав и степных цветов завораживает и умиротворяет. Перекусив и дав отдых нашему водителю Батмунху, мы продолжаем свой путь.
Теперь по степи идет улучшенная грунтовая дорога. Но она так укатана, что создается впечатление, что едем мы по асфальтированному шоссе. Я не отрываясь смотрю в окно. Вот вдали стоит одинокая юрта, а вокруг нее пасется небольшой табун лошадей, отара овец и десятка два коров. А с другой стороны дороги, метрах в двадцати-двадцати пяти, по степи разгуливают журавли. Впервые журавлей в природных условиях я увидел в Друскининкае, на берегу Немана, где мы с Лидой отдыхали в прошлом году. Там их было всего 2-3 (в разные дни), и паслись они в полях, засаженных картофелем. Здесь же никаких посадок нет, а стая журавлей насчитывала, наверное, 12-15 птиц.
Во время этой нашей поездки мы наблюдали и за полетом стаи журавлей. На небольшой высоте пролетала над нами стая птиц. Летели они гуськом, а не клином. Видимо, строй «клином» используют журавли во время дальних перелетов. А тут они, пролетев сто метров, приземлились в степи. Журавлиный клин я наблюдал неоднократно в небе над Кемнитцем. Было это, как правило, поздней осенью, когда журавли отправлялись на «зимние квартиры» на юг.
В степи, во время одной из остановок, мы набрали буквально за 10-15 минут целый мешок шампиньонов. Когда я увидел грибы, растущие прямо в степи, я сначала не поверил своим глазам. Но степь богато «унавожена», а это благодатная почва для шампиньонов. К сожалению, собранные нами великолепные шампиньоны пришлось выбросить. Ведь в Эрденете, где мы проведем два дня, жить мы будем в гостинице и, естественно, не сможем их использовать для приготовления грибных блюд. Но на обратном пути мы соберем не только шампиньоны, но и, наверное, больше сотни великолепных красноголовых подосиновиков. И дома у Монха в Улан-Баторе приготовим из них и грибной суп, и жареные грибы, и даже засолим грибы, приобщив наших хозяев - монгольских друзей к грибным блюдам. Но об этом чуть позже.
А сейчас хочу отметить, что каждый участок степи, где нам доводилось делать остановку, имел только ему присущий аромат. Видимо, разнотравье в степи столь разнообразно, что создает неповторимый аромат, присущий определенному участку степи. Я просто влюбился в монгольскую степь. Но было бы ошибочно думать, что Монголия - это страна степей. Нет! Она богата и лесами. А в настоящем кедровнике мне довелось побывать именно в Монголии. Но пока мы катим по степным просторам.
Лишь к вечеру прибыли мы в промышленный центр юго-восточной области МНР - город Эрденет. Он находится на территории Булган-Аймака. Остановились в гостинице - двухэтажном, кирпичном здании, где Монхтувшин забронировал два номера: для нас с Лидой и для себя с Батмунхом. Номера вполне приличные - с туалетом и душем. Принять душ после долгой дороги по степи было особенно приятно. Затем мы спустились ужинать в ресторан.
В будний день в ресторане было немноголюдно. Кухня вполне европейская. Сказывается, наверное, постоянное проживание в городе советских специалистов, работающих на медеплавильном комбинате. Поужинав, совершили ознакомительную прогулку по городу. Небольшой, чистый городок, напоминающий поселок городского типа при каком-либо крупном заводе в СССР. Естественно, никаких исторических памятников. Так что для нас город сам по себе особого интереса не представлял.
Отдохнув и выспавшись, мы утром после завтрака выехали в заповедную зону. То ли это водоохранная зона, то ли заповедное охотничье хозяйство. Вот Вам и Монголия. На смену степи «пришел» великолепный зеленый массив.
Проехав на автомобиле примерно с час, мы оказались в настоящем лесу. Погуляв по лесу и надышавшись лесным воздухом, мы продолжили свой путь. Цель наша - хозяйство одного местного арата. Минут через тридцать мы вновь оказались на степных просторах. Еще немного – и Батмунх останавливает свой «Москвич» у одной из юрт.
Навстречу нам выходит сам хозяин. Мы здороваемся. Он немного говорит по-русски. Хозяйство у него крепкое: много коров, овец и лошадей. Из юрты «высыпают» члены семьи арата. Он представляет нас своим детям, жене и внукам. По традиции нас приглашают в юрту. Обстановка в юрте свидетельствует о «богатстве» хозяина. Пол настлан деревянными панелями, стены увешаны коврами. Нас рассаживают за низким круглым столом в центре юрты. Хозяин наливает в пиалы «архи» – монгольскую водку. Женщины предлагают домашнего приготовления жирный, тягучий кумыс. На столе блюда с монгольским «маслом» (это подсушенные и спрессованные пенки со слоем сливок) и сладостями. Мы пьем архи и запиваем кумысом. Тем временем хозяйка подает на стол котел с вареной бараниной.
Хозяин сам раздает большие куски ароматного мяса гостям. Молодая баранина - мягкая, сочная, ароматная. Пахнет она ароматами степи. Мне кажется, что по вкусовым качествам она превосходит баранину, которую мне доводилось есть в Туркмении. Я уже не говорю о той баранине (австралийской или монгольской), которую мы привыкли есть в Москве. После обеда гуляем по степи, знакомимся с хозяйством арата. Время бежит быстро. Пора возвращаться в Эрденет.
На следующий день мы посетили еще одну заповедную зону в районе небольших сопок, покрытых лесом, а во второй половине дня отправились в обратный путь. До Улан-Батора мы, конечно, не доехали. Остановились на ночевку на берегу небольшой речушки, километрах в ста-пятидесяти от столицы. Поставили палатку, развели костер, стали готовить ужин.
И тут к нам подъехали знакомые Монха и привезли молодого барана. Монхтувшин планировал здесь, на природе, зарезать барашка и приготовить знаменитый «хорхог». Но время было позднее, еды у нас было много и мы отговорили его резать барашка сегодня.
Перекусив и выпив чая, мы отправились с Лидой спать в палатку, а Монх и Батмунх устроились на ночевку в автомобиле.
Ранним утром я поднялся и отправился на берег речушки умываться и делать зарядку. В кустах, вдоль дорожки к речке, я увидел стоящие большой группой красноголовые грибы. Шапки отдельных грибов достигали в диаметре 15-20 см. Ножки толстые, крепкие. Когда я сорвал один из больших грибов, то понял, что передо мной подосиновики. Первую группу я собрал сам, но по дороге к берегу реки я обнаружил еще несколько групп таких же великолепных подосиновиков. Никогда раньше таких крупных и крепких подосиновиков мне собирать не доводилось. На берегу реки, умывшись и сделав зарядку, я дожидался, когда встанут Лида и братья-монголы.
Ничего не сказав им о своей «находке», я повел их к грибным местам. Удивление и восторг моих спутников послужили мне наградой за сделанную находку. Мы собрали грибы в картонную коробку, в которой раньше хранили свои пищевые припасы, и перетащили ее к нашему «Москвичу».
Позавтракав на природе, мы решили, что барана отвезут к родителям Монха, где устроят семейный пир с нашим участием. Собрав палатку и затолкав барашка в багажник (предварительно связав ему ноги), мы выехали в сторону Улан-Батора. Следующую остановку мы сделали в степи, где два дня назад собирали шампиньоны. К нашим подосиновикам мы добавили еще и степных шампиньонов. Довольные «грибной охотой» и богатыми впечатлениями о нашем путешествии по Монголии, мы вернулись в Улан-Батор.
Ни Дарийма, ни девочки грибов до сих пор не пробовали. Мы рассказали им о разнообразии грибных блюд. На следующий день Лида сварила грибной суп, нажарила грибов с картошкой. Но привезли мы столько грибов, что съесть их сразу же было просто невозможно. Мы съездили на рынок и купили у местных китайцев укроп и чеснок. Теперь можно приготовить нашим друзьям соленые грибы.
Грибной суп, жареные грибы всем очень понравились. Да и нам смена мясных блюд на блюда из грибов пришлась по вкусу.
Вечером следующего дня нам предстоит знакомство с родителями Монха и его ближайшими родственниками, а днем мы посетим исторический музей с уникальной коллекцией собранных в Монголии скелетов динозавров. Я уже посещал этот музей в 1977 году. А теперь буду сопровождать туда Лиду. Такой богатой коллекции скелетов гигантских ящеров, населяющих нашу Землю сотни миллионов лет назад, мне больше нигде видеть не приходилось. Уже в 90-е годы в палеонтологическом музее в Западном Берлине мы показали Кате скелет динозавра, а в начале ХХ1 века посетили вместе с Данькой Зоологический музей Московского Университета на Б.Никитской (ранее, в советский период улица Герцена), где также имеются скелеты динозавров. Но еще раз повторю - ничего подобного коллекции, собранной в историческом музее Улан-Батора, мне видеть больше нигде не доводилось.
Вечером этого же дня мы «приобщили» Лиду к «хорхогу» - истинно монгольскому блюду из барашка. Происходило это в доме родителей Монха. За праздничным столом в честь советских друзей собралась многочисленная родня. Мы познакомились не только с родителями Монха и Батмунха, но и с их старшими братом и сестрами, а также с их детьми и супругами. Мне еще придется встречаться и со старшим братом Монха и его женой в Москве. В начале 90-х он работал шофером при посольстве МНР в СССР, а позднее России. В Москву приезжали и Батмунх с супругой, и позднее уже повзрослевшие дочери Монха - Инха и Анюха. Батмунх и девочки останавливались у нас на Беговой. Бывая в Москве проездом, к нам домой забегал и Монхтувшин. К сожалению, после нашего отъезда на ПМЖ в Германию, связи мои с прекрасными монгольскими друзьями прервались. Но память о них навсегда останется в моем сердце.
После этого семейного обеда мы на пару дней выехали на дачу Монха недалеко от Улан-Батора. Монгольские дачи тех лет, конечно, отличались от подмосковных дач. Маленькие домики, сколоченные из досок, «добытых» из ящиков, в которых в Монголию привозили из СССР товары и оборудование, были разбросаны по зеленым склонам невысоких сопок. Никаких заборов и огородов. На весь «дачный поселок» - один туалет («типа сортир»), расположенный метрах в 50-70 от дач. Когда я утром шел в туалет, то набрал разбросанные по склонам сопок шампиньоны. Потом мы познакомились с соседкой Монха по даче. Это была кореянка из Узбекистана. Она вышла замуж за монгола, учившегося вместе с ней в Мединституте в Ташкенте. Теперь он замминистра здравоохранения МНР. Она разговорилась с нами и рассказала, что тоже собирает шампиньоны и готовит грибные блюда. Вот мы и встретили первого в Монголии грибника.
Утром Монхтувшин угостил нас еще одним монгольским деликатесом - особым образом зажаренной печенью барана. Небольшие кусочки печени заворачивают в «сальник» (складка брюшины с жировой тканью) и жарят на углях. Получается довольно вкусно. Позавтракав и прихватив с собой куски бараньего мяса, мы отправились в лес, где будем жарить шашлыки.
Лес, покрывающий вершины сопок, был просто великолепен. Вначале мы оказались в лиственном лесу, но пока мы поднимались по склону сопки, лес менялся. На смену смешанному лесу пришел кедровник. Наряду с вековыми соснами было множество молодых кедровых сосен. Воздух был напоен хвойным ароматом. День был солнечный, и на полянах, покрытых невысокой травой и мхом, было тепло и сухо. На одной из них мы сделали привал и, соорудив из набранных камней «мангал», стали жарить шашлыки. Выпив архи и закусив ароматным шашлыком, мы продолжили свой поход по лесу. В этом лесу набрали мы маслят. Правда, маслята эти резко отличались от грибов, которые мы собирали в Подмосковье. Шляпки маслят были окрашены в разные оттенки красного цвета - от ярко красного, буро красного, до красно рыжего. Видели мы и кедровые шишки, но висели они слишком высоко. А вот компания ребят, которых мы встретили, тащила полные мешки кедровых шишек.
Ну и последний штрих к путешествию по Монголии в 1987 году. Буквально накануне отъезда в Москву мы посетили удивительный уголок природы - «Долину сказок». Наверное, в течение тысячелетий солнце, ветер и вода потрудились над скалами песчаника и сделали почти невероятное. На безлюдной равнине возвышаются гигантские «скульптуры»: «черепаха», «верблюд», а мы еще увидели на одной из скал «стаю сидящих павианов» и чукотских божков с большими животами - «пеликенов». Немного воображения и больше времени - и мы, наверное, обнаружили бы в этой долине и другие «скульптуры». Доказательства увиденного запечатлены нами на слайдах, которые остались в Москве.
А быть может, над скалами песчаника потрудился какой-либо «скульптор» из неизвестной нам цивилизации, подобной той, что оставила в Европе «памятники» мегалитической культуры. А может быть эти скульптуры - дело рук инопланетян, посетивших нашу планету много тысяч лет назад? Оставим в стороне гипотезы происхождения этих скульптур, но если у Вас появится когда-либо возможность побывать в Монголии, не забудьте посетить это «чудо природы» - «Долину сказок» вблизи Улан-Батора.
После «сказочного путешествия» мы вернулись в Улан-Батор. Вечером состоялся прощальный ужин, а на следующий день поезд умчал нас в Москву. Четыре дня пути пролетели незаметно. И вот мы снова в кругу своей семьи.
Круиз по Дунаю
В честь нашего с Лидой 50-летия, которое исполнилось в 1987-м году, мы решили «премировать» себя путешествием по Дунаю. В разгар горбачевской «перестройки» для нас такая поездка стала реальностью. Путевки мы получили через Горком профсоюза медработников. Круиз наш продлится 2 недели. Отправлялись мы на теплоходе «Леонид Собинов» класса «река-море» из порта Измаил.
По плану мы посетим 6 стран: Румынию, Болгарию, Югославию, Венгрию, Чехословакию и Австрию. Программа круиза, безусловно, очень интересна. Собрание нашей туристической группы проходило в здании «Госплана СССР», где теперь заседает Госдума России.
Ответственные работники Московского Городского Совета Профсоюзов провели с нами «инструктаж» о правилах поведения советских туристов за рубежом. Ведь помимо четырех соцстран нам предстоит посетить страну «третьего мира» СФРЮ (социалистическую федеративную республику Югославию) и капстрану - нейтральную Австрию.
По-моему, это была наша последняя зарубежная турпоездка, когда еще требовалась для оформления документов и получения загранпаспорта рекомендация РК КПСС. Для нас с Лидой получить характеристику на работе и утвердить ее в РК КПСС особых трудностей и проблем не составляло. Оба мы были «на хорошем счету» в своих институтах. Пока шло оформление наших выездных документов, мы успели съездить в Монголию и «отметить» свои 50-летние юбилеи. Кстати, Лидин день рождения отметили мы в Монголии, когда возвращались из Эрденета в Улан-Батор. «Юбилейную ночь» мы провели с ней в палатке на берегу речушки, в том месте, где собрали кучу подосиновиков. Вот уже воистину: «С милым (милой) рай в шалаше».
Дома же, в кругу семьи, мы отметили наши 50-летия в начале октября, а своих коллег по работе я пригласил отметить это «событие» в ресторан «Черёмушки», располагавшийся на Ново-Черемушкинской улице, недалеко от здания НИИ морфологии человек (ул. Цюрупы, 3).
Вот и настал день нашего отъезда. Поезд наш отправлялся с Киевского вокзала. Группа наша собралась у памятника Ленину. Когда подали состав на Кишинев, мы «организованно» направились к своему вагону на посадку. Мы уже заняли свои места в купе, когда в вагоне разразился скандал. Две наши туристки, солидные дамы, получили места не в этом вагоне, где размещалась практически вся наша группа, а в другом. Никто из «туристов» не захотел с ними поменяться местами. Обе дамы были крайне расстроены и, как говорится, «на взводе». Я попытался их успокоить и предложил свою помощь в переносе их тяжелых чемоданов через пару вагонов к месту их размещения согласно железнодорожным билетам.
Так произошло наше знакомство с Эвелиной и Мальвиной Израилевной Малой. Последняя была доцентом кафедры терапевтической стоматологии Московского медицинского стоматологического института. Базировалась кафедра на Б.Каляевской, рядом со станцией метро «Новослободская». Так уж случилось, что именно на этой кафедре в 1980 году делали мне мои первые мосты студенты-медики под руководством тогдашнего доцента Б.Маркова, а в 1997 году первые зубные протезы под патронажем М.И.Малой (Б.Марков стал уже к этому времени заведующим кафедрой). Вот так встреча в вагоне поезда Москва-Кишинев оказалась «трамплином»для моего «полета» спустя 10 лет на лечение и протезирование зубов.
В тот вечер отправления нашего поезда мне удалось успокоить милых дам и проводить их к местам их размещения. Далее без особых приключений мы прибыли в Кишинев. На вокзале столицы Молдавии нас встретили представители «Интуриста». На автобусе нас доставили в мотель на окраине Кишинева. Здесь мы проведем два дня. Теплоход наш отправится 25 ноября из Измаила. Так что в Кишинев мы прибыли, вероятно, вечером 23 ноября.
Переночевав и позавтракав, мы отправились на экскурсию по городу. Это была моя первая встреча с Кишиневом. Мне доведется еще дважды побывать в Кишиневе в 90-е годы. Одна из поездок была связана с организацией работы в Кишиневе филиала нашего медицинского кооператива «Мечников», в другой раз я прибыл в этот город как участник Всесоюзного съезда патофизиологов. Я возглавлял тогда в Оргкомитете этого съезда, а на следующий год в Оргкомитете Международного Конгресса патофизиологов, проходившего уже в Москве, секцию «Иммунология репродукции».
Никто тогда не предполагал, что всего через четыре года Молдавия станет государством «ближнего зарубежья», ориентированным на Румынию и Европейский Союз. А я застал еще времена, когда нас - столичных ученых - в Кишиневе принимали с большими почестями, окружали вниманием и заботой. Те времена уже канули в лету.
Каждая встреча с Кишиневом была по-своему незабываемой. На сей раз мы познакомились с центральной частью города, погуляли в его чудесном парке. На следующий день мы выехали автобусом в город-порт Измаил.
В здании порта собрались все группы, отправляющиеся в круиз по Дунаю на теплоходе «Леонид Собинов». Наша московская группа пограничный и таможенный контроль прошла быстро и «без потерь». Вскоре за нами на посадку проследовали «белорусы», а вот у среднеазиатских и кавказских групп возникли при прохождении таможни осложнения. В те годы провозить валюту, драгоценности, икру за границу запрещалось. Валюту на всех членов тургруппы декларировали руководители групп, а туристам ее раздавали уже после размещения на теплоходе. Так вот, у некоторых членов указанных выше тургрупп из республик Средней Азии и Закавказья при досмотре были обнаружены не задекларированные деньги, как валюта стран, которые мы будем посещать, так и доллары США и советские рубли. По закону таможенники имели право потребовать от туристов оставить «валюту» на границе или могли ее вообще конфисковать. У других туристов в багаже была обнаружена икра в килограммовых количествах.
К разрешению возникшего конфликта были привлечены руководители круиза и капитан теплохода. Переговоры заняли несколько часов. В результате теплоход наш отплыл от причала Измаильского порта лишь поздно ночью. А вот «туристы» из Грузии, Азербайджана, Узбекистана «смогли» все-таки пронести на борт теплохода и икру и валюту. Наверняка, без хорошей взятки таможенникам сделать такое было бы невозможно.
Наконец наш теплоход «Леонид Собинов» отошел от причала и начал свой путь вверх по Дунаю. Ночь прошла спокойно. Ранним утром я встал, умылся, сделал «пробежку» и зарядку на палубе теплохода. Постепенно пробудились и другие наши туристы. После завтрака мы собрались на палубе, чтобы полюбоваться берегами великой европейской реки. В низовьях Дунай довольно широк и многоводен.
Вскоре мы делаем первую остановку в небольшом порту. Мы прибыли в Румынию. В 1965 году мне довелось впервые ступить на землю этой страны. Тогда мы с Лидой ехали поездом на отдых в Болгарию. В те годы поезд делал несколько кратких остановок на территории Румынии. Как только мы спускались на перрон, нас буквально облепляли 10-12-летние, грязные, плохо одетые мальчишки и девчонки, выпрашивающие спички, сигареты, мыло. Нам объяснили, что это румынские цыгане-попрашайки.
А вот остановка в столице Румынии Бухаресте была достаточно длительной и мы с Лидой смогли в течение часа побродить по городу. Дело было летом. Город утопал в зелени деревьев, на улицах и площадях было много цветов. Здания в центре города поражали своей архитектурой и монументальностью. У меня лично Бухарест оставил впечатление благоустроенного, солидного европейского города. Спустя 22 года предстоит новая встреча с Бухарестом.
От места стоянки нашего теплохода до столицы Румынии нам предстоит добираться автобусом. Мы вышли на пристань. Автобусов, конечно, еще не было. Пришлось почти час бродить по близлежащим улочкам. В глаза бросалась бедность, неухоженность, убогость как улиц, зданий, так и жителей. Видимо, за прошедшие два десятилетия жизнь в Румынии не стала лучше. Я имею в виду жизнь простых граждан.
Но вот подъезжают автобусы, мы занимаем места в «Икарусах» и кавалькада туристских автобусов направляется в Бухарест. Время в пути - часа полтора. Мы проезжаем как маленькие поселки, так и деревушки, получая возможность увидеть как промышленные, так и сельские районы Румынии. Главное впечатление - бедность. Значит, народ Румынии живет еще хуже, чем советские люди. «Пустячок, а приятно!».
Автобусы наши останавливаются в центре Бухареста и мы отправляемся в пешеходную экскурсию по городу. В 70-е годы Бухарест был разрушен довольно сильным землетрясением. Но сейчас никаких следов той трагедии мы не увидели. Город застроен современными 10-12-этажными элегантными зданиями. На мой взгляд, архитектура этих строений отличается в лучшую сторону от построек того же периода в Москве и других городах СССР. Комплекс мощных правительственных зданий не пострадал от землетрясения, и я легко узнал его. Он почти не изменился за прошедшее с 1965 года время. Центральная часть города чистая, светлая. Правда, летний Бухарест выглядел более веселым.
Магазины - зеркало уровня жизни страны. Так вот, полупустые «прилавки» бухарестских магазинов произвели на меня удручающее впечатление. Туристы наши бегали по магазинам и не могли «потратить» выданные им румынские леи. Слава Богу, наша группа практически румынскую валюту не получала. Но даже те 15-20 лей, которые руководитель нашей группы вручил нам перед «сходом» на берег, мы не смогли истратить.
Гид наш рассказала, что жить в Румынии становится все труднее. Даже за хлебом люди вынуждены в Бухаресте выстаивать очереди. Вечерами город погружается в полумрак. Жители могут использовать электрические лампочки лишь 15-ваттные. А в это же время коммунистический «царь» Румынии Николаэ Чаушеску строит роскошные дворцы для себя и своей семьи. Неограниченная власть тирана и его клики опирается на разветвленную сеть спецслужб, контролирующих все сферы жизни Румынии.
Но пройдет лишь пара лет, и народ Румынии скинет с «трона» жестокого диктатора. Н.Чаушеску и его жена Елена будут казнены восставшим народом. Жизнь в Румынии постепенно принимает демократические контуры. И хотя еще имеются претензии к уровню коррупции и организованной преступности, а также к «правам человека» в этой стране, Европейский Союз готов принять Румынию и Болгарию в свои ряды в 2007 году. Мы же покидали Бухарест и Румынию в конце ноября 1987 года с весьма тягостным чувством от соприкосновения с гнетущей бедностью.
Следующий пункт в нашем круизе по Дунаю - Болгария. Страна эта и Лиде и мне хорошо знакома. Мы уже неоднократно посещали Болгарию и сохранили самые хорошие впечатления от предыдущих визитов в эту страну. Ранее приезжали мы в Болгарию поездом, прилетали самолетом. На сей раз приплыли мы теплоходом, поднимаясь по Дунаю. Наш «Леонид Собинов» подошел к пирсу порта Руса. Отсюда автобусом нас доставят в город Плевен.
В памяти моей сохранились лишь два эпизода этой части нашего круиза: посещение панорамы битвы русской армии с турками во время русско-турецкой войны последней трети Х1Х века. Русские солдаты проявили чудеса героизма в борьбе с турками за освобождение Болгарии. До сих пор я знал об этом периоде в истории Болгарии и России по картинам великого русского художника-баталиста Верещагина. Его знаменитая картина «Скобелев под Шипкой» и сейчас перед моими глазами. Русский генерал - герой той войны - на белом коне с шашкой наголо проносится перед русскими полками перед решающей битвой за Шипку. А вот в Москве на сквере рядом с Политехническим музеем и наискосок от стоящего на углу Маросейки (тогда улица Богдана Хмельницкого) здания ЦК ВЛКСМ я с детских лет помню памятник-часовню, установленный в честь русских гренадеров, павших в боях под Плевной.
И вот мы в здании «Панорамы». Для нас с Лидой это третья панорама, увековечившая доблесть российского оружия. Первой панорамой, которую мы посетили, была «Бородинская панорама», открывшаяся в Москве после реставрации в 60-е годы. Посещал я ее неоднократно. Последний раз с Пашей и Артемом в августе 2004 года. Вторая панорама - «Оборона Севастополя» в период Крымской войны Х1Х века. И «Бородинская панорама» в Москве и панорама «Оборона Севастополя» - это творения великого Рубо. А вот насчет панорамы «Битва за освобождение Плевны» я что-то сомневаюсь, но мне кажется, что и здесь авторство принадлежит Рубо.
В те годы болгарский народ свято хранил память о братской помощи русского народа, который помог скинуть многовековое турецкое иго в Х1Х веке и освободил Болгарию от фашистов в период 2-й Мировой войны. Пожалуй, Болгария была в те годы единственной «братской» страной Мирового Социалистического Лагеря, народ которой с искренней симпатией и благодарностью относился к гражданам СССР.
После посещения «Панорамы» наша туристическая «компания» направилась в столицу Болгарии город София. По дороге мы сделали остановку в пригороде , где нас ждал приятный сюрприз - обед в ресторане-гроте. Экзотический ресторан, великолепный обед из блюд национальной болгарской кухни. Главным блюдом было ассорти из барашка - «Агнешка мешани», подававшееся на стол на огромной сковороде с жаровней на раскаленных углях. Подобное блюдо доводилось мне уже отведать в модном в 60-е годы в Москве ресторане «София», располагавшемся тогда на площади Маяковского (теперь Триумфальная площадь) в здании, находившемся напротив памятника Владимиру Маяковскому. Сейчас там детский ресторан «Ростикс». Должен отметить, что в Болгарии блюдо это было и разнообразнее и вкуснее.
Отобедав, мы продолжили свой путь и к вечеру прибыли в Софию.
Нас разместили в отеле в центре города. Мы проведем в Софии два дня. Из гостиницы мы позвонили Лере и Нихтяну. Лера - дочь Татьяны Федоровны - секретаря Бориса Сергеевича в период его работы Главным редактором газеты «Труд». Они жили на даче «Труд» в конце 50-х годов, где и состоялось наше знакомство в 1958 году. Мы бывали и у них дома на Арбате. А вот после их отъезда на родину Нихтяна - мужа Леры - в Болгарию в начале 60-х, в течение более четверти века мы не виделись. Нихтян в тот вечер был занят, а Лера примчалась к нам в отель и помогла нам «избавиться» от обременявших нас болгарских левов. На выданные нам болгарские левы Лидочка смогла купить в центральном Универмаге Софии лишь какую-то белую блузку. Уровень жизни в Болгарии в те годы мало чем отличался от убогой жизни в СССР. Купить что-либо стоящее там можно было лишь в «валютных» магазинах, наподобие нашей «Березки.
Мы поболтали немного о жизни, и Лера пригласила нас на обед к себе домой. Визит наш состоится завтра. А сейчас, проводив Леру, мы с Лидой отправились побродить по центру Софии. Это мой второй приезд в Софию. Несколько лет назад, возвращаясь из Варны, где я принимал участие в работе Международного симпозиума по «Иммунологии репродукции», мы с Василием Шошевым на один день заехали в Софию. Мне было приятно узнавать виденные мной ранее здания, храмы и площади столицы Болгарии.
Погуляв по вечерней осенней Софии, мы вернулись а отель. Ведь завтра с утра у нас начинается «плотная» программа знакомства со столицей братской Болгарии. После завтрака мы совершили обзорную экскурсию по Софии, побывали в Мавзолее Георгия Димитрова - Генерального Секретаря коммунистической партии и главы первого Народного правительства Болгарии. Тело Георгия Димитрова было забальзамировано и находилось «под контролем» советских специалистов. Кстати, было оно в 1987 году в отличном состоянии. И все же в «постсоветское» время, в отличие от хранящегося до сих пор в Мавзолее на Красной площади в Москве тела Ленина, тело Г.Димитрова нашло-таки успокоение в земле, как и положено по христианским законам.
Мы посетили также и собор Александра Невского - православный христианский храм, воздвигнутый в память русских воинов, погибших в боях за освобождение Болгарии от турецкого ига. И, наконец, в тот день мы побывали у памятника Советским солдатам-освободителям и возложили венок. Кстати, в эту поездку по шести странам Европы было предусмотрено обязательное посещение памятников советским воинам-освободителям, погибшим в годы 2-й Мировой войны, и отдавшим свои жизни за свободу народов Восточной Европы.
Вечером Нихтян и Лера заехали за нами в гостиницу и увезли к себе. Мы провели у них очень приятный вечер, вспоминая наши молодые годы, в том числе и волейбольные «баталии» на нашей даче в Валентиновке.
Нихтян старше нас лет на 5-6. Сало быть в 1987 году ему было уже лет 55-56. Он погрузнел, поседел, полысел. В те годы и он, и Лера работали - и неплохо. По меркам того времени жили они, можно сказать, в среднем достатке: 3-х комнатная квартира в Софии, автомобиль, дача. А вот как сложилась их дальнейшая судьба, не знаю. Контакты наши в постперестроечный период - период распада социалистической системы и реставрации капитализма в наших странах - прервались. Лера - наша ровесница, а Нихтяну сейчас уже должно быть лет 73-74.
На следующий день мы продолжили знакомство с Софией. Посетили гору Витоша. Погода стояла великолепная. Было тихо, солнечно, тепло. И это буквально в преддверии зимы. На пороге уже маячил декабрь.
К вечеру мы вернулись на корабль и он взял курс на Белград. Утром следующего дня корабль наш подошел к причалу Дунайского порта столицы Югославии. Из порта автобус доставил нас в отель, расположенный, естественно, не в центре города, а в одном из новых районов Белграда.
В те годы Югославия для нас все еще оставалась капиталистической страной. Прошло еще немного времени после кончины лидера Югославии послевоенных лет, маршала Иосипа Броз Тито, и в стране этой мало что пока изменилось. Из стран Восточной Европы Югославия оставалась страной наиболее развитой в экономическом плане, с более высоким уровнем жизни, чем в странах социалистического лагеря. У нас в СССР ее приравнивали к капстранам (во всяком случае при утверждении характеристик в РК КПСС).
Белград произвел на меня при первом знакомстве приятное впечатление. Центр города застроен монументальными зданиями конца Х1Х-начала ХХ века. Здания в новых районах также отличались разнообразной архитектурой. Особенно запомнились мне своей оригинальностью и необычной архитектурой жилые здания в районе, где находился наш отель. Они были похожи на строения, которые я в детстве складывал из «костей» домино. Получалось ступенчатое строение. Но «ступеньки» этажей располагались как бы в двух плоскостях - и по горизонтали и по вертикали. Создавалось впечатление, что дом напоминает пирамидку, расположенную террасами.
Разместившись в гостинице, мы отправились на экскурсию по городу. Гид наш - средних лет мужчина, рассказывал и о городе, и о стране, и о жизни в Югославии. Было странно, что он, не стесняясь в выражениях, ругал и прежнее и нынешнее руководство страны за «безликую» политику, приведшую эту страну к тяжелому экономическому и политическому кризису.
Мы тогда ничего угрожающего не заметили. Магазины - и продуктовые и универсальные - были завалены и продуктами и товарами, в том числе электроникой. У нас в СССР ничего подобного не было и в помине. Не видели мы такого изобилия ни в Румынии, ни в Болгарии, ни даже в нашей любимой с Лидой Венгрии. Но пройдут всего лишь несколько лет и «процветающая» Югославия рухнет, раздираемая экономическим кризисом и межнациональной рознью. Гражданские войны в 90-е годы обернутся трагедией для сотен тысяч, если не миллионов людей этой страны. Югославия распадется на ряд самостоятельных государств, а многие ее руководители будут осуждены международным трибуналом ООН в Гааге, как военные преступники.
Но в 1987-м году я даже не мог представить себе такой ход событий. Люди в Белграде были хорошо одеты, на улицах полно иномарок (фордов, опелей, мерседесов и др.), в магазинах никаких очередей и в помине нет. Группы молодых людей, вероятно, студентов собирались в центре города, вели оживленные беседы (о чем - я, конечно, понять не мог). Лица людей были раскрепощенными, не обремененными заботами в поисках пропитания и одежды, как у жителей Румынии и Болгарии. Я уже не говорю о гражданах СССР.
Мы познакомились с центром города, его достопримечательностями, посетили могилу маршала И.Б.Тито.
На следующий день мы отправились в поездку по Сербии, посетив центр Православия этой Югославской Республики - храм и усыпальницу королей (или царей - я уже точно не помню). Сербия на протяжении веков была «яблоком раздора» и «предметом борьбы» между Австро-Венгрией, Турцией и Россией. Были виды на Сербию и у Британской империи. А в августе 1914 года выстрел, прогремевший в Сараево, стал поводом к началу 1-й Мировой войны. Тогда студент-анархист Гаврила Принцип убил наследного принца Австро-Венгрии эрцгерцога Фердинанда. Австрия объявила войну Сербии, а Россия, естественно, встала на защиту своих православных «братьев». На сторону Австрии встала Германия. А Россию поддержали страны Антанты - Англия, Франция и чуть позже США. Так мир «окунулся» в пучину войн, которые продолжают сотрясать его по сей день.
Первая Мировая война 1914-1918 г.г. изменила ход истории человечества. В результате ее в Европе рухнули три великие империи: Австрийская (Австро-Венгрия), Германская и Российская. К власти в России пришли большевики, а в Германии после краткого периода демократии Веймарской Республики, в 1933 году к власти пришли фашисты. Гитлеровская Германия ввергла Мир в пучину самой кровавой и жестокой бойни в истории человечества – 2-й Мировой войны, унесшей миллионы человеческих жизней. Только СССР потеряла в этой войне от 28 до 42 (по разным данным) миллионов человек. В фашистских концлагерях были уничтожены 6 миллионов евреев - мирных жителей Германии, СССР, Польши и других стран Европы. Бесчеловечный фашистский режим 3-го Рейха пал под ударами союзников антигитлеровской коалиции: СССР, США, Англии и Франции. Но основную тяжесть борьбы с фашистами вынесли народы СССР и его доблестная Красная Армия.
Сегодня весь Мир отмечает 60-летие Победы над гитлеровской Германией. Утром мы с Лидой у экрана телевизора смотрели прямую трансляцию с Красной площади о Параде Победы в Великой Отечественной войне.
Народ Югославии в годы 2-й Мировой войны также боролся с фашистами. Армия югославских повстанцев под руководством Иосипа Броз Тито наносила ощутимые удары по гитлеровским оккупационным войскам, сковывая на своей территории многие немецкие дивизии, не давая немцам возможности перебросить их на Восточный фронт. В 1945 году Югославия была освобождена Советскими войсками, и к власти в стране пришел Союз Коммунистов во главе с Иосипом Броз Тито.
