В 9-й книге "Метафизики", говоря о действии и способности, философ различает действие как акт и действие как движение. В акте нет разделения на действие и цель, каковое имеется у движения. Видеть и увидеть, мыслить и помыслить, достичь благополучия и наслаждаться благополучием (в переводе "хорошо жить" и "хорошо пожить"; Х. Арендт, разбирая этот пример в "Vita activa", переводит "эвдаймон" как постоянное, ведущее существо в человеке) -- одно и то же. Наоборот, учиться еще не значит научиться, строить не значит построить, идти не значит прийти.
Акты, которые ни к чему не стремятся, не имеют цели вне себя, суть не движение к цели, а прихождение к сущности. Человек есть видящий, мыслящий, имеющий в себе основу (даймона). Актуализация этих качеств образует род сущностных действий, в которых само действие есть осуществление цели или, вернее, способности, актуализацией которой и является акт.
Такие действия, как "видеть", "мыслить", "быть в ладу с собой", "играть", "любить" -- не определены целью, они потенциально бесконечны.
Акт есть сущее в действительности (энергейя), тогда как движение, которое всегда не завершено и стремится к цели, есть сущее в возможности (дюнамис).
Действие как движение заканчивается переходом в новое состояние: брать -- иметь; познавать -- знать; идти -- приходить. Пока я не пришел, я иду. И пока я иду, я не пришел. Действие как акт не ведет к новому состоянию, но, скорее, длит одно и то же состояние. Пока я не увидел, я не вижу. И пока я не вижу, я не увидел.
Здесь нам приходится обращать внимание на язык и одновременно на то, что языком называется. Собственно, так мыслит и Аристотель, не только в "Метафизике", но и в "Категориях", на первый взгляд, не различая логику и онтологию. Но как только мы сами попробуем так мыслить, тут же увидим, что различение здесь как раз очень четко. Более того, в этом различении и состоит основная философская работа. Например, языковая форма может подходить под наш пример, а обозначаемое ей явление -- нет. Так происходит в случае с состояниями, которые легко перепутать, чисто грамматически, с актами. "Знать", "владеть" -- вроде бы не имеют цели вне себя, как и "видеть", "мыслить", но первые суть не акты, а состояния, для которых можно найти действия, как движения: "познавать", "овладевать". Когда мы мыслим, мы заново продумываем возможности языка, связей семантики и грамматики, прежде всего.
Есть ли на самом деле такие акты, о которых говорит Аристотель, или это всего лишь игра языка и непродуманность того, о чем говорит язык?
Петь, хвалить, бранить, подражать, смеяться, печалиться, радоваться, жить -- акты или движения?
Аристотелево различение действий на акты и движения напоминает старую апорию о том, что не нужно бояться смерти. Пока я жив, я не умер, а когда умру, то уже не буду живым. Поэтому живому незачем бояться смерти. На первый взгляд, с жизнью обстоит так же, как с движением, а не с актом. Ведь то же самое сказать: пока я иду, я не пришел, а когда приду, уже не буду идти. Но если "идти" и "приходить" -- действия сходные между собой, то "жить" и "умирать" -- скорее, противоположности. Можно сказать "я иду, чтобы прийти", но нельзя сказать "я живу, чтобы умереть". Но почему чтобы идти, нужно обязательно идти куда-то? Разве я не могу просто гулять? Или странствовать. Идти потому, что это свойственно моей природе как подвижного живого существа. Так же, как растению свойственно расти, реке течь, а горе покоиться. Для чего человек танцует?
Он видит, потому что зрячий; мыслит, потому что разумный; играет, потому что играющий; любит, потому что любящий.