Я помню, как превозносили заслуги маршала Тито в первые послевоенные годы в средствах массовой информации СССР. Его называли «верным другом и соратником товарища И.В.Сталина. Но в конце 40-х годов И.Б.Тито чуть не стал «жертвой» сталинского режима. Из «друга» он превратился в злейшего врага СССР и «лично товарища Сталина». В наших газетах и журналах публиковались разгромные статьи и карикатуры, клеймившие «ревизиониста и предателя советского народа и всех трудящихся» И.Б.Тито. На долгие годы Югославия стала «главным врагом» СССР.
Проигрыш нашей футбольной команды югославам на Олимпиаде в Хельсинки (Финляндия) в 1952 году был расценен И.В.Сталиным как «пощечина советскому народу». Команда ЦСКА - базовая команда сборной СССР - была разогнана, а ее старший тренер Б.Аркадьев смещен со всех постов, лишен звания Заслуженного тренера СССР и отправлен на пенсию.
Лишь после смерти «Великого Вождя всех времен и народов» Сталина новое руководство СССР пошло на восстановление дипломатических отношений с Югославией. Но Югославия так и не вошла в «сферу влияния СССР», осталась самостоятельной страной, а лидер ее - маршал И.Б.Тито стал со временем одним из лидеров стран «третьего мира», так называемых «неприсоединившихся стран».
Эти страны, к числу которых наряду с Югославией относились Индия, многие страны Юго-Восточной Азии, Африки и Латинской Америки, не входившие в состав НАТО или Варшавского блока. Видимо, поэтому Югославию в СССР, как я уже говорил, приравнивали к капстранам, а не странам социалистического лагеря, и поехать в турпоездку в Югославию было почти так же трудно в доперестроечные годы, как и в капстраны Европы. Для нас с Лидой такая возможность впервые представилась лишь в 1987 году.
Еще лишь раз мы побываем в этой стране в начале 90-х годов, когда с делегацией Российской федерации отправимся в Рим на международный фестиваль «Год семьи», организованный Ватиканом. Мы проедем на автобусе по территории Словении. В тот год в Боснии и Герцеговине шла гражданская война. Югославия распадется в конце 90-х годов на ряд самостоятельных государств, а после кризиса и войны в Косовском районе Сербии между мусульманами и христианами, Югославия как государство исчезнет с карт Европы, а ее лидер Слободан Милошович будет предан как военный преступник суду на Международном трибунале ООН в Гааге. Больше мне побывать в Югославии или странах. образовавшихся на ее развалинах, не придется.
Из Белграда мы отплыли вечером, и корабль наш продолжил свой путь по Дунаю вверх - в сторону Венгрии. Примерно через сутки должны были мы прибыть в столицу Венгрии красавец Будапешт. Каково же было наше удивление. Когда утром следующего дня нас - участников круиза - собрали в ресторане теплохода и объявили, что в связи с обмелением Дуная корабль наш больше не сможет двигаться вверх по реке и, естественно, не дойдет до Вены, столицы Австрии, как предусмотрено планом круиза. Руководители круиза информировали нас, что в связи со сложившейся ситуацией, вносятся изменения в программу нашего «тура».
Доплыли мы лишь до Венгерского порта Дунайварош. Дальше двигаться будем по суше. Из Дунайвароша автобусами нас будут доставлять в Будапешт, но бронировать отели в Венгрии, и особенно в Австрии, для нашего пребывания в этих странах «Интурист» отказался (это для них было бы накладно). Поэтому утром мы выезжаем в Будапешт, совершаем там «экскурсионную» программу, а к ужину возвращаемся на корабль. Вместо обеда получаем «сухой паек». То, что придется раза два-три ездить из Дунайвароша в Будапешт- не страшно.
А вот в Зальцбург мы не сможем попасть, так как последний наш «приют» будет в отеле в Братиславе - столице Словакии (тогда Словакия входила в состав Чехословакии). Из Братиславы нас будут утром перевозить через Дунай по мосту в Вену, а вечером привозить обратно.
Такое изменение программы круиза, конечно, не могло нас порадовать. Однако, не смотря на протесты туристов, руководство круиза объявило, что сделать ничего больше они не могут.
Итак, мы отправляемся автобусом в Будапешт. Столица Венгрии нам с Лидой хорошо знакома. Мы уже раз 5-6 бывали в Будапеште и, как я уже говорил, были влюблены в этот город. Тем не менее, мы с удовольствием вновь побывали во время экскурсии по городу и у Рыбацкого Бастиона, и у Парламента, и у Королевского дворца, и в Цитадели на горе Геллерт, и в других местах этого удивительного города. А вот встреча с нашими друзьями Илоной и Беллой была, к сожалению, скомкана.
Наши венгерские друзья хотели, чтобы мы остались у них с ночевкой, но руководство круиза отказало нам в такой возможности и потребовало, чтобы мы ночевали на корабле. Поэтому мы смогли провести с нашими друзьями лишь час времени, отторгнутый нами от экскурсионной программы. Мы посидели в кафе, выпили с Беллой по кружечке пива, а наши супруги - по чашечке кофе. Эта встреча оказалась для нас последней. Тогда мы, конечно, еще об этом не знали. Илона вскоре, после нашего возвращения в Москву, прислала письмо, в котором извещала нас о том, что она тяжело больна, перенесла операцию. Это было ее последнее письмо. Лида ей писала, но ответа не было никакого. Видимо ее уже давно нет в живых. Белла был старше нас лет на 8-10. Жив ли он - мы тоже не знаем. Контакты наши в конце 80-х годов прервались.
Помимо Будапешта мы посетили тогда и небольшой, но очень симпатичный городок Пёч. Многие здания и храмы сохранились в этом городе еще со средних веков. А через два дня мы вновь отправились автобусом через всю Венгрию в Чехословакию. Из Дунайвароша через Будапешт, Татабанью и Дьёр мы направились в столицу Словакии город Братиславу. По пути мы делали остановки в указанных городах, знакомились с их историей и достопримечательностями. А на обратном пути нас провезут через Сомбатхей и озеро Балатон. Так что, можно сказать, исколесили мы Венгрию вдоль и поперек.
К вечеру мы прибыли в Братиславу. Разместили нас в отеле на берегу небольшого живописного озера, по которому плавали белые лебеди. После ужина мы с Лидой прогулялись по берегу озера, полюбовались гордыми, грациозными белыми птицами и отправились отдыхать. Ведь завтра у нас обширная экскурсионная программа и необходимо отдохнуть после длительного автобусного путешествия.
Утром мы отправились в обзорную экскурсию по Братиславе. Это второй по величине и значению город Чехословакии. После мирного «развода» в 1993 году Словакия и Чехия стали самостоятельными государствами, а Братислава теперь - столица Словакии. Оба эти государства с прошлого года - члены Европейского Союза. Но в тот уже далекий 1987-й год социалистическая Чехословакия была членом Варшавского договора и СЭВ, то-есть входила в состав социалистического лагеря, возглавлявшегося СССР.
Братислава - полумиллионный город, раскинувшийся на левом берегу Дуная. Через мост, не правом берегу реки находится столица Австрии - красавица Вена. Когда-то, до 1-ой Мировой войны, Богемия и Словакия входили в состав Австро-венгерской империи, и в Братиславе находится великолепный замок императрицы Марии-Терезии. Это главная достопримечательность Братиславы. Во всяком случае, мне запомнились два объекта этого города, помимо памятника советским воинам-освободителям, к которому мы возлагали венки.
Дворец Марии-Терезии расположен на горе - господствующей высоте города. Из окон дворца открывается чудесная панорама города, а на правом берегу Дуная видны контуры столицы Австрии Вены.
В этом замке Мария-Терезия провела счастливые годы своего брака с Францем-Стефаном фон Лотрингским. Супругу своему она «позволяла» многие «шалости». Зная о его любовных похождениях, она горячо любила своего Франца. Говорят, что во время похорон любимого супруга она сказала своей «сопернице» - любовнице Франца: «Какого мужа мы потеряли!». При этом слезы горечи заливали лицо обеих безутешных женщин.
Замок императрицы хорошо сохранился. Богатые убранства залов и комнат дворца впечатляют. Быть может они и уступают своим великолепием Версалю и Эрмитажу (Зимнему дворцу), но вполне отражают богатство и могущество Австро-Венгрии в период своего расцвета.
Второй «объект», оставивший в моей памяти след от экскурсии по Братиславе – это огромный пивной зал «Пльзень». По размерам он напоминал мне «Дворец Спорта» в Лужниках. Таких больших пивных залов ни до, ни после мне посещать не доводилось. Нас угостили светлым пльзеньским пивом и знаменитыми «шпикачиками». Пиво подавали в больших, высоких сосудах, емкостью, наверное, пол-литра. Мы выпили по 2-3 таких «стакана», заедая горячими вкусными «шпикачиками». «Разгрузившись» после выпитого пива в чистом уютном туалете, мы побродили еще часа полтора-два по улицам и скверам этого дунайского городка. К назначенному часу подошли мы к стоянке наших автобусов. Уже вечерело.
Мы вернулись в отель. После ужина побродили с Лидой по берегу «Лебединого озера». Завтра начинается, наверное, самая захватывающая часть нашего круиза- знакомство с Веной.
Вена танцует
Ранним утром, сразу же после завтрака, кавалькада автобусов с туристами с нашего теплохода «Леонид Собинов» направилась из Братиславы в Вену. Путь из Чехословакии до Австрии был недолог. Минут через 10-15 по Братиславе, затем по мосту через Дунай - и мы в Австрии. Пограничный и таможенный контроль на границе носил чисто формальный характер. Мы даже не выходили из автобуса. Пограничники поднялись в салон автобуса, проверили наши паспорта, поставили печати и мы продолжили свой путь. Если память мне не изменяет, то от отеля в Братиславе до центра Вены мы добрались за 1,5-2 часа.
С замиранием сердца ждал я первой встречи с Веной. Автобусы наши припарковались на стоянке, недалеко от порта, на Мексикоплатц. Пока мы ждали появления наших гидов, появилась возможность подышать венским воздухом, походить по ее земле. Здесь я впервые увидел рождественский базар.
Было лишь начало декабря, до Рождества еще почти четыре недели, а на базаре идет уже с утра бойкая торговля. Продают рождественские елки, всевозможные украшения, сладости, жарят на гриле сосиски. Аппетитные запахи манят, но мы не можем позволить себе «потратить» наши кровные австрийские шиллинги. Нам поменяли в общей сложности, кажется, 30 валютных рублей. Сколько шиллингов мы получили в результате - даже не помню. Знаю лишь, что на такие деньги особенно не разгуляешься. Дай Бог приобрести хоть какие-нибудь сувениры. На рождественском базаре в Вене я впервые увидел «рождественскую» омелу. «Ветки» этого эпифита (паразитирующего на ветвях лиственных деревьев), имеющего форму шара, были окрашены в серебристый и золотой цвета. Выглядели они очень привлекательно. В 90-е годы мне довелось побывать на рождественских базарах и в Греции, и во Франции, и в Германии. Но почему-то нигде больше окрашенной омелы я не встречал.
Нам было все интересно, наверное, выглядели мы немного обалдевшими. Нас предупредили, чтобы мы далеко от автобусов не уходили, так как с минуты на минуту должны появиться наши гиды. Да, не успели мы выйти из автобусов, как наших туристов стали осаждать буквально толпы русскоговорящих «венцев». Они спрашивали у нас, привезли ли мы икру, водку, финифть. Зазывали посетить многочисленные магазинчики, которые здесь же на Мексикоплатц держат выходцы из СССР, в основном, из среднеазиатских республик (бухарские евреи) и Грузии.
Некоторые из наших туристов кажется только этого и ждали. И хотя руководители групп бдительно следили за «поведением» своих туристов, некоторые представители «кавказской» и «среднеазиатской» групп активно вступали в контакты со своими бывшими соотечественниками.
Но вот наш руководитель голосом и знаками стал созывать туристов московской группы. Дело в том, что уже появился наш гид. Наверное следовало сказать появилась, так как гидом нашим будет женщина.
Когда вся группа собралась, она представилась нам. Зовут ее Ева. Это симпатичная, элегантно одетая женщина средних лет. Тогда ей, наверное, было лет 45-47. Как оказалось, она наша бывшая соотечественница - армянка из Баку. В начале 60-х годов в Баку приезжала группа туристов из Вены. В ее составе был один молодой армянин, а Ева была переводчицей этой группы. Молодые люди полюбили друг друга и вскоре они вступили в брак, что позволило Еве покинуть солнечный Азербайджан и перебраться жить к мужу в Вену. Она закончила в Вене исторический факультет Университета и работает гидом уже на протяжении 20 лет.
С гидом нам здорово повезло. Она блестяще знала не только Вену, но и была тонким ценителем и знатоком как классического, так и современного искусства. Поэтому все экскурсии и по городу, его дворцам, замкам и соборам, и по залам художественного музея она проводила сама. От нее я услышал и узнал много интересного.
Мы побывали и в центральной части города, посетив знаменитый замок австрийских императоров Хофбург, и собор святого Штефана - кафедральный собор Вены, постояли и перед зданием Оперного театра, восхищаясь его изысканной архитектурой, побывали в художественном музее, где собрана богатейшая коллекция картин великих живописцев. Впервые в Вене я познакомился с творчеством Босха. Посетили мы замки Шёнбрунн и Бельведер. На центральном кладбище города поклонились могилам великих композиторов: Глюка, Бетховена, Шуберта, Брамса, Иоганна Штрауса и других.
В Венском музее - картинной галерее - собрана великолепная коллекция Питера Брейгеля, знаменитого голландца Рембрандта. Итальянские мастера представлены полотнами Рафаэля, Тициана, Тинторетто, Испанские - картинами Веласкеса. По богатству эта коллекция – одна из самых значительных в мире. Она, если и уступает коллекциям других всемирно известных музеев, то лишь таким как Лувр, Прадо и Эрмитаж. В картинной галерее мы провели, наверное, часа четыре, но и этого времени было мало, чтобы осмотреть основные залы музея.
Еще полдня мы провели в знаменитом кафедральном соборе Вены -Соборе Святого Штефана, самом значительном готическом строении Австрии. Собор строился почти два столетия. А главный алтарь из черного мрамора в стиле барокко был создан в середине ХV11 века. Собор этот - один из красивейших соборов, которые мне довелось посетить.
В первой день нашего знакомства с Веной принимающая нас турфирма устроила обед для советских туристов в экзотическом «охотничьем» ресторане «Венский лес» в пригороде Вены. Прекрасный интерьер «охотничьего дома» и обильный, вкусный обед с большими бокалами светлого венского пива несколько скрасили нашу печаль в связи с невозможностью дальнейшего пребывания в этом удивительном и неповторимом городе и необходимостью возвращения в Братиславу. Но у нас впереди еще два визита в Вену, и мы хоть и «галопом по Европам», сможем еще кое-что увидеть и услышать, чтобы в памяти нашей сохранился на годы образ красавицы Вены.
Не буду больше утомлять Вас описанием достопримечательностей столицы Австрии. Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Я рад, что дети наши и внуки либо уже побывали в Вене, либо имеют возможность посетить этот прекрасный город.
А вот один эпизод нашего пребывания в Вене в декабре 1987-го года я опишу. На Мексикоплатце, как я уже говорил, множество магазинчиков, которые держат наши бывшие соотечественники. В последний день «венских визитов» нам было представлено свободное время для «шопинга». Вся наша группа ринулась на Мексикоплатц в дешевые магазинчики. Мы быстро истратили с Лидой свои шиллинги, приобретя в одном из магазинов однокассетный магнитофон. В качестве презента владелец магазина вручил нам еще и часы. Для нас тогда такой подарок был довольно весомым. Подобные электронные часы стоили в Москве тогда рублей 200, а здесь их продавали буквально «на вес». Лежали они в огромных корзинах перед прилавком. Часы эти Лида носила, наверное, лет десять. Причем, шли они исключительно точно, и даже батарейку в часах она поменяла, по-моему, лишь лет через 5-6. На циферблате высвечивались цифры, указывающие час, минуты и секунды.
Лида неоднократно замечала,, что когда она хотела узнать точное время, на циферблате высвечивались одинаковые цифры, например: 11:11:11, (то-есть одиннадцать часов, одиннадцать минут и одиннадцать секунд) или 14:14:14 и т.д. Кстати, такие же часы я нашел здесь в Кемнитце на улице. Они сейчас висят у нас в кухне. И точно также, часто, когда Лида смотрит на часы, они показывают также одинаковы цифры. Вот только что Лида пошла на кухню, посмотрела на часы и позвала меня. Часы показывали 12:12 (на этих часах нет секундных цифр). Вот как иногда бывает- «дешевка», а отличного качества. Даже дорогие швейцарские часы, которыми мне довелось пользоваться, не шли так точно, как эти.
И все владельцы магазинов рады были встречи с советскими туристами и наперебой превозносили нашего Генсека Михаила Сергеевича Горбачева, разрешившего нашим бывшим соотечественникам, покинувшим СССР в 60-8о-е годы, приезжать в нашу страну. В доперестроечный период они такой возможности не имели. Так Юрка Глейзер, покинувший СССР в 1980 году, впервые смог приехать в Москву лишь 8 лет спустя - в 1988 году.
Мы не только много увидели за те три дня в Вене, но и многое услышали. Гид наш рассказывала и о знаменитых «оперных баллах», ежегодно собирающих «цвет» высшего общества со всего Мира. Мне довелось увидеть прямую трансляцию Венских Баллов, проводимых в последний четверг Карнавала, лишь в ХХ1 столетии. Зрелище это действительно великолепное и элегантное. На Балл съезжаются знаменитые звезды театра и кино, спорта, художники, композиторы, дизайнеры, известные топмодели, политики, промышленники и банкиры, а освещают это событие многочисленные корреспонденты и телеведущие, представляющие ведущие газеты, журналы и телеканалы большинства стран Мира.
Приближающееся Рождество, по рассказам нашего гида, - это семейный тихий праздник. Особенно тяжело в этот день приходится одиноким людям. Именно на Рождество приходится в Австрии наибольшее число самоубийств. Но не будем о грустном.
Даже скомканная из-за невозможности доплыть до Вены на теплоходе, австрийская часть нашего круиза, как я и ожидал, оказалась самой яркой и запоминающейся.
Мы вернулись в Братиславу, переночевали в отеле, а утром выехали автобусом в Венгрию, к месту стоянки нашего теплохода. Из окна автобуса мы еще раз смогли полюбоваться красотами Словакии и Венгрии, пока не достигли Дунайвароша и смогли подняться на борт нашего «Леонида Собинова». Ночью корабль наш отправился в обратный путь.
Больше мы уже в порты Дунайских стран не заходили. Отдыхали, играли в «КВН» между туристическими группами. Дня через 3 прибыли в Измаил. Пройдя пограничный (паспортный) и таможенный контроль, погрузились в автобусы и отправились в Кишинев, а оттуда поездом в Москву. Так завершился наш круиз по шести дунайским странам Европы.
И еще, в 1987-м году студент МБФ (медико-биологического факультета) 2-го Московского медицинского института им. Н.И.Пирогова (ныне Российский государственный медицинский Университет), гражданин ГДР Раймунд Фидлер успешно защитил дипломную работу под моим руководством, посвященную актуальной проблеме новой перспективной области биологии и медицины- биотехнологии- получению гибридомных клеточный линий (гибридом), продуцирующих моноклональные антитела к антигенам репродуктивной системы Летом он поступил в аспирантуру в Академии животноводства в Ростоке (ГДР) и был откомандирован в СССР для выполнения диссертационной работы под моим руководством в НИИ морфологии человека АМН СССР.
Так началась наша многолетняя совместная работа и дружба, продолжающаяся до сих пор, то-есть почти 18 лет.
Перестройка
Завершался 1987-й год. Настроение в стране и в обществе было тревожным. Никто не знал тогда, что страна наша – СССР – вскоре прекратит свое существование, и на постсоветском пространстве появятся 15 независимых государств.
Вторая половина 80-х годов ХХ века ознаменовалась колоссальными переменами в жизни не только СССР, но и в жизни стран соцлагеря Восточной Европы, что не могло не отразиться на ситуации в странах Европы и всего Мира.
Период этот стал последним в истории СССР. Государство это просуществовало с 1922 года до декабря 1991 года, прекратило свое существование после Беловежской встречи лидеров Новой России, Украины и Белоруссии: Б.Н. Ельцина, Л.М. Кравчука и С. Шушкевича, подписавших протокол (договор) о денонсировании Союзного договора 1922 года. На территории бывшего СССР появились 15 независимых государств. Беловежское соглашение фактически завершило распад СССР, начавшийся ранее.
Первыми воспользовались своим правом самоопределения республики Балтии: Литва, Латвия и Эстония, а уже в 1991 году объявили о своей независимости и другие бывшие республики СССР. Этот последний этап в истории СССР связан, в известной степени, с именем М.С. Горбачева.
Придя к руководству в КПСС Советского Союза в 1985 году после последовавших одна за другой смертью Генсеков ЦК КПСС: Л.И.Брежнева (ноябрь 1982 года), Ю.В.Андропова (январь 1984 года) и К.У.Черненко (март 1985), молодой, энергичный новый Генсек «объявил» о новом этапе в жизни страны, получившим название «Перестройка».
М.С.Горбачев и его «команда» думали, что вывести СССР из тяжелого экономического, политического и идеологического кризиса помогут такие меры, как «ускорение» экономического развития всех отраслей названного хозяйства и «перестройка» всех сторон жизни страны и общества. Однако, эти «косметические» меры спасти прогнившую уже окончательно Коммунистическую Империю - СССР- не могли. И, тем не менее, в период «Перестройки» в стране произошли заметные перемены.
В лучшую сторону изменилась и международная обстановка. От противостояния двух Мировых систем: капитализма и социализма, двух мировых держав - СССР и США, продолжавшегося более 70 лет, и особенно обострившегося сразу же после завершения 2-й Мировой войны, когда Мир на протяжении почти полувека балансировал на грани ядерной войны, в эпоху М.С.Горбачева произошло заметное ослабление напряженности в отношениях между СССР и США. Ряд встреч и переговоров М.С.Горбачева и Президента США Рональда Рейгана позволили заметно снизить остроту противостояния Запада и Востока и послужили основой для дальнейших кардинальных перемен в Мире. Конец 80-х годов ХХ столетия ознаменовался рядом «бархатных» революций в странах Восточной Европы, «падением» Берлинской стены (ноябрь 1989 г.) и объединением Германии (октябрь 1990 г).
Мир менялся на глазах. Завершалась «холодная война».
Многое изменилось в этот период и во внутренней жизни СССР. Была предпринята попытка провести демократические преобразования и в самом СССР. Заметную роль в команде М.С.Горбачева, ступившего на путь реформ, стали играть А.Н.Яковлев- «прораб перестройки и Э.А.Шеварднадзе - Министр иностранных дел СССР, ставший проводником новой линии М.С.Горбачева в международных отношениях.
Все эти перемены не могли не коснуться и не отразиться и на жизни простых людей нашей страны. Коснулись они и нашей семьи.
В этот период создаются в стране новые общественные организации - Всесоюзные (и республиканские) фонды - Всесоюзный фонд «Здоровья», который возглавил академик С.Федоров (известный хирург-офтальмолог, директор Центра микрохирургии глаза); Всесоюзный фонд культуры, во главе которого встали академик Д.С.Лихачев и супруга Генсека ЦК КПСС М.С.Горбачева Раиса Максимовна; Всесоюзный детский фонд им. В.И.Ленина, президентом которого стал детский писатель Альберт Лиханов.
Создаются многочисленные благотворительные организации. Одной из них станет и «Сопричастность» - детище Андрея.
В конце 80-х годов в СССР начинается новый виток и в кооперативном движении (кооперативы создавались в стране уже а период НЭПа в 20-е годы ХХ столетия, но были уничтожены после «ликвидации» НЭПа).
Как одна из форм малого бизнеса кооперативы должны были придать новый импульс загнившей (стагнировавшей) экономике страны «развитого социализма». С кооперативного «движения» начинали свой путь в «большой бизнес» и многие будущие «олигархи».
В этот же период выходят из «подполья» художники,, ремесленники, представители народных художественных промыслов. В Москве на Старом Арбате, в Битцах, а позднее в Измайлово устраиваются по выходным дням грандиозные «вернисажи» - выставки-продажи произведений мало известных художников разных направлений. На таких «вернисажах» можно было приобрести довольно приличные картины, причем порой довольно недорого. На этих же «вернисажах» продавались изделия художественных промыслов (Хохлома, Палех, Жостово, Мстера и др.), бижутерия, украшения (бусы, серьги, кольца, кулоны) из фарфора, полудрагоценных камней, кожи, дерева, перламутра, янтаря. Здесь же предлагались и традиционные русские матрешки и пасхальные яйца, расписанные разными стилями.
Тогда же впервые в продаже появились «матрешки», расписанные как «вожди» минувшей эпохи: Ленин, Сталин, Хрущев, Брежнев, Андропов, Черненко, так и «матрешки» М.С. Горбачев, Генсек ЦК КПСС, Председатель Президиума Верховного Совета СССР, а позднее первый и единственный в истории Президент СССР. Размеры «матрешек» были от нескольких сантиметров до 30-40 см.
На этих же вернисажах можно было приобрести ордена и медали СССР, формы офицеров и солдат Советской Армии. Особенно интересовались подобными «сувенирами» иностранные туристы, число которых в Москве в эти годы заметно выросло.
«Свои» места на вернисажах заняли художники, готовые в течение короткого времени «изготовить» портреты «клиента» как в реалистической манере, так и в виде шаржа. Среди постоянных участников этого «красочного» зрелища были и всевозможные «хироманты», гадалки, «предсказатели и «наперсточники». Бурная жизнь Старого Арбата весьма красочно и правдоподобно изображена в кинокомедии «На Дерибасовской хорошая погода, на Брайтенбич опять идут дожди», появившейся на экранах в начале 90-х годов.
На Старом Арбате, ставшем «пешеходной зоной», открылись многочисленные кафе и рестораны. Особой популярностью у детей пользовались «Макдональдс» и кафе-мороженое «Baskinи и Robins». На Арбате можно было сфотографировать детей на мотоцикле, старинном кабриолете, карете, с обезьянкой и т.д. и т.п., а самим можно было постоять «в обнимку» с М.С.Горбачовым, Рональдом Рейганом (правда, в виде фанерных портретов). На фото подобные «пары» выглядели вполне правдоподобно.
На Арбате можно было послушать выступления «поэтов», музыкантов, различных «ораторов», вещавших порой какую-то ахинею. Жизнь на улицах изменилась. Народ уже не был таким «зажатым» как в предыдущие периоды советской истории.
Но этому периоду предшествовала одна, на мой взгляд,, ошибочная кампания, развернутая в первые годы правления М.С.Горбачева. ЦК КПСС и Советское правительство предприняли шаги, направленные на борьбу с пьянством и алкоголизмом. Как полагали руководители страны, пьянство - главное зло, лежащее в основе низкой трудовой дисциплины, являющееся причиной высокого производственного травматизма, приводящее к многочисленным дорожно-транспортным происшествиям, «браку» на производстве, бытовым и семейным драмам, угрожающее здоровью нынешнего и грядущих поколений. После Пленума ЦК КПСС, на котором было принято соответствующее Постановление, по всей стране развернулась кампания по реализации данного Постановления.
В СССР не был введен «сухой закон», как в США в 20-е годы ХХ столетия, но было сокращено производство спиртных напитков, в том числе и вин и ограничено время продажи водки, вин и пива в магазинах. Теперь продажа спиртных напитков разрешалась лишь с 11 часов утра и завершалась в 20 часов. Было резко ограничено и число «торговых точек» (магазинов), в которых продавались спиртные напитки. Ограничивалось и количество отпускаемого «в одни руки» спиртного (не более 2-х бутылок водки одному покупателю). Строго запрещалось «распивать» спиртные напитки на предприятиях, в том числе и в НИИ. Бывшие в прежние годы обязательные «застолья» по поводу защиты диссертаций, часто проводившиеся в стенах научно-исследовательских институтов, теперь строго-настрого официально запрещались. Как и всякая кампания, антиалкогольная кампания принесла больше негативных последствий и поставленных в «постановлении» целей и задач не достигла.
«Под горячую руку» были уничтожены уникальные виноградники в Крыму, Молдавии, на Кавказе, Средней Азии. Началась, а точнее резко возросла «гонка самогона». Если в столице еще можно было достать водку (теперь ею подпольно торговали таксисты) в утренние и вечерние часы, правда, по более высокой цене, то в городах и городках на периферии, в деревнях на смену ставшей «дефицитной» водки полились буквально реки самогона. Стали пить одеколон, политуру и всякую дрянь.
Резко возросли, становившиеся порой массовыми, случаи отравлений низкопробными, плохо очищенными спиртными напитками и всякими суррогатами. Пьянство в стране победить или хотя бы обуздать подобными мерами не удалось. Люди страны Советов как пили, так и продолжали пить. Но кампания эта породила и множество анекдотов. Некоторые из них сохранились в моей памяти до сих пор.
Очереди в винные магазины растягивались порой на сотни метров. Это обыгрывалось в одном из анекдотов тех дней. «Водитель троллейбуса объявляет пассажирам очередные остановки: «Следующая остановка «Винный магазин». И далее: «Следующая остановка - «Конец очереди в винный магазин».
Представить подобное сейчас ни жителю Германии, ни людям на пост советском пространстве, видимо, просто невероятно. Теперь в России в любое время дня и ночи можно купить водку в любом количестве. Ассортимент предлагаемых крепких спиртных напитков огромен. Каких только сортов (а точнее названий) водки теперь нет. И «Горбачев», и «Ельцин», и «Путинка», и «Жириновский» и т.д. А в конце 80-х мы знали лишь «Столичную» и «Московскую особую». Позднее, уже в 90-е годы, появились в Москве «Смирновская», «Кристалл», «Абсолют» и др. Правда, сейчас, наверное, большая часть продаваемой водки не соответствует по своему качеству требованиям, предъявляемым к подобного рода спиртным напиткам.
Подпольное производство некачественной, опасной для здоровья водки, достигло в России гигантских размеров. Бизнес этот контролируется организованными преступными группировками, принося им огромные барыши, а населению страны - беды и трагедии.
И еще один анекдот тех дней. «В кабинет к шефу входит секретарша - его любовница, и хочет закрыть за собой дверь на ключ. «Только не закрывай дверь!»,- кричит шеф, «А то подумают, что мы выпиваем!».
Вот в такой «веселой» обстановке завершались 80-е годы ХХ столетия в СССР.
И, наконец, третий анекдот тех дней. «Московская однокомнатная квартира-«хрущевка», в которой живет простая советская семья: муж, жена и сын Витя 11-12 лет. Единственная комната служит и столовой, и гостиной, и спальней. Муж с женой спят на разборной софе, а сын- на раскладушке. Однажды муж приобрел на «запаску», по случаю бутылку «Советского шампанского» (по-теперешнему - «Sekt»). Чтобы не вызывать расспросов жены, решил распить бутылку втихаря ночью, когда жена и сын будут спать. Придя домой, он спрятал бутылку шампанского в бачок с водой над стульчаком в туалете, думая, что шампанское в бачке охладиться. А вечером, когда все легли спать, он дождался момента, чтобы жена задремала, а сын- заснул. Осторожно стал он перелезать через спящую у края софы супругу. Она подумала, что муж решил заняться с ней любовью. «Погоди ты, Витька еще не спит!» Муж вернулся на свое место, заняв вновь горизонтальное положение. Через некоторое время он опять предпринял попытку перелезть через спящую супругу, но с тем же результатом. Таких попыток было несколько. Наконец, жена захрапела. Не слышно было никаких звуков и с раскладушки сына. Муж успешно совершил маневр, встал с постели и отправился в туалет. Достал из бачка вожделенную бутылку шампанского и стал ее откупоривать. Вода в бачке, видимо, была не достаточно холодной и пробку из бутылки выбило с треском. Жена от подобного «выстрела» вскочила со сна с испугом. «Что случилось?». На что сын Витька с раскладушки ответил ей: «Ну вот, мать, довыпендривалась! Отец в сортире застрелился!».
В такой «трудной» обстановке приходилось порой в те годы «выпивать» даже дома.
Медицинский кооператив
После такого «лирического отступления» пора переходить к описанию событий, участником которых в те годы стал Ваш покорный слуга. Уже в 1987 году была предпринята попытка создать медицинский кооператив, который бы занимался вопросами репродукции человека в клиническом (то-есть практическом) аспекте. В лаборатории иммуноморфологии репродукции человека НИИ морфологии человека АМН СССР, руководителем которой был я, мы занимались диагностикой бесплодия и невынашивания беременности, а совместно с клиницистами предпринимали шаги внедрения в практику новых современных подходов к терапии указанных состояний. В комплексе с нами работали многие известные акушеры-гинекологи: чл.корр. АМН СССР профессор И.А.Мануилова, профессор Т.Н.Пшеничникова, проф. В.М.Сидельникова, проф. Н.М.Побединский - НИИ акушерства и гинекологии МЗ СССР, а позднее Центр акушерства, гинекологии и перинатологии РАМН СССР), профессор В.Н.Серов - зав. кафедрой акушерства и гинекологии 3-го Мединститута, В.И.Васильев - профессор хирург Университета дружбы народов им.Лумумбы, занимавшийся проблемами нарушений репродукции человека у мужчин (оперативное лечение, крипторхизм, варикоцеле и др.), сотрудники консультаций «Брак и семья» (С.Маркович,, М.Беркенгейм, Шарец и др.).
Я написал план-проект с обоснованием необходимости создания подобной службы в Москве, в связи с «тяжелой демографической ситуацией» в СССР и необходимостью оказания медицинской помощи супружеским парам, страдающим бесплодием и невынашиванием беременности, с внедрением современных методов развивающихся за рубежом «репродуктивных технологий», в том числе и ин-витро оплодотворения и эмбриотрансплантации (в СССР в этом направлении делались лишь первые робкие шаги, и первые успехи придут в СССР спустя годы).
Более того, СССР была тогда (а Россия и сейчас остается) одной из самых «абортируемых» стран в Мире. Ежегодно в СССР осуществлялось по 5 и более миллионов абортов, наносивших огромный вред здоровью женщин и резко снижающих рождаемость в стране. Мы предлагали и пути снижения абортов, проводимых в обычные сроки (8-12 недель беременности) путем внедрения новых иммунологических методов диагностики беременности на ранних сроках и применения менее травматичных и безопасных, проводимых на более ранних сроках (3-4 недели беременности) мини-абортов и др. Была расписана и структура такого кооперативного медицинского центра и реальные исполнители намеченной программы из числа упомянутых выше специалистов, давших согласие на участие в реализации предложенной программы. Было предложено и название подобного центра - «Медицина и репродукция» (или «МиР»).
Начались длительные и, порой, особенно на первых этапах, малопродуктивные хождения по инстанциям, от которых зависело получение разрешения на создание такого медицинского учреждения (МЗ СССР, Минздрав РСФСР, Главное управление здравоохранения Москвы, Моссовет). Предварительно мы согласовали предложенную нами программу и другие документы с директором нашего Института академиком АМН СССР. профессором А.П.Авцыным, Главным ученым секретарем АМН СССР Н.П.Бочковым и др. Нас выслушивали, знакомились с изложенными в наших записках проектами и предложениями, соглашались с целесообразностью создания подобного центра, но оказать нам реальную помощь и поддержку в реализации намеченных планов никто не хотел или не мог. Вопросами «кооперативного движения в те годы в Моссовете ведал Ю.М.Лужков и В.В.Меньшиков, бывшие в то время заместителями Председателя Моссовета.
С В.В.Меньшиковым я был знаком с 1957 года, когда мы с Лидой в составе комсомольского отряда 1-го МОЛМИ им.Сеченова принимали участие в уборке урожая на целинных землях Казахстана (этот момент нашей комсомольской юности в студенческие годы я описал ранее).
Вадим Меньшиков, бывший в тот год Секретарем комитета комсомола 1-го МОЛМИ, возглавил «комсомольский целинный отряд» студентов 1-го МОЛМИ. Более того, он был членом нашей целинной бригады, которую поначалу возглавляла Фаина Годес - студентка 6-го курса нашего института, а после ее отъезда с целины по семейным обстоятельствам - Коля Чебышев (Николай Васильевич), которого Галя, Саша и Андрюша знают в период их учебы в мединституте как заведующего кафедрой биологии 1-го МОЛМИ, декана лечебного факультета, а позднее и проректора 1-го МОЛМИ.
С Вадимом Меньшиковым все эти годы Коля Чебышев поддерживал хорошие отношения. Мне тоже доводилось неоднократно встречаться с Вадимом Владимировичем на Ученом Совете 1-го МОЛМИ во время защиты диссертаций нашими сотрудниками, или сокурсниками, или когда мне доводилось выступать в качестве официального оппонента на защите диссертаций.
За эти годы (1957-1987) Вадим Меньшиков прошел путь от ординатора кафедры госпитальной терапии до заведующего кафедрой, секретаря Парткома, проректора по научной работе , Председателя Ученого Совета 1-го МОЛМИ. В начале 80-х годов, если мне не изменяет память, В.В. Меньшиков становится ректором Всесоюзного института физкультуры и спорта. Но даже в эти годы он не прерывает тесных контактов и с 1-м МОЛМИ. В середине 80-х его избирают в Моссовет и назначают одним из замов Председателя Моссовета, ведающим вопросами здравоохранения.
Когда поданные нами документы о создании кооперативного медицинского центра, должны были рассматриваться в Моссовете Ю.М.Лужковым и В.В.Меньшиковым, я попросил у Коли Чебышева домашний телефон Вадима Меньшикова и, позвонив ему, кратко изложил свою просьбу и попросил его поддержать наше предложение о создании медицинского кооператива.
«Бумаги» наши В.В.Меньшиков подписал, а вот спустя короткое время в одной из центральных газет появилась статья за его подписью как зам. председателя Моссовета, в которой он негативно отнесся к идее создания медицинских кооперативов. Он писал буквально следующее, не называя фамилий: «Некоторые наши ученые вместо того, чтобы заниматься научной работой, подумывают о создании каких-то кооперативов». Но вопреки мнению зам. председателя Моссовета, медицинские кооперативы все же «проросли» бурной порослью уже в ближайшие годы и не только в Москве, но и на всем пространстве бывшего СССР. Интуиция в этом плане В.В.Меньшикова подвела. Вот как бывает в жизни.
Ю.М.Лужков и В.В.Меньшиков, занимая в конце 80-х годов прошлого столетия фактически одинаковые посты в Моссовете,, карьеру сделали в дальнейшем несопоставимую. Ю.М.Лужков возглавил Правительство Москвы в 90-е годы, при первом Мэре нашей столицы Г.Х.Попове, а после ухода последнего со своего поста, стал Мэром Москвы, одним из видных политических деятелей Новой России. В.В.Меньшиков в те же годы проиграл выборы на пост Ректора 1-го МОЛМИ (ставшего позднее Медицинской академией) молодому бывшему Секретарю парткома 1-го Мединститута (а ранее Секретарю Комитета комсомола 1-го МОЛМИ)- патологоанатому М.А.Пальцеву, который возглавляет Московскую Медицинскую Академию вот уже более 10 лет, проделав путь от профессора до академика РАН и РАМН. Когда он баллотировался на пост член-корреспондента РАМН, то стареющие академики его всерьез не принимали. Он проходил у них под кличкой «комсорг». И надо же - «комсорг» оставил далеко позади всех своих «старших товарищей», став не только академиком Медицинской академии, но и академиком «Большой» Академии России (РАН).
В.В.Меньшиков довольствовался же сначала постом заместителя Председателя - академика С.Федорова - в Советском Фонде Здоровья, а позднее и Председателя этого фонда.
Не знаю, существует ли еще этот фонд, а вот то, что В.В.Меньшиков имеет какую-то кафедру (лабораторию) в Медицинской Академии (кажется, лабораторию диагностики) - это я узнал от Н.В.Чебышева года назад. Сейчас Вадиму Меньшикову, вероятно, года 73-74 (он старше меня на 5-6 лет).
В 1988 году кооператив «МиР» Советского Детского фонда им. Ленина был зарегистрирован, но работать он не мог начать пока у него не было собственного помещения. И тут, как говориться, «не было бы счастья, да несчастье помогло». 12-й роддом на Новомосковской улице, недалеко от метро ВДНХ (сейчас Всероссийский Выставочный Центр), в котором работал Саша Червяков, был закрыт. О причинах его закрытия я расскажу несколько позже.
С моей подачи началась «разработка» вопроса о выделении части здания бывшего 12 Роддома нашему кооперативу. В конце концов удалось получить соответствующие документы, и осенью 1988 года кооператив начал свою работу.
Что же произошло с 12-м роддомом? В течение ряда лет в этом роддоме работал грамотный анестезиолог - доктор мед. наук Г.И.Рубанович. Под его руководством группа врачей, в которую входил и Саша Червяков, разрабатывала новые методы лечения поздних токсикозов беременности у рожениц. Если мне не изменяет память, Г.И.Рубанович считал, что ведущим в патогенезе этого тяжелого осложнения беременности является гиповолемия и предлагал использовать в терапии этого состояния переливание больших доз кровезаменителей.
Человек он был, видимо, не простой и, пытаясь отстоять правоту своего взгляда и право проводить соответствующую терапию, он вступил в конфликт с главврачем роддома. Баба эта имела поддержку в Райздраве и Управлении здравоохранения города и всячески мешала (всяческими правдами и неправдами) указанной выше группе продолжить работу по испытанию нового метода лечения поздних токсикозов беременности.
У Г.И.Рубановича, наверное, год назад появилась «поддержка» в Минздраве СССР. На пост Министра был назначен Денисов, а он, как оказалось, был учеником Г.И.Рубановича, точнее Г.И.Рубанович был научным руководителем последнего в период работы в Рязани. Конфликт сотрясал «роддом», мешал коллективу нормально работать. По просьбе Саши я показал материалы подготовленного Г.И.Рубановичем доклада клиницистам - акушерам-гинекологам: член корреспонденту Профессору В.Н.Серову и профессору Гуртовому (Центр акушерства и гинекологии и перинатологии МЗ СССР). С концепцией Г.И.Рубановича они не согласились и высказали свои критические замечания.
Г.И.Рубанович же пошел «ва-банк». Он встретился с Министром здравоохранения и убедил последнего в своей правоте. Было решено заслушать доклад врачей 12 роддома на заседании Ученого Совета Минздрава. В назначенный день доклад на Совете делал не сам Г.И.Рубанович, а его «правая рука» - женщина - акушер-гинеколог. Мне довелось присутствовать на заседании Совета. Честно говоря, доклад был недостаточно убедительным, а критике со стороны «маститых» ученых он подвергся беспощадной. Сам Министр на Совете не был. На мой взгляд,, он просто «подставил» своего учителя, чтобы тот ему больше не докучал. Следствием этого конфликта и явилось закрытие 12-го роддома.
Кооператив «МиР» начал работать осенью 1988 года в помещении бывшего 12-го роддома. Членами Правления кооператива были профессора В.Н.Серов, В.И.Васильев, Ваш покорный слуга, а директором - сотрудник лаборатории, которой я руководил, Иван Папазов, его замом мы сделали Кольку Григошина - снабженца нашего Института.
Уже в первые месяцы работы они начали заниматься делами, которые не входили в наши планы. Возникли какие-то финансовые дрязги. Контролировать все «дела» моих «кооператоров» я не мог, так как основное время занимался научной работой в НИИ морфологии человека, а порочить свое имя «махинациями» я не хотел.
На одном из собраний членов кооператива И.Папазов был освобожден от обязанностей директора, а на его место временно был назначен Н.Григошин (не имевший, кстати, медицинского образования). Я же решил для себя с этим кооперативом больше дел не иметь. Вышли из Правления и профессора В.Н.Серов и В.И.Васильев. Так первый опыт моего участия в «кооперативном движении» вышел «комом».
Раймунд Фидлер
А вот работа в лаборатории шла успешно. Благодаря исследованиям Раймунда Фидлера, моего аспиранта, у нас за 1987-1988 г.г. появилась коллекция собственных гибридом (гибридомных клеточный линий), продуцирующих моноклональные антитела к ряду антигенов и гормонов репродуктивной системы человека и животных.
Требовались большие усилия для «материального» обеспечения этой работы. Необходимо было заниматься многими организационными вопросами, в том числе пробивать «гранты», дававшие возможность приобретать на выделяемую под «гранты» валюту нужные реактивы, культуральные среды, «пластик» (культуральные плейты, планшеты) для иммуноферментного анализа, заниматься «оформлением» гибридом, то-есть, получением авторских свидетельств, написанием фармакопейной статьи на разработанную тест-систему для диагностики ранних сроков беременности у женщин путем определения в моче (и крови) хормонического гонадотропина человека (ХГЧ), писать научные статьи.
В ноябре 1987 годы мы с Раймундом принимали участие в работе 1-го Всесоюзного Съезда иммунологов, проводившегося в Дагомысе (г.Сочи) в новом гостиничном комплексе.
Доклад о разработке 1-ой в СССР диагностической иммуноферментной тест-системы для диагностики ранних сроков беременности на основе моноклональных антител к ХГЧ делал я. Сообщение наше вызвало большой интерес, а спустя две недели после возвращения в Москву Г.Т.Сухих, руководитель лаборатории клинической иммунологии Центра акушерства, гинекологии и перинатологии МЗ СССР, председательствовавший вместе со мной на одном из секционных заседаний Съезда в Дагомысе, позвонил мне и сообщил, что нашей тест-системой заинтересовались в Эстонии и хотели бы встретиться со мной для обсуждения вопроса о промышленном производстве ее на одной из биотехнологических фирм в Эстонской ССР.
В назначенное время мы с Раймундом Фидлером прибыли в поспредство Эстонии, располагавшееся недалеко от здания московского театра им.Маяковского. Встретил нас один из торгпредов и директор фирмы Вамбола Калбаков. Во время беседы мы рассказали о нашей разработке, а они о своих производственных возможностях. Мы договорились, что в адрес дирекции НИИ морфологии человека из Эстонии будет направлено официальное обращение с предложением о внедрении нашей научной разработки на одном из биотехнологических предприятий МЗ Эстонской ССР. Через пару дней такое письмо получил директор нашего Института академик АМН СССР, профессор А.П.Авцын. Он вызвал меня и получил из моих уст подробную информацию о проведенных ранее переговорах.
Я убедил его, что предложение это весьма заманчивое, так как сами мы наладить производство ИФА (тест-системы для диагностики ранних сроков беременности) в объемах, необходимых для обеспечения нужд советского здравоохранения не в состоянии, а как организация-разработчик НИИ морфологии человека получит весьма приличные финансовые отчисления от реализации этого проекта. Я получил «добро» на осуществление этого проекта и полномочия на проведение переговоров, оформление документации оказание помощи Биотехнологической фирме в Эстонии в процессе налаживания производства нашей иммуноферментной тест-системы.
На первом этапе нас с Раймундом командировали в Таллинн в декабре 1987 года. Оплата командировочных расходов осуществлялась эстонской стороной.
Когда Раймунд Фидлер пришел к нам в лабораторию для выполнения дипломной работы, будучи еще студентом МБФ 2-го московского медицинского института, его супруга Катрин приступила к дипломной работе в Институте мозга, в лаборатории, где в те годы работала Лида. Через пару лет Раймунд и Катрин расстанутся, и в Таллинн в декабре 1987 года Раймунд поедет уже со своей новой подружкой. Именно в Таллинне мы познакомимся с Оксаной Вакуленко, которая в 1989 году станет второй женой Раймунда после расторжения последним брака с Катрин.
Раймунд с Оксаной выехали в Таллинн раньше нас на пару дней и остановились у дяди Оксаны, а в двухместном номере в центральном отеле города, забронированном на мое имя принимающей стороной, разместились после приезда в Таллинн мы с Лидой. Для меня визит в Таллинн не был первым. Раньше мне уже доводилось познакомиться с этим красивым, уютным, старым европейским городом, сохранившим средневековый колорит в центральной части города. Старинные 4-х–5-и этажные здания, сохранившиеся с ХV1-ХV11 столетий, узенькие, вымощенные булыжником улочки, уютная ратушная площадь со зданием одной из самых старых аптек в Европе...
Город готовился к Рождеству и Новому году. На площади была установлена новогодняя елка, в витринах магазинов я впервые увидел рождественские цветки. Лидочке они очень понравились. Широкие зеленые листья завершались в верху цветка «короной» таких же широких красных листьев. Я поначалу подумал, увидев горшки с такими цветами в витринах магазинов, а потом и в окнах жилых зданий, что это искусственные цветы. Но Оксана, с которой мы познакомились в первый же вечер нашего приезда, и Раймунд объяснили нам, что это особый рождественский цветок, у которого красные листья появляются лишь к Рождеству.
Спустя лет 10-12 мы увидим подобные цветы уже в Германии, в Кемнитце, куда мы переедем на ПМЖ в 1998 году, а с 2000 года подобный цветок «проживает» вот уже 5-й год в нашей квартире. Чтобы красные листья появились у цветка к декабрю, его следует в феврале-марте обрезать, а с сентября освещать дополнительно, чтобы увеличить «светлое время» укорачивающегося осенью дня.
После приезда в Таллинн и размещения в гостинице, мы с Лидой совершили краткую экскурсию по центру старинного Таллинна. Я выступал на сей раз в качестве гида. Долго бродить по городу мы не могли. Во-первых, к нам в отель должны были прийти Раймунд с Оксаной, во-вторых, на вечер была назначена встреча с В.Колбаковым, и в-третьих, погода стояла прохладная, ветреная, хотя снега в городе, в отличие от Москвы, еще не было.
Завершив свой краткий ознакомительный «тур» по старому городу, мы вернулись в отель, в холле которого нас уже ждали Раймунд и его молоденькая симпатичная девушка Оксана. Мы поднялись к нам в номер и стали ждать прибытия «официальных» лиц для продолжения переговоров об организации производства разработанной нами иммуноферментной тест-системы для определения ранних сроков беременности в Эстонии. В назначенное время прибыл Вамбола Колбаков и пригласил всю нашу «компанию» в ресторан отеля поужинать.
После ужина Лида с Оксаной поднялись к нам в номер, а мы остались с В.Колбаковым в одном из уютных холлов обсуждать проект договора о «намерениях». Познакомившись с проектом договора и внеся в текст его ряд замечаний и исправлений, не носивших принципиального характера и принятых эстонской стороной, мы договорились, что после перепечатки «договора» нам вручат три экземпляра текста, которые мы должны будем передать на подпись нашему директору - академику А.П.Авцыну.
После утверждения договора в Москве и Таллинне можно будет приступить к реализации нашего проекта, и в конце января - начале февраля мы с Раймундом должны будем прибыть в Тылву, где размещается производственный отдел биотехнологической фирмы. Тылва - небольшой городок вблизи Тарту. К этому времени мы должны будем подготовить все необходимые компоненты для производства порядка 100 первых наборов и передать подготовленный нами «технологический регламент», а также участвовать на первом этапе в производстве тест-систем и обучать работников фирмы методам, используемым для создания нашей иммуноферментной тест-системы.
На этом официальная часть нашего визита в Таллинн была фактически выполнена. Выходные дни мы сможем использовать с Лидой для более тесного знакомства с городом. Во вторник нам будет передан готовый текст договора, и мы вернемся в Москву накануне Нового 1988 года.
Уходящий 1987-й год оказался насыщенным событиями. Это был год нашего с Лидой 50-летия. Мы побывали в августе в Монголии, совершив интереснейшее путешествие, в конце ноября-начале декабря - круиз по Дунаю, посетив шесть стран: Румынию, Болгарию, Венгрию, Чехословакию, Австрию и Югославию. В Будапеште мы в последний раз в этой жизни встретились с Илоной и Белой. Тогда мы, конечно, не думали, что эта наша встреча окажется последней. В середине ноября с Раймундом я участвовал в работе 1-го Всесоюзного съезда иммунологов. А в декабре побывали с кратким визитом в Таллинне.
Если мне не изменяет память, накануне 70-летия Великой Октябрьской социалистической революции на Пленуме ЦК КПСС с критической речью в адрес руководства КПСС и страны выступил 1-ый Секретарь Московского Горкома КПСС, кандидат в члены Политбюро ЦК КПСС Б.Н.Ельцин. Он выбрал, наверное, не самый подходящий момент для этого - накануне «Великого Праздника». Прозвучавшая на этом Пленуме из уст Егора Кузьмича Лигачева - Секретаря ЦК КПСС, члена Политбюро - фраза-восклицание «Борис, ты не прав!» стала впоследствии «крылатой».
Б.Н.Ельцин был снят с поста 1-го Секретаря Московского Горкома КПСС, выведен из состава Политбюро ЦК КПСС и был отправлен в «отставку» на пост замминистра в Министерство строительства. Вскоре он с инфарктом миокарда оказался на больничной койке в ЦКБ («Кремлевке»). Но именно с этого момента «опальный» Б.Н.Ельцин становится «народным любимцем». Уже через пару лет начнется его «восхождение» во власть. Сначала робкое. Он будет избран депутатом Верховного Совета СССР, войдет в состав межрегиональной группы Верховного Совета СССР (съезд народных депутатов), возглавлявшейся академиком А.Д.Сахаровым. Станет одним из «новых демократов», которые поведет борьбу за «новую Россию». Пройдут еще два года и 12 июня 1991 года Б.Н.Ельцин будет избран Председателем Верховного Совета РСФСР, Президентом. Этот день войдет в историю Новой России, как День Независимости.
После провалившегося августовского (1991 г.) путча ГКЧП (Государственный Комитет Чрезвычайного Положения), Борис Николаевич Ельцин станет признанным лидером Новой России, а после Беловежского сговора, завершившего официально распад СССР, начнется эра правления Б.Н.Ельцина, продолжавшаяся все 90-е годы ХХ столетия. Но в 1987-1988 г.г. такой поворот событий никто из нас не мог, конечно. предвидеть
И, естественно, самым важным событием 19787-1988 года для наше семьи явилось рождение Павлика. Об этом я уже подробно рассказывал ранее.
Тылва
Сразу же после Нового 1988-го года директор НИИ морфологии человека АМН СССР, академик АМН СССР, профессор А.П. Авцын подписал договор с Эстонией. В АМН СССР было получено разрешение на командировку в г. Тарту аспиранта НИИ морфологии человека АМН СССР, гражданина ГДР Раймунда Фидлера для проведения совместных исследований и внедрения разработанного в институте тест-системы для диагностики ранних сроков беременности. Когда все необходимые компоненты: моноклональные антитела для посадки на пластик, конъюгат второго моноклонального антитела с ферментом пероксидазой, субстрат (перекись водорода) и краска-ОФД были готовы, мы взяли билеты на поезд Москва-Тарту и выехали в конце января в Эстонию.
В Тылве, где размещалось производство Биотехнологической фирмы, нас никто не встретил. И пришлось нам проделать не близкий путь от вокзала до места нашей работы пешком. Благо багаж наш был невелик: у каждого по спортивной сумке. Оказалось, что Вамбола Колбаков был срочно вызван в Минздрав и не смог вернуться к нашему приезду. Сотрудники фирмы были осведомлены о нашем приезде.
Мы оставили в холодильнике привезенные с собой ингредиенты будущих тест-систем (наборов) и отправились размещаться в отведенной для жилья квартире.
Квартира - однокомнатная, чистая, светлая с кухней, ванной и «раздельным» туалетом. Приняв душ и побрившись, мы отправились обедать. Отобедав, вернулись к себе на квартиру. Вскоре за нами заехал В.Колбаков. Извинившись, что не смог нас встретить на вокзале, он вместе с нами отправился на «производство». Размещался производственный отдел Биотехнологической фирмы в небольшом двухэтажном особняке. Конечно, это не был завод, но современное оборудование вполне позволяло осуществлять производство иммуноферментных тест-систем (наборов).
Не знаю уж почему, но мы в «договоре» согласовали производство «одноступенчатой» тест-системы для определения ХГЧ (хорионического гонадотропина человека). В этих случаях очень высокие требования предъявляются к «конъюгату». Он должен «работать» при одновременном внесении в лунку планшета с исследуемым образцом (мочой, плазмой крови). С помощью такого «варианта» время анализа, конечно, резко сокращается (получается «экспресс»-метод). В руках Раймунда и этот вариант тест-системы «работал». Значительно проще было производить двухступенчатую тест-систему, которую мы и стали выпускать год спустя уже в Москве.
А пока начался период передачи технологии нашим эстонским партнерам. Работали мы порой допоздна. Завершив трудовой день отправлялись с Раймундом Фидлером ужинать (и одновременно обедать) в единственный в Тылве «Ресторан». Выпив по рюмке водки и закусив «стейком» с гарниром и выпив по чашечке чая с булочкой или печеньем, отправлялись спать.
В течение недели намеченный объем работы был завершен. Собранные «наборы» работали нормально. Мы оставили нашим партнерам привезенные компоненты - «конъюгат» и «нижние» моноклональные антитела. Остальные «комплектующие» набора должны были изготовляться в Тылве. Технологический регламент и инструкция по применению «набора» для диагностики ранних сроков беременности были написаны и отредактированы мной.
Завершив работу, мы выехали в Москву. Поезд из Тарту отправлялся поздним вечером. Бросив в купе свои сумки, мы отправились в вагон-ресторан. Заказав себе «сборную солянку» и по натуральному бифштексу, мы стали ждать пока нас обслужат. В те годы в вагонах по ночам «крутили» по «видео» художественные кинофильмы.
Когда мы ехали в Москву, нас «угощали» кинофильмом «Ниндзя», а вот при поездке в Тарту довелось мне впервые познакомиться с Виктором Цоем. Он снялся в фильме «Игла». Спустя пару лет Виктор Цой станет кумиром молодежи, его поп-группа «Кино» будет собирать на своих концертах толпы фанатов. В 90-е годы Виктор Цой трагически погиб в автокатастрофе. До сих пор неясно - была ли эта трагическая случайность или самоубийство.
Через две недели после возвращения из Тарту (Тылва), я оформил двухнедельный отпуск и мы с Лидой, Катенькой и Андрюшей отправились отдыхать в пансионат АМН СССР в Подмосковье.
Лыткино
Располагался пансионат в поселке недалеко от Зеленограда. Добирались мы из Москвы электричкой с Ленинградского вокзала. До Зеленограда поезд шел чуть больше часа. На привокзальной площади этого подмосковного города-спутника мы сели в автобус и минут через 25-30 доехали до Пансионата. В новом двухэтажном корпусе нам предоставили два однокомнатных номера на втором этаже. На первом этаже размещалась столовая, библиотека, кинозал, администрация. Отдыхающих было немного.
Погода стояла великолепная. Размещался пансионат на опушке лесного массива. Буквально метров 50-100 - и лыжня уходила в чудесный лес. По утрам я бегал на зарядку и уже в первые же дни увидел впервые в своей жизни в лесу зайцев в «дикой» природе. Я делал свои утренние упражнения на одной из просек в лесу. Ширина ее была, наверное, не более 10 метров. Приседая, я вдруг увидел довольно крупного зайца-беляка, перебегавшего не торопясь просеку. От зайца до меня было, наверное, не больше 15-20 метров. В Лыткино мне еще только раз доведется встретиться с зайцем лицом к лицу, а вот спустя 14-15 лет в Кемнитце в лесопарке и даже на пустыре за «Praktiker», у пруда в Цайсигвальде, напротив спортивной площадки (Spielplatz) и даже у гаражей рядом с детским и юношеским кафе, доведется мне неоднократно встречаться с зайцами. Зимой, когда выпадает снег, в лесу и на пустырях и даже на газонах в черте города можно наблюдать серпантины и цепочки многочисленных заячьих следов. Несколько раз гонялся за зайцами в Цайсигвальде курцхар Кони, который в 2002-2003 г.г. находился под нашим с Лидой «надзором» и с которым мы ежедневно зимой и летом гуляли в лесу.
После такого «лирического» отступления возвращаюсь к событиям того февраля уже далекого 1988 года. Мы с Лидой ежедневно совершали лыжные прогулки в лесу. Андрюша же в первые дни заболел гриппом и оставался в пансионате. Катенька в это время играла в спортзале или в холле с отдыхавшими в пансионате сверстниками. Иногда и она совершала вылазки в лес вместе с нами.
После лыжных прогулок приятно было в морозные дни погреться в сауне. Сауна находилась в отдельном здании метрах в двухстах от главного корпуса. Мы заранее «бронировали» сеанс в сауне и проводили пару приятных часов в чистом, уютном, обшитом деревом помещении сауны. После бани можно было посидеть в комнате отдыха, попить чай из «русского самовара». Когда Андрей выздоровел, мы посещали сауну все вместе.
Довелось ему пару раз покататься на лыжах. Именно в Лыткино нам с Лидой впервые довелось познакомиться с Машей Денисовой. Я, как всегда, узнал о романе Андрюши, наверное, последним в нашей семье. Кто такая Маша Денисова, насколько серьезны ее и Андрюшины намерения, мне лично ничего известно не было.
Не помню уже точно, но, быть может, желание помочь Андрюше как-то разорвать этот узел и принять взвешенное решение стало причиной того, что мы вытащили нашего сына в Лыткино. Но и там Андрюшины женщины не оставили его в покое. Сначала с визитом прибыла Маша Денисова. Она провела с Андреем два дня. Мы вместе обедали, но каких-либо серьезных разговоров не вели. Я считал невозможным для себя вмешиваться в личную жизнь нашего сына, да и Лиде не советовал как-то влиять на решения Андрея. Как мне говорила Лида, она боялась в те дни, что Маша и Ирина могут встретиться в Лыткино. И, видимо, ее опасения были ненапрасными.
После отъезда Маши, в Лыткино пожаловала Ира с Дашенькой. Андрей уже заболевал, и Ира с Дашенькой не могли остаться с ночевкой. В тот день после обеда Ира подошла ко мне и попросила уделить ей внимание. Я оделся и мы вышли на улицу. Она рассказала о происшедшей размолвке с Андреем и его романе с Машей Денисовой и просила у меня совета, как ей быть в такой ситуации. Более того, она обратилась с просьбой, чтобы я поговорил с Андреем и как-то повлиял бы на него, чтобы брак их не распался. Я, не зная всех деталей и событий, имевших место в их взаимоотношениях в последнее время, ничего ей не обещал, сказав, что время рассудит.
На этом мы и расстались. У меня сердце обливалось кровью, глядя на Дашеньку. Если Андрей уйдет из семьи, судьба Дашеньки казалась мне просто трагической. Честно говоря, Ира мне никогда не нравилась как женщина, а узнав о ее душевном состоянии, я понимал, что счастья в браке с ней Андрею не видать. Но и Маша не произвела тогда на меня, мягко говоря, неотразимого впечатления. Узнать же ее как человека за короткий миг нашего знакомства, конечно, было невозможно. Пока Андрей болел, никакого разговора с ним я, естественно, не заводил.
Но вот как бывает. Я возвращался из Зеленограда, куда мне пришлось съездить, чтобы купить лекарства в аптеке. День был тяжелый. Наступила оттепель, и с утра лил дождь. Вдруг кто-то окликнул меня на остановке автобуса. Я обернулся и увидел Машу. Под дождем волосы у нее намокли и свисали на лицо. Вид у нее был, честно говоря, жалкий. Мы молча доехали до пансионата, благо автобус был битком набит народом. Жаль, что я не смог разглядеть в Маше женщины, которая могла бы составить счастье моего сына.
Но дождь в тот день сделал свое неправое дело. Спустя пару дней у нас с Андреем все же состоялся разговор о сложившейся ситуации. Я не навязывал ему никаких решений и не говорил о сложившихся у меня впечатлениях о его женщинах. Но фраза «Подумай о Дашеньке!» могла, возможно, повлиять на ход дальнейших взаимоотношений Андрюши с его женщинами. Если это так, то моя вина перед Андреем неискупима.
Андрюша выздоровел, мы все неплохо отдохнули, покатались на лыжах в лесу, попарились в сауне. Правда, концовка нашего пребывания в пансионате оказалась тревожной. Заболела Катенька. У нее «припухли» шейные лимфоузлы, «симулируя» свинку. Мы вернулись в Москву.
Участковый педиатр, осмотрев Катю, поставил диагноз: «свинка» (паротит). Но картина болезни, да и припухлость не в области околоушной железы, а по ходу грудино-ключично-сосковидной мышцы и под челюстью заставляла думать о другом заболевании. Температура вот уже несколько дней оставалась высокой - под 40°С. Мне удалось договориться о консультации с гематологом в Детской Республиканской больнице. Анализ крови подтвердил мои опасения. У Кати инфекционный мононуклеоз. Назначенная терапия оказала необходимый эффект и вскоре Катюша поправилась.
Когда я вышел на работу, то там ждала меня тревожная новость: пропала секретарь нашего директора, молодая симпатичная женщина. Ей не было 25 лет. Жила она с родителями и маленькой дочкой, кажется, в Щербинке, под Подольском. Возвращалась она накануне своего исчезновения электричкой поздним вечером. Домой она не пришла. Последними в Москве ее видели сотрудники судебно-медицинской экспертизы, работавшие в те годы на 1-ом этаже институтского лабораторного корпуса. Следователи неоднократно беседовали с ними.
Прошли долгих 3,5 месяца, но поиски Гали Водолазовой успеха не приносили. К поискам подключили даже экстрасенсов, но и они ничего толком сказать не смогли.
Лишь в конце мая тело пропавшей было обнаружено недалеко от станции в Подмосковье, где она жила, в какой-то трубе. Судебно-медицинская экспертиза показала, что она была изнасилована и зверски убита. Так трагически оборвалась жизнь этой молодой, жизнерадостной, всегда улыбающейся женщины. Прошло уже почти 30 лет с момента ее трагической гибели, а образ ее, как живой, стоит перед моими глазами.
ГДР
Весна в тот год в Москве выдалась холодной, затяжной. В марте еще лежал снег не только в лесу, но и в городе.
В конце марта мне предстояла 2-х недельная командировка в ГДР, в г.Росток, где находилась Академия сельскохозяйственных животных ГДР. Мы заключили с руководством Академии договор о совместных исследованиях в области биотехнологии и иммунологии репродукции. Дело в том, что Раймунд Фидлер был откомандирован для прохождения аспирантуры к нам в НИИ морфологии человека как раз этой Академией ГДР. В Институте животноводства этой Академии в Думмерсдорфе, в пригороде Ростока находился отдел иммунологии репродукции, с которым и были запланированы совместные исследования.
Руководителем отдела был молодой, симпатичный доктор наук, профессор Удо Майер.
Мы вылетели из Шереметьева рано утром, и через три часа наш самолет приземлился в аэропорту Шонефельд города Берлина. Тогда мне название аэропорта ни о чем не говорило. Это сейчас я склонен переводить с немецкого названия городов, фамилии и т.д. и т.п. Так вот Шонефельд в переводе - «красивое поле», а Думмерсдорф - «дурацкая (глупая) деревня), Альтшулер (был у нас такой сокурсник в 1-ом МОЛМИ) – «старый школьник», Бидерман - это мой сухумский знакомый, сосед Коли Асанова - «порядочный человек» и т.д. и т.п.
В аэропорту нас с Раймундом ждала черная «Волга» - служебный автомобиль его отца, Райнгольда Фидлера, занимавшего в те годы пост Государственного Секретаря Министерства водного хозяйства ГДР. Министерство располагалось в здании в центре Восточного Берлина. Из его окна бала видна «Берлинская стена» и Рейхстаг.
Отец Раймунда встретил нас радушно в своем кабинете. Он расспросил меня о работе своего сына, о наших планах. Посоветовал, что посмотреть в Берлине и рекомендовал посетить музей «Пергамон».
Для ознакомительной экскурсии по Берлину он выделил в наше распоряжение свой служебный автомобиль. Погода стояла великолепная. Весна в Берлине была в разгаре. Светило солнце, цвели цветы. Я впервые увидел в Берлине газоны и клумбы, усыпанные разноцветными крокусами. Мы побродили по центру города. Дошли по Унтер ден Линден («под липами) до Бранденбургских ворот, погуляли в сквере у Красной Ратуши, полюбовались фонтаном «Нептун» на пешеходной Poststra;e, пообедали в уютном кафе, отведав традиционное немецкое блюдо «Eisbein» - тушеная рулька с кислой жареной капустой, выпили по бокалу светлого пива и отправились в музей «Пергамон», расположенный в центре города на «острове искусств».
Музей этот уникальный. Помимо древнегреческого мраморного алтаря храма «Пергамон», вывезенного немецкими археологами из Малой Азии (ныне территория Турции), мне довелось впервые увидеть и колоны, стоявшие тысячелетия назад на дороге процессий в древнем Вавилоне. Помимо этих уникальнейших экспонатов, в залах музея находится много других интересных археологических находок, свидетельствующих о высочайшем мастерстве вавилонских и древнегреческих архитекторов, скульпторов, художников, кузнецов и гончаров. Музей оставил неизгладимое впечатление в моей памяти.
Мне, наверное, повезло, я еще трижды посещал этот музей, в том числе с Лидой и Катенькой в 90-е годы ХХ столетия.
Восточный Берлин в бытность ГДР оставил в памяти моей очень приятное впечатление. Везде, где бы мне не пришлось побывать - и в центре города на Александр-платц, на улице Ленина, я уж не говорю об Унтер ден Линден, в «спальных» районах, в Трептов-парке, на вокзалах, в метро, в пригородах Берлина (на берегах Мугелзее), на набережных Шпрее - везде были чистота и порядок. В те годы мне не довелось увидеть на улицах Берлина (да и других городов ГДР, которые я посещал) ни одного пьяного или даже подвыпившего человека, позволяющего себе шуметь, кричать или свистеть.
А вот уже в конце 90-х годов, когда мы переехали в Германию, я был удивлен, что и в Берлине и в других городах на улицах стало грязно. Возле урн валялись окурки, бумаги, остатки недоеденной пищи, банки и бутылки из-под пива и различных напитков, бумажные и полиэтиленовые пакеты, собачье дерьмо никто не убирает. Толпы футбольных болельщиков на улицах, в поездах, на вокзалах орут, подогретые пивными парами или шнапсом, не считаясь, что вокруг них пожилые люди и дети, которых они своим агрессивным поведением пугают или, во всяком случае, создают им дискомфорт. Никто - ни полиция, ни проводники в поездах - не делает им замечаний. Ничего подобного в ГДР-овские времена ни в Берлине, ни в Ростоке, ни в Дрездене, ни в Магдебурге мне видеть не приходилось.
К вечеру того первого дня, завершив краткое знакомство с Берлином и проведя почти два часа в музее «Пергамон», мы выехали поездом в Росток - город-порт в Балтийском море. Удобные, чистые, комфортабельные вагоны. В каждом вагоне «туалет»-WC с моющим раствором или порошком для рук, рулонами туалетной бумаги, салфетками для вытирания рук, гигиеническими пакетами, кранами с водой и зеркалом. В отдельном вагоне - буфет, где можно выпить кофе, чай, прохладительные напитки, пиво, закусить горячими сосисками, бутербродами, пирожными. Ничего подобного в подмосковных электричках или поездах, связывавших Москву с Калининым (Тверью), Владимиром, Тулой и другими городами, расположенными от Москвы на таком же расстоянии, что и Росток от Берлина, в те далекие уже 80-е годы ХХ столетия в СССР не было. Поезд шел до Ростока часа 3-3,5. Мы отдохнули, выпили по кружке пива и закусили вкусными горячими сосисками. Время пролетело незаметно, и вот уже наш поезд прибывает в Росток. С вокзала мы на трамвае доезжаем до гостиницы Академии. Это небольшой 2-х этажный («охотничий дом», как он мне представился) особняк в центре города.
В холле первого этажа нас ждал дежурный. Он вручил нам ключи от двух номеров на втором этаже. Из холла на второй этаж вела широкая деревянная лестница. Номер, который был забронирован для меня, представлял собой прекрасную светлую комнату, площадью метров 20-25, с балконом, высоким потолком. В номере была кровать, диван, шкаф для одежды, стол с двумя удобными мягкими креслами, столик с телевизором, телефон. Душ и туалеты были размещены в коридоре. По-моему, в тот мой первый приезд в Росток, кроме нас с Раймундом никого в гостинице больше не было.
Мы прибыли в гостиницу поздним вечером, часов, наверное, в одиннадцать. День этот для нас выдался долгим. Ведь два часа разницы с московским временем в ГДР сделали его еще длиннее. Часы я еще не перевел, и когда мы отправились спать, на моих часах было уже два часа ночи, а завтра (точнее уже сегодня) нам нужно будет к 9 часам утра прибыть в Институт.
В половине седьмого утра я встал, сделал зарядку на балконе. В Ростоке жизнь уже «кипела». Народ отправлялся на работу, учебу. Приняв душ и побрившись, я вскипятил в буфете гостиницы чайник. Когда Раймунд был уже готов, мы выпили чай с оставшимися со вчерашнего вечера бутербродами и отправились в Институт. Добрались до него на двух трамваях с пересадкой, а затем еще минут десять шли пешком по какому-то переулку мимо зоопарка.
На территории Института было несколько корпусов. Путь наш лежал мимо нескольких 2-х этажных лабораторных корпусов (где размещались, если мне не изменяет память, лаборатории эндокринологии репродукции, биохимии, зоотехнический отдел) вглубь институтского двора к 3-х–4-х этажному корпусу, в котором находилась администрация Института и отдел иммунологии репродукции. Встретил нас шеф Раймунда профессор Удо Майер.
После краткого приветствия и знакомства мы отправились с официальным визитом к академику Ротэ - главе всего этого научного центра. Он внимательно выслушал наш рассказ о проблемах, которыми занимается руководимая мной лаборатория, о наших планах совместных исследований. Обменявшись впечатлениями о Москве и Берлине, он пожелал нам успешной работы и отпустил нас «с миром». Мы отправились в отдел к Удо Майеру. Он провел нас по лабораториям, познакомил со своими научными сотрудниками и вспомогательным персоналом. Затем у него в кабинете состоялась небольшая научная конференция, на которой Раймунд Фидлер доложил о результатах исследований по теме своей кандидатской диссертации. Доклад и вопросы шли на немецком языке, а вот дискуссия, чтобы и я мог в ней активно участвовать на английском. Часов в двенадцать мы всем коллективом отправились обедать в институтскую столовую. Обед был простой: овощной суп (протертый), мясо с картофельным пюре, чай (или кофе) с булочкой и киви. Мне кажется, что киви я впервые попробовал здесь, в Ростоке.
После обеда мы вместе с Удо Майером на его «Вартбурге» отправились в Думмерсдорф, где находилось животноводческие экспериментальные хозяйства. Думмерсдорф- небольшой поселок городского типа (по-нашему), хотя в названии его - Dorf- деревня. Поселок застроен, в основном, двухэтажными красными кирпичными домиками, покрытыми красной же черепицей. Дома утопают в зелени. Много хвойных деревьев, на газонах цветут крокусы. Летом, наверное, он еще более красив, когда листвой оденутся кустарники и лиственные деревья. Улицы прямые, асфальтированные. Машин немного.
Познакомившись со свинофермой, где в условиях идеальной чистоты содержатся свиноматки с приплодом, мы осмотрели также «скотный двор», а точнее ферму крупного рогатого скота. Животноводство в ГДР- высокопродуктивное. В СССР в те годы о подобных успехах в животноводстве можно было только мечтать.
Мы посетили также «деревенский магазин». Меня прежде всего поразил мясной отдел. По сравнению с полупустыми прилавками мясных отделов московских магазинов (я уже не говорю о российской глубинке), когда мы радовались «выброшенному» (то-есть, поступившему в продажу) нам – покупателям - трудящимся СССР промороженным кускам мяса на костях, здесь висели на крюках и лежали на прилавке (естественно, с холодильной установкой) куски парной свинины, причем лишенные каких-либо кусков или прослоек жира, разделанной в виде отбивных, вырезок, антрекотов, рулетов и т.д. и т.п. На лотках лежали «рульки», свиные ножки, сердца, почки, печень, легкие, мозги. Таким же образом рядом лежала парная говядина и ее «субпродукты» (внутренние органы). Число сортов вареных и копченых колбас и сосисок я так и не смог сосчитать. Подобного изобилия в московских магазинах в те годы не только увидеть, но и представить себе мы не могли. И это - «деревенский магазин», в котором наряду с продуктами продавались и промышленные товары: телевизоры, холодильники, стиральные машины, велосипеды и даже мотоциклы.
Разница в уровне жизни в СССР и ГДР была в те годы разительной и не в пользу СССР.
Из Думмерсдорфа мы вернулись в Росток уже вечером. Было еще светло, и мы с Раймундом отправились знакомиться с достопримечательностями этого портового ганзейского города. Во время 2-ой Мировой войны Росток, конечно, не пострадал так как Берлин, Дрезден или Кемнитц. Центральные улицы были застроены хорошо сохранившимися зданиями банков, страховых компаний, управлений порта и т.д.. Построены эти здания были, наверное, еще в Х1Х и даже ХV111 веках. Каждое здание имело «свое лицо» и отличалось от соседних, составляя, тем не менее, вместе с ними единый архитектурный ансамбль. В центре города было много магазинов, ресторанов, кафе.
В памяти моей сохранилось посещение одного из ресторанов в Ростоке. Завершив «трудовой день», мы решили поужинать и зашли в один из ресторанов в старом портовом районе города.
В уютном помещении на втором этаже посетителей было мало. К нам сразу же подошел официант и подал «меню». Мы заказали рыбное ассорти, стейк с жареным картофелем и пиво. В целом рыбное ассорти ничего особого не представляло, за исключением «черной икры», если ее так можно назвать. Ни до, ни после этого подобной «икры» мне больше увидеть и пробовать не пришлось. Была она какого-то темно-зеленого цвета. Из чего она была сделана или «добыта» я так и не узнал. Выпив хорошего светлого пива, закусив и съев по куску хорошего мяса, мы продолжили свой вечерний «пир». Не знаю уж почему, но нам показалось съеденного и выпитого мало. Заказав еще пива, мы решили отведать еще и понравившийся мне еще в Берлине «Eisbein».
Подозвав официанта, мы заказали выбранное блюдо. Когда заказ был выполнен, у нас на столе оказалось огромное блюдо с двумя здоровыми рульками и пышущей жаром тушеной кислой капустой. Поначалу я просто испугался от того, что все это нам предстоит съесть. Какое же было мое удивление, когда мы благополучно справились с этой нелегкой задачей, обглодав рульки и съев всю капусту. После столь обильной трапезы мы пешком отправились в свой «охотничий дом» - гостиницу Академии.
Пребывание в Ростоке оставило в моей памяти приятные воспоминания. В тот год мы посетили и несколько курортных городков на берегу Балтийского моря и места, где в годы гитлеровского третьего рейха Вернер фон Браун разрабатывал, строил и испытывал свои знаменитые ракеты ФАУ-2.
Мне еще трижды доведется посетить Росток, познакомиться со Шверином, маленькими уютными городками нынешней Земли Мекленбург- Передняя Померания. Все эти визиты неизменно проходили в теплой дружеской обстановке, и я вспоминаю их как светлые моменты в моей жизни.
Завершив программу командировки, мы с Раймундом выехали поездом из Ростока в Берлин. Самолет в Москву вылетал часов в 5 вечера, так что нам пришлось выезжать из Ростока утренним поездом.
Был субботний день. Когда мы часа через три прибыли в Берлин, шел дождь. С вокзала мы на U-Bahn добрались до центра города, где в те годы жили родители Раймунда. Оставив вещи и выпив по чашке чая, мы отправились по магазинам, чтобы приобрести для моих домочадцев «сувениры».
Отец Раймунда вызвал свой служебный автомобиль и, более того, сам сопровождал нас в этом Shop-туре по Берлину. Дождь не прекращался и если бы не любезность отца Раймунда, мы бы промокли до нитки. Вот так «со слезами» прощался Берлин с нами в тот мой первый визит в ГДР. Успешно завершив операцию «сувениры», мы вернулись в квартиру родителей Раймунда, где нас ждал «семейный» обед, во время которого мне довелось поближе познакомиться с родителями Раймунда. Они оказались простыми в общении, радушными хозяевами. В знак уважения к научному руководителю их сына, они преподнесли мне набор немецких вин и театральный бинокль фирмы «Karl Zeiss». Вино то мы, конечно, давно выпили или раздарили, а бинокль хранится у меня до сих пор.
После обеда нас отвезли в аэропорт «Шонефельд», и мы благополучно вернулись в Москву.
А осенью того же года мы принимали в Москве у себя в Институте с ответным визитом сотрудников отдела иммунологии репродукции ГДР-овского Института животноводства профессора Удо Майера и его старшего научного сотрудника. Так началась наша тесная дружба и сотрудничество с учеными из ГДР - «братской страны социализма», продолжавшейся вплоть до воссоединения Германии, то-есть, до 1990 года. Правда, мне и после объединения Германии предоставится возможность еще дважды побывать в Ростоке. Но эти визиты носили уже не научный, а скорее коммерческий характер.
В мае отметили 80-летие Бориса Сергеевича. Юбилей его отмечали мы в домашней обстановке на Беговой 13 кв. 62. Помимо всех наших поздравить юбиляра пришли Сергей Михайлович Федосеев, Борис Яковлевич Пищик и Надежда Викторовна Троян. Чуть позже Борис Сергеевич собрал своих коллег по «цеху» - журналистов - в ресторане «Дома журналистов». Спустя два дня после 80-летия Бореньки, мы собрались у нас на Беговой 2-110, чтобы отпраздновать 1-ю годовщину Павлика.
Весна в Москве вступала в свои права. После холодного марта и дождливого апреля, в мае установилась теплая солнечная погода. На выходные дни мы выезжали в «Заветы Ильича» на дачу, а в конце мая - начале июня перебрались туда на все лето.
Смена власти в НИИ
В тот год произошла смена руководства в НИИ морфологии человека, где я работал с 1971 года. Основатель Института и его бессменный директор с момента основания в 1960-м году академик АМН СССР, профессор А.П.Авцын, достигший уже 80-летнего возраста, был отправлен на пенсию. Правда, за ним сохранили пост «почетного директора» («советника- директора»).
Директором НИИ морфологии человека был избран академик АМН СССР профессор, заведующий патологоанатомическим отделом НИИ скорой помощи им. Склифосовского МЗ СССР - Николай Константинович Пермяков.
С Александром Павловичем Авцыным у меня сложились и на протяжении 15 лет поддерживались хорошие отношения. Он поддерживал наше направление исследований и давал полную свободу «маневра» в моих научных поисках, хотя могло казаться, что иммунология репродукции не вполне вписывается в морфологический «профиль» Института.
А.П.Авцын был человеком широких научных интересов, и с ним легко было находить «общий язык» не только в плане патологической анатомии. Он всячески поддерживал новые перспективные направления исследований, особенно если по их результатам намечался прямой выход в «практику здравоохранения». Наши успехи в разработке и внедрении в практику «Антирезусного глобулина» для профилактики гемолитической болезни новорожденных, а в последние годы создание «гибридом», продуцирующих моноклональные антитела к антигенам и гормонам репродуктивной системы человека, на основе которых были разработаны современные иммуноферментные тест-системы для диагностики ранних сроков беременности и нарушений в гормональной регуляции процесса репродукции, позволяли Институту отчитываться за «развитие перспективных научных направлений»- биотехнология, иммунология репродукции перед АМН СССР и Минздравом.
Как отнесется к нашим исследованиям новый директор я, конечно, не знал. Поэтому с тревогой следил за ходом «предвыборной кампании». После «отсечения» ряда предложенных кандидатов на пост директора НИИ морфологии человека АМН СССР, к последнему туру остались три претендента. Академик АМН СССР, Главный ученый секретарь АМН СССР, профессор Донат Семенович Саркисов (кстати, сын Семена Александровича Саркисова - директора Института мозга СССР до 1970 года, где работала Лида с 1961 по 1991 г.г.), бывший секретарь Партбюро нашего Института, зав. Лаборатории Географической патологии севера - Артур Георгиевич Марачев и Н.К.Пермяков.
Накануне выборов директора на общем собрании сотрудников Института выступил Д.С.Саркисов. Он поблагодарил за оказанное ему доверие (на предварительном голосовании на расширенном Ученом Совете Института большинство проголосовало именно за него) и просил снять свою кандидатуру с голосования. Более того, он в своем выступлении предложил избрать на пост директора Н.К.Пермякова, охарактеризовав его как одного из ведущих патологоанатомов страны, обладающего огромным опытом клинического патологоанатома и организаторскими способностями. Послушное большинство сотрудников Института отдало свои голоса за «стороннего» претендента. А.Г.Марачев получил всего несколько голосов. Летом Н.К.Пермяков был утвержден директором нашего Института сначала на Бюро ОМБН, а затем и на Президиуме АМН СССР.
Моя первая личная встреча с новым директором произошла уже в сентябре 1988 года, когда он пригласил меня к себе для беседы, чтобы познакомиться с ситуацией в лаборатории, нашими возможностями, планами и потребностями. Я в сжатой форме доложил ему о направлении наших исследований, о возможностях внедрения в практику, в том числе и патологоанатомическую полученных в лаборатории моноклональных антител, но, естественно, основной уклон сделал на целесообразность внедрения в практику здравоохранения «ИФА-тест-системы на основе моноклональных антител к ХГЧ» для диагностики ранних сроков беременности.
Это позволило бы снизить число абортов в стране, сделав возможным широкое, обоснованное применение для прерывания беременности на ранних сроках (3-4 недели беременности) мини-абортов, менее травматичных, не требующих госпитализации беременных и не дающих таких тяжелых осложнений как обычные аборты (воспалительные заболевания органов малого таза, нарушения гормональной регуляции репродуктивной системы у женщин и др.).
Н.К.Пермяков информировал меня о том, что в НИИ им.Склифосовского работает кооператив, занимающийся мини-абортами. Диагностику ранних сроков беременности они осуществляют с помощью УЗИ (ультразвуковое исследование). Я возразил ему, сказав, что, по данным литературы, УЗИ не позволяет диагностировать беременность на самых ранних сроках, и что часто «мини-аборты» проводят и при отсутствии беременности, и именно в этой группе наиболее часто возникают осложнения после проведенного аборта.
Он предложил мне встретиться с сотрудниками этого кооперативы и обсудить возможности использования в их работе нашей «ИФА-тест-системы». Я дал свое принципиальное согласие. Встреча эта произойдет уже в октябре месяце. Я прибыл в Институт им.Склифосовского в назначенное время. В полуподвальном помещении одного из старых корпусов этого НИИ скорой помощи нашел патологический отдел. Николай Константинович встретил меня радужно, познакомил со своими ближайшими помощниками, провел по лабораторным помещениям отдела, а затем у него в кабинете состоялась встреча с сотрудниками кооператива.
Один из руководителей его рассказал о работе кооперативного подразделения, о его возможностях, о плане оказания медицинской помощи населению, в том числе и по прерыванию беременности на ранних сроках с использованием процедуры «мини-аборт». Наши научные разработки по созданию «ИФА-тест-системы» на основе моноклональных антител к ХГЧ для диагностики беременности у женщин на ранних сроках их явно заинтересовали. Руководители этого кооператива выразили готовность сотрудничать с нами и использовать в своей работе наши «ИФА-тест-системы», когда мы наладим их производственный выпуск.
К этому времени наши контакты с эстонскими коллегами, которые так и не смогли наладить впуск диагностических наборов для определения ранних сроков беременности, тихо скончались. Тем временем мы провели испытания двухступенчатой «ИФА-тест-системы» для определения бета-ХГЧ, которая собиралась «вручную» или, как говорили тогда, «на коленке», Раймундом Фидлером. Испытания проходили в НИИ акушерства, гинекологии и перинатологии МЗ СССР, которым тогда руководил Н.М.Побединский, в лабораторном центре (руководитель Венгеров) и в НИИ вакцин и сывороток им.Тарасевича МЗ СССР (директор - профессор Н.Медуницын).
Во всех участвовавших в испытаниях учреждениях были получены хорошие результаты, подтвердившие высокую чувствительность и специфичность наших тест-систем. Мы приступили к подготовке технической документации на эту тест-систему - «временной фармакопейной статьи». Однако я отлично понимал, что одному Раймунду Фидлеру не по силам производить эти тест-системы в количестве, которое могло бы удовлетворить потребности нашего здравоохранения. Необходимо было создать на первых порах подразделение, которое бы наладило выпуск таких диагностических наборов.
Одним из возможных вариантов мог бы быть кооператив при НИИ морфологии человека. Идея создания подобного кооператива была поддержана Н.К.Пермяковым, и им же была предложена кандидатура сотрудника его лаборатории М.Ю.Яковлева, который бы вместе со мной взялся за реализацию этого проекта. Именно тогда в октябре 1988 года и состоялась наша первая официальная встреча с Михаилом Юрьевичем Яковлевым. А спустя буквально несколько дней он пригласил меня и хорошо меня знавшего Ивана Головистикова к себе домой для установления более тесных личных контактов.
Кооператив «Мечников»
Я прибыл на квартиру М.Яковлева, который жил тогда в Машковом переулке, недалеко от Курского вокзала, часам к шести, закончив работу в Институте. Дома у Михаила Юрьевича меня уже ждали подъехавшие чуть раньше Иван Головистиков и Андрей Аполлонин. Как я уже говорил, с Иваном Головистиковым мы поддерживали дружеские отношения уже почти четверть века, а одно время «дружили семьями» (Иван с Басей неоднократно бывали у нас на Беговой), а вот с Андреем Аполлонином я встретился впервые. Миша Яковлев с семьей - супругой Наташей, двумя дочерьми и тещей - занимал в старом доме 4-х-комнатную квартиру, которую он «сделал» путем сложных вариантов – «отселения» соседей, живших в московской коммуналке.
Квартира еще нуждалась в ремонте, но гостиная имела уже приличный вид. Собрались мы «мужской компанией». К упомянутой уже «четверке» чуть позже присоединился родственник Яковлева - Ю.Батманов, который недавно стал зав.кафедрой глазных болезней 2-го Московского медицинского института. Как и положено в мужской компании, было много спиртного и какая-то незамысловатая закуска.
Мы прилично выпили в тот вечер «за знакомство» и, естественно, о делах наших говорили мало. Была достигнута договоренность, что М.Яковлев, А.Аполлонин и я встретимся в ближайшие дни в Институте Склифосовского и обсудим вопрос создания кооперативы, который бы занялся производством наших разработок и диагностических наборов для определения эндотоксинов в крови и в биоптатах пациентов, которые могли бы заменить дорогой и трудоемкий ЛАЛ-тест. Лабораторные наработки этих наборов, как будто, были сделаны в лаборатории профессора Лиходеда Андреем Аполлониным совместно с М.Ю.Яковлевым.
Встреча наша состоялась в конце октября, под «аккомпонимент» разведенного медицинского спирта, пива и чебуреков. Компанию нам составил и Н.К.Пермяков. Тихо-тихо, но идея создания кооператива начала реализовываться, а в начале марта 1989 года был официально зарегистрирован медицинский кооператив «Мечников» при НИИ морфологии человека АМН СССР с юридическим адресом: Москва, ул. Цюрупы 3.
Поначалу в составе кооператива были лишь три человека: М.Ю.Яковлев - председатель, я - зам.председателя и Андрей Аполлонин - бухгалтер. В дальнейшем число членов кооператива, естественно, выросло.
В конце 1988-го года в Москве в Международном Выставочном центре на Красной Пресне проходит Международная Выставка «Медицина и здравоохранение-88». Один из участников выставки - фирма «DRG» (США). На стенде этой фирмы произошла встреча с Юрой Глейзером. Он впервые после своего отъезда в 1980 году прибыл в Москву в качестве сотрудника названной выше фирмы, гражданина США. Дела у него тогда шли, видимо .неплохо, и находился он в приподнятом настроении. Фирма эта работала на рынке СССР, продавая медицинское оборудование и предлагала также иммуноферментные диагностикумы на основе моноклональных антител для определения довольно широкого спектра гормонов и антигенов, в том числе и гормонов репродуктивной системы человека.
Мы с Раймундом принесли и продемонстрировали работу нашей «ИФА-тест-системы» для определения ХГЧ (для диагностики ранних сроков беременности), а также «каталог» имеющихся у нас моноклональных антител. Юра Глейзер заинтересовался нашими наработками, попросил меня, конфиденциально, повременить пока с «предложением» этих моноклональных антител фирме «DRG», так как он вскоре планирует изменить свой «статус» и перейти в другую фирму.
Мы встретились с ним и в домашней обстановке. Нас с Лидой пригласили в гости к его сестре Свете, жившей тогда со своим мужем и сыном в одном из «спальных» районов Москвы, то-есть, довольно далеко от центра. Там и состоялась дружеская беседа бывших однокурсников, оказавшихся по воле судьбы в разных концах света, в разных, противостоящих друг другу, мировых системах.
К счастью, в эпоху «перестройки», благодаря новому руководству СССР и лично М.С.Горбачеву, проводившему, в отличие от своих предшественников, более мягкую политику в международных отношениях, стал возможным и приезд наших бывших соотечественников в СССР. Еще несколько лет назад об этом не могло быть и речи. И Юра Глейзер и до него (в 1987 году в Вене) наши бывшие граждане, проживающие в Австрии, готовы были носить буквально «на руках» Михаила Сергеевича Горбачева, разрешившего им посещать свою бывшую Родину - СССР.
Юра подробно рассказывал нам о всех перипетиях своей «американской жизни», о не сладком и «не усыпанном розами пути» советского доктора медицинских наук в США. Правда, в последние годы дела него шли неплохо. Он работает в «DRG», ездит по Миру, у него должны произойти кардинальные изменения в его «бизнесе». Он не может пока говорить ничего конкретного, но уже в начале следующего года он, вероятно, прибудет в Москву уже в другом качестве, и вот тогда наши «деловые отношения» могут приобрести совершенно иную форму. Прощаясь, мы пожелали ему успехов, а я выразил надежду, что наши контакты в будущем будут развиваться и позволят нам выйти с нашей продукцией на «мировой рынок».
Переезд
Конец 1988 года «ознаменовался» нашим с Лидой переездом на Беговую 13-62, к ее родителям. Причин и поводов такому повороту событий было несколько. Варенька уже давно жаловалась, что ей уже трудно вести хозяйство и одной поддерживать «угасающий интерес к жизни» у Бореньки. Говорила она это, конечно, только Лидочке. Я не торопился делать этот шаг, понимая, что жить под одной крышей со стареющими Лидиными родителями нам будет непросто. С другой стороны, жить вшестером в 2-х комнатной квартире на Беговой 2-110 было тоже не просто. Других возможностей решить наш квартирный вопрос и как-то нормализовать наш «быт» у нас в то время не было.
Борис Сергеевич, хотя в открытую не возражал против нашего переезда к ним, но и особого энтузиазма не выказывал. Варенька же была по-настоящему рада, что мы с Лидой будем жить у них. «Жить станет лучше, жить станет веселее!!!»
И вот 31 декабря мы с Лидой перевезли на своей «Ладе» подушки от софы и постель, а также свои «пожитки» (обувь, одежду) с Беговой 2-110 на Беговую 13-62. А вот деревянную «раму» софы нам пришлось тащить «на руках». Но и это мы выдержали.
Переезд состоялся, но шаг этот оказался, как я и предполагал, недостаточно продуманным. Я вернусь к этому моменту нашей жизни чуть позже, а сейчас нужно готовиться к встрече Нового 1989 года.
А.Д.Сахаров
1988-й год уходил в историю. Он запомнился мне еще и двумя отдельными событиями. В тот год оборвалась жизнь великого Гражданина России - трижды Героя Социалистического труда, Лауреата Нобелевской премии Мира. Академика Андрея Дмитриевича Сахарова. Отец советской водородной бомбы, один из создателей советского ракетно-ядерного щита, он раньше других понял катастрофические последствия для человечества, если советское руководство пойдет на развязывание ракетно-ядерной войны.
Выступая незадолго до своей смерти по телевидению, он вспоминал, как после успешных испытаний первой советской водородной бомбы собрались на банкет по этому случаю руководители проекта и видные военоначальники. Когда слово для произнесения тоста было предоставлено ему, А.Д.Сахаров сказал: «Мне хочется верить, что это разрушительное оружие никогда не будет использовано против человечества».
После него слово взял маршал Неделин. В ответ на выступление А.Д.Сахарова, он сказал: «Ваше дело, товарищи ученые, создавать новые образцы оружия. А уж как их использовать - доверьте нам!» и привел в качестве иллюстрации сказанного старый анекдот: «Дело было поздним вечером в крестьянской избе. Жена забралась уже на печь и ждет своего супруга, чтобы заняться «любовью», а муж все стоит на коленях в «красном углу» избы перед иконами и молится Господу Богу, повторяя: «Укрепи и направь! Укрепи и направь!» (имея в виду укрепить и направить на путь истинный для свершения дел праведных). Жена слушала, слушала и говорит «Иди уж на печь, а Господь пусть только укрепит, а уж направить я и сама смогу».
Вот так создателя водородной бомбы «ставили на место» наши военоначальники.
Пройдут годы и А.Д.Сахаров обратится в ЦК КПСС с письмом, в котором изложит свою боль и тревогу в связи с бесправным положением народа в Стране Советов. Н.С.Хрущев, стоявший тогда во главе руководства КПСС и Советского Правительства, разразился по поводу письма академика отборной бранью: «Кто такой этот Сахаров? – орал он, - Выгнать его из Академии!». Дело дошло даже до того, что Н.С.Хрущев вообще хотел «разогнать Академию наук».
Пыл его немного угас, когда ему объяснили, что А.Д.Сахаров - «отец водородной бомбы». Но с тех далеких уже 60-х годов А.Д.Сахаров находился «в опале». А в 70-е–80-е годы - в период застоя- его правозащитная деятельность «достала» уже Л.И.Брежнева и его «банду». Сахаров был лишен возможности продолжать работу в своем Институте и выслан в город Горький (ныне Нижний Новгород). В советской печати, по радио и телевидению звучали «гневные речи трудящихся». На заводах, фабриках, в НИИ и колхозах организовывали митинги и собрания, на которых «народ» клеймил «предателя Родины» и требовал лишить его всех званий и почестей. «Народ», естественно, ничего не знал и не хотел понять, что А.Д.Сахаров печется прежде всего о правах человека в нашей бесправной стране, что он хочет, чтобы народ наш жил достойно и счастливо. На таких митингах принимались обращения в ЦК КПСС, Советскому Правительству с требованием наказать «предателя».
А тут еще ему «наши враги на Западе» присудили Нобелевскую премию Мира. Это была последняя капля. Терпение «народа» и его Правителей лопнуло - А.Д.Сахаров сослан в Горький. Там он провел в ссылке несколько лет.
Лишь в период «перестройки» М.С.Горбачев под давлением мировой общественности вернул свободу опальному Академику. А.Д.Сахаров вернулся в Москву в 1986-м году и продолжил свою правозащитную деятельность. Он был избран депутатом Верховного Совета СССР (Съезд народных депутатов). Организовал там и возглавил «Межрегиональную парламентскую группу», в состав которой вошли многие видные демократы, в том числе Б.Н. Ельцин, Г.Х.Попов, Г.Старовойтова, Б.Е.Немцов и другие. С трибуны Съезда он продолжал призывать к созданию в СССР гражданского общества, в котором правил бы Закон, основанный на уважении «Прав человека» и его свобод» (свобода слова, печати, совести и т.д.).
Выступал он всегда спокойно, с чувством собственного достоинства и вещал о важнейших вещах своим тихим, чуть картавым голосом.
Я всегда внимательно слушал выступления А.Д.Сахарова и мне было больно видеть и слышать, как «послушное» большинство депутатов (послушное руководству СССР) захлопывало, затопывало мудрые слова академика, а в последний вечер его жизни, во время его выступления даже отключили микрофон. А.Д.Сахаров, наверняка, глубоко переживал подобные гадости в свой адрес со стороны «народных избранников» и неуважительное отношение председательствующих на заседаниях Съезда.
А на последнем заседании председательствовал М.С.Горбачев. У меня перед глазами до сих пор стоит картина, как А.Д.Сахаров, сутулясь, покидает трибуну Съезда. Ночью этого же дня сердце его перестало биться. Толпы народа пришли проститься с Великим Гражданином и проводили его в последний путь.
Но дело, начатое А.Д.Сахаровым, сыграло не последнюю роль в том, что «империя зла» - СССР - рухнула в начале 90-х годов ХХ столетия, но по-настоящему то Светлое будущее, которое желал своему Народу борец за Права Человека- академик А.Д.Сахаров, и в Новой России так и не наступило до сих пор.
С декабря 1988 года Европарламент ежегодно присуждает за Правозащитную деятельность лицам и организациям Премии имени А.Д.Сахарова. В Москве один из проспектов города носит имя Академика Сахарова, так что память о великом правозащитнике и ученом живет в сердцах наших до сих пор.
Радж Капур
И еще одна печальная весть настигла нас в 1988 году – смерть Раджа Капура. Конечно, два этих печальных события минувшего 1988 года - кончина А.Д.Сахарова и смерть Раджа Капура несопоставимы по своим масштабам и по влиянию, которое оставили эти два человека в истории и в моей жизни. Но для меня и для многих жителей Страны Советов первая половина 50-х годов осталась в памяти появлением на киноэкранах первых индийских фильмов.
Мы тогда, наверное, впервые познакомились с киноискусством далекой и прекрасной Индии. Я запомнил с тех пор такие индийские фильмы, как «Ураган», «Бэйджу-Бавра», но особым успехом у зрителей пользовались фильмы с участием обаятельных Наргис и Раджа Капура - «Бродяга» и «Господин 420». Песенки из кинофильма «Бродяга» стали настолько популярными, что их не только напевали взрослые и дети, но и создавали по их мотивам «пародии».
«Бродяга я, а-а-а, Бродяга я, а-а-а, никто нигде не ждет меня, а-а-а». А на хинди это звучало как «А бара бу, а бара бу…». И вторя песенка, исполнявшаяся одной из героинь фильма, звучала так: «Раз, два, три, на меня ты посмотри!». Советские остряки, когда девушки напевали эту песенку, отвечали им: «Радж Капур, посмотри на этих дур!!!»
Сейчас уже вряд ли кто из Вас знает это имя, но для нас - детей 50-х годов ХХ столетия - оно было одним из культовых. Династия Раджа Капура до сих пор является одной из ведущих в киноиндустрии современной Индии. Мне недавно довелось видеть по российскому телеканалу передачу о кино Индии. Так вот, появление на телеэкране сына Раджа Капура всколыхнуло в моей памяти воспоминания о далеких годах моей юности, когда все мы были влюблены в его тогда еще совсем молодого отца.
Диагностический бизнес
1989-й год прошел для меня «под знаком» начала кооперативной деятельности. Я уже говорил ранее, что в марте месяце кооператив «Мечников» был официально зарегистрирован, а вот начало его работы, то есть получение первых денежных средств от продажи наших иммуноферментных наборов, приходится на май 1989 года. Нашими первыми коммерческими партнерами - «потребителями» нашей продукции - стали «кооператоры» одного из первых московских медицинских кооперативов «ЛИК» (лечение и консультации). Размещался кооператив этот на шоссе Энтузиастов, в здании, где сейчас работает Центр эндоскопической хирургии (руководитель -профессор А.Бронштейн, ныне академик РАЕН).
Естественно, первых денежных поступлений едва хватило на оплату труда работников, производящих наборы, и на приобретение комплектующих. Но вскоре число наших клиентов, использующих в своей работе наши «диагностикумы», значительно выросло, и мы могли уже не только поддерживать в финансовом плане руководство Института и кооператива, но и пускать определенные средства на развитие производства и новые разработки.
Кроме того, кооператив наш стал по инициативе М.Б.Яковлева, в известном смысле, «кормушкой» для «нужных людей», занимавших в то время довольно высокие посты в Госкомитете СМ СССР по Науке и технике (В. Княжев), Верховном Совете СССР (Погодаев) и др. организациях; на оплату труда «соавторов» М.Ю.Яковлева по разрабатываемым тест-системам (Р.Уразаев, А.Крупник и др.).
Лично я, получая в то время как руководитель лаборатории НИИ морфологии человека АМН СССР довольно приличную по тем временам зарплату - 430 рублей - не особенно, мягко говоря, нуждался. Но возможность получать дополнительный доход, конечно, не была и для меня лишней, т.к. нам с Лидой приходилось содержать не только себя, но и оказывать посильную материальную поддержку нашим детям и внукам. А их материальное положение оставляло желать лучшего. Помогали мы регулярно и моим родителям.
После нашего с Лидой переезда на Беговую 13-62, мы в течение 15 лет оплачивали все коммунальные платежи (квартплата, электричество, телефон) за эту квартиру. А в 60-е –90-е годы (вплоть до нашего отъезда) и за квартиру на Беговой 2 (сначала за 110-ую квартиру, а потом за 66-ую), в которых мы жили вместе с Галиной семьей. Так что «новый источник доходов» - кооператив - позволял нам не только «сводить концы с концами», но и знакомиться с Миром. В 90-е годы мы с Лидой побывали во многих странах Европы: Германия, Греция, Кипр, Мальта. Посетили Израиль и Египет.
Приходилось, естественно, преодолевать немало трудностей, чтобы обеспечить производство иммуноферментных наборов. Нужно было доставать необходимые реактивы, комплектующие (полистероловые планшеты для иммунологических реакций, пластиковые ампулы, флаконы, резиновые пробки, металлические колпачки, картонные коробки для упаковки наборов), печатать инструкции и рекламные проспекту и т.д. и т.п. Много времени и сил приходилось тратить, чтобы все это приобрести.
Мы ездили по заводам, фабрикам, типографиям, заключали договоры, «выбивали» поставки. Вся эта работа, конечно, здорово отличалась от привычной работы научного сотрудника. Но труды мои не были напрасными. Мы смогли сравнительно безболезненно, в плане материальном, пройти через тяжелейший период перехода от «социализма» к «капитализму», который выпал на долю нашего народа в последние годы существования СССР и первые годы становления Новой России, то-есть на конец 80-х и 90-е годы ХХ столетия.
Весной 1989-го года Юрка Глейзер прибыл в Москву уже в качестве Медицинского Директора фирмы «ADP Medica». Это была дочерняя фирма от ADP-фирмы, принадлежащей Анатолию Потику (США). Я встретился с ними в гостинице «Россия», где они снимали два номера «люкс», один из которых использовали как «представительство» фирмы ADP.
Приехали они с далеко идущими планами - делать «бизнес» в СССР. Один из проектов, который они хотели осуществить - это налаживание производства в СССР одноразовых шприцов.
В Мире бушевала уже эпидемия СПИДа (ВИЧ-инфекция). Не менее опасная для здоровья населения нашей страны в те годы представлялась и волна вирусных гепатитов (А, В ,С, Е). Без перехода на использование в медицинских учреждениях одноразовых шприцов «бороться» с распространением этих инфекций было уже невозможно, а покупать одноразовые шприцы за рубежом в количестве, необходимом для обеспечения потребностей Здравоохранения огромной страны и Минздрава СССР, не было финансовых возможностей.
«ADP» предлагала поставить в СССР заводы, производящие одноразовые шприцы, обучать в США или Италии персонал, который будет осуществлять производство продукции на этих заводах, осуществлять на первых этапах контроль за производством. Стоимость реализации такого проекта (поставка одного завода), если мне не изменяет память., в 1989-м году составляла 4,5 млн. долларов США. У Минздрава СССР таких денег, естественно, не было, а американская сторона (ADP) не желала (а, вероятно, тоже не имела финансовых возможностей) идти на «кредитование» такого проекта.
Они стали искать потенциальных «покупателей» по Союзным Республикам. И уже к лету у них наметился прогресс - Азербайджан изъявил готовность приобрести подобный «завод». Были и другие интересные «проекты», но не буду отягощать Вас описанием «коммерческой деятельности « ADP» в СССР.
В этот период мы обсудили с Юрой Глейзером и возможность реализации на «рынке» США наших моноклональных антител. Мы составили каталог своих антител, передали ему образцы их для экспертной оценки в Институтах США и стали с нетерпением ждать результатов.
А тем временем, в середине апреля, мы с Лидой присутствовали на дне рождения доктора Юры Глейзера, который он отмечал в ресторане «Дома архитектора».
С «ADP-Medica», которую возглавлял в качестве директора Юра Глейзер, мы подписали «договор о намерениях» и связывали радушные, но как я через год понял, наивные надежды на успешное развитие «бизнеса» в США, да и в «целом Мире». Доктор Юра Глейзер сулил нам «золотые горы» от реализации нашей продукции. Но у него либо не было возможностей заниматься бизнесом в этом плане, либо не было желания. Правда, через месяца два он привез отпечатанный в США каталог наших гибридом, продуцирующих моноклональные антитела, присвоив им, по согласованию с нами, «коды» от «ADP». Он убеждал нас, что в таком случае легче «пробиваться» на биотехнологический рынок США. Если же предлагать нашу продукцию от лица какой-либо «фирмы» из СССР, то потребуется много сил и средств для достижения тех же целей.
Мечтая о больших дивидендах в недалеком будущем от этого бизнеса, я продолжал заниматься более «земными» проблемами, связанными со своими непосредственными обязанностями руководителя лаборатории иммунологии репродукции человека НИИ морфологии человека АМН СССР и начинающего свою деятельность кооператива «Мечников».
В апреле 1989 года мы проводили в последний путь моего бывшего шефа - профессора О.Е.Вязова. Он ушел из жизни относительно молодым. Ему не было еще и 65 лет.
На майские праздники с целью укрепления личных связей с Мишкой Яковлевым, мы отправились на неделю в Пицунду.
Он взял билеты в два соседних купе в СВ-вагоне поезда Москва-Батуми, и на Курском вокзале перед отъездом поезда Лида и Катенька познакомились с нашими новыми друзьями: Михаилом, его супругой Наташей и двумя дочерьми Катей и Мариной. Последняя была ровесницей нашей Катюши.
Путешествие наше прошло весело, с обильными вино-водочными возлияниями. Пока дети играли в одном из купе, мы взрослые «отдыхали в другом - за «преферансом».
С вокзала Сочи мы на такси добрались до места нашего отдыха в Пицунде. Дом, который Миша Яковлев снял у знакомой хозяйки, находился довольно далеко от центра Пицунды, в рыбацком районе. Располагался он на горе, прямо на берегу моря. Выходя со двора, мы сразу же оказывались на широком, пустынном пляже. В это время года (начало мая) отдыхающих еще не было. Дом, в котором мы снимали комнаты, был двухэтажным, а во дворе стояло еще одно небольшое здание. На первом этаже находилась кухня и «столовая», а на втором жили хозяева. Удобства (водопровод, туалет) находились также во дворе.
Мы прибыли на короткий отдых (1 неделю) и с хозяйкой договорились о «пансионе». Обед и ужин готовила она, а завтрак мы готовили сами. Первые дня два стояла теплая, солнечная погода, мы много гуляли, дышали свежим морским воздухом, наполненным к тому же ароматом каких-то рано распустившихся южных растений.
Вечерами, когда укладывали детей спать, садились за «пульку». Мишка считал себя профессиональным преферансистом. Играл он, действительно, хорошо. И поэтому мне было особенно приятно, когда удавалось «подсаживать» его.
Но погода недолго нас радовала. Начались затяжные дожди. В эти дни Миша Яковлев развил «бурную деятельность». Мы встречались со многими «местными деловыми людьми», обсуждая, на мой взгляд, мало реальные «прожекты». Все эти встречи проходили под «аккомпонимент» коньяка, водки, чачи.
Домой мы с ним часто возвращались «навеселе». Это не особенно нравилось нашим женам. Однажды мы выбрались всей компанией в Сухуми. Пообедали на набережной в «Нартах». Это была моя последняя, можно сказать, прощальная встреча с этим чудесным Черноморским городом, с которым меня связывают до сих пор приятные воспоминания моей молодости.
Давно уже нет того Сухуми, каким я знал его. Многое изменилось в этом Мире, особенно в 90-е годы. Долгие годы уже (во время и после Абхазо- Грузинского конфликта) Сухуми практически мало доступен для россиян.
Наверное, уже никого не осталось в Сухуми, кого я знал в 60-е –80-е годы ХХ столетия, во время моих многократных и длительных командировок в ИЭПиТ АМН СССР. Как говорится, «иных уж нет, а те- далече!».
Но что поделаешь. О судьбе тех или иных сотрудников Сухумского Института (и обезьяньего питомника) я узнаю кое-что во время наших визитов к Асановым, но и Коля Асанов давно уже утратил связи со своими бывшими коллегами по работе и не владеет информацией о судьбе многих наших общих знакомых. В Сухуми и обратно в Пицунду мы ездили на катере (теплоходе на подводных крыльях). И это путешествие по морю «на крыльях» также было последним в моей жизни. Мне доведется еще пару раз бывать на Черном море (в Крыму- Севастополь, Ялта, Милас -в 1991 году, и в Одессе- в 1993-94гг.), но плавать на теплоходе на подводных крыльях больше не придется.
Завершив наш отдых в Пицунде, мы вернулись в Москву, где мне пришлось сразу же включиться в заключительный этап подготовки к защите диссертации Раймундом Фидлером. Следовало напечатать автореферат его кандидатской диссертации, договориться о защите на Ученом Совете НИИ иммунологии МЗ СССР, решить вопрос с оппонентами и др. Нам удалось проделать эту непростую работу в сжатые сроки, и Раймунд успешно защитил диссертацию, а ведь у него шел лишь 2-й год аспирантуры, такое удавалось немногим. На моей практике это было впервые. Ни до, ни после Р. Фидлера ни один из моих аспирантов не смог повторить его достижение.
СП «АС»
Вторая половина лета 1989 года прошла под знаком создания «СП» - совместного предприятия.
Научно-производственный кооператив «Мечников» и «Компьютерный кооператив» (директор - О.Н.Белюстин), с которым вошел в контакт М.Ю.Яковлев, договорились создать совместное Советско-американское предприятие. С американской стороны в состав этого «СП» изъявило желание войти «ADP» (Гендиректор - А.Потик). Началась работа по оформлению и регистрации «СП». Здесь потребовались «связи» М.Ю.Яковлева в МЗ СССР, Госкомитете по науке и технике СМ СССР, АМН СССР и «пробивные» способности О.Н.Белюстина, на долю которого выпало «хождение по инстанциям», «пробивание» вопросов у многочисленных бюрократов еще, правда, советской формации. Осенью 1989 года СП «АС» было зарегистрировано. Президентом (Председателем Правления) стал А. Потик. О.Н.Белюстин был назначен Генеральным Директором, а мы с М.Ю.Яковлевым и Юра Глейзер стали членами правления. А уже через полгода меня избрали Сопредседателем Правления СП «АС». Так мы поднялись с «кооперативного» уровня ведения «бизнеса» на значительно более высокий - «Совместного Предприятия».
В состав руководства СП «АС» вскоре вошли в качестве коммерческого директора - Новиков, а в качестве экономиста - Владимир Иванович Казаков.
Введение в штат СП «АС» В.И.Казакова было одним из условий для получения нужной «подписи» на регистрационных документах СП в Госкомитете по науке и технике Совмина СССР. Эти вопросы в Госкомитете курировал тогда брат Владимира Ивановича – Александр Казаков. В начале 90-х годов А.И.Казаков будет занимать высокие посты в Администрации Президента и в ряде Правительств в период правления Б.Н.Ельцина: зам.Главы администрации Президента России (Главой тогда был А.Б.Чубайс), министра (Председатель Комитета Госкомимущества), Вице-премьера в правительстве В.С.Черномырдина, а в конце 90-х ХХ столетия-начале ХХ1 века- А.И.Казаков был сенатором - членом Совета Федерации - Верхней Палаты Парламента России.
В 1989 году брат А.И.Казакова Владимир «освободился» недавно из «мест не столь отдаленных», то-есть, попросту говоря, вернулся в Москву после отбывания срока в лагерях за финансовые преступления. В конце 70-х–начале 80-х годов В.И.Казаков занимал посты директора «крупных» московских ресторанов. Его на чем-то «подловили», осудили и отправили «мотать срок» в исправительно-трудовые лагеря. Брат, занимая в то время довольно высокие посты в РК и ГК партии, помочь ему не смог (или побоялся «запятнать» свою репутацию). В конце 80-х он посчитал, вероятно, своим долгом помочь «оступившемуся» брату начать новую жизнь. Так Владимир Иванович Казаков оказался в нашем СП «АС».
С ним у меня на протяжении пяти лет сложились и поддерживались дружеские отношения. Мы «дружили» семьями. И по торжественным и по печальным событиям мы собирались то у них дома, то у нас. Выезжали мы с ним и в загранпоездки, побывав в Германии, Финляндии, Китае, и в турпоездки, посетив Валаам, Санкт-Петербург, Ригу. Но об этом чуть позже.
В конце 89-го года в состав Правления СП «АС» был введен и Р.Ахияров - грамотный программист, возглавлявший компьютерный отдел СП.
Зарегистрировано СП «АС» было на юридический адрес кооператива «Мечников», а точнее НИИ морфологии человека - ул Цюрупы 3, но заседания Правления проходили в офисе ADP» сначала в гостинице «Россия», а позднее в гостинице «Украина». Уже в те годы в холлах гостиниц стояли охранники и пропускали «гостей» только по пропускам, заказанным для посетителей проживающими в гостинице, или снимающими номера в отелях под «офис».
Курьезный случай произошел однажды со мной в гостинице «Украина». Я прибыл на заседание Правления СП «АС», а пропуск на меня не был заказан. Но в кармане плаща у меня лежало институтское удостоверение в виде красной книжицы, на наружной «корочке» которой золотыми буквами было вытеснено: «Удостоверение». Вероятно, сходные удостоверения личности были у представителей наших «органов безопасности» (КГБ). Я вынул свой институтский пропуск и, не раскрывая его, показал «красное удостоверение» охраннику. Тот, ничего не говоря, открыл передо мной дверь в вестибюль, ведущий к лифтам. Вероятно он принял меня за работника спецслужб. Вот так цвет «книжечки» в то время мог оказать магическое действие.
Уходил в историю 1989-й год, принесший мне и много хлопот и много надежд. Большинство из них, правда, так и остались лишь надеждами, но кое-что все-таки удалось из области «утопии» сделать реальностью.
Отпуск в Германии
В августе 1989 года мы с Лидой провели свой отпуск в ГДР. Раймунд Фидлер сделал нам через своего отца приглашение, и мы, оформив документы, выехали поездом с Белорусского вокзала в Берлин - столицу ГДР. Там нас он и встретил на вокзале. Жить мы будем в чудесном уголке - пригороде Берлина Фридрихсхафене, где у Министра водного хозяйства ГДР имелась квартира для приема гостей. Расположен Фридрихсхафен на берегу живописного озера Мугельзее.
Добрались до места нашего пребывания на S-бане (S-Bahn). Это своеобразная электричка, как в метро (U-Bahn), но двигающаяся по поверхности, а не под землей. Сначала мы доехали до Ostkreuz (Восточный крест) - вероятно, «перекресток» путей, а оттуда уже, сделав переход на другую платформу, до Фридрихсхафена. С вокзала пешком добрались до дома, где нам предстоит жить. В 3-х комнатной квартире 5-этажного дома нам была предоставлена комната. В другой, как оказалось, уже поселились мой аспирант С.Сазонов с женой и дочерью. Им также сделал приглашение в ГДР Раймунд. Третья комната была гостиной. Она была связана через широкое окно с кухней. В квартире этой были, естественно, туалет и душевая кабина.
В квартирах с точно такой же планировкой мне предстоит пожить еще несколько раз в Берлине (квартира брата Раймунда - Хендрика Фидлера) и в «хайме» (Heim) на Гайднштрассе в Кемнитце.
В начале 90-х годов мы с Лидой и Катей жили втроем в 3-х комнатной квартире в Берлине во время нашего краткого визита в Германию, а в Кемнитце мы провели в такой квартире почти год (с начала августа 1998 года до конца июля 1999 года). И было нас тогда 10 человек. Правда, Андрюша и Даша спали в отдельной комнате в 3-х комнатной квартире этажом ниже.
Естественно, и условия пребывания в этих квартирах и настроение были разными в разные моменты моей жизни. В тот далекий уже 1989-й год мы с Лидой хорошо отдохнули в этом чудесном уголке Берлина и имели возможность познакомиться с достопримечательностями Восточного Берлина, даже на один день выбрались в Дрезден.
Гуляя каждый день по Фридрихсхафену, мы любовались прекрасными виллами, роскошными цветниками во дворах окружающих великолепных строений. В этом районе жили «богатые» граждане ГДР - архитекторы, художники, писатели, юристы. В «подземных» гаражах при этих домах стояли казавшиеся нам тогда шикарными автомобили «западного» производства: фольксвагены, опели, форды.
Утром, сделав зарядку на берегу Мугельзее и приняв душ, мы с Лидой завтракали дома, а затем отправились в Берлин.
Мы побывали с ней и в музее «Пергамон», и в Картинной Галерее, и в «Штадхалле» - здании из стекла, стали и бетона, построенном на месте снесенного памятника архитектуры - «городского замка». Посетили мы и знаменитый Зоопарк, считавшийся тогда одним из лучших в Европе. Условия содержания животных и собранная в нем коллекция, особенно приматов и пресмыкающихся, были действительно превосходными. Орангутангов я впервые увидел именно в Берлине, а такого разнообразия видов крокодилов мне больше нигде видеть не привелось. Побывали мы и в Трептов-парке, где стоит знаменитый памятник советскому солдату-освободителю со спасенной им немецкой девочкой на руках. Памятник этот создан по проекту советского скульптора Вучетича. Недавно он был отреставрирован на средства правительства ФРГ и в канун 60-летия окончания 2-й Мировой войны вновь засиял своей первозданной красотой.
Мы бродили с Лидой по знаменитым улицам и площадям этого прекрасного города, с которым связаны судьбы многих великих людей: ученых, писателей, поэтов, художников, музыкантов, архитекторов, философов, врачей.
В день рождения Лиды я пригласил ее в Оперный театр Stadtopera, где мы слушали в тот вечер - 2-го сентября 1989-го года - великолепную оперу Пучини «Тоска». Я до сих пор помню прекрасных исполнителей главных партий - Виолету де Вон и солиста Большого театра СССР Пьявко.
В тот год в Берлине я впервые «приобщился» к профессиональному теннису, наблюдая по телевидению за баталиями великих теннисистов - Ивана Лендла, Макинроя, Коннорса, Б.Бекера на кортах Нью-Йорка, где проходил тогда один из турниров «Большого Шлема» - Открытый Чемпионат США. В СССР в те годы по телевидению увидеть подобные состязания было невозможно.
Вообще жизнь в ГДР тогда казалась нам «сказкой». Прилавки магазинов буквально «ломились» от изобилия сортов колбас, ветчин, сыров, парного мяса (говядина, свинина, баранина), субпродуктов (печень, почки, сердце, мозг, легкие), птицы. А в магазинах, где продавали одежду, обувь, белье и т.д. и т.п. глаза у нас буквально разбегались. В Москве мы тогда ничего этого не имели. Поэтому мы вынуждены были приобретать в ГДР «сувениры» для своих детей и внуков и наших родителей.
Все это осталось в моей памяти и я делюсь сейчас с Вами своими воспоминаниями, которые в той части, где я описываю ГДР-овские магазины, могут показаться воспоминаниями «дикаря», оказавшегося в Центре мировой цивилизации».
Узбекистан
Конец 1989 года запомнился мне командировкой в Ташкент.
Мы заключили договор с одним из предприятий НИИ МЗ Узбекистана о производстве у них наших иммуноферментных наборов для определения ранних сроков беременности на основе моноклональных антител к бета-субединице ХГЧ. На этом предприятии работала наша бывшая дипломница Ира Биткулова.
В Ташкент мы вылетели с Лидой в середине декабря. В Москве уже стояла зима. Я захватил с собой необходимые для производства 100 наборов компоненты: нижние моноклональные антитела, которые использовались для «посадки» на пластик (полистероловые планшеты), конъюгат 2-х моноклональных антител к ХГЧ с пероксидазой и «краску» - ОФД (OPD). Остальные комплектующие согласно договору обеспечивали наши партнеры из Ташкента. Я осуществлял «авторский надзор» за производством. Реализация наборов шла по линии Минздрава Узбекской ССР.
За поставки «комплектующих» и авторский надзор мне причитался гонорар, который переводили в 1990-91 г.г. на мой счет в Сберкассе г. Москвы. К сожалению, после распада СССР в 1991 году контакты наши прервались. А в тот декабрьский день 1989 года нас встретил в аэропорту Ташкента директор «завода» Абдулаев. Он на своей черной «Волге» привез нас в гостиницу «Турист», где для нас был забронирован номер.
Гостиница была не бог весть какая (типовая новостройка), но номер наш - двухместный с ванной и туалетом был вполне приличным. В зимнюю пору мне еще не приходилось бывать в Средней Азии. Все мои предыдущие визиты приходились на летний и осенний периоды. Поэтому в памяти моей воспоминания сохранились о жарких днях, проведенных ранее в Ташкенте, Фрунзе (Бишкек). И даже поездки в Туркмению (Ашхабад, Кушка, Кола-и-Мор) в октябре и один из визитов в Ташкент (в середине 90-х) в октябре- ноябре также пришлись на теплое (по нашим московским понятиям) время года.
Так вот, на сей раз Ташкент встретил нас «зимним холодом». Температура воздуха была лишь +10-12 градусов (в Москве, когда мы вылетали, было –8-10 градусов). Погода была солнечная, и днем на солнце можно было гулять в одном костюме, но по утрам и вечерами приходилось одевать пальто.
Два дня я работал совместно с ташкентскими коллегами, проверяя работу собранных наборов, а на выходные дни Абдулаев вывез нас в горы - на базу подготовки «Олимпийцев». Место чудесное, живописное. Вершины гор в снежном уборе. База расположена в небольшом ущелье. Вся территория ее утопает в хвойном лесу. Воздух чистый, напоен хвойным ароматом и дышится удивительно легко. Пока мы с нашим гостеприимным хозяином совершали прогулку по территории базы «Олимпийского резерва», местное начальство готовило традиционный узбекский плов. Нагулявшись и надышавшись морозным горным воздухом, мы вернулись на базу, где уже был накрыт стол и нас ждал пышущий жаром казан с ароматнейшим пловом. Мне кажется, что этот плов был одним из самых вкусных, которые мне довелось отведать за всю мою жизнь.
Уже темнело, когда мы пустились в обратный путь. Поздним субботним вечером мы вернулись в Ташкент, а завтра запланирована поездка в Самарканд.
Самарканд - один из древнейших городов Мира. Возраст его, вероятно, 2700 лет. Расположен он на знаменитом «шелковом пути», по которому караваны с восточными товарами, в том числе и с шелком, шли из древнего Китая и Индии в Малую Азию и Европу.
Еще в 4-м веке до нашей эры город этот был покорен Александром Македонским. Расцвет Самарканда приходится на времена правления Великого Тамерлана (Тимура) и его приемников. В эпоху тимуридов (Х1V-ХV века) в Самарканд, ставший столицей великой империи, со всех порабощенных Тимуром стран были привезены художники, архитекторы, строители, ремесленники, руками которых в городе были воздвигнуты великолепные строения: мечети, медресе, минареты, обсерватории, мавзолеи некрополи, дошедшие до наших дней. Знаменитая площадь Регистан в Самарканде считается одной из прекраснейших городских площадей Мира, а также одним из самых знаменитых символов Узбекистана и принадлежит к числу известнейших памятников Мировой культуры ЮНЕСКО.
До Самарканда довелось мне побывать в 1966 году и в Вечном городе Риме - ровеснике Самарканда. В 90-е годы мы с Лидой еще дважды посетим прекрасный Рим, побываем и в древнейшем Иерусалиме. Быть может в эти города доведется еще хоть раз наведаться, а вот встреча с Самаркандом в 1989 году, наверное, останется в моей жизни последней.
Ранним воскресным утром, едва солнце поднялось над горизонтом, мы выехали в древний Самарканд. Для меня это будет вторая встреча с замечательным городом. Впервые мне довелось побывать в Самарканде четверть века назад - в далеком 1974 году, когда, участвуя в работе Всесоюзного Съезда АГЭ (анатомов, гистологов и эмбриологов), проходившего в Ташкенте в сентябре месяце, я вместе с коллегами по работе на один день «вырвался» в Самарканд.
Тогда мы добрались до него поездом. Жара стояла невыносимая. А вот теперь мы катим на «Волге» по пустынным еще улицам Ташкента. Утро прохладное. А по дороге на Самарканд часа через полтора мы выехали уже на заснеженные просторы. Снег лежал теперь не только высоко в горах, но и на полях хлопчатника. Видеть снег в Средней Азии, согласитесь, это весьма экзотично. В Самарканд мы прибыли к полудню. Нас уже ждал заказанный Абдулаевым обед в интуристовском ресторане. Отведав местной кухни, мы отправились знакомиться с достопримечательностями древнего города. Солнце уже поднялось высоко и согрело воздух. Если в мой первый визит в Самарканд всю экскурсию мы проделали пешком и по жаре, то на сей раз нас подвозили к наиболее известным памятникам архитектуры на «Волге».
Мы побывали и на площади Регистан, познакомились с ее знаменитыми строениями (Медресе Мердор, Медресе Улугбека, Медресе Тиллакорн), побывали у мечети (башни) Биби-Ханым, и в Мавзолее Тамерлана (усыпальница Тимуридов), и в Обсерватории Улугбека, и на старом кладбище- некрополе Шохизинда. Не знаю как у Лиды, но у меня перед глазами до сих пор стоят все эти удивительные и неповторимые шедевры - творения рук замечательных архитекторов и художников средневековья.
Мы вернулись в Ташкент уже вечером и дома у Абдулаева, в его городской квартире, поужинали привезенным вчера с горной базы пловом. Визит наш завершался.
В один из вечеров мы встретились с Акилом Исхаковым. Он пригласил нас к себе домой, где нас ждал традиционный прием по-узбекски. Сначала зеленый чай из пиал с орешками и восточными сладостями, а затем плов. Хотя по местным обычаям женщины за стол не садятся (я имею в виду хозяев), но Лида настояла на том, чтобы жена Акила поужинала вместе с нами. Поскольку никого из «друзей» кроме нас не было, Акил пошел на нарушение вековых традиций. Жена его, щуплая, стареющая уже женщина, молча просидела с нами почти весь вечер. Изредка покидая стол, чтобы принести какое-либо новое блюдо. Наш визит к Акилу оказался последним. Больше мы у них уже не были. С Акилом мы, правда, еще раз через пару дней посидели в ресторане нашей гостиницы накануне нашего отъезда в Москву.
Никто из нас тогда, конечно, не думал, что вскоре жизнь нас разведет, и мы окажемся в разных странах после распада казавшегося тогда незыблемого Великого и Могучего Советского Союза. Акил Исхаков старше меня года на 3-4. Так что ему сейчас где-то 72 года. Если он жив, то пусть знает, что его помнят в далекой Германии.
Мы вернулись В Москву, наверное, за несколько дней до Нового 1990-го года, привезя с собой из Солнечного Ташкента знаменитые чарджоуские дыни, «казы» (конская колбаса домашнего приготовления) и большой кусок свежей телятины. Так что наш новогодний стол обеспечен как главным блюдом, так и десертом.
1990
В целом СП «АС» принесло мне больше разочарований, чем достижений, но именно благодаря ему я побывал в Индии, Китае, Чили, Германии (незадолго до объединения ФРГ и ГДР в 1990-м году и в первый год после объединения).
Наших компаньонов из «ADP» в СССР, а после его распада- в России интересовал не «биотехнологический» или «компьютерный» рынки и, естественно, не наша деятельность на этих направлениях. У А.Потика, как оказалось, основные интересы лежали в плане «присоединения к трубе», как тогда говорили. Он хотел сделать «быстрые деньги» на спекуляции российской нефтью.
Не знаю уж точно, сумел ли он заработать в России свои миллионы, но для его сотрудников бизнес этот обернулся трагедией. Через год-полтора Юра Глейзер был им «изгнан» из ADP (ADP-Medika была ликвидирована), а родственник А.Потика, ставший на какое-то время его «правой рукой» в «нефтяном бизнесе», сначала «кинул» своего родственника-шефа, открыв свое собственное «дело», но вскоре (году в 1992-ом) был застрелен в своем офисе в центре Москвы. Так оборвалась трагически короткая «бизнес-карьера» П.Учителя.
А.Потик перенес инфаркт миокарда, и пути наши вскоре разошлись, но до этого момента пройдут еще два-три долгих года.
Работа в кооперативе «Мечников» шла достаточно успешно. Было много проектов, лишь часть которых стали реальностью. Кооператив наш заметно «вырос» и мы разделили его сначала на два отдела: Биотехнологический и Клинико-диагностический, которые уже в 1992 году преобразовали в два самостоятельных общества с ограниченной ответственностью. Я возглавил ООО «Биотехнологическое общество» а М.Ю.Яковлев вместе с И.Аниховской - «Клинико-диагностическое общество». В 1991 году была сделана попытка создать «Компанию», занимающуюся вопросами страховой медицины, но компания эта оказалась «мертворожденной». Правда, в процессе ее организации М.Ю.Яковлевым была развита бурная деятельность. Мы проводили конференции, совещания, симпозиумы, посвященные «страховой медицине», к работе которых привлекали многих крупных советских специалистов (профессор Гаврюшов - ректор Академии последипломного образования врачей МЗ СССР, видный онколог профессор Грицман, директор нашего НИИ морфологии человека, академик АМН СССР. профессор Н.К.Пермяков, зам.министра здравоохранения Татарстана Р.Хабриев и др.), вступали в «контакты» с крупными фармацевтическими компаниями, хозяйственными субъектами в разных городах.
Мне удалось участвовать в «выездных» конференциях, проводившихся в Казани, Рязани, Миласе (Крым). Во всех этих поездках меня сопровождала Лида. Так что мы получали с ней возможность познакомиться и с Казанью, и с Рязанью (где родилась Лида), и с Севастополем, и отдохнуть в мае в Крыму (в Миласе), недалеко от резиденции 1-го Президента СССР М.С.Горбачева (Форос). Я выступал на этих конференциях с докладами, посвященными проблеме борьбы с абортами, внедрением в практику здравоохранения новых, современных иммуноферментных диагностикумов, позволяющих определять беременность у женщин на ранних сроках и делающих возможным прерывать ее с помощью мини-абортов или «нехирургическим» путем с использованием «магнитофорных колпачков».
Снова Германия
1990-й год оказался для меня богатым на события.
Начало лета. Впервые большая группа сотрудников лаборатории и моих учеников во главе со мной вылетела в ГДР, где мы будем принимать участие в работе Международного симпозиума по иммунологии репродукции в Магдебурге. Все организационные и финансовые вопросы нашей научной командировки были осуществлены СП «АС».
За неделю до вылета в Берлин нам вручили загранпаспорта с ГДР-овской визой, билеты на самолет Москва-Берлин и обратно, ГДР-овские «марки» на командировочные расходы. Ранним утром мы вылетели из Шереметьева и благополучно прибыли в Берлин. Из аэропорта мы добрались до центра города и оказались на Александр-платц.
За год, что я не был в ГДР, жизнь в Берлине заметно изменилась. В глаза сразу же «бросился» «вьетнамский базар» на Александр-платц. Бойкие «гастарбайтеры»-вьетнамцы торговали произведенными в Азии всевозможными товарами: магнитофонами, транзисторами, джинсами, майками, часами, куртками и т.д. и т.п. В прежние мои визиты в ГДР подобных «базаров» мне еще видеть не приходилось. Перекусив в кафе «знаменитыми немецкими сосисками» и выпив пива, мы отправились на указанный выше «базар» приобретать «сувениры». Почти все члены нашей группы, а это были молодые люди, купили себе магнитофоны- двухкасетники. Я также приобрел два таких магнитофона- один себе (для нашего семейства на Беговой), второй- для Андрея. Поезд на Магдебург отправлялся во второй половине дня, так что мы смогли побродить по центру Берлина. В качестве гидов выступали мы с Раймундом.
Ранним вечером наша группа прибыла в Магдебург. Сейчас этот город -столица Саксонии-Анхальт, а тогда в ГДР-овские времена был он областным центром. С вокзала на трамвае мы отправились в гостиницу, где будем жить, и в конференц-зале которой будут проходить заседания симпозиума.
В холле гостиницы нас встретили представители Оргкомитета симпозиума. Выполнив все формальности по регистрации, получив папки с материалами симпозиума (программа, тезисы докладов, блокноты, ручки), мы отправились размещаться. Мне, как профессору, был выделен номер-люкс, остальные наши участники симпозиума были размещены в двухместных номерах. Приняв душ и переодевшись, мы собрались на ужин в ресторане гостиницы. После ужина мы совершили пешеходную ознакомительную экскурсию, побывав в центре Магдебурга.
Был теплый летний вечер. Солнце еще стояло довольно высоко. Жизнь в городе «кипела». И так же как на Александр-платц в Берлине, в Магдебурге, в сквере в центре города бойко торговали вьетнамцы, причем товары их были разложены на клеенках, прямо на земле. Вот так, еще до объединения Германии, в ГДР появились первые «ростки рыночной экономики». Спустя 8 лет, когда волей судьбы мы окажемся в ФРГ, меня уже не удивит, что вьетнамцы торгуют по всей объединенной Германии.
Они создали уже не только систему «Азия-шопов», где торгуют продуктами как азиатского, так и местного производства, изделиями ремесленников Вьетнама, Китая и стран юго-восточной Азии, но и содержат оптовые склады и ведут «выносную» торговлю, арендуя помещения в крупных супермаркетах или в небольших палатках. Продают они вполне приличную одежду: куртки, брюки, майки, рубашки, носки, обувь. Товары у вьетнамцев, как правило, стоят дешевле, чем в специализированных магазинах.
Возвращаясь вечером в гостиницу, мы впервые увидели вошедшего в трамвай молодого человека, одетого в фашистскую форму. Носил он высокие, тяжелые ботинки, форму цвета хаки и повязку на рукаве со свастикой. Меня это «зрелище» неприятно поразило. Как же так, в соцстране свободно разгуливает по городу неофашист. Я читал о существовании неофашистских партий и организация в капстранах: США, Англии, Франции, ФРГ. Но здесь ростки фашизма проросли уже в соцлагере. Пройдут годы и молодцы со свастикой, а главное, с фашистской идеологией появятся и в Новой России. Неужели история ничему не учит «правителей» стран, народы которых заплатили миллионами жизней своих граждан, ставших жертвами нечеловеческой фашистской гадины?
Многое из увиденного в те дни в Магдебурге стерлось в моей памяти, а этот фашист до сих пор стоит у меня перед глазами.
Выступив с докладом на одном из первых заседаний симпозиума, я вынужден был покинуть гостеприимный Магдебург. Мы с Раймундом выехали в Берлин, куда должен был прилететь Гендиректор СП «АС» О.Н. Белюстин.
В связи с грядущим объединением Германии наши немецкие коллеги из ГДР готовились уже к «новым временам», когда неизбежно придется заниматься коммерческой деятельностью. Удо Майер «со товарищи» создали уже какой-то «e. g. Verein» («общество» с ограниченной ответственностью) и предложили обсудить коммерческие отношения руководству СП «АС».
В аэропорту Шонефельд мы встретили Олега Белюстина и вместе с ним выехали в Росток. Нас с Олегом поселили в гостинице НИИ животноводства, где я уже дважды останавливался ранее во время своих командировок в Росток, а Р.Фидлер отправился «обживать» свою новую квартиру.
На следующий день состоялись переговоры с нашими немецкими партнерами. Они сделали нам весьма интересное предложение, в котором перечислялись лекарственные препараты, производимые фармацевтическими фирмами ГДР.
Дело в том, что после неизбежного объединения Германии, фармацевтическое производство ГДР окажется неконкурентоспособным. Тягаться ему с фармацевтическими гигантами ФРГ, естественно, будет не по силам, и даже реализовать свою готовую продукцию в объединенной Германии будет весьма проблематично. Поэтому наши немецкие коллеги предложили для реализации на советском рынке производимые в ГДР лекарства: антибиотики, средства для лечения сердечно-сосудистых заболеваний, психотропные препараты и многое другое.
Мы провели в Ростоке два дня. О.Белюстин с предложением немецкой стороны вылетел в Москву, а мы с Раймундом, встретившись в Берлине с сотрудниками НИИ морфологии человека, вернувшимися утром из Магдебурга, провели еще несколько часов в столице ГДР. Вечером того же дня мы вернулись в Москву.
К сожалению, предложение, сделанное нам коллегами из ГДР, мы реализовать не смогли. Тогда еще «рынок» СССР не был свободным, Мы информировали об этом Начальника Главного Управления Минздрава СССР Апазова, передав ему «лист» с перечнем предложенных лекарственных препаратов. Он, познакомившись с предложением, поступившим от ГДР-овского «Общества», сказал, что Минздрав СССР «работает» напрямую с Минздравом ГДР, и что пробить через коллегию Минздрава подобное предложение будет весьма проблематично. Я тогда, по наивности, не знал, что Апазов, заключая «контракты» с фармацевтическими Компаниями имеет хороший личный «куш» и отдавать «на откуп» какому-то СП «АС» часть своего бизнеса он, естественно, не захотел. Так и осталось это весьма выгодное предложение ГДР-овских коллег нереализованным. А ведь мы могли не только хорошо заработать на этом, но и хоть как-то помочь советским гражданам, сделав для них доступными многие «дефицитные» лекарства, в число которых входил и «Валокордин».
Ната Конышева
В середине июня Лида пригласила к нам на дачу в «Заветы Ильича» известную художницу Нату Конышеву. Мы познакомились с ней в Доме Художников на Беговой 7-9, где проходила ее персональная выставка. Такого количества картин одного художника, которое было выставлено в залах Московского отделения Союза художников СССР на Беговой, мне еще видеть не приходилось. Наверное, несколько сот картин больших и малых заполнили все выставочные помещения и даже витрины Выставочного Зала.
Как оказалось, мастерская Наты Конышевой располагалась недалеко от лаборатории Института Мозга АМН СССР в Подколокольном переулке, где Лида работала. Сначала Лида побывала в мастерской Наты Конышевой, а затем «вытащила» к ней и меня. Во время нашего визита мы приобрели у Наты Конышевой несколько картин и пригласили ее пожить у нас на даче в выходные дни. Мы с Лидой выехали на дачу в пятницу вечером. Ната Конышева отправиться вместе с нами по каким-то причинам не смогла. Она сказала, что приедет в «Заветы Ильича» в субботу утром. Мы договорились, что встретим ее на платформе «Заветов Ильича». Я, правда, не очень верил, что она выполнит свое обещание, но часов в 10 утра мы встретили ее и спустя минут 20 уже входили во двор нашей дачи.
Ната Конышева выразила желание написать «портрет» нашей семьи. На ее картинах, которые мне довелось увидеть на выставке на Беговой в Доме художника и позднее в мастерской художницы, обращало на себя внимание обилие персонажей и всевозможных предметов. Кто-то из критиков назвал Нату Конышеву «певцом московских коммуналок».
Впервые с работами Наты Конышевой мы познакомились, наверное, в начале 80-х, когда посетили на Малой Грузинской Выставку 10-ти московских художников. Это были представители «андеграунда». Среди них наиболее известными были Грибов, Файбишенко. Вероятно, популярной среди них уже была и Ната Конышева. Иначе чем можно объяснить, что на той выставке был представлен ее портрет кисти Грибова, ставшего в конце 80-х - начале 90-х одним из самых «дорогих» советских художников, многие картины которого были скуплены иностранцами. Итак, отдохнув с дороги и выпив чая на свежем воздухе в саду нашей дачи, Ната Конышева стала готовиться к работе. Познакомившись с территорией дачи, она выбрала «местом действия» своей картины участок двора, прилегающий к «маленькому домику».
Перед входом на террасу этого строения четыре березы. Между двумя из них висел гамак, чуть правее гамака на «раковине», покрытой куском фанеры, установили старый патефон. Еще не вся наша семья была в сборе, когда Ната приступила к работе.
Холст на подрамнике она установила на «английском лужке» (газоне), в центре двора, напротив гамака, рядом с которым на переднем плане были размещены разные предметы нашего быта. В гамак забрались Катенька с Дашенькой, разместившись в нем в весьма фривольных позах.
К гамаку на 3-х колесном велосипеде Павлика подъехали мы с Пашей. Слева в углу у гамака встала Лида в красном шелковом халате, привезенном ей в подарок из Вьетнама Асановым. Справа от гамака на песочке развалилась пушистая собачонка Джулька. Такова была начальная композиция картины.
По мере написания ее число действующих лиц возрастало. Сначала приехали Галочка с Сашей. Их Ната разместила в левом углу картины на переднем плане, у ног Лиды. Саша облачился в яркую синюю пижамную куртку (Лидину) и в соломенную вьетнамскую шляпу, усевшись по-восточному, а Галочка возлежала на ковре, прислонившись к груди своего супруга. Позднее появились Андрюша с Ирой. Их Ната разместила в правом углу картины. Андрюша примостился у ствола березы, закрывшись синим шелковым шарфом со слониками, а Ира уселась рядом с Джулькой и наливала Андрею из бутылки в чашку вино.
Лида в это время, сменив наряд, заводила патефон. Катя с Дашей сменили дислокацию: Катя качается на качелях, а Даша стоит у дальней березы, наблюдая за Катей. Так что на этой картине мы имеем две Лиды и по две Кати и Даши. Да, еще справа, рядом с Ирой, видна коленка. Это все, что уместилось на картине от «второго» Саши. Ната никогда не стремилась добиваться портретного сходства своих персонажей. Но все мы на ее картине узнаваемы. Картина получилась яркой, веселой. Она висела у нас в квартире на Беговой, а сейчас украшает нашу гостиную в Кемнитце.
Картину эту Ната писала весь субботний день, прерываясь лишь на время приема пищи. Отобедали мы во дворе дачи, накрыв стол в тени яблонь и вишен на центральной полянке двора. Когда солнце стало клониться к закату, мы отправились с Натой прогуляться по живописным местам «Заветов Ильича». Посетили мы и речку Серебрянку, и залитые закатными лучами солнца опушки леса. Вечером после прогулки Ната продолжала писать картину, хотя мы как «натурщики» были ей уже не нужны.
Она продолжала «доводить до ума» картину и в воскресенье утром. Я с интересом наблюдал за работой художницы. Когда работа над картиной была практически завершена, Ната собралась в Москву. Но нам удалось уговорить ее отправиться с нами в Загорянку на 55-летие моего брата. В конце концов она согласилась, и тот праздничный день Толиного юбилея запечатлен еще на одной картине Наты Конышевой.
Мы отправились из «Заветов Ильича» в Загорянку на нашей красной «Ладе» в ней разместились Лида (за рулем), с ней рядом, на переднем сиденье, Ната Конышева, а сзади - Ваш покорный слуга с 3-мя внуками: Катей. Дашей и Пашей.
На картине за праздничным столом изображены хозяева и гости. Слева, на переднем плане, мой папа. На столе с подносом над головой - Катенька. Она держит на подносе «голову Андрея» подобно библейской Саломее, танцующей с головой Иоанна Крестителя. В правом верхнем углу - я с Пашей на руках, а в левом углу картины - юбиляр, обнимающий свою супругу Раю, рядом с ним сидит Ефим Шлаин, а стоящий в самом левом углу –это Миша Рейбарх, наш давний знакомый (еще с детских лет) и сосед Толи по даче в Загорянке. Обе эти картины были написаны Натой Конышевой за два дня работы. Мне они особенно дороги, так как напоминают о тех далеких уже чудесных днях, когда все у нас складывалось в жизни прекрасно, когда живы были еще наши родители. И эта картина сейчас с нами в Кемнитце.
С Натой Конышевой мы в течение ряда лет поддерживали дружеские отношения. Неоднократно бывали с Лидой у художницы в мастерской. Приобрели у нее несколько интересных работ, которые подарили нашим детям и друзьям. Однажды Лида пришла к ней в мастерскую и увидела на стене большую картину, на которой была изображена она в красном халате, катающей на ноге Катеньку. Лида спросила ее, для кого она нарисовала эту картину. На что Ната ответила, что Лида может взять ее с собой.
Несколько картин Наты украшали нашу квартиру на Беговой 2-66, а сейчас находятся в Москве на Беговой 13-62. Во время одного из визитов она закончила ранее начатую (и приобретенную нами незавершенной) картину, вписав в нее появившуюся у нас год назад Эльзу - далматина, приобретенного Галей и Сашей в начале марта 1991 года. Стало быть, визит этот состоялся году в 1992-93-ем.
Затем Ната на некоторое время исчезла из поля нашего зрения. Оказывается она выезжала по приглашению сначала в Африку, а позднее в США. Картины, которые она там писала, остались у приглашавших ее ценителей живописи (таковы были условия приглашений).
После посещения Африки, что-то изменилось в манере письма художницы. Появились какие-то новые «африканские» тона и мотивы в ее даже не африканских картинах. Году, наверное, в 1995-м у Наты должна была состояться персональная выставка где-то в Европе. Не помню уже - в Германии или во Франции. Она попросила для готовящегося каталога наши картины, чтобы сделать с них репродукции. Но мне не хотелось расставаться с нашими картинами руки Наты Конышевой.
Мы договорились, что сделаем «слайды» с ее картин сами. С этой целью я пригласил к нам домой фотографа Эдуарда, работавшего ранее в фотолаборатории НИИ морфологии человека. Эдик сделал, на мой взгляд, прекрасные репродукции. Один экземпляр их мы передали Нате Конышевой, второй остался у нас.
Ната осталась довольны качеством репродукций. Она приезжала к нам на Беговую за слайдами. Тот визит ее, видимо, был последним. Ни до нашего отъезда на ПМЖ в Германию, ни во время наших визитов в Москву уже в ХХ1 веке, встретиться с Натой Конышевой нам не удавалось. Лида неоднократно пыталась ей звонить, но никакого ответа не получала.
Как сложилась ее жизнь в период «дикого» капитализма в Новой России, не знаю.
Перипетии бизнеса
Еще два события лета 1990-го года оставили след в моей памяти. Раймунд Фидлер, получив приглашение от д-ра Гиацинтова - главы фирмы «DRG» - уехал работать в ФРГ, город Марбург, где размещалась «производственная лаборатория» «DRG». Вскоре он стал там ведущим специалистом, ведавшим производством иммуноферментных наборов для определения целого спектра гормонов и антигенов человека, в том числе и гормонов репродуктивной системы. Наши деловые контакты с Раймундом Фидлером продолжались на протяжении более чем 10 последующих лет.
Летом же того же 1990-го года произошла смена Гендиректора СП «АС», О.Белюстин, занимавший этот пост с момента основания СП, допустил целый ряд промахов в работе. Заключал сомнительные сделки, «хапал» поступавшие в кассу СП финансовые средства и т.д.. В СП «АС» возникла «оппозиция» О.Белюстину, которую возглавили Новиков и В.И.Казаков. Поддерживали их и ведущие специалисты «Компьютерного отдела» СП «АС». Д.И.Новиков был человеком со связями в высших кругах: Совмине РСФСР. Не без связей через своего брата (А.И.Казакова) был и Владимир Иванович Казаков. Я, будучи уже сопредседателем Правления СП «АС», встал на сторону «оппозиции» и настоял на смещении О.Белюстина с поста Гендиректора.
Быть может шаг этот был неоправданным. Авантюристы, каким был О.Белюстин, в те годы могли, наверное, делать бизнес более успешно, чем порядочные люди. К сожалению, Д.И.Новиков уже вскоре покинул СП «АС», возглавив крупную финансовую структуру при Совмине и Верховном Совете РСФСР. Уже осенью генеральным директором СП «АС» стал В.И.Казаков. С ним мы на протяжении 4-х лет поддерживали дружеские отношения, «дружили» семьями. Часто мы с Лидой бывали у В.И.Казакова и его супруги Милы дома. Там мы неоднократно встречались и с Александром Ивановичем Казаковым, взлет которого по служебной лестнице шел весьма стремительно. От «высшего клерка» Госкомитета по науке и технике СМ СССР он прошел путь до зам. Председателя Правительства России, Председателя Госкомитета Госкомимущества. Работал он и в Администрации Президента России. В период, когда ее возглавлял А.Б. Чубайс. При переходе А.Б.Чубайса на работу 1-ым замом Председателя Совмина России (Премьером тогда был В.С. Черномырдин) он взял с собой и А.И. Казакова.
Болезнь Сенечки
Завершив дачный сезон 1990-го года, мы вернулись в Москву. 2 сентября отметили Лидин день рождения. Тогда я еще не знал, конечно, что в полном составе семья наша собирается в последний раз. К нам в гости на торжественный обед пожаловали Лидины родители, мои мама с папой, Толя с Раей, Юля, Андрюшенька с Ирой и Дашенькой. Ничто не предвещало надвигающейся беды. Папа ни на что не жаловался, был оживлен, от души смеялся «застольным» шуткам и проказам правнуков.
Во второй половине сентября я должен был отправиться в Болгарию. В тот год в Софии проводилась Международная школа по иммунологии репродукции. Я был приглашен наряду со всемирно известными учеными, такими как профессора Ж. Вуазен (Франция), С. Шульман (США), Курбич (Польша), Наков (Болгария) и др., прочитать лекцию для молодых ученых из разных стран Мира на тему «Иммунологические методы регуляции рождаемости».
И вот накануне моего отъезда, в субботу, уже ближе к вечеру у нас дома на Беговой 2-110 раздался телефонный звонок. Толя сообщил, что у папы на даче в Загорянке произошел «приступ»: появились сильные боли в животе, которые ничем не удалось купировать. Они вернулись в Москву. Я сказал ему, чтобы немедленно вызвали «скорую помощь», а я выезжаю к ним в Коломенское, на Якорную улицу 15.
Прибыл я тогда одновременно с врачами «скорой помощи». Они уже успели сделать папе обезболивающий укол, но боли еще не утихли. Папа лежал на диване страдание было написано на его лице. Конъюнктивы глаз пожелтели. Врачи поставили диагноз- приступ желчно-каменной болезни и рекомендовали срочную госпитализацию. Нам удалось договориться с ними, чтобы они доставили папу в 7-ую горбольницу. Во-первых, это самая близкая от папиного дома Городская клиническая больница, во-вторых, она является клинической базой 1-го МОЛМИ и. в третьих, там работали тогда наши с Лидой сокурсники: В.П.Ланщаков и А.С.Бронштейн.
Мне пришлось обратиться с просьбой к дежурному врачу больницы, чтобы папу госпитализировали. Положили его в отделение гастроэнтерологии и гепатологии, которым тогда руководил профессор Лурье. Папе была поставлена капельница с обезболивающими и спазмолитическими препаратами, дали снотворное. Я находился в палате, пока он не уснул.
В воскресенье, на следующий день, мы посетили его вместе с Лидой. Ему как будто стало легче. Боли уже не так беспокоили его. Естественно, в выходные дни, на которые пришлась папина госпитализация, никаких обследований не проводили. Дежурный хирург, осмотревший папу в воскресенье, сказал мне, что у него, вероятно, приступ калькулезного холецистита, но окончательный диагноз можно будет поставить только после проведения соответствующих обследований. Сейчас же он не видит никаких показаний для проведения срочного хирургического вмешательства.
Я спросил у него, могу ли я выехать в научную загранкомандировку в этой ситуации. Он заверил меня, что врачи отделения сделают все необходимое при проведении обследования и лечения моего отца, и что мое присутствие не является сейчас необходимым. Папа тоже сказал мне, чтобы я не думал отказываться от предстоящего мне уже в понедельник вылета в Софию. Мы попрощались. Я отправился домой.
Утром в понедельник я отправился в аэропорт «Шереметьево», и самолет наш, поднявшись во- время в воздух, взял курс на Софию, в аэропорту столицы Болгарии он и приземлился благополучно часа через три.
Из аэропорта мы отправились в Институт генетики Академии сельскохозяйственных наук Болгарии, где размещался оргкомитет «школы». После регистрации молодежь разместили в общежитии Академии, а меня на частной квартире.
Вечером мы отправились знакомиться с Софией. Для меня это был уже 3-й визит в столицу Болгарии, так что я выступал уже в качестве гида. Мы побродили по центру города, поужинали в одном из небольших ресторанов. Погода стояла хорошая, и даже вечером было тепло.
Столики стояли на улице, отгороженные решетчатым барьером, уставленным цветами. За время этого визита в Софию, я побывал в Храме Александра Невского, на горе Витоша и просто бродил по скверам, паркам, площадям и улицам столицы пока еще Народной Болгарии. Компанию нам составлял порой профессор Наков- заведующий кафедрой биологии Мединститута.
Он был председателем Оргкомитета по проведению Международной школы по иммунологию репродукции, которая начала свою работу в Софии. Моя лекция состоится, согласно программе, в конце сентября. До этого я побываю на лекциях других ученых, продемонстрируем вместе с Г. Иглиным в центре репродукции работу наших тест-систем для диагностики ранних сроков беременности, познакомлюсь с работой этого центра, побываю на кафедре профессора Накова в Мединституте, в ряде иммунологических лабораторий. С профессором С.Наковым у меня сложились дружеские отношения. Вместе с ним мы поднимались на гору Витоша, откуда открывается панорама Софии, побывали и у памятника русским медикам, погибшим во время русско-турецкой войны за освобождение Болгарии.
Народ Болгарии до сих пор относится к своим братьям-освободителям с чувством глубокой благодарности. В 1990-м году экономическая ситуация в Болгарии, как и в СССР и в других странах соцлагеря, была, мягко говоря, не очень хорошей. Хотя «на прилавках» магазинов было достаточно свежих овощей и фруктов, но дефицит мяса и колбасных изделий, да и сыра был налицо. Не блистали товарами и магазины, в которых продавалась одежда, обувь, бытовая техника, радио-телеаппаратура. Перестройка, начатая в СССР М.С.Горбачевым, конечно, нашла отклик и в Болгарии, но до времен рыночной экономики было еще далеко, хотя чувствовалось, что «социализм» в Болгарии находится уже на «смертном ложе».
Тот мой визит в Болгарию окажется «прощальным». Больше мне не придется ступать на землю этой страны.
Лекция моя прошла успешно, я выслушал комплементы не только от слушателей школы, но и от ведущих ученых США, Германии, Франции, Польши, Австралии, присутствующих на ней, но радость моя от «международного признания» была омрачена сообщением о состоянии здоровья папы.
Я позвонил в Москву и Лида сообщила мне, рыдая, что у папы рак печени. Она возила его в 1-й МОЛМИ на кафедру рентгенологии и радиологии, где ему и был поставлен «окончательный диагноз». Я вынужден был прервать свое участие в «школе» и обратился за помощью к профессору С.Накову. Он помог мне поменять билет на самолет и в субботу отвез меня в аэропорт, откуда я вылетел в Москву.
Уже в понедельник я разговаривал с профессором Лурье, который заведовал отделением 7-й горбольницы, где находился папа. Ничего утешительного он мне не сообщил. Учитывая папин возраст, 85 лет, врачи не могли предложить ничего радикального в его лечении. Идти на операцию, по словам профессора Лурье, было бессмысленно. Нужно довольствоваться симптоматической терапией.
Врачам удалось купировать «приступ». Желтизна слизистых и кожаных покровов исчезла. Чувствовал папа себя значительно лучше, чем две недели назад, когда его госпитализировали. Он рвался домой. Но по настоянию врачей ему еще неделю пришлось провести на больничной койке. Мы навещали его практически каждый день. Он уже вставал и ходил по палате и коридору.
В беседе с профессором Лурье я спросил о прогнозе. Он ответил, что максимум на что можно рассчитывать - это 4-6 месяцев, и что в случае новых «приступов» холецистита потребуется повторная госпитализация. Я не мог, конечно, эту трагическую весть сообщить маме. Пришлось лгать ей, что папа поправляется, и вскоре его выпишут из больницы. Не знаю, догадывалась ли мама об истинном положении вещей. Я так и не смог сказать ей правду о болезни папы до самого его последнего вздоха, неся в себе весь этот груз неминуемой близкой кончины любимого человека. На долю мамы выпадут тяжелейшие испытания, которые протянутся, вопреки погнозам врачей, почти восемь месяцев. Но сейчас, в начале октября, папа вернулся домой, и все родные (им я тоже ничего не сказал) думали о его полном выздоровлении.
Пока папа находился в 7-й Горбольнице, ему проводили инфузионную терапию. Внутривенно капельницей вводили растворы альбумина, «гемодеза», полиглюкина. Больница испытывала дефицит указанных выше препаратов крови и кровезаменяющих жидкостей. По рецепту, выписанному лечащим врачом, мне удалось «достать» на Станции переливания крови, при содействии Аиды Гавриловны Башлай, необходимое количество этих препаратов. Часть из них была использована в октябре, а часть как «НЗ» (неприкосновенный запас) хранилась дома на случай необходимости проведения такой терапии повторно. Препараты эти потребуются уже в феврале. Пока же папа получал «спазмолитики», валокордин, а в случае необходимости обезболивающие препараты (баралгин и др.) как в инъекциях, так и в виде таблеток.
Он большую часть дня проводил еще в постели. Но обедать и ужинать выходил на кухню. В октябре состояние его здоровья не было еще угрожающим, но надеяться на чудо не приходилось.
В конце лета мы с Лидой переехали на новое место жительства. Мы сняли 2-х комнатную квартиру в доме 2 по Беговой улице, где находилась наша квартира 110, на 8-м этаже. Эта квартира – 107 - находилась на том же этаже и даже по пожарному балкону сообщалась с квартирой 110. После смерти хозяев-родителей, сын их Толя квартиру отремонтировал и сдал ее нам. Оплата квартиры осуществлялась кооперативом «Мечников», с которым «хозяин» квартиры заключил договор «найма». Такое место жительства было для нас самым оптимальным. С одной стороны, мы с Лидой имели теперь «собственное жилье», а с другой - Галочка с семьей были «под боком», и мы всегда могли присмотреть за внуками. В этой квартире пройдет 1 год нашей жизни.
Индия
Во второй половине октября в столице Индии Нью-Дели открылась Международная выставка-ярмарка, в которой принимали участие и представители ряда советских учреждений, в том числе и работающие в области биотехнологии.
СП «АС» представило в качестве экспонатов на эту выставку разработки нашей лаборатории: коллекцию гибридом, продуцирующих моноклональные антитела к гормонам и антигенам репродуктивной системы человека и животных, а также разработанные на их основе иммуноферментные тест-системы для диагностики ранних сроков беременности (лабораторный вариант и «диагностикум» для определения ранних сроков беременности в домашних условиях). Материалы наши прошли экспертизу и были утверждены в качестве экспонатов на эту «Выставку» от СССР. В 20-х числах октября в составе группы советских медиков, научный сотрудник СП «АС» Т.Н. Ковалева и Ваш покорный слуга вылетели самолетом из аэропорта «Шереметьево-2» в Индию.
Летели мы вечерним рейсом. Самолет наш делал посадку для дозаправки в Ташкенте. Общее время в пути составило часов восемь-десять. Особенно запомнил я вторую часть пути, когда самолет наш вылетел из Ташкента в Дели.
Летели мы ночью над черными хребтами сначала Памира, а затем и Гималаев. В иллюминатор самолета я мог любоваться красотами снежных вершин самых высоких гор Мира, но еще более прекрасными были сначала звездное небо, а уже перед подлетом к Дели - картина восхода солнца.
В огромном аэропорту Дели мы часа полтора-два проходили пограничный и таможенный контроль. Вообще-то мы быстро прошли эти необходимые при прилете в другую страну формальности. Но нам пришлось ждать, пока паспортный и таможенный контроль пройдут все члены нашей группы. Только после этого, получив свой багаж, мы «погрузились» в поданный нам автобус, и нас повезли в отель «Софитель».
Пока мы ехали их аэропорта к отелю, я с интересом наблюдал из окна автобуса за бурлившей на дорогах Индии жизнью. Уже в пригородах Дели обращали на себя внимание группы плохо одетых, казавшихся мне грязными, людей всех возрастов - от младенцев до глубоких стариков. На городских окраинах нам стали попадаться все чаще и чаще мото-и велорикши и просто рикши, тащившие тележки, груженные каким-то товаром, или скарбом, овощами, фруктами, а то и людьми. На городских магистралях количество моторикш стало преобладающим. Их было значительно больше, чем автомобилей. Автобусов было немного. Так я узнал, что моторикши - это своеобразное «такси»: чуть ли не основной вид транспорта индийской столицы.
Отель наш находился вдали от центра города. Это было шикарное строение, окруженное кварталами небольших 2-х этажных зданий, в которых размещались многочисленные магазины, кафе, какие-то мастерские. Все эти хозяйственные объекты располагались на первых этажах зданий, а на вторых находились жилые помещения хозяев этих заведений. И еще, буквально напротив здания отеля, прямо на тротуаре протекала жизнь беднейших жителей Дели. С ней я Вас познакомлю чуть позже. Пока же я заметил из окна автобуса, что прямо на земле спят на каких-то циновках или клеенках люди, тут же они варят себе еду, рожают детей, болеют и умирают (но об этом я узнаю позднее).
Сейчас же наш автобус подкатывает к зданию отеля. Мы забираем свои вещи и проходим в вестибюль шикарного здания. В регистратуре быстро проходит оформление документов, мы получаем ключи и направляемся к своим номерам.
Каждый участник «выставки» получает отдельный номер. В моем номере (как, наверное, и в других подобных номерах отеля) огромная двуспальная кровать, стенной шкаф для одежды и обуви, письменный стол, кресло, пара стульев, туалет и ванная (раздельные).
Еще проходя оформление в вестибюле гостиницы, я обратил внимание, что отель наш имеет еще и два подземных этажа, где размещаются многочисленные бутики, магазины, торгующие ювелирными изделиями, предметами «индийской национальной культуры», изделиями ремесленников, товарами первой необходимости, одеждой, обувью и т.д. и т.п.. Приняв душ, побрившись и переодевшись спускаюсь вниз в ресторан, где нас ждет уже европейский завтрак.
После завтрака отправляемся работать на Выставку-Ярмарку. Нам предстоит оборудовать свой стенд, расставить наши экспонаты, доставленные в Дели ранее, кажется, морским путем в Индию, а из порта специальными трейлерами в Дели. Стенд наш совместный с представителями фирмы при НИИ гематологии и переливания крови. Они привезли в Дели свои моноклональные антитела для определения групп крови системы АВ0 - «цоликлоны». Спустя пару лет эти реактивы получат широкое распространение в учреждениях службы крови Новой России.
На складе получаем наш ящик, в котором находятся «макеты» наших тест-систем, буклеты-каталоги наших моноклональных антител, информационные листовки с кратким описанием предлагаемой нами продукции на английском языке.
Завершив обустройство нашего стенда, отправляемся обедать в один из разбросанных по территории Выставки многочисленных ресторанчиков-кафе, где кормят вкусно и не очень дорого.
Территория Выставки довольно большая. Много павильонов разных стран Европы, Америки, Азии. Есть павильоны и ряда стран Африки, Австралии. С ними я познакомлюсь позднее. Работа Выставки начнется дня через два. Поэтому мы имеем возможность познакомиться пока с жизнью столицы Индии, ее достопримечательностями, памятниками старины, правительственными зданиями, многочисленными храмами исламской и индуистской религии как средневековыми, так и современными.
Первую экскурсию мы совершили по городу всей нашей группой. Из отеля автобус доставил нас сначала в Красный Форт на восточном конце западного берега Джамуны- реки, на берегах которой расположена столица Индии.
Через Ворота Дели проходим во внутреннюю часть крепости. В крепости находится знаменитый рынок или Хата Базар., где можно приобрести уникальные миниатюры из слоновой кости, дорогие украшения и дешевую бижутерию.
Недалеко от Красного Форта расположен квартал ювелиров и ремесленников, где Вам предлагают богатейший выбор серебряных украшений. Автобус из Красного Форта привез нашу группу на одну из ювелирных фабрик. Хозяин радушно встретил граждан Великой Страны – СССР - большого друга Индии. Нам показали выставку серебряных изделий, изготовленных мастерами этой фабрики. Среди них и великолепные украшения и предметы быта. В фирменном магазине можно приобрести понравившиеся Вам изделия. Но так как финансовые возможности советских участников Международной Выставки ограничены, то мы довольствовались лишь лицезрением серебряных изделий и беседой с хозяином фабрики за чашкой настоящего индийского чая с восточными сладостями. Он отлично понимал, что советские «бизнесмены» вряд ли смогут приобрести у него какие-либо товары, но все же уделил нам внимание и время, ушедшие на «чайную церемонию».
После краткого отдыха в ювелирной лавке нас привезли в центр города, где расположены Ворота Индии - памятник солдатам, погибшим во время 1-й мировой войны, и Президентский Дворец, который был построен англичанами, как Резиденция Вице-короля Великобритании – наместника короля в Индии. Рядом с ним расположен комплекс административных и правительственных зданий, в числе которых - величественное здание Парламента Индии.
Побывали мы в тот день и у знаменитого минарета Кутаб Минар, высота которого 72,5 метра, у всемирно известной колонны из чистого железа. Колонна эта, как полагают, отлита либо «пришельцами» из космоса, либо из какого-то упавшего на территорию Индии огромного метеорита, так как в то древнее время, когда она была изготовлена и воздвигнута, получать столь чистые выплавки железа никто на Земле не мог. Посетили мы и многочисленные храмы. К сожалению, названия их память моя не сохранила.
После экскурсии по историческим местам столицы Индии нас доставили в Нью-Дели - дипломатический район города, где расположены посольства и торговые представительства большинства государств Мира. Нам, естественно, показали в первую очередь здания посольств СССР и США. В этот район Нью-Дели мы с Татьяной Николаевной Ковалевой будем приезжать еще несколько раз. Дело в том, что один из работников Советского Торгпредства - ее давний знакомый. Он будет принимать нас у себя дома и сопровождать во время наших походов по рынкам и магазинам индийской столицы.
С ним я впервые прокатился на автомобиле корейского производства «Hunday». Тогда этот автомобиль показался мне просто шикарным. Уже во время нашего первого визита к нему Татьяна Николаевна попросила его помочь нам приобрести меховые изделия. Он сразу же позвонил своему знакомому индийцу, торгующему недорогими мехами. Пока мы обедали, наш заказ был уже практически готов, и нас уже ждали в меховом магазине-ателье.
Наш любезный хозяин - сотрудник советского торгпредства - подвез нас в торговый квартал по хорошо известному ему адресу. Там мы выбрали, исходя из наших финансовых возможностей, три меховых куртки. Одну- лисью я приобрел для Лиды, а другую - из рыси (или степного волка, точно уж не помню) - для Галочки. Тащить куртки в гостиницу мы не хотели и наш «хозяин» (сотрудник торгпредства) любезно согласился подержать их до нашего отъезда у себя дома.
Как-то утром я осмелел и отправился в ювелирные магазинчики, расположенные в подземных этажах нашего отеля «Софитель» знакомиться с камешками. Из приобретенных мной камней были изготовлены в серебре, на мой взгляд, очень симпатичные кольца и серьги. У ювелира, которого мне порекомендовал представитель Торгпредства СССР, я приобрел сравнительно недорого несколько изделий из гранатов (бусы), тигрового глаза и симпатичное кольцо для Галочки с «набором» из разных самоцветов. В других ювелирных магазинах я купил жемчужные бусы для женщин нашего семейства. При виде такого разнообразия драгоценных камней, серебра и золота, честно говоря, в то время «глаза разбегались» (воистину: «Не счесть алмазов в каменных пещерах, не счесть жемчужин в море полуденном!!!» как поется в песне индийского гостя в знаменитой опере Римского-Корсакова «Садко»).
Дели - это город контрастов. Наряду с очень богатыми людьми, живущими в шикарных дворцах и вилах, огромное число полунищих и нищих, живущих на улицах города под открытым небом. Нигде раньше подобной массовой нищеты мне видеть не доводилось.
Нас предупредили, чтобы мы не употребляли в пищу предлагаемые на улицах вкусно пахнущие и весьма привлекательные на вид восточные яства, не ели приобретенные фрукты без предварительной «обработки» их кипятком. Это единственный способ уберечь себя от заражения кишечными заболеваниями. В Дели, да, наверное, и везде в Индии нельзя употреблять некипяченую воду даже в гостиницах. Чистить зубы также следует, используя не водопроводную воду, а кипяченую. В ресторане отеля мы получали «кипяток» в специальных термосах. Эту воду мы и использовали в быту.
Когда открылась «Выставка», приходилось проводить большую часть дня (с 10 до 18 часов) у стенда. Хотя наша экспозиция и привлекла посетителей, но никаких контрактов заключить нам не удалось.
В один из дней я посетил в Нью-Дели индийский институт иммунологии репродукции, который тогда возглавлял всемирно известный, но, по мнению ВОЗ, «скандально известный» профессор Тальвар. Дело в том, что в конце 70-х годов ХХ столетия профессор Тальвар, вопреки рекомендациям ВОЗ, начал проводить клинические испытания контрацептивной вакцины на основе бета-субъединицы ХГЧ на женщинах. ВОЗ лишила индийского профессора финансовой поддержки. Однако профессор Тальвар получил на свои исследования деньги (около 1 млн. долларов США) от международного фонда – «Популяционного Совета» - и продолжил свою работу над этой вакциной.
В Индии проблема регуляции рождаемости была признана государственной и, учитывая «скорость» прироста населения этой страны, решать проблему ограничения рождаемости пытались самыми разными способами. Однако и до сих пор эффективных методов контрацепции, способных ограничить рост рождаемости в Индии, нет. Население этой страны уже перевалило за 1 миллиард.
Я предварительно позвонил профессору Тальвару, и он любезно согласился принять меня. В назначенный день он прислал за мной служебный автомобиль, и от ворот Выставки его шофер доставил меня в Институт.
Профессор Тальвар встретил меня в своем кабинете. После беседы с ним мы прошли по лабораториям Института, где он представил меня своим научным сотрудникам. С одним из них у нас было много общих интересов. Я рассказал о наших исследованиях по разработке контрацептивной вакцина на основе антигенов блестящей оболочки яйцеклетки и проведенных экспериментах по регуляции рождаемости у животных, в том числе и у обезьян. Его наши данные очень заинтересовали. Поговорили мы и о тест-системах на основе моноклональных антител в ХГЧ для диагностики ранних сроков беременности у женщин, которые мы привезли на проходящую в Дели Выставку. Доктор Гупта выразил желание, чтобы наши научные контакты стали бы более тесными, и мы даже наметили области наших будущих исследований.
К сожалению, осуществить это нам не удалось. Распад СССР, смена руководства в Институте иммунологии репродукции в Дели - все это помешало нашим наметившимся контактам. Профессор Тальвар уже во второй половине 90-х годов ушел в отставку по возрасту, и, как я узнал, уже в 1998-м году Институт этот возглавил доктор Гупта. Но до этого момента пройдут еще долгие годы, а вот наша интересная встреча и беседа в тот далекий уже вечер конца октября 1990-го года сохранилась в моей памяти.
Я провел в Институте несколько часов. По завершению моего визита шофер профессора Тальвара отвез меня в «Софитель» - гостиницу, расположенную на другом конце города. Ехали мы с ним, наверное, около часа.
Работа наша на Выставке подходила к концу. Мы побывали во многих интересных местах, познакомились с достопримечательностями столицы Индии. В один из дней наш знакомый из торгпредства отвез нас на вещевой рынок. Это один из самых больших рынков, которые мне довелось посещать. Тогда я впервые попал в такой огромный торговый центр. Огромные ангары буквально ломились от всевозможных товаров. Уже позднее, в 90-е годы, доведется мне побывать на подобных рынках в Пекине и Стамбуле, а в Москве на «Ярмарке» Лужниках, на стадионе «Динамо», в «ЦСКА», а позднее в Тушино и других московских рынках середины 90-х – начала 2000-х годов, но все они вряд ли могут составить конкуренцию тому Делийскому «Базару». Мне удалось приобрести в Дели сувениры для всех своих родных и близких, так что из Индии возвращался я не с пустыми руками.
Вот и подошел день расставания с прекрасной Индией. Но до этого побываю я еще в Агре, где находится великолепный Тадж-Махал - одно из «Чудес Света».
На юг от столицы Индии, примерно в 250 километрах, находится Агра - город в Штате Утар Прадеш. Ранним утром от нашего отеля «Софитель» мы уезжаем в Агру. Автобус быстро катит по свободным еще от транспорта дорогам. Однако уже через пару часов скорость автобуса падает из-за пробок на дороге. Мы делаем остановку, чтобы подышать свежим воздухом и размяться. Лишь к полудню прибываем в Агру. К автобусу сразу же бросаются торговцы сувенирами. Здесь можно сравнительно дешево приобрести изделия из полудрагоценных камней. Я купил несколько ниток бус, довольно красивых, чтобы в качестве сувениров подарить их сотрудникам лаборатории и СП «АС». Значительно дороже стоят золотые и серебряные украшения. Меня они не особенно интересуют.
Но вот, отбившись от наседавшей толпы уличных торговцев, мы отправляемся с нашим гидом на экскурсию по Агре. Одной из главных достопримечательностей этого города является Форт Агры, расположенный в излучине реки Джамуны (Gamuna) почти в центре средневекового города. Крепость эта построена из красного песчаника и очень хорошо сохранилась до наших дней. Внутри форта сохранились Дворцы и башни. В одной из башен –Жасминовой – томился в заточении Шах Джахан (Shah Jahan). Он был свергнут своими сыновьями и умер в заточении. В свои последние дни он неустанно смотрел на Тадж Махал - гробницу его любимой жены Мумтаз Махал. Мавзолей Тадж Махал, жемчужина мировой архитектуры, находится невдалеке от Форта и хорошо виден с его территории. Из Форта мы пешком отправляемся туда.
Мавзолей этот был построен в первой половине ХV11 века. Этот совершенный беломраморный храм украшен богатой мозаикой. Он строился почти 22 года и считается вершиной архитектуры Великих Моголов. Комплекс гробницы с двумя мечетями и четырьмя высокими минаретами по углам находится внутри собственного двора с красивыми цветниками, каналами и бассейнами.
Войти внутрь мавзолея можно, только сняв обувь. Пропорции мавзолея, его купола, двух мечетей и четырех минаретов настолько совершенны, что трудно оторвать глаз от этих строений. Нам повезло. Мы любовались Тадж Махалом и в полуденный зной, и в лучах заходящего солнца.
Мне повезло в жизни. Из семи «чудес света» мне довелось любоваться и египетскими пирамидами в Гизе, под Каиром (пирамиды Хеопса и Хефрена), и величественным Колизеем в Риме (я не только бродил по улицам вечного города, любуясь громадой древнего строения, но и вместе с Лидой неоднократно прыгал по каменным плитам его «трибун», и, сидя на них, ел итальянское мороженое), вместе с Лидой побывали мы и на Великой Китайской стене. Однако другие «Чудеса Света», такие как Висячие сады Семирамиды в Вавилоне, колос Родосский, Александрийский маяк, храм Зевса увидеть мне, увы, не довелось.
С богатым багажом впечатлений мы покидаем Агру и отправляемся в обратный путь. В Дели мы прибыли поздно ночью. Весь следующий день прошел под знаком подготовки к отъезду. И вот настал миг прощания с Индией. Пройден таможенный и паспортный контроль, группа наша ждет приглашения на посадку. Еще несколько томительных часов перелета - и наш лайнер совершает посадку в аэропорту Шереметьево-2 города Москвы.
Еще ни разу в жизни я не привозил из своих поездок (туристических и служебных) столько сувениров, как в ту индийскую командировку.
Проявив свои фотопленки, мы с Лидой «изготовили» много красивых слайдов. На них были запечатлены ярчайшие впечатления увиденного мной в Индии, в том числе и Красный Форт в Дели, и Тадж Махал в Агре, и многое другое.
В декабре Н.В. Чебышев пригласил меня прочитать лекцию для студентов-медиков 1-го МОЛМИ на кафедре биологии, посвященную проблемам иммунологии репродукции. Свою лекцию я начал с рассказа о великой любви Шаха Джахана к своей супруге Мумтаз, в память о которой и был воздвигнут знаменитый Тадж Махал в Агре.
Я показал студентам слайды этого великолепного строения и только после этого перешел к проблемам репродукции. Связь между этими «событиями»: смертью Мумтаз и репродукцией объясняется тем, что любимая супруга Шах Джахана умерла «в родах».
Уходил в историю 1990-й год. Что принесет нам Новый 1991-й год, открывающий последнее десятилетие ХХ века. Даже в самых смелых прогнозах тогда никто не мог предвидеть, что грядущий год ознаменует собой конец одной из «Империй» - супердержавы СССР, которая распадется на 15 независимых государств. Это событие означало и конец «мировой системы социализма», рухнувшей в результате конкурентной борьбы с «загнивающим капитализмом». В 90-е годы, наконец-то, рухнул «железный занавес».
Но что это принесет простым гражданам Новой России, конечно, тогда ни мы сами, ни «футурологи» сказать не могли.
Для меня же 1991-й год начинался с тревожных ожиданий неминуемой, грядущей трагической развязки - уходом от нас моего любимого папы. Всем нам еще предстоит испытать на себе боль и тяжесть этой невосполнимой утраты.
1991
Начало последнего десятилетия ХХ века прошло относительно спокойно, если не считать чувства постоянной тревоги, которое не покидало меня и было связано с болезнью папы. В середине февраля его вновь положили в больницу для проведения инфузионной терапии.
В это же время Андрей отправился в командировку в США, и мы с Лидой вынуждены были перебраться в Отрадное на улицу Санникова, так как Ира одна с Дашенькой оставаться не могла. Утром, сделав во дворе зарядку, я отводил Дашеньку в детский сад, располагавшийся тогда в соседнем дворе, метрах в 300-400 от дома 1 по улице Санникова, где мы жили. Затем, позавтракав, мы все отправлялись по своим «рабочим местам». Во время рабочего дня нужно было выкроить время для визита в 7-ю горбольницу, где находился на лечении папа, навестить маму на Якорной улице, а затем успеть к 18 часам за Дашенькой в детсад. Так протекали наши дни холодного февраля 1991-го года.
После ужина вечерами мы выходили на прогулку в сквер на улице Санникова, тянувшийся, наверное, на целый километр в сторону станции метро «Отрадное».
В конце февраля мы с Лидой на 4-5 дней вылетели в Сочи, где проходила конференция по биотехнологии и использованию тест-систем на основе моноклональных антител к антигенам и гормонам человека в медицинской практике. Из студеной Москвы мы попали в теплый, сначала солнечный, но затем дождливый черноморский курорт. Зимой в Сочи мне еще бывать не приходилось.
Конференция проходила в одном из пансионатов в пригороде Сочи. Заседания и демонстрации начинались в 10.00. До этого я успевал сделать зарядку в чудесном парке, на территории которого размещались корпуса пансионата. Приняв душ и побрившись, мы шли завтракать в столовую пансионата. А затем отправлялись в конференц-зал на заседания. Вечерами у нас в номере собиралась «молодежь», и мы коротали вечерние часы в компании моих коллег за бокалом красного вина и нехитрой закуски, беседуя о проблемах биотехнологии, о трудностях научной работы в наших советских условиях, перемежая серьезные разговоры веселыми байками и анекдотами.
Пару раз выезжали мы на экскурсии. Одну из поездок в горы я хорошо помню и сейчас. Дело в том, что тогда я впервые в жизни собирал «в природе» подснежники и фиалки. Это сейчас в Кемнитце, в феврале-начале марта, собирать в лесу подснежники - дело совершенно ординарное. Более того, садовые подснежники растут в огромном количестве в садах дачных участков (в том числе и во дворике нашего дома) и на скверах и газонах возле зданий на улицах города. А тогда я с увлечением лазил по горным склонам, собирая Лидочке букет живых цветов. Помню и нашу поездку в центр Сочи, где мы бродили по приморскому бульвару, любуясь неспокойным Черным морем в дождливый зимний день.
Вернулись мы в Москву 1-го марта. В аэропорту «Внуково» нас встретили Галочка с Сашей и детьми. Когда мы подошли к машине, то нас ждал сюрприз - еще один будущий член нашей семьи. В этот день ребята приобрели симпатичного щенка-далматина - Эльзу. Белая, с черными пятнышками, черноухая собачонка была очень трогательна. Но у меня сразу же возник вопрос, зачем ребята (Галя с Сашей) приобрели щенка. Ведь это - такая обуза и ответственность. Быть может, щенок и доставит радость Катеньке и Паше, но радость эта будет недолгой, а заботиться о щенке, гулять с ним они вряд ли будут.
В общем-то, так и получилось. Ни вытирать за щенком лужи на паркете дома, ни гулять с ним, когда он подрастет, ни кормить его Катя с Пашей так и не стали. И все же Эльза стала всеобщей любимицей. Четырнадцать лет проживет красавица-собака в Галиной семье. Лишь в 1998 году она будет разлучена с нами. Причиной тому - наш отъезд на ПМЖ в Германию. В январе 1999-го года она воссоединится с нами уже в Кемнитце, куда Галя с Сашей привезут ее из Москвы. В Кемнитце Эльза проживет первые 7 месяцев в «хайме» на Гайдн-штрассе 40 (Haydnstr.), а затем последует за нами на улицу Чайковского в Зонненберг - район Кемнитца. Ее постоянным местом жительства станет квартира под крышей дома 52, но часто будет бывать она и у нас в доме 63 по той же улице. Будет это и в период Галиной учебы в Лейпциге, и во время ежегодных поездок ребят по странам Европы. Эльза будет сопровождать нас с Лидой во время наших прогулок по Цайсигвальду (Zeisigwald).
По собачьим меркам Эльза прожила долгую жизнь, почти 98 лет (14х7). В последние годы она тяжело болела, но лишь за 3-4- месяца до кончины силы начали покидать ее. Ушла она из жизни в конце февраля 2005 года. В память о ней остались у нас многочисленные фотографии, записи на видеокассетах и портрет «в интерьере», сделанный рукой Наты Конышевой. Художница, завершая работу над картиной, на которой были изображены Лида с Катенякой, дорисовала на холсте уже, наверное, полуторагодовалую Эльзу.
Много волнений, тревог и забот доставили нам и Эльзины роды. Акушеркой здесь выступала Лида. Эльза принесла 7 чудесных щенков, причем, два из них были необычной масти. Вместо черных пятен у них на белом фоне были шоколадные пятна. Щенки Эльзы разбрелись по свету Двое из них отправились в Западную Европу (Бельгию и Голландию), а вскоре за ними отправились искать счастья и мы. Об Эльзе можно рассказывать много интересного, но думаю, что делать этого не следует. Все Вы сохранили свои личные воспоминания об Эльзе, которую все мы по-своему любили.
Вернувшись из Сочи, мы с Лидой вновь перебрались в Отрадное, где и находились с Ирой и Дашенькой вплоть до возвращения Андрея из США, то-есть, до начала апреля.
Весна тревоги нашей
Холодная весна 1991-го года может быть названа «весной тревоги нашей». Болезнь папы вступала в критический период. В апреле у него начались кровотечения из расширенных вен пищевода и желудка. Несколько раз ночью открывались кровотечения, сопровождающиеся рвотой кровью. Приходилось вызывать «скорую помощь». Приостановить такое развитие болезни было невозможно. Мы пытались хоть как-то помочь ему.
Я приобрел викасол - препарат, способствующий лучшему «свертыванию крови». Я надеялся, что препарат этот уменьшит кровопотерю из варикозно расширенных вен пищевода и желудка. Регулярный прием викасола оказывал, конечно, какое-то действие, но он не мог приостановить патологический процесс, приводивший к подобным «приступам». Вся тяжесть ухода за папой в такие дни, как впрочем и в остальные дни его тяжелой болезни, легла на маму. Она стоически выносила все нагрузки, бессонные ночи. Мы делали все, чтобы хоть как-то облегчить ее страдания и муки. Но что могли сделать мы, обремененные работой и «бытом». А тут еще начались «неприятности» с нашим «хозяином», у которого мы снимали квартиру на Беговой 2. Толя, не получив вовремя «перевода» из бухгалтерии кооператива «Мечников», стал настаивать на разрыве договора найма квартиры. Я погасил задолжность из собственных средств. Позднее деньги были ему переведены, и он вернул мне внесенную ранее сумму.
Но в тот период наступили уже иные времена. Он нашел уже на свою квартиру новых арендаторов, которые соглашались платить ему валютой и в несколько раз больше, чем он получал от нас. Единственное, что удалось достичь в разговоре с ним - это аренда нами квартиры до июля месяца 1991 года. Мы с Лидой должны были заняться в это трудное время еще и решением своего «квартирного вопроса».
У Курского вокзала, в коммунальной квартире у Иры Вербицкой, Андрюшиной супруги, была комната, в которую мы года два-три назад отвезли свою старую мебель после того, как я получил в Институте талон на ГДР-овскую жилую комнату. Мы решили привести в порядок эту комнату и какое-то время пожить с Лидой в ней. Но трагический поворот событий - смерть папы заставила нас на время забыть о наших проблемах.
А 5 мая 1991 года мы собрались все на Якорной улице у моих родителей, чтобы в семейном кругу отметить их день рождения. В тот год им исполнилось по 86 лет. Папа проживет после этого всего лишь две недели. Десятого и одиннадцатого мая у него вновь были обильные кровотечения и «кровавая рвота». Вся стена в комнате, где стояла его софа, была залита кровью.
Приступы болей усилились и уже не купировались обычными обезболивающими средствами. Участковый врач выписал ему препараты морфина. Я знал, что если начать вводить ему эти препараты, то больше нескольких дней он не протянет. Я всячески пытался оттянуть неминуемую развязку, но числа 15-го мая измученному рвотой, болями и бессонницей папе пришлось сделать первую инъекцию морфия.
Он уснул. Прилегла отдохнуть и мама. Эта «пауза» дала папе краткий миг отдыха от болей. Он проспал несколько часов. На ночь пришлось сделать еще одну инъекцию морфина. Ночь эта прошла спокойно. Но это было началом конца.
19 мая, в воскресенье (или субботу), мы с Лидой приехали утром на Якорную улицу к моим родителям. Я сделал папе очередной укол. Он уснул. Мы с Лидой поехали на Курский вокзал, чтобы окончательно подготовить комнату для нашего будущего переезда на новое место жительства.
Вымыв полы и развесив шторы, мы зашли в аптеку, купили папе викасол и отправились к ним на Якорную улицу. Было, наверное, часа два. Когда мы позвонили в квартиру родителей, дверь нам открыл Толя. Он и сообщил нам, что папа скончался буквально час назад.
Перед смертью папа попросил Толю отвести его в туалет, затем Толя помыл его в ванне, довел папу до софы и посадил его. А спустя несколько минут Толя обратил внимание, что папа не дышит. Он ушел из жизни очищенный, совершив «обряд» омовения. Врачи, приехавшие уже когда мы с Лидой были на Якорной улице, констатировали смерть папы. Была вызвана «перевозка» и тело папы было перевезено в морг 7-й горбольницы.
Мы вызвали агента похоронного бюро, и в тот же день подписали договор на проведение необходимых ритуальных услуг, связанных с похоронами папы, внесли агенту похоронного бюро необходимую сумму за заказанный гроб, венок, цветы и автобус, который доставит папу и провожающих его в последний путь на кладбище в Малаховке под Москвой. На следующий день мы с Толей отправились «выбивать» место на кладбище.
Заплатив смотрителю кладбища и пообещав ему помощь в приобретении дефицитного тогда «валокордина», мы получили на Малаховском кладбище два места, чтобы и после смерти мамы она могла бы быть рядом с папой. Когда все формальности были решены, назначили день похорон.
В те годы даже похоронить человека в СССР и организовать «поминки» было очень непросто. Для организации поминок мы получили, кажется, в Собесе (Одел социального обеспечения населения) по месту жительства папы, талоны на приобретение в магазине, специально отведенном для оказания таких «услуг» населению, водки и продуктов.
Поминки решено было организовать в квартире, где тогда жили мы с Лидой, то-есть на Беговой 2-107.
Прощание с папой проходило в траурном зале 7-й горбольницы. Проводить его в последний путь собрались все наши московские родственники, близкие друзья Толи и Раи, мои коллеги по кооперативу «Мечников» и СП «АС».
Мы с Лидой подготовили нашу квартиру для приема гостей, которые пожелали разделить с нами боль нашей утраты и принять участие в этой тризне. Стол был накрыт, основные закуски приготовлены. Труд доделать кое-что к столу взяла на себя Света - Раина подруга. Пока мы провожали папу к месту захоронения, она отварила картошку, расставила на столе салаты и другие закуски.
Похоронен папа на Малаховском кладбище на хорошем светлом участке, под белой березой. Там же покоится теперь и моя мама, пережившая своего супруга на пять с половиной лет.
С кладбища кавалькада - автобус и автомашины - двинулась в Москву на Беговую улицу. Когда все поднялись на 8-й этаж и вошли в нашу квартиру, я предложил нашим гостям сразу же занять места за столом. как и положено, мы выпили «не чокаясь» за ушедшего от нас моего папу. Дав возможность участникам этого траурного мероприятия закусить, я взял слово и рассказал немного о папе. Вспомнил его нелегкую жизнь с детских лет (об этом он рассказывал нам немногословно и нехотя), участие в 2-х жестоких войнах (финской и Второй Мировой войне), о его ранении под Сталинградом в начале 1943 года, о приезде в Омск (где мы находились в эвакуации) на долечивание в госпитале, о возвращении в Москву, о тяжелых послевоенных годах нашей жизни на Остаповском шоссе, о годах ожидания лучшей жизни, о радостях и печалях нашей семьи.
Мы еще раз выпили за память прекрасного человека, примерного семьянина (как принято говорить о таких мужчинах), верного супруга и заботливого отца, деда и прадеда.
Чтобы как-то разрядить тягостную атмосферу поминок, я начал рассказывать и о смешных моментах нашей семейной жизни, об остроумии папы, о его благодушии, стремлении избегать каких-либо конфликтов со своими близкими. Вспомнил я и о том, что папа ни разу в жизни не поднял руку на своих детей. Более того, он благосклонно относился к нашим мальчишеским шалостям. Как-то еще в годы войны (в начале 1944-го года), когда я уже слишком расшалился, папа сказал мне: «Можешь ты хоть одну минутку посидеть спокойно?». В ответ на это я, шестилетний мальчик, взял старый будильник, ходивший в те годы лишь в положении лежа, сел с ним на подзеркальник в комнате дяди Пети и тети Ривы и, глядя на циферблат, молча просидел ровно одну минуту. После чего, бросив будильник, начал носиться по комнате вокруг стола с криком и визгом. Папа сразу же оценил мой «остроумный ответ» и от души хохотал над своим находчивым сыном.
Вспомнил я и папины кулинарные «экзерсисы». Как он в 1946 году на даче в Загорянке (мама в тот день уехала в Москву) сварил нам жаркое, походившее более на суп. Как мы (папа, Люба Хромченко, Толя и я) хохотали от души над видом этого блюда.
Я рассказал и о походах в баню, которая на протяжении многих лет была папой любима, и о том, что папа был душой наших семейных застолий, и о папиных «военных рассказах», и как Галочка - 4-х–5-ти летняя папина внучка - просила деда рассказать, как его убили (она, вероятно, имела в виде папино ранение под Сталинградом). Мне удалось расшевелить притихшую вначале компанию.
Вслед за мной своими воспоминаниями о Семене Наумовиче (Сеньке, «Кицюне»), отце и деде, поделились лидин отец Борис Сергеевич, папин племянник Фимка Хромченко, Наум Белопольский, мой брат Толя, папин старший сын, сын Ханана и Гуты Леня Хромченко, Володя Земляков (муж Тани Томашпольской), Андрюша и другие. Все они говорили о человеческих достоинствах моего отца. Память о нем они (кто еще жив), наверняка, хранят и сейчас, несмотря на то, что жизнь разбросала нас по разным странам и континентам.
Поминки те, на мой взгляд, были достойны светлой памяти моего отца.
Для увековечивания памяти папы на его могиле через год после его смерти был установлен надгробный камень из черного гранита с высеченным на нем портретом и надписью:
Вербицкий Шнеер Наумович
1905-1991
От жены, детей, внуков и правнуков
После смерти мамы на этом же камне появилась и еще одна надпись:
Томашпольская Мария Моисеевна
1905-1996
Надгробный камень этот и сейчас стоит на могиле моих родителей на кладбище в Малаховке, под Москвой. Мы с Лидой ежегодно навещаем могилу моих родителей, отдавая дань уважения и любви им и их светлой памяти.
Переезд
В начале июля мы с Лидой перетащили снова на старое место жительства свои вещи из съемной квартиры 107 в квартиру 110, вновь объединившись с Галиной семьей. Правда, все мы тогда жили на даче в «Заветах Ильича», так что наш символический переезд никого не стеснил. В июне начались уже переговоры об обмене квартиры. В соседнем подъезде нашего дома на 3-м этаже, в квартире 66, жили две семьи. Одна из них занимала две комнаты, одна из которых была превращена в две небольшие смежные комнатки; в третьей был прописан молодой парень.
Семья, занимавшая две трети квартиры, мечтала о переезде в отдельную квартиру из коммуналки. Нужно было уговорить одинокого жильца выехать из этой квартиры. Мы могли предложить ему Ирину комнату у Курского вокзала, а разницу в метраже «компенсировать» доплатой. Переговоры шли вплоть до осени. Решить эту «задачу» удалось в конце сентября. Пришлось осуществить и довольно сложный «бумажный обмен».
Андрюша выписался с Беговой 13-62 в Отрадное, в квартиру на улице Санникова, где были прописаны мы с Лидой. Туда же «переезжала» и Ира, чью комнату мы представили «отселенцу» из квартиры 66 по Беговой улице дом 2. В нашу квартиру 110 на восьмом этаже 4-го подъезда переехала семья соседа Виктора из 3-его подъезда, а мы с Галочкиной семьей в квартиру 66. Причем, мы с Лидой «прописались» в квартиру Лидиных родителей в доме 13 по Беговой улице. Я специально забежал с этим сложным «переездом» и обменом квартиры хронологически немного вперед.
Сам же переезд произошел в октябре 1991 года. Да и то назвать его переездом можно лишь условно. Дело в том, что квартира 66 была в ужасном состоянии и требовала «капитального» ремонта, с некоторой внутренней перестройкой.
Мы перетащили в нее наши вещи, а сами на 2,5-3 месяца отправились жить на дачу в «заветы Ильича». Но до этого момента пройдут еще долгих четыре месяца, заполненные интересными поездками (Китай, ФРГ), экскурсиями (Ясная Поляна, Ростов Великий, Переславль Залесский), ГКЧП-истским путчем - событием не просто государственного, а, прямо скажу, планетарного масштаба и значения. Ведь после этого путча в августе 1991 года все мы оказались, фактически, в другой стране, хотя СССР формально просуществовал до декабря того же года.
Так что наш «квартирный вопрос» решался в весьма тревожные для страны и советского народа дни.
Шоковая терапия
А теперь о наиболее интересных событиях лета и сени 1991 года в хронологическом порядке.
Но прежде чем перейти к жизни нашей семьи лета 1991 года, хочу напомнить о ситуации в стране- СССР в 90-м–91-м годах.
Во первых, в этот период произошли изменения в составе Правительства - Совета Министров СССР. Вместо Н.И.Рыжкова, возглавлявшего Правительство с начала «перестройки», то-есть с 1985 года, новым Предсовмина был назначен бывший ранее министром финансов В.Павлов. При нем и был осуществлен «отъем» средств у населения. Были заморожены и, следовательно, просто пропали трудовые сбережения граждан страны Советов, хранившиеся в Сберкассах СССР. Пропали и так называемые «похоронные» деньги, откладываемые для проведения собственных похорон пожилыми людьми и стариками. В одночасье все простые люди СССР стали попросту нищими или точнее неимущими.
Невольно вспоминается анекдот советских времен, основанный на игре слов.
«Спрашивают - сколько классов насчитывается в советском обществе. Отвечают - три. Какие? Неимущие, имущие и кулаки. «Неимущие» - это номенклатура КПСС. Они пользуются госдачей, государственной квартирой и персональным (служебным) автомобилем - ничего «собственного» не имеют. (На самом деле – это самый привилегированный «слой» общества). «Имущие» - это, те, у кого есть кооперативная квартира, собственная дача и автомобиль. Это средний по значимости слой. И, наконец, «кулаки». Это большая часть населения страны. Люди эти, получив зарплату, «зажимают ее в кулак» и бегут домой, чтобы не пропить ее по дороге».
Так вот, почти все «имущие» и «кулаки» свои сбережения в результате «Павловской реформы» потеряли.
Далее ушел с поста Министра иностранных дел СССР - «сподвижник» М.С.Горбачева - Э.А. Шеварднадзе. На съезде народных депутатов (Верховный Совет СССР) он заявил, что в СССР нарастает угроза «демократии» и возврата к «диктатуре». В этих условиях он не может больше работать ни в Правительстве СССР, ни в Политбюро ЦК КПСС. На его место был назначен Б.Панкин. И, наконец, Первый Президент СССР М.С.Горбачев «выбрал» своего заместителя. На Сессии Верховного Совета СССР с большим трудом после нескольких туров голосования, на пост Вице-президента СССР был избран Геннадий Янаев.
Весной 1991 года был назначен Всенародный Референдум по вопросу о сохранении СССР как единого государства, поскольку в Союзных Республиках, да и в Центре нарастали центробежные настроения, то-есть, тенденция к распаду СССР. Естественно, что во всех Республиках СССР народ проголосовал за сохранение «единого и могучего Советского Союза». И еще, 12 июня на пост Президента РСФСР был избран Б.Н.Ельцин. Позднее этот день будет провозглашен «Днем независимости России».
Китай
Вот в такой обстановке жили мы в июле 1991 года, когда мы с Лидой и Гендиректором СП «АС» В.И.Казаковым отправились в Китай.
Мы вылетели в Пекин - столицу Китая - из Международного аэропорта «Шереметьево-2». Прошли паспортный и таможенный контроль (летели мы в Китай со служебными загранпаспортами граждан СССР). До вылета самолета по расписанию оставалось еще более часа.
Мы побродили по магазинам «Free Shop», знакомясь с ценами на предлагаемые алкогольные напитки, сувениры, меховые изделия, одежду, аудио- и видеотехнику. Выпили по бокалу пива, а затем и по чашечке черного кофе. Наконец, объявили посадку. По коридору прошли на борт самолета и заняли свои места в салоне «аэробуса». Во время полета смотрели предложенную пассажирам видеопрограмму, читали прихваченные с собой и имеющиеся на борту газеты и журналы. За время полета нам дважды приносили еду (завтрак и обед), угощали пивом, вином и прохладительными напитками. Летели мы на сей раз как VIP-пассажиры в бизнес-классе.
Время в пути - более 6 часов. И вот уже самолет наш пошел на снижение. В салоне загорелось табло: «Просьба застегнуть ремни». Через минут 20-25 наш авиалайнер совершил легкую посадку в аэропорту столицы Народного Китая - городе Пекине. В аэропорту нас встретил представитель компьютерной фирмы, с которой СП «АС» еще в период «правления» в СП «АС» О.Н.Белюстина заключило контракт на приобретение партии компьютеров. Решил ли О.Белюстин «кинуть» китайских партнеров или в силу других причин, но отдавать «долг» в три миллиона тогдашних рублей (а для нас это была достаточно большая сумма) он не спешил. После освобождения его с поста Гендиректора СП «АС», дела с этой фирмой вел В.И.Казаков. В течение года долг этот удалось вернуть.
В знак благодарности руководство этой фирмы пригласило нас в Пекин. Более того, они организовали для нас встречу в Минздраве КНР. Дело в том, что два года назад - в 1989 году - в КНР проходила Международная Выставка, на которой были представлены от СП «АС» и наши экспонаты: тесты для определения ранних сроков беременности у женщин и моноклональные антитела к гормонам репродуктивной системы человека.
Хотя мы сами участия в той Выставке не принимали, но представленная нами продукция вызвала интерес у представителей Минздрава КНР. В течение года мы получали письма с предложениями о совместных проектах. Вот мы и решили совместить «Приятное с полезным»: посмотреть Китай и провести переговоры с представителями Министерства здравоохранения КНР.
Из аэропорта на автомобиле представителя Китайской фирмы мы отправились в гостиницу. Для нас с Лидой был забронирован номер на двоих, а для В.И. Казакова- одноместный номер. Отель, где мы проведем восемь дней, расположен в районе новостроек, довольно далеко от центра Пекина. Это новое 12-ти этажное строение. Наши номера располагались на 4-ом этаже. Мы занесли свои вещи, умылись и спустились в ресторан на 1-й этаж гостиницы.
Представитель китайской фирмы ждал нас в ресторане, где для нас уже был заказан обед. Как потом оказалось, все расходы по нашему пребыванию в гостинице, то-есть оплата наших номеров и питание в ресторане, взяла на себя китайская сторона. Более того, за все экскурсии по городу, поездки на Великую Китайскую стену, посещение Панда-хауза (зоопарка, где содержатся панды) и обед в ресторане «Пекинская утка» расходы на себя взяла принимавшая нас фирма. Так что выделенная нам на командировку довольно-таки приличная сумма в долларах США пошла на приобретение сувениров, да на оплату такси.
Я, конечно, был наслышан о прелестях китайской кухни, но отведать блюда в ресторане столицы КНР тогда мне довелось впервые. Помню и наш первый обед. Нам были предложены овощные салаты, бульон с какими-то белыми «брусочками», размерами 2-3х4 см. Как оказалось - это таящее во рту суфле из куриного мяса. Особенно понравились мне «королевские креветки». Таких крупных жареных креветок я до тех пор никогда не видел и, естественно, не пробовал. Они мне так понравились, что я практически каждый день заказывал себе порцию великолепных креветок, которые поглощал с удовольствием, запивая светлым, холодным пивом.
После обеда мы поднялись к нам в номер, где и познакомились с программой нашего пребывания в Пекине.
Встреча в Минздраве пройдет лишь в конце следующей недели. Так что первые дни мы практически свободны и можем знакомиться с достопримечательностями Пекина.
Точно уж не помню, но, вероятно, мы прибыли в Пекин в выходные дни. После обеда наш «хозяин» - представитель фирмы - повез нас знакомиться с городом. Улицы были свободны от транспорта. Мы доехали до центра Пекина - площади Тяньанмынь. В переводе - это площадь Небесного Мира. Как Вы знаете, Китай с древних времен зовется поднебесной империей или просто «Поднебесной».
Площадь Тяньанмынь - крупнейшая городская площадь в Мире. На ее 40 гектарах во время парадов и демонстраций собираются более 1 млн. человек.
По средней оси площади на 38-ми метровую высоту вздымается гранитный монумент народных героев, посвященный жертвам и мученикам Революции. Средину площади занимает мавзолей Мао Цзэдуна. Тело «Великого Кормчего» – Председателя КПК (Коммунистической партии Китая) - покоится в среднем зале в хрустальном гробу, покрытом красным полотнищем - Знаменем КПК.
По сторонам площади находятся здания Музеев: Истории Китая и музея Китайской Революции. Напротив них находится Большой зал Дворца Народов, в котором проходят национальные народные Конгрессы и Государственные банкеты. К площади Тяньанмыня примыкает Императорский Дворец. Когда-то это был закрытый город, резиденция Китайских императоров. Сейчас это- Дворцовый музей или Старый Дворец. Начало его строительства уходит вглубь веков- Х111-Х1V, но своих нынешних размеров Дворец достиг при Императоре Ионгли из династии Мин (1407-1420гг).
Территория императорского дворца обнесена высокой десятиметровой стеной и окружена широким рвом, заполненным водой. Четыре сторожевые башни по углам охраняют 9999 Залов, Дворцов, Храмов и Павильонов. Китайцы называли Императорский Дворец пурпурным городом, так как стены его и колонны были окрашены в интенсивный пурпурный цвет. Этот цвет - символ Полярной звезды, которая, по мнению китайцев, является центром Космоса (Вселенной), как китайский Император - центр Империи.
Самым грандиозным строением комплекса Императорского Дворца является Зал (или Дворец) Высшей Гармонии, в котором проходили важнейшие государственные церемонии, например, коронации новых императоров, празднование Нового Года. Великолепно убранство многочисленных залов, павильонов и дворцов комплекса Императорского Дворца. Особенно впечатляют вырезанные из дерева и покрытые позолотой потолки Дворцов, где часто присутствуют изображения Драконов. В многочисленных дворцах и залах сохранена обстановка и убранство их времен Китайских императоров. Мы провели почти целый день в этом уникальном Дворцовом музее, восхищаясь мастерством старых китайских архитекторов, художников, скульпторов, ремесленников, ювелиров, создавших все это великолепие, дошедшее до наших дней.
Незабываемым моментом нашего визита в Китай было и посещение Великой Китайской Стены. Нам довелось побывать на одном из восстановленных участков Стены, протянувшейся словно огромный серый Дракон на 6440 км. Это уникальное фортификационное сооружение, как считают, является единственным строением на Земле, которое можно увидеть с Луны (но на самом деле это не соответствует действительности).
Участок, который посетили мы, находится, примерно, в 100 км от Пекина. Серые каменные стены поднимаются на высоту в 10 метров. Ширина их достигает 5 метров. Десятикилометровый реставрированный участок Великой Китайской Стены оснащен многочисленными оборонительными Башнями, Бойницами, сигнальными Башнями и казармами. Чтобы подняться на одну из оборонительных Башен нужно проделать путь, наверное, в более чем 1000 ступеней. Из нашей четверки (Лида, В.И.Казаков, сопровождавший нас представитель Китайской фирмы и Ваш покорный слуга) лишь я совершил этот непростой подъем. За это я был вознагражден грандиозной панорамой, открывшейся со сторожевой башни.
Нынешняя Стена была окончательно достроена во времена императоров династии Мин. Стена служила не только оборонительным целям, защищая империю от набегов врагов, но и выполняла информационные функции. С помощью дыма и огня можно было передавать сигналы тревоги за короткое время на огромные расстояния.
Первые «отрезки» стены были возведены еще в 7 веке до нашей эры. А если учесть данные археологов, раскопавших многочисленные участки Стены, то ее протяженность достигнет 50.000 километров. Воистину, это чудесное творение рук человеческих. Оно по праву считается одним из Чудес Света.
Возвращаясь с экскурсии на Великую Китайскую Стену, мы заехали еще и в единственный, наверное, в Мире Зоопарк, где содержатся только панды – так называемый «Дом Панды». Мы наблюдали за жизнью этих удивительных бамбуковых медведей (а на самом деле енотовидных зверей) почти в естественных условиях обитания.
За те несколько дней, что мы провели в Пекине, понять жизнь народа этой Великой страны с уникальной древнейшей культурой, конечно, невозможно. Но и то, что нам довелось увидеть, впечатляло. Мы попали в Китай в период, когда «экономическое чудо», выдвинувшее уже в конце ХХ- начале ХХ1 веков КНР в число наиболее бурно развивающихся стран Мира, было лишь «в зародыше». Но и тогда меня потрясло удивительное трудолюбие китайцев.
Рядом с нашим отелем в те дни возвышались многоэтажные здания новых гостиниц. С раннего утра до поздней ночи кипела работа на этих стройках, а многочисленные рабочие сновали по стройплощадкам словно муравьи.
И еще - такого количества велосипедистов, как в Пекине, мне больше нигде увидеть не довелось. Велосипед в те годы был основным видом транспорта для миллионов жителей Китайской столицы. Проезжая на такси по улицам Пекина в часы пик, мы видели, как сплошным потоком текла по улицам «река велосипедистов» всех возрастов.
Побывали мы, и ни один раз, на знаменитом (для российских челноков) Пекинском вещевом рынке. От изобилия и разнообразия шерстяных, кожаных и текстильных изделий, причем, весьма приличного качества, глаза разбегались. Ведь в те годы у нас в СССР ничего подобного, даже в Москве, купить было практически невозможно. Мы приобрели для себя и своих домочадцев много хороших предметов одежды, красивые сувениры и памятные подарки.
Намеченная на конец недели встреча в Минздраве КНР прошла, как говорится, в дружеской обстановке. Принимала меня замминистра здравоохранения, симпатичная, средних лет китаянка. Мы поговорили о проблемах регуляции рождаемости, особенно остро стоящих перед Минздравом Китая. Уже в те годы население этой страны перевалило далеко за 1 миллиард и продолжало неукоснительно расти. Политика Правительства и, естественно, Минздрава КНР была направлена на ограничение рождаемости. Поэтому мой рассказ о разработке контрацептивной вакцины на основе антигенов блестящей оболочки яйцеклетки (естественно, пока в эксперименте у животных) ее весьма заинтересовал.
Я продемонстрировал также наши тест-системы для определения ранних сроков беременности у женщин: лабораторный и «домашний» варианты. Услышал из уст Замминистра комплементы в адрес наших разработок. Но для КНР острота в приобретении таких тест-систем, существовавшая два года назад, уже прошла. Они создали уже два совместных предприятия с Канадой и США и наладили выпуск «домашних» тестов. Так что со своим предложением мы опоздали.
Нас угостили чаем. За чашкой чая мы продолжили. уже «в светском плане», беседу. Меня расспрашивали о жизни в СССР и о моих впечатлениях от увиденного в Китае.
Сама же Замминистра с удовольствием вспоминала свои поездки в СССР. Она побывала в Москве и Ленинграде (Санкт-Петербург) и сохранила в своей памяти многие «картинки» достопримечательностей наших столиц, говоря сегодняшним языком.
Ну и последнее «яркое впечатление» от посещения Пекина - это наш поход в Ресторан «Пекинская Утка». Китайская фирма, принимавшая нас, устроила в честь Советских гостей небольшой прием в этом широко известном ресторане, славившемся своей чисто китайской кухней.
Обилие мясных блюд, предложенных нам, их потрясающий вкус привели, к сожалению, к «отрицательному результату». Когда нам подали, как говорится, «главное блюдо» - Пекинскую утку, то мы уже не могли насладиться вкусным блюдом из птицы, так как были уже сыты «по горло».
Мы покидали Китай с багажом огромных впечатлений и полными чемоданами «барахла» и сувениров.
Совершив длительный перелет по маршруту Пекин-Москва, мы благополучно прибыли в «Шереметьево», откуда нас на автомобиле СП «АС» доставили на Беговую 2-110.
Впервые в ФРГ
Спустя несколько дней после возвращения из Китая, мы с В.И.Казаковым отправились в ФРГ. Это был мой первый визит в Объединенную Германию. Мы прилетели в Берлин в аэропорт Тегель. Тегель - это бывший главный аэропорт Западного Берлина. Он, конечно, уступает ГДР-овскому Шонефельду, но зато расположен близко от центра города.
В аэропорту нас встретили Раймунд с Оксаной, и на их новой «Ладе» с двигателем от «Порше» мы отправились к месту нашего жительства в Восточном Берлине. На сей раз мы остановимся на квартире брата Раймунда Хендрика. В то время он еще заканчивал свое образование в СССР, в Ленинграде, и квартира его была свободна. Я впервые тогда проезжал по улицам бывшего Западного Берлина и с интересом наблюдал из автомобиля за бурлившей там жизнью.
А вот и знакомые мне места Восточного Берлина: Александр-платц, улица Ленина. По ней мы катим от центра в сторону дома, где мы с В.И.Казаковым проведем пять дней нашего пребывания в Берлине.
Пятиэтажный дом, каждый подъезд которого пронумерован как отдельный дом. В Москве у нас такого нет. Квартира, в которой нам предстоит жить - точная копия квартиры в Хайме, где мы проведем 1-ый год нашего пребывания в Германии, куда мы прибудем на ПМЖ в 1998-м году. Правда, сейчас в 3-х комнатной квартире нас будет всего двое, а в Хайме в таких же 3-х комнатах нас будет 8 человек: Галя, Саша, Катя, Павлик, Ира с Данькой и мы с Лидой.
Из Берлина мы через пару дней вместе с Раймундом отправимся в Росток. Нам предстоит решить там кое-какие финансовые вопросы пока же в нашем распоряжении три свободных дня. Мы потратим их на знакомство с городом. Восточная часть Берлина мне хорошо знакома, а вот Западный Берлин предстоит мне «освоить».
Конечно, за первые 10 месяцев, прошедших с момента объединения Германии, разница в уровне жизни в двух частях Берлина, Западном и Восточном, все еще очень заметна. Большую часть нашего времени мы с Казаковым провели в Западном Берлине. Бродили по главной улице его Шпандау, знакомились с достопримечательностями города. Совершили экскурсионную поездку по Западному Берлину на 2-х этажном автобусе. Посетили колонну «Победы», побывали у Рейхстага, у здания Оперного театра. Наблюдали как молодежь прыгает вниз головой с высокой вышки, привязав себя за ногу к резиновой ленте. Тогда этот «аттракцион» был модным и, вероятно, весьма популярным.
В Восточном Берлине я показал Казакову «Остров искусств». Мы побывали с ним в Музее «Пергамон», в Берлинском Доме- кафедральном соборе Берлина, побродили по Александр-платц, посидели в сквере у фонтана «Нептун» («Посейдон») напротив здания Красной Ратуши.
Обедали с ним в маленьких, уютных кафе на Пост-штрассе. Завтракали и ужинали мы, как правило, дома, поедая вкусные немецкие сосиски, колбасы и ветчину и запивая их пивом.
Владимир Иванович, впервые оказавшийся тогда в капстране, с интересом знакомился не только с достопримечательностями Берлина, но и с магазинами, особенно Западного Берлина. И мне порой с трудом удавалось вытащить его из шикарных западноберлинских «бутиков» и универмагов, тянувшихся сплошной «цепью» по центральной улице Западного Берлина Шпандау. Оксана предупредила нас, чтобы мы в дорогих магазинах ничего не покупали, а приобретали бы аналогичные товары в магазине «Р и С».
На один день мы выехали на автомобиле Раймунда в Росток, но нужного нам человека там не застали. Мы вернулись в Берлин, приобрели на имевшиеся у нас командировочные сувениры и вылетели в Москву.
Ясная Поляна и Золотое Кольцо
Начало августа - мы с Лидой, поездив по странам и континентам, решили свой отпуск провести в Москве. Галочка с детьми и Сашей уехали в Артемовск. Отдохнув пару дней на даче в «Заветах Ильича», мы в «Экскурсбюро», недалеко от ГУМа, приобрели себе путевки на две турпоездки: в Ясную Поляну - имение Л.Н.Толстого под Тулой и в два старинных русских города, входящих в так называемое «Золотое Кольцо»: Ростов Великий и Переславль Залесский. Обе поездки - автобусные. Экскурсионный автобус в «Ясную Поляну» отправлялся утром с улицы 25-летия Октября (теперь - Никольская).
Ясная Поляна- это священное для россиян, да и, наверное, для всех культурных людей Мира место. Там великий русский писатель Лев Николаевич Толстой жил и работал на протяжении нескольких десятилетий, создав выдающиеся произведения, обогатившие мировую культуру. В Ясной Поляне им написаны романы «Война и мир», «Анна Каренина», «Воскресение», пьеса «Власть тьмы», многие повести и рассказы. Было интересно побывать в местах, где жил и творил великий писатель, познакомиться с усадьбой, обстановкой дома, увидеть письменный стол, за которым были написаны шедевры мировой литературы. Обстановка в доме, утварь и одежда- все сохранено в том виде, как при жизни писателя.
Все увиденное и услышанное от экскурсовода свидетельствовало, что Лев Толстой вел в усадьбе довольно аскетический образ жизни. Видимо, «погуляв» и «погрешив» в молодые годы, в зрелом возрасте и в старости Л.Н.Толстой, поменяв свой взгляд на жизнь, склонился к такому образу жизни.
Невольно вспоминаются слова популярной в СССР в 60-е –70-е годы, шуточной песни: «… жил-был Большой Русский писатель, граф Лев Николаевич Толстой. Он мясо и рыбу не кушал, ходил всю дорогу босой.».
Мы провели в Ясной Поляне несколько незабываемых часов. Возвращались в Москву уже к вечеру. По дороге домой автобус наш сделал небольшую по времени остановку в Калинине (Твери). Мы получили возможность побродить по центру старинного русского города на Волге. Этот наш краткий визит в Тверь окажется последним в моей жизни.
Больше ни в Ясной Поляне, ни в Твери побывать мне не доведется. В Москву мы вернулись поздним вечером и лишь к полуночи добрались до дома.
Спустя несколько дней, в середине августа мы отправились с Лидой в следующую экскурсионную поездку. На сей раз мы посетили старинные русские города, входящие в состав так называемого «Золотого кольца» - это Ростов Великий и Переславль Залесский.
В середине 60-х мы побывали уже в главных городах «Золотого кольца»: Суздаль и Владимир. Ту нашу поездку с членами Правления «АПН» я уже в свое время описал. Теперь же мы решили пополнить наши впечатления о русской старине.
Наш автобус ранним утром солнечного августовского дня, проследовав по еще не заполненным автотранспортом улицам Москвы, выехал на кольцевую дорогу и взял курс на Переславль Залесский.
Экскурсовод в пути знакомила нас с историей этого города, памятниками старины, дошедшими до наших дней, рассказывала об Александре Невском и Петре 1, которые в определенные периоды своей жизни бывали в этом старинном русском городе.
Так вот, Переславль Залесский был основан в 1152 году, то-есть через 5 лет после основания Москвы, князем Юрием Долгоруким. Итак, у Москвы и Переславля Залесского один и тот же основатель. Но если Москва строилась на 7-ми холмах по берегам Москвы-реки, то Переславль Залесский- на берегах Плещеева озера. Поначалу это была небольшая крепость, в которой в 1152 году был заложен «первый камень» в основание Спасо-Преображенского собора, а уже в 1179 году город этот становится княжеской резиденцией. Город неоднократно подвергался опустошительным набегам. Враги сжигали его, уничтожали защитников города. Но народ возвращался, восстанавливал свой город. С Х1V века судьба связала Переславль Залесский с Москвой, и они вместе боролись с врагами.
Город строился и рос. Он находился на важном торговом пути, связывавшем Москву с северными территориями, в том числе с Архангельском на Белом море. Во времена Ивана Грозного Переславль становится оплотом Опричины Ивана Грозного, созданной им для борьбы с непокорным боярством, то-есть становится стратегическим военным пунктом. К этому времени относится возведение Никитского монастыря, игравшего роль укрепленного района.
В конце ХV11 века в Переславль приезжает юный Петр Великий, тогда 16-летний юноша. На берегах Плещеева озера строит он свой «потешный» флот. На озере он проводит «морские баталии», а ботик Петра 1 до сих пор хранится в музее города.
После побед Петра 1 в войне со Швецией, выходом России к Балтийскому морю и основания Санкт-Петербурга Северный торговый путь, связывавший Москву с Архангельском, утратил свое значение. Прошел «звездный час» и в истории Переславля Залесского. Хотя город и был еще в ХV111 веке резиденцией епископов Православной церкви, в административном плане он подчинялся уже городу Владимиру.
Одна из главных достопримечательностей Переславля - Спасо-Преображенский кафедральный собор. В этом храме много плит. На которых записана «судьба» Великого князя Александра Невского, который правил в этом городе, вероятно, в 1240-1263 годах.
Легендарный князь и видный воевода прославился своими победами над шведами в устье Ижоры , в месте впадения ее в Неву, за что и получил свое имя – Невский. А в 1242 году русские дружины под руководством Александра Невского разгромили войска немецкого рыцарского ордена на берегах и льду Чудского озера. Это легендарное» ледовое побоище» показано в знаменитом фильме С.Эйзенштейна «Александр Невский».
Я до сих пор помню знаменитую фразу- предостережение, прозвучавшую из уст Великого князя, роль которого в том фильме сыграл выдающийся актер Николай Черкасов: «Кто к нам с мечом придет, тот от меча и погибнет!». С этим девизом шли в бой российские войска на протяжении веков, вплоть до Великой Отечественной войны.
На площади перед кафедральным Спасо-Преображенским собором установлен бронзовый бюст Александра Невского.
Мы познакомились и с другими достопримечательностями города, побывали в музее «Ботика», побродили по живописным берегам Плещеева озера. Массы впечатлений от посещения этого уголка России было бы вполне достаточно, но нам предстояло в этот же день познакомиться еще с одним уникальным старинным городом- Ростовом Великим.
Ростов был уже в Х веке центром Залесских земель. В 988 году он был отдан Киевским князем в управление своему сыну, который позднее станет Великим князем Ярославом Мудрым.
Расположен Ростов на берегах озера Неро. До начала Х111 века Ростов входил в состав Владимирско-Суздальского княжества. Город, как и другие русские княжества, подвергался многократно набегам врагов, в том числе и татаро-монголов. Во время набегов город разрушали, но он вновь восстанавливался из пепла.
Великолепны и храмы Ростовского Кремля, но особо впечатляет Спасо-Ярославский монастырь на берегу озера Неро.
Кафедральный собор Ростова Великого похож на пяти-купольное строение Успенского собора Московского Кремля. Знаменита Колокольня Ростовского кафедрального Собора, построенная в 1682-1687 годах по образу и подобию Колокольни Ивана Великого в Московском Кремле. В состав ансамбля Ростовского Кремля, в котором мы провели несколько незабываемых часов, помимо Кафедрального Успенского Собора и Колокольни. Входят Воскресенская надвратная церковь, Белый и Красный Дворцы.
Воскресенская церковь связывает площадь Кафедрального собора с Митрополичьим дворцом, на котором и находятся два названных выше Дворца. В Кремле находятся также Княжеские покои, церковь Богородицы Одигитрии и другие строения.
В церкви Христа-Спасителя, построенной в 1675 году как домашняя церковь Митрополита, хорошо сохранились прекрасные фрески ХV11 века.
Уже в Кремле к нашей группе подошли «деловые ребята», предлагавшие знаменитую ростовскую финифть. Помню, как в 1987 году на Мексико-платц в Вене наши бывшие соотечественники спрашивали у туристов из СССР, нет ли у них Ростовской финифти. Изделия в виде комплектов: серьги, кольца, кулоны, броши, показанные нам были действительно хороши. Так как денег с собой у нас тогда не было, мы договорились с одним из «художников», что он привезет в Москву через пару недель выбранные нами наборы. Я дал ему наш домашний телефон.
Честно говоря, я не надеялся, что он выполнит свое обещание и начал уже забывать об этом уговоре. Каково же было мое удивление, когда вечером в начале сентября у нас в квартире раздался телефонный звонок. Звонили из Ростова Великого. Заказ наш был выполнен, и мы условились о встрече у нас дома на следующий день. «Ростовчанин» привез не только понравившиеся нам ранее наборы, но и кое-что дополнительно. Мы сторговались и за умеренную центу приобрели у него все привезенные изделия из знаменитой ростовской финифти. Многие наборы мы уже раздарили своим родным и друзьям, но несколько изделий хранятся у нас и сейчас как память о нашем посещении старинного русского города - Ростова Великого.
После этих двух ярких, но все же утомительных поездок, мы с Лидой отправились на несколько дней на дачу в «Заветы Ильича», чтобы немного отдохнуть на свежем воздухе.
Путч ГКЧП
К сожалению, отдых наш на сей раз оказался довольно кратким. Причиной тому была попытка Государственного переворота в СССР, известная как «ГКЧП-истский путч». Случилось это 19 августа 1991 года. Но об этом чуть позже.
Мы провели на даче пару спокойных дней. Ходили в лес и на речку. Играли с Лидой в нарды. Тишина и покой. Но отдых наш продолжался недолго.
19 августа, возвращаясь с зарядки, я встретил Мишу Зубавина- нашего соседа по ул.Добролюбова. Он возвращался со станции «Заветов Ильича», проводив в Москву супругу. «Слышали, - спросил он ,- в Москве государственный переворот?». Я, конечно, ничего еще не слышал и, естественно, никакой информацией не обладал.
Честно говоря, я не принял всерьез сообщение соседа, подумав, что он что-то напутал.
Придя домой, я включил телевизор. На всех программах передавали балет «Лебединое озеро». Слышать музыку П.И.Чайковского и видеть прекрасный классический балет в исполнении прославленной трупы Большого театра было, конечно, приятно. Но хотелось узнать, что же происходит в стране. Однако, никакой информации телевидение не давало.
Мы с Лидой быстро собрались и отправились в Москву. На Беговую мы прибыли, наверное, к полудню. Включив телевизор, я вновь увидел знакомую «картинку» - продолжение балетного спектакля «Лебединое озеро». Шла сцена «танец маленьких лебедей».
Я вспомнил, как в 1965 году на комсомольской школе в Подмосковье в феврале месяце (или начале марта), мы, несколько великовозрастных «комсомольцев», играя в «КВН», исполняли «танец маленьких лебеде. Тогда это было смешно. Сейчас же танец этот вызывал чувство неопределенности и тревоги. Но внезапно передача балета была приостановлена, в эфир вышла информационная программа «Гостелерадио». Передавали пресс-конференцию «ГКЧП».
За столом «президиума» сидели: Вице-президент СССР Г.Янаев, Министр внутренних дел А.Пуго, Министр обороны, маршал Советского Союза Д.Язов, «Министр» государственной безопасности, Председатель КГБ В.Крючков, Главком сухопутных войск, генерал В.Варенников, Председатель Совета Министров СССР В.Павлов и другие высокопоставленные руководители КПСС и Правительства.
Слово было предоставлено Геннадию Янаеву - Вице-президенту СССР. Вид у него был жалкий, руки дрожали. Не очень твердым голосом, с плохо скрываемым страхом, он сообщил, что в связи с болезнью Президента СССР, Генерального Секретаря ЦК КПСС М.С.Горбачева и с невозможностью исполнять им обязанности Президента Страны в СССР, создан Государственный Комитет Чрезвычайного положения, Председателем которого избран Вице-президент СССР Г.Янаев. «ГКЧП» - так звучала аббревиатура этого Комитета - взял на себя всю полноту власти в Стране и ввел в СССР режим Чрезвычайного Положения.
Да, это был Государственный переворот!!!
Что будет дальше - никто, конечно, тогда сказать не мог.
Вскоре в Москву были введены танки. Итак, Вице-президент, Предсовмина и Силовые министры (обороны, внутренних дел и госбезопасности) образовали «ГКЧП» и отстранили от власти законно избранного Президента СССР М.С.Горбачева (находящегося с семьей на отдыхе в Крыму, в Форосе). М.С.Горбачев был попросту изолирован от внешнего Мира. Всякая связь с его резиденцией в Форосе была прервана (блокирована). На рейде стоял военный корабль, кажется, эсминец.
«ГКЧП-исты» не проявили для полного захвата власти в стране необходимой жесткости и решительности. Их действия были плохо спланированными и недостаточно скоординированными. Кое-кто в союзных республиках и крупных городах поспешил перейти на сторону ГКЧП. За это они вскоре потеряли свои «посты».
Лидер «российской демократии» - Б.Н.Ельцин был предупрежден кем-то о происходящих в Кремле и, естественно,, в СССР событиях. Ему удалось благополучно добраться до «Белого дома». Так называли здание на Краснопресненской набережной, где заседал Верховный Совет РСФСР и работало Правительство России.
Вскоре к Белому дому потянулись сторонники демократических преобразований в стране.
Народ создал вокруг Белого дома живое кольцо, став стеной на пути введенных ГКЧП-истами танков и войск. Участниками «живого кольца» были простые люди, молодежь, в том числе студенты и учащиеся, интеллигенция, рабочие. Среди них были и известные общественные деятели- писатели, журналисты, артисты, музыканты, художники. Самым знаменитым участником «живого кольца» был, несомненно, выдающийся виолончелист и дирижер Мстислав Ростропович, прилетевший из Парижа, чтобы вместе с народом отстоять демократию в России.
Все мы с замиранием сердца ждали развития событий. По логике государственных переворотов следовало ждать штурма «Белого дома», ареста Б.Н.Ельцина и его сторонников, установления в СССР военной диктатуры.
Но штурма не последовало. Войска и танки были из Москвы выведены. В Форос «освобождать» Президента СССР М.С.Горбачева вылетела «делегация» Верховного Совета РСФСР во главе в А.В.Руцким - полковником, участвовавшим в афганской войне. Они и привезли Президента СССР в Москву.
Члены ГКЧП были арестованы, а Б.Н.Ельцин стал буквально Героем Новой России.
Но до этого в Москве произошли трагические события- на третий день ГКЧП-истского переворота пролилась кровь 4-х невинных молодых людей, погибших при выдвижении танков к Белому дому, в районе туннеля на Садовом кольце, между Смоленской площадью и площадью Восстания (Новинским бульваром). Этот трагический инцидент стал «сигналом» к активным действиям со стороны «демократов» - Б.Н.Ельцина и его сторонников. Похороны погибших на Ваганьковском кладбище вылились в буквальном смысле в акт гражданского неповиновения народа «ГКЧП» и в движение народа в поддержку «демократии».
Итак, государственный переворот в СССР провалился. «ГКЧП-исты» арестованы, их сторонники были от власти отстранены. Один из главных «ГКЧП-истов» – Министр Внутренних дел СССР А.Пуго застрелился. Покончил самоубийством (или был убит в своем кабинете в Кремле в субботу, 24-го августа) советник Президента СССР по обороне Герой Советского Союза, маршал СССР В.Ахромеев, в состав ГКЧП не входивший, но идеи «ГКЧП» и его цель - сохранить СССР и предотвратить его неминуемый распад, разделявший.
Спустя короткое время еще один крупный партийный работник, Управляющий Делами ЦК КПСС Кручина, был убит, но согласно официальному сообщению покончил жизнь самоубийством, выбросившись из окна своей квартиры. Он был «ключевой фигурой» в финансовых делах Партии. Именно Кручина знал, где и на каких секретных (тайных) счетах в зарубежных банках хранится «золото Партии».
В дни путча в Москву из Артемовска вернулись Галочка, Саша, Катеняка и Павлик. Они могли, конечно, провести последние дни летних каникул на даче в «заветах Ильича». Но тревожное чувство неизвестности заставляло нас в эти дни держаться вместе.
Чтобы тревога взрослых не передалась малышам, я затеял с Павликом своеобразную игру. Мы представляли себя с ним «народными разведчиками», призванными выслеживать шпионов и диверсантов, пытающихся навредить нашей стране. О всех подозрительных лицах мы «сообщали» в отделение милиции. Мы ходили с ним вокруг нашего дома, заглядывали на Скаковую аллею и на дорожку, шедшую вдоль железнодорожного полотна Белорусской железной дороги.
Мы были с ним осторожны, бдительны и предельно внимательны. Как-то мимо нашего дома на бензоколонку проехала черная «Волга», окна которой были закрыты шторами. По какой-то причине она провела на бензоколонке более длительное время, чем другие автомашины. Я сказал Паше, что это очень подозрительный автомобиль, в котором, возможно, находятся «шпионы». Мы пошли с ним к телефону-автомату.
Кабинка телефона стояла тогда на углу нашего дома у входа в «Детский сад». Войдя в кабинку, я снял трубку и стал крутить диск телефона, будто бы набирая номер отделения милиции. Четырехлетний внук мой стоял прижавшись ко мне и, затаив дыхание, ждал, чтобы я передал «важное сообщение». Разыграв «диалог» с дежурным офицером милиции, я сообщил ему о том, что мы, вероятно, обнаружили «шпионов».
На вопрос «дежурного» - кто мы?, я ответил, назвав свое имя и имя Павлика. В ответ «дежурный» поблагодарил нас и велел продолжать наше дежурство. Павлик, слушая этот разговор, был чрезвычайно горд нашим участием в борьбе с «врагами Родины».
Таких моментов за наше «дежурство» в течение нескольких дней было немало. Тогда, я почти уверен, Павлик верил в серьезность и достоверность наших «боевых действий» и телефонных разговоров с дежурными милиционерами.
С тех пор прошло почти 15 лет. И вот как-то, дней 10 назад, когда я напомнил ему о «ГКЧП-истском» путче и наших с ним «дежурствах. Он сказал: «А ты тогда правда звонил в милицию или делал вид???». Мне пришлось признаться в моем «обмане», но «за давностью лет» привлекать меня к «уголовной ответственности» за это уже не представляется возможным. Мы с ним вместе посмеялись над нами и нашими действиями в период путча в августе 1991 года.
Итак, путч подавлен, ГКЧП-исты» арестованы, Президент СССР М.С.Горбачев оказался практически не у дел. Вся полнота власти перешла к Президенту Российской Федерации Б.Н.Ельцину и его «команде». СССР доживал свои последние дни. Но никто тогда не мог даже в самом смелом сне «предположить», что СССР развалится столь быстро.
В декабре, в Беловежской пуще, Б.Н.Ельцин - Президент России, В.Кравчук - Президент Украины и А.Шушкевич - Председатель Верховного Совета Белоруссии подписали меморандум о денонсировании Союзного Договора о создании СССР от 22 декабря 1922 года.
СССР не просуществовал и 70-ти лет. «Империя зла», как назвал СССР президент США Р.Рейган, рухнула в одночасье. И на постсоветском пространстве появились 15 независимых государств.
Говорят, что названная выше «троица» пьянствовала в течение нескольких дней, пока их помощники согласовывали текст «меморандума». Когда же все было готово, не протрезвев, они поставили свои подписи под этим документом, поставившим последнюю точку в истории СССР. Это равносильно тому, что они забили последний гвоздь в гроб «коммунистической» державы.
Закончилась целая эпоха в Мировой истории. Больше не было уже 2-х противостоящих друг другу мировых систем. Социализм потерпел полный крах в «мирном соревновании с капитализмом (империализмом). Окончилась «холодная война». Страны Восточной Европы освободились от «опеки» со стороны «старшего брата» - СССР. В них прошли «бархатные революции». Прежние «марионеточные правительства», всецело зависящие от поддержки СССР и находившихся на территории этих «независимых» государств контингентов Советской Армии, рухнули. Народ избрал новые парламенты. Партии, победившие на первых после 2-й Мировой войны свободных выборах в Парламенты Стран Восточной Европы, сформировали Правительства и начали демократические реформы в странах бывшего «социалистического лагеря».
Спустя годы большинство этих стран, вышедших из-под многолетнего влияния СССР в начале 90-х годов ХХ века, ступили на иной путь развития. Многие страны Восточной Европы, бывшие ранее «странами народной демократии», теперь являются полноправными членами Европейского Союза.
Канул в лету «Варшавский договор» - военный Союз стран Соцлагеря, созданный СССР в противовес «НАТО» (Североатлантическому оборонительному Союзу). Ушел в историю и «СЭВ» - Совет экономической взаимопомощи соцстран Европы. Началась новая эра в истории России. Страна вступала на путь капиталистического развития.
Все «прелести» дикого капитализма 90-х годов ХХ века нам еще предстоит пережить. А сейчас, в конце 91-го года, мы находимся в преддверии грядущих перемен.
Зимовье на даче
В октябре 1991 года завершился «обмен квартиры». Мы должны переехать в квартиру 66 в соседнем подъезде дома 2 по Беговой улице. Нужно «паковать» вещи. Книги и ценные предметы мы перевезли на квартиру Лидиных родителей. Мебель, пианино, посуду, часть одежды перетащили в новую квартиру и сложили в одной из комнат. Я договорился с бригадой «ремонтников», передали бригадиру ключи от квартиры 66, а сами перебрались жить на дачу в «Заветы Ильича».
Мы впервые проведем последние недели осени и почти два с половиной зимних месяца в Подмосковье. Катя, естественно, в это время в школу не ходила. Галочка, Лида, Паша, Катенька и я проводили большую часть времени на даче. Саша приезжал вечерами с работы практически ежедневно.
В житье нашем на даче были и свои плюсы и определенные минусы. Из бытовых неудобств - туалет во дворе (я-то к таким «удобствам» привык с детства, а вот остальным пришлось приспосабливаться к новым условиям существования), за водой приходилось ходить с ведрами на колонку, находящуюся в 300-400 метрах от дачи. Зато все мы проводим на свежем воздухе много времени. Ходим с ребятами в лес, на речку, бегаем на спортплощадке в школьном дворе. Эльза резвится во дворе и на малолюдных в это время года улицах «Заветов Ильича».
Однажды, совершая прогулку по берегам, скованной уже льдом Серебрянки, Пашенька провалился у самого берега под лед. Мы с Эльзой ушли вперед. Лидочка была с ним рядом. Он, конечно, перепугался, очутившись по колено в студеной воде.
«Спаси, спаси меня!», - закричал он. Лидочка вытащила его на берег. Ноги его были, естественно, совершенно мокрыми (впрочем, как и у Лиды).
Я подбежал, схватил внука на руки и побежал с ним к нашей даче. От дальнего берега Серебрянки до улицы Добролюбова, где находился наш дом, было, наверное, километра полтора. Весь путь мы с Лидой то по очереди тащили Пашеньку на руках, то бежали с ним по дороге, затем вновь тащили его на руках.
Таким манером мы добрались с ним до дачи. Дома мы его раздели, растерли спиртом, напоили горячим чаем. И, слава Богу, Павлик не заболел.
А вот прогулка эта по зимнему Подмосковью сохранилась в моей памяти.
В конце декабря 1991 года мы с Лидой поехали вместе с членами правления СП «АС» в Ригу, где и встретили Новый 1992-й год. Галочка, Саша, Катя и Паша уехали на Новый год в Артемовск к Сашиным родителям.
Встретимся мы снова на даче в начале января 1992 года. Нам придется еще больше месяца провести на даче в «Заветах Ильича», пока, наконец, завершится ремонт в нашей квартире. Лишь в феврале мы сможем перебраться на новое место жительства.
14 марта 2004 года
Сегодня ночью я проснулся и стал вспоминать, где, в каких местах Земли нашей довелось мне побывать за свою долгую жизнь. Насчитал я 53 страны, разбросанные по 4-м континентам: Европе, Азии, Африке и Америке. Не довелось мне ступить и уже, наверное, не доведется на землю Австралии, Японии и Антарктиды. Из 4-х мировых океанов побывал я на морях, относящихся к бассейнам 3-х из них: Атлантического, Индийского и Тихого. К морям этим относятся: Черное, Средиземное, Балтийское, Северное, Красное. А как части Средиземного моря: Мраморное, Эгейское, Ионическое, Адриатическое, Тирренское, Лигурийское.
У побережья Чили, в Вальпараисо и в Винья-дель-Мар купался я в Тихом океане. Из перечисленных выше морей довелось мне поплавать и в Черном, и в Балтийском, и в Адриатическом, и в Красном. В Каспийском же море пришлось лишь «омыть руки», а в Северном- руки и ноги. Из озер бывал я на Байкале, Иссык-Куле, Ладожском, Плещеевом, Балатоне, Тракайском (Литва), Боденском озере, Титизее (в Шварцвальде), Гефсиманском (в Израиле), Жирардмеер (в Эльзасе, Франция), озеро Рица. На берегу великих рек стоял я, а в некоторых из них и плавал. Это Волга, Днепр, Дон, Ока, Дунай, Неман, Эльба, Даугава, Одер, Шпрее, Рейн, Майн, Мальдау (Влтава), Сена, Нева, Москва-река, Свислочь (в Минске), Псоу, Кура, Арагви, Кодори, Ингури, Тибр, Арно, Тахо (в Толедо, Испания)- это все Европа; Обь, Иртыш, Омка, Енисей, Селенга, Иордан (Азия); Нил (Африка). Довелось мне побывать и в пустынях: Гоби, Каракум, Негев и Арайская пустыня и в горах: Кавказских, Крымских, на Алтае, на Тянь-Шане, в Альпах и Кордильерах. Перечислять столицы и крупнейшие города Мира, в которых я побывал, наверное, не стоит. Назову лишь некоторые из них: Москва, Ленинград (Санкт-Петербург), Казань, Киев, Минск, Рязань, Хельсинки, Рига, Талинн, Тарту, Вильнюс, Будапешт, Петч, Вена, Белград, Каунас, Астрахань, Нижний Новгород (Горький), Тула, Тверь, Ростов Великий, Суздаль, Владимир, Баку, Тбилиси, Ереван, Кишинев, Измаил, Херсон, Севастополь, Одесса, Симферополь, Ялта, Сочи, Пицунда, Батуми, Поти, Ташкент, Самарканд, Хива, Кустанай, Бишкек, Ашхабад, Кушка, Кола-и-Мор, Акмолинск (Целиноград), Ростов на Дону, Новгород, Псков, Тарту, Каунас, Прага, Братислава, София, Пловдив, Плевна, Тырново, Варна, Стамбул, Ларнаса, Афины, Пирей, Валета, Рим, Ватикан, Флоренция, Венеция, Пиза, Милан, Католика, Болонья, Верона, Мадрид, Генуя, Валенсия, Барселона, Сарагоса, Толедо, Париж, Кольмар, Страсбург, Безансон, Дижон, Бельфор, Берлин, Франкфурт на Майне,, Висбаден, Марбург, Магдебург, Дрезден, Веймар, Эрфурт, Майсен, Лейпциг, Кемнитц, Нюрнберг, Гейдельберг, Констанц, Потсдам, Фрайбург, Фрайберг, Мюнхен, Штутгард, Амстердам, Гаага, Лондон, Оксфорд, Стратфорд на Айвоне (родина В.Шекспира), Улан-Батор, Эрдснет, Пекин, Красноярск, Новосибирск, Омск, Улан-Уде, Иерусалим, Тель-Авив, Хайфа, Сантьяго, Вальпараисо, Рио-де-Жанейро, Буэнос-Айрес, Монтевидео, Алжир, Базель, Варшава, Брест, Вязьма, Смоленск, Каир, Хургада, Назарет, Вифлеем.
Открытие памятника жертвам Холокоста в Берлине (10.05.2005)
Только что окончилась прямая трансляция по 1-му каналу (ARD) немецкого телевидения, посвященная открытию мемориала убитым нацистами в период 2-ой Мировой войны 6 миллионов евреев- „Denkmal f;r ermordeten Juden Europas“. Это важнейший мемориал в послевоенной Германии. В центре Берлина у Бранденбургских ворот на территории 19073 квадратных метров (это площадь двух футбольных полей) установлены 2711 бетонных стел. Число стел высотой от 20 см до 4, 7 м. не имеет какого-либо символического значения. Нью-йоркский архитектор Петер Айзенман выбрал размеры стел (толщина - 0, 95 м, ширина 2, 38 м, высоту я уже называл- от 0,2 м до 4,7 м). Расстояние между стелами о, 95 м. Стелы изготовлены из особо прочного бетона серого цвета. Специальный слой защищает их от посягательств хулиганов- осквернителей памятников. Мемориал будет охраняться круглосуточно.
На стелах нет никаких надписей. Архитектор хотел избежать какого-либо сходства с кладбищем
В подземном зале мемориала, площадью 800 квадратных метров, представлены документы о массовом уничтожении нацистами 6 миллионов европейских евреев. Это- фотографии, фильмы, рассказы о судьбах людей. Только из бюджета ФРГ на строительство мемориала было выделено 27,6 миллионов Евро. Строился он в течение 2-х лет. 2711 бетонных стел образуют волнообразный (волнистый) ландшафт. «Матерью» мемориала называют сегодня журналистку Леа Рош, которая 17 лет назад- в 1988 году начала «борьбу» за создание в Германии подобного мемориала. Настоящее имя ее Эдит. Она до 18 лет носила это имя и росла в католической семье. Правда, в семье неполной. Ее мать- вдова. Отец погиб на фронте. Жили они в Западном Берлине.
Причиной принятия нового имени было нежелание носить обычные немецкие имена, такие как Ганс, Франц, Фриц, Эдит, которые могли носить и преступники-убийцы, уничтожившие по приказу нацистов 6 миллионов евреев.
Торжественное заседание, посвященное открытию мемориала, открыл Президент Бундестага (Немецкого Парламента) Вольфганг Тирзе. Затем выступили Президент Центрального Совета евреев Германии Шпигель, одна из бывших заключенных концентрационных лагерей, ныне проживающая в Австрии, Леа Рош, рассказавшая о вкладе в создание монумента многих известных политических и общественных деятелей Германии, в числе которых бывший канцлер ФРГ Гельмут Коль, Президент Бундестага В.Тирзе, нынешний Канцлер Герхард Шрёдер, министр иностранных дел Йошка Фишер и др.
Архитектор Петер Айзенман отметил, что мемориал- это не только дань памяти жертвам холокоста. Он должен напоминать прежде всего немецкому народу о том, что подобная трагедия, когда народ цивилизованной страны в Европе позволил уничтожить 6 миллионов людей другого народа, не должна больше никогда повториться.
Затем кантор Нью-йоркской синагоги исполнил с оркестром несколько произведений известных композиторов, в том числе Мендельсона-Бартольди, Миле и Левандовского, а также молитву по умершим «Кадишь», а также фольклорную песню, посвященную молодежи, детям.
Когда же он поднялся на трибуну и спел еще одну молитву, весь зал встал. В течение нескольких минут, затаив дыхание, все присутствующие в зале музея гости слушали пение кантора Нью-йоркской синагоги. Если бы это могли услышать нацистские бонзы, организаторы и исполнители чудовищного и бесчеловечного уничтожения европейских евреев в период 2-й Мировой войны они наверняка перевернулись бы в своих могилах. Ведь их доктрина холокоста- целенаправленного истребления еврейского народа, хотя и обернулась ужасными по масштабам жертвами, провалилась. Еврейский народ существует. Более того, он сумел создать собственное государство- Израиль.
А в центре Берлина, у Бранденбургских ворот, пение еврейского кантора стоя слушают высшие руководители Германского государства.
Таков неумолимый ход истории. Но уроки той страшной трагедии не должны быть забыты. Это и должен ежедневно, ежечасно напоминать всем нам и, прежде всего, немецкому народу открытый сегодня мемориал жертв холокоста.